[SM] Герои, Боги & Приключения | ходы игроков | Деревня Туманной Рыбы

Это место... Этот.. мир.
Новый. Другой. Чужой.
Но... что поменялось?

Первое, что ты заметил, это... ветер. Какой-то не такой. Трудно сказать, что именно в нем не так, но уж ты, как Пугало, как как никто другой разбираешься в его дуновениях!.. Правда же?
Стоп.
Стоп.
Нет, это ложь, это наглая ложь. Ты НЕ пугало!
Ты маленькое человеческое отродье, подобных которому сам убивал не раз!

Ощущения нахлынули на тебя, словно ты попал под ливень. В волосах играет ветер, в ушах тоже, да и зад продувает, сердце колотится... во имя всех святых и проклятых, сколько ощущений!
Тебе СТРАШНО, тебе ХОЛОДНО, тебе НЕПОНЯТНО!
И поэтому, хочешь-не-хочешь, тебя на несколько секунд парализует сенсорная пере... ты и слов таких не знаешь... в общем, слишком много чувств на одного мелкого тебя.

Пришел в себя. Хорошо.
Касательно того, что ты ВИДИШЬ... черт подери ты теперь еще и ВИДИШЬ... а как раньше-то ориентировался, собственно?...
Место, в котором ты очутился - деревушка. Милая, уютная деревушка. Комфортная деревушка. Богатые поля, красивые дома, иногда даже двухэтажные.
Видно, что её жители имеют еду в достатке и могут позволить себе заняться украшением своего родного, любимого, прекрасного дома.
Ах да, это всё ГОРИТ. Украшения обратились в обломки! Двухэтажные дома полыхают пуще одноэтажных! А мирные жители, кажется, озверели!
...
Наверное, следовало заметить ЭТО в первую очередь.


По поводу крестьян. Они, словно озверевшая толпа животных, гонят в твою сторону маленькую девочку. Совершенно обыденная картина, я хочу заметить.
Уставшая, она видит тебя и тут же прячется за твоей спиной. Больше не может бежать.

В воздухе витает запах греха, и ты не знаешь, от кого именно несет.
Может, на всякий случай убить КАЖДОГО, вместе с девочкой?
Впрочем, выбор - как всегда - в твоих маленьких ручках.
Правда, в твоих ручках ещё и КОСА, что явно намекает! Но, знаешь, думай сам.

Как я мог потеряться? Плоха-плоха. Негодник ускользнул из моих лап. Ну да ладно барашки озверели пора их стричь. Что за... Я снова ребенок? Как это случилось? Неужто это был сон, но тогда где я? Почему я не дома?

Мальчик ощупывал вновь обретенную кожу. Она казалось такой новой. Так необычно было ощутить кожу на костях. Солома вновь стала медовыми волосами, а мертвые глаза снова видят мир. Обрывки одежды и соломенная шляпа остались напоминанием о кровожадных похождениях.

— И где я черт подери оказался? — мальчик осмотрел местность.

В далеке виднелась деревня. Сложно не заметить полыхающие дома. Посмотрим в чем там дела. Может даже поймем, что случилось со мной.

К мальчику подбежала девочка примерно его лет и не раздумываясь спряталась за ним. Словно он ее единственная защита. В их сторону двигалась толпа. Толпа бежала за девчушкой явно не с желанием вернуть ее нерадивому родителю.

— МЫ с тобой в навозной куче козочка, — явно слукавил Морти. — Давай свалим отсюда, — мальчик схватил ее за руку так крепко как моги потянул за собой.

Закинув косу на плече лезвием в низ, чтобы не порезать девчушку, мальчик бросился бежать. Приходилось буквально тянуть девочку за собой. Видимо, она уже долго бегала от толпы.

— Я бы помахался с этими обормотами, но подохнуть не охота, так что побегаем, — парень тянул ее за собой в сторону леса. — Если эти идиоты не додумаются спалить лес, то мы спасены, — среди листвы и мха можно переждать напасть.

Будь я пугалом уже бы порешил их всех, но я уже не пугало. Я сам чуть больше чем эта девочка уж явно не мне тягаться со здоровыми мужиками. Да будь я хоть пугалом их много, а я один. Видали мы таких героев уже давно кормят червей. Теперь то я могу жить нормально. От меня не будут шарахаться как от чумного. У меня есть новая жизнь. И я буду жить. Я бы бросил эту дрянную девчонку если бы не ее глаза. Глазки какие глазки. Есть в них что то родное. Так хочется снова их обнять. Сказать, что я их люблю. Так много не сказано. Столько времени потрачено в пустую. Может пора на покой. Может я заслужил покой, но просто лечь и помереть я не могу. Так посмотрим смогут ли эти оборванцы прервать мою жизнь.

В глазах промелькнули слезы, как в тот день. С тех пор он не плакал просто не мог. Почему сейчас так страшно. Ну уж нет она не разделит моей судьбы. Я молил богов об искуплении, о шансе, о спасении и наконец мои молитвы были услышаны. Осталось только сбежать.

Тащя за собой девчушку, как мешок с картошкой мы добрались до леса. Продираясь сквозь деревья мы пытались скрыться в лесу. Чем глубже тем быстрее они нас потеряют.

Утопаешь в глазах девчонки. Они словно бездомный колодец вмещающий всю душу. Принимающие тебя таким какой есть. Знающие все твои секреты, и спокойно на них созерцающими без оценки добра и зла. Родные.

Ухватил за ладонь. Сжимает тебя в ответ крепче. Развернулись, бросились в бег. Прочь от деревни. К полю... И лесу за ним. Прям как тогда.

Детское тело. Такое живое, такое родное, дарующие воспоминание о счастливом былом. И такое слабое... напоминающие, от чего всё было утрачено. Слабость превращающая четкую картинку уже близкого леса с его деревьями и кустами, в мираж.

Девочка тяжело дышит. Тебе тоже не просто, особенно с отцовской косой, что болтается на плече. За спиной нарастает ор дикой разъярённой толпы, у которой пытают отнять лакомство.

Быстрее, еще быстрее, к лесу. Через поле, бьется о живот набухшая зрелым зерном неизвестная культура. В груди разгорается жар. От тела начинает исходить золотое свечение, бурлящая и закручивающиеся пузырях.

Пересекаешься взглядом с девчонкой. Та удивлено глядит на тебя, но не отпускает, не отталкивает, а начинает через силу бежать еще быстрее. Видишь, надолго её не хватит. Упадет.

Жар в тебе бурлит, исторгая золотой свет вокруг. Это Сила. Твоя. Знаешь. Сейчас она ищет конкретной формы в тебе. Тянется к ногам, чтобы сделать их быстрее. Но понимаешь на уровне предзнания. Найдя себе Дом, Сила останется в нем жить. Разрушить построенное, для создания нового, будет не просто.

Гудит не только тело. Едва вибрирует черенок косы в руках. Отпадает застарелая грязь. Черенок становиться всё светлее и светлее, пахнет живым деревом. Осыпается ржавчина с лезвия, клинок приобретает приятный блеск первой заточки. Твоя Коса, именно так, с большой буквы, в ней тоже есть эта сила ждущая своей формы.

Но кажется предел чудес на этом исчерпан, пришло время для проклятий. Стая ворон кружиться над головой, а путь к побегу вашей паре перекрывает женщина в черном, вычурном, пушистом от перьев наряде, с остроконечной шляпой, украшающей её голову. Женщина верхом на осле...

К слову сказать, кроме осла рядом с неё вьётся стая дворовых собак, пару красивых жеребцов черной и белой масти(от чего она выбрала тогда осла?) и несколько крестьян, пускающих слюни, и с глупой лыбой взирающие на женщину в черном.

— Отдай мне девчонку, мальчик! — смотрит тебе в глаза, так, будто стоит прямо перед тобой, а не так далеко, что и камня не докинуть, — Я хочу ей только хорошего, как и всем детям этой деревни. Защитить от Зла взрослых, — раскрывает планы заботы.

Звучит голос её четко и ясно, словно в ухо говорит, а не через поле орет.

Мотает головой из стороны в сторону резко побледневшая твоя новая маленькая знакомая, явно отношение к свалившемуся счастью выражая.

А тем временем. Женщина делает жест ладонью, и в грязное месиво рядом плюхается упитанный крестьянин. Спускается с осла. Грубо приземляясь на шарообразный живот стопами, сходит в поле, уперев пяту на лицо мужчины. А тому по издаваем звукам боли и блаженства, будто плохо и хорошо одновременно от происходящего.

— Это мясник, он облил меня помоями, он заслужил, — едва слышно шепчет за спиной девочка, взятая под защиту, — Заслужил... — повторила одними губами.

Дрожит её ладонь в твоей. Дрожит и жар внутри тебя. Почуял он родное, знакомое. У ослиной наездницы есть что-то... Что принадлежит не ей, а твоей Силе, тебе... И, Сила в тебе, хочет соединиться с этим.

А за спиной меж тем стихло. Застыла позади толпа крестьян дар речи потеряв. Ты сияешь между двух сил, нужное обеим, сжимая в ладони.

Я чувствовал себя словно зверь загнанный в ловушку. Бежать пока не упадешь, а если не получится драться до последней капли крови. Дыхание сбивалось. Детское тельце не привыкло к таким побегушкам. Такое беспомощное, ни на что не способное. Я снова бегу, но теперь я не могу облажаться. Себя спасти мне не удалось так хоть ее спасу.

Пшеница на поле была такой высокой. Вся картина мира стала внезапно такой большой. Будь я чуть пониже она бы била прямо по морде. Можно было спрятаться среди посевов, жаль не оторвались.

Морти уже должен был выбиться из сил у него словно открылось второе дыхание. Жжение в груди и дрожь в ногах словно придавали ему сил. Девочка тащилась за Морти явно превозмогая боль. Над полем словно из ниоткуда взмыла стая ворон. Вскоре взору мальчика открылась все картина. Путь преграждала стая собак и пара коней. Средь этого зверинца выделялась женщина. Такие пышные наряды не присущи сумасшедшим крестьянам не каждый дворянин одевается в такую одежду, а эскорт из зверей тем более казался лишним. Мальчик сжал руку девочки сильнее.

Черт, окружили. Женщина в этом дурацком платье. Она ведьма. Свора зверей намекала об этом. Либо она сумасшедшая, но сумасшедшие так не выглядят. Видимо это из-за нее здесь твориться такая чертовщина.

— Ага ищи дурачье, — мальчик достал Косу готовясь защищаться. — Что то не видать средь твоего зверья детей, — оглядев толпу рядом с ведьмой сделал вывод. — Или твое зверье и есть эти дети? — парень сомневался, что звери по своей воли идут с ведьмой.

— Не слушай ее она лжет, — полушепотом мальчик обратился к девочке. — Лучшего она желает, что ж она не спустилась в деревню помощь тебе? — уже не так тихо произнес. — Хотела чтобы ты побегала? — бросив быстрый взгляд на девчушку произнес парень.

Ведьмам верить нельзя. Днем притворяются немощными старушками и шастают по деревням в поисках нужным им детей. Ночами же обращаются и забирают тем кого они выбрали. Из всей этой своры видимо настоящий только осел. Он и днем и ночью осел. Оттого он и кажется лишним.

Столько уверенности как глупо. Со всеми точно не справлюсь. Как говориться "Не слажу так дерьмом измажу" назло ведьме. Но девчушка ее не достанется. Мальчик был уверен сейчас придется драться и он был готов. В нем струилась сила пополам с отчаянием. Крыса загнанная в угол будет бросаться даже на медведя. Зря вы загнали меня в угол.

Кажется, Ведьма ну совсем не боится тебя. Да ещё и смотрит так ласково, мол, "доверься мне, мальчик, я тебя конфеткой угощу".
Чувствуешь чем пахнет, да? Обманом! Да у неё наверняка в шкафу полно скелетов детей, подобных тебе!
Буквально.
Ну по крайней мере у тебя такое ПРЕДЧУВСТВИЕ - сам думай, верить ли ему.

Толпа же за твоей спиной не решается сделать шагу ближе, боятся проклятой. Однако, внезапно кто-то из них выходит вперед.
Миловидная девушка в религиозном одеянии, прямо таки всем своим видом излучающая любовь и тепло. Словно стоило ей появится, как каждое существо в округе - ну кроме всяких ведьм - почувствовало себя в безопасности.
Тебя, хочешь не хочешь, это чувство тоже коснулось.
Навязчивое такое.


– Дитя. – Начала она, подходя к тебе ближе. Остановилась на расстояние вытянутой... косы. Да, именно так. Ты можешь до неё дотянуться, она до тебя - нет. Наверное, таким образом она показывает, что ей можно доверять?
Кто знает.
Села на одно колено, без страха и вроде как не осуждая тебя за агрессию. Протянула ладонь.
– Пойдем со мной. Ты не заслужил той ненависти, что эти напуганные люди обрушили на тебя, и впредь она не будет тебе угрожать. Я права?
Она глянула на толпу крестьян. Те смутились, всем видом показывая, что не смеют спорить.
– Пойдем со мной. И я отведу вас двоих в безопасное место.

– Ложь! – Воскликнула Ведьма. – Детоубийца! Ты не чище, чем все эти ободранные, грязные простолюдины. Пошли со мной, мальчик! Опусти оружие и мы вместе пустим кровь этим проклятым извергам.

Что касательно девочки... она смотрела в твои глаза, ожидая решения, которое ты примешь.
Пойти ли за ведьмой? Доверить ли свою жизнь Монахине?
Или же... ты придумаешь какой-нибудь третий вариант?

Посевы пропитали воздух запахом пшеницы и чеснока. Все чувства словно обострились. Чем дольше, тем хуже становилось Морти. Воздух дополнили запах земли после дождя и гари от пожара. Хотелось блевать жаль только нечем. Все приобрело запах гнили от него мальчику, и было плохо.

Мальчик воткнул косу рукоятью в землю и оперся на нее. Голова была готова лопнуть как перезревший плод. Мальчика лихорадило, а взор словно застилала пелена. Хотелось изрыгнуть из себя нечистоты только бы прогнать тошноту. Приложив щеку к холодному обушку, мальчик отогнал противное чувство. Глубоко дыша, мальчик медленно приходил в себя. Его уже не тошнило, но все рано было плохо. Взгляд упал на лезвие косы. Оно казалось таким новым. Словно омолодилось вместе с ним.

Из толпы вышла женщина, одетая в черные одежды. Наблюдая за ней одним глазом и слушая в пол уха, мальчик понял, что она местный святоша. Лжецы, все они лжецы. В голове всплыли обрывки прошлого. Морти вместе с сестрами проповедует на паперти о любви и все прощении. Как теперь это кажется наивно. Для них я всего лишь овца, которую хотят прибрать к рукам пастухи. Ведьма посыпала мою голову пеплом из обвинений. Мы с ней ягоды разных полей. Святоша мне противна ничуть не меньше, но как мне хочется видеть, как ведьм лопнет от злости. Не стану подпевать песням ведьмы, назло фальшивить стану.

– Катись в ад ведьма и пусть черти прижигают твои следы, – прокричал мальчик ведьме в лицо. – С черта я должен плясать под твою дудку, – руки сжали рукоять косы. – Веди, но знай, обманешь пущу кровь как свинье без всякой жалости, – мальчик улыбнулся волчьим оскалом монашке. – И без сопровождающих, – добавил Морти, убрав с лица оскал.

Верить святоше нельзя посмотрим, что она мне предложит. Все равно уйти вдвоем у нас не получится. К тому же в компании разъярённых крестьян мне спокойнее. Они хоть из плоти и крови, а не как ведьма из магии и… магии. Побудем овцой в монашеской пастве, но паршивой овцой.

Морти взял девочку за руку желая успокоить. Он решил предупредить ее и притянул ее поближе. Тихо-тихо на ушко мальчик прошептал.

– Пойдем с монашкой, потом что-нибудь придумаем, – прошептал Морти.

Голова мальчика раскалывалась, а мысли путались, сплетаясь в клубок. Казалось, каждое движение усиливало боль в голове. Словно в голове ковыряли шилом пытаясь выбрать самый вкусный кусок мозгов.

Толпа сгрудилась за спиной монашки словно дети, что прятались за юбкой у матери, от чего сама девушка казалась неприступной стеной меж обычным людом и ведьмой с другой стороны. Глаза монашки и ведьмы встретились: в них было столько жара и огня, что будь их взгляды живыми элементами тут разразилась бы буря, поливая набухшие пшеном поля дождя из ядовитого презрения со стороны монахини и пригибая к земле колосья колким и жгучим ветром ярости от вида ведьмы. Даже если эти двое и знали друг друга не очень хорошо, то ненависть их была старой и искренней.
Жители деревни взирали на монашку с надеждой и почтением, трепетно внимая каждому её слову. Никто даже не дёрнулся, когда она опустилась на одно колено перед мальчиком. Никто не выказывал страхов за неё. Только ждали её слова. В глазах мирян не было ни капли жалости или прощения к маленькой девочке.
НО! Их глаза были полны покорности и они не смели перечить высшей воли. Словно духовой оркестр их сбитые дыхания складывались в нескладную и разрозненную какофонию. Словно меха вздымались их животы и грудь. Их ряды были не стройны, их дух был не дружен, но мотив един — повиноваться жрице.

А супротив них голосили звери и люди под контролем ведьмы, срываясь на толпу визгом и шипением. Громче всех кричала ведьма:

— Ты пожалеешь об этом, щенок! Горько пожалеешь. — Вскричала ведьма и едкие проклятья мальчика заглушил карканье целой своры ворон. Девочка в руках у Морти задрожала. Она глядела на ворон, затем на ведьму и толпу, а затем… она посмотрела на монашку. На бледном личике читался страх и неуверенность. Она что-то шептала. Но шёпот сложно было расслышать за карканьем.

Весь мир взвился в огне. Дома вдалеке, казалось, загорелись езщё ярче, чем раньше, звери стали агрессивнее и злее а девочку трясло. “Они все это…”, — что-то неразборчиво бубнила она, будто пытаясь оправдаться и не смотреть в сторону деревни. На глазах у Морти тени искажались, становясь распятиями и втягивая в себя жар: они мерцали, словно марево или мираж на жаре.
“Возьмите их!”, — крикнула ведьма. Она больше не хотела ждать, её точно так же трясло. И по мановению её тонкой руки с небес сорвались вороны. Они ринулись на толпу!
Как ураган птицы закружились в воздухе в воронку, и сквозь их оглушительный клёкот мальчик услышал лишь скомканную молитву:

— Единый, прости его за богохульство, он не хотел — он не всерьёз, душа его отравлена невежеством… — очень быстро тараторила монахиня, вставая на ноги и быстро задрав рясу до колен, быстро обвязывая края одеяния вокруг бёдер.

Она осенила Морти знаменем церкви, а затем встала на изготовку. А дальше всё случилось молниеносно. Животные бросились на людей. Ряды крестьян дрогнули и пошли трещинами.
Вихрь ворон чернильным молотом рухнул с небес на всю толпу. Люди в ужасе заголосили, пятясь назад. Но прежде чем кто-либо успел упасть или убежать, монахиня громко крикнула:

— Несите меня к церкви. — Падая спиной назад наземь без капли страха. Её тут же подхватили десяток мозолистых рук, поднимая лицом в сторону летевших с неба ворон.

“Следй за нами!”, — крикнула она и вся толпа лавиной поплыла к пылающему городу. “...назад”, — тихо прошептала испуганная девочка и прижалась сильнее к Морти, — “Не хочу назад!”, — уже громче сказала она. И её крику вторило ржание лошадей.
Через всё поле на нил летел белый жеребец с колдовским огнём в глазах. Ведьма бросалась проклятиями, управляя роем птиц и направляя зверей, отправив пернатых на крестьян, а лошадку в авангард нападающих. Горном, что предвещал атаку, звучало его ржание. И звери вторили чудовищу мычанием, рычанием и лаем.
Вот-вот животное должно было достичь Морти: ему нужно было решать что делать, пока огонь не перебросился на поля. А пока он думал, с неба посыпались вороны, разбиваясь о сырую твердь как капли дождя. Ныряя в сено и огонь или покрывая своими тушками крыши домов, разбиваясь насмерть или дёргаясь в конвульсиях — вся стая, которую женщина отправила за монашкой и крестьянами была рассеяна на острие атаки. Ведьма что-то громко кричала и чертыхалась, пока монашка снова заголосила: “сюда, мальчик!”.

Прекрасно влез в конфликт церкви и магии. Толпа она и есть толпа как свежеиспеченный хлеб. Стоит чуть надломить и крошки полетят дождем. Крестьяне потащили свою хозяйку куда то в деревню. Над головой летали стаи ворон. Жуткое наверное зрелище. Вороны словно чумные посыпались на землю горящим дождем. Обезумевшее зверье кидалось на людей, а мальчик стоял завороженный происходящим. Словно в последний раз он притянул девочку и обнял ее на прощание.

— Беги туда где скоро разгорится пламя через огонь не побегут, — одной рукой крепко обнять не получилось, но хоть так. — Беги прочь от обоих ведьм, — разорвав объятия мальчик взглянул на белую лошадь, прервавшую тишину.

В воздухе витал запах гари. Вороны горели у их перьев был характерный запашок. Мерзкий и противный запах. Запах раздражал и навивал отчаяние. Неужели у маленькой девчушки нет защиты кроме меня? Почему столько зла в их глазах? Видимо я этого не узнаю.

Маленький мальчик с косой на перес встречал бегущего на него коня. Как же раньше было хорошо. Воспоминания пронеслись у него перед глазами. Вырванная фраза из разговора, только не ясно из какого. "У меня вся жизнь перед глазами промелькнула". Сказки старых дурней и пьяниц. Ничего там не мелькает только боль, отчаяние и страх. Только они сопровождают тебя в мир иной. Меж тьмой воспоминаний бредил свет. Лошадь была такой белой словно снег. На таких только господам гарцевать. Воспоминания о былом навивали грусть.

У отца был конь "Гуннер" старая кляча, съедавшая всю скошенную Морти траву. Последнее напоминание о его сокольничьей службе. Такая принципиальная была сволочь , никому не даст на себе ездить. Единственное на что он соглашался на вспашку полей. Однажды он гонял паренька целый день по полю. Отец говорил, что так он показывает характер, и нужно идти ему наперекор только так он может зауважать. Как же это было страшно. Гуннер был здоровым, в грязь втопчет и не заметит, но не втоптал. Он уже не так сильно не слушался как раньше, видимо и впрямь зауважал. Отец был сокольничим пока не получил стрелу в грудь, но замашки старого солдата остались. Леруш разбудил Морти ранним утром, еще даже петухи не проснулись. "Отец хочет нас видеть. Запомни даже не пытайся отвернуться. Отец будет смотреть." Леруш отвел Морти за деревню, где их ждал отец и Гуннер. Одного взгляда хватило, что бы понять, что с ним. Гуннер был покрыт мертвой кожей, он буквально истекал гноем и кровь. Отец стоял на умирающим конем с заряженным арбалетом. Отец взглянул на нас с братом серьезным взглядом. "Не отворачивайся". Прошептал Леруш, через мгновение отец выстрелил. Сап. Морти пробыл там до обеда. Тело надлежало сжечь, дабы не заражать округу. Тело некогда могучего животного тлело на костре. Тот же запах тухлый и мерзкий. Мгновенная слабость осталась позади.

Белая лошадь с дьявольскими глазами неслась прямо на мальчика. Отпустив девчушку имени, которой он не знал, мальчик перехватил свою косу. Морти не боялся. Думая о всем том дерьме, что с ним приключилось он хотел только одного. Убить.

— Ну старая кляча ты у меня попляшешь, — произнес парень и бросился ей на встречу.

Приблизившись достаточно близко, он замахнулся своей косой. Хотелось вырвать дьявольские глаза. Коса не так остра, но больно ткнуть в глаз можно.

Прощальное объятие, взгляд в глаза девочки, будто растягивающий мгновение в бесконечность. Будто нить тонкая натягивается между двумя детьми. Указание бежать, указание расстаться. Неуверенно отступает девочка, смотрит в сторону леса, в сторону разгорающегося пламени, а мальчик уже выходит против жеребца.

Рвётся нить, связывающая двоих, бежит первая знакомая мальчика, пришедшего в невиданные ему землях, что защиты попросила. Бежит, куда указал, к лесу, пробиваясь грудью через колосья, через разгорающийся пожар на поле.

Ржет породистый жеребец, аки гром гремит, себя отделяя среди прочих в общем гомоне. Стучит копытами, вспахивая землю, побеги прижимая. Глаза огонь и жизнь, а против него мальчик, готовящийся к смерти. Своей, чужой, хоть обоих. Не важно. Только... Отворачивает зверь от мальчишки путающегося с косою в траве... Не посчитал достойным, не проявил уважения. Не нужен ему этот ребенок. Нужен другой... Другая.

Ржет громом, скачет за девочкой, не смелое пламя перед собой затаптывая, страх животный перед стихией потеряв. Бежит девчонка быстрее, запыхается, с круглыми от страха глазами назад оборачивается. Её шаг, его четыре. Хватает на скаку девчонку за шиворот в миг, подкидывает как куклу, барахтающуюся, визжащую и вопящую истошно в страхе.

— Аха-ха-ха! Крутись, вертись мир! — заливается ведьма смехом, впервые радость с вашей встречи проявив так ярко, в ладоши хлопает, — Как же это весело! И почему я так раньше не делала?

Заканчивает свой кульбит девчонка. Жестко приземляется на спину жеребцу.

— Оуу! — морщиться ведьма, смех прекращая.

Слышно вскрик боли от приземления. Платье задралась к груди, панталоны под ним торчат, а сама ошалевшая от страха, рыдает и жмётся грудью к жеребцу, держит его с такой силой, что пальцы её белы, как шерсть зверя.

— Пора за дело! — ликует ведьма в перьях, вновь забираясь на осла, используя людей как живую лестницу, — Первый ребенок, что скинет оковы взрослых и подарит свободу другим детям уже есть, осталось собрать других.

Конь несет свою жертву к заклинательнице зверей, тянет та ручки в предвкушение встречи.

— Нет! Нет! Нет! — вопит всё истошнее та, что просила защиты, чем ближе к наезднице на осле приближается.

— Да! Да! Да! — вторит ей женщина, — Пора проучить мерзких взрослых, что всегда лгут! Верно ведь... — взгляд голубых глаз бросает в сторону мальчика с косой, что бьется в своем слабом теле с обычной травой, сейчас жрущей драгоценное время, будто трясины на болоте.

Голубые глаза, словно небо, видны отчетливо, слишком отчетливо, даже со всё еще столь далекого расстояния. В голове стучит, тянет, закручивается...

— Верно ведь... — спрашивает Ведьма, — Морти?

Еще пару секунд и девчонка будет подле неё. В сердце жар, коса пахнет так свежо и остро, будто только выковали. И свет, золотой свет клубиться чудным образом у тела, предлагая взять своё по праву. Заполнить пустоту формой. В себе, в косе.

Пламя пожара разгоралось на поле вместе с этим полем, сгорала и надежда на спасение. От поднимающегося дыма резало легкие, и слезились глаза. Горячая кровь бежала по венам, а жар огня подогревал разгоряченный дух. Столкновение жизни и смерти было отсрочено. Величественный зверь отмахнулся от мальчика не пожелав стать его убийцей. Девчушка оказалась в лапах белого коня. Отчаяние накрыло Морти с головой. Гончие загнали лису в угол, забрали ее главное сокровище и не удосужились ее добить. Снова все дорогое сердцу утекало сквозь пальцы. Злорадствующая ведьма упивалась своим триумфом. Родные посевы были так ненавистны сейчас как никогда. Жар в сердце был готов разорвать маленькое сердце в клочья на радость в ведьме.

— Нет... — с болью в голосе произнес мальчик, сжимая косу. — Нет... — с большей уверенностью проскрежетал Морти.

Руки тряслись, сжимая косу все сильнее. Столь приятное новообретенное тело было бесполезно. Хотелось вновь обрести силу. Стать сильным и дать отпор. Молодая луна дала новую жизнь и возможности, забрав все человеческое из тела. То немногое, что от человека осталось: ненависть, жестокость, наглость, бесцеремонность и невежество. Самые отвратительные черты для человека, и больше ничего. Пустота в душе, которую могли заполнить только кровь и смерти. Сейчас же хотелось отдать даже их. Девочка вдохнула в мальчика жизнь, а теперь эту жизнь пытались забрать. Быть может в теле осталась малая часть человечности, что хотела отдать ради нее все: жизнь, тело и душу.

Морти провел рукой по лезвию косы, оставив на нем кровавый след. Пробиваясь через посевы, попутно скашивая их мальчик, пытался нагнать ведьму. По рукоятке текла кровь, каплями падая на землю. Голубые глаза ведьмы не давали покоя так далеко и так близко. Прожигая его на сквозь своим взглядом в ожидании ответа.

— Нет, — Морти повторял раз, за разом двигаясь к ведьме. — Ты не можешь, — без надежды в голосе мальчик шел дальше.

Морти бежал вперёд, сквозь траву, крича наперекор ветру: тот как назло задувал на него, донося с полей как крики девочки с ведьмой, так и гарь, застилавшую глаза. Густой и чёрный дым застилал всё пространство: в нём сливались чёрное платье ведьмы и почерневшие от копоти бока осла, испуганная девочка, чёрным пятном вжавшись в спинку белой лошади. Сливались и голоса ведьмы с девочкой, что теперь, на такой высокой ноте, сливались в один. Лишь по эмоциям он мог различить их в этой неразберихи.
С каждым шагом тело наливалось свинцом: всё сложнее бежать, просто от того что не хватало воздуха. С каждой секундой девочка всё ближе к ведьме и мир меж ними начал сжиматься.
И с каждой секундой… эта энергия внутри всё слабее? Нет, всё более сконцентрирована в одной месте — в руке, что сжимает косу. Это отчаянье, застилающее глаза по полам со слёзами — оно выталкивает золотую решимость, не даёт ей полностью раскрыться, но оно же заставляет её бурлить, заставляет её меняться.
Это свечение — оно будто продолжение руки, продолжение воли, и подобно воле Морти, который знал чего он хотел, но не знал, КАК он это хотел — вихрь чистейших искр был не остановим, мотаясь туда-сюда без остановки. Он хотел больше сил… хотел… достать её хоть как-то, помешать ей забрать то, что он хотел самому себе!

И наконец вырвавшись из огня, стоя на краю ещё не выжженного поля, Морти смотрел на ведьму на осле, на коня что почти добежал до неё и понимал: он всё ещё на полпути, теперь ему точно никак не успеть и сила, банальная грубая сила, тут никак не поможет. И в этот самый момент что-то в нём изменилось, золото сформировало структуру куда четче прежнего, ясную, наполняющую мышцы руки.

— …Получить силы, — услышал он шепот ветра, что заглушал мягким свистом стон и рокот огня, — достать до ведьмы… — этот голос звучал везде и негде, в странный тон и манер, — я так и не понял твоего намерения, в нём нет конкретики. Как и в твоей решимости. Но ритм твой уловил — мне по нраву звук твоего бьющегося сердца, ха-ха. — Дерзко и бодро усмехнулся незнакомец пока его голос снова не стал единым целым с поднявшимся ветром.

Порывы этого же ветра понесли его дальше в пшеницу, пока порез на руке, раньше бывший маленькой ранко, начал внезапно расти.
Рана поползла по коже, и из неё повалили окровавленные нити сена, как из лопнувшего мешка: кровь лилась наземь, превращая мягкую почву под ногами в месиво и притягивая к себе стебли растений, что вплетались в извивающуюся пшеницу. Оно быстро менялось и росло, формируя вокруг детского тело новую оболочку.
И каждый изгиб, каждый новый росток, что вырывался из множащихся на теле ран — они приносили Морти ужасную боль, вырывающуюся из горла сдавленным хрипом и игравшую в ушах смычком порхающим по нервам мальчика вместо струн скрипки. За пару секунд он вырос на добрый метр, невероятно ускорившийся.
Ведьма, до этого смотревшая только на коня, обратила внимание в сторону Морти и её лицо перекосило от искреннего ужаса.

Вместо крохотного заморыша через огонь и смог на неё нёсся здоровый голем, слепленный из сена и весь измазанный кровью.
Морти оказался постоянно кровоточащим ядром этого громилы, куда более “мускулистого” и массивного, чем его прошлое тело чучела: он ощущал, нет, знал на каком-то подсознательном уровне, что прямо сейчас мог бы втянуть всю солому назад и его раны стали бы закрываться вместе с этим, но тогда ему не хватит сил на ещё одно превращение — он сразу же потеряет сознание.
А терять сознание ему не хотелось: он только-только набрал скорость, впитывая в себя стога сена и целые просеки пшеницы.

Казалось, в пару прыжков Морти может долететь что до ведьмы, что до коня, что до девочки — но до кого именно стоит решить, так как его тело было всё ещё тяжелым, неповоротливым — слишком уж непривычным, чтобы использовать его на полный потенциал.
Но как же всё же было хорошо! Сила буквально хлестала из него вместе с решимостью и надеждой, и пускай краски вокруг поблекли, а глаза начали закрываться — это ничего страшного. Ему надо просто добежать до этой твари… или до коня… и потом убить их и затем уже… да… затем можно будет поспать, потому что голова такая тяжелая, а ноги волочатся через силу. Стоп, а что сейчас?..

— …Эй, не спать, партнёр! — Услышал Морти голос откуда-то близко, неприятный и трескучий. — Я сказал не спать!!! Если ты прямо сейчас вырубишься, то подохнешь от кровопотери — эта форма не даёт твоим ранам закрыться! — Мальчик не мог понять откуда идёт звук, пока не смотрел на косу в своей руке.

— Тебе срочно нужно добежать до чего-то живого и убить это: пока моё лезвие не обагрено чужой кровью, я не смогу тебе помочь и начать лечить твои раны! — Голос исходил от лезвия косы, изгиб от крови Морти на котором ожила и стянулась в одну точку, образовав что-то вроде рисунка рта: движущегося и болтающего.

Ветер и дым закрывали взор. Крики сливали в одну невыносимую мелодию для Морти, ее хотелось прервать, во чтобы, то не стало. Надежда блекла. До ведьмы еще далеко и он не сможет ее достать. В момент, когда отчаяние переполнило его через край, он услышал голос. Странный голос звучал в голове не оставляя места другим звукам. Морти словно оглох, но дуновения ветра доносили неизвестный голос. Слова кольнули его сердце. Именно этого он сейчас и хотел. Он не знал, кто говорит с ним и сейчас это не важно.

В тело, что то изменилось столь незримо, что даже нельзя точно сказать что именно. Ладонь болела, рана, словно продолжала расширяться и под кожей, словно оказались тысячи иголок. Солома полезла из раны можно было почувствовать, как она ползет под кожей, упирается в жилы, изворачивается, пытаясь выйти наружу. Одна за другой появлялись раны, на теле причиняя боль. Солома ползла по телу, проделывая новые раны в теле. Морти хотелось кричать, но не было сил, солома словно пережала горло, не давая шанса закричать. Хрипя и болезненно вздыхая, мальчик принимал эту силу. Обступая маленькое тело, солома медленно поднимала его над стеблями. Ощущая силу, мальчик сделал пару неуверенных шагов, боясь, что его тело разорвет на части. Новое тело было послушно, но не хватало сил полностью скрыться внутри соломенного тела. Глаза начинали закрываться, так сильно хотелось спать. Все тело становилось таким тяжелым, словно он закован в кандалы. Боль становилась почти незаметной.

— Отдай... ее... мне... — смиряя боль, мальчик ее стоял на ногах и пытался говорить с ведьмой.
— Встать. Нужно... Я должен... — сквозь зубы проскрежетал Морти. — Нельзя спать, — пытаясь не потерять сознание, говорил Морти.

Все было как в бреду. Для мальчика было потеряно слишком много крови, и он снова слышал голос, но другой не известный голос. Треск бил в голову и мальчик решил, что с ним говорит коса. Она не просто говорила, коса подстегивала мальчика, побуждала к действию. Она улыбалась, она говорила, она ожила. Сейчас слишком поздно идти назад только вперед. Опираясь на косу как на трость Морти бежал, падая и вновь подымался, сейчас он хотел одного не дать ведьме завладеть девочкой. Сжав зубы до скрипа, Морти бросился бежать к ведьме. Шаг за шагом он приближался к ведьме. В движениях не было человечности, сейчас Морти был похож на неразумное животное одержимое лишь двумя идеями: спасти и убить. Душа сжималась в теле, Морти тянулся к девочке, что то в ней было для него родным настолько, что он был готов умереть, лишь бы защитить эту вещь. Когда до цели оставалось пару шагов. Морти решил отрубить голову коню и перехватить девочку. Обменявшись с девочкой взглядами, Морти взмахнул косой готовясь перерубить ему шею.

— Сейчас, — сказал Морти готовясь нанести удар коню.

  Миг. Он показался очень уж тихим для всех вокруг. Коса медленно двинулась с низу вверх сквозь застывшее пространство и впилась в шею коня. И на удивление легко пошла дальше, скользя сквозь плоть животного, словно раскалённый нож сквозь масло. Миг. Он закончился. Конская голова закружилась в воздухе, а обезглавленное животное проскакав ещё несколько метров вдруг застыло. Белое массивное тело сначала задрожало, а потом будто взбесилось, будто потеряло голову. Девочка вжимавшаяся в спину коня в мгновения ока очутилась на земле прикрывая голову руками и боясь быть затоптанной поползла прочь от животного.

  Внезапно тело вновь встало ровно. Под ногами Морти услышал конское ржание. Отрубленная голова теперь лежала у ног и грозно смотрела на то чучело что пыталось её убить. Смотрела и раздражённо выдыхала клубы пара, что было странно в отсутствие лёгких, но это не смущало голову, напротив дыхание её набирало интенсивность пока наконец изо рта и ноздрей не полился огонь. Ржание теперь напоминало хохот отчаявшегося и поджигало всё вокруг. Тело тем временем повернулось к Морти передом где на месте головы теперь виднелась большая и тёмная дыра. За перекрывавшим все звуки конским рокотом стали отчётливее слышны нарастающие треск и жужжание, а из дыры влетел рой насекомых, вкупе с дымом застеливших взор Морти, но он мог чувствовать как земля дрожит под топотом надвигающегося животного.

  Ни ведьмы ни девочки видно не было за пеленой дыма, пламени и насекомых. Звуки же перекрывались какофонией из жужжания и ржания. Ко всему прочему пламя уже стало поступать и облизывать соломенные ноги, коими Морти мог почувствовать жгучий огонь как родными.