[AW] Край полынного ветра | ходы игроков | Вожак умер. Да здравствует Вожак!

- Лучше у них спроси, что они забыли посреди рейдерских разборок. Когда лезешь под пули, всегда есть риск обзавестись парой лишних дырок в теле. – невозмутимо пожал плечами Крюгер, никогда особо не страдающий по сопутствующим жертвам. – Возможно в них вселился дух валькирии, и они немедля решили сопроводить Сирокко в чертоги Вальхаллы? Той мелкой вон это по плечу, судя по её дикому нраву. – посмеялся викинг, оставляя лёгкое недопонимание касательно того серьёзно он это говорит или нет.

- Можешь считать, что это личное. Месть за павшего собрата и расстрел агрессивных шакалов, которые уже скалили зубы в мою сторону. Ведьма же поплатилась за глупость и попытку навести на меня ворожбу. Пускай теперь её душа послужит пищей для Гарма. – злобно ухмыльнулся Крюгер.

- Однако с тобой у меня тёрок нет, как и желания тратить боеприпасы на дальнейшую вражду. В конце концов, я сюда пришёл за запчастями, а не устраивать войну на улицах. Захотелось развеяться, а других развлечений, увы, не нашлось. – простодушно развёл руки в стороны стрелок.

    Половину сказанного я не понял, но что-то это мне смутно напоминало. Валькирии, Вальхалла, Гарм какой-то, блядь... Точно. В речи Кая иногда проскальзывают похожие словечки. Они что, из соседних деревень? Вот уж не думал, что мужик в экзоскелете окажется истово верующим. В этом городе есть хоть один не укурок и не религиозный фанатик?

    — Полагаю, в них вселилось желание унести твоего кореша подальше от перестрелки, чтобы попробовать откачать. И под пули они полезли именно для этого, а не ради острых ощущений. Или ты планировал добить Сирокко осколочной?

    По-хорошему, для полноты картины нужно также выслушать Ингрид и уже потом делать выводы — пока что у меня есть мнение только одной стороны.

    — По моим данным, твоего друга удалось спасти, так что настоятельно рекомендую пойти поблагодарить ангелов и принести извинения. Не знаю, как и в каком виде — пусть решают сами.

    На заверения о том, что конфликт исчерпан, я кивнул.

    — Если пришёл за запчастями, тебе к Колину, технарю. Патрон проводит.

    Я глянул на звеньевого, подавая молчаливый знак. Мол, приглядывай за ним пока, чтоб без глупостей.

    — Я к себе. Надо с ангелом переговорить по эпидемии. А вы займитесь выносом трупов. Закопайте за пределами стен.

    Патрон кивком принимает мой приказ.

    — Слышь, Даст. Мы можем под это дело Беркута напрячь? На тачке все быстрее погрузимся и за город вывезем.
    — Он был в доме ангелов, говоришь? Если его не подрядили в санитары, берите. Скажете, что я распорядился.
    — Базар.

Ангст, нет, не знак. Или знак, но однозначно дурной. Оказавшись по другую сторону ограды, черная собака тут же отправляется к ее углу. Ты неосторожно устремляешься за ней — а может быть, за голосом Полуночи? — но так или иначе попадаешься на глаза. Возвращающиеся на посты рейдеры тут же тебя замечают. Это точно не могло случиться, если бы Даст взял с собой хотя бы дюжину человек. Тогда плотности оставшегося гарнизона не хватило бы, чтобы осмотреть каждый угол. Но похоже, он оставил тут каждого без исключения. И это сыграло роль. Сейчас на тебя смотрят все те, кто и отвечает за рынок и эту часть внутреннего квартала. Ты видишь часовых шестерых как минимум.

— МОЗГАЧ СНАРУЖИ! ШУХЕР!

Краем глаза отмечаешь движение на вышке. Мелькает отблеск целика ружья в коротком солнечном блике. Земля тебя уже нашла, но башня пока что беспомощно шарит взглядом по низине.

— Ложись на землю, Ангст!
— Да, без хуйни давай!
— НЕ ПОДХОДИТЬ НИКОМУ!.. — командует незнакомый тебе звеньевой. — Не подходить! Он карантинный, и на нем пси-перчатка! Аккуратнее окружай!
— Точно!.. Перчатка! Снимай перчатку и бросай ее в сторону, лысый!
— Перчатку снял и лег на землю, ну?!
— На землю!

Черные стволы. Пистолеты, обрез. Один ПП. Казалось бы, полный тупик, но это не так. Во-первых, они перекрывают только один проход, второй свободен. Вряд ли это случайность — окажись они по обе стороны, то не смогли бы вести огонь. Задели бы друг друга. А пытаться остановить врукопашную того, кому достаточно лишь касания, чтобы влезть в мозг, дураков нет.

Во-вторых... Кай. Ты видишь, что на шум приходит старый ангел. Осмотрев происходящее, он обращается к звеньевому, который и требовал к тебе не подходить.

— Я нужен, Перепел? Решил больных проведать, а тут такое.
— М? — Перепел поворачивается в его сторону. — А... Да. Да, ты вовремя. Карантинный за кордоном. Надо его заизолировать и потом всех наших прочесать. Не подхватили ли.
— Не вопрос.
— Если он сдастся, конечно.

Перепел сплевывает под ноги.


Беркут, фарфор восхищает Бедную Скимлу — восхищает по-настоящему и искренне. Женщину пробивает на слово. Ты немало узнаешь. И то, что она в последний раз видала такое только в детстве. И что даже до апокалипсиса такое редко держали на столах. И про выволочку от ее матери, когда она случайно разбила одну подобную чашку. А когда ты переходишь к делу — к Полуночи и Сирокко — Скимла даже удивляется. Настолько, должно быть, в ее голове не соотносится ценность твоего подарка и услуги, о которой ты просишь.

— Это будет мне? За неделю ухода за двумя ранеными? — в ее вопросе отчетливо читается "Всего лишь?". Ты подтверждаешь.

Что ж, приводи. Конечно приводи.

Что делаешь дальше? В одиночку тебе двух раненых не перетянуть. Да и в целом неизвестно, что там с воротами после этой перестрелки — не пустят ли тебе часовые маслину в башку, просто будучи на нервах. Вариантов не очень много. Первый — поискать кого из местных. Второй — подъехать на машине и перевезти Полночь и Сирокко на борту. В обоих случаях что-то придется решать с рейдерами и внутренними стенами.


Колин, мирно тлеют угли в домне. От легкого жара над ней оплывает воздух. Через засаленное окно выхватывает пыль хмурый свет. Нос щекочут и даже пощипывают привычные тебе тол и порох. Масло и дизель. Зачем ты здесь? Что делаешь дальше?

С стороны рынка вопли рейдеров. Суета и возня, стоило тебе лишь отойти. Краем уха улавливаешь содержимое — кто-то покинул кордон. Немудрено. Людям невмоготу уже. И невмоготу крайне.


Душа, Крюгер.

Вожак ушел, и вы остаетесь здесь, в доме общины. Крюгер, ты впервые — не отвлекаясь на экзоскелет и разговоры — четко осознаешь, где конкретно находишься. Душа, ты же воспринимаешь, что именно принес с собой Крюгер. Смерть ощутима почти на осязательном уровне — явно не так, как вы оба прежде привыкли ее ощущать. Вязкая липкая истома и острая вонь гари. Свинцовый наркотический сон и привкус железа на языке. Мускус разложения и смрад распоротых кишок. Пустые инжекторы и стреляные гильзы. Радость и порох.

Юная провидица и старый воин.

Медленно, один за другим входят другие члены общины, собранные Мраком. Кто-то подавлен. Кто-то растерян. Кто-то смотрит на тебя, Душа, в ожидании ответов. На Крюгера взирают с опаской, памятуя о пророчестве. Вернее, о первой его половине — вторую услышать успели не все.

Поцелуй Призрака и Веры затягивается. Должно быть, Вера искала способ или выбирала момент, чтобы подвинуть Фею с места, на которое метила сама. Однако как раз этого и не нужно было делать — как-то действовать. Разведенная с другим веществом радость рано или поздно остановила бы сердце Феи или и вовсе превратила ее в овощ. Душа, расскажи, как ты сама относишься к таким экспериментам своих последователей? Отговаривала и предостерегала ли ты их? Поддерживала или поощряла? Может быть, ты реагировала молчанием, и если да, что это было? Обычное молчание или, возможно, молчаливое одобрение или порицание?

Конечности Бродяги подрагивают в судороге. Уже слабой, остаточной, не пиковой для воздействия радости. Но так или иначе Бродяга пребывает не в себе. И на внешние раздражители не реагирует.

Мрак обходит лежащих, прослушивает сердцебиение и дыхание каждого. Мгновение, очень долгое мгновение смотрит в глаза Феи. А затем закрывает их.

— Не люблю такое, — говорит он неизвестно кому. — Чтобы у обратившихся пыль и глаза открыты были. Как будто... Как будто в окно недавно брошенного дома заглядываешь. Стекло еще чистое и свет пропускает, но внутри уже никого.

Призрак же и Вера уже лезут друг другу в штаны. Воистину несуразный, сюрреалистический пассаж — патетическая, с каплей горечи реплика, и здесь же в двух шагах едва ли не трахающиеся торчки. Мрак тоже это замечает. И встав, пробивает Призраку носком ботинка по бедру. Взвившись от боли, Призрак сбрасывает Веру с себя.

— Ты че, ебнулся, Мрак?!
— У нас тут пять жмуров. Перед тобой Душа, у Души есть пророчество. А еще в ярде от тебя та, которую ты вроде любил. Кто тут из нас двоих ебнулся? У тебя че, нижняя башка щас за штурвалом? Так ты скажи, я тебе ее вырежу и прижгу нахуй. Может, верхнюю включишь, вдруг работает еще.

Призрак замолкает, глотая слова. И отряхнувшись, поднимается.

— Слышал я это пророчество. Я ж тут был. Несущий Гибель на нашей стороне, поэтому я и успокоился, — он явно сдает назад. — Не понимаю, че ты взъелся.
— Какой еще Несущий Гибель?
— Ну вот он.

Призрак указывает на тебя, Крюгер. Мрак тоже какое-то время смотрит на тебя и кивает в жесте то ли приветствия, то ли принятия.

— "Сегодня к нам придет повинный в болезни, но проживет недолго," — цитирует Призрак. — "Рука Несущего Гибель благословенна". И еще че-то про смерть с небес.
— Ну там снаружи многих перехерило. Болезнь-то уйдет теперь?
— Об этом не было, Мрак.
— А Несущий Гибель вообще убил виновника-то? Или еще убьет только?
— Вроде да. Не знаю я, блядь.

Встреча с Раксом состоялась на следующий день. Место, в котором вы должны были увидеться, оказывается лишь некоей приметной скалой посреди Межнины. Голая мертвая степь без укрытий и укреплений. Особых мест для засад ты не высматриваешь и предполагаешь, что это скорее обоюдная выгода. Если Ракс увидит превосходящие силы, ничто не помешает ему развернуться и свалить. Свалить даже до разговора. Иногда репутация — не настолько значимый ресурс, чтобы был смысл им дорожить. Да и если подумать, не было ее никогда у тех, кого называют каннибалами.

Межнину рассекают несколько внедорожников, поднимая черную сырую пыль. Во главе движется огромный автомобиль с приваренным поверх листовым железом и решетками на окнах. Никаких шипов, рогов и прочего выступающего декора. Схватиться не за что, все гладкое и покатое, также наталкивающее на мысль, что община находится в труднопроходимых местах. И чтобы туда добраться, ничего не должно цепляться за ландшафт. Оценив колонну, ты также делаешь вывод, что банда в два раза больше твоей.

Похоже, этот вожак даже на простейшие сделки гонит попросту всех.

Автомобили выстраиваются бортом к вам, служа, вестимо, укрытием в случае чего. Первый внедорожник делает разворот по короткой дуге почти прямо перед тобой, и ты даже невооруженным глазом отмечаешь — он слишком сильно проседает в рессорах. Как будто там по меньшей мере центнер груза. Тем временем он поворачивается багажником к тебе и останавливается. Рейдер-водила глушит мотор. Внутри происходит какое-то движение, от которого мелко содрогается корпус, распахивается задняя дверь, и на землю соскакивает человек. Человек в самом массивном и тяжелом доспехе, который ты только до этого могло представить.

Как только это происходит, рессоры тут же распрямляются на исходную. Внедорожник воспрядает, словно расправивший плечи скиталец. Сделавший тридцать миль с двенадцатью галлонами выкладки за спиной и наконец сбросивший ее к исходу дня.

— Я Ракс. Ищу назвавшегося Глоткой. Того, кто искал со мной сделку.

Рейдеры спешиваются с оружием в руках, занимают места за автомобилями. Сам же Ракс остается перед колонной. На груди автомат сродни тому же дерьму, что ты видел в руках Данко. Смешной калибр, смешное качество, но в Межнине сойдет. А вот на поясе штука посерьезнее — исполинский охотничий топорик. Явно доапокалиптический.

Здоровяк, больше чем глотка, ещё и закован в броню. Нет, такому в открытом бою противостоять бесполезно. Если только пулю в голову пустить.
Но Глотка здесь не ради битвы, а ради мира и работы для своей "семьи". По-крайней мере пока.

Встала со своего чоппера, очки защитные на шею толстую опустила и вальяжно, расслабленно приблизилась к Раксу. Тоже при оружии: обрез в кобуре, мачете на поясе.
- Это я. Какая у вас есть работа для нас?

Порешав вопрос с Бедной Скимлой, – продешевил? может быть, неважно, не стоит об этом думать: получил ровно то, что хотел, а делить такую вещь на части грех, да и Скимла человек старой закалки, искренне способный чувствовать благодарность, а ещё свой, соседский человек, которого не жалко просто порадовать, короче, изыди, Крис, из моей головы, вообще не в курсе, где там сейчас тебя носит, – Беркут поднимается обратно к себе домой.

Это только в буйную голову перекатного эйнхерия, который лет с семи, наверное, дважды на одном месте не ночевал, может придти вопрос "Он что, в натуре до сих пор живёт с мамой?!". Тут все живут с родными, у кого они живы, конечно. А где, блять, ещё жить? Вормвуд не резиновый. И как выживать, если не вместе со своими? Это в Золотой век, говорят, был такой замут под названием "ипотека": дома на окраинах поселений росли сами, как грибы, иногда один поверх другого. А как достиг совершеннолетия, просто нажимаешь кнопку – и всё, одна из берлог твоя, пока платишь дань вожаку, конечно. Но теперь эта штука сломалась, как и всё остальное. Допустим даже, скопил ты фанеры, жести, шифера на новый дом – хотя, это ж сколько корячится надо, давно уже всё это добро просто так под ногами не валяется – где ты его ставить будешь? Внутри периметра и так уже не протолкнуться, а вовне – да первый же и погоришь при очередном налёте, а то и гляди конкретно тебя особо наглый рейдер ночью прирежет и обнесёт дочиста быстрее, чем часовые успеют среагировать. Не, уж всяко лучше со стариками своими потесниться. Или жди, пока сосед твой даст дуба, да прикидывай, как заявить права на его хату. Удачи!

На общем фоне Водила и его мать живут ещё... ну, не то чтобы просторно, места внутри как раз не очень, а скажем так, вольготно. Независимо. Никаких соседей, никто не кряхтит за стенкой, не топает над головой, не пробирается мимо твоего окна к своему крыльцу. Особняк, ёпт. Как поднимаешься на бугор, по левую руку, в тени внутренней стены – лачуга Уллы. Справа, окном на внешнее поселение – лачуга Беркута, поновее, но и чуток поменьше. Обе халупы перекрыты общей крышей, и пространство между ними образует закрытый с трёх сторон гараж, куда Водила загоняет свой пикап. Там верстак, кое-как укреплённая жердями и фанерой яма, и так далее. Не сравнить с тем, что у Колина, но свою работу делает. Четвероногому жильцу выделено едва ли не больше места, чем обоим двуногим, вместе взятым, но оно и справедливо: кому они были бы нужны без машины-то?

Поднявшись по склону к гаражу – по обе стороны от съезда ступеньками спускается вниз их огородик; весь холмик преображён до неузнаваемости мозолистыми руками Уллы – Беркут останавливается и пару секунд задумчиво смотрит на верный пикап. После чего поворачивается и машет обеими руками часовым у ворот.

Нет какого-то жёсткого правила по поводу того, где должна быть тачка Водилы во время нападения извне. Возможно, внутри, под защитой стен, чтобы в перестрелке не повредило ценный для поселения ресурс. Возможно, снаружи, в пустоши, чтобы выманить на себя часть нападающих, увлечь их в погоню, из которой они вернутся с пустыми руками – и дай боги, не в полном составе. По-разному бывает, зависит от конкретных обстоятельств сражения. И в этом смысле жилище Водилы расположено, конечно, стратегически: на пригорке у самого въезда во внутреннее поселение. Как выходишь за ворота, сразу налево. Отсюда Беркут быстро может выехать за пределы селения. Отсюда быстро можно загнать машину под защиту стен. И даже если с Водилой что-то стряслось или двигло некстати заглохло, соседи-некомбатанты способны по тревоге затолкать здоровый пикап за ворота, с горки-то.

– Эй, братва, – даже не кричит, чего-тут кричать на такой дистанции, а просто в полный голос говорит Беркут, – Я сейчас через вас проеду туда-обратно. Меня тут Ангел попросил раненых у него забрать, погрузить и во внешнее селение отвезти.

Водила говорит спокойно, дружелюбно, но в утвердительной модальности. Информируя, а не спрашивая. Однако дожидается реакции рейдеров, прежде чем сесть за руль и завести мотор. А ещё параллельно иллюстрирует свой план действий руками в воздухе. Жестикулирует активно, но не слишком быстро: чтобы понятнее было и пусть обе его руки во время разговора будут на виду. Не стоит лишний раз нервировать парней. Особенно сегодня.

Спокойна глубина моего моря: никто и не догадывается о том, какие забавные чудовища скрывает оно.*

Если бы у меня были глаза, я бы тоже закрыла их.**

Множество остывающих сердец взывало о помощи. Они ещё помнили, что такое жизнь.
Ещё три удара и остановиться кровь.
Пара ударов и мысли вознесутся к небу.
Последний и оно перестанет отражаться в их глазах. Глаза мертвецов не способны впустить то, что видят живые.

Но несколько сердец бились рядом, всего в нескольких шагах от хижины. Их дробный перестук отвлекал Душу от мыслей о смерти, словно единые в своей мощи ритуальные барабаны взывали к её вниманию.

«Они близко. Я слышу их сердца. Нити, что ослабли, вновь наливаются кровью».

Их тёплая близость наполняла Душу.
Душа стояла, как и прежде занимая центр дома.
Она всегда занимала центр, открытая со всех сторон. Душа улыбалась. Что может быть лучше, когда в покинутом наспех доме тебя встречают с улыбкой.
Дом постепенно заполнялся живыми сердцами.
Мрак привёл всех: Чиза, Мору, Малыша, Пулю, Тощего, Кинжала, Хитреца, Винтер, Братана и Драка.

Души на всех хватит.

Она перехватила взгляд Мрака, кивнула. Верный Мрак. Закрывает глаза умершим. Открывает глаза выжившим.

У Мрака есть ещё одна душа и она часто устремляется ввысь, где нет боли. Оттуда Мрак приносит такие поющие мысли.
Душа наблюдает, как его ладонь больше не даёт Фее видеть бревенчатый потолок.
- Не смотри в пустые окна, милый. Вдруг тебе захочется войти в покинутый дом.

Душа смотрит и слушает, потом останавливает говорящих взмахом широкого рукава. Голос ее по-прежнему тих. Душа говорит медленно и умолкает после произнесённого, чтобы все успели ее услышать.

- Сегодня мы отпустили пятерых. Они больше не с нами.

- Их души навсегда останутся в погибающем городе.

- Вихрь рассказал нам правду и потребовал жертву. Он забрал двоих.

- Двоих самых слабых вместо одного сильного. Кого-то из вас, - она обвела взглядом каждого в доме.

- Ещё троих забрали те, кто сейчас мёртв. Потому что Вихрь справедлив.

- Троих забрали у нас. Трое понесли за это кару.

- Больше нет Риск.

- Больше нет Биффа.

- Больше нет Матери.

- Кто-то из них впустил хворь. И поплатился. Как и предсказывал Вихрь.

- Карающая длань пришла к нам в облике Несущего Гибель, - Душа повернулась к Крюгеру, указывая на него.

- Сейчас мы будем говорить, а после предадим огню наших братьев и сестру.

- Вихрь предупреждал, что болезнь неизлечима и не покинет город сама, пока не перебьёт здесь всякого живого.

- Мы должны выслушать Несущего Гибель и искать Путь.

Ракс обводит твоих людей взглядом, явно пересчитывая. Затем, должно быть, приходит к некоему выводу и произносит:

— Налеты. На местных. Сообща, бок о бок с моими людьми и еще кое-кем. Вместе сможем не хватать крохи, а брать нормальную добычу. Мне интересны только люди. Рабы и пленные. Всё остальное забираете вы — другие члены рейда.

Он смотрит на тебя.

— Я договорился еще с дюжиной Тарпана. Это наемники из Предела. Вот вас дюжина, Предел даст дюжину, и у меня две с половиной дюжины. Я забираю себе всех рабов, а вы с наемниками можете делить оставшееся как хотите. Меня это не ебет. Свою долю я обозначил.

Почти не раздумывая, Глотка кивает, принимая предложение.
- Надо встретится с этим Тарпаном и решить все заранее.
— Я знал, что до этого дойдет, — ответил Ракс и повернулся куда-то к колонне. — Но это вопрос решенный. Гарт, давай сюда.

К тебе из-за одного из автомобилей выходит, чуть прихрамывая на правую, человек в потертом и изношенном лесном камуфле и скатанной балаклавой на голове. На поясе у него доапокалиптическая кобура и пистолет, надо думать, тоже не самодельный. Выглядит неважно — шрамы, след перелома на челюсти — но от недоедания явно не страдает. Массивная голова, плотно прижатые к черепу уши и далеко посаженные друг от друга маленькие пытливые глазки. Смотрит с интересом.

— Это Гарт. После Тарпана он четвертый человек в Пределе. Занимается сделками. Когда мы договорились, он остался с нами, чтобы от лица Предела заключать сделки с новыми сторонами договора. Гарт, это Глотка. Он с нами на борту.
— Гарт, — кивает тебе тот. — Давай сразу по существу. Утесу ничего неинтересно кроме рабов, значит, делить оставшееся только нам с тобой. Что ты хочешь?

Удачно получилось. Не придется терять время, а это топливо и еда.
- Еда, топливо, оружие, медикаменты. Все как и всем, - переводит взгляд с Гарта на Ракса и обратно, - И ещё, если где-то нам попадутся мозгачи, я хочу... что бы вы держали их от меня подальше. Ваших мозгачей это тоже касается.


— Пределу нужен технический шмурдяк. Шмотки Золотого Века. Мы хотим себе инструменты, двигатели, генераторы, электронику и все такое. Оружие делим пополам. Медикаменты — мы берем себе технику Золотого Века типа дефибрилляторов, чипов, и инъекторов, вы остальное. Еда и горючка нам неинтересны. По рукам?
— Мозгачей брать не будем, — качает головой Ракс. — Они че-нить высрут в вихрь, и нас на подходе срисуют.
Кивок.
- По руками, - сказала Глотка, но руку для рукопожатия протягивать не стала, - Кто первая цель?

Ракс и Гарт переглядываются.

— Не решили пока, — произносит Ракс. — Но есть Гарту конкретно техника нужно, то либо на Свалку, либо в Лес Червей к мамкам. На Свалке завод, в Вормвуде технарь с мастерской.
— Вормвуд еще и большой дохуя, кстати. Там и людьми богато.
— Угу.

Они раздумывают.

— Я еще на одном хочу внимание заострить, — добавляет Гарт. — Надо брать одну точку на выбор. Обе нельзя. В округе нет других технарей и других мастерских тоже нет. Если мы их обе ебнем, то здесь будет негде чинить тачки и стволы. Хотя бы одна должна остаться.
— Хуй знает, — возражает Ракс. — Просто приберем точки к рукам и все.
— Да? Ну вот ты себе пленника-технаря заберешь, я его мастерскую заберу, мы их растащим по углам и дальше чо? Хуйня выйдет, Ракс. Я серьезно.
— Бля. Ну смысл есть, конечно.

Глотка призадумывается, после чего изрекает:
- В Вормвуде я вчера была. Вернее пыталась туда попасть. У них там чума какая-то. Вымирают. Так что их давить надо, все равно не жильцы.
— Разверни. Че за чума?
- Без подробностей. Сказали карантин. Какая-то холера свирепствует.
— Надо шнырей туда закинуть. Посмотреть, понюхать. Гарт?
— Да, я займусь. Че, решили значит?

Ракс протягивает руку ладонью вверх. Гарт кладет поверх свою кисть. Затем оба они обращают взгляды на тебя.
Толстая ладонь Глотки, в перешитой на несколько раз кожаной перчатке без пальцев, ложится поверх ладоней мужчин.

— Так. Глотка, где и как тебя найти можно будет? Через Сухого ничего больше решать не будем. Знать, че и когда произойдет, он не должен.
- У нас нет дома, - с печалью в голосе произносит Глотка и замолкает, - Скажите где и когда встречаемся и мы там будем.
— Тогда у этой же скалы в полдень через две смены солнца.

Существо именуемое Глоткой, кивнуло и развернувшись пошло обратно к своему байку и банде. Две смены солнца. Надо чем-то заняться.

Дойти до мастерской не заняло так уж много времени, в пределах стен всё расположенно достаточно близко друг к другу, но пока открывал ключем тяжелый и прочный замок на двери услышал со стороны рынка поднося какой то новый кипешь, из обрывков фраз, которые доносились до него, сделал вывод что слова Кая в общем то имели резон, карантинные уже на измене сидят от неизвестности и ломки, и попытки побега самых отчаянных было только впросом времени, но со временем отчаявшихся станет только больше, особенно если будут удачные попытки, а методы… Человек всегда был мастаком в придумывании того как использовать подвернувшиеся возможности.
Покачал головой Колин открывая дверь и заходя внутрь мастерской, в поселени становиться неспокойно и по хорошему надо бы приобрести, а может и самому построить себе что то помощнее пистолета, потому что в межнине порох такой, что раз на раз не приходиться и небольшие пули могут увязать даже в самой дрянной броне, не проникая внутрь тела врага. А плотно сидящему наркоше травма или даже перелом ребра от заброневого удара могут показаться всего лишь легким тычком. Да и о средствах защиты от этой болячки можно подумать, может удастся сбагрить чего из этого ангелам или рейдерам охраняющим карантин, те ведь не дураки и болячки тоже бояться как нормальные люди. Правда еще не совсем понятно к кому обращаться, либо у Даста брать большой заказ на весь отряд охраны, либо предлагать свои услуги непосредственно бойцам и потихоньку сбагривать им это.
Впрочем если охрана не заходит прям внутрь, то можно им и попроще защиту сделать, а вот Ангелам и их сопровождающих в карантине стоит сделать полноценный костюм. Еще и сложность выбора о том делать ли их малоразовыми и после нескольких раз сжигать или брать более крепкие маттериалы и потом думать в чем их вымачивать для удаления следов болезни и пусть пруа Колин в уме прикидывал идеи всё равно не помешало бы потом проконсультироваться с Каем он все же больше должен знать о методах защиты от невидимых, но многочисленных мразей.

Впрочем пока был в мыслях касательно дальнейших дел находясь в состоянии эдакой технической фуги, тело прожолжало функционировать и вполне успешно выполнять привычные задачи, по распределению инструментов и оружия на свои места, а также возвращению прежнего жара домне и начале работы над брошенным на половине пути нагрудником.
Херня в городе херней, но заказы никто не отменял, на них технари и живут, заодно пока разогревал металл и ровнял его ударами молотка продолжал прикидывать идеи о защитных костюмах.

Возможно, ему нужно доказать, то насколько он серьезен в своих намерениях, как тот мужик который пожертвовал глазом ради мудрости. К тому же, он ведь уже пытался решить дело мирно и что из этого вышло? Они сами вынудили его сбежать и теперь пытаются вернуть все обратно... и кто тут, спрашивается, страдает хуйней?
Но все же, на мгновение Ангст подумал о том чтобы сдаться. Голос разума говорил что Полночь не будет рада, если прольется кровь и он тоже пострадает, что они не прикрыли именно этот проход специально и, даже если он сейчас сбежит, то ему будет сложно уйти. Да и куда он собрался?
Но это был не единственный голос, который он услышал.
Зря кто-то там ляпнул "Снимай перчатку". Обидно, когда ты вроде бы еще ничего не сделал, даже пытался помочь а тебя все равно боятся и пытаются обобрать и засунуть туда же откуда ты только что сбежал. Чтобы он там от скуки сдох? Они даже не достаточно умны, чтобы понять что он не такой как другие больные или вообще не болен. Они вообще ничего кроме силы не понимают... и, если им подчиниться, то ничего не изменится. Хотят бояться, пусть боятся не зря!

- Хотел дать Сирокко шанс уйти достойно. Как мужчине! С оружием в руках, омытым кровью его врагов и обёрнутым в три слоя их кишок. – как само собой разумеющееся заявил Крюгер, недовольно сморщив нос. – Кто же знал, что кучка придурковатых баб решат всё захерить…

На Даста викинг смотрел уже без напряга, даже принял скучающий вид. Деловой мужик этот Даст. Слишком деловой. Аж на зевоту пробивает.

- Ага. Схожу только цветы и фрукты в корзинку соберу и сразу к ним. – показал свои желтоватые зубы Крюгер. Перевёл взгляд на типа, ему в «помощь» направленного и равнодушно плечами пожал, не имея ничего против компании. – Перекури пока. Разговор у меня к вёльве есть.

И в доме скрылся. Разрулили конфликт, так сказать. Без споров, мордобоя, без пролитой крови. Снова на зёв пробило.

Что за разговор у него такой важный к Душе он и сам поначалу просечь не мог. То бишь девка явно была не в себе, хотя и бойкая, тут не поспоришь. И вся эта муть с пророчеством, новой смачной кликухой и уверениями, что он кого-то там должен прикончить, чтобы хворь ушла, Крюгера немного напрягала. Упустишь её из вида, на рынок за обещанными яблоками для недобитого Сирокко отлучишься, а ей ещё чего в голову ударит и избранником Хели его объявит. А эти дебилы послушают, за вилы возьмутся. И вновь ему патроны тратить. Нахер надо?

Так что новоявленный Несущий Погибель, пока шёл общий сбор всех хилых и убогих, подпирал собой стеночку, да штырей чуть повнимательнее, чем раньше разглядывал, крутя в пальцах недокуренную самокрутку. Более-менее интересных среди них выискивал. Или хотя бы не совсем убогих.

Вот Мрак был мужиком ровным. Кабы в местной секте с головой не повяз, мог бы из него и эйнерх отличный выйти. Кивнул ему в ответ Крюгер с серьёзным видом. Мол, да, ко мне прицепилась вёльва, как видишь. Сказал бы может чего полезного, да знаю не больше этого вашего Призрака.

Зато у Души слова нашлись. Причём много и, как всегда, мутных и непонятных. Крюгер лишь скривился, пропуская большую часть трёпа белобрысой мимо ушей. Вся эта математика с жертвами ему казалась каким-то бредом. Вот только концовка вышла неожиданной. Мол путь нам укажи, Погибель Несущий. Молодца.

- Валить вам из города надо, раз уж тут совсем житья нет. – после нескольких секунд молчания, наконец-то, заговорил Крюгер. – Может кто и примет вас к себе, если умеете не только дурь по вене гонять, но и руками работать. Или головой, или кто у вас в чём горазд.

- Охрану только наймите. Кроме Мрака сносных бойцов среди вас не увидел. Я как только на горизонте появился, так все сразу на очко присели. Душу кинули. На её месте собирать вас бы не стал, а нахер послал. – фыркнул викинг и как бы невзначай к вёльве повернулся с заманчивым предложением. – Как уже говорил раннее, я без работы остался.. Если таки соберётесь в этот ваш Великий Путь, могу сопроводить. Не бесплатно, конечно.



Душа слушала посланника Небес с вниманием, на которое была способна только она: глубоко проникая не в слова, а в эмоции, Душа видела, что Несущий Погибель говорит искренне, и этого ей было достаточно.

- Глас Вихря совпадает с тем, что говорит Несущий Погибель. Слабым и безвольным лучше остаться. Вам не придётся по душе наш Путь.

- Молви, куда ты готов нас вести и какую плату требуешь за свою помощь.

Душа по-прежнему улыбалась, по-прежнему находилась в центре общего дома, но что-то неуловимо изменилось в выражении, с которым она смотрела на Крюгера. То же выражение было у неё, когда он принёс ей трупы врагов, разящим огнём спалив всё живое.

Но помнил ли он?…

- Стандартную. Барахло для бартера. – к удивлению всех присутствующих Несущий Погибель не стал требовать жертв или рабов. – Я нанимаюсь сторожевым псом, а не пастухом. Почему у меня спрашиваешь куда вас вести? – нахмурился Крюгер.

Неуловимые изменения в мимике лица Души прошли для викинга незамеченным. Не такой уж он бы мастак в общение, чтобы подмечать все эти кривляния. Особенно у вельв, с которыми боги похоже круглосуточную связь держат.



- Я спрашиваю, потому что даже у Несущего Погибель есть свой путь и он может не совпадать с нашим, - она сделала паузу по привычке.

- Сколько дней ты готов нас вести? И в какую сторону сам направляешься? Мы долго шли в Вормвуд с северо-востока и там нам больше нечего искать. Как и здесь, - она ещё раз обвела пытливым, но по-детски ясным взглядом собравшихся.

- Об оплате договорились, - Душа коротко взглянула на Мрака, кивком подтверждая своё решение.

- Можешь называть меня по имени. Погибель я несу время от времени, а вот Крюгером остаюсь всегда. – воткнул стрелок в образовавшеюся паузу немаловажный факт.

- Сдаётся мне конечной цели этого самого Пути ты и сама не знаешь, вёльва. Надеешься, что боги тебе подскажут, когда стоит остановиться? – хмыкнул викинг, продолжая воспринимать пророчества Души с некоторым скептицизмом. – Скажи лучше, чего ты ищешь. Чего нет ни в Вормувде, ни к северу-востоку от него?

- Путь мой пролегает на запад. Где море, где мои братья, где наша сумасшедшая мечта. – охотно поделился своим маршрутом Крюгер. – Если нам по пути, то дни можешь не считать. Как только под ногами закончится суша, тогда и истекут мои долговые обязанности перед тобой.



- Я знаю, где нам не стоит показываться, - уклончиво ответила Душа. - На западе мы ещё не были. Вихрь сказал идти за Посланником и это значит - на запад. До воды, так до воды.

То, что искала Душа, не нашлось бы ни в одной стороне света, поэтому она ответила за остальных:
- Нам нужен Дом, что не потрачен болезнью. Кров, куда не придут наутро с трупами наших братьев. Место, откуда мы станем говорить с Вихрем без необходимости считать мертвецов после. Есть ли на свете такие, можно узнать, доверившись богам, а можно поискать самим. Мы сделаем и то, и другое.

- Скукота. – буркнул Крюгер, начав клевать носом уже на половине монолога Души, теряя интерес к секте. Новый Дом. Мир. Спокойствие. Сплошная банальность. Говорить расхотелось.

- Собирайте своё барахло. Дольше пары дней здесь задерживаться не буду. – бросил он перед уходом, разворачиваясь к выходу,.

- Я здесь закончил. Веди меня к этому вашему Колину. – это уже было сказано на улице подручному Даста. Извинения пока подождут.

    — Его лысая башка сверкает на весь Вормвуд, как вы могли его упустить!

    Твою мать. Не успел я дойти до дома, как настигла новость с рынка: мозгач свинтил. Сиганул через стену, прорвался и был таков. Не знаю, как в этом городе всё ещё не полетело к чертям с таким раздолбайством. Хуже всего то, что я начинал заводиться. Завожусь я редко, но метко, и ничем хорошим это обычно не кончается.

    — Бля, Даст, да кто ж знал, что этот полудохлик окажется такой прыткий. Они там все замороженные, а этот затаился, сука, и дал дёру, когда наши отвлеклись на того пришлого мудака, — оправдывался вестовой. — Потом мы его спалили и взяли на прицел, а он как ломанётся, ёпт! У него перчатка ещё эта — стрёмно было подходить. Мозгачи ж ёбнутые все: схватит за яйца, и будешь всю жизнь писклявить потом…

    Я прервал тираду нетерпеливым жестом.

    — Мне плевать как, но вы его найдёте немедленно. А когда найдёте, потрудитесь сделать так, чтобы больше он уже никуда не рыпнулся. Хоть ноги переломайте.
    — Молодец какой. Перелом потом сам лечить будешь?

    Голос за спиной. Женский. Я обернулся, уперевшись взглядом в… Ингрид? Да, Даст, погорячился ты с «мелкой». И, кажется, давно не заглядывал в квартал Ангелов. Хорошо, когда здоровье позволяет годами не обращаться к лекарю, но, чёрт, как же летит время.

    Помню, как был пацаном, когда у Ангелов родилась дочь. Пару раз эта малявка даже забегала в наш дом, и дед не то угощал её, не то подарил какую-то самодельную игрушку… А сейчас передо мной стояла молодая женщина — да, невысокая и щуплая, но всё же не девочка и даже не подросток. Стареешь, Даст. Сколько тебе тогда было, зим пятнадцать? Неважно. Сейчас есть дела поважнее подсчёта прожитого.

    — Какие-то возражения? — спрашиваю я.
    — Да. Отмени свой приказ.

    Нормальный заход. Я командую рейдерами больше, чем она живёт на свете, и не привык, чтобы мои приказы обсуждали. Особенно в присутствии подчинённых. Тем более требовали отменить.

    — Ты же теперь вожак? — меж тем уточняет она.
    — Да.
    — Тогда отмени свой приказ.

    Да уж, девчонке не занимать дерзости. Это ещё не отыгравшая юношеская борзость или просто глупость? Щёлкнуть бы её по носу тут же, но я слишком уважаю Кая, чтобы не дать ей шанса.

    — С чего бы? Мозгач сбежал из карантина. Я огораживал рынок не для того, чтобы каждый мог шарахаться туда-сюда, когда ему вздумается. Как Ангел ты, думаю, знаешь, что такое карантин? — всё же не удержался я от иронии.
    — Конечно, — не обратив внимания на колкость (или не заметив?), кивает она. — С рынком ты правильно сделал. Я не прошу отпустить Ангста, по городу ему действительно нельзя разгуливать. Но если всё, что сказал он, — указывает на Патрона, — правда, то Мозгач нужен живым и невредимым. Вели поместить его в отдельный карантин. Я объясню зачем.

    Я заметно колеблюсь. Я всегда общался с Каем, если что было нужно по его части, и не сомневаюсь в его мастерстве — насчёт Ингрид же уверенности нет. В памяти прочно засел образ девчонки-сорванца лет пяти, и он с трудом вяжется с той, что сейчас перед глазами. С другой стороны, недавно отец передал дела ей — значит, доверяет, считает, что готова заменить его.

    — Хорошо. Ты слышал Ангела. Мозгача найти и под замок. Но на этот раз без косяков, — отдав новое распоряжение Патрону, я жестом приглашаю девушку в дом.

    Иногда стоит рискнуть.


    ***

    Она опускается на стул возле стола, за которым я обычно ем, то и дело бросая любопытствующие взгляды по сторонам, как будто хочет что-то спросить, но не решается. А я, следя за направлением её взгляда, теряюсь в догадках, что же могло так заинтересовать в моей хибаре. Впрочем, вскоре выясняется.

    — Как здесь тепло, хорошо… — произносит она в задумчивости.
    — Тепло?.. — непонимающе переспрашиваю я.
    — Да.

    Колкий, быстрый взгляд и тут же отведённые в сторону глаза. Как блеск клинка охотника за головами, вынырнувшего из темноты по твою душу. И почему от него кольнуло ощущением, что я только что произнёс нечто крайне обидное? Причём в её адрес. Странная она…

    — Какой у тебя план по Мозгачу? — напоминаю я главный вопрос на повестке.
    — Да...

    Она устало трёт переносицу, собираясь с мыслями.

    — Что мы имеем. Сонная проказа поражает нервную систему. Больные ей становятся вялыми и безразличными к большинству раздражителей. По мере прогрессирования болезни человек всё меньше бодрствует и всё больше спит, в конечном итоге — умирает, не приходя в сознание.

    Теперь, когда она начинает говорить по своей теме, её голос звучит тише, но прежняя уверенность никуда не девается — становится иной. Нераздражающей что ли.

    — То, что описал твой человек, крайне нетипичные симптомы, и я прежде не встречала таких ни у одного заражённого.
    — И что это значит? — спрашиваю я, пока не понимая, куда она клонит.
    — А вот это я и хотела бы узнать... — бормочет гостья, скользя взглядом по потолку, как будто искомое прописано там.

    Но, видимо, сообразив, что я согласился на игру по её правилам, чтобы получить чёткие, внятные ответы, которые она же сама мне и обещала, добавляет:

    — Есть несколько версий. Первая: Ангст мог не заразиться. То есть его сунули в карантин по ошибке. Вторая: он всё-таки заразился, просто у него атипичные симптомы. В частности, он не спит и, как выяснилось, способен очень даже резво бегать с преодолением препятствий. То есть он болеет не в тяжёлой форме, но при этом, скорее всего, является переносчиком и может заразить других при контакте. Третья: он заболел, но по каким-то причинам его иммунная система вступила с возбудителем в симбиоз — организм с ним не борется, принимая чужеродные клетки за свои, взамен недуг не убивает его. Это называется «здоровый носитель». Но других при этом заразить Ангст может. Четвёртая: он заболел, но его организм успешно поборол болезнь. То есть он имеет иммунитет, и если так...

    Она замолкает. Явно что-то прикидывает, обдумывает.

    — ...то? — напоминаю я о своём присутствии, когда пауза слишком уж затягивается.

    Она еле заметно вздрагивает, выныривая из какого-то своего мира, смотрит на меня растерянно, будто только заметила. Девчонка умная, но, похоже, с кучей тараканов. Мнётся. И я только теперь замечаю, что её левая рука как-то неестественно прижата к телу, от чего резкие движения вызывают на её лице гримасу боли. Конечно, как я мог забыть.

    — Ты ранена.
    — Да, зацепило, когда вытаскивала других раненых, — нехотя признаёт она.

    Ёжится. Я бы даже сказал, ершится. Диковатая она какая-то. Похожа на плохо, не до конца прирученного зверёныша, выпускающего когти по поводу и без. На всякий случай. Потому что до конца не понимает, когда стóит, а когда пустое.

    — Помощь нужна?

    Она качает головой отрицательно.

    — Отец меня уже заштопал. Пройдёт. Нормально всё.
    — Когда залётный хер шмаляет по гражданским, это ненормально, — моё возражение звучит резче, чем хотелось бы. — Я поговорил с этим Крюгером. Утверждает, что в вас не целился. Что скажешь ты?
    — Я не знаю, — пожимает она плечами и сова морщится. — Мы с Полуночью стояли спиной, когда в нас прилетели осколки, и я ничего не видела.

    Подумав, добавляет:

    — Но перед тем, как выносить Сирокко, я крикнула Крюгеру, чтоб не стрелял в нашу сторону. И он точно знает, что я Ангел. Кто его разберёт, специально он или нет... По большей части ему плевать на людей.

    Ясно. Концов не найти. Впрочем, я не звался бы Дастом, если бы бросил это дело не доведённым до конца. Других свидетелей этих событий хватает, например, караульные с вышки. И я непременно допытаюсь у них позже.

    — В любом случае я его предупредил, и больше такое не повторится, — заверяю я. — Пусть развлекается стрельбой по Ангелам в другом месте. В Вормвуде они слишком ценны.

    Она хмурится, ёрзая на стуле, и какое-то время молчит, прежде чем спросить:

    — А он не сказал, зачем вообще к нам явился? Его община довольно далеко отсюда, на западном побережье, и просто так он бы не пришёл — наверняка какая-то нужда.
    — У него к Колину дело, ищет какие-то детали.
    — Ага. И пальбу по Матери устроил, чтобы ускорить их поиск?

    А язык у неё вместо скальпеля. Это даже забавно. Иногда.

    — Сирокко — его кореш, — поясняю я. — Когда Риск с братцем его изрешетили, Крюгер не смог стоять в стороне.

    Она меняется в лице.

    — Месть за друга, значит… — кивает одобрительно. — Пусть так. Óдин благоволит справедливому возмездию.

    Точно. Я и забыл, что она тоже из этих, как их?.. Неовикинги? Верят в кучу богов, над которыми у них за главного какой-то одноглазый. В какие только культы ни ударяются на просторах Межнины.

    — М-м-м, да… Про Ангста я ещё недоговорила, — вновь возвращается Ингрид к основной проблеме. — Я перечислила четыре версии в случае, если мы имеем дело с вирусом. И нужно помнить, что Ангст — не обычный человек. Возможно, на Мозгачей и тех, кто связан с Вихрем, возбудитель не распространяется. Возможно, лечение вообще стоит искать в Вихре...

    Очень хорошо. «Из-за грёбаного Вихря случилась эта чума — поэтому надо лечить при помощи Вихря». Охуенно здравое рассуждение. И вроде смышлёная, а на полном серьёзе несёт такую ересь. Я бы понял, будь она долбаной сектанткой, но услышать подобный бред от Ангела — вот уж не ожидал. Едкий смешок срывается с моих губ.

    — Неужели?
    — Ну да, а что?.. — осторожно спрашивает она.

    Похоже, почуяв прорывающееся в моём голосе недовольство, она замирает. Внимательные, льдистые глаза смотрят на меня изучающе, оценивая риски: говорить дальше или смолчать. Она выбирает первое. Кто бы сомневался.

    — Пока что надо установить природу возбудителя. От этого и будем плясать. В ситуации почти полной неизвестности мы вынуждены учитывать даже самые необычные варианты. И если что-то из них поможет справиться с болезнью, свою задачу мы выполним.
    — Если под «необычным вариантом» ты имела в виду, что лечить будет Мозгач, залезая в Вихрь, и при помощи своей перчатки, по-моему, лучше сдохнуть во сне.
    — Посмотрела бы я, как бы ты запел, если бы умирал сейчас взаперти на рынке под дулами рейдеров, — тихо говорит она, упрямо поведя подбородком.

    На этот раз настаёт мой черёд делать паузу для изучающего, с прищуром, взгляда на собеседницу. Нет, это не борзость. Это непоколебимая уверенность в своей правоте, вкрутую замешанная на упрямстве.

    — В любом случае Ангелы не умеют лечить Вихрем, — возражаю я. — В чём смысл этого разговора?
    — Не умеют, — кивает она. — Почти никто не умеет. Но моя мать владела этим искусством и передала его мне. Только... это небезопасно.
    — Удивительная новость, — хмыкаю я.
    — Ты не понял. Это небезопасно пока что. Временно. Знания у меня есть, но я ещё ни разу не пробовала лечить кого-то этим способом… — бормочет она смущённо.
    — Хоть одна хорошая новость за день.

    Она правда считает, что я позволю пустить в ход эту муть и должен поверить, что после сеанса залипания в неведомую хрень весь рынок чудесным образом исцелится?

    — Чёрта с два я выпущу из карантина таких «излеченных». Вормвуду не хватало только толпы ходячих трупов с кашей вместо мозгов.

    Ингрид поджимает губы.

    — Ты не Ангел, и не тебе решать, — не сразу звучит её ответ.
    — Ты, похоже, тоже, раз предпочитаешь шарлатанство нормальному лечению, — парирую я.
    — Моя мать не шарлатанка!

    Она моментально вспыхивает. Вскакивает с места, группируется, словно готовится отражать атаку не только словесно.

    — Ты хоть знаешь, скольких она вытащила, когда обычная медицина оказалась бессильна?! На её счету столько спасённых жизней, что ни один Ангел, лечащий по анатомическому атласу, и в подмётки ей не сгодится! Не смей оскорблять её память!

    Будь на столе что-то увесистое, наверняка уже полетело бы в мою сторону. Ну и характер у девицы. Из глаз того гляди полетят искры.

    — Успокойся, — смерив ей взглядом, холодно произношу я.

    Куда там. Мой тон только подстёгивает её ещё больше. Как вылитое на голову ведро ледяной воды.

    — Если есть хоть малый шанс, что Вихрь спасёт жизни, я пойду на этот риск. И ни ты, никто другой мне не запретит!
    — Не пойдёшь. Я не позволю.
    — Да ты что?! Ну попробуй!

    Кажется, только что я наступил на какую-то особенно болезненную мозоль, потому что сейчас она похожа не на нелюдимого зверёныша, а на взбешённого зверя, который всю жизнь жил на воле и впервые узнал, что такое быть изловленным и засунутым в тесную клетку. Удивляюсь, как она ещё не наскочила на меня с кулаками. Наверное, мешает больная рука.

    — Может, сам будешь ходить на рынок смотреть на умирающих, а?! Раз ты такой умный и всё знаешь.
    — А может, тебе напомнить, из-за чего люди Золотого века оказались в полной заднице? Твой Вихрь в один прекрасный день пустил по пизде весь их мир! Жизнь ничему тебя не учит?

    Дерьмо. Я и сам начинаю беситься. Заразительная у неё ярость. Мне ещё не доводилось бить женщин, но в эти секунды рука чешется залепить пощёчину. Только нет у меня уверенности, что угомонится.

    — Лечить Вихрем она вздумала, — волевым усилием беру себя в руки, почти возвращая прежнее спокойствие. — Обязательно кидаться в крайности? Ты, блядь, Ангел. У тебя есть обычные лекарства — нельзя попробовать для начала их?

    К моему изумлению, Ингрид разражается заливистым смехом.

    — Ха-ха-ха! У меня есть лекарства… Ха-ха-ха-ха!

    Она мелко сотрясается всем телом, упав обратно стул и прижав ладонь к глазам. А когда отнимает, я вижу, как по болезненно бледным щекам катятся крупные, блестящие капли.

    — Да мы Сирокко полдня собирали! По кусочкам, и это не прикрасы! Моя подруга чуть не истекла кровью у меня на руках, я едва её спасла, на последних запасах! Только вы ж всё не унимаетесь, вам всё мало! Каждый день режете друг дружку и режете. Режете да стреляете! Вышибаете мозги да кишки выпускаете! Да а чего, подумаешь, ерунда какая. У Ингрид же бесконечные запасы, ей с неба падают — подлатает! Нет у меня ничего, всё истрачено подчистую — ясно тебе, умник?!

    Становится не по себе. Она в самом деле рыдает и хохочет одновременно. Истерика? Твою мать… Я знаю, как унять кучку буйных рейдеров, но понятия не имею, что делать с истеричными бабами.

    Делаю первое, что приходит на ум: шаг к шкафу, там, где хранится «тяжёлая артиллерия». Ставлю перед Ингрид на стол гранёный толстостенный стакан, ещё из дедовских запасов, наливаю до половины.

    — Пей.

    Она проглатывает, не поморщившись. Точно истерика. Пойло вообще-то крепкое даже для мужика.

    — Легче? — садясь напротив, спрашиваю я.
    — Немного, — поникшим голосом отвечает она и утыкается немигающим взглядом в выцветшую, потёртую скатерть.

    Ладно хоть реветь перестала, а то ещё немного, и я бы не выдержал этого представления. Похоже, вся эта драматическая лабуда в крови любой женщины — неважно, Актриса она или нет.

    Придвинув опустошённую посудину, наливаю себе тоже. Почти до краёв.

    — Надо было сразу сказать, что с аптечками всё херово. Я не знал, — отпив немного, бросаю вслух, чтобы сказать хоть что-то.

    Молчит. Притихла. И эта внезапно повисшая тишина гнетёт сильнее недавнего скандала. Тебя не поймёшь, Даст. Ещё несколько минут назад тебя раздражали её крики — теперь не рад её молчанию.

    — Ну, с медикаментами, я думаю… Э, куда?.. Не лишака?

    Ни слова не говоря она вдруг хватается за стакан и осушает залпом прежде, чем я успеваю вмешаться. А мгновением позже падает ничком на стол.

    — Блядь.

    Ангел-алкоголичка, заебись. Шумно выдыхаю, запустив пятерню в волосы и уставившись на бессознательное тело как дурак. Вот что с ней делать? Закидывать на плечо и тащить в дом отца? На виду у всего Вормвуда. «Кай, тут твоя дочь ко мне явилась и ужралась в щи — принимай». Да он первым же делом спросит, нахера ты ей наливал.

    Чёрт с ней, пусть отоспится здесь. К Каю схожу сам, предупрежу. Ворча тихие ругательства, стаскиваю с девушки пальто и обувку. Взяв на руки, переношу в кровать (надо же какая лёгкая — иной подросток и то весит больше).

    Вот уж точно нескучный первый день на посту вожака.

Ангст,

— За ним нахуй!

Ты ломишь прочь по оставшемуся проходу. Сугубо на свои страх и риск — ни Даст, ни его звеньевые сейчас почти ничего не контролируют. Большая часть людей занята оцеплением, и пока до них дойдут приказы, пока эти приказы будут поняты, то да сё, тебе уже могут отпилить голову. Добегаешь до угла ограды рынка и на рывке заходишь за нее. Вслед не стреляют. Позади топот и окрики. Погоня. Стрелок на башне уже сводит мушку с перекрестьем оптики.

Навстречу тебе выбегают несколько штурмовиков. Рейдеров, облаченных как раз под нужды охраны зоны карантина. Ты видишь большие щиты — сколотых из дерева или грубо сваренных из листового железа — и рогатины. Они сокращают с тобой дистанцию, прежде чем ты успеваешь что-то обдумать. Первая рогатина перехватывает тебе ногу в бедре. Надламывает в сгибе, валя тебя на рыхлую землю. Вторая поперек прибивает шею. Третья — руку в перчатке. А там уже догоняют и преследователи.

Кто-то обрушивает тебе башмак на череп. Обрушивает с такой силой, что ты чувствуешь, как волнуется, расходясь волнами, вихрь.


Даст, в дверь стучат кулаком — стучат с такой силой, что подрагивают стены. Но не входят.

— Шкипер! — ты узнаешь Перепела. — Взяли лысого! Ты че-то говорил, типа под замок, а куда под замок-то?


Беркут, Крюгер.

Вы оба оказываетесь у ворот в одно и то же время. Ты, Беркут, чуть раньше, так как подъезжаешь на машине — рычание двигла разносится по улицам, покрышки взметают черную взвесь. Тебя, Крюгер, сопровождает Патрон. Ворота заперты. У ворот часовые. Отдал ли им кто-то приказ запереть ворота заблаговременно, вы не знаете. Так как когда вы выходили, они были открыты и открыты свободно. Крюгер, у тебя есть основания думать, что это не связано с тобой. С Дастом вы разошлись на мирной ноте, и он должен был погасить шухер в своем хирде. Значит, что-то еще.

— Старшого жди, кардан! — Беркут, ворота тебе все же не открывают. — У нас прорыв в карантине. Там мозгач больной где-то бегает. Щас выбежит и перезаражает всех нахуй.

Ворота не сплошные — жестяная обрешетка, где качественная доапокалиптическая, а где и просто из сваренных крест-накрест арматурных прутов. Так или иначе, они позволяют просматривать происходящее внутри. И вы оба можете видеть, как из-за периметра рынка рейдеры выволакивают лысого парня со следами кровоподтеков на лице. Беркут, ты узнаешь в нем Ангста.

— Так. Давай открывай, — берет слово Патрон и показывает на тебя, Крюгер: — Этот со мной.

У Патрона теперь власть второго человека после Даста. Рейдеры спешно снимают засовы и запоры с ворот. Пока это происходит, он поворачивается к тебе, Беркут:

— О, и ты тут. Нужен как раз. У тебя щас че за дело?

Ты объясняешь в общих чертах.

— А-а-а... Ладно, доделывай эту хуйню, а потом сразу на тачке двигай к лобняку культа Души. Там, где бойня стряслась. Там туш дохуя, надо будет вывезти. Даст добро дал, если че. Бак полный залей.


Сирокко, Полночь.

Вы оба приходите в себя... Сначала кажется, что неизвестно где. Но чуть позже обстановка и запахи — отдающая железом кровь и медикаментозная горечь — сводят умозаключения к дому ангелов. Полночь, ты на операционном столе. Под тобой почерневшая лужа. Стол трещиноват, и эти трещинки особенно черны от крови. От твоей крови. Торс при попытке двигаться не отзывается болью, а вот бедро жгуче простреливает сверху вниз. Танцы придется отложить на ближайшее время.

Сирокко, ты на кровати Кая. В голове шумит. Порывы мирового вихря бьются откуда-то извне о стенки твоего сознания, вяло тревожа его — как слабый ветер, играющий с флюгером, но не поворачивающий его на полный оборот. Ты жив. Ты не знаешь, как здесь оказался, что сейчас с культом, и почему здесь рядом с тобой Полночь. Есть ощущение, будто многое поменялось. Это ощущение до тебя донес вихрь. Находясь без сознания, ты многое узрел и услышал. Вопль Мамы "ЗАЧЕМ?", запущенная прямиком из сердца культа мощная воронка, и смутный образ Ангста. Ангста, вобравшего и развеявшего всю эту бесконтрольную силу.

За дверью раздается шум двигателя. Автомобиль. Если все спокойно и под контролем, автомобиль здесь может быть только один. Беркута.


Колин, в текущих условиях мысли об одноразовой защите можешь отбросить сразу. У тебя мастерская, а не промышленное производство. Нет добычи сырья, нет его переработки. То есть, нет ничего того, что дало бы тебе возможность просто брать и сжигать изделия. Твои ресурсы слишком скудны, чтобы ими вот так разбрасываться. Если предположить, что у тебя на свалке есть какое-то количество полиэтилена, пластика, ткани, марли или иных материалов, то если все это после разового использования сжечь, рано или поздно оно будет исчерпано. И взять новое станет неоткуда.

Что касается многоразовой защиты — ты можешь построить омывающую камеру. Сейчас такого нет. И работающие в карантине наверняка выносят болячку, так как не ведется даже простейшее обеззараживание костюмов. Изолировать какое-либо место и подвести туда воду — вполне осуществимый вариант. Особенно если учесть, что под это дело годится и техническая вода, а колодцы в Вормвуде под нее уже отрыты. Однако тебе понадобится средство доставки воды от колодца к омывающей камере — насос. Ручной или же генераторный, причем генераторный потребует еще и горючего. Убить на эту стройку придется не меньше недели, да и не факт, что результат себя оправдает. Так как тебе неизвестно, какими именно путями зараза распространилась по городу.

За этими мыслями тебя застает Патрон. Он входит в твою мастерскую, вместе со спутником, который явно не из местных. Спутник этот облачен в экзоскелет и вооружен так, будто его известили о начале Рангарека со следующим восходом светила.

— Крюгер, это Колин, наш болтокрут. Колин, это Крюгер. — представляет вас друг другу Патрон. — Он к нам издалека. Говорит, что пришел за услугами по твоей части. Обслужи, возьми плату. Все как обычно. А я пошел.

Он выходит прочь.


Душа, в общинном доме какое-то время после ухода Крюгера висит молчание. Какой еще путь? Какой еще дом? Какая еще вода? Заговорить кто-либо первым не решается. И потому первое, что развеивает тишину, вовсе не относится к текущему делу:

— Не успели.

Бродяга смотрит на тело брата. Уже пришедший в себя, он сокрушен — хочется молчать, но горечь рвет с языка слова. "Не успели. Не успели". Рано или поздно не успели бы. Наркоман, если хочет сберечь свою жизнь, должен обманывать смерть постоянно. Смерти же достаточно подловить наркомана на ошибке единожды.

— Всегда же успевали... А тут не успели, — Бродяга окидывает культ рассеянным взглядом. — Как... как так вышло?
— Снаружи стрельба началась, — отвечает Мора. — Мы и сбежали.

Мрак смотрит на нее, незаметно качает головой, а затем берет слово:

— Вихрь забрал у нас Бродягу. Ты же слышал пророчество.
— Да это ж передоз, — возражает Кинжал. — Причем тут вообще пророчество?
— Если ты сомневаешься в словах Души, нам с тобой не по одной дороге.
— Тебе со многими не по одной дороге. Но как-то же ты живешь.

Бродягу ответ о пророчестве тоже не очень устраивают:

— Мы просто не успели. Душа, я не знаю, было ли пророчество или нет на самом деле, но... Если не было, не надо этой смерти красивых оберток. Дым есть Дым. Держался, пока огонь горел. Потом растаял.

Все встречают это без слов.

— Никуда я не пойду, Душа, — продолжает Бродяга. Ты слушаешь вихрь и не можешь понять, чем это вызвано — действительным нежеланием, или же Бродяга лишь разбит горем. — Здесь у меня работа есть и хлеб. Я ж с плантаций. Карантин на мне не сказался.
— О себе думаешь, — бросает Мрак. — А Ферзю что было бы делать, окажись он жив? А Ветру с Громом?
— Внимать пророчествам.

Хитрец крякает — то ли кашель, то ли смешок. Мрак против Бродяги и Кинжала явно в меньшинстве. И Хитрец, улучив этот момент, подхватывает волну:

— Мы тогда тоже остаемся. Тощий, Вера, я — у нас тут так-то торговля идет. Бросать все, идти непойми куда, лишаться дела... Я, Душа, конечно, пойду с тобой. Если там, на новом месте кто-то покупает дурь. Игра, может, и будет стоить свеч. Но просто так смысла никакого.
— Крюгер еще сказал, мол, "как только под ногами закончится суша", — подхватывает Тощий. — Значит, где-то надо будет идти водой. Вот он дойдет до воды, бросит нас на берегу и оставит с голыми жопами. Или не с голыми жопами, но уж точно без своей защиты. Что одно и то же, если пораскинуть.
— Да и даже если ты поедешь, — нерешительно вставляет Вера. — Кому-то все равно придется остаться здесь, чтобы ничего не развалилось.
— Да. Кому-то придется.

Призрак бросает на Веру взгляд и задумчиво скребет в затылке. Но ничего не говорит.

— И я не пойду, — Чиз жалко улыбается. — Межнина полна всяких опасностей, а мы не воины. Я слышал, что людоеды даже в бои не вступают. Они просто стрельнут в кого издали, а потом ждут, когда его бросят или похоронят. Чтобы потом отрыть и сожрать. Или что когда воины видят погоню людоедов, кому-то специально сухожилия на ногах подрезают и бросают. Как откуп.
— А я про эйнхерий слышал! — подхватывает Малыш. — Что они все как один хотят в бою умереть. Если Несущий Смерть действительно великий воин, они, может, и за честь почтут или убить его, или от его руки пасть. Тогда кого-то из нас точно покалечат и убьют. Может быть, и не спецом, но когда пальба начнется. Шальняком.
— Трусы, — усмехается Мрак. — Кинжал, может скинемся им по яйцу? Хотя бы одно у каждого должно же быть.
— Они и вдвоем одно моё не поднимут, — отвечает тот.

Мрак усмехается.

— Вы вот тут все правильные вещи говорите, — начинает Братан. — О работе, о еде, о делах, об опасностях, а я все жду, когда вы к главному перейдете. И не дождусь никак, похоже. Ладно. Тогда это я сделаю. Что с Сирокко?

Он обводит Мрака и Кинжала взглядом:

— Я, может, тоже трус. Когда стрельба началась, поджал хвост и сбежал. Очканул, да. Есть такое. Но раз я очканул, то значит, что у меня обязаловка перед теми, кто не очкует. Если Сирокко умирает — его надо спасать. Если он не умирает, и его кто-то спас — надо с этим кем-то расплатиться.
— Сирокко сам вызвался и сам намотался, — Кинжал сводит брови к переносице. — Никто его об этом не просил.
— И что?
— Что "что", еб твою мать? Он этим обрек и себя, и нас. Если бы стрелять не начал, глядишь, мы и Дыма откачать успели.
— Если бы у бабушки была елда, — встревает Драк. — Кинжал, че ты там блеешь? "Сам", "не сам", "это все он", "он начал" — выключай уже ребенка нахуй! Проблему решать надо. Может, жопу Сирокко уже псы глодают, а ты тут себе левое ебало рисуешь.

Взгляд Винтер мечется с Братана и Драка на Кинжала и обратно. Ты в общих чертах понимаешь, что происходит в ее голове. На повестке дня важный вопрос — оставлять город или нет. И от ответа на него зависит, окажутся ли радость и Братан по одну сторону баррикад. Винтер не решается явно выбирать сторону. Выбор между радостью и Братаном уже случался в ее жизни, всегда был особенно болезнен, но теперь... Теперь, похоже, подступает момент, когда его придется сделать раз и навсегда.

Братан читается как открытая книга. Такой человек — он вообще не про Межнину. Излишне искренний, излишне прямодушный, подставляющий плечо там, где вполне мог бы бросить и кинуть без потерь для себя. Он не ловит момент, как Хитрец. Не вторит тем, кого считает сильными, как Чиз и Малыш. Не возводит идолов, как Мрак. Он просто определяет вектор и следует ему. И сейчас Братан или соберет Сирокко по частям (если это понадобится), или не успокоится, пока не увидит его труп и не убедится, что помочь вообще никак нельзя.

Именно здесь для Винтер и перелом.

— Да, — тихо произносит она. — Даже если мы и решим уйти, Сирокко бросать... Ну не делается же так.

И неслышно перемещается Братану за спину. Перемещается, сказав ему нужное без слов. Мягка и сдержанна. В отличии от Братана, она не ставит условий, но скорее просит.

— А я вот наоборот, с тобой, Душа, — изрекает Пуля. — Заебал меня этот гнидник и не меня одну. Умирать скоро, так хоть на Межнину посмотрим, правильно?

Беркут откидывается на сиденье, нетерпеливо барабаня пальцами по рулевому колесу. В принципе, нет вообще никакой проблемы с тем, чтобы подождать немного. Кай, скорее всего, ещё даже не вернулся с обхода, особенно если как раз в это время случился какой-то замут с Мозгачом. Даже лучше, наверное, иметь лишний повод посреди этого трижды проклятого дня подольше посидеть спокойно. Да ещё и за рулём. О, забегали. Ага, а вот и "старшой". А с ним... Так, стоп, но как?.. Он чо, сдался?! Не, при оружии. Нет, но... Блин!.. Нет, не может быть. Но ведь...

В течение всей краткой беседы с Патроном Беркут в основном пытается не выдать своего изумления. И даже зрелище избитого Ангста, волочимого мордоворотами по грязи, как-то теряет в яркости рядом с этой невозможной чёрной фигурой, маячащей подле, буквально в нескольких шагах. Даст добро дал? Интересно, на что ещё Даст дал добро.

– Не вопрос, отвезу. А кто старший-то по погрузочно-разгрузочным работам и всей хуйне?

* * *

Расстелив в кузове условно чистое одеяло, заранее взятое у Бедной Скимлы, Беркут поднимается на крыльцо дома ангелов. И замирает на несколько секунд, пытаясь прогнать головокружение и справиться с сердцебиением. Он оставил их, наверное, меньше часа назад, но сколько всего здесь могло произойти за это время. В каком состоянии он их обнаружит сейчас за дверью?

* * *

Когда живые, наконец, доставлены под свой новый кров, настаёт пора позаботиться о мёртвых. Впрочем, сначала Беркут позволяет себе выкурить быструю сигарету, прислонившись к капоту напротив дома Бедной Скимлы. Можно, наверное, потерпеть несколько затяжек, когда у тебя вся вечность впереди?

На лобняк перед логовом культа пикап выкатывается задним ходом, останавливается аккурат кормой к самой большой груде тел. Брызги грязи из-под покрышек летят на чьё-то лицо, навеки застывшее с выражением немого изумления.

– Душа! – кричит Беркут, выпрыгивая из кабины, – Душа, выйди на пару слов!

А сам идёт опускать задний борт.

* * *

Для того, кто всю жизнь старался опираться на твёрдую почву, – и лучше даже не напрямую, а через посредство подвески и колёс – прыжок с головой в неизвестность Вихря – отчаянная затея. Но Беркут задумался об этом шаге ещё утром, во время разговора с Крисом, столкнувшись с сомнениями, которые сейчас, с этой стороны пережитого дня, кажутся почти смешными. Конечно, в таком деле лучше бы, чтобы кто-то хорошо его знающий, кто-то, кому можно довериться, побыл бы рядом, подержал бы за руку. Но к кому он теперь мог бы обратиться? Нет, он не может рисковать кем-либо, кроме себя. Чо, кардан, помочь хочется? Вон, Ангст тоже хотел помочь, и чо с ним сейчас? Не-не, к херам этот противный внутренний голосок, он уже решился и мысль об этой возможности уже не оставит его просто так. Ни одна из знакомых дорог не ведёт к решению проблемы, значит, надо искать объезда по целине.

Присев на колоду для рубки дров рядом с домом, Водила бросает взгляд на мрачное вечернее небо и прикрывает глаза. И под опущенными веками продолжает видеть лабиринт улочек родного поселения – пугающе реальных, полупрозрачных, хаотично пульсирующих, до краёв наполненных эхом от криков и стонов тех, кто заживо сгорел в огне Апокалипсиса. Где-то в их хитросплетениях должна брать начало дорога, которая ведёт к спасению от грёбаной сонной заразы.

Новое пробуждение, реальность всплывает из пелены небытия словно лицо утопленника из омута. Вся его жизнь сделалась тяжелым забвением, разделенным на отрезки красными полосами боли. Как во сне он помнил голоса. Ингрид, Кай, Беркут, Полночь. Горькое послевкусие тревоги, отчаяния, боли, размазанное очередным забытьем. Значения слов не задержались в голове, да и неважно – все необходимое и так было ясно. Она жива. Где-то рядом. Нужно задержаться здесь, хватит плавать в дурмане.

С трудом подавив душную сонливость, подаренную обезболивающими, Сирокко приподнялся на локтях, огляделся. Переждал головокружение, осторожно спустил ноги с кровати. Тяжелый запах боли вызвал минутную тошноту. Вон она, там на столе, надо только дойти. Шаг, еще один. Тело, буквально собранное из лоскутов, выдержало нагрузку – ангелы поработали на славу. Вот уже он стоит на коленях у ее изголовья и вглядывается в милые черты. Сильно осунулась, детка, лучше держись подальше от зеркал. Но для него все равно самая красивая. Он смотрел молча, даже когда она открыла глаза, и их взгляды встретились. Самое важное они умели передавать без слов.

— Я видел тебя там, детка. Рад, что выбралась. Без тебя здесь стало бы невыносимо. — спустя вечность безмолвия наконец произнес Сирокко, впервые улыбнувшись.

Наркотический сон отступал, возвращая вместе с сознанием вкусы, запахи... И боль. Полночь, ещё не открывая глаз, скользнула рукой к ноющему бедру, провела по бинтам, потянулась ниже насколько могла достать... Страх сменился облегчением - Ингрид, её Ангел, - справилась. По крайней мере нога на месте. А раз болит - значит живая. А Сирокко? Как там Сирокко?..
Полночь открыла глаза и тут же встретилась с ним взглядом. Жив... Как же хорошо... Уголки потрескавшихся губ дрогнули в счастливой улыбке. Девушка пытливо всматривалась в лицо столь дорогого ей человека, надеясь, что то не исчезнет, что это не снится, что это не насмешка вихря. Протянула к нему руку. Коснулась его щеки. Теплая, даже горячая по сравнению со ставшими ледяными из-за общей кровопотери пальцами. Живой, как же прекрасно.
Но как только Полночь убедилась в реальности происходящего, счастье начал оттеснять гнев. Актриса помнила Душу, стоявшую там же, на той злополучной площади. Сирокко не просто там оказался и не просто попал под случайные пули. Он был там с ней. Тонкие брови нахмурились. В черных глазах показалась надвигающаяся буря. Пальцы скользнули с щеки к уху и сжались на нем, оставляя следы ногтей.
- А я видела тебя здесь, умирающего. Я говорила, что этот культ не доведёт до добра, - голос однако пока звучал ровно и даже отстранённо. Просто факты. Действительно говорила. И действительно не довёл до добра. - Нашёл там, что искал?

Что он искал? Действительно, что? Уж точно не плотских утех с тех пор, как познал Полночь. Не экстатических погружений в бездны искаженного восприятия. И не чувство слияния разрозненных одиночеств в единую сущность, ради которого большинство приходит в такие места. Он искал ответы. Ответы на вопросы, которые и сам не мог толком сформулировать. Отчаянно, по наитию, безо всякой надежды на успех, но настойчиво и без лишних сомнений. Искал всю свою жизнь, но так и не приблизился к разгадке.

Он накрыл ее холодные пальцы ладонью, заставил их еще сильнее впиться в свое ухо. Новая боль тонким ручейком влилась в уже бушующий океан, едва заметная на фоне радости от ее касания. Повел носом у ее запястья, зажмурился от удовольствия, уловив призрак такого родного запаха. Склонился, приблизил к ней лицо, заглянул в глаза. Еще красивее, когда сердится.

— Нет, ничего, — Сирокко досадливо качнул головой, не разрывая сцепленных взглядов, — Снова пустота. Но если не искать, то что остается? — он пожал плечами, и виновато улыбнулся уголком рта.

- Жизнь, - чуть усмехнулась в ответ Полночь. - В ней столько всего, здесь, сейчас. И это всё можно пропустить, потерять в бесплотных поисках.
Ни в чем не раскаивается. Как и всегда делает то, что хочет, не думая о последствиях. Нет, она не могла долго сердиться. Да и в принципе не умела. Злость, ревность, мстительность были чужды её воздушной натуре. Да и разве можно тратить оказавшееся таким драгоценным время на нравоучения.
Полночь отпустила ухо и, поморщившись от боли, подтянула себя в положение сидя. Так чтобы оказаться нос к носу, глаза в глаза с Сирокко. Тонкие ноздри трепетали. К его запаху, неизменно вызывающему желание, примешивались чужие запахи. Кровь, лекарства, дурь, порох, металл... Как же хотелось это всё смыть... Забыть... Оказаться где-нибудь вместе совсем в другом месте...
- Я так боялась, что потеряю тебя, - тихо призналась. И полностью убрала расстояние между ними поцелуем...

— Знаю, детка. Я знаю, — Сирокко кивнул со всей серьезностью. Слова Полуночи о жизни в текущем моменте нашли отклик в его сердце, он обещал себе задуматься об этом, но как-нибудь потом. Сейчас его вниманием безраздельно завладели губы, произнесшие их. Темные на бледном лице, такие нежные и чувственные, безупречные по рельефу и форме, они притягивали взгляд, манили, гипнотизировали. Он собирался сказать ей что-то ласковое, но сам не заметил, как прильнул к этим губам, и слова уже не нашли воздуха. Да и зачем слова? Возлюбленные не нуждались в них, их чувства выражались иным языком – взглядом, касанием, дыханием, сердцебиением.

Сирокко обвил Полночь за плечи одной рукой, обнимая и поддерживая, а другой так и не отпустил ее холодную ладонь, сплетя свои пальцы с ее. Оба были едва живы, во власти тяжелых обезболивающих, и даже мысли о желанной близости приходилось гнать прочь. Но они были вместе, и не собирались терять эти редкие мгновения на пустяки.

Неудивительно, что никто из них поначалу не заметил Беркута, который явился, чтобы отвезти их в новый приют. Рев мотора его тачки трудно было с чем-то спутать. И как только они умудрились не услышать?

Он бежал от них словно дикий зверь, которого пытаются загнать. И как дикого зверя-же Ангста поймали... А так не хотелось быть добычей. Но видимо, для того чтобы тебя не согнули или не сожрали, чтобы не дрожать хотя бы перед пешками нужно... хотя какая разница, что там было нужно. Итог все равно один. Пешки настучали по башке, перчатку забрали, он все равно в карантине... Но! Не на рынке.

Одуреть просто. Оказывается, так можно было!? Попросить - мало. Нужно вылезти под пули, перепрыгнуть через забор, еще раз вылезти под пули, сесть на рогатину, получить по черепу башмаком и вот оно счастье! Может даже Даст теперь найдет немножко свободного времени? Только вот мозгач не очень-то горел сейчас желанием кого-то видеть, кроме Полуночи пожалуй, но она к нему не придет, а просить Даста о чем-то... Да ни в жизь - здоровья не хватит больше на запросы. Может потом.
Убил бы!... Или Даст с его шайкой Ангста или Ангст кого-то из них. Иначе никак. Можно самому раньше сдохнуть, прежде чем что-то сдвинется, как стало с Катой. Так ведь ее звали? Кажется. Башмак плохо влияет на память.
В любом случае, это она должна была быть сейчас на его, мозгача, месте. И, если бы кто-то послушал, не задавая глупых вопросов, все было бы куда проще для всех. Но это не точно. Не факт, что девушка бы выжила. Но это был шанс...
Зато теперь выживет он сам? И ему даже не оторвут кисть с перчаткой, ведь она теперь непонятно у кого и вряд ли когда-нибудь вернется к владельцу. Судьба теперь изменилась?

Нет, не похоже. Пока был в отключке, Ангст все еще слышал шепот. Угроза никуда не делась.

– Душа! – раздаётся голос с улицы, – Душа, выйди на пару слов!

Притаившейся только в уголках губ улыбкой отвечает Душа голосу за дверями хижины. Смотрит куда-​то в толпу своих-​не своих, ищет и находит Братана.

- Ты хотел узнать про Сирокко? Пойдём.
И жестом останавливает Мрака, ступившего было следом за ними.

- Нет нужды. Слышите? Войной больше не пахнет, - и продолжая улыбаться, шагнула в проём, чуть щурясь от света.

Спрятав сложенные ладони в широких рукавах, Душа, маленькая и легкая, приблизилась к взывавшему к ней. Она, казалось, не видела трупы. Шла, легко переступая через тела, больше не останавливаясь у погибшей троицы после того, как поняла, что души покинули их. Остановилась возле пикапа и ждала, склонив голову набок, с любопытством рассматривая Беркута, словно тот привез ей подарки.

– Душа... Сочувствую по поводу Грома и остальных, – Беркут кивнул на трупы. Ему было немного не по себе под этим по-​детски любопытным взглядом, совершенно не вязавшимся с мрачной обстановкой вокруг, но он старался не подавать виду, – Мне надо вывезти погибших для захоронения за пределами Вормвуда. Сейчас подойдут люди грузить тела на машину. Я подумал, может быть ты сперва захочешь провести над своими троими какой-​​то последний обряд или что-​то такое. Я без понятия, как это принято среди... твоих людей.

Выслушав речь Беркута, Душа неожиданно улыбнулась с нежностью и посмотрела на мужчину...в общем, так смотрят на дитя, когда оно говорит нечто столь неразумное, что это даже мило.

– Мы уже всё провели, – голос звучит спокойно и без насмешки. – Зарезали пару свиней и одного хряка, – Душа долгие пять секунд пристально смотрит Беркуту в глаза и снова улыбается, как прежде. – У меня там еще два трупа, – кивает в сторону хижины. – Передоз. Заберешь?

– Заберу, конечно, – Водила спокойно выдерживает долгий взгляд Души. До сих пор он переминался с ноги на ногу и как будто норовил отвести глаза, а тут подобрался, какая-то твёрдость в нём появилась, – Пусть только кто-нибудь из твоих поможет вынести их наружу. В остальном... Значит, никакого прощания больше не нужно? У меня есть место в машине, мог бы подкинуть тебя до похорон, если что.

– Мрак! – вместо ответа чуть громче позвала Душа. Знала, что тот наверняка стоит возле входа, прислушивается, не убивают ли его Душу. – Тут Беркут трупы забирает. Выносите Фею и Дым.

– То, что надо было провожать, давно их покинуло, – возвращаясь к разговору, без улыбки заметила она и пояснила. – Их души. Но может, кто-​то из моих людей мыслит иначе и поедет с тобой.

Она почти потеряла интерес к разговору и едва не ушла, но потом опомнилась, увидев рядом Братана:
– Ты же забирал Сирокко отсюда? Да, ты. Он жив? – легкая улыбка снова коснулась ее губ, а глаза по-​детски наивно смотрели на Беркута, словно на дежурство в эти пять секунд внезапно вышла другая личность Души.

– Я, – с готовностью кивнул Беркут, – Жив, – подтвердил он, обращаясь скорее к Братану, чем к Душе. Трудно было отделаться от ощущения, что это его тут волнует судьба Сирокко и скорее для него Гуру задавала вопрос, в то время как ей самой по большому счёту всё равно, – Думаю, с ним всё будет в порядке, хотя сколько-​то дней придётся полежать.

И снова повернулся к Душе. Даже приблизился на шаг, наклонился к девушке, спросил совсем тихим голосом, так что даже стоящему рядом Мраку приходится напряжённо прислушиваться сквозь шум с крыльца позади, где последователи выносят безжизненное тельце Феи:

– Слушай, а вот вся эта утренняя песня про то, что виновный в болезни сам явится – между нами, это тебе действительно Вихрь нашептал или это была такая импровизация на месте, чтобы от Риск отделаться?

Душа повернулась и посмотрела на Братана: доволен, мол? Жив твой Сирокко.

Услышав вопрос, Душа улыбнулась хитро и сделала шаг навстречу Беркуту, подойдя почти вплотную. Маленькая, ниже его на две головы, не меньше, она поднялась на цыпочки и заговорщически прошептала:

– Второе.

Поглядела мужчине в глаза, настойчиво доводя мысль через взгляд. Улыбка, впрочем, никуда не делась. И добавила:

– С конца.

Душа была так близко – руку протяни и хрупкая шея треснет в крепкой хватке. И не станет никакого Гуру в Вормвуде. Однако, кажется, Душа не боялась.

– Понятно, – громко ответил Беркут, кажется, без особого доверия, – И кто же это был, из числа всех, пришедших к тебе сегодня утром?

– Не знаю, – пожала плечами Душа. – Вихрь знает. Хочешь спросить у него сам? – она склонила набок голову, словно оценивая, потянет ли Беркут такую встречу.

– Может быть, посмотрим, –на прежде холодном лице Беркута промелькнула его обычная слегка лукавая полуулыбка, – Сейчас у меня другая работёнка, – и Водила показал назад, туда где отряженные Патроном люди грузили тела в кузов пикапа.

– Ты знаешь, где меня искать, – Душа с отрешенной улыбкой чуть дольше обычного посмотрела в глаза Беркуту и направилась обратно в хижину.

– Знаю, – улыбнулся Беркут в ответ одними губами. Он проводил Душу пристальным взглядом, точно пытаясь взвесить невидимый груз, который лежал сейчас на этих хрупких плечах. Дверь за Гуру захлопнулась, и Водила пошёл садиться за руль, чтобы везти первую порцию мертвецов к месту их последнего пристанища.