[AW] Край полынного ветра | ходы игроков | Сезон дождей.

Растерзанное тело еще содрогалось от ударов, а меркнущее сознание уже юркнуло в уютный теплый пузырек где-то в потаенной глубине разума. Это было его тайное место, убежище, где он скрывался, когда зазубренные тиски боли нестерпимо сдавливали плоть или гнетущее ледяное отчаяние сковывало душу. Здесь его ждал кладезь воспоминаний о былом, и сейчас он выбрал свое самое любимое.

Однажды Полночь поделилась с ним услышанным от бабушки: в старые времена, входя в дом, гостю полагалось снимать обувь у порога, и ступать на циновки босиком. Сирокко всегда оставлял покрытые пылью многих дорог сапоги на ее крыльце. И там же бросал свою серую личину хладнокровного убийцы, забрызганную слезами и кровью, чтобы войти к ней с обнаженным сердцем.

Внутри все дышало ее красотой и заботой. Тонкий аромат трав, сладкие звуки музыки, изящные движения танца, изысканный вкус яств – тысячи удовольствий ждали здесь гостя. Но Сирокко приходил не за этим. Больше всего он ценил тот момент, когда Полночь скидывала свою безупречную алебастровую маску холеной красоты и являла ему милое личико смешливой девчонки с искрящимися глазами. И тогда его черты смягчались – разглаживалась жесткая складка у рта, расслаблялись напряженные брови, в глазах появлялся мягкий свет, и с души исчезали шипы, обращенные ко всему миру.

А потом они как дети валялись в обнимку до утра на смятой простыне, болтая о пустяках, делясь обрывками снов и простирая наивные грезы в безвозвратное прошлое и невозможное будущее. Он встречал первый свет нового дня, играя россыпью мягких черных волос на своем плече, и только тогда они начинали засыпать.

Хватит, пора назад. Вынырнув из короткого забытья, Сирокко вновь с головой погрузился в океан боли. Разбитый рот скривился в подобии улыбки. Считай себя каким угодно крутым, пока стоишь на ногах, но цену тебе определяет то, после каких ударов ты можешь подняться. Ты не проиграл, пока сам не решишь так. Пока воздух входит в легкие. Черт, что-то хлюпает внутри. Нехорошо. Совсем нехорошо. Нужно к ангелу. Нужно валить отсюда в любом случае.

Он попытался открыть глаза – один безнадежно залит кровью. Пригляделся через красноватую пелену, застилавшую взор. Душа взяла слово, что-то чешет им. Ее просто так не заткнешь, сейчас будут терки. Извини, уже без меня. Хороший момент вроде. Надо действовать.

Рывком повернулся на бок, подтянул колени к груди – новая волна боли. Естественная и безобидная поза, не привлекает внимания – можно спрятать пушку. Сейчас, сейчас чуть отпустит, и снова осмотреться. А потом рвать когти.

Неторопливо добравшись до места сбора рейдеров и не углядев никого похожего на местного хольда, Крюгер от нефиг делать оперся плечом на ближайший столб и стал вслушиваться в их базарный трёп.

Послушал, послушал и на небритую рожу само собой улыбка налезла. Хворь хворью, а мозгачи не хрена не меняются. Всё так же творят какую-то дичь, абсолютно уверенные в том, что все вокруг должны их закидонам потакать. Пошёл бы жрачку у остальных коматозников отобрал, если о пропитание этой бабы так сильно печётся или крысу на обед словил. Заодно бы и мусор какой-нибудь насобирал для розжига. Нет, к рейдерам права пошёл качать. К рейдерам, самым, мать его, отзывчивым людям на этой долбанной земле.

Однако, вскоре его внимание переключилось на более любопытную группу местных жителей, нежели рейдеры, из которых, как ему уже казалось, состоит большая часть населения этого городка. По молодому мужчине в очках лишь глазами скользнул, без особого интереса. На видной азиатке же взгляд задержал. Такой типично оценивающий мужицкий, с осмотром задницы и всего более-менее округлого и выпирающего. Девице в маске достался бы всё тот же банальной поверхностный анализ, кабы Крюгер вдруг не ощутил, как его шкуру буквально прожигают ответным "любовным" взглядом. Причём, судя по дрожи в пальцах возле кобуры, девушка как будто его всю жизнь знала. Он её братишку что ли когда-то пришил или другого какого горячо любимого родственничка? Или из-за чего вообще такой напряг?

А потом немного пригляделся и ба! Это же малышка Ингрид! Буйная кровинушка того самого сдувшегося засранца Кая, который так глубоко залез под женский каблук, что оттуда не то, что врат Вальхаллы не видать, даже собственные яйца в темноте хрен отыщешь. И видать по наследству передал их Ингрид, раз ей хватило духа демонстративно пукалку свою поглаживать, глядя на мужика, который так плотно обвешан пушками, что с трудом видно, что вообще скрывается под оружием. Но это ладно, Крюгер оголтелую храбрость любил, сразу видно, что в ней играла папашина горячая кровь, до того, как та окончательно скисла.

Так что начинающую валькирию Крюгер встретил широкой искренней желтозубой улыбкой и заговорчески ей подмигнул. Мол, радуйся, признал чертовку. Как освободишься, не стесняйся, подходи, обнимешь любимого дядюшку Крюгера.

Но пока что нянчиться ему пришлось с местным недохольдом, которому по возрасту надо в дренгах ходить, а не рейдеров возглавлять. Впрочем, насквозь почерствевшее чёрное сердце Крюгера немного подтаяло, при виде искреннего интереса Биффа к качественному орудию смертоубийства. Без надменности парень к вопросу подошёл, с искреннем восторгом и знанием дела. И предложение от него последовало вполне себе честное, без проявлений отвратной мелочности. Далеко пойдёт, если тем же путём будет следовать. Не жадного отморозка, но воина.

- С вами. – лаконично выразил своё согласие Крюгер, с готовностью отлипая от столба. – Пойдём накостыляем этим беспредельщиками. А то твоя фелага успела уже всем жителям города кости перетереть от безделья и нетерпения, пока я здесь собой столб подпирал.

Однако, усмирение бунтовщиков приняло на редкость серьёзный оборот, когда раздались первые, на удивление тяжелые выстрелы. Руки Крюгера сами собой на пулемёт легли, оценивая степень угрозы. Кажется, потешный мордобой откладывался на неопределенный срок. Без лишних слов стрелок двинул вслед за остальными рейдерами.

Шепот доносит ответ. Не лучший ответ. Лучше бы они отказали, тогда бы мы их тут же пустили бы на мясо, да и остальным предупреждение было бы. Теперь же, придется лезть в нутро трупа с копошащимися в нем червями, надеясь что никакая зараза нас не возьмет. Меня то точно не возьмет, а остальных? И было бы плевать на них, но они моя, нет, не семья, а защита. Один всегда слабее толпы.

- Хм, - тихий утробный рык вырывается из моей глотки. Раздумия. Ненавижу этот процесс. Ненавижу переговоры с людьми. Медленно встаю с "Обжоры" и меся грязь сближаюсь с Данго. Цепляю очки на лоб, взгляд глаза в глаза, - Ты не понял, твои люди принесут нам еду и топливо или приведут мозгача. А ты останешься здесь и я буду отрезать по-маленькому кусочку тебя, в ожидании дани.

Мощные руки двигались быстро: одна выхватила тесак, а вторая попыталась схватить Данго в качестве заложника и живого щита.

- Надо же, вспомнили, что я такой же! - Ангст похлопал в ладоши. - Продолжайте логическую цепочку и может быть извилины станут менее прямыми.
Интересно, как бы повел себя Даст будь он по эту сторону? Что-то подсказывало, что раз ему мозгач не указ, то он точно не стал бы слушать вяканье промытых марионеток, иначе бы, определенно, не стал тем, кто он есть. Такой человек действительно может покарать и будет в своем праве, по крайней мере пока занимает свой пост.
Иерархия в обществе неустранима, в человеческом мозгу существуют системы, которые регулируют такие штуки - Ангст, конечно, не читал умных книжек на эту тему, но имел некоторое представление которое еще не оформил на практике, как можно воздействовать на них и действительно заставить людей подчиняться, так что зерно истины в его башке присутствовало, но еще не проросло. Что за фигня из него вырастет придется решать Дасту в том числе и, если он ошибется, то его тоже ждет кара, таков уж этот суровый мир. Мозгач решил его подождать.
- Неужели так трудно? Даст не обязан прибегать что-то тут подтирать за вами, потому что у вас мозгов даже на это не хватает. - вздохнул он, покачав головой; кажется, Ангст несколько посочувствовал главарю этих ушлепков. Они вообще думают, что несут? "Кара для немытой жопы" - это звучит... крайне непрезентабельно для обоих участников.

Мать-Жрица,

— Спокойнее, сестра, — Риск смотрит на тебя, не внимая и не отвечая твоему эмоциональному врыву в происходящее. — Я работаю. Навожу порядок. Вот Бифф сказал, что кто-то сунулся через ограду ночью. Среди убитых опознали культистов. Я пошла разбираться, и по мне стали стрелять. Вот этот.

Она кивает на Сирокко.

— Мы сами палить в ответ не стали, никого задеть не хотели. Но свое пацан выгреб.

Бифф обходит происходящее, тоже держа пистолет в руке. Осматривает людей культа и в частности бросает взгляд на Сирокко. Затем на раненых людей Риск. Берет одного из них за плечо, какие-то мгновения изучает травму ключицы и... И приходит к тому выводу, к которому прийти не хотел, так как рассчитывал подставить Риск. Стреляли только по ее людям. Лишнего она себе не позволила.

— Похоже на правду, Мать. Со стороны культа раненых нет.


Душа, когда ты заканчиваешь говорить, то чувствуешь, как по толпе проходится волна. "Мировой вихрь пришлет виновного в болезни". Искорки сомнений, вспышки взаимного недоверия, огоньки затаенной ненависти — вся эта спектральная гамма чужих эмоций мгновенно заполоняет эфир. Заполоняет настолько плотно, что ты даже на мгновение теряешься.

— Охуенный план, урод, — Риск наставляет обрез на Биффа. — Сначала Душа шлет своих торчков через забор. Их опознают. Потом ты отправляешь меня разбираться. И наконец, я оказываюсь здесь одной из первых, чтобы Душа объявила моих людей причиной заразы. Так ты задумывал?! Сам допер, или подсказал кто?!!

Но Бифф не остается в долгу и поднимает пистолет в ответ.

— Опусти пушку. Клянусь именем Матери, слышу такое впервые.
— Именем Матери? А че будет, если это пиздеж все, а?! Грех своего пиздежа будешь ночью отмаливать?
— Ты че, охуела? За метлой следи. Сама не можешь квартал удержать, шобишь в канавах солнце за солнцем, а потом крайних ищешь! Тебя только то, что ты сестра Матери, и спасает! Обычно людям за такое шкифы вынимают. Но это людям, а не суке вроде тебя!

Твой вопрос о свидетелях игнорируется обеими сторонами. Он уже никому неинтересен. Банда Матери, разбитая на два лагеря, все же остается бандой Матери и не решается открыть друг по другу огонь в ее присутствии. Именно за Матерью и будет последнее слово. Но не только это сдерживает рейдеров — многие в замешательстве и пытаются понять, правду ли ты сказал. А если и правду, то кто из стоящих здесь виновник болезни. Десятки диалогов, сотни реплик — рейдерам действительно не до того, чтобы устроить взаимное смертоубийство.

— ...кто первым пришел?
— ...надо мозгача звать.
— ...кто-то вихрь слушал, видел че-то подобное?
— ...я точно первым не был.
— ...а че толку щас виновника искать? Болячка один хуй уже в городе. Найдем не найдем, ниче не изменится!
— ...не, вроде не было.
— ...погнали ща к Честеру, надо погружаться и выяснять.
— ...а с культом че?
— ...да похуй уже.
— ...бля, думаешь, правда?
— ...ну ебать! Если она виновника видела, может, и как снять болячку тоже знает?

Но сомнения касаются не только рейдеров. Они касаются и твоих людей. Мрак смотрит на толпу во все глаза; он полностью внял твоим словам и сейчас шарится, действительно выискивая виновника. Если бы ты обернулась назад, то увидела, что столь же потеряны и все прочие твои последователи.

— Он. Я его никогда не видел, — произносит один культист и сглатывает.
— Я тоже.
— И я. Думаешь, он виновник болезни?
— Душа сказала, что он придет утром. Утро еще к концу не подошло.

Все они смотрят на пришлого. На человека с пулеметом и гранатометом. На человека с глазами, с хорошо читающимся контролируемым безумием. Твое восприятие начинает воспринимать новые импульсы. Их тысячи, миллионы, и они все, все одинаковы.

Страх.

Страх. Чужак.

Чужак. Страх.

Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак. Страх. Чужак.

Безмолвно — с немым, непреодолимым ужасом в глазах — культисты бросаются прочь. С тобой остается только преданный тебе Мрак. Он смотрит на тебя, резко уменьшившийся в размерах и уже не такой грозный. Он ищет у тебя защиты. Считает, что с тобой безопаснее, чем в стороне от тебя. Что ты укроешь. Мрак может порвать кого угодно в ближнем бою, на ножах, на трубах, просто руками и зубами, но ему не по силам остановить непонятное. Нечто вроде хворей или шалостей мирового вихря. Для этого ему ты и нужна. Именно ты, Душа. Риск провожает культистов краем глаза, считая, что они намерены избежать шального огня. Бифф же оказывается чуть проницательнее. Перехватив взгляд Мрака, он отслеживает его до конца и замечает, что Мрак смотрит на этого чужака.


Сирокко, ты подтягиваешь ноги к себе в позу эмбриона — ничего привлекающего внимания, так скручиваются все, кого избивают на земле. Но у тебя есть план. В нужный момент времени ты бросишь себя на грудь, а затем рывком распрямишься, как сжатая, чудовищно напряженная пружина. Бросая себя вперед с низкого старта.

Раз. Два. Три. Пора. Рывок!

Бифф и Риск замечают это. И в полной мере находят в тебе выход для накопившегося друг на друга раздражения. Стволы визави переводят на тебя. Грохочет обрез, дважды хлопает пистолет. Тебе разносит ногу, а затем прилетают под лопатку два каленых жала. Тело предает. Холодная черная земля с размаху бьет по голове.

Больше ты не встаешь. Больше ты не борешься.

Цену определяет то, после скольких ударов ты можешь подняться. Верно? В чем-то да. Ты не проиграл, пока сам не решишь так. Тоже верно? Возможно. Но есть еще и другие вещи, Сирокко, верные не менее, а подчас и более. Межнине плевать. Это вся правда, которую надо знать о ней — Межнине положить хер. Возможно, не самой ей — все-таки не с нее бытие начиналось — а самому миру, который ее породил. Иногда мир подносит испытания, закаляющие и делающие крепче. Собственно, именно они тебя и закалили. Но иногда сошедшиеся в одной точке непримиримые обстоятельства человека попросту перемалывают. В труху и пыль. То самое колесо истории, которое катится под откос и набрало уже такой разгон, что бесполезно пытаться его подпереть. Межнина не испытывает ненависти. Не презирает, не преследует и не расправляется с неугодными. Она намного страшнее и на порядок хуже.

Межнина просто существует. Существует такой, какая есть.


Беркут, ты склоняешься к тому, что все контролирует здесь именно Душа. Сейчас она ввергла обе группировки в полное замешательство. И сложно сказать, что на уме у нее в дальнейшем. Хотя чуть ранее ты уверенно считал, что ситуация под контролем Риск. Так как хотя силы банд примерно равны, Риск появилась здесь раньше и лучше владеет происходящим. А это нередко многое дает.

Чего опасаться? Да любого шального выстрела. Если кто-то цепанет другого, пороховая бочка тотчас же разорвется, и место превратится в бойню. Из-за действий Души люди не понимают, что происходит. А когда они этого не понимают, то ищут для происходящего самые простые объяснения. Провокация позволит им тут же расставить все точки. И определить вектор работы.

Деэскалировать ситуацию лично тебе вряд ли удастся. Много раздраженных людей с пушками — влезешь, и велика вероятность, что просто получишь пулю. Риск была здесь первой. Возможно, деэскалации послужит, если дать ей то, что она хочет. Однако никаких гарантий. Конфликт между ней и Биффом это вряд ли разрядит.


Крюгер, честно, я не понял, кого именно ты считаешь своим врагом, истинное положение которого хочешь выяснить. Предположу, что все, кто угрожают Биффу, для тебя враги, так как именно Бифф и пообещал тебе заплатить. Исходим из этого. Лучший способ ворваться для тебя — это засесть с гранатометом на какой-нибудь крыше. Проблема твоего оружия в том, что на короткой дистанции им не повоюешь, а ты один и не можешь сказать, как поведут себя стороны конфликта. Поэтому выбери точку подальше от всех, и если что-то начнется — жахни осколочным в середину самой опасной толпы. Потом на гранатомет забей, не трать время — выжившие тушки из пулемета подровняешь.

Истинное положение твоего врага — в полном замешательстве. Блаженная девка сказала какие-то слова, которые резко вывели окружающих из душевного равновесия. Сейчас хороший момент, чтобы ударить, если бы ты этого захотел.

Наибольшую угрозу представляет, как ни странно, эта блаженная девка. Стоило ей сказать какие-то слова, как даже Бифф начал смотреть на тебя косо. Не с недоверием, но явно с ворохом неразрешенных сомнений. Ты не мог быть виновником болезни, так как прибыл в город, уже когда болячка расползлась. Но... Что "но"? Вот именно. Придумать и навесить на тебя каких-нибудь стигм можно целую пачку. Сейчас баба вякнет что-нибудь еще, и обе эти толпы начнут стрелять именно по тебе. Такие дела. Если что начнется, мочи первой именно ее.


Глотка, еще когда ты поднимаешь очки на лоб, Данко взводит затвор ПП. Но дослушивает тебя. Постановка перед фактами мгновенно сдувает его вроде как нормальное и благодушное настроение.

— Щемись в нору, мутант косорылый. Щас я тебя унижу.

Ты выхватываешь тесак и тут же ловишь добрую половину очереди прямиком в торс. ПП паршивый, не Золотой Век, доспех не пробивает, но ощущение, будто тебя как следует отходили по ребрам кусками арматуры. В бой врубаются еще двое людей Данко, стоявшие с ним в карауле — оба стреляют по тебе с пистолетов. Однако безрезультатно. Пули либо летят в молоко, либо звякают о металл и цепи. Ты жив. Пока даже на ногах стоишь.

Твои люди выскакивают из-за байков, выхватывая стволы. Сейчас вы сметете этих щеглов. Как вдруг раздается грохот выстрела откуда-то издали. Напротив мотоколонны взлетает небольшой гейзер чернозема. Еще выстрел. И еще гейзер. Ты поворачиваешься на звук и понимаешь, что стреляют с башни! Той самой, вокруг которой в Вормвуде возведены стены, защищающие рынок. Судя по звуку, это трехлинейные винтовки. А судя по точности, в руках их сжимает какое-то мудачье, просадившее твердость рук и глазомер в наркопритонах.

Под прикрытием марксманов Данко и его люди увеличивают с тобой дистанцию. Хотя... Они откровенно рвут когти. Ужаснувшиеся тем, что только что натворили, и насколько бессильно против тебя их оружие.

В общем, унижения, которое он тебе пророчил, не получилось. Но смеяться ему вслед времени нет особо. Надо думать, что делать.


Ангст, Даст уже подходит к ограде, чтобы поговорить с тобой, как вдруг с вышки начинают стрелять. Куда-то за стены. Ты не можешь понять, что происходит. Даст же, заслышав все это, привычно припадает на одно колено и выхватывает вторичку.

— Э! — кричит он на башню. — ЧЕ ТАМ ТАКОЕ, БЛЯ?!
— ДА НЕ ЕБУ! — отвечают ему. С башни раздается второй выстрел. — ЛИСАПЕДИСТЫ КАКИЕ-ТО, НАШИХ МОЧАТ!

Ты понимаешь, что сейчас Дасту резко станет не до тебя. И не обманываешься.

— Так, все на охрану рынка! Если изнутри кто ломанется, в расход их, поняли?!
— Че, отдыхающих тоже поднимете, Даст?
— Да, пока да! Да потом отдохнете, епт! Все на периметр ща, бегом, ебать!

Вокруг рынка начинается возня. Из притона в Подбрюшье Мамы выбегают трое рейдеров, отдыхавших там. Еще парочка покидает казармы.

Грохот и хлопки выстрелов. По-торсу словно дождь из свинца. Больно. Не только телу. Ярость разрывает нутро.
Шаг, два назад. Поворот, круговое движение кулаком над головой и раскрытой ладонь. указываю направление. Валим прочь. Я же иду неспешно к "Обжоре", по-пути убирая тесак в импровизированные ножны. Пускай стреляют, эти нарки не попадут даже если им пообещать лучший в их жизнях кайф.
Когда усядусь на "Обжору" взгляну ещё раз на Вормвуд, опуская очки на глаза и поеду вслед за бандой. Надо будет где то остановится, разбить лагерь, отправить народ на охоту и заняться своими ранами. И планами на будущее. Вормвуд выдаст мне мозгача. Всех кто отмечен Вихрем. Или сгорит в огне очищающего пламени.

- Ну и ладно. - буркнул Ангст отсалютовал от фуражки в сторону Даста.
Не то чтобы ему прямо так сильно хотелось узнать, что значит на практике угроза по поводу его жопы. И то самое колесо истории, хотя, в представлении мозгача скорее не колесо, а мясорубка, явно имело на его пятую точку иные планы.
Нефиг было, что называется, гладить псину, которую ему показал вихрь, против шерсти. Он, ничего им про собаку, правда, не сказал, но это без разницы все равно не поняли бы, что очевидно - с этим у них сегодня проблемы. Главное в том что он предупреждал, что будет плохо если не решить проблему... и это можно было бы сделать без этих бесполезных разговоров, которые по итогу ни к чему ни привели.
Еще мозгач сказал "если она умрет" и этот момент надо было бы прояснить. Бледный пошел проверять как там Ката под брезентом, по пути размышляя на тему дальнейших своих действий. Он слышал приказ Даста стрелять на поражение и не хотел дрочить судьбу, но то было сказано за попытку побега, но не за поиски возможности его совершить, если что-то пойдет не так, или появится удобный момент "почувствуйте разницу" как говорится! А еще говорят "Хочешь сделать хорошо - делай сам" - так что надо взять Кату на закорки, перенести ее куда-нибудь в более безопасное место подальше от возможно прорыва и заодно посмотреть как у людей Даста обстоят дела на менее очевидных участках обороны, оценить ситуацию.

Помехи в голове, как сотни тысяч вшей, разбегались по телу импульсами и могли бы превратиться в конвульсии, если бы Душа никогда не встречалась с Вихрем.

Самое главное при встрече с ним - убрать сопротивление, стать словно бы бескостной. В такие моменты Душа радовалась, что живет без своего тела, ведь то, что другим представлялось им, на самом деле было иллюзией. Уж она-то знала!*

Сотни тысяч мыслей, страхов, импульсов ненависти, боли (потерпи, Сирокко, так надо), презрения пробегали дрожью и исчезали, поглощённые одним-единственным разумом.
Главное, что теперь ее разум слышали все. Этого Душе и надо было. Поэтому, когда ее люди спрятались, ушли с линии огня, она вновь заговорила:

- Мои братья, те, что сейчас мертвы, ведали, что сказал Вихрь. Я не знаю, зачем они отправились к Риск НОЧЬЮ, но утром она почтила нас своим вниманием. Первой. Утром. Пришла именно она, - словно несмышленым младенцам повторяла Душа. - И принесла тела. Тех, кто знал пророчество. С чего бы такая честь? Почему они погибли?

Вернуть толпе ее флуктуации нетрудно, нужно лишь равномерно повышать голос и не доводить до крика. Крик все испортит. Голос чуть выше обычного и слова Души не войдут в резонанс с сознанием присутствующих.

Забавный факт, но все опасения о «блаженной девке» отошли на второй план, когда Крюгер углядел среди толпы своего размазанного в кашу давнего приятеля. Тут-то сразу и стало понятно, что же за адский ствол производил эти громкие выстрелы. Местным оборванцам такая красота не по карману. Только эйнхерии, бывшие и нынешние, могли себе позволить такую боевую мощь.

Второй не менее забавный факт для окружающих и его временных союзников состоял в том, что друзей у Крюгера было не то, чтобы много. Раз два и обчёлся. И даже, если для самого Сирокко визит Крюгера представлял из себя смесь тихого ужаса и желания выдворить незваного гостя поскорее за дверь, то сам стрелок давнюю дружбу ценил. Как символ того хорошего, что у него ещё оставалось в жизни.

Так что картина расстрела старого приятеля сразу из двух стволов ему не понравилась. Вот что-то совсем. Он же на ногах с трудом держался, а вы его как больную псину изничтожили на месте?! Охуели что ли, шакалы дранные?!

Праведный гнев воспылал в бородатом угрюмом бойце. Пускай врата Вальгаллы для него не спешат открываться, но будь он проклят, если оставит это зверство над тем, кого он когда-то называл братом, безнаказанным.

Ver thik, her ek kom, суки!

Паника. Смятение. Всё это отображалось на лице Матери-Жрицы... нет, сейчас Эллисон - когда ситуация вокруг стремительно летела ко всем чертям.
- ПРЕКРАТИТЬ! - голос Жрицы почти что сорвался на истерический визг. - НЕ СЛУШАТЬ ЭТУ СУКУ! НЕ СЛУШАТЬ НИ ОДНОГО ЕЁ СЛОВА! ЭТО ВСЁ ЛОЖЬ!
И тут выстрел с крыши. Какого чёрта всё происходит, почему??! Но Мать-Жрица знала, кто виновен во всём этом. Эта чёртова сука! Ей следовало вышвырнуть её из Вормвуда ещё месяц назад! Будь она проклята - она, и притащивший её сюда Сирокко!
- Сссука! - злобно выплюнула Мать-Жрица, ненавидяще глядя на Душу. Ствол револьвера был направлен на гуру, палец готов был нажать на спусковой крючок. - Ты слишком долго испытывала моё терпение!
РИСК! Назад! Сначала того, кто стреляет с крыши, затем убей эту суку! Бифф, уводи люди, уводи их к чёрту!

Полночь, затаив дыхание, из-под одеяла, с любопытством и восхищением наблюдала за действиями подруги... Какая она всё-таки удивительная и прекрасная в этом платье....

За завтраком актриса молчала, слушая разговор отца и дочери... День рождения... Устроить бы красивый и весёлый праздник, с подарками, поздравлениями, песнями и танцами... Но болезнь, подкосившая не только больных, но и здоровых. Какие тут праздники. Вздохнула. У Ингрид была очень интересная вера. Она считала себя посланницей богов и возможно ею и являлась. Переплетение науки и верований... Так странно и необычно...

Пришёл Бифф. Свара... Мысли тут же метнулись к Сирокко. Тому, кто неведомым образом оказывался в центре любой потасовки. Взволновалась, вскочила на ноги. В глубине души надеялась, что ошиблась.
Затем зашёл Беркут. Классный парень с тачкой. Благодаря которому Полночь появилась здесь. Улыбнулась ему, поздоровалась. Но мысли всё ещё испуганными птицами носились в голове... У Мамы разборки с Душой... Душой... Отвращение и дурные предчувствия... Если где и мог быть Сирокко, то только там... Безмолвной тревожной тенью Полночь последовала за Ингрид.

Ещё новые лица... Знакомые и незнакомые... Выстрелы... Крики... Куда-то бежим... Какие-то слова... Мельтешение лиц, блеск оружия... Запах гари и пороха... И посреди всего этого красное пятно. Глаза Полуночи расширяются. И без того темные, они становятся ещё чернее от закрывших радужку зрачков. Ладони прижимаются ко рту, прерывая крик, превратившийся в бессильный стон. Сирокко! Самые худшие опасения подтвердились... Сердце замерло. Мир вокруг замер и исчез. Не думая ни о чём, девушка бросилась к тому, что был не смотря ни на что частью её души. Упала перед ним на колени, склонилась над его головой, не зная что делать... Из глаз покатились слезы...
- Нет... Нет... Зачем... - Закапали капли на лицо павшего. Прикоснулась аккуратно к волосам, погладила, покрыла поцелуями закрывшиеся глаза, щеки, губы... - Не умирай, пожалуйста... Радость моя... Не умирай...
Полночь, наконец, вспомнила что не одна здесь... Прижимая к себе голову Сирокко, попыталась найти взглядом Ингрид... Лишь ангел могла здесь помочь. Лишь бы эти уроды не застрелили и её.

Очень много событий за короткий промежуток времени.
Много действий. Пересекающихся, сталкивающихся в яростном противостоянии — и далёких друг от друга.
Много слов. Неоднозначных, туманно неясных, недосказанных — и открыто обвиняющих, исступлённо презирающих.

Неприятно, до боли знакомо щекотнуло ноздри. В воздухе запахло стремительно раскаляющейся ненавистью и грядущей смертью. Ингрид уже знает этот запах. Как будто мало им было смертей от мутантов, недоедания, передоза. Как будто эпидемия, рискующая уничтожить весь Вормвуд, недостаточная угроза, которая должна объединить и сплотить горстку людей, пытающихся выжить в этом неприветливом мире. Нет, вопреки здравой логике, они продолжают окраплять улицы кровью друг друга — и делают это с упоением безумца. Люди не меняются. Этот забытый богами город проклят.

Проклятье, Сирокко!..

Ингрид метнула быстрый, оценивающий взгляд в сторону подруги — увидела ли она тоже? — обратно на раненого, снова на Полночь. Сейчас она упадёт без чувств. Или ринется под пули. Или, в лучшем случае, с ней случится истерика. Великая Фригга, пусть лучше истерика.

Терять время нельзя — иначе он истечет кровью. Надо действовать, но как? Сирокко, попытавшийся в суматохе отползти, получил ещё порцию свинца. Риск, конечно, на взводе, и это не её особенность — это нервная система, взвинченная до предела постоянными пинками стимуляторов. Неизбежное следствие наркотической зависимости.

Краем глаза Ингрид замечает Крюгера, карабкающегося на крышу. С пулемётом. С пулемётом, из которого в следующую секунду он хочет открыть огонь. Новые жертвы, больше крови. О нет, только не это, только этого не хватало! Вормвуд стремительно катится в безумие, а она ничего не может сделать.

Но, вопреки опасениям, он стреляет не так. Не туда. И Ингрид понимает: вот её шанс. Хотя бы унести подальше бессознательного Альфу, увести Полночь. Всё, о чём Ангел может думать сейчас, — как успеть спасти хоть кого-то. И, конечно, на первом месте её подруга и Сирокко, который дорог ей.

— Крюгер, не стреляй! Не стреляй, я Ангел! — подняв руку, чтобы привлечь внимание Стрелка, и пригнувшись, кричит Ингрид в общей суматохе.

И рысью устремляется к Полуночи, оплакивающей парня.

"Он ведь не убит? Ещё можно попытаться вытащить?" — лихорадят сознание вопросы.

— Вставай, Полночь, пошли! Потом, всё потом! Надо его оттащить отсюда, быстрей! Давай, за руки-ноги взяли, — торопит Ингрид подругу, про себя умоляя всех богов Севера о том, чтобы девушка взяла себя в руки.

Беркут бросился вслед за Ангелом, не разбирая уже, что там творят эти долдоны, кому там Ингрид кричит не стрелять, что ещё собирается выкинуть Душа, и так далее. К чёрту их всех. Просто уповая на то, что стрелять по ним не станут, а если и станут, то хотя бы по нему.

– Ингрид, есть жгут? Я артерию прижал. Вот так, хорошо. Нет-нет, не надо за ноги, вот же носилки! Спокойно, мужик, да верну я вам и палки, и брезент...

Лицо у Беркута совершенно серое, напряжённое и какое-то перекошенное. Даже говорит он, будто бы с трудом разжимая губы. Никогда, наверное, его таким не видели.

Глотка, шины чопперов взметают черную, унылую почву. Вы едете в туман, вязко стелющийся над неприветливой твердью. Скудная растительность, влага и почти всегда убитые дороги к концу дня могут стереть до мозолей даже стальной копчик, но ты уже привык. Дорога — твое продолжение. Чоппер держит равновесие, лишь пока сохраняет скорость. Стоит ему остановиться, как он тут же заваливается набок.

Очередной привал вы устраиваете возле перелеска неподалеку. Там можно укрыться от дождя, если таковой будет. Отпиливаете бензопилой небольшой чурбачок и делаете из него простенькую буржуйку, нанеся несколько продольных надпилов и вырезав сердцевину в центре. Масло, бензин, кресало. Первой выгорает сердцевина, за ней уже и все остальное. Больше на что-то еще, кроме как на готовку и чопперы, вы горючее не тратите. Какой-то умник из твоей банды один раз пробовал применить бензопилу в бою. Когда цепь задела кость, то почти сразу же лопнула, хлестнув его по ноге. Больше вы такое не повторяли.

Надо отделять инструмент от оружия.

— Слышь, Глотка, — один из твоих людей, Бом-Бом, прикладывается к фляге, а потом протягивает ее тебе. Ты тянешь носом. Кисло-сладкая брага. Похоже, из костяничного кваса. — Я не знаю, нахуй тебе все эти мозгачи сдались — ты старшой и что делать, решаешь тоже ты. Но если этот терпила на входе не врал, может, этот вормвудский мозгач сам как-нить сдохнет? Он ведь уже с болячкой. А мы где-нить еще удачи половим, м?


Ангст, осмотревшись, ты понимаешь, что рынок достаточно немал, и силами шести человек обычной смены его перекрыть не удастся. Сейчас, когда Даст выгнал всех на стены, посложнее будет, но вообще прогалы в патрулировании подловить вполне реально. Ограда достаточно высокая и основательная, над ней сверху протянуты три ряда самой обычной двужильной колючки. Но по высоте отдельные рыночные прилавки плюс-минус достигают высоты ограды. Если пододвинуть прилавок к ограде, а через колючку перебросить кусок войлока, на котором по-первой рядами складывали зараженных, то... Вполне реально сбежать, забравшись на крышу прилавка и сиганув через ограду. Вопроса остается два: как это сделать незаметно и почти без инструментов и как это сделать с девушкой? Не будешь же ты ее как мешок с высоты бросать. Или будешь?

Опасаться надо палева. Все знают, что ты болен. Стоит твоей лысой башке где-то словить солнечный блик, как сначала патруль, а за ней и весь город немедленно присядут на измену.

Враг, представляющий наибольшую угрозу — часовой на вышке. Рынок перед ним как на ладони. Что не увидят караулы на земле, то совершенно точно увидит он. Да и башня Мамы достаточно близко к рынку находится, целиться почти не надо. Твой дерзкий побег может внезапно закончиться дыркой в селезенке. А тебе и без нее с сонной проказой живется не очень.


Душа, Крюгер, Мать-Жрица, Полночь, Ингрид, Беркут.

Душа, посеянное тобой взаимное недоверие заставляет людей взяться за оружие. Казалось бы, тебе сейчас не помешает скрыться, но ты просто остаешься на месте, ожидая развязки. Со стороны банды Биффа один за другим гаснут импульсы замешательства и недоверия, сменяясь ненавистными. Непонимание происходящего для них наконец-то обретает четкий вектор. Вот кто во всем виноват! Вот кто! Хватайте их! Ломайте им кости и выбивайте суставы! Рвите на куски и вешайте еще не остывшие тела на колючку! И если ты это слышишь напрямую, то рейдеры обо всем этом могут лишь догадываться. Но догадываются.

Слишком поздно.

С одной из крыш раздается короткое "блуп!", и по дуге в самое сердце банды Риск прилетает граната.

Крюгер, все вы навсегда остаетесь братьями. Кем бы ни пытались друг перед другом казаться. Вы — это новые эйнхерии. Пусть кланов много, но община одна. Пусть взглядов на вещи много, но ключевая идея едина. Пусть все вы идете разными путями, но в конце концов они однажды пересекутся. У врат ли Вальхаллы, на полях ли Фолькванга или в ледяных пустошах Хельхейма.

Ты можешь поклясться, что поймешь каждого, кто так или иначе носил имя эйнхерий. Даже труса Кая — хотя почему "даже", там и понимать нечего. Когда у тебя появляется дитя, и тебе не на кого его оставить, приоритеты меняются стремительно, мгновенно становясь с ног на голову. Ты уже не можешь просто расти, напитываясь соками — тебе самому надо рыхлить и боронить почву. Чтобы кто-то рос и после тебя. Наверное, именно поэтому старые конунги не ходят в походы, а управляют общинами. Мелкие дела вроде рейдов и налетов делают еще неостепенившиеся люди — такие, как ты или Слезы. И если ты не спешишь прозревать суть вещей, кому-то приходится делать это вместо тебя. Возможно, по тверди где-то ходят твои сыновья и дочери. Вклад в генофонд ты в свое время внес немалый. Но сравнивать себя с Каем ты не можешь. У него все иначе.

И у Сирокко. И у всех прочих, кто не шел все это время с тобой одной дорогой. Хорошо ли ты знал Сирокко? Возможно, не очень. Разделял ли ты его взгляды на вещи? Нет, не разделял. Перестал ли он из-за этого быть для тебя братом?

Отнюдь нет. Не перестал. А потому сейчас, когда его херили с двух стволов, тебя разбирает гнев. У Сирокко вообще оружие было? Он в Вальхаллу-то попадет?

Лезешь наверх. Гранату доносишь в ствол, защелкиваешь, ставишь на боевой взвод. Для остальных серое дуло мелькает с кромки крыши лишь на секунду. Но тебе и секунды достаточно. Блуп! БУ-БУХ!

Грохочет взрыв. Дрожит земля, вспухает пламя фугаса. Ближайшие хижины кренятся от ударной волны. В центре разрыва пахнет сгоревшим порохом и жженой плотью. Ближе к нему валяются чуть более целые, но тоже уже бесформенные кровавые кули. Порубленные, порванные, похеренные туши, забрызгавшие своей нутрянкой окружающие палубу и стены. Орут раненые, которых тоже людьми-то теперь не назовешь. Так, куски плоти с подключенными мозгами, годящиеся теперь разве что для балагана уродов.

Раздаются первые выстрелы. Кто-то куда-то стреляет. Затем отдает приказ женщина с пистолетом. И оставшаяся, не задетая осколками толпа готовится дать тебе оборотку. Ты забрасываешь гранатомет за спину, расставляешь сошки пулемета, как вдруг в тебя вскользь, по касательной прилетает пуля. Тяжелая. Под винтовочный патрон. Даже касательной достаточно, чтобы плечевой сервопривод экзоскелета заклинило намертво. Ты перезапускаешь его лишь в аварийную. Бросаешь взгляд туда, откуда стреляли. Вышка. Та самая вышка, у подножья которой все и началось. С нее по тебе долбят. И едва ли перестанут, если сам не заткнешь.

Мать-Жрица, в одночасье ты теряешь все.

Сестра. Любовник-брат. Семья. Дурная и скверная, но на Межнине у многих нет и такой. Но мгновение — подумать только, смешное мгновение — и эти люди тебя оставляют. Рвется пущенная с крыши граната. Биффа разрывает на куски, огромный осколок разрубает шею Риск; фонтан крови из разорванной артерии бьет раз, другой, и вот уже всё. Похожая на комок пепла жизнь наркоманки окончательно истлевает. Порыв ледяного ветра уносит ее в никуда.

Возможно, из-за наркотического дурмана ты не все понимаешь. Возможно, наоборот — понимаешь и все очень хорошо. А потому четко отдаешь приказ своим оставшимся людям отступить. Потом раздавишь урода. Потом.

Полночь, Ингрид, за вашими спинами рвется граната. Слишком открытая площадь, слишком ничтожные укрытия, слишком плотно приткнутые друг к другу постройки. Осколки — жужжащие стальные осы — не выбирают целей для жал. И вас не щадят. Полночь, тебе глубоко рассаживает левое бедро. Отныне идти ты можешь, только хромая. Ингрид, плащ частично останавливает осколки. Распоротые плечо и лопатка начинают протекать теплом куда-то ниже, по спине и к ягодицам. Но хотя твои раны не так тяжелы, потери ты несешь куда большие. Тебе разрубает плечевой ремень, на котором держалась сумка с походной частью комплекта ангела. Аптечка шлепается на землю. Теперь чтобы нести ее, придется занять руку, а Сирокко одной рукой, да еще под огнем и с кровопотерей не вытащишь. Придется выбирать, что бросить.

Беркут, ты ориентируешься быстрее всех — замечаешь Крюгера с гранатометом на крыше, бросаешься за ближайшую стену и закрываешь голову руками. Взрыв, жужжат осколки над головой, но большую их часть принял на себя рифленый шифер и листовой металл. Ты невредим. Активная перестрелка не начинается — только долбит кто-то с вышек — а значит, у тебя есть время на спасение кого-то или чего-то. Надо только правильно им распорядиться.

Взрыв. Острая невесть откуда взявшаяся боль. Полночь вскрикивает раненной птицей. Чувствует как под одеждой разливается липкое тепло. Бросает взгляд на бедро. Пальто, кимоно, брюки - все рассечено и быстро пропитывается алым. И без того бледная от природы девушка становится и вовсе как мел. Взгляд падает на Ингрид, которую тоже ранило. Уроды, ну что за уроды. В актрисе закипело негодование, подстегнутое болью и страхом. Вокруг на несколько секунд наступила тишина, которая может в следующий миг вновь превратиться в какофонию смерти.
- ХВАТИТ! - сильный красивый голос звучит над полем битвы. Голос, профессионально поставленный, привыкший перекрывать шум кабаков и полных залов, привлекать к себе и удерживать внимание.
Полночь аккуратно передает бессознательного Сирокко подоспевшим Ингрид и Беркуту. Встает на ноги и чувствует насколько сильно болит нога и как под широкой штаниной по холодной коже толчками стекает обжигающе горячая кровь.
- ВЫ! - Отвращение звучит в голосе. Актриса снимает пальто и разводит руки в стороны, демонстрируя всем свою полную безоружность и беззащитность. Медленно обводит острым горящим гневом и болью взглядом всё происходящее вокруг. - Вам что, мало смертей? Мало крови? Вы не знаете, что сейчас у нас всех беда? Общая беда! Думаете болезнь вас не коснется? Если ничего не сделать - вы все умрёте и все ваши близкие! А вы... Вы убиваете друг друга! Грызётесь невесть из-за чего! Вы тратите время Ангела, - рука простерлась к раненной подруге - смотрите мол, что вы натворили, - на ваши дрязги, когда могли бы спасать город! Все вместе!
Полночь хватает упавшую на землю сумку Ингрид, прижимает к себе то единственное, что может помочь и её глупому любовнику, и ей самой, и Ингрид. Надеется, что Беркут унесет Сирокко.
Бросает тихо:
- Уходим.

Уложив Кату на новое место в один из прилавков, который потребуется для побега Ангст встал так, чтобы отчетливо видеть часового и так и застыл, подобно бледному манекену. (Зыыыырк!)
Ему не хотелось начинать конфликт с Матерью и ее людьми, а это неизбежно произойдет, если по нему начнут стрелять, и в этом конфликте он ничем не сможет ответить. На такой риск он пойти не мог, даже учитывая веру в то, что пока жива его любовь и пока он следует судьбе, с ним ничего плохого не случится кроме того, что должно. Но в то же время, он понимал, что девушку нужно отсюда вытащить, она важна и если ради этого придется стоять под пулями и рисковать, то так тому и быть. Если придется он не то что ее перетащит, но сделает Кате мягкую подушку из тел, чтобы безопаснее бросить ее с высоты.
А пока мозгач ждал, открыв свой разум вихрю. Чего именно? Возможно, когда по реке проплывет труп. Мир наполнился шепотом и исказился.

Иногда Беркута посещала пугающая мысль. Что если однажды, в один недобрый день, он будет идти, или бежать, или просто стоять и по нему откроют стрельбу? Не отреагирует ли его тело самым привычным и отточенным образом, приказав рукам выкручивать несуществующий руль вместо того, чтобы упасть ничком или юркнуть за укрытие? Теперь он мог быть спокоен: рефлексы не подведут. По крайней мере, не подвели на этот раз.

Но как там остальные: Полночь, Ингрид, Сирокко?.. Проклятье, каких-то две минуты назад он бросился в самую гущу событий, готовый закрыть их своим телом от пуль, если понадобится, а теперь вот сам... Так, Сирокко лежит как лежал, кажется, его не задело. Есть свои плюсы в том, чтобы лежать низко, быть ближе к земле. Хорошо, что они успели наложить жгуты и водрузить тело на носилки (а также убедиться, что здоровенный "Пустынный орёл" стоит на предохранителе), но не успели ещё поднять носилки и понести. Девушки ранены, но вроде дееспособны. У Ингрид падает с плеча сумка с медикаментами и прочими её ангельскими принадлежностями. Полночь лежит рядом с носилками, пытается подняться. Беркут бросается к ней, но та машет рукой и указывает ему на Сирокко, сама же обращается к толпе.

– Ингрид, сумку! – бросает Беркут, а сам подхватывает носилки за передние концы брусьев и тащит. Задние концы оставляют в земле две борозды. Тащить приходится, согнувшись в три погибели – иначе бесчувственное тело просто соскользнёт с брезента, – да ещё и пятясь задом, оглядываясь через плечо. Краем глаза Беркут успевает заметить, как Полночь поднимается с земли. Слыша её голос, он даже немного завидует всем этим болванам, которые сейчас, разинув рты и опустив стволы, наблюдают её выступление во всей красе. Быть может, именно Полночь спасёт сегодняшний день? То немногое, что в нём ещё можно спасти.

Затащив носилки с Сирокко в проулок, куда даже рикошетом вряд ли что-то залетит, Беркут поднимает глаза на Полночь и Ингрид: не нужна ли им помощь?

Оно сидело на ржавой канистре обернутой тряпками и уронив локти на бедра, смотрело в огонь костра. Огонь что сжигает внутренности, выжигает мозг, не оставляя ничего кроме агонии. Хотелось есть. Всегда хочется, но сейчас особенно. Бом-Бом подошел и протянул фляжку, которую оно приняло и приложилась от всей души, сделав несколько огромных глотков, что бы хоть чем-то заполнить пустоту внутри.
- Зачем мозгачи? - отрешенный взгляд прямо в огонь и голос не принадлежащий ни мужчине, ни женщине, а чему-то не от мира сего, - Затем. Каждый из них виноват в падении мира и будет виноват в его гибели. Отправляйтесь на охоту. Хочет есть.

Оно поднялось на ноги и взглянув в глаза Бом-Бому, протянуло тому флягу обратно. Оно знает что время скоротечно и уже завтра власти над телом уже не будет. Но предпринимать какие-то действия сейчас, когда тело ранено и ослаблено, значит погубить его слишком рано. Утром, банда выдвинется в сторону соседнего поселения, но не для нападения, а с новостями, о том что Вормвуд ослаблен эпидемией и его необходимо очистить. Если словам внемлют, есть шанс что банда выдвинется на Вормвуд с усилением. Главное посеять эту мысль, что бы следующий, кто проснется утром, думал так же.
Но как посеять зерно, когда ты хочешь его сожрать?

Уши Крюгера слегла заложило от взрыва, ноздри забились хорошо знакомой вонью горелого волоса и мяса, а перед глазами встала картина кровавой расплаты. Тронули ли вопли раненных и умирающих каменное сердце викинга? Едва ли. Нельзя убить то, что уже мертво. Они все были сосланы после смерти в Фолькванг и сейчас лишь проходят испытание, дабы показать себя достойными вечно пировать среди богов. И эти рейдеры свой шанс упустили.

Краем уха он слышал своё имя, но лишь поморщился, осознав кто именно его зовёт. Уж ей было не знать, что не стоит лезть во время боя под отведённый для удара топор, а если и хватило смелости, то не жаловаться на последствия? Видимо Кай даже столь простых вещей не сумел вбить в голову своей дочери.

Город был поднят на уши, с вышки уже стали вести ответный огонь по одинокому стрелку и вскоре обещала подняться настоящая буря в растревоженном человеческом муравейнике. Сердце викинга больше не жаждало крови, а гнев утих после того, как виновные в нападение на его израненного брата были уничтожены вместе с частью их банд. Долг крови был уплачен. Но только со стороны Вормвуда.

Взбешённая главная ведьма осмелилась показаться на улице, храбро и безрассудно изрыгая проклятья и угрозы в адрес Крюгера и той малахольной девчонки, вызывающей в душе викинга столь сильные опасения. Однако, не она была для него сейчас угрозой, а ведьма. Обозленная за смерть своих людей и потерей авторитета из-за какой-то щуплой культистки. Надменная, накаченная наркотой и мстительная.

С улицы летели красивые слова об объединение, о мире, о необходимости общей борьбы с инфекцией. Но было ещё кое-что необходимое для того, чтобы эти слова воплотились в реальность.

Сильный лидер, способный удержать в узде свору бешенных псов. А при необходимости самолично хладнокровно их расстрелять на главной площади. Способна ли была Мать на это? Вряд ли.

В глазах старого грабителя и налётчика столько лет ходящего под конунгом зажегся алчный огонёк.

А вот он бы мог подойти на эту роль.

Десяток ос вонзили жала в плечо, забрались под лопатку. Ингрид вскрикнула и пошатнулась, чувствуя, как тёплая струйка потекла по коже. Если Один желает жертву кровью — он берёт её без промедлений.

Полночь пытается остановить всеобщее безумие, вразумить, отвлечь внимание на себя. Она тоже ранена. Кажется, даже сильнее её самой, а всё же не оставляет надежды на что-то повлиять. Наивная и смелая.

— Не надо, всё без толку! — Ингрид подставляет подруге здоровое плечо. — Обопрись. Уходим! Пригнись.

Беркут несёт бесчувственного Сирокко. Всё-таки хороший он парень, не бросил, не убежал поджав хвост.

— Идём ко мне. Вас надо срочно перевязать, пока кровью не изошли. Отец поможет.

Повреждения Сирокко гораздо серьёзнее, и простой перевязкой их не вылечить: не известно, прошли ли пули навылет или застряли, насколько обширно кровотечение, целы ли кости, придётся ли шить... Но Ингрид ничего этого не говорит. Незачем пугать Полночь.

Внутри Души играла музыка. Мелодия боли, ноты страдания, крики вместо самозабвенно исполняющих гимн голосов. Музыка несла отрешение, упиваясь которым Душа могла бы взлететь. Полуприкрытые веками глаза выражали полное соединение с тем единственным, что было ей дороже всего. Словно вместо музыки она приняла Радость.

Душа никогда не пробовала Радость. Радостью была она сама. Она несла ее своим людям, несла без сожаления и вместе с ними делила последствия. Однако сейчас ее братьев и сестер рядом не было. Только преданный Мрак, который не даст ей улететь, вовремя вернет ее легкую субстанцию на залитую кровью землю.
Потому Душа позволила себе услышать песню битвы и соединиться с тем, кто ее пел. Она видела множество грубых нитей, что тянулись от поющего к почившему Сирокко. Что-то общее соединяло их. Чужак один и чужак другой. Она тоже чужая. Душе нравились совпадения. Нравился ей и огонь, что нисходил откуда-то сверху, словно сами боги решили встать на ее сторону. Душа ликовала. Стояла, вцепившись в ладонь Мрака, прикрыв глаза, и распахнула их лишь когда наступила неловкая тишина, в которой с трудом различались чьи-то крики.
В возникшей тишине раздался и ее голос. Спокойный, как и всегда. Сопровождаемый мечтательной улыбкой.

- Каково это быть одной, Эллисон? Они были тебе дороги, я знаю. Как жаль, что их больше нет. Отныне ты будешь очень одинока. Ты успела услышать их последние слова? Успела? Я слышала их. А ты? Последние слова - очень важны. Они всегда остаются на память. Хочешь я расскажу тебе, что кричала твоя сестра? Кажется, она не желала умирать. А твой брат.... тот просто не успел понять, что гибнет. Вон там, неподалеку, его сердце еще бьется. Коснись его. Оно еще теплое, Эллисон.

-

Бандиты, лишившиеся своих лидеров, торопливо отступали... но сама Мать-Жрица замешкалась. Бежать? Куда, зачем? - будто нашёптывал ей голос в голове. Всё рушилось у неё на глазах, в одночасье погибли сестра и брат - и пусть она не испытывала большой любви ни к одному из них! - рушился её город, в который пришли сперва болезнь, а затем смятение, паранойя и смерть. Неужел именно этого хотят боги? Чтобы все здесь умерли, чтобы умер Вормвуд.
Мать-Жрица замешкалась - и осталась одна, удобной мишенью для засевшего на крыше стрелка. Вместо того, чтобы бежать, она обернулась к убийце её брата и сестры.
- Почему...?! - яростно и обвиняюще успела выплюнуть она, прежде чем пулемётная очередь превратила её в изуродованный, окровавленный кусок мяса.

«Дрянная эпидемия, заказов от пришлых нихера нет, запчасти или какие интересные устройства у бродячих торговцев не купишь, еще и половина местных абалдуев, которые могли хоть немного покрыть издержки закрыта на рынке.» Думал Колин с самого утра стиснув зубы и выбивая молотком разогретую до красна над огнем внутренную вмятину наружу на дрянном металическом нагруднике, который ему недавно дал в качестве заказа один из рейдеров, то ли это была его броня, то ли он её у кого то отжал, какая в общем то разница технарю была откуда приходят такие неинтересные заказы. Еще зиму назад Колин бы был загружен куда более прибыльными заказами от караванщиков: починить транспорт, заняться интересным оружием или броней, а в промежутках между ними разбирался со всякими интересными приблудами купленными у них же или продолжал с помощью мусорных антен и паяния приемников попытки улучшить дерьмовый сигнал местной рации. А такой бы заказ скинул как объедки местным недотехнарям, которые толком то и инструмент держать не умеют, но уже мастера. А сейчас хватаешься за любой хоть сколь нибудь хорошо оплачиваемый заказ.

Выдыхает, выходя из своего сосредоточенного состояния, поднимает с лица защитные очки, оглядывает результаты работы. Разогретый кусок уже успел остыть, но сейчас уже куда меньшая вмятина, еще подход-два, потом закалка размягченного пятна и можно ожидать, когда клиент заберет заказа. В конце концов Колин все же Технарь с большой буквы и должен следить за маркой качества своей продукции.

Откладывает молоток на прочный и большой верстак с прочими инструмента и подхватывает арматурину выступающую шестом для нагрудника пережде чем перенести её над импровизированную мини печь, по конструкции примерно схожа с тем что была еще в детстве, отец методом проб и ошибок построил, а сейчас Колин при наличии материалов мог повторить финальную рабочую версию.

Плавить всякие мягкие металлы и разогревать твердые, до момента пока они не размягчаться и им можно придавать форму самое то, разместив стойку на креплении сверху печи нужным местом к пламени и подкину в огонь лепешку сухого торфа техник отправился пока передохнуть на скамейку установленную в мастерской.

Вообще здание мастерской представляет из себя просторную одноэтажную бетонную коробку без окон с высокими под два этажа потолками, кажется даже технического назначения судя по оставшимся на бетоне маркировкам, знакам молний и остаткам выкорчеванного мародерами оборудования, по крайней мере в таком состоянии её получил Колин, а дальше многие месяцы работы превратилиэто место в дом Колина и его мастерскую.

Квадрат делится на две неравные части стенкой из жести в большей части находится мастерская пусть и не может похвастаться обилием станков и инструментов, но Вормвуд и не город при заводе, но инструменты для проведения обслуживания большинства потребностей жителей Вормвуда и пришлых торговцев имеются.

А в меньшей скромный жилой блок, где технарь ест, спит, гадит (В специально отведенном для этого месте) хотя иногда излишне увлекаясь работой и забывает про все свои потребности пока не закончит заказ.

Выдолблены несколько окон, заменена дверь на более прочную, протянуто электричество, на крышу выведены антенны от радиоприемников, а также имеется еще одна непредусмотренная изначальной конструкцией дверь в большую пристройку из жестяных листов с раздвижными наружу воротами, куда поместиться даже танк наверное, пусть и оставит совсем мало места для того чтобы там ходить. Да это гараж для ремонта и проверки транспорта с вырытой смотровой ямой обустроенной по всем правилам постапокалиптического качественного строительства.

Усевшись на лавку Колин откидывается на спинку и с кряхтением растягивает напряженные конечности до приятного хруста, тянется к самокрутке из дикого табака, привержненец курения и здорового алкоголизма, а не изменения своего сознания.

Прикуривает и успевает сделать лишь несколько затягов как где то вдали, но в черте города звучит сначала очень громкий хлопок, подумал мало ли чего может произойти, хотя внутренне напрягся ожидая худшего, и даже внутренняя чуйка говорило что всё не просто так. Но вот когда там следом за взрывом раздалась длинная очередь, тогда то деду Колину и стало понятно что дело точно плохо.

— И так проказа, а они еще и войну решили устроить. Тьфу. — Сплюнул конечно фигурально и затушив самокрутку, направился снимать с печки кирасу, кажется выполнение заказа временно откладывается. Надо было готовиться.

Колин может и не Ангел по важности появления на месте бучи, но если кто то намеренно или случайно, что случается неприятно часто с неуправляемыми рейдерами, повредит важную инфраструктуру города, то чинить её нужно конечно же Технарю.