— А ты полезай наверх, — закончил распоряжаться Галь. — Сядешь там за какой-нибудь бабой. Ухну — ты их «хлоп»!
Для наглядности он звонко хлопнул по обшлагу истрёпанной разноцветной куртки, имитируя щелчок тетивы. Сейван по прозвищу Шапка радостно улыбнулась, пряча волосы под уродливо связанный головной убор, которым и заслужила прозвище. В глазах калимшанской беспризорницы, неведомо как попавшей в Виншон, Галь читал нескрываемое обожание — и наслаждался им. Он знал, что Шапка без ума от него, и от этого в нём утраивались и злость, и смелость. Галь предвкушал, как они останутся наедине после этого дела, без немытых болванов вокруг, которыми он вынужден сейчас командовать за неимением у тех мозгов. Естественно, Галь сделает ей больно. Очень больно. И естественно смуглокожая черноволосая девчонка, лазавшая по виншонским крышам лучше, чем кто-либо, будет кричать. Но не ослушается… ни тогда, ни сейчас. Никогда. При этих мыслях Галь ухмыльнулся, поймав ответную искру в глазах Сейван.
— Всё понятно?
— Ага, чё неясного, — Шапка задрала нос к парапету монашеского подворья.
Монахи давно дрыхли, а для девочки не составляло труда взобраться по неровной каменной кладке. Вдоль карниза высились статуи добродетелей — Смирения, Трудолюбия, Кротости и прочих абсолютно бесполезных качеств. Смирные и трудолюбивые заканчивали в борделях, кроткие — на дне канала с шилом в брюхе и без собственных кальсон. Кто-то догадался изобразить идеалы как постных матрон, за которых так удобно прятаться, и в этом Шапка видела единственную заслугу скульптора. Она встряхнула кистями, разминаясь. К её бедру крепился колчан с полусотней стрел, частью ворованных, частью самодельных, частью подобранных за стрельбищем городской вентуры. На плече лежал небольшой лук с недавно принайтованной тетивой — не ахти какое оружие, но на городских улицах в самый раз, чтобы пробить дублёный колет или ранить незащищённую кольчугой ногу.
— Темно, правда, — сказала Шапка. — Стойте все справа, а я стреляю в тех, кто слева.
— Угу, — буркнул Дровосек и нервно провёл по бритой наголо башке.
Самый старший и рослый, он не отличался большой активностью и все решения добровольно отдавал другим. Зато по части драк Дровосека было не унять, недаром он припёрся с тяжеленным колуном наперевес. Сейчас, впятером, им предстояло закончить спор за портовые «бочки», который длился между соседними бандами почти год. Кто просит милостыню, кто клянчит на еду, кто ворует, кто обманывает — вот по-настоящему добродетельные ремёсла. Галь редко интересовался ими. Вместе с неразлучной Шапкой они появлялись тогда, когда кто-то хотел кровопролития. Два наёмных ножа на продажу.
— А может, попробуем договориться? Они ж видят, что мы всерьёз, — без особой надежды спросил Полудохлый, то вынимая испещрённые венами белые руки из карманов, то пряча их назад. Он нервничал несмотря на поддетую под плед ламеллярную кирасу — удовольствие, которое не каждый мог позволить.
Галь взглянул на всех по очереди и почесал голое колено.