Русь Кощеева | ходы игроков | Сказ о том, как Ловчий за двумя зайцами погнался

- Да. Пожалуй, что и обошлось.
Полоз, похоже, не был в достаточной мере знаком с таким приветственным жестом людей, а потому не вполне уверенно взялся за протянутую руку. Рукопожатие Ловчего вышло крепковатым для змеелюда, но тот это выдержал достойно, и лишь когда Ловчий отвернулся, украдкой потряс кисть.

Собирались недолго. Ловчий был прав, лучше было поскорее покинуть это место, и оставить тушу павшего Кровавоглаза на поживу чудовищам, населяющим проклятый лес. Скоро от них тут будет не продохнуть - когда ветер дотянет запах свежей крови до чахлых топей, они потянутся со всех сторон, привлечённые лёгкой добычей. Варяги с Ловчим не пошли - Рагнар объяснил это просто.
- Часть моих людей осталась в пещере змея. Мы останемся, и подождём следующий отряд, который будет идти через эти места. Уходить с ними будет безопаснее.
С Ловчим Рагнар лишь обменялся взглядами. Говорить слов прощания он не стал - просто махнул рукой. А Ловчий собрал своих спутников вокруг себя, и велел Старшему вести своё племя за ним. Вслед за Ловчим вытянулась вереница из где-то четырёх десятков змеелюдов, за вычетом одного Полоза. Ловчий поначалу не слишком-то понимал, почему он так уж им нужен - в таком большом количестве разве так уж страшен был для них проклятый лес? Но вскоре стало понятно, что если бы не Ловчий, то все они просто заблудились бы здесь - привыкнув безвылазно жить на безопасном пятачке пространства, которое отвоевал для них Кровавоглаз, змеелюды не были приспособлены к чему-то другому, да и попросту боялись этих мест суеверным страхом, приходя в беспокойство от любого шороха и всплеска вокруг. Они бы просто заблудились в этих топях, и сгинули бы один за другим. Да уж, это не Полоз, который выживал в этих местах годами, будучи изгнанным из своего племени за свою неуёмную дерзость.

Путь через проклятый лес прошёл в неуютном молчании. Зверь-деревьев становилось всё меньше, пока они не кончились совсем, а вязкая грязь уступила место твёрдой почве и зелёной траве. Так же, как и варяги, змеелюды не попрощались с людьми или со своим проводником - той же цепочкой они проползали мимо один за другим, ведомые Старшим, который в свою очередь шёл туда, куда указывал ему голос Ягини, который тот мог слышать благодаря своим неизвестным силам. Редкие из змеелюдов порой бросали взгляды на своего изгнанного собрата - в этих взглядах была вина, было сочувствие, был стыд. Была, впрочем, и злоба, и осуждение. Змеелюды, как и люди обычные, тоже были слишком уж разными.

Вскоре вокруг не осталось никого, кроме Ловчего, его спутников, Полоза и верных лошадей. Полоз оглянулся в сторону темнеющего вдали проклятого леса, в который ему больше не придётся возвращаться, и произнёс.
- Вот уж не думало, что остаток жизни мне придётся провести с людьми вместе. - Свернув хвост в несколько колец, он уселся сверху, сложив руки, и спросил. - Ну что же, коли я теперь с вами заодно, расскажите мне хоть, в чём у вас дело. Я мало что понял из того, что видел, но судя по всему, вы для колдуньи какую-то работу делаете. И, видать, держит она вас так же крепко, как нас Кровавоглаз держал.

Тепло тогда усмехнулся Ингьяльд и, согласившись, кивнул в ответ подошедшему Горыне, благодарно принял подбадривание друга. Всё то время простоял в ожидании на отшибе натянутой беседы, покуда не двинулись за Ловчим в путь. И когда в другой час осталось позади озерцо ядовитое, углядел он плачевное самочувствие Василисы. С поникшим видом обходил грязь дурной земли, удручённый от того, что примеченная им заморская красота Василисы, располагающая к душе юноши, померкла после похода охотничьего.


И вот проходят от леса дальше, останавливаются. Вместе со змеем прощается Ингьяльд оглядкой с тёмным царством зверь-деревьев. Хотелось было ответить Полозу, вставить по привычке словечко колкое да умное, но чувствует юноша перед ним вину. Уж после того, как предложил он змея на растерзание собратьям, сложилось так, что Полоз теперь с ними остаётся. Неловко выходит, и от того Ингьяльд предпочёл не смотреть в сторону змея вовсе. Надеется он, что Ловчий заговорит его, отвлечёт на себя. Немного стеснённо прибирает кудри, как бы невзначай устало зевает, а после к Василисе подходит:

- Видел тебе тоже досталось крепко. Чудовищные ожоги, как чудовищно само едкое дыхание страшилища…

Опомнившись, проговорив сказанное про себя ещё раз, Ингьяльд тут же принялся руками размахивать, словно отметая слетевшие с губ слова:

- В том смысле…Хотел сказать, что шрамы украшают тебя. Безусловно. Но поскорей бы ранами твоими озаботиться.

Усмехаясь от несуразности своей, Ингьяльд качает головой, но спокойно добавляет:

- Не болит тело после сражения с Мёртвоглазом? Хочешь, пойдём поищем травы какие, может есть что вокруг полезное. Да и просто пройтись широким шагом по обычной привычной земле будет здорово.

  Прощание с варягами не было теплым. Глянул на них Ловчий в последний раз, махнул только рукой. Только что змея убивали вместе, а тут уже пора вспомнить, что они чужую землю топчут. Его, Ловчего, землю. Ведь как ни крути, как ни говори себе, что ты сам по себе, земля-то однажды с тебя спросит.
  Хмуро шел он и через лес. Кому помогает? Змеелюдям? Что с ними дальше будет? Уж не отпустит их Ягиня от себя, это точно. Сманит, как есть сманит. Потом ещё и с ними бодаться. Конечно, отчаяние сил придаёт. И всё же трусливые они существа. Не то что Полоз. Одному в таком лесу выживать – это не в деревне, не в городе... хотя и в городе с деревней нынче выжить – целая наука.

  – Ну да, – ответил Ловчий на вопрос Полоза, ковыряясь перчаткой в проплавленной кольчуге и думая, как поправить снаряжение. Да что тут поправишь? Проела желчь окаянная, почитай, целиком кольца разъела. Ну и дрянь. – Вроде того. Ищем двух братьев удалых. Больно разудалились братья, берега потеряли. Напомнить им и надо, что к чему на белом свете.
  Потом поднял на него глаза.
  – Слышь чего, чешуйчатый. Ты мне там должен был, за змея. Так вот. Забудем. Больше не должен. Хватит с тебя и так неприятностей.
  Ловчий был человек не жадный. Когда часто рискуешь жизнью, деньги нужны, чтобы лихо тратить, ну, или на старость. Тратить лихо он не умел, а старость – вот она, похоже, уже в дверь стучится, этот оборотень недоделанный через слово заладил "старче, старче". Ягиня тоже норовит. "Седой". Ну да, седой, чего себя обманывать? Значит, скоро и старость. А старый человек нужен, если у него семья есть. А если нету, и, видать, не будет, то и не нужен. И правда, какой от него прок на свете, если он не сможет больше чудищ убивать. Так зачем копить тому, кто ни на что не годится? Конец оттягивать? Да пусть приходит, эка невидаль. Живи, пока живешь, а доживать – мало удовольствия, что с деньгами, что без.
  Встал, потянулся, хрустнув шеей.
  – Отойду-ка я. Вы поболтайте.
  Он пошел к деревьям на краю опушки, сел, чтобы его не видно было, стянул перчатки и посмотрел на свои руки.
  А что? Может, так и выглядят руки старика. Сильные, а уж не как прежде. Да-а-а. Когда последний раз себя видел? Зеркала дома не держал, в ковшик смотреться не привык. Чего на себя смотреть? Не девка красная. А может, и правда, на лице уже морщины, каких раньше не было.
  Он задумался: а сколько жизни-то осталось? Ну, правда? Нет, ну ясно, в любой момент может и зверь лапой приласкать, или вот Кровавоглаз такой плюнет разок – и всё. Но если нет? Сколько ещё будет сил в руках топор держать? Десять лет? Десять лет неплохо (хотя все равно жутковато звучит, как говорится, уже про такого не скажешь "вся жизнь впереди"). А если пять? А если два? А если год? А как наперёд узнать? Да и легче будет, если знать-то? Да нет, не легче.
  "Какая разница-то?" – упрямо сказал себе Ловчий. Но в глубине души он знал, что разница есть.
  Каждый человек мечтает за жизнь что-то совершить. Чем-то запомниться. А чем он запомнится? Вот убили кровавоглаза, ну и убили. Хорошее дело сделали? Хорошее. А что-то всё равно не то как будто.
  "А ну его к лешему!" – подумал он раздраженно, натягивая перчатки. – "Какая разница? Никакой. Как давеча думал – так и будет. Был, помер, забыли, дальше поскакали. Сколько таких людей было? Не перечесть. Чем ты лучше? Да ничем. Выкинь всё это из башки. Не прожить уже жизнь по другому. А можно было бы – ты бы все равно не сумел. Права Ягиня. Скучный ты человек, Ловчий. Эту бы прожить, не оскотинившись."

Второе дыхание у Василисы не открылось. Зато нашлась травка, которая боль унимает на время. Долгожданный привал наступил нескоро и та пригодилась.

Осмотрев раненых да травы нужные достав, Провидица припомнила рецепт старинный от ожогов, которому нянька да боги лесные ее надоумили. Вернуть красоту былую теперь вряд ли получится, но и от страшных шрамов убережёт.
Недоставало лишь свежих ягод да родниковой воды студёной, чего поблизости так и не нашлось. Однако Василиса, терпеливо питаясь свежим воздухом, почувствовала себя чуть лучше и улучив момент, когда Ловчий по нужде отошёл, обратилась к Полозу:

- Ты не серчай, что я так сказала сестре про тебя. Не со зла я, - и из осторожности не стала больше ничего объяснять. Да и что тут скажешь, коли судьба до конца неясна. Ни их, ни Полоза.

Да ещё настиг вдруг Василису зуд нестерпимый. Что хуже, боль или чесотка, она решать не стала, а поспешила ингредиенты недостающие найти.
Только собралась девушка на поиски воды, непременно родниковой, живой, ключевой, как Ингьяльд тут как тут.
Вспомнила вдруг Василиса, как сестра вокруг него увивалась, да и разулыбалась впервые с начала того страшного боя. Сразу, впрочем, об этом пожалеть ей пришлось - кожа раненая такого обращения не снесла: тут тебе и боль, и зуд, и дурное настроение в придачу. Провидица аж в лице переменилась и улыбаться перестала.

- Пойдём, пойдём, - поторопила юношу и сама быстрей вперёд подалась, - ягоды земляники мне нужны и воды ключевой.

Ингьяльд предложил Василисе прогуляться где-нибудь подальше от границы тёмной пущи. Хотя сам в травах и где произрастают они не сведущ был, но думалось ему, что лучше им не приближаться к месту проклятущему. Безмятежно вдохнув полной грудью воздух земли просторной, руки в замок за затылком сложив, похаживал рядом с Василисой бесцеремонно:
- Значит, ты принцесса Изборская? Ягиня сестрой тебе приходится, а Чахлик – брат твой? Но почему же принцесса не при дворе в доме знатном, а с охотником старым и шайкой мутной по лесам страшным бегает? Сестра недолюбливает тебя? Неужто так крепко рассорились вы с Ягиней?

Василиса шла целенаправленно, но тут встала, как вкопанная:
- А ты Изборск нынче видал? Видал. Да и не по душе мне при дворе сидеть. Я Ловчему обещала с ним идти, боги меня направили. Тебе зачем это знать, Ингьяльд? Неужели, не просто любопытство за этим стоит? - взгляд Василисы строгим не по годам стал.

Насупился Ингьяльд, вдаль посмотрел, перешёл на приглушённый говор, русскую речь чужеземным севером кованную:
- Помнятся мне слова твои в стенах мельницы сказанные, что желают Ягиня с Чахликом править Русью до конца времён, что страшные гибельные сумерки ждут нас всех, коли вдвоём они бессмертность обретут, к чему и стремятся.
Зашаркал по траве юноша, ногой камушек на пути пнул и руки за спину убрав, посмотрел на Василису пристально:
- Я ведь так, проходимец простой, и тонкости ваши неведомы мне. Но в толк никак не могу взять одно. Потому мы за Ловчим идём? Чтобы помочь ему исполнить зловещую волю Ягини?

Неожиданный ход мыслей Ингьяльда заставил Василису улыбнуться. Оказывается, переживал юноша, что на сторону зла встали спутники Ловчего. Отлегло от сердца у Василисы.
- Хотим мы Ягине помешать бессмертие добыть, но шансы невелики, Ингьяльд. Ловчий обязательствами связан. Я - родством своим. Пока ничего придумать не получается. А ты вот тоже сестре моей приглянулся, - не могла не вспомнить Василиса, прыснув вдруг от смеха, отчего лицо снова дёрнуло от боли.

Пожал плечами юноша, потянулся устало, к небу очи подняв мечтательно:
- Может и приглянулся, может и нарочито, но добрые принцессы мне нравятся больше.
Проступил предательски лёгкий румянец, попытался скрыть его Ингьяльд, отвернуться хотелось, но увидев болезненный вид провидицы, заботливо коснулся её плеча, глазами встретившись:
- Всё хорошо?

Настала очередь Василисе зардеться, что из-за покрасневшей от ожогов кожи было незаметно. Никогда ещё не оставалась она наедине с юношей так надолго и его слова про добрую принцессу по нраву ей пришлись.
- Долгий бой был у нас сегодня. И раны сильно болят, - бойкой Василиса была в сражении, но сейчас едва в глаза Ингьяльду взглянула и тут же отвела, - останутся шрамы. Будет одна принцесса злая и красивая, а другая добрая и… - Василиса наконец подняла глаза и посмотрела на юношу пристально, словно ожидая, что он продолжит за неё.

Ингьяльд не растерялся, не смутился и, выждав малость, ответил с уверенной нежностью:
- А другая будет добрая и самая прекрасная.
Криво сжав пальцы за спиной, юноша одарил девушку тёплым взглядом:
- Я хочу не только ведьме помешать, но и усадить Василису прелестную на престол княжеский. Горыня твоим главным защитником станется, старик при дворе обучит охотников молодых, да и я где-нибудь пригожусь. Разве не звучат слова мои прекрасным грядущим? Уж не знаю, правда, как изловчиться нам придётся, но что-нибудь придумаем обязательно, поймаем в нужный момент удачу.
Опустился Ингьяльд на колено перед Василисой, прижал к сердцу одну ладонь, увёл другую широким махом в сторону и голову склонил:
- И я хочу, чтобы знала: я – на твоей стороне! Для ведьмы от меня – лишь краснобайство наигранное, с ней мне не по судьбе. И если хочешь – на верность тебе присягну.

Умна была Василиса, но видать слово доброе не только кошкино сердце растопить может. Растаяла она от слов ласковых, даже о куколке-советчице позабыла. Захотелось ей поверить в искренность юноши и получилось. А может устала она за каждым кустом подвохи видеть.
- Как ты красиво все нарисовал. Как в сказке дивной, - даже боль отступила, и, будто игре поддавшись, молвила Василиса. - А присягни, Ингьяльд! Поклянись мне в верности до самой смерти, - она улыбалась, а глаза внимательными стали, да не по возрасту проницателен был их взгляд.

Ниже припал Ингьяльд, словно прижало его к траве незримой силой провидческого взора, растрёпанные кудри, повиснув, затемнили лицо:
- Да услышат Асы слова мои, беря их в свидетели, клянусь в верности Василисе прекрасной, на всю жизнь, отведённую мне в мире смертных, присягаю княжне. Да будет на том судьба чести поклявшегося, что проживёт после меня на срединной земле и впитается в Священное Древо. Для памяти мировой о достоинстве в нерушимо выполненной клятве да вознесётся в вечности светлая слава, в нарушенной же да покроется имя вечным позором.

Улыбка совсем сошла с лица, Василиса со всей серьезностью внимала Ингьяльду. Со стороны это могло показаться игрой двух подростков, но Провидица чувствовала: то, что вершится сейчас, ни отменить, ни переделать, ни отвергнуть уже нельзя.
- Да будут свидетелями боги: я принимаю твою клятву, Ингьяльд. Отныне и навек связаны мы крепкими узами и только смерти подвластно их разрушить.
Она коснулась растрёпанной головы, словно печатью скрепила его слова и улыбнулась вновь.

Согласно кивнул Ингьяльд, медленно, чтобы не соскочила рука девушки, не пресеклось прикосновение ласковое. Но не застыл истуканом: встал вскоре и отряхнул порты у колен. Оглянулся вокруг, с видимым умиротворением развернулся к ветру. Размял плечо и вдаль проговорил:
- Пора нам уже было найти травы полезные. Указывай путь, Василиса. Какие собрать надобно?

   Горыня устал, наверное, больше всех. Во всяком случае, если сравнивать по вздохам, да поникшей голове: уронил богатырь молодой головушку на грудь, да дышать принялся тяжко, когда на простой определились.
   Токмо долго так не получится сидеть. Надо и лагерь обустроить' хвороста собрать, лошадям уход дать и прочее... Дел хватало, в общем то. Посему хоть и тяжело было, а поднялся парень, да стал понемногу по хозяйству хлопотать.

Ответ Ловчего был прост, точен, честен, и при всём при этом по прежнему не особенно понятен Полозу. Змею явно захотелось узнать подробности.
- А... - Начал было Полоз, подымая правую руку. Но Ловчий уже ушёл в сторону, думать свои тяжкие думы о бренном и вечном.

- А...
Хотел было Полоз обратиться к Василисе, да ту уже Ингьяльд в лес увлёк, по травы целебные. Ну, ничего не поделаешь, девице и впрямь крепко досталось в схватке с Кровавоглазом. Делать нечего, придётся ответов у других искать.

- Так это...
Полоз беспомощно заоглядывался в поисках Горыни с Варварою, но и те успели куда-то запропаститься. Горыня вот по хворост пошёл, даром что раненый, а Варвара исчезла так тихо, что никто и не понял, как это случилось. Остались на месте одни только привязанные лошади, которые мотали гривастыми головами да переминались с ноги на ногу, желая поскорее двинуться в путь. Настоялись они, натерпелись страху в болоте тёмном, и Полоз правда им сочувствовал, поэтому даже к лошадям лезть не стал.
- Да что ж такое с вами, с людьми. - Ворчливо произнёс он, вновь сворачивая кольцами хвост и усаживаясь на него со скрещёнными на груди руками. - Вечно куда-то метаетесь, как муравьи. Ну ладно, мне уже спешить некуда, я дождусь.

Вскоре спутники Ловчего собрались вновь. Василису, как и всегда, лес одарил, помогло и знание тайное, и дар провидения, подсказала куколка, где чудо-травки целебные прячутся, да какие слова над ними шептать надобно, чтоб усилить их свойства. Вскоре Василисино лицо и руки были облеплены небольшими самодельными примочками, что вытягивали и впитывали в себя яд, и охлаждали нанесённые парами желчи Кровавоглаза раны, принося облегчение и унимая жгучую боль. Помогла Василиса и Горыне,а заодно подивилась, каким здоровьем одарила молодого парня природа. Богатырь, как есть богатырь - другой бы на его месте от такой раны кровью бы изошёл, а и того раньше сознания лишился от страшной боли, а Горыня, если б даже ему и не помогли, сам бы со временем заживил на себе эту рану. Сила в нём была превеликая, и со временем обещала она стать ещё больше. Остальные же не были раненые настолько серьёзно, чтобы нуждаться в помощи целительной.

После того, как Василиса обработала всем раны, настало время немного подлатать пострадавшую одежду - у многих была она в пропалинах от желчи, да и в целом заметно потеряла в прочности. Наскоро подштопали, но то была мера временная, абы дотянуть до ближайшего села. А селом тем ближайшим как раз и будет Мормалево, последнее отслеженное Ягинею место, где от неё хоронился лихой разбойник Блуд. Там бы, может, и довелось бы и одежонку подновить, и на жизнь заработать, пока ищет Ловчий со спутниками следы одного из братьев-лиходеев.

Ловчий тем временем осмотрел свою кольчугу, с досадой констатируя, что той досталось крепко, но хоть в прочности своей она и потеряла, но службу добрую своему владельцу сослужить ещё может, выбрасывать рано. Правда переплести уже не выйдет - все кольца желчь поела, попортила, и долго службы ратной не выдержит - надо бы сменять. Ягиня Ловчего пока что тоже не тревожила, должно быть, решив, что не стоит так часто ему показываться. Оно и к лучшему.

У Полоза тоже было время всё обдумать, и оценить ту ситуацию, в какой он оказался. Уточняющих вопросов о службе у Ягини и о братьях-разбойниках он задавать не стал, отложил. Решил, что в пути ему всё расскажут по ходу дела. Вместо этого он задал другой вопрос.
- А я вот о чём думаю. - Полозу было немного неловко нарушать молчание, но вопрос его требовал ответа. - Вы-то, люди, все как один на лошадях, а я вот безлошадный. Ползать-то быстро я умею, но долго у меня так не выйдет, а влезть на одного из ваших скакунов и подавно не выйдет, у бедных животных от такого спина переломится. А я ведь не могу отходить от своей... хозяйки.
Тут он бросил беглый взгляд в сторону Василисы.
- Может, ваша княжна мне свою ступу летучую отдаст? А то иначе мне за вами не поспеть.

Под тряпками, пропитанными целебным настоем, не видать было лица Василисы. Оно и к лучшему. Вспыхнула девица, когда Полоз ее хозяйкой назвал, аж до слез в глазах. И сама не рада она теперь, что так дело лихо да недобро провернула.
"Не хозяйка я тебе" - хотел молвить, да вовремя язык прикусила. Ягиня, чай, подслушивает, да и говорить неудобно с тряпицей на лице. Решила смолчать.
Роль её на сегодня будто бы состоялась: и в бою победили, и раненых на ноги поставили, и даже Полоза отбили. Чем не день? Волшебный, да и только.
Однако неспокойно было Василисе, всё на куколку она смотрела, будто совет попросить собиралась. но не знала, какой, да еще к разговорам прислушивалась, от нечего делать.

Варвара ножи свои собрала, которые в глаза змею не попали, тряпицей обтерла, да на перевязь убрала. Потом к коню подошла. по шее погладила, яблоком угостила. Потом лицом уткнулась, обняла за шею друга верного, постояла. Натерпелся он тут поди без хозяйки, пока бой шел.
В порядок себя лиходейка приводить не стала. Одежда у нее не пострадала, ни разу не попал по ней противник огромный. Сапоги только немного оттерла, да ту грязь что на одежде от брызг болотных образовалась. Ну и к фляге приложилась, в которой мед хмельной был. Когда в бою со смертью танцуешь, все силы уходят, чтобы не обняла тебя эта красотка. Потом, всегда, отходняк приходит, от того, что тело молодое на грани работало, и за гранью сил своих. Холодно, зябко, пот на коже сохнет, да подташнивает маленько. Как тут не выпить?!
Легче, как и всегда, стало, но на язвительности бывшей Мстиши это никак не сказалось. А тут как раз Полоз под руку подвернулся:
- А зачем тебе с нами, слуга верный?! - громко спросила. - Ты вон даже в змея ни разу выстрелить не успел, как сородичам своим попался. Да и вообще, где это видано, чтобы за князем или княжной все слуги по пятам толпой ходили?! Найдет тебя княжна дело, его и делай, а за нами таскаться ни след. Все равно Яга жадная девка и ступу свою никому не отдаст. Тебе так особенно.
Потом к Василисе поворотилась. Ну как чародейка глупить не будет, да пошлет эту обузу куда подальше?
- Княгинюшка, - елейно начала она, - пристрой к делу слугу своего, чтоб дурью не маялся. Пусть вон травки полезные на болотах собирает, или новых полозей с девками делает.
Она осклабилась, подмигнула и продолжила:
- А лучше пошли его куда-нибудь послом, от своей милости. Обычно посол пошел, а тут посол пололз. Да вон хоть его к сородичам пошли, пусть за ними присматривает. Посла ни законы, ни обычаи трогать не велят. Живой будет и при деле. Зато не будет, безногий, под ногами у нас путаться.

Синяки и раны лёгкие не сильно беспокоят Ингьяльда. Сменится полумесяц, взойдёт полнолуние и оглянуться не успеет, как заживут увечья на теле молодом. Ходит лениво кругами, занимает себя всяческими затеями для вида, хотя решительно ему делать было нечего, лишь время растрачивает, слоняясь, но то Горыне подсобит иль лошадей удосужится снарядить, и так по мелочи помогает. Ждёт, скучая, когда в село отправятся наконец и в ожидании ведёт себя тихо, спокойно, общается мало.

Но как Варвара речь о Полозе высказывает, тут уж Ингьяльд не преминул поддержать лиходейку:

- А я вот соглашусь с Варварой. Плохо будет Полоз смотреться в сёлах и городах, приметный он, с ним только беды лишние на головы навлечём. А вот травки полезные пусть пособирает в округе – для травницы нашей умелой подспорье будет верное.

И смотрит после этих слов на змеелюда, плечами пожимает, выразительным видом сообщает, что мол всё к тому идёт и ничего здесь не предпримешь.

  – А откуда вы знаете, что не отдаст? – возразил Ловчий, послушав остальных. – Может, она сама уже и наигралась. Да и не в этом дело. Не выстрелил ни разу? Ну, не выстрелил, значит, не успел. Успеет ещё. Лошадь не главное. Ты же змеелюд, ты можешь напрямик ползти, пока мы по дороге едем на лошадях. Ну и срезал бы по лесам до болотам. Где условимся – там и встретимся. А кто кому хозяин... ну это уж сами решайте, как у вас двоих заведено, следует ему отходить или не следует.

   Горыня, подбрасывая веточки в костер, слушал как товарищи обсуждают что же делать со змеелюдом. Он тоже думал, что брать с собой Полоза не лучшая идея. Люд косо смотреть будет, эт точно, да и угнаться на брюхе за лошадьми трудно, вестимо. Однако решать то было не ему, а советовать парень не умел и про то знал хорошо. Дед ему всегда говорил: ежели не спросют — брякать поперёк людёв не спеши! Вот и сидел, на костёр глядел, да слушал Горыня.
   — А куда мы сейчас отправимся? - парень огляделся по сторонам. — в город что ль, а то что-то запамятовал.