Lighthouse | ходы игроков | 1 -- Welcome to Grimfold

Эмбер отступает на шаг. Рука на перевязи отзывается острой болью при резком взмахе. Вторую ладонь оттягивает вниз приятной тяжестью револьвер.

Беатрис, позабыв о страхе и осторожности, рвётся навстречу. В крови и разодранном платье, бледная, грязная, с растрепанными волосами – почти ничем она не напоминает ту изящную леди, с которой познакомилась всего несколько дней назад Эмбер.

Палец уже почти привычно вдавливает спусковую скобу, прокрутившийся барабан выстреливает новую гильзу, в то время как отдача бьёт что есть сил в немеющее запястье.

Пуля пробивает грудь Беатрис насквозь вместе с сердцем и, девушка, споткнувшись, грузным мешком плоти падает лицом в грязь. Тщедушное тельце несколько раз конвульсивно вздрагивает прежде, чем упокоиться окончательно. Как только замолкает подхваченный гулким эхом грохот последнего выстрела, Эмбер окутывает ватная тишина.

Туман словно стал заметно гуще за прошедшие с момента пробуждения Эмбер минуты. Белесую мглу по-прежнему прорывают голые разлапистые ветви редких деревьев, а в порывах налетающего на охотницу ветра явственно ощущается ледяное дыхание осени. Теперь, когда адреналин прекращает кипятить кровь, с неотвратимой настойчивостью возвращается боль. Кровь толчками выходит из глубокого разреза на животе, сломанная рука ноет, почти вынуждая скрежетать зубами от злости.

Эмбер не может отделаться от ощущения полной дезориентации, не чувствуя уверенности даже в определении указанного Фаустом направления. Клубящийся вокруг туман не только сводит к минимуму видимость, но поглощает почти все звуки. Теперь, когда чета Уинтер мертва, Эмберли Найт как никогда остро чувствует одиночество и, как это не парадоксально, полную беззащитность.

В настолько тревожном и безрадостном положении девушке не доводилось оказываться на протяжении многих лет. Если конфедераты не отогнали оборотней достаточно далеко, то Эмбер едва ли окажется в состоянии справиться с тварями, вздумай они вынырнуть сейчас из тумана. Кроме того, что вервольфы способны преследовать жертву многие мили, они способны почуять кровь на внушительных расстояниях. Может статься, что они прямо сейчас уже наблюдают за Эмберли из тумана. В таком случае драгуны подарили девушке не столько шанс на спасение, сколько унизительную и мучительную отсрочку.

Защита. Это была защита.
Эмберли, осознав, что совсем забыла дышать, медленно опускает дымящийся револьвер, остекленело глядя на безжизненное тело Беатрис, утопающее в грязи.
Это была вынужденная защита. Никак иначе ей не удалось бы остановить Уинтеров.

Охотница стискивает зубы, пытаясь унять дрожь. Выбор у нее все-таки был... Рискнуть сделать невозможное. Встать под удар. Или сбежать...
Но она выбрала обменять свою жизнь на жизни двух обезумевших людей.
Пусть осудит ее тот, кто хотя бы раз вставал перед такой же дилеммой.

Эмбер судорожно выдыхает, привычным отточенным движением убирая оружие. Невозможно предсказать, как она сама воспримет свой поступок потом, когда схлынет напряжение этих минут и растает вездесущий туман...
Это будет когда-нибудь после.

Скривившись от крепнущей боли, девушка оглядывается по сторонам, прикидывая, что угроз жизни вокруг все еще предостаточно. И, как бы ни цинично это звучало, досадно будет погибнуть, так дорого только что заплатив за эту жизнь.

Эмберли опускает взгляд, наблюдая за будто совсем не собирающимся униматься потоком крови из глубокого пореза, уже пропитавшим штанину. Неизвестно, что еще может быть дальше, но умереть прямо здесь после всего будет глупо втройне.

Вероятно, при других обстоятельствах следовало бы хотя бы озаботиться погребением тел убитых ею людей. И Бернарда, к смерти которого Эмбер тоже имеет некоторое отношение... Но болезненный туман перед глазами, смешивающийся с туманом вокруг, отчетливо дает понять, что тел после этого станет четыре.

Зажмурившись на пару мгновений, Эмберли заставляет себя выбросить из головы эти мысли, заместив их убеждением, что исправить уже ничего не получится, и худшим вариантом сейчас будет остаться здесь.
Прижав здоровой рукой куртку к кровоточащему порезу, охотница, слегка пошатываясь, направляется к перевернутой карете, где на запятках среди багажа Уинтеров примостился ее небольшой саквояж. Нужно хотя бы перевязать рану.

Поврежденная рука почти отказывается участвовать в этом действе, туры бинта ложатся довольно криво... Остаются надежды на силу целебной мази, которой Эмбер всегда снабжал знакомый ей еще со времен учебы в Корпусе столичный аптекарь.

Прикинув казавшийся прежде совсем небольшим вес саквояжа, охотница задумывается, стоит ли брать его с собой. С другой стороны, ей, при удачном раскладе, еще не раз понадобятся перевязки и даже, возможно, сухая одежда...
Эмбер вздыхает. Ничего, если станет совсем тяжело - можно будет оставить на дороге.

До которой тоже еще нужно добраться.
Охотница сосредотачивается, стараясь вспомнить, в каком направлении, по словам Фауста, стоит идти...
Туман со всех сторон абсолютно одинаков. Эмбер пытается найти поблизости костерок, рядом с которым пришла в себя, надеясь, что по следам возле него сумеет восстановить в памяти всю картину...
Или придется полагаться на интуицию.

Порез наскоро перевязан. Кровь почти сразу пропитывает сероватую ткань, заставляя Эмбер недовольно поморщиться. Оставленное осколком Беатрис ранение при других обстоятельствах не представляло бы серьёзной опасности. Но сейчас, в отсутствии возможности оказать себе нормальную первую помощь, рана начинает выглядеть особенно неприятно. Дыхание и без того постоянно сбивается, окружающий мир двоится, дрожит и плывёт – сильнее всего, впрочем, беспокоит не столько слабость, сколько факт обильной кровопотери. Одна и та же мысль возвращается с завидным упорством. Они чувствуют кровь, способы учуять за многие мили. А Эмбер не в состоянии дать сейчас кому бы то ни было ещё один бой.

Подхватив саквояж, она некоторое время бродит по месту боя среди разбросанных тел. Проходит по следу, воспроизводя пошагово схватку. Прочь от кареты, вдоль рыхлой борозды на земле – рука на перевязи начинает болеть, напоминая о том, как оборотень бесцеремонно волочет по земле девушку. Эмбер находит оставшееся от костерка Фауста пепелище, машинально отмечает тлеющие угли.
И, предприняв отчаянную попытку сориентироваться, выбирает направление, и, пошатываясь, уходит в туман.

2 – Pride and Glory

В непроглядном тумане Эмбер совершенно теряет ощущение времени. Она не уверена, сколько часов провела в отключке, не способна толком определить время суток. Предполагает, что приближается полдень – но, при попытках слишком долго вглядываться в белесую мглу, в небе начинают чудиться многочисленные миражи бледно-жёлтого солнца. В этом тумане нет ничего. Дорог, людей, городов, конфедератов и Объединенного Королевства. Туман не просто сжирает чувство времени, туман будто бы похищает чувство реальности.

Эмбер не может быть даже уверена, что не бродит по кругу. Её единственные ориентиры – это изломанные деревья, что тянут из тумана напоминающие крючковатые пальцы голые ветви. Ко всему прочему, самочувствие охотницы ухудшается. Её лицо одновременно горит, и покрыто холодной испариной, голова отзывается ноющей болью при каждом шаге. Дышит Эмбер часто, неглубоко и прерывисто – туман вперед то темнеет, то расцветает багрово-алыми пятнами. Кроме того, девушка чувствует, как то и дело вырывается из-под тугой повязки и сбегает вниз тонким ручейком кровь.

Крепнет неумолимое осознание – она умрёт здесь. Никогда не найдёт больше помощи, не выберется из тумана. Для этого не потребуется даже возвращение стаи. В лучшем случае ещё несколько часов – и она сама рухнет лицом в землю без сил.

Становится холоднее. Осенний ветер треплет волосы и обгладывает горящее лихорадочным жаром лицо. Эмбер почти уверена, что ходит кругами.

Когда в тумане проступают очертания приземистой протяжной постройки, сердце пропускает удар. Напрочь забывая об осторожности, Эмбер устремляется вперед быстрым шагом. Под подошвами охотничьих сапог – протоптанная дорога, у обочины которой и ютится небольшая постройка. Здание сложено из замшелых грубо обтесанных бревен и напоминает амбар – Эмбер с надеждой заглядывает в выбитое окно, и видит внутри давно брошенной постройки только разруху. Рядом – покосившийся деревянный заборчик, и заросший сорняками колодец. Переступив через ограду, Эмбер проходит мимо колодца к старой покосившейся избе. Та слепо скалится тёмными провалами окон – внутри лишь пустые почерневшие комнаты, и туман сочится внутрь сквозь бесчисленные прорехи в соломенной крыше.

Сдавленно вздохнув от резкой боли в боку, Эмбер собирается вернуться к дороге. Налетает свирепым порывом собравшийся с силами ветер, колыхая призрачными волнами сорняки. Ветер приносит одиночное цоканье копыт – и Эмбер почти интуитивно приваливается к стене сарая плечом, скрываясь от всадника. Тот показывается совсем скоро – девушка украдкой наблюдает за одиночкой из-за угла. Тёмная фигура во мгле, в седле – рослый широкоплечий мужчина. Лошадь идёт размеренным шагом, всадник будто бы внимательно рассматривает заброшенный хутор, слегка привстав в стременах.

Шаг, и еще шаг... Вперед. Нужно двигаться.
Пытаясь разогнать кровавый туман перед глазами, Эмберли уговаривает себя идти дальше, идти хоть куда-то, лишь бы не остаться в бездействии посреди бесконечного тумана наяву.

Пересохшие губы горят, обжигаемые сбитым дыханием. У нее жар. Может быть, средство Фауста справилось не до конца, и это дает о себе знать укус вервольфа?.. Дело в таком случае совсем дрянь...

Эмбер старается не думать о том, что оставила позади. О двух людях, жизни которых оборвали ее выстрелы. Злоиронично куда более удачные, чем выстрелы в чудовищных волков.
Пожалуй, будет почти справедливо, если после такого она сгинет в проклятом лесу среди как две капли похожих друг на друга кривых деревьев - черт возьми, среди них невозможно сориентироваться!

Неожиданно оступившись и стиснув зубы от очередной вспышки боли из-за резкого неловкого движения, девушка покрепче прижимает рукой не так чтобы хорошо наложенную на все еще кровоточащий порез повязку. Слишком долго кровит... Слишком. Если так пойдет и дальше, шансов выбраться не останется вовсе.

Шансы эти и так продолжают таять с каждым пройденным наугад десятком ярдов...
И когда туман впереди внезапно темнеет и расступается - Эмберли в первые мгновения, обессиленно привалившись к стволу дерева, лишь отрешенно наблюдает за открывшейся взору нечеткой картиной, до безумия желая и боясь поверить ей.

Еще несколько осторожных шагов - и становится ясно, что видит она вовсе не мираж. И весь этот путь, кажется, был проделан не зря...
Откуда-то берутся силы - охотница, чуть спотыкаясь, в отчаянной спешке устремляется по хоженой тропе, дороге, настоящей дороге!

И только дойдя до искомого людского жилья, только коснувшись ладонью рамы выбитого окна, медленно свыкается с мыслью, что это был лишь мираж спасения.
На глаза наворачиваются слезы. Надежда отыскать людей разбивается окончательно.
Это финал. Идти дальше нет сил.

Цокот копыт на границе слуха не сразу привлекает внимание Эмберли. Какое-то время она почти игнорирует новый звук, погруженная в тягостное разочарование... Однако затем медленно оборачивается.

От надламливающей, невыносимой усталости почти без эмоций наблюдает за возникшим из ниоткуда всадником.
На нем не красный мундир конфедерата, при нем не видно приготовленного оружия... И все же Эмбер машинально вскользь касается пальцами рукояти револьвера в кобуре.

Что может высматривать этот человек на заброшенном хуторе?.. Кого?
Девушка медленно оглядывается, поверив вдруг в то, что здесь в самом деле может быть кто-то еще. Кто-то третий. Точно так же, как она сама, намеренно скрывающийся от взора всадника. И вполне возможно, помощь "леди Марии" вскоре понадобится вновь.

Уж лучше бы здесь совсем никого не было! Эмберли кривится, с сухим стуком касаясь затылком почерневшей от времени замшелой стены сарая. Ее удача закончилась еще вчера.

Однако слишком крепко вбитые в Корпусе охотничьи навыки даже в шаге от гибели продолжают господствовать над сознанием.
Эмбер - совсем не так ловко, как обычно - отступает вдоль бревенчатой стены, стараясь понадежнее укрыться в тени полуразрушенной постройки. Она не может объяснить себе, отчего так не желает попасться на глаза всаднику. Разве не стоило бы сейчас выйти к единственному, кажется, на много миль окрест человеку?..

Остается надеяться, что он не слишком хорошо умеет читать следы.

Всадник – лишь неясный силуэт, что вырисовывается размытыми штрихами в тумане. Серый дорожный плащ с капюшоном не только прячет лицо, но позволяет при необходимости скрыть оружие. Из-за угла Эмбер украдкой наблюдает, как незнакомец натягивает поводья и, легко перекинув через седло ногу, соскакивает. Складки плаща, взметнувшись на мгновение, опадают – всадник, озираясь по сторонам, уже в полный рост стоит на земле.

Эмбер укрывается за углом и обессиленно касается затылком замшелых досок. Осторожно смещается в сторону, прислушиваясь к разнесшемуся по окрестностям лошадиному ржанию. Ветер доносит обрывки сказанных совсем тихо слов, несколькими секундами позже девушка различает отчётливые шаги в сгустившейся тишине.

Незнакомец не скрывается – шагает решительно, в полный рост. Обходит амбар и, не заметив прижавшуюся к почерневшей стене Эмберли, проходит вглубь заброшенного двора. Теперь девушка может видеть только широкую спину и линялую шерсть плаща. Всадник неторопливо продвигается дальше, добирается до колодца и зачем-то в него заглядывает.

Затаив дыхание и коснувшись для успокоения рукояти верного револьвера, Эмбер наблюдает за незнакомцем. В его повадках чувствуется рассеянная бесцельность. Словно он скорее просто прогуливается и наслаждается кристальной свежестью туманного утра, чем преследует какую-то цель. Остановившись посреди двора, всадник какое-то время смотрит мимо дома, в туманную даль.

И лишь потом начинает подниматься по ступеням крыльца.

Эмберли, изо всех сил стараясь сконцентрироваться, из-за угла сарая наблюдает за мужчиной. Озадаченно провожает взглядом каждый его шаг, пытаясь понять, почему незнакомец так странно себя ведет. Или это она, начиная забываться по вине кровопотери, не способна трезво оценить обстановку?..

Девушка чуть качает головой, пытаясь прогнать вновь начинающий сгущаться багровый туман перед глазами. Невозможно даже догадаться, целенаправленно ли приехал сюда этот человек, зная, что искать, или оказался на пределе хоженой тропы случайно, заплутав?..

Но так или иначе... Разве не видит он, что дом пуст?..
Эмбер обессиленно выдыхает, привалившись к чуть влажной замшелой стене уже всем телом, с трудом удерживаясь на ногах.
Этот человек не похож на нуждающегося в помощи. Что, черт возьми, он здесь забыл?!

Охотница осторожно оглядывается, стараясь со своей позиции рассмотреть оставленную на дороге без привязи лошадь. Насколько животное устало? Какой путь проделал только что всадник? Можно ли надеяться, что где-нибудь неподалеку все-таки живут люди?..

Шаги мужчины, коих прозвучало отчего-то значительно больше, чем можно было предполагать, вновь привлекают внимание Эмберли. Девушка окончательно теряется, наблюдая, как незнакомец склоняется над колодцем. Что он ожидал там увидеть? Спрятанный клад? Связанного пленника? Или хотел узнать, есть ли вода для лошади?.. Но не за водой же он ехал сюда?

Мысли путаются, не желая складываться в хоть сколько-нибудь разумное объяснение происходящего.
Эмбер морщится, вновь прихватывая ладонью рану на животе. Идея дать о себе знать уже не кажется безрассудной. Что, если этот человек все же поможет ей?.. А все эти предчувствия опасности - всего лишь горячечный бред. Стоит рискнуть. Иначе она вскоре попросту истечет кровью...

Он неторопливо поднимается по истлевшим ступеням. Прогнившие доски натужно скрипят и прогибаются под внушительным весом, но держат. Незнакомец тянет на себя дверь, и та с душераздирающим визгом насквозь проржавевших петель неспеша открывается. Всадник останавливается на пороге, прислушиваясь. Эмбер невольно задумывается – не могла ли она чем-то случайно выдать себя, но мужчина почти сразу отворачивается и, пригнувшись, проскальзывает в избу.

– Катарина..? – из сеней доносится оклик.
Вздрогнув, Эмбер почти решает, что незнакомец обращается к ней, но мучительная неуверенность в интонациях помогает девушке воздержаться от преждевременных действий. Некоторое время она наблюдает за тенью, что скользит внутри избы, перемещаясь от окна до окна. Лишь после охотница осторожно отлипает от влажной стены, едва не теряя от внезапно нахлынувшего потока слабости и боли сознание.
Сипло вдохнув сквозь стиснутые что есть сил зубы, Эмберли осторожно приближается к дому.

Остановившись на полпути, заглядывает в колодец. Примотанная к колодке ржавая цепь убегает далеко вниз, скрываясь в кольце непроглядно-тёмной воды. Налетает вновь ветер, и волны мурашек пробегают меж лопаток вдоль линии позвоночника. Для уверенности поглаживая рукоять револьвера, Эмбер тоже поднимается по ступеням. К счастью, всадник оставил дверь нараспашку – раскачиваясь на ветру, та нещадно скрипит петлями, маскируя шаги.

Девушке тоже приходится пригнуться для того, чтобы попасть в дом. Кровь приливает к голове, в глазах темнеет и, едва не врезавшись в косяк лбом, охотница почти теряет сознание. Здоровая рука упирается в стену, и Эмбер, ещё раз сипло вдохнув, проникает всё-таки в сени. Внутри – разруха. Крошечная прихожая с опаленными черными стенами. Проход вглубь дома мимо закоптившейся массивной печи с дымоходом.

Сквозняк гуляет меж выбитыми окнами и дырами в крыше, пятна гари темнеют на полу, стенах и потолке. Снаружи начинает негромко накрапывать дрожь, а всадник обнаруживается в дальнем конце помещения на провалившейся вниз обугленной балке. Упираясь локтями в колени, он сидит, закрывая лицо ладонями. Пряди светлых волос выбиваются из-под надвинутого на самый лоб капюшона. Теперь Эмбер отделяет от незнакомца только прямой проход и какой-то несчастный десяток шагов, но тот, по всей видимости, по-прежнему не подозревает о присутствии девушки.

Мужчина двигается неторопливо. Не осторожно, а словно бы... изучая каждую деталь вокруг.
Эмбер наблюдает, как дверь дома поддается его усилию и с пронзительным скрежетом отворяется, выпуская наружу затхлый мрак.

Однако незнакомца это не останавливает, вопреки здравому смыслу он скрывается в глубине дома с очевидной целью - убедиться, что там действительно никого нет...

Эмберли с тихим стоном заставляет себя отделиться от стены сарая, дарящей поддержку. Пошатываясь от каждого шага, направляется к колодцу, чтобы не получить ответа ни на один вопрос. И, для чего-то коснувшись рукояти "леди Марии", которой все равно не сумела бы быстро воспользоваться, неуверенно бредет к дому, не видя больше других перспектив.

Притолока враждебно низкая. Неловкий наклон в попытке уберечь голову лишает Эмбер последних крупиц равновесия и почти переходит в падение, в последний момент превратившееся в сползание по дверному косяку.

Девушка медленно опускается на пол, останавливая помутневший взгляд на фигуре сидящего поодаль мужчины.
Так отчего же он здесь?..
Наверное, он знал Катарину, жившую здесь до пожара. Или... Это его дом?

Эмберли почти все равно.
Она больше не испытывает опасений перед незнакомцем. Она отчетливо понимает: если он и причинит ей вред - то лишь приблизит неизбежный конец. Охотница настолько измотана, что о дальнейшем движении не может идти и речи, ее путь уже завершен здесь. Сегодняшний или жизненный... Вскоре станет ясно.

И скрываться далее нет особого смысла.
- Я не хотела бы мешать Вашему горю... - ее шепот шелестит едва слышно, хриплое дыхание и то звучит громче, скрадывая слова. - Но мне очень нужно остаться здесь... В доме. На время.
Пусть в относительной защите от вервольфов и холода. Под крышей. На сухом полу.
Эмбер с усилием поворачивает голову в сторону мужчины, пытаясь увидеть его лицо.
- Позвольте мне.

Сидящий мужчина вздрагивает от неожиданности. Среагировав моментально, вскакивает на ноги, почти готовый сорвать с пояса под плащом собственный револьвер. Однако ладонь замирает на полпути к рукояти – надломленный шёпот Эмбер и вид её изнуренного обескровленного лица способны внушать что угодно, но не тревогу.

Смутившись, мужчина опускает руку, так и не прикоснувшись к оружию. Он выпрямляется в полный рост, давая девушке возможность как следует себя рассмотреть. Незнакомец высок и подтянут, а под распахнутым плащом виднеется военный мундир. Эмбер вздрагивает чуть раньше, чем успевает понять – это темно-синяя офицерская форма армии Объединенного Королевства, а не ярко-алый конфедератский мундир.

Мужчина осторожно делает шаг вперёд, откидывая назад капюшон. На Эмбер смотрят холодные серые глаза, подчеркивающие нордическую строгость худого лица. Образ военного офицера дополняют аккуратно зачесанные назад волосы необычного пепельно-серебристого цвета. Единственное, что разрушает складывающееся впечатление свойственной большинству военных опрятности – это неровная многодневная щетина на впалых щеках. Бледное лицо незнакомца, как наверняка и лицо самой Эмбер, зеркалом отражает внешнюю и внутреннюю усталость.

– Вы в порядке? – спрашивает, но голос доносится словно издалека.
Стена врезается с силой в плечо, перед глазами темнеет, и Эмбер отстраненно осознаёт, что начинает медленно сползать в направлении пола.

– Проклятье, – офицер подхватывает её, не позволяя упасть.
Перекинув здоровую руку Эмбер через свою шею, ведёт её вглубь избы и усаживает на бревно. Сам опускается около девушки на колено, пристально заглядывая в лицо. Смотрит на перебинтованную руку, осторожно, но требовательно, разводит в стороны полы плаща, скользнув взглядом по предостерегающе сверкнувшей в полумраке «леди Марии». Опустив подбородок, Эмбер вместе с незнакомцем смотрит на грязно-бурую перевязь, при помощи которой девушка пыталась перетянуть рану.

– Тебе нужна помощь, – медленно и отчётливо произносит мужчина, снова заглядывая Эмбер в глаза. – Город совсем рядом, поедешь со мной.
В интонациях последней фразы не столько просьба, сколько приказ. Незнакомец почти моментально переходит на панибратское обращение, забывая про те правила приличия, которые при знакомстве диктует, как правило, этикет. Он наклоняется, собираясь помочь Эмбер подняться на ноги.

Он в самом деле не заметил ее во дворе...
Эмберли наблюдает за незнакомцем почти безучастно. Отстраненно отмечает метнувшуюся к оружию ладонь. С невесомой тенью удивления - офицерскую форму под неприметным плащом. Ей совсем нет дела, какое у него лицо...

Обугленный пол, покачнувшись, вдруг начинает приближаться - девушка не сразу понимает, что это она беспомощно опускается, не удержавшись даже сидя. Нет сил на то, чтобы предотвратить падение...
И все же оно обрывается. Под плечом незаметно для Эмберли возникает опора, а после - рывок вверх на мгновение выбивает все мысли из головы.

Охотница стискивает зубы, сдерживая стон, за те несколько шагов, что заставляет ее совершить вглубь дома незнакомец, едва не сойдя с ума от боли.
Чем плохо было ее место у двери?..

Чудовищно медленно девушка укладывает в голове слова категоричного заключения, веско упавшие без шанса им возразить.
- Город?.. - одними губами шепчет Эмберли, с трудом поднимая на мужчину взгляд с искрой надежды и недоверия.
Она что, шла правильно?.. И если бы не разбивающая слабость от раны - может быть, даже дошла бы...

Это не так уж важно сейчас.
Город близко, но все же до него еще предстоит добраться... От мысли о том, что придется трястись на лошади, становится разом еще больнее. Впрочем, кто поручится, что охотница переживет ночь, оставшись здесь?..

Хорошо. Терять ей все равно нечего. Если этот человек уйдет - вполне возможно, она уже не найдет достаточно сил, чтобы спустя пару часов еще хотя бы дышать.
Эмбер слабо кивает, тем не менее не торопясь подавать незнакомцу руку.
- Только рану... - проклятый порез на животе, похоже, оказался даже глубже, чем ей представлялось. - Вначале нужно перевязать.
Иначе она умрет при попытке подняться в седло.

Незнакомец собирается решительно возразить, но что-то в голосе и выражении лица Эмбер его переубеждает. Коротко кивнув, встаёт на ноги.
– Всё необходимое на седле, – говорит. – Посиди пока здесь, и постарайся не помереть, пока будешь ждать, ладно?
Подняв голову, Эмбер не без труда различает бледную улыбку на губах всадника. Он уходит, оставляя девушку в одиночестве в обгоревшей избе. Осенний ветер проникает внутрь сквозь квадраты выбитых окон, треплет и без того растрепанные волосы Эмбер, напоминая о треуголке, безвозвратно утерянной где-то на бескрайних просторах этих затянутых туманной мглой суток.

Свинцовые веки опускаются вне зависимости от желания Эмбер – ей кажется, что она по-прежнему ощущает стекающую по бедру в сапог струйку крови. Когда девушка закрывает глаза, то её встречает то и дело расцветающая алыми сполохами тошнотворная темнота. Когда открывает – то видит плывущие и пляшущие покосившиеся откосы, от которых начинает мутить лишь сильнее. Эмбер машинально фиксирует, что настолько отвратительно, кажется, ей не приходилось чувствовать себя никогда. И нигде спрятаться от сырости, боли и холода.

Всадник, тем не менее, возвращается. Пригнувшись, проскальзывает в избу через покосившуюся дверную арку, подходит к Эмбер, сгружая на пол рядом с ней седельные сумки.
– Порядок? – спрашивает риторически, снова опускаясь перед девушкой на колено.
Копается в сумках, что-то доставая и что-то выкладывая.

Потом смотрит на Эмбер.
– Придётся терпеть, – предупреждает лаконично, без большого сочувствия. – Может быть больно, почти наверняка будет холодно.
Принимается снова за плащ, сперва при помощи девушки высвободив из рукава здоровую руку, снимает его и откладывает в сторону. Под плащом – рука на перевязи и кожаная утолщённая куртка. Мужчина осторожно перекидывает через голову Эмбер перевязь – лишившись поддержки, рука будто сразу оказывается налита свинцом.

Пальцы всадника касаются серебра приколотой на груди к куртке инсигнии.
Он хмыкает, немного замешкавшись. Что неуловимо меняется в холодных серых глазах – теперь незнакомец смотрит на Эмбер иначе.
– Целую вечность не встречал никого из вашего цеха в этих краях, – говорит тихо. – Готова? Помоги мне. Придётся снять куртку.

Эмбер остается одна. Спустя бессчетно долгие мгновения тишины, нарушаемой лишь шелестом ветра, ей начинает казаться, что никакого незнакомца и не было. Что это измученное сознание всего лишь обманулось вымышленным образом, и все, что ждет ее до конца - мерзко покачивающиеся перед глазами стены пустого сгоревшего дома да мутные всполохи в кровавом тумане.

И когда рядом с нею все же под тяжестью шагов вдруг начинают поскрипывать доски пола - охотница медленно открывает глаза почти с изумлением, останавливая взгляд на возникших у ног седельных сумках, в которых, очевидно, все-таки скрыто ее спасение.

Она кивает вернувшемуся мужчине - скорее, роняет голову, выдохнув ожидаемый ответ совершенно бесшумно. Его предупреждение кажется почти наивным - в самом деле, неужто похоже, будто она нетерпелива?.. Эмбер рассмеялась бы, если бы хватило сил. Да и что такое еще одна капля в море боли и холода?..

Плащ почти незаметно соскальзывает с плеч. Дальше - сложнее. Эмбер непослушными пальцами здоровой руки нащупывает застежки куртки, что столько раз бегло открывала и закрывала на ощупь, совершенно не задумываясь о них. Теперь они - словно чужие. Как и пальцы, как и рука...

Плотная куртка неохотно поддается, полы расходятся, давая возможность добраться до рубахи и раны под ней. Неловко наложенная одной рукой пропитавшаяся кровью повязка спадает окончательно, не даря уже никакой защиты.

Мужчина касается инсигнии на груди - Эмберли вздрагивает, словно он прикоснулся к оголенным нервам.
Цеховой символ. Ее самая большая ценность, обозначающая ценность ее самой.

- Мне говорили, я здесь не одна, - хрипло выдыхает девушка, чудом вспоминая слова Фауста. - Вторая.
Впрочем, едва ли она теперь может называться второй... Выжить - это совсем не значит суметь вернуться к охоте.

Всадник помогает Эмбер снять справиться с тесемками и снять куртку – его выверенные движения сочетают вежливость и настойчивость. Он делает то, что считает необходимым, и не высматривает в происходящем никакие дополнительные этические подтексты.

– Мы не так давно в городе, – отзывается, отстранённо пожимая плечами.
Эмбер остаётся в одной рубахе посреди продуваемой всеми существующими и несуществующими ветрами избы.
– Если у кого-то ещё повернётся язык назвать городом это место.
Мужчина приподнимает ткань и, недовольно цокнув, изучает перехватывающую живот Эмбер потемневшую перевязь. Девушка смотрит вниз, замечая, что кровь действительно вырывается из-под ткани, и тонкими струйками стекает по оголенному животу. Осколок стекла в руках хрупкой леди доставил Эмбер больше хлопот, чем пасть разъяренного вервольфа. Она поднимает голову и больше не смотрит на рану, уставившись куда-то поверх плеча склонившегося над ней офицера.

– Тебе хорошо досталось, – комментирует всадник, сноровисто перебирая содержимое сумок. – Повезло, что вообще ты ещё стоишь на ногах. Ещё больше повезло, что ты наткнулась здесь на меня – можешь поверить на слово, дружелюбные странники в этих краях даже большая редкость, чем заблудившиеся охотники.

Эмбер не смотрит, но слышит, как мужчина с треском рвёт ткань. Чувствует дыхание сквозняка в области обнажившийся раны. Незнакомец осторожно давит ей на плечо, призывая отклониться назад. Плещет коричневой жидкостью из фляги прямо на глубокий порез, заставляя девушку вздрогнуть от резкой обжигающей боли. Сунув в коченеющие пальцы Эмбер полу рубахи, чтобы придерживала, старательно перебинтовывает живот – накладывает новую повязку: тугую, надёжную, плотную. В глазах уже начинает темнеть, когда всадник со вздохом поднимается, поправляет рубаху Эмбер и, закинув на седельные сумки куртку девушки, сразу накидывает ей на плечи кожаный плащ.

Распрямившись, он делает из фляги пару глотков. Поморщившись, протягивает флягу Эмбер – не спрашивает, но в серых глазах читается невысказанный вопрос.
– Капитан Кромвель, – представляется лаконично. – Шестой гвардейский пехотный полк. Мои люди прикомандированы к Гримфолдскому королевскому гарнизону до поступления новых распоряжений. По правде, мои люди – и есть Гримфолдский королевский гарнизон на данный момент.

Капитан усмехается.
– Нам может пригодиться помощь кого-то с твоими профессиональными навыками, – пусть и не без некоторого сомнения, но всё же смотрит на Эмбер. – Так что постарайся не откинуться по дороге. Идти сможешь? Нужно добраться до города.

Беспрепятственно гуляющий по брошенному дому осенний ветер раскрывает ледяные объятия, едва Эмбер лишается защищающей от холода куртки.
Девушка вздрагивает от озноба и, бросив беглый взгляд на бесполезную уже повязку, пытается прикинуть, отчего паршивый порез все еще продолжает кровить. Впрочем, едва ли ей на самом деле хотелось бы это узнать...

Эмберли не противится действиям незнакомца, резонно полагая, что ему, трезво соображающему и не валящемуся от слабости с ног, всяко виднее, что следует делать с ее животом. Она лишь, не сдержавшись, шипит сквозь сжатые зубы, когда всю ее целиком пронизывает обжигающая боль от выплеснутого прямо на рану какого-то крепкого пойла. О таком ведь надо предупреждать!
Охотница изо всех оставшихся сил вцепляется в край собственной рубахи, глотая крик - совершенно незачем хоть чем-нибудь мешать перевязке, способной, возможно, спасти ее жизнь.

Когда перед глазами рассеивается наконец нахлынувший мрак, Эмберли, осторожно пошевелившись, скользит пальцами по отчетливо ощущаемому даже сквозь ткань опустившейся обратно рубахи туго наложенному бинту, отмечая, что занялся остановкой кровотечения незнакомец отнюдь не впервые. Ей в самом деле... повезло с ним столкнуться.

Охотница с трудом сосредотачивается на словах мужчины, очень стараясь остаться в сознании. Неловко приняв щедрым жестом протянутую флягу, не поморщившись делает хороший глоток - в надежде, что это немного притупит боль.

И все же изрядно замутненная память улавливает в его речи нечто туманно знакомое...
Гримфолд. Фауст упоминал это название. И тоже не вполне лестно отзывался о городе. Говорил что-то про темноту, кажется... Или про ночь? Или про темные ночи... Странно, эта местность вроде бы не настолько северна, чтобы всегда было слишком темно...
Тогда Эмбер все это показалось горячечным бредом. Кажется, впрочем, и сейчас.
Чем она может помочь королевскому гарнизону?..

- Эмберли Найт, - не дожидаясь, пока мысли запутаются окончательно, в дань вежливости тихо отвечает охотница неожиданно представившемуся капитану.
Она не называет свою профессию - за нее об этом уже сказала инсигния. К тому же, есть подозрение, что стоит поберечь оставшиеся крохи сил, не тратя их на реверансы. Что уж там, Эмбер даже не обратила бы внимания, если бы ее случайный спаситель решил пренебречь сценой знакомства вовсе - настолько сейчас, в полушаге от смерти, безразличны ей эти условности.

Хотя благодарить его, конечно, будет лучше по имени...
- Я смогу, - как можно тверже отвечает Эмберли - больше для самой себя.
Нужно только собраться. Прямо сейчас... Встать!
Возвратив капитану флягу, девушка оставляет здоровую руку на весу - прекрасно понимая, что без помощи не сумеет даже подняться.

Янтарная жидкость ласкает гортань, и стекает по горлу обжигающе-горячей волной. Кромвель забирает флягу, вскидывает на локоть седельные сумки и куртку Эмбер и, наклонившись, перекидывает руку девушки через шею. Почти повиснув на капитане, охотница, кое как перебирая ногами, добирается до выхода из старой избы.

Хмуро скрипит створка двери на проржавевших петлях, с негромким звяканьем раскачивается колодезная цепь. Офицер держится прямо, шагает уверенно и постоянно смотрит вперёд – крепнет стойкое впечатление, что он не в первый раз транспортирует таким образом раненых. Обогнув амбар и кое-как перебравшись через ограду, люди возвращаются на дорогу.

Осенний ветер холодит разгоряченное лицо Эмбер, и она тащится, кое-как переставляя непослушные ноги.

Выскользнув из-под руки, капитан возвращает на место седельные сумки, ласково треплет недовольно фыркнувшую лошадь за ухом. В неразборчивом шёпоте девушка различает проскользнувшее обращение – «Кэлпи».

– Поедешь верхом, – констатирует.

Следующая минута проходит в болезненной и неприятной возне. При помощи Кромвеля с третьей попытки Эмбер всё же удаётся забраться в седло и, почти сразу утратив вертикальное положение, уткнуться щекой в шерстяную лошадиную шею. Обхватив шею здоровой рукой, Эмбер лежит на Кэлпи, балансируя на грани сна и забыться. Свинцовые веки опускаются и дрожат, и даже бодрящий холод и страдания тела не способны помочь ей закрепиться в реальности.

Кромвель остаётся внизу. Взяв поводья, он начинает шагать по дороге, ведя Кэлпи следом. Ритмичное покачивание сперва приносит новую вспышку боли, но капитан идёт медленно, а умная лошадь, словно заботясь о благополучии всадницы, бредет послушно и ровно. Перед глазами медленно проплывают прорывающие завесу тумана темные ветви, мерные нерасторопные покачивания усыпляют.

Толчок в здоровое плечо заставляет девушку вздрогнуть.
– Не вздумай спать, – предупреждает негромко Кромвель. – Говори со мной. Не важно о чём.

Тычок в плечо совершенно неожиданно разрушает почти успевшую окутать ее мрачную грезу. Эмбер с тяжелым вздохом заставляет себя открыть глаза. Он прав. Из забытья можно уже не вернуться.
Из тянущего в себя забытья, которому все сложнее противостоять...

Кэлпи удивительно смирная - терпит, что приходится нести совсем не держащее баланса тело. Чуть погладив лошадь по шее в благодарность, охотница некоторое время пытается найти, на чем в тумане можно остановить взгляд, чтобы от мерного покачивания не слишком мутило, и наконец решает, что будет следить за проплывающими мимо ветвями деревьев, нависающими над дорогой.

Капитан не отстанет, это ясно. Эмберли с тихим стоном сползает немного вбок, чтобы лука седла не слишком впивалась в живот. Придется подавать признаки жизни.
Он что-то говорил о помощи его гарнизону... С чем не смогли бы справиться солдаты?..

- В окрестностях... Охотится по меньшей мере одна стая вервольфов... - Эмбер, щекой утопая в жесткой лошадиной гриве, говорит едва слышно, но очень старается достаточно отчетливо произносить слова. - Думаю, ты знаешь это сам...

Наверное, именно вервольфов Кромвель имел в виду, упомянув способные пригодиться охотничьи навыки. Но, возможно, не только... Бестиарии полны описаний самых различных тварей, облюбовавших эти края.

- Я ехала на север, ожидая быть нужной здесь... Даже в столице говорят, как много тут работы...
И это, черт возьми, правда до последнего слова!
- А охотники обычно не добираются сюда... - ее голос, почти растворяющийся в глуховатом перестуке копыт, готов, кажется, совсем угаснуть. Однако в оправдание коллег Эмбер не может не добавить еще тише: - Работы нам много везде.

Настолько, что слишком часто они рискуют, берясь за дело поодиночке. Напарники - очень большая роскошь...

- Здесь... ее даже не пришлось искать, - охотница горько усмехается одними губами, отчетливо вспоминая схватку с вервольфами, которая должна была бы закончиться совсем иначе, если бы не те два промаха... Которая могла бы закончиться иначе, если бы не конфедератский отряд.

Эмбер не чувствует себя готовой исповедаться перед Кромвелем, рассказав о судьбе нанимателей и бедняги Бернарда. Пусть капитан представит случившееся... в размытых чертах. Пусть не спросит подробностей...

Несколько мгновений проходят в относительной тишине, нарушаемой потяжелевшим от показавшейся очень долгой речи дыханием.
Неожиданно Эмберли вспоминает кое-что еще и, с трудом повернувшись лицом к капитану, озвучивает недавно терзавшее ее во дворе брошенного дома недоумение:
- Что ты искал в колодце?

– Что я мог там найти? – отвечает Кромвель тихим вопросом.

В голосе безразличие, отстранённость. Кэлпи, привычно подстроившись под поступь хозяина, шагает неспешно и ровно. В какой-то момент Эмберли даже забывает, что едет верхом, провалившись в кратковременное забытье. В сознание возвращает обращение капитана – сквозь туман в голове девушка понимает, что между этими словами и последней репликой должно было пройти какое-то время.

– Знаешь, в такие моменты каждый, как правило, рассказывает о том, что для него действительно важно, – Эмбер не видит лица капитана, но отчего-то не сомневается, что тот усмехается.

Ещё несколько минут проходят в усыпляющей тишине. Задумавшись, Кромвель больше не требует, чтобы спутница говорила. Словно потеряв к её судьбе интерес, он молча идёт, глядя под ноги.

Тут и там туман вспарывают тёмные силуэты голых деревьев. Не в первый и наверняка не в последний раз Эмбер задумывается о том, что узловатые ветви походят на скрюченные распухшие пальцы старух. В какой-то момент девушке начинает казаться, что Кэлпи просто идёт по кругу, настолько похожи друг на друга проплывающие мимо элементы пейзажа. Начинает казаться, что она так и умрёт здесь, в седле, посреди ведущей в никуда туманной дороги, и никогда больше не увидит рассвета.

– Я ищу Катарину, – неожиданно начинает говорить Кромвель. – Мы обручены, она пропала несколько недель назад. В последний раз её видели в окрестностях города.
Капитан замолкает только затем, чтобы почти сразу же объявить:
– Почти прибыли.

Не без труда оторвавшись от шеи лошади, Эмбер поднимает голову и смотрит вперёд. Там, впереди, непроглядный туман постепенно рассеивается, позволяя разглядеть очертания. Из мглы выступают тёмные коробки крестьянских домиков пригорода, и с каждым шагом Кэлпи видимость становится лучше. В лицо Эмбер бьёт свирепый порыв освежающе-холодного ветра, и девушка получает возможность взглянуть как следует на раскинувшийся в низине Гримфолд с вершины холма.

Мрачный город ютится на краю скалистого побережья. Пригородные домики жмутся к окружающей внутренние кварталы высокой стене, что на востоке заканчивается скалистым обрывом. Там, далеко внизу, беспрестанно плещется, рассекая волны о скалы, темное море. Поверх стены виднеются крыши однотипных построек самым большим в три этажа, которые являют собой впечатляющий образчик пуританской умеренности, столь характерной для северной провинциальной глубинки. Эти дома хаотично стыкуются, образуя запутанный лабиринт извилистых улиц, что вымощены проросшей мхом старомодной брусчаткой. Северная окраина города взбирается вверх, к самой вершине крутого холма, где одиноко возвышается наполовину обрушившийся собор. Единственный уцелевший крест недобро переливается в туманных утренних сумерках. Гримфолд выглядит заброшенным, вымершим, и отчего-то походит на уже тронутое печатью разложение гниющее тело. Лишь трубы заводов на восточной окраине мрачно коптят столпами дыма железное небо.

– Добро пожаловать в Гримфолд, – изрекает Кромвель со странным смешком.

И, натягивая поводья, начинает спускаться к городу по единственной пустынной дороге, что петляет и змеится навстречу главным воротам.

Эмберли внезапно понимает, насколько безынтересен был капитану ее рассказ. Не то чтобы это оказывается неожиданным, но все же слегка задевает охотницу, с таким трудом старавшуюся осмысленно говорить.

Потратив, кажется, на разочарование последние силы, Эмбер проваливается в тяжелую полудрему, успев подумать, что ее судьба способна решиться и без дальнейшей беседы.

Негромкий голос Кромвеля, однако, время от времени все же заставляет ее вынырнуть из забытья - похоже, лишь для того, чтобы убедиться, что ему совершенно не нужны ее ответы.
Пока, наконец, капитан не объявляет, что показавшееся Эмбер абсолютно бесконечным путешествие все же получило шансы завершиться.

Охотница, щурясь от ледяного морского ветра, с трудом приподнимается, вцепившись здоровой рукой в гриву Кэлпи. Натянутый смех мужчины вкупе с несколько странно прозвучавшим приглашением чуть оживляют ее.
Со стоном выпрямившись в седле, чтобы не сползти с лошадиной шеи на уклоне дороги, девушка получает возможность получше рассмотреть раскинувшийся внизу город.
Откуда он только здесь взялся?..

Ей кажется очень странным даже для северных границ Объединенного Королевства царящее на первый взгляд запустение здесь. Город будто бы... брошен. Живут ли здесь вообще? Кто-то, кроме солдат?..
Эмберли начинает мучительно вспоминать слова капитана, на которые обратила мало внимания тогда - в доме, где он искал Катарину.

Что-то не сходится...
Девушка слегка хмурится, вяло пытаясь уловить изворотливо ускользающие мысли. Кромвель вроде бы говорил, что не так давно в городе. Его полк... откуда-то прикомандирован. До этого он служил где-то еще? Почему же у него здесь невеста?
С другой стороны... Он так же говорил, что уже долгое время не встречал охотников в этих краях. Значит, долго жил неподалеку? Или просто бывал?..

- Ты местный?.. - устав наконец гадать, прямо интересуется Эмберли. - Что тут у вас?.. Неужели конфедераты?

– Я не отсюда, – капитан отвечает спокойно, продолжая смотреть куда-то перед собой. – Война не заканчивается, но здесь и без конфедератов хватает проблем. Мародёры, чума, чудовища…

Тяжёлые веки то и дело закрываются, дрогнув, и погружают Эмбер в темноту на несколько мучительно долгих секунд. Щеку поглаживает пушистая грива Кэлпи, и с каждым разом всё сложнее выныривать обратно в реальность. Боли теперь почти не осталось, она тоже растворяется в свинцовой усталости.

– Это место, оно… Оставлено Господом, проклято.

Эмбер верхом на Кэлпи въезжает в удушливую тень массивного барбакана. Изъеденная ржавчиной решётка ворот поднята, и ни один стражник не спешит встречать путников, никто не караулит возле колеса подъёмного механизма. Беспрепятственно проникнув во внутренние кварталы Гримфолда, лошадка шагает по мостовой между понуро нависающими домами. Мимо Эмбер медленно проплывают слепо скалящиеся вслед тёмные провалы заколоченных окон. Давно выцветшая вывеска какого-то заведения с душераздирающим скрипом качается на ветру.

Охотницу незаметно сковывает апатия. С каждой минутой происходящее сильнее походит на сон – безжизненный город начинается казаться более странным и менее правильным. В конце концов Эмбер ловит себя на мысли, что уже некоторое время не в силах пошевелиться – почти спит с распахнутыми глазами, из одного упрямства продолжая наблюдать за проплывающими мимо пейзажами.

И Кромвель молчит, и завывает, раскачивая никому не нужные вывески ветер, и ничто во всём мире, кажется, не способно помочь девушке сбросить мертвенное оцепенение. Проступает, скромно втиснувшись в неровный ряд из трехэтажных длинных построек, потрепанный временем потускневший коттедж. К скрипу цепей добавляется ритмичное поскрипывание кресла-качалки. Там, за резными перилами открытой веранды, медленно покачивается в кресле старуха. Древняя, высушенная, она, поджав губы, наблюдает за новоприбывшими широко распахнутыми и горящими лихорадочным блеском глазами, в то время как её чёрное подвенечное платье играет на осеннем ветру полупрозрачной тёмной фатой. Старуха поднимает скрюченный палец и, беззубо осклабившись, указывает на Эмбер.

Кромвель, словно не замечая, продолжает идти. Эмбер хочет рвануться, вдохнуть, сделать хоть что-то – но, вместо этого, соскальзывает в липкий бессознательный мрак.

3 – Grim Streets

Эта история всегда начинается с едва уловимого звона колокольчика вдалеке.

И нет разницы, едет ли Эмбер верхом по просёлочной пустынной дороге, бредёт ли сквозь галдящую толпу по извилистым улицам туманной столицы, или крадётся по зимнему лесу с охотничьей винтовкой в руках. В один момент она различает тихий звон колокольчика – и уже в следующее мгновение решительно шагает на звук, начиная спускаться по насквозь прогнившим деревянным ступеням в подвал. Она открывает потемневшую от времени дверь и входит в помещение, что тускло освещено несколькими грязными лампами. С низких потолочных балок свисают десятки лесок с крючками – на каждом крючке болтаются подвешенные в разных позах за шеи, руки и ноги тряпичных куклы. У многих из них разноцветные глаза-пуговки, у некоторых вовсе нет глаз. Внимание неизменно привлекает одна – та, у которой всё лицо изуродовано бесчисленными глазами, отчего она напоминает недоразвитого непропорционального паука.

Эмбер продвигается глубже, разводя лески в сторону – крючья цепляются за накидку, и марионетки тихо волнуются, слегка раскачиваясь на невесть откуда взявшемся сквозняке. Звон колокольчика становится громче, настойчивее – теперь это уже не звон, но пронзительный плач. Где-то совсем рядом, младенец, буквально в паре шагов. Но Эмбер способна бродить, потеряв ориентацию, по тряпичному лабиринту часами – плач ребёнка будет раздаваться то ближе, то дальше, но охотница так никогда и никого не сможет найти. Спустя какое-то время – всегда по-разному, подвал начнёт наполняться удушливым дымом, который раздирает легкие и от которого темнеет в глазах.

Тогда Эмбер резко выдохнет, вздрогнет, и откроет глаза. Взгляд безразлично скользнёт по совершенно незнакомому интерьеру уютной крошечной спальни, зацепится за разноцветные цветочные занавески, за сундук около дальней стены и слегка приоткрытую дверь. Свинцовая тяжесть сомкнёт веки снова, и история начнётся с начала.

Звон колокольчика, подвал, лабиринт. Снова. Снова и снова.

В следующий раз Эмбер разбудит прикосновение к подбородку.
Тонкие пальцы в чёрной коже перчаток – холодные и требовательные одновременно.

Она откроет глаза, и увидит собственное отражение в выпуклых обсидиановых линзах. Раскрытый саквояж Фауста будет стоять рядом с девушкой на кровати, сам доктор, склонившись над ней, требовательно заглянет в лицо. Позади будет нерешительно маячить ещё один человек, но Эмбер, сколько бы не старалась, не сможет сфокусировать взгляд.

– Непростительная ошибка, – прошелестит знакомый голос из-под железной маски. – Ошибка в городе, который не прощает ни ошибок, ни слабости. Нового рассвета не будет, не стоило мечтать. Как ты должна спасти Гримфолд, если даже не в состоянии обезопасить себя?

Риторический вопрос останется без ответа, потому что Эмбер снова манит звон колокольчика. Она не скажет ни слова, и Фауст растворится в тумане, но останутся куклы. Они будут раскачиваться на сквозняке и смеяться, даже когда тёмный дым, расползаясь, начнёт сдёргивать их с крючков одну за другой. На этот раз девушка проснётся не сразу. Среди непроглядного дыма она будет лежать на полу, задыхаясь. Ребёнок будет плакать всё ближе, теперь совсем рядом. Эмбер закроет глаза, зажмёт ладонями уши и…

И наконец-то проснётся.

Сквозь цветочные занавески в небольшую спальню проникают бледные лучи восходящего солнца. Эмбер лежит посреди просторной двуспальной кровати, на трёх подушках, под тёплым пуховым одеялом. На ней ¬– только нижнее бельё и та самая видавшая виды рубашка. В комнате никого – сундук, небольшое зеркало и стул, на котором аккуратной стопкой оставлена отчищенная, выстиранная и залатанная одежда. На спинку стула накинут кожаный плащ – серебряная инсигния пристегнута к лацкану и весело переливается в дневном свете. В комнате никого – единственная ведущая вглубь дома дверь слегка приоткрыта.

Поднявшись и свесив ноги с кровати, Эмбер замечает подарок на сундуке – помятый листок бумаги с рисунком, что выполнен обычным серым карандашом. Чёрная фигурка в сапогах и плаще – совсем беспомощная, на земле, посреди тёмного елового леса. Рядом – три серых заштрихованных контура, которые неуловимым образом напоминают волков. Серая кровь стекает с ощеренных морд, серая кровь полупрозрачным пятном расползается на земле. В монотонном танце оттенков серого Эмбер различает яркую, красочную и пережитую совсем недавно картину.

Некоторое время Эмберли просто отрешенно изучает незнакомую комнату. Кромвель сделал почти невозможное - доставил ее до людей... Живой.
И здесь, в этом месте, ей помогли, не зная о ней ровным счетом ничего... Или на самом деле безгранично веря в силу инсигнии.

Охотница неуверенно пробует пошевелиться и выбраться из-под теплой тяжести одеяла, обнаруживая перевязь на руке и отсутствие одежды. Бинт на животе, очевидно, все еще необходим - значит, прошло не слишком много времени...
Девушка осторожно садится в постели, опираясь на здоровую руку.
Вряд ли это дом Кромвеля - он не местный. И значит, должен бы, наверное, жить где-нибудь в казарме?.. Так кто же приютил ее?

Эмбер скользит взглядом по небольшой комнате в тщетной надежде обнаружить личные вещи хозяев или их портреты на стенах. Хотя вряд ли даже при наличии этих подсказок она сумела бы многое понять...
Взгляд обессиленно опускается на листок бумаги на сундуке. Словно не поверив, девушка медленно тянется к нему, чтобы получше рассмотреть.

Рисунок - как будто детский. Эмберли замирает, видя в переплетении серых линий гораздо больше, чем окровавленные пасти волков и изломанную человеческую фигурку. Перед внутренним взором проносится перевернутая карета, конфедерат, верхом перемахнувший через распростертое на земле тело охотницы, истерзанная Беатрис...

Но на рисунке - всего лишь волки. Ничего больше. Это совпадение... Просто совпадение, правда?
Эмбер судорожно вздыхает, пытаясь отогнать неоформившееся толком дурное предчувствие.
Ничего больше.
Откуда кто-то мог узнать, что произошло на той злосчастной поляне?.. От Фауста. Он был там.
Он был и здесь...

Эмберли вспоминает, передергиваясь от отвращения, только что оборвавшийся тягучий нескончаемый кошмар. Вспоминает, как из тяжелого сна на время помог ей выбраться чумной доктор, определенно оказавший ей бесценную помощь вновь. А ведь она еще даже не вернула ему ту первую услугу...

Значит, нужно будет найти его.
Охотница собирает решимость, чтобы наконец - наверное, впервые за несколько дней - встать. Чуть пошатнувшись, ловит предательски ускользающее равновесие и задумчиво смотрит в зеркало, с трудом узнавая себя. Медленным движением откидывает назад рассыпавшиеся по плечам волосы.
Сколько - по самым смелым подсчетам - займет восстановление? Сможет ли она после...

Эмбер качает головой, отгоняя эти мысли. Вначале нужно узнать многое другое.
Девушка оглядывается на приоткрытую дверь, прислушиваясь к звукам за ней. Наверное, еще очень рано, и все в этом доме спят...

Эмберли осторожно возвращает рисунок на крышку сундука, аккуратно поправив, чтобы он лежал ровно. Перебарывая накатывающую волнами слабость, то и дело отдыхая, присев на краешек кровати, старательно одевается, мысленно поблагодарив тех, кто привел ее одежду в порядок - очевидно, не сомневаясь, что охотница придет в себя...
Эмбер с тоскливым вздохом поправляет инсигнию на груди. Сейчас она не смогла бы никого защитить даже от слепого детеныша вервольфа. И все же... Есть слабая надежда, что несколько позже она вновь получит возможность серебряным блеском вселять спокойствие обратившимся к ней.

Девушка нащупывает в кармане куртки несколько запасных шпилек, прикидывая, что убрать волосы приличествующим образом в обычную свою строгую прическу с раненой рукой никак не сумеет. Придется идти так...
Неловко пригладив растрепанные локоны, Эмберли бросает последний взгляд в зеркало, готовясь покинуть уютную комнату. Впрочем, этот дом совершенно точно не враждебен ей...