Не вешать нос, бомбардиры! (ОФОРМЛЯЕТСЯ!) | Партия

С 10 лет отец начал брать сына на охоту. Птица, пушной зверь, отличавшиеся крайне скверным характером кабаны и пугливые олени.
К 15 годам Кристофер отлично разбирался в повадках, слабых местах и выделке любой живности, водившейся в пределах месяца пути от Хребта. Своими руками изготовлял силки и ловушки. Мог соорудить маск-халат и вырыть землянку на двух человек.
В 17 в одиночку ходил на кабана. Через год гонялся по горам за медведем-людоедом, терроризировавшем окрестные хутора.
В 19 лет Зантман вступил в ряды Имперской армии. "С нами Вы увидите мир". Типичная наживка для молодых людей, в жилах которых кипит кровь, а в зад колет шило.
Через два года 4ый пехотный полк, в котором служил рядовой Зантман, был смят превосходящими силами противника, близ гранитных копей Шварцштейн.
Зантман, офицер, командовавший его плутонгом, и двое рядовых попали в окружение. Спустя несколько дней лейтенант скончался от ожогов, а один из солдат убит во время стычки с патрулем королевских войск.
В течение 4 месяцев, пока копи вновь не перешли к Имперским силам Зантман действовал на территории противника.
Позже в своих отчетах Зантман показал, что он не испытывал трудностей с ночлегом, урываясь в пещерах и шахтах и пропитанием, так как лес всегда прокормит умелого человека, а в подземных озерах можно было бить рыбу. Так же его, привыкшего к жизни в глуши, не смущало одиночество. Главной трудностью была добыча боеприпасов, для чего ему несколько раз приходилась делать вылазки в населенные пункты занятые войсками противника (на второй месяц ему удалось добыть винтовку с оптическим прицелом, вражеской конструкции) и необходимость убить сошедшего с ума на 3 месяце партизанской войны товарища (тот был на голову выше Кристофера и гораздо тяжелее).
В первую очередь от атак "Лешего", как прозвали Зантмана солдаты противника страдали офицеры отрядов размещенных в ближайших деревнях, посыльные, патрульные и фуражиры. А во время вылазок на склады, ему пригодились и навыки обращения с ножом, и приемы маскировки.
По возвращению в ряды имперских войск Зантман был подвержен ряду жесточайших проверок. Следующие 3 месяца он провел под следствием. Впрочем, его показания были подтверждены после захвата архива одной из частей.
Зантман получил сержантские нашивки и серебряный чертополох (как солдаты прозвали награду «За отвагу в тылу противника».
Затем пол года на курсах снайперов и возвращение на передовую в составе отдельной специальной разведроты егерей северо-западной группировки, а затем и 1-ой сотни 4-ой баталии 3-его Бомбардирского полка

«Кому война, а кому мать родна!» - эта поговорка характеризует взаимоотношения рядового Ингварссона и армии Империи как нельзя лучше. Ещё пацаном он понял, что промышлять рыбу в море всю жизнь, как его папаша и братья, чтобы потом помереть в нищете, интереса нет. К ремеслу Свен склонности не имел, для учения был не слишком бошковит, и, покинув родной дом, пошел по кратчайшему пути улучшения благосостояния – на большую дорогу. Разбойничал парень недолго – банду, в которой он состоял, накрыли, и сам он чудом ушел от облавы. И тут, как по заказу, началась война. Оставшись без средств к существованию в дали от дома, Свен решил завербоваться в пехоту.
В отличии от большинства простолюдинов, забрившихся в войска, восемнадцатилетнему Свену Ингварссону по настоящему понравилось в армии. Ему говорили что делать, кормили, одевали. Даже необходимость время от времени участвовать в бою не очень тяготила юношу – он был храбр, во всяком случае, панического страха перед смертью не испытывал, а может представить в красках свою кончину ему просто не хватало фантазии. Кроме того, сражаться было довольно увлекательно, особенно когда имперские войска находились в выигрышном положении.
А вот чего он сильно не любил, так это голода, холода, вшей, дизентерии, а так же ранений, которые сопутствовали неудачам имперских войск. Всех этих прелестей за первые два года службы пехотинец хлебнул предостаточно, но всё же выжил, притерся к армейским порядкам и стал учиться избегать неприятностей военной жизни. И, в целом, держаться вдали от неприятностей оказалось вполне возможно, хотя имперские строевые офицеры были, в большинстве своём, неподкупны, армейские чиновники за мзду охотно оформляли фиктивные увольнительные по ранению или болезни, переводы в другие части, проходящие, к примеру, переформирование в тылу или числящиеся гарнизонными. За годы службы Свен даже три раза «умирал», и как феникс из пепла восставал в роли новобранца.
Но все эти шалости требовали серьёзных финансовых вложений, и боец начал добывать материальные ценности единственным доступным способом – разнузданным мародёрством. Понятно, что Свен был далеко не единственным, кто промышлял плодами войны, но его действия отличались двумя яркими чертами: он был совершенно неразборчив в методах и не делал различий между вражескими и имперскими гражданами. Поначалу мародерствовал стихийно, но со временем стал выбирать цели очень тщательно. Он пытал мелких и средних купцов, выведывая тайники с наличными, затем убивал их, а война стирала следы. Будучи не шибко умным, но по-звериному осторожным и жестоким, солдат не попадался патрулям и никогда не оставлял свидетелей. Со временем он стал собирать информацию о том, где можно будет как следует поживиться на захваченных территориях ещё до начала наступления. Когда же на фронтах наступало затишье, пользуясь развившимися связями в интендантстве предприимчивый солдат разворачивал торговлю труднодоступными в окопах, а то и вообще запрещёнными в войсках товарами.
Среди своих товарищей-бойцов северянин держался простачком и рубахой-парнем, всячески им помогал и охотно доставал безвозмездно для своих однополчан маленькие армейские радости типа выпивки и табака. Это создавало солдату благоприятную репутацию, за что он мог рассчитывать, что на его отлучки из расположения прикрывали глаза, выгораживали перед офицерами, а то и вытаскивали раненого из боя. Да, биться тоже приходилось, и довольно регулярно, но риск быть убитым Свен всегда воспринимал как должное, как черту профессии, что ли, и, как уже упоминалось, идти в атаку не боялся. Правда у него было плоховатое зрение, так что стрелял боец неважно, зато, будучи от природы крепким, подвижным и хладнокровным, отлично бился в рукопашную.
Так из года в год проходила служба сего славного воина. Когда имперцы отступали, Ингварссон был в тылу, а когда наступали – на передовой (хоть, понятно, и не в первых штурмовых колоннах), пожиная плоды войны. Будучи прожженным ветераном (одним из немногих бойцов, переживших дюжину военных лет от начала до сего момента), он тщательно это скрывал, не оставаясь в одном соединении больше года, подчищая свое личное дело, избегая сержантских шевронов и то и дело «умирая» и «воскресая». Он врос в тело армии Империи, как паразит, не зная толком и не представляя другой жизни, хотя у солдата скопилось немалое количество ценностей, с которыми он мог уехать на гражданку с фальшивой инвалидностью. Но нет, неправедно нажитое добро ждало своего часа в тылу в кадушках у трёх вдовушек, привечавших героя войны. А сам Свен кочевал по строевым частям, сражаясь с врагом и терроризируя мирных жителей.
Но и на старуху бывает проруха. Большое имперское наступление стало страдной порой для старины Ингварссона. Пройдя на плечах штурмовых отрядов до самой «Мёртвой Линии», он под шумок очень удачно выпотрошил пару скрытных и состоятельных обитателей этих территорий, не захотевших сниматься с нажитых мест и надеявшихся сохранить деньги под половицей. После этого Свен привычно организовал свой перевод в ряды стоящих в Коллхоме пионеров, чтобы перевести дух и переправить награбленное в тыл, а так же оказаться вдали от бессмысленного и не сулящего веселья и прибытку кровопролития на болотах. Но за этими важными и интересными занятиями он совсем запамятовал о необходимости поддерживать в надлежащем порядке и подчищать своё личное дело. А в нём уже значился трехлетний срок службы и отличные рекомендации командиров (ведь в строю белоголовый солдат вел себя образцово). Таким образом, Свену Ингварссону была оказана большая честь – перевод в проходящую переформирование в Коллхоме сотню Бомбардирского полка. Не успел новоявленный бомбардир предпринять что-либо по этому прискорбному поводу, как сотню двинули в бой такого толка, какой Свен просто ненавидел: против превосходящего противника, в болотах, да ещё и не сулящий никакой выгод! Что ж, эту неприятность надо было просто пережить…