The V | Партия

Одежда:


Корона, которая может проявляться, когда Селена что-то колдует


Странного вида меч, который она использует как тросточку:

Задумчивая, очень меланхоличная девушка, плаксивая и обидчивая, подверженная иногда импульсивным истерикам, в случае если не получала желаемого (сказывается родовая принадлежность Вичхаусов). Впрочем, холодные воды пруда охладили пыл девицы и теперь она ещё более меланхолична и задумчива, вплоть до состояния кататонии.
Плаксивость тоже ушла на второй план, уступив место безумной самоуверенности – видения, открывшиеся Селене, погрузили и без того любившую погружаться внутрь себя и грезить девушку в состояние пограничное с делирием, где всё просто и понятно и всё давно предрешено.
Кроме того, после того как её короновали в Городе, ко всему прибавились ещё и нотки властности. Похоже, ребёнок Вичхаусов была просто-напросто поздним цветком!
Ненавистники видят Селену пустой оболочкой, разум которой давно блуждает где-то в ином измерении. Почитатели – как заглянувшую в омут глубже остальных.

Младшая сестра Элизабет Вичхаус. Как-то на праздничном ужине ей не досталось кусочка тортика и она убежала к пруду, где и захлебнулась.
Вообще-то Селена не собиралась топиться. Но это было её шестнадцатилетние! А эта гадкая Лиза, которая внушала страх даже собственной родне, тянула с разделкой торта так, что Селена не вытерпела. И почему её слушаются даже мама с папой?! Невыносимо!

В общем-то, Селена просто назло всем решила искупаться. Прямо как была, в своём черном платье, чтобы позлить их всех. Но вода в начале мая была ещё слишком холодной... у девушки свело ногу и она пошла на дно. Потом наступила благословенная тьма. Она не видела, что родители её успели вытащить из воды, не видела, как суетилась вокруг Элизабет: и то что врачи погрузили её в кому, в надежде когда-то вытащить на свет.

... А Селена в это время очнулась в каком-то странном месте. В горле отвратительно булькало, кружилась голова, и на слух давил какой-то противный шум. Из темноты вышла странная девочка, глаза которой были черны как вода на дне пруда, и Вичхаус потеряла сознание.

Но она всё-таки выкарабкалась. Время пролетело незаметно. Может быть, если бы не её склонность к жутким и абсурдным фантазиям, она бы не смогла выжить в Городе... но Селена как-то легко и естественно приняла постоянно меняющиеся здесь правила игры. Нет, конечно она даже в своём воображение не могла угнаться за сюрреализмом Города, но это давало ей определенно преимущество перед остальными новенькими.

И вот она уже Королева Силенто. Её самый страшный кошмар – многоголовое чудище из слепленных тел членов семьи, принесшее весть, что она больше не член семьи и потому должна умереть, повержено. Она заперла его в Невозможном Лабиринте, и топила до тех пор, пока его не разорвало от воображаемой воды в легких.

В одном из водоёмов она отыскала странного вида меч, который теперь использует как трость – кто знает, как использовался этот артефакт, но у Королевы же должен быть свой скипетр, верно?

За время своего пребывания жадная до всего Селена открыла и узнала многое, но так и не приблизилась к разгадке назначения этого места. И хотя кажется, будто здесь она куда больше на своём месте, чем где-либо ещё, ей втайне всё же хочется... вернуться домой.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

  «Этот Город… Он всех нас меняет. Ступив на его мостовые, мы никогда не будем прежними. Так почему же я, когда смотрю в свое отражение, разбегающееся кругами, словно от брошенного в воду камня, вижу себя такой же, какой была раньше, в том Существовании? Это я неправильная, недостойная изменений, или так лжет моя память? Не знаю. Возможно, именно в этом ответ на все вопросы? Уробурос моей памяти молчит…
  Сколько времени я здесь? Месяц? Год? Двадцать два года? Мне по-прежнему шестнадцать, я все такая же… негармоничная. Все те же светло-русые волосы, в которые так легко вплетается тина, все те же соленые голубые глаза. Слишком мягкие черты при остром носе – незавершенные, как я вижу. У меня нет мышц, нет силы, а тонкие пальцы никогда не согнут прут в бантик: скорее согнутся сами. Я лишь проект той, которая могла бы быть – но, может, быть полноценной слишком клеверно для меня? Или это запертая на ключ мечта, что хранит Ангел Надежды, например?
  Зато в Городе я могу перестать носить эти скучные серые платья, отдавшись изяществу зеленого и белого! Твой наряд, который ты сама себе строишь, есть ты: жаль только, что многие девушки продолжают глупо цепляться за прежнюю одежду, которую любили Там. Это свидетельство их узколобости и испорченности – таким дряным девчонкам не место в застывших руинах города, что вечно перетекают, оставаясь неподвижными. Они же видят это, верно? Не могут не видеть! Зато как хорошо, что мы, служанки Королевы, никогда не опускаемся то такого… ребячества, храня достоинство, что обрамляет нас дождем капель».

  Дочь властного отца, жившая под одной крышей со старшими сестрами, перенявшими отцовскую напористость и требовательность, самая младшая из Остинов выросла покорной, забитой девушкой, не умеющей сказать нет и ставшей фактически прислугой в родном доме – классическая Золушка, чья фея-крестная ушла в бессрочный отпуск, не оставив замены. Забитая тихоня, практически не имеющая собственного мнения, к средней школе она нашла спасение от клетки, в которую сама себя поместила, и имя этой панацее было – Служение. Найдя себе кумира в одной из старшеклассниц, она с радостью отдалась безвозмездной, не просящей ничего взамен помощи, не представляя себе жизни вне идеалов и устремлений своего кумира и не имея собственной воли вне ее идей и идеалов.
  Когда она следовала воле той, что свысока принимала ее преклонение, Бетти была счастлива. Меланхоличная и тихая во все остальное время, делая что-то для своего идола, она расцветала, могла улыбаться и даже – о, чудо! – сказать кому-то твердое нет. Стараясь быть полезной своей госпоже, она начала старательно учиться, наверстывая упущенное, и вскоре стала одной из лучших учениц в классе – ей просто нужен был стимул. Когда госпожа заинтересовалась оккультизмом, спиритизмом и разными иными «измами» с душком, девушка бестрепетно отринула все, к чему призывала церковь и что требовали дома, с покорной радостью следуя в кильватере интересов своего идеала.
  …Когда же Элизабет попала в Город, она поначалу растерялась, чувствуя себя еще более брошенной и ненужной, чем раньше, но, на свое счастье, нашла новую госпожу, проводником чьей воли она могла стать. Счастливая, она самоназначила себя первой помощницей Королевы – осталось только получить ее согласие на верность до смерти и за ней.
  Вполне возможно, что страсть Остин к знаниям, которая никуда не делась, обеспечила бы ей теплое и относительно комфортное место среди Дистресс, наверняка закрывших бы глаза на особенности характера девушки, но она нашла свой смысл среди близких по духу Силенто – а перед этим все прочее мигом стало блеклым и несущественным.
  Не смотря на обнаруженную опору, многочисленные страхи Бетти никуда не делись. Она, как и прежде, больше всего боялась не оправдать надежд и ожиданий своего кумира, да и в принципе стать никому не нужной. Не отпускала ее и боязнь потерять ту репутацию умницы и «хорошей девочки» над которой она так долго трудилась, чтобы быть достойной служения. Ну и, наконец, страх перед отцом и старшими сестрами, которым сказать слово поперек еще сложнее, чем посторонним людям, тоже никуда не делся. Это не считая всяких мелочей вроде нелюбви к серым платьям, уверенности в негармоничности своей внешности и подозрительного отношения к высоким бетонным заборам и шумным заводским станкам.

  Четвертая из дочерей мистера Джерри Остина, дальнобойщика и, временами, разнорабочего, и медсестры Энн, урожденной Боуэн. Папаша дома появлялся нечасто, однако сумел-таки настрогать четырех детей, что характерно – одних девочек. Властный и требовательный, скорый на рукоприкладство не меньше, чем на брань, он привык, что по возвращении в дом вокруг него все чуть ли не танцуют, и трое старших девочек унаследовали эти его черты, так что вскоре Энн получила ажно четверых начальников под одной крышей. А вот маленькая Бетти унаследовала мамину покорность, так что стоит ли удивляться, что старшие этим не преминули воспользоваться?
  Лет до двенадцати Элизабет, забитая и вечно испуганная, вечно боящаяся сказать что-то громче, чем шепотом, училась весьма посредственно. Одетая в блеклое серое платьице, она тихонько приходила в школу, садилась на заднюю парту и старалась не отсвечивать. Когда одноклассники пытались ее спровоцировать или что-то отобрать, то нарывались чаще всего на грустное молчание, в крайнем случае – на тихие большие слезы и осторожные – не дай Бог услышат и накажут – всхлипывания.
  Только после знакомства с одной девочкой на год старше – имя ее Элизабет предпочитает не трепать даже в беседах с самой собой – младшая из Остинов нашла свое место и выбралась из скорлупы, во всем служа своему идеалу, которая, к слову, только смеялась с «этой дурочки», «прилипалы-Бетти». Смеялась – но использовала. Такая жизнь добровольную служанку более чем устраивала, но когда ее кумир окончила школу и переехала в большой город, счастливые дни окончились. Бетти осталась одна, став, фактически, собственностью «клуба темных искусств», который организовала та девочка. Заинтересовалась ли она этим из любопытства, или от безделья, или еще почему, Элизабет не знала, но когда та исчезла, это место осталось единственным, что связывало ее со сладким прошлым.
  Это ее и сгубило. Однажды, решив стать новым «ведьмам» еще более полезной, Остин украла у мамы на работе анастезию и бестрепетно вскрыла себе вены, чтобы дать подругам больше крови для ритуалов. Вот только в итоге она «немного» переборщила, едва не умерев и застряв по итогу между жизнью и смертью в глубокой коме.
  А потом был Город и испуганные метания по нему в поисках хоть чего-то или кого-то, в кого можно вцепиться и обрести былую уверенность. Свое место печальная девочка нашла среди сестер Силенто.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.