– У тебя новый товар, Рами? Неужели экзотика из земель северных варваров?
– Да, Викрам, вчера только прибыли в городской порт... Я заказал их еще в том году, но капитан говорит – море в последние месяцы было буйным и небезопасным, а еще в их краях новая война какая-то, на почве религиозных воззрений и мировоззренческих разногласий. Не знаю, в чем там суть – он пытался объяснить мне, но так наивно и смешно звучат его слова ушам просвещенного и ученого мужа, как я... Ну или как ты, дружочек, так что... В общем, я решил не засорять голову ненужным сором. Варвары – они повсюду варвары.
– Ох, Рами, не будь таким строгим к тем, кто не познал счастья следовать Путем Разума. Они – как наши чернорабочие и крестьяне, верят в то, что в них вложили с молоком матери: духи, демоны, боги и прочая, прочая, – Викрам, почтенных лет и объемов торговец тканями, подошел к одному из книжных стеллажей лавки своего соседа, мудреца и торговца Рами, известного всем самым широким выбором книг, манускриптов, инкунабул и свитков со всех уголков мира, а также своей ученой степенью, несмотря на которую, однако, он отчего-то до сих пор прозябал в провинциальном Кантарае, а не получал заслуженный почет и прилагающиеся к нему мирские блага в стольном граде, в Паталирате. – Что же новенького прибыло к тебе из далеких северных земель?
– Множество интереснейших книг, Викрам, множество. Среди них мне более всего понравился замечательный атлас по странам и городам тех краев, – Рами, сухопарый старичок, как всегда одетый скромно, но со вкусом, в мгновенье ока подскочил к своему Викраму. – С картами, рисунками и описанием почти что всех невероятных земель, которые, увы, мне никогда не суждено будет повидать на своем веку... Ах, если бы я только был последователем Старой Веры и был убежден в истинности всех этих наивных утверждений, коими живут простые люди – перерождение, бесконечная череда жизней, бесконечные возможности для самореализации...
– Если ты веришь в то, что молоко – чернее сажи, это не отберет у молока белоснежный цвет.
– Да, но ведь именно истинная вера порождает жизнь и реальность, как учат нас мудрейшие из мудрецов нашего Пути, ведь так?
– Но какова цена, ты помнишь, мой древний и милый друг?
– Да, ты прав... И вера в перерождение душ не делает его реальным, увы. Да что это я, право-дело! Прости мгновение слабости, мой мудрейший из мудрых! Я так и не поинтересовался, как твои дела, Викрам – помнится, ты говорил, что ждешь крупную партию двусторонне расшитого золотой ниткой шелка из Дварки, не так ли? Мне не терпится прикоснуться к такому величественному произведению ремесленного искусства, кое можно отыскать лишь в одном городе во всем нашем бескрайнем мире!
– Увы, мой друг, увы. Не судьба увидеть сей продукт изысканной работы дваркских ткачих и швей, ни мне, ни тебе, – с горечью в голосе ответил Викрам. – Возможно, ты слышал, что на Шелковом Пути неспокойно последний месяц-два? Особенно чем ближе к Кантарайсарвабхадрамангаламу. Вчера поутру, когда караван с товарами с юга нашей страны уже подходил к нашему городу, в нескольких лигах южнее Врат Земли было совершено очередное нападение на торговцев. И, как ты понимаешь, мой заказ, мой товар – был одним из многого, что было похищено вероломными злодеями, вырезавшими почти весь караван подчистую; лишь одному торговцу и его слуге удалось достичь Кантарая. Я почти что разорен, мой друг, я в отчаянии! И уж не знаю, что мне делать – и я, и прочие жертвы этих неизвестных злодеев уже неоднократно жаловались градоправителю, и старейшинам самых древних семейств города, и каждый раз нас убеждали в одном: преступники будут покараны, возмездие свершится, а мы получим обратно то, что нам принадлежит, но... Но все это остается лишь красивыми словами, друг мой. Красивыми и бесполезными, ибо они не насытят ни меня, ни мою семью, не утолят нашу жажду и не оденут нас холодной ночью.
* * *
– Налини, слышала, у тебя новый ухажер?
– Ах, какой там ухажер... Мы просто друзья, Падмавати, просто друзья. У него уж нечем ухаживать, лотос отцвел уже давно, и стебелек сморщился и ушел под воду. Ему только и остается, что дружить, – Налини потянулась, словно кошка, и, когда ее рука оказалась около подноса с фруктами, изящно отщипнула продолговатую сочную виноградину с грозди, лежавшей там. – Но платит почтенный Кхадга так, словно его пруд полон ароматными душистыми цветами, каждый из которых стойко тянет свою головку к сиятельному солнцу и сластолюбивым пчелам.
Падмавати звонко засмеялась, прикрыв рот изящной ладошкой.
– Рада за тебя, сестрица. Глядишь, спустя месяц-другой и позволит Кхадга тебе взглянуть на свою легендарную коллекцию сокровищ и предметов искусства, которую, как поговаривают, его семья собирает веками, с тех самых пор, как наш город перестал быть столицей, а их род утратил ключи к царской сокровищнице, перестав быть семьей государственных казначеев. Я слышала истории о том, что в сумрачных палатах подвалов дома Кхадги можно отыскать все, о чем только шла молва в народных сказаниях и притчах – тут тебе и плащ, делающий носящего его невидимым, и кольцо, способное переносить владельца на лиги в единое мгновение, и хрустальный шар, способный ответить на любой заданный вопрос, и даже светильник, в котором заточен могущественный дух, способный исполнять желания того, кто владеет этой лампой.
– Басни и враки все это, моя гибкотелая. На самом деле я бывала уже разок в его сокровищнице – последний раз Кхадга переоценил свою способность наслаждаться дурманящим ароматом опиума из Картавйи бесконечно, и охмелел до состояния борова, ужравшегося гнилых груш. Укурился, как юнец, ты представляешь? Конечно же, не случайно - я немного изменила концентрацию опиума в его трубке, положив чуть больше опиума, чуть меньше табака, но... Он ведь вельможа, он достоин самых роскошных доз самых роскошных благ нашего мира, разве нет? Ключ свой он хранит на цепочке, которая всегда на его толстой шее; я была бы дурой, если бы не воспользовалась возможностью хотя бы одним глазком взглянуть на легенду – сокровища Кхадги. И знаешь что? Я была разочарована. Какие-то пыльные книжки, невзрачные статуэтки, картины, писанные по шелку и какому-то странному материалу, который так любят жители северных краев – холст, по-моему, так он именуется. В общем, скука скучная. Хотя... Была одна вещица, которую я не смогла не прихватить с собой.
– Налини, ты с ума сошла?! А если о пропаже узнают?! Ты знаешь, какая суровая кара ждет любого, кто посягнул на имущество какой-либо благородной семьи!!!
– Ой, все. Прекрати кудахтать, словно ты моя мамочка. Я не глупее тебя, Падмавати, а в чем-то, возможно, и умнее – как минимум в том, чтобы осознавать себе цену, несоответствие оплаты того, на что я иду тому, что я получаю, и знании способов забрать то, что плохо лежит, так, чтобы если его и хватятся, менее всего подозрения будут устремляться в мою сторону. Все будет хорошо, сестрица, не волнуйся. За то, что я забрала у Кхадги, мы с тобой сможем наконец покинуть эту золотую клетку, этот трижды проклятый бордель, напыщенно именуемый "Чертогом Услад", выкупив свою свободу, и заживем так, как мы того поистине достойны!
* * *
– Ты ведь новенький здесь, верно, Шарим?
– Здесь – ага, так и есть. Но в городской страже служу уже... хм... да демоны знают сколько лет. Пытался было быть подмастерьем у кожевника Суранданы, ну, знаешь, у него дом с громадным двором, от которого вечно тухлятиной несет и щелоком, неподалеку здесь, в квартале всего от порта. Что понял – тесаком махать мне нравится, вида крови не боюсь, но всю жизнь корячиться над чанами с едкой дрянью, что сжирает изнутри быстрее, что какая болячка, явно не хочу. Служу вот, хватает, чтоб родителям помогать – они у меня крестьяне, живут в небольшой деревеньке в дне пути в сторону столицы. Хватило даже на калым, я теперь семейный человек – жена моя, Прити, на сносях почти что. Надеюсь, что когда-нибудь повезет пробиться в личную охрану какой-никакой благородной семьи... Я оптимист, почему нет? – Шарим, молодой крепко сбитый воин с пронзительно-черными раскосыми глазами и смуглой кожей, выдававшей в нем низкое происхождение, в очередной раз сплюнул кроваво-пурпурный сгусток бетеля, который вдумчиво и неторопливо жевал последний час-другой, уставившись в безграничную гладь моря перед ним.
– Ага, оптимист, верно подмечено, – ухмыльнулся седовласый Пуни. – Тебя перевели с Врат Земли, через которые проходит куда больше торговцев и странников, а значит, и выручка там получше, на Врата Моря, где только крысы, рыбье вонище и – когда-никогда – ошалелое корыто из северных краев, с которого и поиметь-то ничего не выйдет, поскольку портовый хранитель свое дело знает. Встречает, сука, все корабли на причале, сундук наготове, и пока ободранный, как лань голодными тиграми, капитан корабля до нас доходит, все наши надежды на сытое брюхо и хмельную голову растворяются, как пустынный мираж. Что ж так?
– Я и сам не пойму, что произошло, Пуни, – недовольно буркнул в ответ Шарим. – Но не только я, но и почти все, кого я знал – достойные ребята, сильные, крепкие, выносливые, не привыкшие жаловаться и готовые довольствоваться малым, потому как в тех жопах мира, из которых мы родом, даже такая работа – уже источник невообразимых богатств и приятностей, были переведены кто куда. Дней этак пять назад в караулку нашу внезапно прилетел красномордый, что твой дух огня, начальник стражи, и начал слюной плеваться и оскорблениями сыпать – мол, хреновые мы стражники, и жалобы на нас много...численные. Со стороны знати и именитых горожан, во как. Да чушь это все собачья, полная херь и хрень, но мы не успели и слова в свою защиту сказать, как он вытянул свиток с печатью градоправителя, и заявил, что наша служба при Вратах Земли – тю-тю, закончена. Меня и еще парочку бросили сюда, на Ворота Моря, еще троим повезло куда меньше – их отправили охранять колодцы на Пыльной Окраине, еще двое... Хм. Хрен знает, что с ними произошло – я не видел их ни с тех пор, как был переведен, а мы были дружной командой, очень дружной. Говорю тебе: те, кто у власти, козлы гребаные, что-то замышляют, как пить дать, и им отчего-то так важно было поставить своих людей на стражу Врат Земли. Помяни мое слово: мы еще услышим о городских воротах, и это будут дурные вести, клянусь белоснежной грудью Анат, Дочери Гор!