Это война, джентльмены | ходы игроков | Акт I.

 
DungeonMaster IoanSergeich
23.06.2018 23:18
  =  
      Лондон, осень 1840 года. Маленькие ножки в рваных холщовых штанишках пробегают вниз по выжженной темнотой лестнице, пропадая в чернильной тьме подвала. Неясно, куда они пропали, слышны лишь легкие шажки, но так тихо, что эти звуки можно было бы списать на порхание бабочки. Прислушайтесь получше, ведь ухо – это наш третий глаз, рассеивающий тьму, способный перенести своего любопытного хозяина в самые загадочные уголки пространства. Слышите? Это маленькая ладошка заползает в карман штанишек и неуклюже достает из него брегет на золотой цепочке. А это кряхтенье какого-то хромого старика, перебирающего звенья цепи и пробующего крышку брегета на зуб. Еще какой-то неуловимый звук, и вот, хруст булки в полной тишине. И ласковые слова старика в нос: «Е-е-ешь, ешь». И тишина, только тяжелые от пыли капли падают с потолка подвала одна за одной. Но и они затихают. Нужно набраться терпения, сосредоточиться и прислушаться получше. Какой-то едва уловимый шорох, слышите? Да, это что-то вроде смыкания ресниц или поднятия уголка… Ай!! Что это ударило по ушам так громко?! Это чертова карета с лошадью промчалась мимо, да еще и по мостовой, по лужам, в которых отражаются черные трубы лондонских мануфактур. И она, с каким-то седоусым капитаном, с недовольным видом прибившимся к стеклу, как кирпич по стиральной доске проскребла вдоль мокрой улицы, захватив наш слух вместе с собой. И куда ты понесешь нас? Нет, только не в сторону книгопечатной мануфактуры, прошу, а не то наши уши захлебнуться в собственной крови: к этому зданию нельзя подходить и на километр, ведь там царит какой-то рассердившийся на рабочих божок грома и парового визга, постоянно раскручивающий свою скрипучую шарманку. Впрочем, чем дальше в Лондон, тем ужасней звуки: по улицам со звуком падающих с горы валунов пролетают кареты с безумными кучерами и бешеными лошадьми (по крайней мере, складывается именно такое впечатление); стаи грязных некрещеных собак с противным гулким лаем проносятся мимо продавцов газет, которые рвут горло из-за какой-то очередной сплетни, не давая людям закрыть глаза ни на секунду… Но что хуже всего… Боже мой, карета, зачем ты поехала через мост. Подумай о читателях, ведь у них наверняка застрянет в голове этот беспричинный гул кораблей, набирающих воздух и ревущих: «ПУ-У-У-УФ!!» Пересядем слухом на один из таких кораблей и услышим битву грязных темзенских волн с кораблями: вооружившиеся ледяными литаврами, ударяют они в стальные щиты пароходов и погибают, разлетаясь по ветру. И так волна за волной пытается разбить этих стальных левиафанов, населивших Темзу совсем недавно. Тут же пьяные прокуренные моряки с грязными мокрыми бородами с гулким смехом зажевывают свои папиросы. Выстрел! Толпа зевак оборачивается на полицейских в забавных шапочках, которые преследуют малолетнего преступника; какой-то рыхлый мужчина с седыми баками кричит им вслед что-то об украденном брегете. Нет, Лондон, не сегодня – мы уплываем подальше от тебя, от твоей внешней величественности и внутренней гнили куда-нибудь, где нет нищих и обездоленных детей, которые вынуждены работать на фабриках, где нет воров и жуликов, готовых заложить семью за выпивку, где не витает в воздухе этот мерзкий смог…

      Мы проплываем вдоль наполовину убранных полей, вдоль стад коров и лошадей, отыскивающих среди мокрой мерзлой травы какую-то пищу, вдоль лесов, озер, имений богатых лордов… Давайте оставим наш корабль и зайдем в одно из них. Вот, например, шикарная усадьба Клиффордов, семьи очень благополучной и дружной: тут ни у кого нет друг от друга секретов, недомолвок, тайн и неприязней. Это просто райский уголок, где каждый член семьи ищет лишь благополучия рода, в отличие от других семей, где каждый – заложник своей цели и своих тайн. Я давно тут не был, но уверяю вас, что в этой семье все так же мирно, как было и прежде, когда главной семьи был недавно почивший Огатус Клиффорд, джентльмен достойный во всех смыслах. Было время, когда он занимал важный дипломатический пост, чему предшествовала долгая и упорная борьба за такую жизнь. По ходу этой борьбы он встретил леди Элен, которая подарила ему троих детей: Уильяма, Чарльза и Артура. Последняя ее беременность проходила тяжело и бедняжка, подарив жизнь своему младшему сыну, отошла в мир иной. Сестра Элен, принятая в имении Клиффордов, вскоре тоже умерла, но зато ее муж Элгар остался жить в этом доме. И по сей день он стариковской трусцой разгуливает по комнатам, безрезультатно окликая свою покойную женушку. Элгара здесь, как и положено, терпят, остерегаясь жестких мер психиатрических лечебниц. Но такова жизнь, и, если бы не ее принципы лотереи, играть в нее было бы довольно пресно. А что такое надоедание жизни вам может рассказать поныне живущая старшая сестра Огатуса – Берта Клиффорд. Этой старухе Бог знает сколько лет, однако все без исключения в этой семье помнят ее морщинистой старушенцией, сидящей у окна в своем чепчике со спицами, в которых нет нитей. Да, она просто теребит их в руках и тем самым вяжет невидимый шарф. Как-то раз ей пытались подсунуть пару клубков, но Берта минут за десять употребила их в производство, не ощутив никакой разницы с ее привычным занятием. И в последний раз, когда я наведывался в имение Клиффордов, всеми делами дома руководил старший сын Берты – Олдус, но пару лет назад он умер от простуды, о чем Берту все еще не уведомили. После смерти Олдуса в имение было решено пригласить другого сына Берты – сэра Райта Кавендиша. Надо сказать, это был настоящий серый кардинал: беспринципный, строгий, холодный угловатый тип, презирающий все и вся. Он быстро навел порядок в доме, уволив всех старых нянек и кухарок и наняв запуганных и покорных работников в их замену; потом он переселил Берту и Элгара на верхние этажи, чтобы они никак не могли помешать ему и уже хотел вырыть ров вокруг дома, но в имение начали приезжать и оставаться в нем дети Огатуса и Элен. Райт тут же подобрел, когда ему стало с кем общаться, а после свадьбы Чарльза и возвращения Финли, лед его сердца и вовсе оттаял. По крайней мере, вот то, что я слышал от лондонских сплетников, но мы собирались послушать нынешние звуки этого места.



      Итак, тяжелая дверь отворяется, увесистые кольца ударяются о нее с металлическим звуком, выкидывающим эхо в просторный коридор. Тут кухарка тщетно пытается, пока никто не видит, второпях оттереть пятно от пролитого на шикарный ковер супа. Ее подзывают с кухни, откуда слышится ритмичные скороговорки ножей и крышек кастрюль; вода бурлит в металлических сосудах, вышвыривая пену через край; мясо, одетое в фату специй, шкварчит и плюется жиром; корка только что испеченного хлеба распиливается острым ножом, раскидывая свою стружку… Если только слышать это, то можно было бы воспринять кухню за настоящий ад, где грешников катают по сковородке, но у ада не может быть такого приятного запаха! Вот, он ведет нас в другую комнату, в столовую, прямо к столу, за которым сидит вся, помимо Берты, семья. Подают печеные овощи. Звенят бокалы, куски хлеба отчаянно хрустят. Молчаливая передышка. И снова лязг орудий чревоугодия, шипение шампанского, шуршание салфеток и скрип тарелок.

      — Ну-с, позволю себе нарушить наше молчание похвалой к повару. — Сэр Райт важно вздохнул и медленно положил столовые приборы на стол. Он делал так всегда, когда хотел поделиться мыслями после обеда, чтобы его слова были восприняты как нечто безусловно важное; этот ритуал был его сектантским «Вонмем», и этот искусственный фильтр сакральности приятно щекотал самолюбие джентльмена. — Вообще, у меня сегодня была интересная ночка, надо сказать. Я все никак не мог заснуть, вероятно, это из-за осеннего ветра и этой постоянной слякоти в воздухе. При всей духоте в комнате я не мог закрыть окна, но от этого мне было холодно. Как истинный джентльмен я решился на отважный шаг – спать с открытым окном, однако всю ночь укутывался в одеяла, чтобы вдруг не простудиться. От этого мне было жарко, я потел и снимал одеяло. От этого мне было холодно. Так, всю ночь я и смотрел только на окно да на часы, чтобы поторопить минутную стрелку, но и часы… Кстати, Чарльз, вы просили напомнить, что после обеда к вам должны зайти. Ну так вот, в этой душещипательной борьбе победила моя английская смекалка: я, наконец, откинул одеяло, резко встал и волевым жестом закрыл окно! Голиаф был побежден, леди и джентльмены, а я остался здоровым и не простуженным.
      — Идиот, — послышался сухой хрип из угла.
      — Эх, жаль беднягу. — Заключил Райт, протирая монокль и поглядывая на старика Элгара. — Чтобы впасть в безумие и так укорять себя… А ведь он ни в чем не виноват, такова жизнь: кто-то становится идиотом, а кто-то вынужден раз за разом замечать чужое безумие. Это напомнило мне вчерашний случай, о котором я забыл рассказать за ужином, а отвлекать вас после я не имел никакого права. Я говорю о том, что мы с горничной нашли Артура в судорогах, корчащегося в своем кабинете и смеющегося при этом на весь дом. Ах, что вы улыбаетесь, Артур? Ну раз вы все вспомнили в таких деталях, то расскажите сами, что там с вами стряслось, когда ваших братьев не было дома. Из деликатности (мы было уже подумали, что Артур принял наркотик), мы вышли из кабинета, но потом Артур нам все объяснил, ха-ха. И кстати, — он надел монокль и покосился на Чальза и Финли, — где вы были вдвоем, или это страшная тайна? Ха-ха.
      — Идиот, — донеслось мнение независимого эксперта из угла.

      В этот момент в столовую вбежала кухарка, похожая своей комплекцией и интонацией речи на перепелку. Своими быстрыми лапками она доскакала до Аниты и полуистерично визгнула, хотя хотела сказать на ушко: «Гаспажа!!» Тут она поняла, что речевой аппарат – это слишком сложно для нее, и, широко наиграно улыбнувшись Чарльзу, отвела Аниту под локоток в коридор. Перепелка утерла слезы и, зализав седой волос за ухо, припав на грудь Аните, шепотом начала причитать: «Госпожа, я все знаю. Да-да, госпожа. Все-все. Мне так, так стыдно понимать, что я знаю все ваши тайны, дражайшая. О госпожа. О госпожа-а-а!» — вдруг заревела старуха, но тут же утерла слезы о фартук, встала по стойке смирно и доложила: «Но я ничего никому не скажу. Все останется лишь между нами. Я собрала ваши вещи как вы и сказали. Но…», — тут она снова кинулась на шею Аните и в визгливом плаче промямлила что-то, вроде, — «Голубушка моя! Родненькая!! Я с тобой мой ангел, я всегда буду с тобой». Она прижималась к Аните так еще с минуту, ничего не слыша, и после со слезами убежала на кухню, что-то крича про запах паленого мяса.
      — Голубушка, идите сюда. Что стряслось? Что нужно было этой безмозглой кухарке? — чуть привстал Райт, чтобы Анита уж никак не смогла ему отказать. — Неужели ей приснился какой-то кошмар, который она истолковала как вашу очередную помолвку, хах?
      — Идиот, — поступило постановление из угла.
Итак, поздравляю всех с началом игры. Это вводный экспозиционный пост, тут вам предлагается представить своих персонажей в их привычном быту, выкрутиться из каких-то незначительных ситуаций, рассказать о том, как реагирует персонаж на действия героев, а также дополнить мир тем, чем бы хотелось этого вам. Это не означает, что можно привнести в мир стимпанк или оборотней, да и я думаю, что все тут адекваты))
Игра будет не слишком короткой, не слишком затяжной. Мы сыграем с вами в трехактовую историю, в которой у вас будут шансы сохранить свой секрет, но вместе с тем будут и различные вызовы, которые будут провоцировать вас на раскрытие секрета (думаю, больше их будет не от меня, а от соигроков, судя по их секретам). Первый акт должен поставить все на свои места: все мотивации должны завязаться, игроки сыграться, проблемы заявиться. Это тот период, когда можно расслабиться и писать, что ляжет на душу, рассказывая о своем герое и об отношении мира к нему. Да, я совсем не против того, чтобы вы играли моими НПС, я думаю, что весьма ясно выдал вас о них всю необходимую информацию. Руководите их мыслями, чувствами, голосом, но не переходите метагеймовых границ и не начинайте перетягивать одеяло мастера на себя. Используйте их, чтобы раскрыть персонажа… другого игрока. Не заявляйте значительных персонажей, а то они все сломают. Кайфуйте и не забывайте ставить мне красную звезду в конце поста. И да, в нашей игре нельзя пользоваться приватными сообщениями. Все, что делает ваш герой должно быть описано нескрытым текстом, но так, чтобы никто, кроме меня не догадался)) Можно эзоповым языком, я постараюсь понять, но не думайте, что остальные тоже не будут пытаться. Вы даже не представляете, какие у всех вас жесткие и шикарные тайны :D
Второй акт начнется с веселья и преодоления препятствий, однако окончится он полным апокалипсисом. Если под конец второго акта посчитаете, что где-то я перегибаю палку с испытанием вашего героя – да, так и есть, просто потерпите и достойно отыграйте персонажем, ведь в третьем акте каждого из вас ждет финальная схватка. Вот такой эмоциональный план на игру, я думаю, что, зная его, мы доведем ее до конца.
Пишите сочно пишите ярко, пишите литературно и по настроению. Лучше попросить соигроков чуть подождать, чем выжимать из себя три строчки для отписки. Кстати, за короткопост на вашего персонажа в лучшем случае упадет рояль, так что не искушайте судьбу. Всем хорошей игры, творческих успехов и кайфа от совместного творчества.
1

Артур вяло ковырял аппетитный бифштекс, когда сэр Райт, по обыкновению начал обеденную беседу. Выслушав рассказ о ночных злоключениях старого джентльмена, он весело улыбнулся, когда старик затронул вчерашнюю историю. Оглядев всех собравшихся, он посмотрел на Финли и Чарльза.
-Да, вы вчера пропустили довольно забавный момент. Помните древний индийский "гримуар," полковника Маклауда? Тот самый, который он мне недавно дал для ознакомления. Так вот, мне вчера принесли перевод, и что вы думаете?...- В столовую вошла старая Бетти, и пользуясь тем, что кухарка отвела Аниту в сторону, мужчина наклонился к брату с племянником и заговоршицким шепотом закончил- Представляете, это оказался фрагмент какого-то древнего трактата, с довольно фривольным содержанием...
Затем, выпрямившись, закончил уже нормальным тоном.
-Смех смехом, но я в замешательстве. Как мне сказать полковнику, что добытая им с таким трудом и даже с риском для жизни книга содержит... Это. Он же думал, что там какие-то "древние индийские тайны мироздания..."
В этот момент Бетти закончила рыдать на груди у Аниты, отпустила её, и Артур, не без любопытства начал ожидать объяснения этого странного поведения старушки.
2

Чарльз Клиффорд HelgaCadav
24.06.2018 18:21
  =  
Тот, кто придумал запекать овощи, наверняка придумал ещё и узкую обувь и долгие светские приёмы в обществе стариков, потому что для этого нужно обладать весьма извращенной фантазией и садистской натурой. По крайней мере, в этом был убежден Чарльз Клиффорд, изо всех сил имитирующий интерес к тысячу раз опостылевшему блюду. Сегодня кухарки исполняли прихоти Райта, который мнил себя гурманом, поэтому отставить тарелку, сославшись на отсутствие аппетита, было совершенно невозможно. Так что когда тот выверенным жестом отложил столовые приборы, Чарльз позволил себе проявить облегчение, слегка расслабив веки и едва-едва, на один волосок, подвинувшись на стуле. Голос "дядюшки", как с легкой иронией величал его про себя Чарльз и чего не переносил сам Райт, был довольно приятен даже несмотря на совершенно нелепую историю. Впрочем, она была вполне в духе стареющего и незлобивого джентльмена, так что даже смогла вызвать легкую улыбку, тут же, впрочем, спрятанную в усы. Сдержанно поблагодарив за напоминание, Чарльз бросил взгляд на высокие часы у стены - до условленного времени оставался ещё почти час.

Чарльз чуть сощурился, когда Артур заговорил о книге. Ситуация, разумеется, была немного забавна, но в то же время могла закончиться громом и молниями - полковник Маклауд славился вспыльчивым нравом, и нет никаких гарантий, что он оценит по достоинству труд древних индийцев. Оставалось лишь надеяться, что брат в очередной раз проявит свой талант к дипломатии и умение убеждать людей в том, что старая книга - вовсе не фривольное чтиво, а "важный исторический документ".

Услышав вопрос Райта о вчерашней прогулке Чарльза и Финли, Клиффорд чуть сощурился; сетка мелких морщин в уголках глаз очертилась чуть ярче, а уголки губ едва дернулись в неуловимой на лице улыбке.

- О, мы гуляли. Финли был очень любезен и познакомил меня с одним из своих новых знакомых - чудесный... молодой человек. Думаю, в его исполнении эта история будет лучше - право, он знает своего товарища куда дольше меня, - ирония в голосе звучала лишь тонким намёком на самое себя, разве что быстрый взгляд в сторону юношу светился лукавством, вполне, впрочем, добродушным.

Мерное течение беседы нарушила Элизабет, влетевшая в столовую подобно небольшому, но очень крепкому вихрю. Когда она фальшиво улыбнулась Чарльзу, тот причудливо изогнул бровь, всем своим видом демонстрируя недоумение. Кухарка, к его сожалению, была не слишком чувствительна к невербальному общению, так что мало того, что не оставила Аниту - она позволила себе вольность коснуться её и увести в коридор. Ошеломлённый, Чарльз поднялся со своего места. Никогда прежде Бетти, добропорядочная суетливая женщина, не проявляла такой... Эксцентричности. Ему не было слышно, о чем говорили женщины. Между черными бровями Чарльза пролегла складка.

Когда Анита вернулась, он подал ей руку, провожая обратно за стол и вглядываясь в лицо супруги. Услышав вопрос Райта, он подавил вздох - и ощутил вдруг непривычное душевное единение с Элгаром.
3

Закладка в книге на странице с фривольными стихами...
Задумчивое прикосновение к губам пальцами...
Прикрытые средь белого дня глаза...
Это так просто — дать прислуге пищу для размышлений, повод для тихих шепотков на кухне и жарких бесед в личных спальнях. Иначе — скучно. Иначе — прислуга тиха, и эта тишь обозначает лишь то, что у дома нет истории, ведь ни одна добропорядочная история не запоминается, живут долго лишь те, что потемней.
Кухарке достаточно блеска в глазах. Подразумевается, что это — признак влюбленности и счастья, которого не может даровать ни один брак по определению законности.
Аните очень нравится разжигать любопытство в других, никогда не компрометируя себя прямо.
Анита подумывает "случайно" позабыть на диване в гостиной чулки и размышляет на тем, насколько вульгарен сей жест.
— Вы сложили мои вещи... — говорит Анита громко, достаточно громко, чтобы любопытные в столовой могли услышать. — Это, право, очень славно. Да, это было необходимо. А теперь... Будьте добры распаковать!
Вот так. Анита — госпожа, и кухарке не стоит забывать об этом.
Резко разомкнутые объятия и уверенный шаг — а перепелица бежит прочь, спешит выполнять указания загадочной взбалмошной госпожи.

Ровно и с достоинством встретив взгляд мужа, Анита обернулась к Райту, чтобы ответить:
— Кажется, Элизабет собирается поведать мне секрет. Вам интересно, о чем пойдет речь, господа? — лукавая улыбка лишь тронула уголки губ, но глаза сияли. — Увы, я вряд ли доставлю вам удовольствие открытия.
Леди умеет хранить тайны. Леди умеет резко обрывать разговоры.
Леди умеет быть задумчивой: Чарльз отсутствовал ночью, вот и все, что интересно сейчас леди, потому что все вокруг может быть правдой и может быть ложью. Женщина, сколь ни была бы загадочна и непостоянна сама, не выносит зыбкого мира, мира, в котором не решено главное.
Отредактировано 26.06.2018 в 16:54
4

Финли Клиффорд Stranger92
27.06.2018 00:58
  =  
В течение всего застолья Финли рассеяно поглощал обильный обед, витая мыслями в местах весьма далёких от фамильного поместья. Эти мысли настолько занимали юношу, что его порция к концу трапезы осталась практически нетронутой — к вящему ужасу кухарок. Впрочем, едва ли кто-то из прислуги сумеет припомнить случай, когда бы Финли дурно высказывался о них, выговаривал за огрехи или вообще оставался недоволен их работой. Казалось, молодого племянника вообще ничего не могло по-настоящему расстроить и уж тем более — вывести из себя.
Несмотря на отстранённый вид, молодой художник чутко внимал застольной беседе.

— Вам несказанно повезло, Артур, — с широкой улыбкой заверил Финли младшего из дядьёв, подкрепляя свои слова абсолютно неуместной за респектабельным английским застольем жестикуляцией вилкой. — Что в этом фрагменте отсутствовали иллюстрации. Иначе у полковника с первого взгляда не возникло бы ни малейших сомнений. Не далее как прошлым месяцем мне довелось столкнуться с некоторыми примерами художественного творчества... Вы слыхали о сэре Фостере Фитджеральде? Нет? — уход Аниты никак не помешал словоизлиянию племянника. — К сожалению, не имею счастья знать его лично, но один мой знакомый в строгой тайне поделился со мной несколькими копиями страниц, снятыми с его нынешнего труда. Я говорю именно о том человеке, которого имел счастье представить Чарльзу во время нашей совместной прогулки. Он, да будет вам известно, слывёт одним из лучших портретистов-графиков в узких художественных кругах! Сейчас он экспериментирует с новыми стилями, в том числе подражая искусству древних индийцев, и... у него возникли некоторые разногласия с моделями и их семьями.
Финли попытался изобразить искреннее сопереживание, но потерпел крах и весело рассмеялся.
— Наверное, ему не стоило предлагать свои услуги в обмен на наше гостеприимство, верно, Чарльз? И уж тем более — показывать примеры своих...
Юноша осёкся, прерванный возвращением тёти. Повторять прозвучавшие вопросы он не стал, но всем своим видом проявил живейший интерес, буквально вцепившись в Аниту взглядом. Видимо, сказывались дурные привычки, привитые не окрепшему в ту пору уму лондонской богемой.
5

DungeonMaster IoanSergeich
29.06.2018 13:50
  =  
      Райт скупо улыбнулся и перевел взгляд на окно, нервно теребя пуговицу, будто бы его ставка на погоду не сыграла и в этот раз. Уже этот ритуал он совершал всякий раз, когда ему приходилось слушать других: этим, вероятно, он хотел показать, что все остальные рассказчики не конкуренты ему, запинающемуся на каждом слове стареющему маразматику. Впрочем, он всегда с партизанским вниманием вслушивался в слова собеседников, и когда Анита решила лишний раз напомнить о том, что она леди, Райт аж съежился, будто поцеловал неспелый лимон: как же он ненавидел настоящих женщин! Кухарки, ключницы, полотерки, девки и всякие старухи были для него отличными собеседницами и подчиненными одновременно (они даже замалкивали, когда Райт начинал говорить или только вздыхал); с таковыми барышнями, которых Кавендиш величал клушами, Райт всегда находил общий язык, и был готов скоротать вечер за рассказом различных историй разной степени пошлости, и даже открыть им душу, поплакаться с каменным лицом или учудить что-либо… Но настоящие женщины были для него невыносимы. Для некоторых мужчин загадка женщины, этой алогичной субстанции с признаками жизни, кажется заманчивой, некоторые мужчины получают настоящее удовольствие, когда их возлюбленные разворачиваются на полпути или откровенно унижают своих ухажеров, после извиняясь с ними одним словом так, что бедные невиновные мужчины падают пред ними на колени с раскаянием во всех грехах мироздания, но Райт не просто не понимал причин почитания этих, как полагал он, своенравных гарпий в юбках, а был на пути к созданию партии противников этих подражающих Медее существ. Его вымораживал один запах невозмужалой женщины – он был такой нелогичный, провокационный и сладкий одновременно, что будь Райт городским бродягой, то сплевывал бы этот ядовитый привкус, никого не стесняясь. Тут же, он лишь сморщился, судорожно вцепился пальцами в скатерть, схватился за нож и чуть не удушил его, когда Анита села за стол и решила ни о чем не рассказывать. Судорога продолжалась недолго: вскоре Райт как-то смог успокоить себя, вспомнив свой ночной подвиг, и с каменным лицом принял позу обелиска, мраморные глаза которого нервно скреблись по потолку.

      Из угла послышалось довольное хриплое ворчание, которое могло бы продолжаться и до самого вечера, но оно было прервано причитаниями гувернантки, вбежавшей в столовую в холодном поту. Лицо ее иллюстрировало последствия пыток раскаленным утюгом – настолько глазные яблоки ее отстали от худощавого ствола, а челюсть потерялась в подбородке. Приняв позу жены Лота, она сделала пару попыток хоть что-то выжать из себя, но мысли в ее голове были так по-деревенски грубы и обречены, что в приличном виде никак не могли предстать на языке. Не найдя ничего лучше слов «вот так конфуз», она опустила ручонки и, не моргая, хотела уже упасть в обморок, но в кухню широким шагом заплыл седоусый капитан, отчего жена Лота окончательно окаменела. Читатель уже однажды встречался с этим джентльменом, чуть не лишившим нас слуха, когда мы в порядке ничего незначащего любопытства шпионили за малолетним воришкой; вероятно, и сейчас капитан не намеревался восстановить гармонию прозы – неслучайно на его угловатом лице воцарились нецарственные тени.

      — Джентльмены. Леди. — Стоя смирно приклонил он голову и резко поднял ее, встряхнув серой челкой, — Началась война.

      Впрочем, какая нам разница что там началось, верно? Давайте лучше посмотрим на капитана получше. Он был лет пятидесяти, крепкий и невысокий, что несколько выдавало его возраст вместе с седыми усами и уже весьма посеребренными волосами, обвивающими небольшую лысину на затылке. Его лицо, постоянно выражающее живую заинтересованность и вдумчивое сомнение, было будто бы по линейке расчерчено глубокими морщинами и совершенно менялось, когда они нарушали свою идеальную геометрию. Впрочем, черные махеровые брови, вечно опущенные на глаза, говорили еще больше об эмоциях капитана, потому что имели ограниченную вариативность: он умел поднимать лишь левую бровь и демонстрировать этим либо эмоцию «как-бы-удивления», либо искреннее недопонимание. В этом смысле, можно было бы рассудить, что капитан не был неженкой; более правдоподобней было бы сказать, что он вообще не смотрелся в зеркало, полагаясь во внешнем виде на свой идеальный мундир. Впрочем, это было заметно. Прожженный и прокуренный, он зашел в столовую в грязных сапогах, не подав виду, что наследил на ковре так, что пятно от супа уже вовсе не бросалось в глаза.

      — Не стоит волноваться по этому поводу. — сказал он и быстро зарисовал глазами все, что было вокруг; особым образом взглянув на мужчин за столом, он обратился к ним, глядя на бутылку шампанского, — сэр Чарльз, за вами должны были прислать вашего знакомого, капитана Ломана, но его вчера убили. Вероятно, это были масоны – похожий почерк: Ломан был отравлен в собственной ванной. Впрочем, он был, как оказалось, оппозиционер, так что… вы понимаете. Через него вышли на других предателей и, в общем, за вами прислали меня, чтобы ни масоны, ни эти французофилы вас не тронули; вы понимаете. — В этот момент капитану показалось, что он опознал Чарльза и, глядя на Артура, продолжил: — Так вот, пока мирное население ничего не знает, мы вынуждены принудительно сопроводить… — капитан нелепо подглядел шпаргалку на своей грубой ладони и перечислил, — …сэра Чарльза, сэра Артура и военнообязанного Финли, проживающего тут же, как нам известно, в Лондон для некого расспроса. Не знаю, что имеется ввиду, однако не думаю, что это причинит вам особых проблем. Кхем. Вы отправляетесь через час, не берите с собой много вещей, путь туда-обратно займет буквально три дня. И не беспокойтесь по поводу вооружения: вас будут сопровождать два солдата королевской армии и я; к тому же, Французы… что они вообще могут сделать? Сомневаюсь, что они вообще доплывут до этого берега. Мы отправляемся через час, прошу поторопиться. И, леди, не переживайте за своих мужчин: им предстоит в скорости вернуться к вам обратно.

      Райт молча встал из-за стола, медленно вытер губы салфеткой, не говоря ни слова, и, промурлыкав что-то невразумительное, будто бы и не касаясь пола, пролетел мимо капитана в неизвестном направлении. Гувернантка же сжималась от каждого слова капитана и теперь, скукоженная как изюм, задом покинула столовую. На кухне послышались крики поварихи: «Быть того не может! Быть того не-мо-жет!!», — и звуки выпавших из рук тарелок. Из угла послышалась хриплая нецензурщина, которую, как всегда, никто не воспринял, а с лестницы, ведущей на второй этаж, сбежала полуголая крестьянка с антикварными книгами из кабинета Артура и скрылась где-то на кухне, обронив в коридоре остальную одежду.

      — Да, не забудьте свои подлинные документы, — добавил капитан, весьма оценивший эту картину броуманского движения людей в особняке. — И еще, мне, наверное, стоит напомнить, что по законам военного времени за дезертирство полагается наказание в виде расстрела. Ну-с… Это война, джентльмены.
6

При появлении неожиданного визитёров левая бровь Артура слегка изогнулись, показывая тем самым удивление. В остальном же лицо Клиффорда оставалось спокоцным. Однако известие о начавшийся войне заставило треснуть маску невозмутимости. По мере того, как Капитан описывал положение вещей, бровь всё сильнее поднималась вверх, и все сильнее белели костяшки пальцев, сжимавших вилку и нож. Услышав о смерти Генри Ломана, друга Чарльза, Артур бросил быстрый взгляд на брата, чтобы понять, смог ли он пережить такой удар. Потом продолжил слушать визитера. Но вот, наконец, Капитан закончил, и недвусмысленно посмотрел на бутылку шампанского. Артур, поморшившищся на заключительном пассаже о дезертирах, с удивлением посмотрел вслед сэру Райту, задумчиво проговорил.
- Эти проклятые лягушатники всё таки осмелились.. Да и массоны туда же...- Затем, уже нормальным, голосом сказал вслед гувернантке- Принесите ещё один прибор, для нашего гостя!
Затем, с лёгким недоумением посмотрел на свои руки. Некоторое подобие судороги сковало его пальцы, и поэтому он, не без некоторого усилия над собой, отпустил нож и вилку. От силы, с которой он сжимал вилку, та немного прогнулась. Артур встал, вытер губы салфеткой, и обратился уже к Капитану.
- Простите, Сэр. Я оставлю вас и пойду собираться.- затем он быстрым и каким-то нервозным шагом вышел из столовой и заглянул на кухню.там глазами нашел крестьянку, которая выбежала из его кабинета и сказал, уже обращаясь к ней- Элизабет, я бы хотел, чтобы вы смогли успокоиться. Одеться. И вернуть книги на место.
После чего Артур поднялся к себе. Он начал собираться, как и советовал капитан. Его руки слегка дрожали. Достав из шкафа темно коричневый кожаный саквояж, Артур уложил в него одну смену белья, бритвенный набор, достал из стола пистолет в футляре, в котором помимо него были все необходимые принадлежности. Следом в саквояж полетела небольшая аптечка. В специальный карман легли документы и небольшая записная книжка с карандашом. Не смотря на нервозность Артура, казалось, что эти вещи уже были подготовлены, и оставалось только уложить их по местам. Наконец, сверху лег томик "Айвенго," и Артур закрыл саквояж.
Отредактировано 02.07.2018 в 00:10
7

Финли Клиффорд Stranger92
02.07.2018 00:32
  =  
— Война? — недоверчиво переспросил Финли, отрываясь от еды. Негромко, так, что становилось понятно: он обращался не столько к капитану, сколько к самому себе. И правда — война? Что это означало? За свою недолгую жизнь Финли ни разу не застал настоящей войны, а слухи о боевых действиях на далёком востоке были слишком расплывчаты, чтобы составить сколько-нибудь отчётливую картину.
В основном, Финли знал войну по картинам живописцев и текстам историков. Из них следовало, что война — это почёт и слава, яркие мундиры и пение труб на заре. Конечно, ещё пороховая гарь и смерть, но кровавые подробности оставались где-то за гранью восприятия.

При упоминании масонов Финли вздрогнул и промахнулся мимо кусочка мяса, громко звякнув прибором о тарелку. Впрочем, в этот раз речь шла не о нём и даже не о его ближайшем окружении, так что Финли быстро взял себя в руки и, кивнув капитану, отправился следом за дядей.

Честно говоря, юноша слабо представлял себе, что следует брать с собой на войну. Да и где она, собственно, эта война? Вооружённые столкновения между Францией и Англией были явлением нередким, но и не слишком масштабным: сражения за далёкие колонии перемежались периодами мира и даже союзов против общих противников на западе и востоке. Сейчас же, по-видимому, случилось что-то куда более серьёзное, иначе их не стали бы вызывать в такой спешке.
Намёки на "дезертирство" и "принудительное сопровождение" Финли пропустил мимо ушей. Он не был ни глупцом, ни трусом, и избегать долга не намеревался. Тем более, что сейчас они едут всего лишь в Лондон, а гипотетическая война продолжает неясным призраком маячить на горизонте, не спеша приблизиться. Путешествие в несколько лиг не внушало ни малейших опасений.

Сборы в любом случае не отнимали у лёгкого на подъём художника много времени: смена одежды, белья, умывальный набор в виде полотенца, бритвенного станка и маленького зеркальца, походный планшет с набором карандашей для быстрых зарисовок и кожаный кошелёк с документами и несколькими шиллингами. Боевого оружия Финли не имел, брать с собой дуэльные пистолеты было бессмысленно, а шпага и вовсе выглядела бы моветоном.
Все свои пожитки юноша — сам, по ещё школьной привычке — сложил в небольшую клетчатую, зелёную с белым, сумку.
8

Чарльз Клиффорд HelgaCadav
04.07.2018 09:21
  =  
Чарльз со сдержанной улыбкой слушал племянника, весьма увлеченно рассказывающего о новом знакомом. Надежды на то, что Финли оставит в тайне род занятий Форстера, испарились на первых же неосторожных словах юноши, и Чарльзу оставалось лишь внимать его эксцентричному изложению, почти восхищаясь непосредственностью родственника и благодаря Господа за то, что подобные фривольности не донеслись до Аниты.

Когда же леди вернулась и с чисто британской грацией и независимостью ответила всем присутствующим, глаза его заискрились неподдельной весёлостью. Право, если и был в этом доме кто-то, способный с таким же изяществом и жестокостью оборвать надежды "дядюшки", то только что всем присутствующим довелось это лицезреть. Достоинство, с которым Анита вышла из неловкой ситуации, созданной бестактной кухаркой, было просто невероятным, и он было повернулся к ней, чтобы заговорить, но его вновь прервали - и вновь служанка. Подобная эксцентричность слуг была, несомненно, довольно забавна, однако начинала доставлять неудобство.

- Что так встревожило вас, Венонна? - сладчайшим из голосов спросил он, что, как знала вся прислуга, вполне могло быть началом строгого выговора. Впрочем, улыбку на лице Чарльз сохранил - мало что могло омрачить его настроение в эту минуту.

...Грохот армейских сапог набатом прогремел в столовой. Со всё той же замершей на лице гримасой добродушия Чарльз повернулся к капитану.

"Началось", - хлестнуло его черным осознанием, когда этот седеющий человек спокойно произнёс страшные слова. Чарльз медленно положил поднятые было столовые приборы, осторожно промокнул салфеткой губы - и так и замер с салфеткой у рта, когда весть о гибели Ломана донеслась до него скрипучим голосом офицера. На короткое мгновение благородные черты лица исказились, но истинный джентльмен, каковым считал себя сэр Чарльз Клиффорд, не мог быть импульсивен - и потому он, коротко вздохнув, опустил руки и молча дослушал капитана. Когда тот закончил, Чарльз ровным тоном произнёс:

- У вас, должно быть, очень веские доказательства вины капитана Ломана, коль скоро вы позволяете себе столь серьёзные обвинения. Однако он долгое время был моим другом, и мне трудно заставить себя поверить, будто он мог предать мою преданность так жестоко, - он коротко взглянул в глаза капитану. - Впрочем, если он действительно оказался предателем... Я пожелаю забыть этого человека, - он встал из-за стола и выпрямился. Капитан, и без того стоящий по стойке смирно, невольно приосанился тоже. - Угощайтесь, капитан. Все мы скоро будем готовы.

Чарльз обернулся к Аните. У них не было и минуты на прощание - и оттого в коротком рукопожатии, единственном, что позволяли им приличия, его пальцы задержались на одно мгновение больше, чем это было принято. Они, разумеется, попрощаются позже, согласно традиции, которой неукоснительно следуют в подобной ситуации, однако настоящее прощание свершилось только что. Он не смог заставить себя улыбнуться - и молился лишь, чтобы юная Анита Клиффорд не сочла это равнодушием.

С ровной спиной, широким твердым шагом он покинул столовую. Дворецкий встретился ему почти тут же - единственный из прислуги, не подвергшийся изгнанию от Райта, он был в курсе всего, что происходило в поместье и днём, и ночью, и теперь кончик его дряблого старческого подбородка чуть подрагивал от волнения. Взмахом ладони остановив поток слов, уже готовый было излиться из слуги, Чарльз сухо отдал указания о ведении хозяйства. Формально главой семейства и управляющим оставался Райт, однако у Чарльза ни на минуту не возникало сомнений, что дворецкий к его словам прислушается, как это было долгое время прежде. Когда он закончил, старик лишь молча склонил голову - и Чарльз, удовлетворённый реакцией, направился в свою комнату.

...Безукоризненно прямая спина словно надломилась, стоило сэру Чарльзу Клиффорду закрыть за собой дверь. Оперевшись ладонями о стену за своей спиной, он склонил голову и глубоко вздохнул. Итак, ему нужно было время. Хотя бы пара минут абсолютной тишины на размышление.

Занятый своими мыслями, он принялся собирать вещи. Итак, Ломан мёртв - и с этим придётся смириться и строить планы в соответствии с неприятным фактом. Согласно сведениям капитана, Ломан - оппозиционер, убитый масонами, и "через него вышли на других предателей" - проще говоря, теперь любой, кто имел хоть сколько-нибудь тесный контакт с почившим капитаном, был подозреваем в причастности к оппозиции или пособничестве масонам. Да и въедливые слова капитана "принудительно сопроводить…", "расспрос", "сопровождение" каким-то причудливым и неясным образом складывались в общую фразу "арестованы и под конвоем". Впрочем, он вполне мог истолковать слова капитана превратно...

На кровати в идеальном порядке расположилась смена белья, один комплект прогулочной одежды, кошель, чековая книжка, расческа, зеркало, бритвенный станок, полотенце, неприметная коричневая папка, выуженная откуда-то из недр письменного стола, документы и футляр с Бомон-Адамсом. Последний Чарльза нервировал - он куда уверенней чувствовал себя с винтовкой, однако взять её, очевидно, не удастся. Распахнув саквояж, Чарльз придирчиво осмотрел его и, удовлетворённый результатом, уложил сперва в незаметный зазор между дном и боковой стенкой папку, а после сложил сверху остальные вещи. Сборы были, в общем, закончены - но времени оставалось ещё достаточно. На мгновение замерев, он захлопнул саквояж и отставил его на край постели. Заперев дверь на замок, он опустился перед кроватью на колени и сложил ладони.

- Господь...

Дальнейшие его слова были не слышны.

9

В доме творилось нечто невразумительное и неразумное. Анита едва села, как в комнату впорхнула гувернантка, которая в свою очередь едва успела открыть рот, как была прервана вошедшим капитаном.
Закружилась голова.
С истинной английской сдержанностью Анита выслушала речь гостя, на последних словах уже отчетливо ощущая бушующее внутри неспокойное море.
Скупые на эмоции мужчины один за другим покинули столовую. Вышел даже Чарльз, одарив супругу на прощание лишь куцым рукопожатием, слишком коротким прикосновением, в котором Анита очень хотела прочитать многое, но нашла лишь крохи.
Широко распахнутые глаза и ровная, вытянутая по струнке спина — вот и все, что осталось ей от этого мгновения, от этого дня, этого полугода, от...
Слишком сложно, чтобы задумываться.
Шаги Чарльза затихли-затерялись где-то на лестнице, и в столовой воцарилась пугающая тишина, такая густая — разламывай и ешь, и такая темная — гнетет к земле, заламывает.
Аните теперь полагалось проявить учтивость и говорить с капитаном, занять гостя обедом и беседой. "Как погода? Как вам овощи? Не слишком ли теплое шампанское? Вам нравится у нас? Что говорят о войне в высших чинах? А что думаете вы?" — Глупости!
— Прошу прощения, но и я должна Вас покинуть. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
Блажь! Словно оставшись в одиночестве в чужой холодной гостиной, можно чувствовать себя как дома. Впрочем, этот в нечищеных ботинках, быть может, и вовсе не знает, что такое дом...
Жестом подозвав к себе в коридоре одну из служанок, Анита приказала вновь собрать свои вещи и скорым шагом поднялась на второй этаж, где на мгновение застыла у дверей мужниной спальни.
Это неприлично — врываться к нему вот так, это — много даже для нее, для взбалмошной и вольной Аниты, ведь есть шутка, есть притворство, есть игра, а есть жизнь, в которой существуют нерушимые запреты.
К чертям! Анита толкнула двери и вошла — смелый, широкий шаг, но робость и дрожь в голосе:
— Вы не можете оставить меня здесь одну, Чарльз. Без Вас меня будет совершенно некому защитить. Райт абсолютно несостоятелен, вы не можете не признавать этого факта.
Захлебнулась вдохом.
— Позвольте мне отправиться с вами в Лондон, я собиралась посетить там врача, мне нужно...
Анита смолкла и прошла мимо мужа к окну. Стоя спиной к собеседнику легче сказать то, что трудно сказать в глаза.
— Я ношу под сердцем ваше дитя. Мне необходим Лондонский врач. А вы... Вы обязаны теперь вернуться с этой проклятой войны.
Не так, отнюдь не так она хотела сказать ему, но вышло так, как вышло. Прямая спина, ровное дыхание, грациозный поворот и взгляд в глаза.
прошу прощения, но этот круг постов не окончен, мне необходим ответ Чарльза
Отредактировано 09.07.2018 в 17:56
10

Чарльз Клиффорд HelgaCadav
10.07.2018 21:01
  =  
Чарльз замер, положив руки на саквояж, когда до него донёсся негромкий стук каблуков по паркету, замерший у двери. Сощурившись, он обернулся через плечо - у слуг не было такого уверенного шага, но Анита не имела в привычках...

Дверь распахнулась, и он натолкнулся на её взгляд, как если бы на полном скаку ударился о стену. Что было в том взгляде? Он знал людей, умел читать порывы их душ, но в глазах Аниты Клиффорд плескалась невероятная буря противоречащих друг другу эмоций, и ему едва удавалось выявить отдельные всполохи: неверие, непонимание, надежда и упорство; а может, всё это сразу; а может, ничего из этого. Но голос её дрожал, и дрожь эта кольнула сердце Чарльза. Едва не онемевший, он чутко внимал каждому слову жены, ловил малейшее изменение в выражении её юного, но поразительно не-наивного лица, и старалсяне пропустить ни единого движения губ. Когда же она прошла мимо него и остановилась у окна, тревожное предчувствие тугим клубком свернулось в груди.

- Я ношу под сердцем ваше дитя, - как может такой мелодичный голос напрочь выбивать дух?.. Чарльз коротко отдёрнул манжету, вздохнул... И встретил взгляд Аниты Клиффорд.

В британском обществе было много условностей. Приподнимай шляпу, когда к тебе подходит дама. Туши сигарету, если она решит с тобой заговорить. Сопровождай её, если она подаст тебе руку, но не забывай о "пяти п" - погоде, поэзии, природе, путешествиях и питомцах, доступных для разговора. Если попытаться выразить это очень коротко - "соблюдай дистанцию", говорил этикет. Соблюдай дистанцию и будь отстранён и холоден.

Но Чарльз был слишком аристократом, чтобы позволить себе такое безропотное подчинение правилам.

Комната была не слишком большой, и разделяющее их с Анитой расстояние он преодолел в три широких шага, неправдоподобно твёрдых для его разума. Широкие ладони легли на хрупкие плечи, и через мгновение Чарльз привлёк жену к сердцу, обнимая её, почти закрывая собой от внешнего мира - слишком холодного и жестокого, чтобы пустить его сюда в эту минуту. Равнодушные часы лаконично отмеряли мгновение за мгновением, и в абсолютной тишине, замершей в комнате, их тиканье звучало нарочито громко.

- Я не оставлю Вас, - голос звучал глухо и твёрдо, словно эти слова были не только о поездке, а какой-то аксиомой, одним из столпов, на котором стоял мир. И это было правдой: тревога в груди уступила сердце мрачной решимости. Он знал, что поездка эта может (должна?) обернуться чем-то куда более серьёзным, чем эскорт; знал, что они сейчас направляются в самую пасть льву. Но новая правда, открывшаяся ему о мире, меняла слишком многое, чтобы он мог действовать так, как уже решил. Оставить Аниту здесь одной, оставить Аниту где бы то ни было казалось чем-то совершенно немыслимым и абсурдным.

Чарльз чуть отстранился и прямо посмотрел в глаза Аните.

- Мы едем в Лондон, - твёрдо произнёс он. - Там, куда мы приедем, будет врач и всё, что нужно для спокойной... - он запнулся на мгновение, не зная, какое слово подобрать, - ...жизни. И я буду рядом с Вами.

Часы коротко зазвенели, напоминая о времени, которое безжалостно не хотело останавливаться. Чарльз бросил в их сторону короткий взгляд.

- Нам нужно торопиться, - сухо произнёс он, словно вновь возвращаясь в облик скованного этикетом аристократа. Сонм вопросов, крутящихся на языке, нужно было сдержать - не время, не сейчас, после. Лишь один безумный вопрос всё-так смог прорваться через барьер плотно сомкнутых губ, прозвучал почти неслышно:

- Давно?..



Отредактировано 11.07.2018 в 00:10
11

Сложно, тяжело, густо, темно, вязко...
И — ррах — легко!
Закрыв глаза, прикасаясь взмокшим от напряжения лбом к мужу, глубоко дыша, Анита молчала, внимая словам Чарльза, собирая каждое — словно ярчайшую драгоценную бусину, лелея в ладонях, нанизывая на невидимые бусы доверия. Она уже верила. Она поверила.
И как это много — верить.
— Почти два месяца, — шепнула тихо и тепло, с новой интонацией в голосе — там тишина, там спокойствие, там шепчут травы и ноги глубоко тонут в черной, жирной, живительной земле.
Открыла глаза, мягко тронула запястье мужа холодными пальцами — лишь мгновение.
И вышла.

А в своей комнате — долго молилась образам, стоя на коленях, лаская душу, смывая шепотом страх, наполняясь жизнью, муштруя волю, становясь проклятием и ядом — всему, что против и вне.
Позже, переодевшись и внимательно осмотрев собранные служанкой вещи, Анита повелела той выйти, и сунула в саквояж коробку с личными вещами отца, памятными Аните — костяная трубка, мешочек табака, трофейное оружие с выгравированной дарственной надписью и инициалами отца, старая записная книжка и золотые запонки — тавро Гросвенор, которое Анита не в силах оставить где бы то ни было.
Готова, могу, буду — это очень ярко, очень ясно и очень легко.
я хочу револьвер
но есть в наши надуманные времена револьверы?
в любом случае что-нибудь огнестрельное прошу мне записать

о, и трек, там такая душа, до дрожи и ах ссылка
Отредактировано 17.07.2018 в 16:37
12

DungeonMaster IoanSergeich
19.07.2018 23:59
  =  
      Элизабет ждала Артура прямо за дверной аркой, ведущей на кухню; прижатая к стене спиной, она еле дышала, словно боясь порваться: в этот миг, когда она совершенно притаилась в ожидании встречи с ним, ей казалось, что один резкий вздох, и легкие разорвут ее тонкую белую кожу, и без того дрожащую от набата тревожного сердца. Держа в одной руке книги, а в кулачке другой зажимая какой-то предмет, она чуть ли не слилась со стеной и была совершенно незамечена кухарками, обитающими в закрытом от взора печью углу – ее выдавал только кричащий заточенный блеск в прозрачных пылинках слез. Артур вошел, она тут же кинулась на колени и, выслушав его, покорно наклонила голову: «Yes, my lord», — прозвучало шепотом, в котором не было ни страха, ни раскаянья, а только бесконечная преданность. После, она быстро встала и, прижавшись к Артуру, вложила в его карман маленькую колбочку с жидкостью, сопроводив свой жест словами: «Как вы и приказывали». После этого она мышкой последовала за его спиной, прикрываясь и поднимая с пола одежду. Артур уже не слышал ее шагов, когда зашел в свою комнату.
      Спустя пятнадцать минут капитан сам укладывал собранные вещи Клиффордов в багаж дилижанса. Положив на самый низ саквояж Артура, он забросил в угол вещи Чарльза, но, когда уже потянулся за сумкой Финли, был прерван тем, что из дома деловито вышла Анита, держа в руках, очевидно, и свой багаж. Капитан сначала усмехнулся в нос, а потом хлопнул себя по лбу, мученически закрыв глаза и проведя рукой по всему закостенелому лицу сверху-вниз. Он тут же сгорбился, прошипел что-то в ладонь, которая больше походила на заржавелую кольчужную рукавицу, и еще раз ударил себя по лбу. «Ох ты ж. Так и знал…» — Капитан укоризненно поцокал в небо и, пошаркав сапогом по газону, встал прямо. Следующим шагом на пути к самообману, что «все к лучшему», стал стальной ядронепробиваемый взгляд из-под бровей: капитан хотел сожрать Аниту, но она оказалась несъедобная. Капитан попытался проглотить своим взором и, черт бы с ним, несъедобную Аниту, но она была неперевариваемая. Капитан аж подавился и, откашлявшись, принял из ее рук саквояж, поприветствовав нового попутчика словами: «Ну Вы-то куда собрались?.. Боже правый… Боже пра… нет-нет, просто молчите, прошу вас», — отвернулся служивый к багажу и, найдя место вещам Аниты, закончил сборы, положив сверху сумку Финли. Перед тем как закрыть ящик багажа, он вытащил из него сумку, очевидно, с принадлежностями для винтовки, что была приставлена к карете, и перекинул ее через плечо. «Та-а-ак-с…» — прохрипел капитан и, ловко схватив винтовку, подвел Клиффордов ко входу в дилижанс. Открыв дверцу, он ухмыльнулся и, залез рукой в тайный кармашек на ней. «Ну, значит, это я тоже заберу», — капитан достал револьвер и положил его в сумку, неуклюже расстегнув пуговицу на ней, — «Зачем, собственно, вам все это дело, правда? Вы ж эти. Как бы сказать. Ну, не важно, в общем, кто вы. Залезайте и поехали. Дорога у нас одна, собственно — прямо на север, не сворачивая с главной дороги, так что не бойтесь, мы не потеряемся. Это я вам, так сказать, да. Чего надо будет — постучите посильнее, там… Ну и. Как бы. Да».
      Капитан дождался, пока все усядутся по местам и едва уловимым движением руки запер на ключик дверь кареты, залез к извозчику, осмотрел богатое имение, недовольно цокнул так, что извозчику послышалось нечто, вроде слова «зажрались» и энергично свистнул. Конвой в количестве двух солдатиков тут же запрыгнул на коней, карета двинулась, скрипя передним колесом, и бытие следующих семи часов преобразовалось в однообразное течение земляной реки, по волнам которой вяло шагали лошади, высекая подковами булькающие и усыпляющие звуки.

      Солнце уже устало потирало глаза, когда конвой протоптал дорогу до того места, где начиналась узкая тропа, окруженная стеною молодых, но довольно высоких деревьев и кустов, сквозь которые едва виднелись непаханые и брошенные, уродливо ощетинившиеся поля. Сухие ветки кустов, словно костлявые пальцы скреблись по стеклу кареты, отбарабанивая что-то бессвязное и, из-за этого, мрачное. В жестких тенях деревьев, эта узкая тропа, казалась ковровой дорожкой к госпоже Смерти, по бокам которой стояли по стойке смирно сухие копьеносцы, одновременно и подгоняющие дальше, и молящие о прекращении их мук. Капитан вооружился взглядом и решил покрепче взяться за винтовку, кашлянув в сторону. Извозчик, ожидающий какой-то неприязни, всполошился от неожиданного звука и, вздрогнув, хлестнул лошадей. Животные заржали, выпустив языки, и вскочили, создав холодящее эхо меж сухих корневищ. Десяток черных ворон вдруг проклинающе каркнули и слетели с верхушек дерев. Кони помчались, карета затряслась, капитан ухватился за пуговицу извозчика и уже хотел что-то прошипеть ему в челку, но остановился, увидев впереди поваленное деревцо поперек дороги, на стволе которого сидели солдаты английской армии и о чем-то беседовали, не отводя глаз от приближающейся кареты. Дилижанс наткнулся на кочку так, что его пассажиров чуть подбросило, и остановился напротив союзников. Капитан поправил усы, не глядя отдал винтовку извозчику, и спрыгнул на землю, одновременно доставая из кармана папиросу. Сотворяя из скомканной папиросы орудие медленного, но верного самоубийства, он приблизился к этой группе вояк, которых тут было человек десять с лошадьми на каждого. Пара мужиков фамильярно встали, когда капитан махнул им рукой, и самый высокий из них, тот, что был с повидавшей жизнь щетиной, подал старшему по званию огоньку. Капитан прикурил, помусолил папиросу во рту с минуту, помялся в сапогах, покряхтел чего-то, и только после всего этого обратился к сослуживцам: «Чего стоим? У нас так все нормально, вот, едем, понимаеш себе», — в этот момент он быстро обернулся и впился прищуренным глазом в Артура. «Едем, понимаешь…», — повторил он, шмыгнув носом.

— Да понимаю, понимаю, капитан. — Искривил рот наш новый знакомый. — Единственное, знаешь, не ясен мне тот момент, зачем нам, вообще говоря, с тобой тут комедию ломать, а? Ну, зачем это, другими словами, нам тут жизнями рисковать ради какой-то галочки. Не знаю, как ты, а я подставляться под шальную пулю не хочу, — говорил он, обходя дилижанс. — Это ж Клиффорды у тебя?
— Ну Клиффорды, но это, прямо скажем, уж не твое дело. Я тут не соби…
— А если Клиффорды, и если это ты тот самый капитан, то, какие, собственно вопросы. М? — пока наш капитан дымил, присев с остальными солдатами, щетинистый открыл багажник, вдарив по нему со всей силы. — Вот слушай, давай по-хорошему. Пусть все останутся живы, по крайней мере мы, да ты. Капитан, нам всего лишь нужно разыграть ограбление с разгромом и каплей крови, не больше.

      В этот момент говоривший раскрыл сумку Финли, лежащую сверху, и, достав блокнот, положил его между сумок. Далее, он ловким движением достал из кармана спички и поджег блокнот. Через минуту потянуло жженой резиной, но капитана волновало другое:
— И все же, я не понимаю, сынок, что ты тут мне говоришь вообще. Я не знаю ничего, и это. Давайте, убирайте бревно отсюда, мы торопимся.
— Да отец, что не понятного-то? Мы берем, сжигаем к чертям собачим карету… — спокойно говорил щетинистый, раздувая огонь.
— Как. Карету. — Тут же встал капитан.
— Потом лошадям мозги выбиваем. Давай, ребята, — махнул он рукой друзьям, и те, достав револьверы, один за другим прострелили ездовым головы.

      Кони капитанских солдат от испуга встали на дыбы, как и капитан, чуть ли не проглотивший папиросу, несущийся со всех ног к щетинистому, который уже развел в багажнике настоящий пожар.

— Ну, чего он не выходит-то? — с веселым спокойствием кивнул щетинистый на пассажиров.
— Ты кто такой, паразит?! — рвал горло капитан, отрывая пуговицу сумки в поисках револьвера.
      Но противник уже схватил капитана за грудки и, откинув его от себя в сторону, оглушил прикладом появившегося в руке пистолета. «Ну не хочешь по-хорошему – как хочешь», — констатировал солдат, изготовляясь к стрельбе и не обращая внимание на свалившегося на землю капитана. Его солдаты тут же подняли винтовки и револьверы, и под крики «Не трогать капитана и Чарльза» раздались первые выстрелы.
      Итак, в этом посте, кроме действенной реакции персонажей я попрошу вас взять под временное управление и одного НПС. Дайте ему любой характер: я легонько набросал образ извозчика и солдата с щетиной, - за них предлагаю сделать боевые (и небоевые) адекватные действия Инайе и Stranger'у соответственно. И еще остались два чистеньких и незамысловатых солдатика, которые сопровождают дилижанс - их ходы отыгрывают остальные. Ну а что. Так интересней: рельсы видите у меня какие – шлеп-шлеп и вы уже в перестрелке :) Так что полагаюсь на ваши нерельсовые решения.
      Мастерпост постарался сделать не очень длинным, но информативным. Будьте уверены, что все ответвления авторской мысли крайне неслучайны. Хотелось откинуть приготовление различного толка и размусоливание темы отправления в путь. Что тянуть - поехали сразу на войну. Не думаю, что далее будет много таких скачков в пространстве и времени.
      Учтите, что дверь заперта (да, я понимаю, что персонажи выходили не один раз, но капитан постоянно закрывал дверь на ключ, объясняя это фразами: "Это для вашей же пользы" и "Так а дверка отходит, вот-вот выпадет"). И еще учтите, что карета пылает алым пламенем, что уж говорить о багаже. Если есть какие-то вопросы или желание узнать о том, что происходило между какими-то описанными событиями, намекните в Обсуждении, и я расширю пост.
      Еще одна приятная новость: у вас нет нежданного ножа в кармане или отмычки за щекой. У вас нет того, что на вас есть. У Артура есть колба в кармане, это да, но не больше. Даже если очень хочется. Даже если очень-очень хочется. Даже если вы Инайя. Даже если вы Инайя и вам очень-очень хочется.
      И да, наверное, для новичков на проекте надо пояснить, что волшебная фраза "Мастерпост сегодня", в общем-то, вовсе не означает, что мастерпост сегодня :D Это значит, что круг постов окончен, прекращаем социалить - мастер пошел все перечитывать и работать над постом.
      P.S. Да, лошадок жалко, ничего не скажешь. Но это война, джентльмены.

Багаж:
[Саквояж Артура] Белье, бритвенный набор, пистолет в футляре с принадлежностями, небольшая аптечка, документы, записная книжка с карандашом, «Айвенго». [В кармане Артура]: капсула с жидкостью.
[Сумка Финли] Белье и одежда, полотенце, бритвенный набор, зеркальце, планшет, набор карандашей, кошелек с документами и деньгами.
[Саквояж Чарльза] Белье, прогулочная одежда, кошель, чековая книжка, расческа, зеркало, бритвенный станок, полотенце, коричневая папка и документы, футляр с револьвером Beaumont-Adams.
[Саквояж Аниты] Коробка с личными вещами отца, в которой: костяная трубка, мешочек табака, трофейный револьвер с выгравированной дарственной надписью и инициалами отца, старая записная книжка и золотые запонки.
Отредактировано 20.07.2018 в 00:00
13

Финли Клиффорд Stranger92
02.08.2018 19:01
  =  
Капитан изменился. Чуткий к малейшим переменам настроений в коллективе, сейчас Финли невольно сморщился от сквозящей в речи и поведении капитана наигранности. Неспособный скрыть искреннего выражения на своём живом и подвижном лице, Финли счёл разумным отвернуться от капитана — словно прощался с родовым домом своего семейства — чтобы не привлекать внимания их конвоира.
Неприятные мысли о конвое теперь посетили и его. Первоначально он списал это на подозрения в возможном дезертирстве, но сейчас даже в оптимистичное и беспечное сознание юноши закрались сомнения. Как будто их везли не на призыв, а на суд.
Как? За что?
Будь Финли более прозорлив, он пожалел бы о своей невнимательности на уроках права, а будь он более дальновиден — возможно, и жалеть было бы не о чём.

— Ты с нами, Анита? — удивлённо поднял брови юноша, провожая глазами сумку девушки, канувшую в утробе кареты, и перевёл взгляд на Чарльза. Немыслимо было оспаривать решения старшего, без согласия которого, без сомнения, не обошлось, но Финли редко считался с нормами поведения в британском обществе. — Чарльз, позвольте, неужели это разумно? В такое время...
В голосе юноши отчётливо слышалось беспокойство, возможно, немного избыточное для дальнего родственника. Впрочем, это вполне можно было списать на чувственную творческую натуру художника.

Когда в дверце едва слышно щёлкнул ключ, Финли дрогнул от мгновенно накатившей паники и чуть не попытался выбить дверь и броситься прочь. Он ощутил себя лазутчиком, раскрытым и пленённым бдительной стражей, а впереди замаячили расстрельная команда и виселица. К счастью, ужас схлынул, словно сам устрашился бесстрастия и твёрдости в лицах родственником Финли, оказавшихся, по сути, в одной лодке с ним самим.
"Судьба не лишена иронии", — мысленно усмехнулся парень, глубоко вздохнув для пущего успокоения, когда карета неспешно тронулась навстречу этой непостоянной Даме.

- - -

— Какого чёрта?!
Финли был оптимистом. Большим оптимистом. Но когда в багаже прямо за его спиной вспыхнул огонь, а за окнами кареты прогрохотали первые выстрелы, наповал уложившие лошадей, даже он перестал верить в благополучный исход событий.
— Какого чёрта вы творите?! — заорал он и, не стесняясь ни дамы, ни старших родственников, выругался.
"Это за мной!, — молнией рикошетила в мозгу единственная мысль. — Они хотят меня убить!"
Страх снова окатил юношу липкой волной, но теперь это был уместный, полезный страх: он гнал своего хозяина прочь из полыхающей могилы на колёсах. Не помня себя, позабыв про ожидающие снаружи ружья, Финли бросился на дверцу кареты плечом, а затем тут же упал на спину, безжалостно толкая плечами спутников. Устоявшая при первом ударе дверца на сей раз приняла на себя беспорядочные, но сильные удары ног, которые так удобно наносить, лёжа на спине.

- - -

— Ба, да вы там в клетке! — хмыкнул щетинистый, приметив безуспешные пока попытки пассажиров выбраться из кареты. — Нет, сейчас это ни к чему...
Так, конечно, огонь сам прикончил бы всех нежелательных свидетелей, избавляя солдат от дополнительной работы, но планы в этот раз были несколько иными.
Прицелившись почти в упор, солдат наискость прострелил дверцу кареты, выбив замок "с мясом". В любом ином случае пуля попала бы в самый край сиденья, не причинив пассажирам вреда, но сейчас — по роковой случайности — пуля чиркнула по ударившей в дверцу ступне Финли, разодрав туфлю и раскроив кожу и мясо.
Дверца кареты распахнулась, ничем более не удерживаемая, но ослеплённый внезапной болью Финли завопил и отшатнулся в противоположную сторону, мешая другим пассажирам покинуть карету через освободившийся проход.
14

Чарльз Клиффорд HelgaCadav
10.08.2018 00:32
  =  
Чарльз лишь повел бровью на вопрос племянника, достаточно красноречиво, чтобы понять, что объясняться он не желает. Не столько потому, что он не желал говорить с Финли - напротив, тот был ему вполне симпатичен. Причина его молчания крылась скорее в другом - он был глубоко погружен в тягостные раздумья.

Не тот капитан.

Мерный цокот копыт и поскрипывание петель убаюкивали, ложно успокаивали, и поэтому Чарльз лишь приподнял подбородок, когда дилижанс остановился, оставляя раздумья будто бы на долю мгновения. А потом тихое спокойствие было по-хамски и совершенно бесцеремонно прервано.

- Ты кто такой, паразит?! - надсадный рев капитана проник даже сквозь плотную обивку. Чарльз выругался. Всё совершенно точно шло не по плану, не так, как должно было. Запах гари въелся в ноздри, поднял волосы на затылке - тянуло со стороны багажа, и ослепительно-яростная мысль оглушила его: бумаги!

Коротким резким движением Чарльз отстранил Аниту в сторону, противоположную багажу, и собирался было что-то произнести, как на него обрушился Финли. Короткого взгляда было достаточно, чтобы понять, что по меркам военных ничего слишком серьезного не произошло - но племянник, увы, военным не был, и оттого грузно опустился едва ли не на колени к Клиффорду-старшему. Итак... Его не поймут. Совершенно точно не поймут.

Чарльз ужом проскользнул мимо Финли, бросив единственный взгляд ему в глаза, - и нос к носу столкнулся с заросшим щетиной лицом солдата. Тот опешил на мгновение, его лицо как-то странно вытянулось; он явно собирался что-то сказать, но получилось лишь сдавленное мычание - сделав шаг из кареты в любезно открытую племянником дверь, Чарльз почти тут же схватил солдата за грудки и чуть приподнял за воротник.

- Я - Чарльз Клиффорд, и ты только что ранил моего племянника. Ты уверен, что империя это одобрит? - мало ассоциирующий себя со змеями Чарльз сейчас был больше всего похож именно на одну из них. Голос, низкий и хриплый, странно играл на многочисленных шипящих в имени, отчего казалось, будто человеческая речь ему и вовсе чужда, а холодный прищур глаз был совершенно равнодушен. - Отзывай бойцов. У тебя хватило ума напасть на настоящего английского капитана, - на слове "настоящий" Чарльз сделал акцент, сощурившись ещё сильнее, отчего глаза больше стали похожи на узкие лезвия клинков. Повернувшись вполоборота, он встретился взглядом с Артуром:

- Помоги семье, - и, поправив цилиндр, стремглав бросился к багажу, словно для него не существовало свиста пуль. В чем было несомненное преимущество его многомудрого брата - им редко нужно было говорить лишнее, чтобы понять друг друга.

...Если бы Чарльза когда-нибудь попросили описать этот день одним словом, он бы сказал: удивление. Во имя Пресвятой Девы Марии, удивление и ничто иное. Потому что за короткие три мгновения он успел изумиться несколько раз: дулу ружья, направленному на него, оглушительному выстрелу и в первую очередь тому, что он остался после него в живых, лишившись враз слетевшего головного убора. Широко распахнутые глаза перепуганного мальчишки встретились с по-настоящему ошарашенным взглядом Чарльза; узкие ладони юноши лихорадочно обхватывали трясущееся дуло ружья, бестолково соскальзывая с блестящей поверхности. Он дрожал, как осиновый лист на ветру, вероятна, эта самая дрожь спасла Чарльзу жизнь мгновение назад. Ему даже стало на мгновение жаль безусого голубоглазого юнца, однако c'est la guerre, и короткий удар пришелся мальчишке аккурат в правую скулу. Отряхнув руку, Чарльз бросился к объятому пламени багажу.

Выбросить сумки было делом пары мгновений. Окутанный дымом, запахом боя и азартом близкой возможности смерти, Чарльз почти ну чувствовал боли - лишь видел, как жутко оплыла кожа на его правой кисти. Брошенный на землю багаж он принялся топтать, сбивая пламя - черт с ними, с хрупкими вещами, пламя повредит куда больше.

- Какого черта?.. - простонал сбитый им юноша.

"Хотел бы я знать, мальчик. Хотел бы я знать".
15

Артур уже занял свое место в карете, когда во двор, в сопровождении Чарльза вышла Анита. Одного беглого взгляда на Чарльза Артуру было достаточно, чтобы понять, что расспросы нужно отложить на более подходящее время. Однако Финли не так хорошо понимал своего дядю, и его слегка неуклюжая попытка расспросить Аниту и Чарльза вызвала легкую тень недовольства на лице Артура. Он лишь молча кивнул Аните, когда она села в карету и слегка поморщился, когда в двери клацнул замок. Однако Артур молча созерцал окрестности и погруженный в свои мысли. Потом, воспользовавшись одной из остановок, достал из багажа книгу и углубился в чтение.

Когда карета остановилась, Артур, углубившийся в чтение, не обратил на это внимание. Однако запах гари и звуки выстрелов заставили его отвлечься. Мужчина чисто машинально закрыл книгу, положив между страниц закладку. Зажав томик под мышкой и оглянувшись назад, Артур понял, что карета уже вовсю полыхает. Усилием воли подавив поднимающуюся панику, Артур подналег плечом на дверцу, краем глаза заметив, как Финли пытается ногами выбить противоположную дверь. Неожиданный вопль Финли стегнул по нервам, заставляя уронить книгу. Обернувшись, он увидел, как Чарльз ловко выпрыгнул из кареты и насел на щетинистого типа, который ранил одного из Клиффордов.
-Помоги семье.
Чарльз, как всегда, умело сориентировался в хаосе и расставил приоритеты. Артур быстро выбрался из кареты и , пока щетинистый тип не отошел от встречи с рассерженным Чарльзом, вырвал из его рук револьвер и ударил рукояткой щетинистого по голове. Затем, держа в одной руке оружие, повернулся к карете и быстро помог выбраться из кареты Аните и раненному Финли. Помогая идти раненному племяннику потащил всех прочь с дороги, под призрачную защиту сухих придорожных деревьев...



Кучер принял ружьё капитана, и положил его себе на колени. Он уже не первый год служил у капитана, и сложившаяся обстановка нравилась ему всё меньше и меньше. Когда убили его коней, Кучер навскидку выстрелил из капитанской винтовки в одного из нападавших и, не глядя на результат выстрела, спрыгнул со своего места, где он был легкой мишенью и нырнул в придорожный кювет. Ловким движением передёрнув затвор, он высунулся из своего укрытия и выстрелил в одного из нападавших.
Результат броска 1D100+-15: 60 - "на вскидку;".
Результат броска 1D100: 13 - "стрельба из кювета".
16

Мужественное молчание.
Пропустить мимо ушей ядовитые реплики капитана и Финли и их столь же колкие взгляды, словно она одета в броню, словно ей все нипочем.
Сама сдержанность — железо, стекло, белоснежный глазированный форфор — холодная, тонкая, прямая — вот какой была Анита в этом путешествии.
Просто следовать своим путем, не объясняясь и не оправдываясь ни перед кем — глупо надеяться на понимание.
Изредка смотреть на мужа с любовью и, пожалуй, благодарностью. Это его слова там, в комнате, принесли ей облегчение и покой. Это его решение и его выбор, оказавшиеся столь поразительно сообразными с ее собственными, что теперь она благодарит господа за этот путь.
Быть может, их брак все-таки счастливый?
Не жаловаться на духоту.
Терпеть.
Так нужно — по возможности не причинять мужчинам неудобств, так следует.
Именно поэтому Анита не спросила капитана, отчего их так необходимо запирать внутри кареты, как будто Клиффорды способны высыпать из экипажа по пути словно перезрелые горошины из стручка.
Ее не конвоировали во время их немногочисленных остановок только потому что в их рядах не было конвоира-женщины, в остальном — это слишком напоминало заключение.
Слишком.
Мужественному молчанию Аниты пришел конец, когда карета встала. Послышался крик капитана и незнакомые голоса.
— В чем дело? — спросила Анита шепотом, одними губами.
Вновь голоса и очень скоро выстрелы, грузные шлепки лошадиных тел оземь, ржание испуганных скакунов.
Боже!
Анита сдавленно вскрикнула и неожиданно даже для самой себя разрыдалась. От страха, от бессилия, словно в эту минуту разуверилась в возможность своего будущего счастья. До того было ясно, а теперь — темно.
Брошенная мужем, подхваченная Артуром, дезориентированная, ничего не понимающая, Анита едва сообразила оглядеться, оставляя пылающий экипаж, а когда обернулась...
Пожар решил все: Анита не могла, не имела права, оставить кому бы то ни было вещи своего отца.
Да простит бог Аниту Клиффорд — она не доверила бы вещи отца даже Чарльзу. Еще нет. Возможно, никогда.
— Как вы смеете?! — взревела, путаясь в многочисленных юбках, спеша к небрежно брошенному Чарльзом на траву саквояжу.
Наперерез Аните кинулся их юный конвоир. Она не стала разбираться, зачем. Руки все решили сами: царапая, вдавливая, руки кусали чужое лицо, руки боролись, руки восставали.
В конце концов она пнула того, кто держал ее, коленом в пах и высвободилась.
Схватила саквояж и замерла в попытке понять, что происходит вокруг.
Сцену специально не завернула, хочу чтобы мастер поколдовал еще.

Моя фраза "пост будет завтра" так-то не всегда означает, что пост будет день в день (хоть я правда-правда стараюсь), но всегда означает, что пост уже прорабатывается мною, хоть бы и в моей голове.
17

DungeonMaster IoanSergeich
16.08.2018 06:25
  =  
      После того, как щетинистый, не успев среагировать на Артура, получил рукояткой собственного револьвера по голове, то, пошатнувшись и судорожно взмахнув руками, опрокинулся спиной назад; впрочем, еще пребывая в пусть и помутненном сознании и несколько обладая уздами равновесия, он постарался вытащить самого себя «за волосы» из того, ведомого только жрецам снов мира, который хищнически заволакивал солдата в свою странную пещеру, где никто не помнил о смерти, пребывая в блаженстве, и одновременно трепетал о ней, не желая отступать от кубка упоительной сонливости и коварной безмятежности. Мысль о том, что нужно потушить свечу сознания, с эхом упала на его губы, и те, уже желая поглотить ее разъединились, движимые самообольщением о мнимой жажде безрассудочности, но вдруг сильный напор дыхания сдул ее на подбородок, напомнив всему телу о вечно совершающейся литургии смерти. Где-то там, между Венерой и Марсом его рассуждений о чистом бытии воцарилась Земля жизни, полная воды, земли и жизни, где «все хорошо весьма», которая своим тонким стоном окончательно пробудила солдата, уже лежащего на тропе. Щетинистый привстал, держась за голову, которая плакала кровью и гудела что-то похожее на то, что повелитель мух проповедовал Саймону [1]. Но нет, не сегодня. Солдат упал на колено и, постепенно вставая, прорывая в дорожной грязи ямы своими острыми, как ему казалось, ногами, крикнул. Но только ресницами. Ему показалось, что он крикнул, и это было довольно громко, так громко, что он чуть не упал и снова не провалился в спиртовую банку собственного космоса, чарующего самозабвения и проч. Но громко только для него. И вот, он снова пришел в себя, и показалось ему, что он буквально увидел, как он «вошел в себя»: стоя лицом к лицу с собой, он открыл себя же, как дверь, и вошел в себя, но так и не разобравшись, кто из стоявших напротив лицом к лицу – настоящий он, ведь входили и стояли оба одновременно. Мир вокруг сосредоточился, наконец, и щетинистый, воспользовавшись мгновением этой адекватности, выкрикнул: «!мидохУ». Тут он схватился за голову и понял, что дело с его головой плохо. «!хи хесв и анатипак етьватсО», — тем не менее крикнул он. Силою вскочив на ноги, он уже не понимал, что происходит: мир перевернулся для него.

      К щетинистому тут же подбежали и усадили на коня, но солдат отключился, и в момент, когда уже почти свалился на земь, его подхватили и, оперативно сработав, увезли в сопровождении двух рядовых. Его усатый соратник крикнул остальным: «Гросвенор сказал уходить! Оставьте их!», — и вскочил на серую перепуганную лошадь. В этот момент из кювета вылез кучер и стрельнул в спину солдату, но пуля обошла усатого стороной. Говоря о кучере, нужно заметить, что он уже успел натворить делов: получив в руки капитанскую винтовку, он прострелил шею одному из банды щетинистого. В ответ, «бандиты», назовем их так, чуть ли не изрешетили капитанских лошадей и солдата, которому Анита и без того чуть не в кровь расцарапала лицо. Рваной тряпкой парень упал в дорожную глину, но деревья видели нечто необыкновенное: эта простреленная тряпка была подхвачена мудрым осенним ветром и, белоснежная, растворена в облаках. В железной же реальности из стальных облаков полил металлический дождь, стуча своими каплями по простреленной и полусожженной карете, как будто гвоздями о крышку гроба. «Бандиты» быстро собрались и, выкрикивая отнюдь не джентельменские слова, ускакали вслед щетинистому, взяв с собой лошадей.

      Капитан находил себя в полной темноте и тишине. Сейчас он будто бы ходил внутри черного беспросветного купола, и ни одна мысль не разукрашивала этот купол хотя бы в коричневый цвет. Он ходил внутри него и, шаркая ногами, повторяя в испуганном шепоте: «Если свет внутри тебя – тьма, то какова же тьма?» Его пугала тишина, он хотел было поговорить с ней, ибо знал, что диалог уничтожает страх, но не мог: тьма была немой, да и не читала газет. О чем с ней говорить? Но тут по куполу словно ударили молотом: «Бу-у-ум!» И еще раз, и еще, но все тише и тише. И тут капитан понял, что купол – это его щека, а эти удары – лишь шлепки капель дождя по ней. Он очнулся, и от удара, и от неуместного сюрреализма в моем исполнении, и открыл глаза. Чуть привстав, он увидел лишь Чарльза и Аниту, прыгающих на сумках, близ догорающей кареты. Сумки были потушены, но черны, - большего капитан не видел. Он повернул голову: мужик какой-то с окровавленной шеей лежал и не дышал. Справа – его солдат и мертвые лошади. Капитан почувствовал ком в горле и, пока он не застрял, тут же проглотил его. Он знал, как справляться с тем, что люди называли скорбью. А потом он обернулся и увидел живым своего младшего сопутника: голубоглазый мальчишка прибился в кювете, как воробей, держась за правую скулу. Ну хоть так.
      Совсем придя в себя, капитан поднялся на ноги, выпрямился, выхватил из сумки дорожный револьвер и направился к Клиффордам. Пройдя мимо семейной пары, он заглянул в канаву, где сидели одуревающий от всего произошедшего кучер, Артур и Финли, нога которого была при первом взгляде лишь поцарапана, а на деле так ранена, что на нее нельзя было ступить. Капитан кашлянул в себя и, сведя брови, словно уставший лекарь, сказал: «Перевязка нужна». На этом кэп окончил диалог с общественностью и, покашливая в кулак, принялся наматывать круги вокруг кареты. Артур, переведя взгляд на отходящего от себя потрепанного капитана вдруг заметил, что его собственная одежда была порвана в районе левой подмышки сухой веткой, вероятно, когда он затаскивал Финли в кювет.
      Читателю должно объявить, что вещи в багаже изрядно испортились: сумка Финли, вместе с его бумагами, документами и полотенцем, а так же левой штаниной от запасных брюк сгорела; вещи Чарльза и вовсе пропали: от белья и одежды остались одни намеки, деньги и чековая книжка бесследно испарились, документы почернели и были втоптаны в грязь, от коричневой папки остались лишь воспоминания и немного обрывков; все зеркала Чарльз разбил, все станки были растоптаны, но Анита успела вытащить из под ног мужа сохранившуюся коробку с отцовскими вещами, однако ее записная книжка сплелась с языками пламени так крепко, что и вовсе истаяла в ней: так Богородица обняла святость, став равной ей, честнейшей херувим и славнейшей без сравнения серафим. Не упущу возможности прославить Матерь Божию, но у нас тут вроде инвентаризация, так вот, осталось сказать, что вещи Артура волшебным образом сохранились: саквояж чуть подгорел, но в остальном все было вполне сохранено. Единственное, Чарльз растоптал аптечку и капсулы в ней, должно быть, разбились.

[2] Спустя время, капитан, окончательно пришедший в себя и отобравший у кучера винтовку, обратил на себя внимание: «Значит так. Дело плохо. Где-то тут заговор, очевидно. Я вот, знаете, поразмыслил так: этот урод-то говорил мне, вроде, о, значит, плане каком-то, мол. Ну, мол. Что капитан, мол. Ну, короче говоря, не особо я понял, что там да как. Но дело темное, джентльмены. И… леди. Да, конечно же леди. Угу», — капитан кивнул головой и покосился на Артура. — «Ну так вот. Вы все равно под конвоем. Ну не конвоем, а… ну. Надо, короче говоря, нам в Лондон. Вот. И мы, значит, отправляемся пешком, пока не найдем чего. Вперед по дороге, опасаясь левой стороны – там, докладывали, французские партизаны и оппозиционные эти. Предатели, короче. Вот, не хотелось вас беспокоить перед дорогой, но теперь вы все равно в безопасности: вон, нас три человека. Кучер, значит, солдат, и я. Было четыре, стало три. Ничего, считайте, не поменялось. Кхем. Дойдем быстро, если не будете… не будем, то есть, приблажничать. Все это, как вы поняли, серьезно. Да. Выходим. Это война, джентльмены. И… леди».
Результат броска 1D100: 84 - "процент повреждения огнем вещей Чарльза".
Результат броска 1D100: 12 - "процент повреждения огнем вещей Артура".
Результат броска 1D100: 53 - "процент повреждения огнем вещей Финли".
Результат броска 1D100: 33 - "процент повреждения огнем вещей Аниты".
[1] Я ну просто очень хочу привести этот гениальный момент из Голдинга, и не хочу тратить ваше время на его поиски :)

[2] Между этими событиями ожидаются действия ваших персонажей. Также жду реакцию персонажей на заключительные слова капитана.

-------------------
В этом посте я хотел бы, так сказать, ввести своих новых соигроков в т.н. "Ваня-стайл" (с) Инайя. Я не стал писать посты в своем обычном стиле с самого начала, т.к. это изрядно выносит мозг, но вот теперь, когда вы ко мне более менее привыкли, я начну потихоньку становиться собой в тексте. Пока только в состояниях аффекта, снах, видениях, агонии и проч. Ну а потом как пойдет.
А вот это важно: т.к. HelgaCadav по-божески отнесся к солдатику и любит отыгрывать таких персонажей, то я усыновляю ему этого нпс на неопределенное время. Теперь этот персонаж твой, отныне ты отыгрываешь по большей части Чарльза, но и немного этого голубоглазого юношу, черты которого ты обрисовал в своем прошлом посте. Можешь придумать ему любую биографию, характер и т.п. Делай что хочешь в рамках адекватности - он твой. Не придавай ему особого значения, и помни, что он служит капитану, хотя и может иметь совершенно любое мнение о последнем.
Также, я усыновляю нпс кучера игроку VICTUS PALLIDUS на тех же условиях, потому что это прикольно, черт возьми. Нигде такого не встречал, чтобы мастер дарил нпс направо-налево.
Вот. Финли - красавчик, у него рана. Я ее мастерским произволом усиливаю. Там прямо больно и кровища. Вообще, я сильно рассчитываю на рефлексию этого особенного *подмигивание* персонажа. Вот.
Ну и Анита. Инайя, сейчас вообще будет неожиданный поворот событий. Я хочу, чтобы Анита, открывая шкатулку с вещами ее отца, погружалась в рефлексию детских воспоминаний, когда она в этом сказочном и светлом мире детства, со своими гиперболизированными страхами и радостями, наивными идеалами и проч. живет, переживая историю каждой вещи, которая лежит в коробке. И сделаем мы это так: сейчас как раз время открыть коробку, и ты опишешь первое воспоминание: какое оно - светлое или грустное? близкое сердцу или едкое до смерти? ясное или совсем потертое? Короче говоря, я приглашаю тебя в мир воспоминаний, где ты начинаешь, описывая действия Аниты в детстве и ее восприятие мира, а я заканчиваю неким бессознательным дополнением в "Ваня-стайле". Не забудь выйти из воспоминания и описать действия персонажа в реальности))

Вот так. Вы очень талантливые. Давайте сделаем эту игру потрясающей.
Отредактировано 16.08.2018 в 06:43
18

Чарльз Клиффорд HelgaCadav
18.08.2018 19:54
  =  
Чарльз ругался так, как не ругался даже долгие годы назад в благословенную пору студенчества, когда ему доводилось марать себя общением с каким-то ирландским отребьем. Пламя не подчинялось ему; своевольное и жадное, оно поглотило его сумку почти полностью к тому моменту, как он вышвырнул её из багажного отделения, и никакие его усилия не могли этого остановить. Пламя поглотило сумку, и, опалив лицо, взвилось вверх. Чарльз отшатнулся.

Охваченный безумством, он оглянулся. Те, кто напал на них, сбежали; короткие выкрики были слышны, но пытаться нагнать их было совершенно бесполезно, очевидно. Он, увы, не увидел даже лица того, кто был инициатором, а этого ему очень хотелось - насколько нужно быть идиотом, чтобы напасть на.. Да так бестолково...

Чарльз сделал глубокий вдох, очень глубокий - до рези в легких. Опустил голову. Сделал выдох. Снял цилиндр, пригладил волосы, водрузил его на место.

Улыбнулся.

Он жив, а значит, ничто ещё не потеряно. Он, черт возьми, Клиффорд. Мало ли, что там сгорело...

Справившись с собой, он обернулся к Аните. Та, прижимая к груди саквояж с вещами отца, глядела на него, точно дикая кошка, словно готова была вот-вот ударить. Руки её дрожали, словно после сильного напряжения. Подняв ладони, Чарльз подошел к ней.

- Это закончилось, dear. Они ушли, - голос был низок и тих: никакой угрозы, никаких резких движений. Подойдя ещё чуть ближе, он привлёк её к себе. Запах гари витал в воздухе, карета продолжала гореть, но звуков выстрелов больше не было, и это было лучшей разновидностью тишины. Отстранившись, он взглянул в глаза: - Ни один из них не ранил тебя?

Возня в кювете была слышна отчетливо; обернувшись, он увидел искаженное болью лицо Финли. Нахмурившись, он подошел к нему. Поправив цилиндр, он присел к нему.

- Покажи, - произнес он твердо. Познания в медицине, полученные от матери, были, откровенно говоря, довольно поверхностны, но то, что рану нужно промыть и перевязать, было совершенно очевидно. Подняв глаза на Артура, он спросил: - Ты осматривал его? И ты, кажется, брал аптечку. Что там?

Справа послышался какой-то шорох. Обернувшись, Чарльз увидел широко распахнутые глаза юноши, который в него выстрелил. Лицо представляло из себя мешанину из вины, недоумения и испуга. Сощурившись, Клиффорд сухо ему бросил:

- Подойди. Поможешь.

В дело вступил Артур, и Чарльз наблюдал за ним и за племянником, чуть склонив голову к плечу. Когда всё было окончено и крик Финли оканчательно угас в разреженном воздухе, Чарльз поднялся и стряхнул с плеча невидимые пылинки.

Раздался голос кучера. Обернувшись, Клиффорд внимательно выслушал его слова. Подойдя, он кивнул.

- Я считаю, вы правы. Несомненно, если они упоминали моё имя, то я им... чем-то интересен, равно как и капитан. - Глаза блеснули из-под цилиндра. - Но чем? До сегодняшнего утра ни я, ни моя семья, - он обвел ладонью присутствовавших, - не знали, что мы куда-то отправимся все вместе. Быть может, кто-то из недоброжелателей капитана решил уничтожить его карьеру? Мне жаль говорить, но сейчас, когда конфликт между благословенной Британией и проклятой Францией так обострился, многие могут решить, что проще совершить подлость, чем благородно заслужить поощрение. У вас есть идеи, капитан?

И, выслушав капитана, Чарльз добавил:

- В любом случае, придерживаться прежнего маршрута неразумно. Они знали, где мы проедем, значит, им известны и дальнейшие наши планы. Их необходимо менять. Пытаться сократить путь до Лондона неразумно тоже; это слишком очевидно. Не лучше ли сделать крюк и пройти ближе к фронту? Он всё равно ещё слишком далеко, чтобы быть опасным, а у нас будет больше пространства для маневра.

Отредактировано 08.09.2018 в 12:26
19

Финли Клиффорд Stranger92
21.08.2018 14:50
  =  
Финли было больно. Финли было очень больно. В ногу словно вбили раскалённый гвоздь. При каждом движении гвоздь шевелился, исторгая из горла юноши новый сдавленный вопль.
Да, он не был военным. Ни капельки.
— А-а-а! Агх... а-а...
Сквозь застилающий глаза туман виднелась проплывающая мимо земля.
Они куда-то идут? Куда? Зачем? Какая, впрочем, разница?
Как же больно...

Если бы он был сейчас в состоянии думать о чём-то кроме своих мучений, в состоянии слышать и понимать происходящее вокруг, он обратил бы внимание на странное отношение нападавших к Чарльзу и непременно проклял бы тот день, когда узнал этих людей и вошёл в их дом и в их семью. Из-за них он оказался в этой карете и в этой канаве, из-за них он получил пулю в ногу... из-за них?
Он был юн и несдержан, но уж точно не глуп. И будь у него возможность поразмыслить, он, пожалуй, мог счесть это справедливым возмездием.
К лучшему или нет, но такой возможности у него не было.

Оказавшись в холодной грязной луже придорожной канавы Финли немного пришёл в себя. Настолько, что начал осознавать происходящее и даже издавать членораздельные звуки. На более деятельное участие его сейчас решительно не хватало.
Впрочем, участвовать было уже не в чем.

— Что?.. — парень непонимающе посмотрел на Чарльза, сидящего напротив него с внимательным и суровым видом. Всё внимание юноши по прежнему занимал ворочающийся в ноге гвоздь боли, и сама мысль притронуться к нему вызывала приступ тошноты. — Н-не... не надо...
20

Артур засел в канаве и опустил на землю Финли и только после этого заметил, что Анита не с ними. Высунувшись из импровизированного окопа Артур ожидал худшего. Однако всё закончилось так-же неожиданно, как и началось. Мужчина ошалевшими глазами проводил убегавших противников, даже не вспомнив о том, что в его руке покоится револьвер. В таком виде его сначала застал капитан, который чуть заметно качнул головой, увидев рану Финли. Затем, забирая свою винтовку у оказавшегося рядом кучера, капитан своей короткой речью вывел, наконец, Артура из своеобразного ступора, в котором тот прибывал, и Чарльз увидел другого Артура.- Бледного от пережитых волнений, но уже способного к осмысленным действиям. В ответ на вопрос он честно ответил.
-Я пока не смотрел.Ты же знаешь, я больше всё-таки историк...-голос Артура был хриплым, неуверенным, но постепенно становился всё более "живым"- Аптечка? Она была в моем коричневом саквояже. Она уцелела? Да ещё нам понадобиться чистая вода, рану промыть. И несколько веток, костыль соорудить.
Артур, закончив поднял взгляд на кучера, который стоял рядом. Коротко кивнув головой, тот сначала снял с пояса фляжку, затем отошел к догорающей карете и вытащил из огня несколько опаленных досок. Затушив ногами языки огня, которые жадно лизали сухую древесину, он взял их, и выбрав из груды вещей, спасенных Чарльзом коричневый саквояж.Сначала подойдя к Капитану, он сказал тому несколько слов, затем вернулся к Артуру Тот, в это время вытащивший из кювета Финли, начал снимать с него обувь. Руки Артура всё ещё предательски дрожали, поэтому разуть раненную ногу не получалось так осторожно, как хотелось бы. Из-а этого Финли страдал от адской боли.
-Без этого никак. Тихо, тихо. Скоро всё закончиться. Чуть чуть осталось.- Голос Артура был полон почти отцовской заботы. Но в следующий миг он не смог сдержаться.- Проклятие.
Открывшаяся картина действительно выглядела жутковато. Пуля, пробив подошву, зацепила кость. Она не выдержала этого, и из-за этого линия "ребра" стопы была нарушена, и основание мизинца стояло под неестественным углом. Промыв водой стремительно опухавшую ногу, Артур достал из саквояжа какую-то майку и подложил её под пятку Финли. Достав следом помятую жестяную коробку и открыв её, Артур издал вздох разочарования- флаконы с пилюлями и ампулы с лекарствами разбились, и всё их содержимое смешалось в один ком, сильно пахнувший аптечной химией. Сникший Артур поднял разочарованный взгляд на кучера, и тот понял "лекаря" без слов. подойдя за спину к Финли, тот осторожно, и вместе с тем сильно обхватил того, не давая раненному навредить себе. За здоровую ногу робко взялся голубоглазый солдат, который пришел следом за Чарльзом. Увидев, что пациент надёжно зафиксирован, Артур несколько раз глубоко вздохнул, стараясь не глядеть в глаза племяннику. Затем он, решившись, ощупал место ранения, и резко дернув, поставил кость на место. Короткий миг боли для Финли, должно быть, сменился облегчением. Дернувшись от боли и зашипев, он постепенно расслабился.
- Почти всё.
Достав из аптечки бинт посуше Артур перебинтовал рану,затем взяв было в руки одну из досок, на секунду задумался, затем отложил деревяшку в сторону. Он достал из своего саквояжа футляр с револьвером, высыпал его содержимое обратно в саквояж и разломал лакированную коробку на части. Отобрав дощечки, оббитые с одной стороны бархатом, Артур приложил их мягкой стороной к ноге и прибинтовал их ещё одним бинтом. После этого Он расслабился и, наконец, смог дышать нормально.
-Ну всё, осталось соорудить костыли..
Артур оправил на себе одежду и только сейчас заметил, что его одежда пострадала. Прижав левую руку к туловищу, чтобы его конфуз никто не заметил, Артур обвел глазами всех собравшихся. Не заметил ли кто его конфуза. В его глазах на секунду мелькнул страх и что-то ещё чему не было названия. Но разве простая порча костюма, особенно в таких условиях, могла вызвать страх у джентльмена? Может быть, то был просто отблеск вечернего солнца?
Отпив немного воды из фляжки, что ему дал кучер, Артур отдал её хозяину и достал из кармана портсигар. Жадно затянувшись табачным дымом он присел около Финли и спросил его.
-Ты как? Полегче?
===========================================================================================
Когда бой утих и к ним подошел Капитан, Генри как раз наморщил лоб, стараясь вспомнить какую-то деталь, которая казалась ему важной. Автоматически отдав винтовку Капитану, Генри так-же молча дал флягу джентльмену, который занялся Младшим Клиффордом. Затем, всё так-же молча он отошел к карете и, уже сбивая огонь с приглянувшихся дощечек, он неожиданно вспомнил. Это воспоминание прострелило разум кучера и тот, подхватив саквояж, про который говорил Артур, поспешил к капитану.
- Сэр, позвольте обратиться.- Дождавшись ответа Капитана, Генри выложил то, что, на его взгляд, было очень важным.-Сэр, главарь напавших на нас, после того, как ударил вас, крикнул своим, Мол, не трогать Капитана, то бишь вас, и Чарльза. Сдается мне, они из-за него они и напали. Толи свой он им, или живой он им зачем-то очень нужен. В любом случае, сдаётся мне, они не молокососы какие-то, могут и обратно нагрянуть..
Затем он вернулся к Артуру и помог ему оказать первую помощь. Не первый раз в жизни Генри видел, как оказывают первую помощь и Артур, которого ощутимо потряхивало после перестрелки, определенно не тянул на звание лучшего доктора из тех, кого Генри видел на своем веку. Но он видел эскулапов и похуже, да и рана не была очень тяжелой. Поэтому кучер надеялся, что всё для молодого человека закончиться хорошо. После того, как Финли пережил эту "операцию," не закричав от боли, Генри проникся уважением к этому парню. Однако взгляд, которым одарил всех Артур, когда встал, не прошел мимо внимания солдата. Сощурившись, Генри одарил Артура взглядом, полным подозрения. Сам он начал делать костыли из принесенных досок и куска бечевы, который достал из кармана. То, что у него выходило казалось кривоватым и топорным, но чувствовалось, что для солдата делать такого рода костыли было не впервой...
21

DungeonMaster IoanSergeich
12.09.2018 23:47
  =  
      Капитан, запутавшийся в паутине своих мыслей и переживаний, бродил рассудком где-то между шерстяных облаков, ударяясь о них плечами и от них, вымышляемых, отскакивая, а в реальности же просто шатаясь по дороге, пожевывая папиросу. Вдруг сквозь шерстяные облака просунулось лицо кучера, и капитан сосредоточился, если и не на реальности происходящего, то на той речи, которую ему решил доложить Генри. Когда дело дошло до самой сути, то есть до подозрений на Чарльза, капитан упал со своих небес на землю и почесал правый ус. Кучер отошел, а капитан, поругиваясь тихонько, принялся попинывать камешки и слоняться вокруг пепелища, нервно поглядывая на сухой ельник у дороги. Порой он бил ладонью о ладонь, недовольно хрипя, дважды сплюнул, тоже недовольно, и один раз чуть было не взвыл на небо, но из-за папиросы в зубах, этот возглас напоминал разве что кряхтенье. Капитан поохал еще пару минут и, дождавшись пока Финли не встанет на костыли, окрикнул своих подчиненных. Собравшись вместе с солдатом и кучером в треугольник, он медленным и внятным шепотом проговорил им очередной приказ: «Короче говоря… говоря короче… ох… мда… Ну так вот. Короче говоря, подошел ко мне этот, Клиффорд-то, старший, значит. И говорит, мол, нужно курс сменить. Рядом, говорит, с линией фронта прошагаем и, мож, живы останемся. Так-то вещь сказал, не поспоришь. Так и сделаем. Но вот в чем закоряка, мужики: Чарльз-то этот не такой уж и простой фрукт. Во-первых, меня послали за ним из самого Министерства. Во-вторых, походу, как Генри говорит, это нападение тоже из-за него. И вот сдается мне, что Чарльз – совсем не жертва, так сказать, обстоятельств. Попахивает, так сказать, каким-то заговором, и вообще. Ну так вот. Вот, короче. Слушайте: Пойдем ближе к линии фронта, обходя дорогу. Когда я ехал сюда, по этой же трассе, то мы чуть выехали с дороги, и там было вдалеке кладбище. Так вот, боевая задача — вы двое должны сопроводить этих клоунов из его семейки на кладбище это. В прямом, а не в фигуральном смысле. Чтобы никаких трупов и всяких… Конечно, если они будут вдруг чего замышлять, если они вдруг там… Ну вы поняли. Если что, короче, то вы их усмирите, а если уж совсем никак, то уж все равно. Защищайтесь по законам военного времени. Ясно? Все, можете идти. И да, вот еще: на кладбище этом найдите место и подождите меня с Чарльзом, пока я не вернусь. Ну, если дождь все еще будет, то всяко в какой-нибудь склеп там заберетесь, да? Хорошо. Там меня и ждите. Где-нибудь» — капитан достал еще одну папиросу, но руки его так трясло, что он даже не смог поднести ее ко рту. Вскинув взмокшую челку, как осенний лист прилепившуюся к его морщинистому лбу, он обронил папиросу и продолжил, — «А я пойду с Чарльзом еще дальше. Туда, еще ближе к границе. Скажу ему, что, мол, пойдем, будем смотреть, действительно ли, как ты говоришь, там еще нет французов. Мол, обсмотрим все и будем так идти, прикрывая — я своих подчиненных, он — своих родственничков. Вот, мы с ним пойдем. А там, близ границы – лес. В том то лесу я его и допрошу как следует. Никуда от меня не денется. Вот. Вот, что я надумал».
      С этими словами капитан встал в круг Клиффордов и, тяжелым как логарифмическое уравнение взором впился в подбородок Чарльза. Проведя некоторый инструктаж, он под руку проводил Финли до того места, где их пути расходились, и, перед тем как остаться с Чарльзом один на один, еще раз все объяснил своим спутникам. Помолившись вместе с Клиффордами перед разделением, капитан похлопал Финли по плечу и кратко кивнул Артуру. Они разделились.
      Ветров ухмылка. Деревьев стон. Судьбы развилка — двуглавый питон.

      Звук шагов. Шагов тихих, но уверенных. Быстрых. Эхо от них доносится до нашего уха, отчеканиваясь от мраморного пола. Шаги все ближе и ближе, все тверже. И запах: тут и духи, и запах свеч, чуть ли не ладана. И это ощущение осязания какой-то материи, будто бы плотной занавески. Чего-то темно-красного, даже бордового. И падающий на губы привкус вина. И брови, не знаю, чувствуете ли вы в темноте брови и ресницы, но я чувствую их всегда и доложу вам, что это внушительные, жесткие, но негрубые брови. Ресниц почти нет, я их не слышу. Видимо, это мужчина… Да, слышите, он поправляет галстук? Кашлянул. Идет дальше. Как стук часов, но не от секундной стрелки, а от мрамора. И вот, уже вторая минута. Тик-тик-тик от мрамора. Остановился. Благоговейная тишина. Ох, кажется, он садится на колено. Может, я ошиб… нет, точно на колено. Размыкает губы, набирает воздуха. Выдохнул. Еще раз размыкает губы, набирает воздуха во второй раз и:

— Мой Лорд, для меня честь доложить вам о нашем испытуемом, новоначальном. — голос строгий и складный, голос с опущенными глазами, с глазами, напряженно глядящими в пол.
— Великий Мастер приветствует тебя. — голос надменный и полутвердый, и еще, будто бы в этом голосе есть кусочки арахиса, по-другому и не объяснишь. — Насколько мне известно, наш милый друг… как там его…
— Клиффорд.
— Да, Клиффорд. Он хорошо показывает себя. Достаточно скрытный. Быстро нашел себе место, где можно было бы умереть для всех городских. Быстро втерся в доверие. Никто его не подозревает. Он хорошо идет, пожалуй, ему следовало бы устроить конечное испытание, и принять в наш Круг.
— Мой Лорд, Клиффорд вдруг бросил все и отправился в Лондон, причем, как мне доложили, обходным путем, через то самое место близ N., почти что близ границы. Он просто сорвался и пошел туда. Как мне известно, он долго расследовал об этих местах, и, мне кажется, он нашел то, что находить было не должно. Или же ему кто-то выдал это.
— Что ж. Это даже интересно. Очень интересно. Значит, наши планы все же будут исполнены, сын мой. Близ N.? Там где мы погребли…?
— Да, мой Лорд.
— Поразительно. Если он не последний дурак, то избавится от свидетелей и, закончив все испытания разом, войдет в Высший Круг Высокой ложи.
— Немыслимо.
— Такой шанс бывает раз в миллион лет. Он просто не может не знать, что масонские одеяния передаются как по родству, так и по идентичности, по телу, в котором течет кровь агнца из того же стада. Тот ведь тоже был Клиффордом?
— Да, мой Лорд. Нужно лишь надеяться на то, что неофит знает о том месте. Если он пройдет его… И еще на то, что он сработает тихо. Как же все это устроить?
— Мы не будем ему подавать милость. Пусть это и будет его испытанием. — И плащ захрустел. Рука потянулась. Тяжелая медлительная рука. Губы приложились к руке. Воротничок погнулся.

      Какие странные звуки! Какой странный антураж. Пока я увлекся подслушивать за тем, что происходило где-то в столице, настал вечер, и солнце, в горячке, уже закутывалось в плед горизонта, о чем-то устало вздыхая. Дождь все не переставал, хотя в лесу, куда входил капитан вместе с Чарльзом, его почти не ощущалось. Хрустели ветки от тяжести вечерних теней от сухих елок. Вороны в отдышке храпели, напряженно вглядываясь в смерть. Мох шипел под ногами, а вскоре и вовсе утоп в болотной тине. Капитан шел чуть впереди, приготовив винтовку. Тишина вдруг заржала между стволов деревьев.
      Клиффорды с кучером и солдатом как раз подошли ко кладбищу. Старые иссохшие могилы от дождя будто бы вспенились и разбухли. Казалось, что гробы сейчас всплывут откуда-то из глубины земли, что памятники выпадут из нее, как молочные зубы. Ограды блестели ржавчиной. Противная псина шаталась неподалеку и смеялась, казалось, человеческим голосом. Клиффорды подошли к богатому склепу, символы масонов составляли все его орнаменты. Ледяные струи дождя бежали по мраморным стенам гробницы. Гоготанье тишины донеслось и до сюда.
      Капитан взглянул вперед, в глубину леса, где землю прикрывала однородная зеленая трава. Он, нахмурившись сделал шаг вперед. Что-то хлюпнуло под его ногами. Капитан не предал этому значения и, сделав резкий шаг, по колено провалился в болото, показавшееся от расступившихся растений. Он тут же сделал истеричный взмах другой ногой, и та тоже угодила в болото. Капитан крикнул. Крик его испугал лес. Он бросил винтовку на твердое место перед собой и, резко схватился руками за какой-то куст. Тот тут же поплелся за руками капитана прямо в яму. По плечи в тине, капитан со слезами на глазах искосил рот и, крикнув Чарльзу, в смертельном страхе приказал ему достать его из болота. Капитан еще больше побарахтался и еще больше ушел под землю. Одна голова с рукой торчали из этой лесной Харибды. А она пережевывала тело капитана, истошно кричащего Чарльзу какой-то предсмертный страшный вздор. В голову Чарльзу тут же гонгом ударили две мысли. Одна — от ангела, вторая — от князя мира сего.
      Кучер ударил по замку и склеп открылся. Лязг металла осатанело провизжал какое-то проклятье. Взору Клиффордов открылась такая картина: на алтаре близ гробницы лежало разложившееся раздробленное тело теленка, стояли свечи, и к самой большой из них был приставлен инструмент вольных каменщиков, запечатленный на их гербе. Он был измаран в крови и своей верхушкой указывал чуть выше, на некий механизм, который открывал, видимо, неподъёмную крышку саркофага. Это была протянутая рука, которая ждала ответного жеста, однако пальцы ее были сложены как-то странно, особенно. Вкруг захоронения были начертаны слова на некоторых языках: «Никто не знает Отца, кроме Сына». И прибавление: «Последние станут первыми», «Кто примет награду пророка, получит награду пророка», «Не все смогут войти…» и т.п. Прогремел гром. Искры от него эхом пронеслись по склепу. В глазах каждого отразились страшные всполохи смерти. Эпитафия осветилась на мгновение. И на крышке гроба мелькнуло отражение имени погребенного: «Финли Клиффорд. 1818-1840 гг.»

Конец I акта.
22

Комнаты: 

Добавить сообщение

Нельзя добавлять сообщения в неактивной игре.