Чертополох | ходы игроков | Totum revolutum — Мортис

Окрестность думает стихами,*
Но мы не разбираем слов.
То нарастает, то стихает
Шальная ритмика ветров.

Неся дожди на берег дымный,
В раструбы раковин трубя,
Моря себе слагают гимны —
И сами слушают себя.

И скачут горные потоки
По выступам и валунам,
Твердя прерывистые строки,—
Но только грохот слышен нам.

Не стоило столько пить! Впрочем, кто сказал, что не стоило? Возможно, это и было единственным способом не сойти с ума от всего услышанного и увиденного. А возможно Мортис всё же сошёл. С ума. Или просто с выбранной когда-то дороги в полнейшую неопределённость. Как бы там ни было, всё не имело значения, когда так дико раскалывалась голова! Почему биолог не воспользовался возможностями современной медицины? Кто знает. Может быть, он втайне желал этого похмелья, этой уважительной причины оттянуть решение ещё ненадолго. А, возможно, дело было в чём-то ином. Но полилась музыка, и всё стало неважно. Рассказ Руэла, философствования Уилла, раскалывающаяся, как спелый арбуз, голова, судьба человечества. Всё отошло на второй, третий, десятый план, всё растеклось фоном для музыки, которая уводила человека за собой. Уводила в путешествие, гораздо более дальнее, чем проделанный между звёздами путь.

****
Это было похоже на тот первый раз после пробуждения в анабиозной камере. Это было похоже на второй раз, когда ненормальный таракан нажал невидимую кнопку, и безумие овладело большей частью экипажа. Это было совсем не похоже на тот первый раз. И на второй почти не похоже.

Тьма обволакивала, как обволакивала тогда, вытесняя из реальности комнату, заполняя собой. Тьма не пыталась разодрать разум в клочья, как пыталась тогда, она обнимала ласково. С ней не надо было больше бороться, её не надо было покорять и усмирять, ей нужно было просто отдаться, довериться. Так ныряет в реку пловец, пусть чуждая и опасная, пусть бурная, но добрая стихия принимает его, обволакивает, несёт за собой, стискивает в объятиях, а когда приходит пора, выталкивает наружу.

Музыка обволакивала плавно и постепенно, и всё же в какой-то момент Мортису сделалось страшно. Уж слишком непредсказуемым был поток. Это не было паникой, как раньше, это скорее было страхом ныряльщика, перед погружением в холодную воду, страхом парашютиста перед прыжком. Но биолог сделал этот шаг и плыл среди звуков хаоса, в которых счастье и горе, любовь и ненависть, ужас и радость перемешались так, что не отделишь одно от другого. И всё же он плыл не вслепую, ведомый уже не паникой, а музыкой, прокладывающий среди хаоса свой собственный путь.

Мортис создавал. Если раньше он творил, даже не понимая, что делает, если раньше единственным его материалом были страх и ярость, то теперь он творил осознанно, лепя свой собственный мир — мир хаоса и неопределённости. Его творение было не из тех, что украшают выставочные залы, нет, оно было таким, о которых спорят — то ли это нечто гениальное, то ли просто случайный набор штрихов, баловство, которым забавляются дети и авангардисты.

Вместо красок или глины — собственные чувства. До того спрессованные, смешанные одно с другим, что и не выделить оттенков. Хаос и неопределенность, сливаясь воедино, создавали мир Мортиса. Это было так просто. Хаос и неопределенность стали склонами гор, поросшими редким лесом. Гор, на вершинах которых дремали потухшие вулканы, временами просыпаясь. И никто, даже Мортис не мог сказать, когда пробудится очередной огненный котел. Гор, северные склоны которых спускались к равнине, зимой занесенной снегом и льдом, а летом изнывающей от жара. И никто в целом мире, даже новоявленный Вершитель, не мог сказать, когда именно ледяная зима сменится знойным летом. Гор, в ущельях которых по камням неслись бурные реки. Гор, с которых то и дело сходили лавины и камнепады. Огонь, снег, бурные потоки воды и камня — таким был мир Мортиса. Не слишком гостеприимный, но парадоксально прекрасный.

Мортис создавал — реки и горы, снегопады и косые струи дождя. Это оказалось так сложно — создавать.

*****
В какой-то момент Скальери понял, что выдохся. Что сдохнет прямо здесь и сейчас, если не остановится. Строительный материал он черпал из собственной души. Отдашь мало — выйдет редкая хрень, отдашь слишком много — можно и скопытиться самому. Так же, как гладиаторы на арене, отдающие страх и ярость без остатка. Так же, как несчастная Лиза. Об этом предупреждала музыка, словно тревожная кнопка в мозгу. «Хватит, хватит, пора отдохнуть», — ревела мелодия.

****
Душа Мортиса Скальери — биолога и отчаянного парня привалилась прямо у кратера вулкана. Это было опасно, но душа Мортиса плевала на риск. Она спала и видела во сне летонитовую комнату. Видела свое родное тело, неподвижно сидящее среди себе подобных. Душа даже почувствовала перегар изо рта. Тело маялось похмельем, звало, у него раскалывалась голова, а без души было совсем неуютно. Тело умоляло вернуться, но у неё остались ещё дела. Вернуться сейчас? Она могла. Но не хотела. Опасно прерывать создание мира, опасно оставлять недоделанное на полпути. Путь. Когда душа вспомнила о пути, она мигом проснулась, оглядывая сама себя и своё творение. Всё здесь было взаправдашнее. Разве что, кроме неба. Вместо неба серебристая, будто подарочная бумага, пелена тянулась сверху. Когда пожелаешь — светлела, когда захочешь — оборачивалась тьмой. А остальное было совсем настоящее. Грозное и красивое. Всё кипело, бурлило, неслось и падало. Всё состояло из хаоса и неопределенности.

Нельзя было мешкать, этот мир вышел прекрасным, но опасным. Нужно было пробираться к единственной точки покоя, к оку урагана, где можно завершить начатое, оторвав этот мир от себя. Обрезать невидимую пуповину, позволив ему существовать не только в мечтах или кошмарах. Тогда можно будет и вернуться. Душа Мортиса знала, что дорога будет сложной. А еще она знала — в какую сторону не пойдешь — придешь, куда надо.

****
Мортис стоял босиком на горном склоне в одной лишь легкой летней рубашке и шортах. В любой миг его грозил сжечь в потоках лавы проснувшийся огненный дракон. Погода, меняющаяся с хаотичной быстротой, «радовала» сейчас жутким ливнем, от которого начинающий Вершитель промок до нитки. А через пять минут ливень грозил смениться палящим пеклом или градом. Предсказать здесь ничего заранее было нельзя. Можно было пробираться по вершинам гор и холмов, надеясь вовремя удрать от проснувшихся вулканов. А можно было спуститься в ущелье. Спуск был сложным, то и дело со склонов срывались камни, ухая вниз, в бурлящую на дне ущелья узкую полоску реки. Ещё можно было спуститься по северным склонам и идти по равнине, где зной сменяется морозом так часто, что ничто не могло выжить там. В любом случае, какую бы Мортис не избрал дорогу, следовало торопиться. У него не так много осталось того самого «строительного материала», которым только и можно было защититься от этого мира, а значит, стоило поспешить.

Мортис

Мортис стоял на слоне утеса и с восторгом осматривал растелившийся вокруг мир. Это был его Мир – творение его духа и мысли. Мир полный хаоса и неопределенности, место, где смерть поджидала тебя на каждом шагу, и в то же время он наполнял твою душу величием сотрясавшего его Хаоса. Хотелось преклонить колено и отдаться воле неизвестности , ибо смерть уже не пугала, а была лишь продолжение того бесконечного акта безумия , что танцевало свое танго вокруг стоявшего на краю пропасти одинокого ученого. Хотелось слиться со всем эти , но Мортис знал, что тогда все его труды будут напрасны. Мир умрет, а этого Скальери не хотел допустить ни в коей мере.

Как он тут оказался? Ответ был не важен астробиологу, хотя он и знал в чем дело. Зачем захламлять мысли ненужной чепухой, когда можно было тупо стоять на краю обрыва под проливным дождем и во всю глотку орать в бесконечность от переполнявшего тебя восторга. О БОЖЕ , КАК ЭТО ПРЕКРАСНО! Задрав голову к небесам ,Мортис жадно поглощал лившиеся на него потоки ледяной воды. Как же это чудесно ощущать дождь, мерзнуть от холода и изнывать от жары.

Жаль , что сил осталось так мало, а хотелось еще столько всего сделать…

Смотри туда куда идешь,
Сквозь волны и ветра.
В ту страну, в чьем пламени,
Пылает та звезда.

Увы, как бы кайфово не было, но следовало двигаться дальше. Мортис явственно ощущал это. Следовало найти ту звезду, что словно маяк звала его вперед. И он двинулся в путь. Впереди расстилалась бесконечная равнина, где зной сменялся всепроникающим холодом, а лед превращался в пар , минуя стадию воды. Поначалу хотелось отрастить крылья и воспылать над всеми этими горами и лесами подобно Икару , но Мортис помнил , чем закончилась та история. Посему, дабы оградить себя от опасностей чересчур капризного мира, Скальери решил ограничиться лишь тем, что было знакомо ему так же хорошо, как «отче наш» христианину. Вместо крыльев за спиной Мортис решил облачить себя в защитный костюм, наподобие легкого скафандра . что был на нем тогда на Чертополохе. В голове сразу же всплыли жуткие воспоминания первого безумия, охватившего тогда ученого. Но в отличие от того момента, сейчас Скальери понимал суть тех явлений. Это было одно из проявлений Хаоса. А хаос, как недавно понял астробиолог, и было основой всего - начиная от большого взрыва и кончая текущим моментом бытия ( и не важно где ты находился - в этой , или в той вселенной), ибо каждый хаотично двигающийся атом, каждый кварк в нем , каждый электрон являлся по сути своей его частицей. Хаос был той наковальней, на которой в итоге Бог сковал этот Мир за семь дней.

Мортис стоял у обрыва, так близко к краю, что шквальные порывы ветра едва не столкнули в пропасть. Стоял и орал в восторге, глядя на своё творение. Кажется, от его голоса где-то начался камнепад. Опасно орать в горах. Чуть протрезвев, Вершитель осознал — пора продолжить путь. Дождь и не думал прекращаться, наоборот, он лил, казалось, еще сильнее, чем раньше, отчего почва размокла, и спускаться по склону босыми ногами стало во сто крат труднее. Один раз путник чуть не полетел кубарем вниз, подскользнувшись в грязи, но чудом сохранил равновесие, ухватившись за какой-то торчащий из ближайшей скалы пучок бурьяна. Другой раз больно саданулся о незамеченный камень большим пальцем почти до крови. Да уж, спуск на веселую прогулочку не походил.

Еще только наметив свой путь в долину льда и жара, Мортис постарался защитить себя. Но из строительно материала у него имелись только хаос и неопределенность. Из них, конечно, много чего можно сделать, но вот для защитного костюма материал совсем не подходящий. Одежда, сотворенная Мортисом напоминала что-то среднее между тюремной робой и фраком. От фрака в ней был галстук-бабочка. При этом на ногах вместо ботинок почему-то возникли лапти. На каблуках. И как будто мало этого хаоса было биологу, через буквально пару секунд лапти превратились в лыжные ботинки, а сверху Мортис оказался облаченным в шифоновое платье. Осмотрел себя: женское. Впрочем, мужских шифоновых платьев вроде бы не бывает. Так быстро, что при желании не успеть и выругаться, платье превратилось в римскую тогу, ботинки исчезли, оставив творца в носках с пальчиками, а на голове возникла шапка-ушанка. Одежда менялась еще пару минут, с хаотичной быстротой и без всякой системы, пока вовсе не превратилась в нечто неопределенное и не растаяла. Опытным путем стало понятно — имеющиеся эмоции для создания защитного костюма никак не подходят.

Пришлось карабкаться вниз, в чём был. Но Мортис успел отдалиться всего-ничего от вершины по северному склону, как спящий вулкан ожил. Взорвался огнем и дымом. Это было прекрасно! Охренительно это было. Сразу стало нечем дышать, потоки лавы покатились вниз, не оставив от места, где несколько минут назад стоял Мортис, вообще ничего. Теперь там, где росли чахлые деревца, клубилось лавовое озеро. Ливень, достигая земли, вскипал, и пар поднимался кверху, и без того невыносимая видимость сделалась нулевой. Пахло серой, а поток огня и лавы, устремился вниз, к силуэту биолога на склоне, разрушая все на своем пути. Не в человеческих силах было убежать от него.

Нужно было что-то предпринимать. Что-то радикальное. И срочно.

Мортис

Одно дело делать Мир полный хаоса , а другое лепить из хаоса и неопределенности что то конкретное. Глядя на то, как на нем, словно на Ивашке – дурачке из старой сказки, один наряд сменялся другим , Мортис невольно рассмеялся. Жаль ,не было зрителя - ребята на Чертополохе наверняка бы животы надорвали.

Но веселье весельем, а мир, созданный Скальери, был все же местом опасным и непредсказуемым. И неудача со скафандром , хоть и показалась поначалу забавной, но все же она была неудачей. Мортис почувствовал , как из него испарилась еще одна крупица его таинственных «магических» сил. Заветного голубого пузырька с манной у Скальери не было , да и достать его не представлялось возможным! Ну разве, что попробовать наколдовать =) создав тем самым вечный двигатель.

Мысль была интересной, но развить ее Скальери было не суждено. Одно из его творений, где он только что стоял на краю пропасти, неожиданно ожило и решило все-таки осуществить мечту Мортиса о слиянии его тела и духа с новоиспеченной вселенной.

«Глупый, глупый Мир. Ну до чего же ты еще мал и неразумен. Разве можно обижать своего создателя. Нужно еще окрепнуть и научиться ходит, прежде чем начинать качать права породившему тебя. Эх сопляк, поставить бы тебя в угол, да ведь не поймешь еще ничего.»

Всепожирающий поток лавы неумолимо несся к Мортису, и тут уже было не до экономии . Скафандром было теперь не отделаться , да и колдовать что- либо на себя , учитывая специфику своих сил, так же было неразумно. Следовательно, выход ом являлось : либо остановить извержение, либо каким - то образом предотвратить слияния Мортиса и огненного шквала.

Времени на раздумье практически не было, и ученый сделал то, что первое пришло ему в голову. Используя энергию хаоса, Скальери решил на время точечно усилить дождь до такой степени, что с небес, на бегущий на него поток лавы, вместо тропического ливня обрушился целый шквал воды, сравнимый с напором целой реки.

И разверзлись хляби небесные! Наверно, именно так на Земле и начинался Всемирный поток. Жуткий ливень показался бы летним грибным дождиком по сравнению с тем потоком влаги, что обрушивалась сверху на вершину горы, мгновенно испаряясь, и остужая огненную смерть. Застывшие лавовые потоки навсегда преобразили этот кусочек мира. Причудливая их форма обещала служить предметом для загадок у его обитателей, если такие когда-нибудь появятся. Вулкан фырчал и кашлял надсадно, он простудился. Пыль, ещё недавно клубящаяся в воздухе, улеглась, стало дышать на удивление легко, пахло озоном. А убийственный поток и не думал прекращаться. Только что он спас Мортиса от того, чтобы стать памятником самому себе — Творцу этого мира, погребенным в толще лавы. А теперь сам грозил сбить биолога с ног, расплющить под жутким напором воды. Остановив извержение и остудив лавовый поток, вода по-прежнему извергалась с небес, но больше не испарялась, а рвалась стекать вниз, к своему создателю. Мортиса сбило с ног уже первым, относительно небольшим мутным потоком, потащило по склону, а ведь это было только начало, дальше шла ГРОМАДА! Да, видимо именно так и начинался Всемирный потоп.

Мортис

Бороться со стихией было бесполезно. На один выдернутый кривой гвоздь, мир подсовывал тебе другой шуруп, но уже с сорванной шляпкой. Что стоило ожидать дальше было не понятно – поэтому Мортис решил действовать так , как подсказывал ему не разум, а совсем иное чувство, название для которого невозможно было разобрать.

Скальери решил воспользоваться второй силой, что была у него в загажнике. Используя неопределенность ученый попытался изменить себя так , что бы он оставался все тем же Мортисом, и в то же время нет. Идея была в том , что бы адаптировать себя и свое тело к несущемуся на него потоку воды, что бы он не причинил ему вреда, и попутно использовать его для того , что бы наконец то убраться подальше с этого чертового склона поближе к цели своего назначения. Что из всего этого получится Мортис не знал, ибо сила задействованная в процессе была непредсказуема. Поэтому ,когда представление началось, ученый инстинктивно съежился и прищурил глаза , как бы ожидая некоего готовящегося громкого «БАБАХА!!!» на свою «задницу».

Когда не знаешь, что делать, поступай на «авось». Вдруг повезёт, вдруг спасение придёт само. Неопределённость. Кот Шрёдингера. Пока ящик закрыт, остаётся надежда, что кот жив. Мортис не стал открывать ящик, он положился на неё – её Величество неопределённость. Задумка была хороша своей отчаянностью, но, увы, чтобы изменить самого себя радикально, без остатка, нужно втрое больше сил, чем имелось у Мортиса. А полумеры тут не помогали. Отрощенные жабры дают возможность дышать под водой, но чтобы выдержать давление её толщи, нужно изменить тело всё, без остатка, обзаведясь по меньшей мере панцирем глубоководных рыб. Хвати у Мориса сил на это, он стал бы чем-то совсем иным, может быть желе, а может быть, морским титаном Посейдоном, но сил не достало.

Водный поток, Всемирный потоп этого мира, хлынул вниз, неся за собой камни, грязь, вывороченные кусты и биолога. Обретенные жабры позволяли дышать, пока у биолога ещё оставалось чем дышать, но скоро сила воды сдавила рёбра, лопнули кости от чудовищной компрессии, взорвался болью мозг. Мортиса плющило, прессовало и сдавливало. Барабанные перепонки лопнули первыми, он уже не мог ничего слышать, но всё же слышал её. Музыку.

Когда, пилот, не повезёт,*
Тебе в полёте вдруг,
Не верь тому, что бак в дыму,
И что последний круг.
Пока есть ход, держись, пилот,
И если ад вокруг,
Ищи в аду свою звезду,
Ещё не поздно, друг.

Какой пилот? Причём тут это? О чём это? Мортис не знал. Но угасая от невыносимой боли, от сдавившего хрупкую оболочку души пресса, он вдруг увидел её – звезду, что станет светить его новорождённому миру. Миру жестокости, хаоса, отчаянья. И надежды.

А потом погасло всё. Небытие обняло своими чёрными крыльями, лопнувшие глаза не видели уже, как затапливает чудовищный поток долину и застывает, превращаясь в лёд. Столько воды, что её не растопить и за тысячу лет палящему солнцу, когда в долину придёт лето. Ледяная шапка этого мира, точнее ледяное одеяло складками падало на землю. И где-то там, укрытый одеялом, спал Мортис Скальери. И спать ему оставалось всего-ничего, пока горят звёзды нашей Вселенной. Потому что ничто не вечно. Ни жизнь. Ни смерть. Разве что музыка.