Туман | ходы игроков | ЦБВ "РАССВЕТ"

Общее

- Феникс, Феникс, я - Рассвет. Как слышите меня?
А за зарешеченным окном дождь накрапывает.
- Феникс, Феникс, я - Рассвет. Ответьте.
Немое переглядывание всех присутствующих.
- Феникс, Феникс... - упрямо повторяет радист, - ответьте.
Молчит эфир. Щелкает электрическими разрядами. Шипит ветром белый шум. До боли стискиваешь зубы, вслушиваясь в бессмысленную рябь и уже начинает казаться что вот-вот же, ты вроде-бы расслышал что там кто-то что-то прохрипел сквозь помехи.
Но нет. Остальные все также осунувшись слушают рацию. Показалось. Нет ответа. Но это еще ничего не значит! - спешно подсказывает объяснение разум. Может быть, очередной "излом" временно прервал связь. Или их накрыло "туманом" и радиосигнал просто не может прорваться наружу. А они то смогут! Феникс, на то он и Феникс чтобы всегда возвращаться. Или может некогда просто. Бегут (при мысли о том чтобы там "бежать" волосы встают дыбом)? Или идет плотный бой?
- Феникс, Феникс, я - Рассвет. Ответьте.

Просыпаешься в потолок таращась.
Дерьмо случается, братуха. Не вернулся в этот раз никто. Нет больше у "Рассвета" группы "Феникс". Общине нужны новые сталкеры. Новые сорвиголовы для того чтобы доставать из ада то, что может быть поможет этот ад потеснить. И, да, ты теперь из них. Ты из них? Ты правда из тех, кто готов своими руками раскаленные угли загребать?
В зеркало смотришь.
Как Миха протащить голована на горбе через три квартала, да еще и со сломанной ногой, как потом оказалось. А?
Как Владимир Сергеевич, в "нору" слазить и, блюя своей кровью, немного "синьки" добыть?
Как Лось, без единого выстрела сквозь коридор медуз проскочить?
Спите спокойно, братцы. Пусть земля вам будет пухом. Нет больше Фениксов. Нет у общины героев.

В Рубку идешь, жвачку мыслей пережевывая... Свет ламп - от пригорошни той самой синьки, что добыл старый сталкер. На фермы сквозь окно-бойницу глянул... Крупные листья сладобы прямо меж бетонных стен бывшего торгового центра колосятся... Тоже Фениксы ведь добыли - и зерна, и гомушу для полива. А огниво, которым зимой теперь греться можно будет. А живица, которая теперь у каждого в карманной аптечке в ампуле плещется. Ничего бы из этого без них сейчас не было.

А в рубке уже накурено. На карте города булавки разноцветные всплески аномалий и встречи с особо опасными особями отмечают. Линии цветные напряженности их ебических полей обрисовывают. "Ты туда не ходи, ты сюда ходи, а то шаровая молния тебе в башку попадет, потом тушу твою через гравитационную мясорубку пропустит, в пепел изжарит, в лед изморозит, и серым снегом на пол-района разбросает, совсем мертвый будешь". Хорошо что у нас эти головастики из лаборатории есть, вот что приличное образование и жажда жить с человеком делает, а то ведь был бы каждый из них замухрышкой-доцентом в каком-нибудь захудалом никому не нужном институте, и занимался бы своими никому не нужными и никому не понятными вещами пока бы не состарился... а тут, смотрите-ка - пользы сколько. Ведь не будет же синька сама электрический ток вырабатывать...

- Значит так, - протянула Ольга, - у нас два всплеска - на Третьей-Тополиной и у Дальнего Провала. Но они еще "горячие" совсем...
- Если горячие, тогда нечего о них сейчас говорить, - перебил ученицу старший координатор Рябов, по кличке Рябой, - по существу давай.
- По существу, ага, - зарумянилась волнуясь девушка. - Туман у вокзала уже совсем рассеялся и что-бы там не лежало, это уже можно брать. Крупных аномалий в этом районе наши стационарные приборы больше не отмечают, заметного перемещения особей наблюдателями тоже нет, погода вероятно до конца дня не изменится... - все менее и менее уверенно говорила она. - Ну, сами понимаете, наверняка то уже не скажешь.
- Наверняка и раньше не говорили, но прогнозы такие вот, ребята. - Сильным голосом подхватил брифинг Рябой. - Есть интересные еще перспективы на Советской улице, но для вас это далековато еще. Давайте не будем торопить события?
А затем поднялся и озорно оглядел начинающих сталкеров:
- Ну что, товарищи, бздите? - весело спросил он.

Кусач

Не первый день уже чувствуешь возбуждение людей. Что-то изменилось. Не все вернулись. Тебе не хватает их запахов, но ты уже знаешь, что так бывает. Вчера тебя покормили особенно хорошо. Значит, сегодня будет выход наружу.
Лежишь в своем углу. Позволяешь расчесывать себя вкусно пахнущей девочке.

Когда Эва смотрела вот так, по-рыбьи равнодушно, казалось только внутренности да скелет перед собой видит. Да-да, так, разбирая на составляющие, и смотрела. Неприятно и любопытно одновременно. Неприятно, потому что никто себя с анатомическим атласом обычно не ассоциирует. А любопытно, как юная леди до жизни такой докатилась.

Да только она и сама не знала. Просто поселилась когда-то всепожирающая скука внутри и жила себе вольготно, пока не пожрала всё вокруг, оставив обглоданный,но жирный кусок под сухим, как сама Коган, названием "Хирургия".
Работы у неё конечно прибавилось, но рутина поедала её нещадно, не церемонясь, Эва истощилась на глазах, бледная кожа казалась совсем прозрачной. Правда и жратвы меньше стало - факт.

Стыд, но когда Феникс не восстал и новых сталкеров набирать стали, впервые за долгие дни, сплетенные как змеи в клубок с бессонными ночами, внутри что-то шевельнулось тепло, и Эва повелась. Понравилась ей эта мелкая искра. Захотелось, как дозы, ещё.

И вот, к досаде многих и на удачу остальным, тут она.
Стоит, к стене спиной прилипнув, морщится от дыма табачного. Дохнут, а никотин не бросают, хотя уж никотин-то как раз...Эва оборвала демагогию на полуфразе и снова уставилась, слушая. Взгляд "Плюну в рожу" назывался и за этот взгляд Коган с предвзятым о себе мнением каждый день сталкивалась. Не обижалась. В зеркало на себя ведь также смотрела, да еще реалистом была.
Мимика такая, да... Да и характер-дрянь, чего уж там...

Но Эва знала, что её тут же возьмут. Во-первых, народу осталось немного, а дураков ещё меньше. Во-вторых, что-что, а костлявые руки Коган своё дело чересчур хорошо знали

Сощурилась, когда Рябов договорил, обмозговала что-то, но промолчала. Не ей решать. Её стратегия внутри каждого присутствующего здесь туловища прячется, а три их будет или шесть...

Снова скрутило скукой нутро до спазма. Эва чуть наклонилась в ожидании, когда отпустит. Скорей бы уже на воздух. В туман, во тьму, лишь бы вдохнуть уже полной грудью и ту самую искру снова словить.

Его-то? В сталкеры? Здесь же, вон, мужиков здоровых полно. А берут его, тощего хромого пацана. Почему?
Да ясно, почему. Во-первых, он новичок. Полезного ничего не умеет - не ученый, не инженер, не агроном. Доверять можно ли - неизвестно, а рейд это дело проверит. Во-вторых - не без гордости думает - он жил один и выжил. Ну да. Выбирай сам Самир новую команду - такого человека тоже бы отправил.
А раз берут, значит, и свои пять копеек будет не стыдно вставить. И пофиг, что он здесь без году неделя и возрастом самый младший.
- Лучше порознь. - Тихо заговорил. - Если одна команда влипнет, на нее сбегутся окрестные уроды. Тогда у второй больше шансов будет. А если все вместе влипнем, то ничего не принесем. И сами не вернемся.
Выпрямился, ждет ответа, глазами сверкнул. Наверняка сейчас шикать начнут за последнюю фразу - дело-то очень суеверное. Пусть шикают. Надоев знает, что дело говорит, потому молчать не станет.

- Я голосую идти всем вместе. Троих спасёт только случай, а шесть стволов - это шесть стволов, - пожал плечами, - не в первый раз, отстреляемся.

Почесал псину за ухом. Послушал остальных. И поразмыслил о том, что знаю о городе.

Мрачный крепыш отлепляется от стены. Морщится, как буд-то у него похмелье. Может быть так оно и есть. Кивает.
- Я согласен, Дим, вместе пойдем.
Потирает шею платком грязным. Жарко.

Хорошим мужиком Лось был - с ним и за жизнь можно было перетереть под неожиданно извлечённые "три звезды" из-за пазухи, и по делу какому деликатному договориться. Любил он дешёвый коньяк (другого-то и не достать нынче). А ещё шахматы - сказывалось прошлое советского интеллигента. Но больше всего любил, конечно, сестру свою, Марьюшку. Доезжачий знал - как Лось хлопнет пятую рюмку, так начинается: "если что - только Марьюшку в бедности не оставьте, уж позаботьтесь о ней. Как можно выразиться, подхватите павшее знамя!" И всегда казалось - перебрал человек, отсмеёмся да будет. Вот и отсмеялись. А последняя воля человеческая - дело святое, поэтому Борис, держа в руке наполовину истлевший "Беломор", тревожно вслушивался в слова учёной девчушки, в сторону уставившись впалыми от недосыпания глазами.

Ну что, товарищи, бздите?
- А как же? - хрипло пробурчал Борис, глядя Рябову в глаза. Затем несколько нервно прошёлся по комнате и осторожно потрепал пса, едва слышным шёпотом приговаривая "хороший пёс, хороший".

Будущих товарищей он слушал внимательно, не перебивая, и лишь когда вышла пауза, заметил:
- шестеро - это целая толпа. А я слышал, что нас вообще семеро, это не считая пса. Идём двумя группами - тут и обсуждать нечего, парень дело говорит. - движение рукой в сторону Самира, - надо, чтобы в обеих группах был кто-нибудь умелый с оружием и по врачебному делу.

А Ростислав сидел, насколько это возможно было, в стороне, нервно срезал скальпелем и без того уже кривые ногти и недоумевал, что он вообще здесь делает. Он не хотел быть сталкером. Он и медиком-то, положа руку на сердце, быть не хотел, пошел по этой специальности из мести за шутки над фамилией. Коновалов прекрасно помнил, как его колбасило после суток в травме, куда его направили в воспитательных целях.

А тут было куда хуже, чем в травмпункте. Каждый чертов день.

И не было ни анестетиков, ни анестезиологов, которые могли бы вырубить всех этих стонущих, кричащих, рыдающих людей. Но хуже всего были те, которые говорили. Каждого хотелось зарезать лично, лишь бы не услышать ужасов, происходивших вокруг этого тесного, маленького мирка, в который Коновалов загнал свое сознание, чтобы сохранить его.

И вот сейчас его вышвыривают на улицу. Со всеми этими тварями...

ПЛОХАЯ ИДЕЯ

Андрей карту изучал, если твари обнаружат, то стоит знать по каким закоулкам можно свалить а по каким нет. Полезное знание это, быстро сориентироваться и в нужный подвал нырнуть. Когда один был, только так и выживал.
- С Борисом соглашусь, не дело нас, людей простых без ребят, умеющих с оружием обращаться, отправлять. Хотя если твари по-настоящему попрут, то не отбиться. Больше тварей - больше пальбы. Больше пальбы - больше шума. Больше шума - больше тварей. Мобильность - главное. Хотя лучше знать тем, кто в рейдах бывал уже. - Примолк Андрей чувствуя, что уходить от темы начинает.

По ломаному асфальту идешь, прошлое вспоминая. Первые дни Катастрофы. Огненное зарево от горизонта до горизонта. Изумрудные росчерки метеоритных хвостов. Всполохи и грохот ударов. Дрожь земли. Крики. Крики! Тех, кого чьи тела горели в огне пожаров. Тех, кого погребло под бетоном обвалившихся домов. Тех, чья плоть отторгалась от костей от одного только касания оседающей изумрудной пыли. Тех, кто прямо на глазах превращался в уродливых чудовищ. А потом и под земли полезли новые твари. Такие, каких уже почти не осталось. Те, первые, из тех что вылезли из метеоритных провалов, были больше похожи на демонов преисподней, чем на мутантов, с которыми приходится сталкиваться теперь. Быстрые. Злые. Способные извергать огонь. Способные извергать черный огонь. Те, от чьего дыхания плавился камень и растекалась с шипением сталь.
Они и сами были чем то похожи на пламя пожара. Они вошли в этот мир ярко. А затем погасли. Исчезли. Вымерли также внезапно, как появились, оставив мир в руинах. Оставив всю свою власть, все бремя причинения страданий оставшимся в живых своим блеклым отражениям, своим то ли потомкам, то ли названным наследникам - искаженным.

Пальцами по покрытому изолентой цевью арбалета проводишь.
Странный род. То что раньше казалось немыслимым, они объединили и вместили в себе также просто и естественно, как животные старого мира вместили в себе симметрию или двуполость. Проклятый род. Искажению, как потом выяснилось, подверглись все формы жизни, от вирусов и бактерий, до человека, породив немыслимое ранее разнообразие форм жизни, квази-жизни и пост-жизни. Любые попытки классификации этого каледойскопа тварей до сих пор терпят полный провал из-за отсутствия прослеживаемых закономерностей наследования. Рогатые твари выводят безрогих, крылатые безкрылых, слепые многоглазых и наоборот. Было замечено что в пределах одного выводка разные детеныши могли в процессе роста претерпевать разные фазы развития и оформляться в совершенно разных чудовищ. Кто-то поговаривал о хитрых формах супер-симметрий на многомерном пространстве признаков, но ты в это все не веришь.

Брошенную ранее гайку поднимаешь. Маленькая, легкая, с длинной пестрой лентой весело покачивающейся от легкого ветерка. Лаком покрыта. Чтоб ржавильщики не грызли. Эти маленькие твари перепортили все то что не разрушило безумие первых дней. Один раз пистолет чистишь, маслом весь перемазаный. А там - он. Крохотный еще совсем гаденыш. Ствол точит. Пришлось искать новый. А то ведь так вот Хомыч на один глаз и окривел. Стал свою обновку по мишени пристреливать, и раз... минус один палец и один глаз. Такие дела.

Бросаешь гайку, следишь за хвостом внимательно. Вот так теперь по улицам ходят. С гайками. С лентами. Иначе враз кончить можно. Коль хвост не так повело - иди мимо, не оглядывайся. Кто их там знает, как оно устроенно? Умные люди на "тоннельные проколы" грешат, на "локальные интерференции" каких-то там замудреных полей. Ну да, а тебе с этого объяснения какой толк? Можете ли вы, товарищи умники, следующую аномалию предсказать? Нет. А какой хабар на месте очередного всплеска ждать? Нет. Не можете. А какой нам скажем от "черного жемчуга" толк? Не знаете? Не знаете. Но тут от вас хоть польза есть, товарищи умники. Что правда, то правда. За теплый дом спасибо. За ток в проводах. За то что синьку подчинили, за то что с огнивом разобрались, за лазурь, за сладобу и солоду. Вы там работайте, товарищи ученые, вы там работайте, а мы здесь вам поможем...

Встали. Последний рубеж, граница условно-подконтрольных кварталов. Наблюдателям с высот руками помахали. Пора разделятся. Шутки кончились. Впереди работа. Первый рейд.

Смирно лежит в углу, морду опустил на лапы. Уютно, по-домашнему. Запахи - тысячи их. Каждый несет в себе непередаваемый оттенок. Нежная рука рядом. Чешет. За ухом, по спине. Да, вот здесь. Приятно. Лежит и смотрит прямо перед собой. Не интересуют его дела двуногих. Только виду не подает - сам весь внимание. Чует пропажу. Отсутствие старых запахов. Не все вернулись в стаю. Нет старого пропахшего табаком, нет и двух помоложе. Свобода их забрала. Свобода несет в себе опасность, несет угрозу. А ведь раньше он грезил о свободе.

Вспомнилось, вдруг.
"Клети. С железными прутьями, отдающих неприветливым холодом. Рядом другие, такие же бедолаги, как он. Воют все вместе. Кто от тоски, кто с голодухи, кто просто брешет, но у всех одна заноза в душе – свобода. Это даже не слово, не предмет, не осязаемое, то, что нельзя потрогать лапой, прикусить, понюхать. Когда просто хочется бежать без оглядки, не видя перед собой бездушных стен, пут, оков, всего, что сдерживает отчаянных беглецов. Таких, как он, как все они. Бесконечный лай, от которого звенит в мохнатых ушах, который доводит до исступления."

Не было тогда у него стаи. А сейчас есть. Сейчас он матерый уже. Знает, почем стоит свобода юности, которую так ухватить за хвост хотелось. Не дешево. Так, что и возвращаться не хочется.

Опять оно.
"Челюсти. Дурно пахнущие. Выскакивают из-за ржавой мусорки. Чует в голове трезвонящую опасность. Не успел, не учуял. Нет времени увернуться. Прижал уши, завел рычалку в гортани. Приготовился умереть. Выстрел. Оглушающий до неразличимого звона. Запах пороха. Едкий, вонючий. Родной."

Встал на четыре лапы. Мягко отстранился от ласкающей руки. Подошел к двуногим. Эка, напустили в комнату дыма! Не подает виду, не чихает, сдерживается. Не солидно ему. Подходит к здоровяку. Почесал. С благодарностью поднял голову, пошел дальше.

Кипит двуногая брехня. Значит, на свободу собрались. Ага. Не зря вчера досыта накормили. Страшно стало. И весело. Возбуждение легкое. Завилял хвостом. Высунул язык. Услышал собственное дыхание, влажное от слюней. Со стаей – хоть обратно в клетку залезет. Стая – это все.