'gelag' | ходы игроков | 'from ashes'

Кончалась еда. По горсти, по крохам таяли те скромные запасы, что были. Это еще ничего, голод был полузабытым, но привычным чувством для Сороки. Но вот вода... Вода уходила быстрее, как ее не экономь. По глотку, по капле, через огромные усилия воли, когда наемник заставлял себя пить меньше и экономить то немногое, что еще было во фляге. И смерть, казалось, уже дышала в затылок, полируя металл шлема, забиваясь иглами песчинок за шиворот.
Может быть, так и надо? Не погиб в бою, с оружием в руках, так сгинь в пустыне. Может быть так и должна была закончиться история Отряда, волею судьбы избежавшего гибели в сече и теперь приговоренный сгинуть в песках, под палящим солнцем, в удавке жажды, голода и увечий?
Сорока стремительно терял какую-то надежду, еще быстрее, чем воду из фляги.
+++

- Хорь - Сорока откровенно рассмеялся. Мрачно, совсем невесело и хрипло - Может ты страже еще прохладной выпивки и шлюх предложишь? За те деньги, что у нас есть, нас туда не впустят. Им не нужны лишние рты, когда их вот-вот осадят хабурцы... Если, конечно, у тебя сундука с золотом в мешке не завалялось. - Наемник развел руками для более театрального эффекта, и тут же стер с лица ухмылку.
- Очевидные же пути, вроде сливов дерьма, могут быть просто перекрыты решеткой. Это же крепость. - Сорока слабо пожал плечами - Но в каждой город есть пути, о которых стража не знает... Дайте подумать.

Хорь же молча смерил Сороку таким презрительным и неосторожным взглядом, что даже самому распоследнему кретину стало ясно: не будь у вора крапленых карт в рукаве, он бы не стал с такой наглой рожей идти ва-банк.

      Атлай был обречен. Нога его распухла и поменяла цвет, рана сочилась гноем.
      "Мы бились с шакалами, и ты закрыл меня собой. А теперь я жив, а ты уже спотыкаешься на ровном песке. Ты не жилец на этом свете, Атлай."
      Вьюга поколебался. Он хотел было чуть отстать, чтобы тихонько заколоть коня и оставить его посреди пустыни. Скоро на поживу слетелись бы грифы, сбежались гиены и прочие твари. Там, на севере, это было нормально. Коней не хоронили. Но здесь?
      А что если его съест другая стая шакалов, вроде тех, которые напали на братьев? Вьюга не хотел, чтобы они стали сильнее, пожирая мясо и лакая кровь Атлая.
      На очередном привале, глянув на изможденные, голодные лица братьев он подошел к лейтенанту.
      — Вождь, — голос был бесстрастный, сухой, как шуршание ветерка на гребне бархана. — Конь долго не протянет. Братьям нужно мясо.
      А потом, когда отряд утром покидал стоянку, где вокруг костра остались разбросанными закопченые конские ребра и требуха Атлая, Вьюга отстал от остальных, прижал нож к груди и прошел спиной вперед от этого места десять, двадцать, тридцать шагов.
      Потом повернулся и побежал догонять Отряд.
      "Прощай, конь. Ты был хорошим товарищем. Ты не подвел. Прощай."

***

      "Мешти. Еще одна дыра, на этот раз пожиже Джулага. Дальше будет хуже. В конце концов мы втроем с Шрамом и, например, Черепом, будем входить в деревеньку из трех домов. Будем ли мы все еще Отрядом?"

      — Можно поискать следы караванов вокруг города, — пожал плечами Вьюга. — Война. Наверняка торговцы спешат укрыться в городе. Нападем на небольшой караван. Всех убьем. Потом переоденемся караванщиками.

      Но он сам понимал ненадежность такого плана. У них ведь погоня на хвосте.

      — Вождь, а почему бы нам просто не наняться к их правителю? Они воюют против хабурцев, мы воюем против хабурцев, и почему нам не делать это вместе? Лишние рты - да, но мы ведь не просто лишние рты. Мы даже такие, как сейчас, стоим сотни их тослстопузых ленивых стражников.

      Вьюга замолк, чувствуя, что сказал непривычно много.

Общее:
- Мы не знаем, как к нам отнесутся местные власти. И не знаем, какие договоренности у халифа Хабура с ними. Не факт, что они в состоянии войны. Мешти - торговый город, насколько нам известно. Их мало интересуют завоевания и чужие конфликты. И может они сидят и ждут, пока мы завалимся в город, чтобы сдать нас с потрохами и обезопасить себя.
Болтун на плече Доктора неодобрительно крякнул, когда Шрам заговорил про сливы:
- Деррррррьмо! - воскликнул, клацнув клювом. Шрам был готов поклясться, что не видел птицу уже.. сколько? Неделю? Откуда он взялся?
- Звучит как план, - говорит Лейтенант, - Недомерок, Сорока, Шрам - ночью проверите стоки и каналы, осмотрите округу. Наверняка что-нибудь обнаружите. Без крови, - сделав на этом ударение, взглянул на Недомерка выразительно.
Доктор кивнул и что-то тихо сказал по-своему, Болтун, расправив цветастые крылья, пощелкал клювом, потоптался по костлявому плечу колдуна и сорвался прочь, взвизгнув:
- РРРРРАЗВЕДКА БОЕМ! - в направлении Мешти улетел, исчез. Тягучее чувство ностальгии повисло на душе у Братьев.
Разделились они, чтобы разведку провести, подобно волшебной птице колдуна. Без боя, на чем настаивал Лейтенант.

Шрам, Сорока:
Стены неприступны. Можно заставить Бороду забросить кошку - наверное, у него это выйдет - но, скорее всего, кто-нибудь наверху её обнаружит и либо дождется, пока вы подниметесь, чтобы вас окружить и схватить, либо скинет, пока вы будете лезть. А падать высоко.
Нашли почти пересохший колодец, набрали воды. Под покровом тьмы прошерстили окрестности - здесь нет ферм, нет лавок и трактиров - некого допрашивать и трясти. Всё живое и более-менее цивилизованное прячется за стенами города.
Трое ворот, главные смотрят на юг. Хорошо охраняются, подходить близко не решились.
Здоровенных неохраняемых сливов под стенами не обнаружили - город находится на берегу Железного моря, как и Джулаг, а потому сливы, видимо, ведут прямиком в море.
Нашли, правда, какой-то лаз - железная решетка в стене ближе к берегу, заложенная камнями по типу "так оно и было", но не успели толком рассмотреть - какая-то движуха наверху, вам пришлось быстро отступить.

А еще заметили лодку на якоре чуть поодаль, за песчаной косой. Багала, как и та, на которой вы прибыли на этот материк, по ощущениям, пол жизни назад. Паруса спущены, горят факелы и лампы.
Плыть до неё довольно далеко, конечно, но нет ничего невозможного! Если снять снаряжение и доспехи и надеяться, что местные водные хищники охотятся не по ночам - почему бы и нет?

Возвращаясь к "ставке отряда", Недомерок учуял дым.
Ухмыльнулся, расчехлив нож и кивнув в сторону холма, за которым, видимо, укрылись путники. Караван торговцев, не успевших к комендантскому часу и вынужденных остановиться за городом - в окружении песка, открытый всем ветрам и опасности быть ограбленными?

* * *

Череп неодобрительно цыкнул зубом, взглянув на Хоря чуть после того, как братья ушли в разведку:
- Что у тебя, братушонок, за пазухой? Негоже это - от братьев ништяки ховать.
Зеленый посмотрел на Черепа с недоумением, мол, "О чем речь?"
Борода отвлекся от чесания ноги и смерил Хоря тяжелым взглядом человека, которого будто бы хотят обидеть, а он не из тех, кого можно обижать.
- О чем ты? - поднял бровь Лейтенант, точивший изогнутый нож. Костров не разводили, полная луна освещала каменистый холм холодным голубым светом.

- Чё за базар такой, батя? - мигом прошипел, оскалившись, Хорь, незаметно для себя перейдя на "феню". - Чё, думаешь, раз Хорь, так сразу жаронул кодлу, да? Думаешь на понт взять? Я шигач батушный, чего ты баню растопил? Ну своротил статуэтку со сверкальцами у жмура, подумаешь. Как притырил - так и сдал бы в общак, попозже только. Сам прикинь: нам ломиться надо было со всех сил, а засвети я рыжьё, начался бы распил. Все бы там и полегли. Вот когда в шалман завалимся да шлюпок найдем - вот тогда каждый в долю и пойдет. Вон, бетушный подтвердит!

Вылазка не принесла серьезных плодов. Заваленный камнями лаз, непонятно в каком состоянии. Надолго не задержишься, постоянно курсируют патрули. Веревку закинуть можно, но стены высокие. Лодка есть, но что там дальше? Мало вариантов, непонятно какие из них рабочие.
Собирались уже обратно, как вдруг услышали дым от костра. Торговцы, как Вьюга говорил. Хороший вариант, интересный, почему бы его тоже не добавить в копилку?
- Надо поглядеть, - согласился с Недомерком. - Резать вот так не стоит, мы ж не бандиты, но посмотреть, чего и как надо. Не так уж много вариантов у нас. Сорока, сгоняй к нашим, дорогу найдешь? Лейтенанту скажи, что есть вариант, может караванщики, а мы пока разведуем.

Разведка, как и любое дело, не всегда бывает удачной. Конечно же, как и ожидалось, раскрытых воротов, где дорога для Отряда была бы усыпана цветами, а трубачи только бы и ждали, чтобы начать играть что-то торжественное, как только в ворота войдут наемники не нашлось. Да даже какой-нибудь вонючей клоаки, через которую можно было бы забраться за стены, наплевав на смрад и дерьмо, не разыскалось тоже. Положение было бы совсем безнадежным, если бы не лаз в стене, заложенный камнями.
Тайный ход, для бегства из города или же для тайных вылазок вполне можно было бы использовать и для проникновения внутрь, но для этого нужно было справиться с решеткой так, чтобы об этом не узнала вся крепость. Но привычный к таким задачам глаз и смекалка Сороки не нашли путей для совершения такой авантюры - стража бдит, дозорные не спят.

- Понял. - С готовностью кивает наемник Шраму, потом улыбается - Не шумите только.

- Ты чо мне гонишь тут, - набычился Череп, грозно надулась вена на лбу. В полумраке ночном злобно сверкнули глаза головореза.
- Что у тебя? - спрашивает Лейтенант.
Не успевает Хорь потянуться за драгоценным приобретением, как здоровенная ладонь без двух пальцев мягко, но тяжело ложится ему на плечо - наверное, что-то такое чувствуешь, когда тебя закапывают заживо: тебе всё тяжелее и тяжелее.
Только очень-очень быстро.
- Хорёк не думал плохого. Хотел поделиться. Не успел, - улыбается Борода в бороду свою, нависая за спиной Хоря - и ничего в нем нет зловещего и грозного, ну, разве что, если только сам факт того, что он может голову Брата раздавить своей рукой мигом - но это нарушение Катехизиса и вообще не хорошо.
- Отдай, - свободную руку раскрытую протягивает тебе, - Капитан поделит.
Лейтенант молчит. Мышь покусывает губы. Зеленый.. ему плохо вроде и, наверное, очень неловко от всего этого. Он смотрит на Хоря с вызовом и тоже молчит.
Вьюга молчит - но так, как будто бы ему вообще наплевать на все эти дикие разборки железных людей.

* * *

Пробрались к хижине глинобитной. Кто-то в этих ебенях живёт. Узкие оконца. Сарай перекошенный. Будка, в ней - пёс облезлый. Узрев (а то и учуяв издалека) Недомерка, начинает сначала яростно лаять, по приближении Брата - выть, а когда тот совсем рядом - скулить очень жалобно.

Местный фермер-скотовод не торопится выходить.

В округе - никого.
Подумав, что ничего зазорного нет в том, чтобы посмотреть, кто в "теремочке живёт", Недомерок стучится - смело, как и подобает хозяину жизни.
Открывает жалкого вида сморщенный абориген. Жалкая лампа больше чадит, нежели светит. В небольшой комнате прямо-таки сжались за столом люди. Их немного - Сорока насчитал пятерых. Женщина, трое детей, дряхлый старик и сутулая бабка. Потрёпаны, как будто с дороги - прям как вы.
Нет, шестеро. У женщины в руках - сверток. Младенец.

Семеро - понимает Шрам. За дверью раскрытой - вооруженный человек. Сверкнула сталь, отблеск от слабого огонька лампы отразился между щелей косой двери.
Недомерок тоже его учуял. От двери в двух шагах.
Скулит собака.
Сморщенный дедок-абориген говорит криво-косо на южном наречии, вам знакомом, обращаясь вроде бы к Недомерку, но глазея больше в сторону Сороки, пыря глаза:
- Мы денег нет. Бегуны есть. Я - собака. Животное человек.
Он напуган. Все напуганы. За дверью не слышно даже выдоха - вооруженный задержал дыхание и ждёт.

      Вьюга молчит, как будто ему наплевать.
      Хотя это не так.
      Просто для него звон золотых — пустой звук. Там, где он вырос, ценились кони, которых ты украл, и уши врагов, которые ты отрезал. А та часть его, которая желала дом, женщину, семью — все то, что можно купить на золото в мире железных людей — та часть умерла, словно отмороженная рука.
      Что ему было нужно? Нож и горло, в которое его можно вонзить. Хорошая еда и хороший доспех. Отряд, потому что один в поле не воин. Да и все. Шлюхи, украшения, кувшинчик монет на безбедную старость — это все было не для Вьюги.
      Потому он не чувствовал, что новичок обидел чем-то лично его. Взял какую-то побрякушку? И хер с ней.
      Но братья могли решить иначе.
      Могла начаться свара.
      Всякое могло начаться.
      Борода ранен, Зеленый слаб, Лейтенант молод.
      И, оставаясь посторонним наблюдателем спора, Вьюга нарочито расслабленно следил за руками Хоря, за его плечами, за его ногами.
      И готовился убить его так быстро, как это возможно.
      Потому что они были Братьями слишком долго, а Хорь — слишком мало.

Руки Хоря суетливо забегали по карманам, а сам он, быстро облизав сухие губы, осклабился. Вид он имел почти что совсем уж честный, только глаза бегали, скорее по привычке, выискивая пути отступления.

- Братушки, что ж вы набычились, словно я своих щемлю? Подумаешь, сохранил безделушку, чтобы мимо общака не прошла. Конечно, в бою добыто, в общак отдато, вопросов нет, все по закону. Мы же братья, по оружию, все такое, верно, Мышь? Верно, конечно, верно, братюнь! Зеленый, Вьюга, че ж вы молчите? Борода, дядь, ну хоть ты скажи Черепу, чтоб глаза кровью не наливал. Я ж не против, сейчас все достану! Делиться надо, спору нет. Я к чему. Вещь-то ерундовая, статуйка золоченая, вроде баба сиськами сверкает. Щас делить начнем, так здесь я вижу братьев умных, зрелых. Хладнокровных! А ну, как вернутся горячие головы? И пойдет дележка: "А чё это ты, Череп, себе сиську оставил, корешу своему Лейтенанту пизду отдал, а мне всего лишь жопы кусок?". Это я поножовщину не люблю, мокруха не для честного вора. А некоторым только в радость. Вот веселья-то будет, перерезать глотки братушкам, так в город и не попав, скажи, Зеленый? Вон, Зеленому плохо, а вы бабу с два пальца размером делить решили. Поможет она Зеленому? Да нихрена! А вот если за ворота попасть, да толкнуть ее кому надо, причем целенькую - озолотимся же! И Зеленого вылечим, и Вьюге тюбитейку купим, а то и целую чалму. Тебе, братюнь, золотые пальцы на лапу вставим, ну! А тебе, Черепок, любую бабу, какую захочешь. Я лично все организую. Ну, мир, братва?!

Чем дольше Хорь заливался соловьем, тем смелее становились его речи и тем больше он сам себе же и верил. Вот уже смотрит и не затравленно, а заговорщически, подмигивает "братьям", улыбается, что сребрянник на солнце. А по карманам-то хлопает медленне, вроде как и вот-вот и достанет, а все больше то локтем Бороду в бок дружески ткнет, то кого по плечу ободряюще хлопнет. То руку протянутую за ценностью пожмет по-деловому.

Так-то вор дураком не был и сбросить рыжуху был готов в любой момент. Более того, загнать ее за настоящую цену городским барыгам он был бы только рад. Но вот прямо здесь и сейчас выдавать статуэточку (как бы она там не выглядела) за просто так... он почему-то не мог. Если всерьез трясти начнут - тогда конечно. Но - еще не сейчас. Еще немножечко. Хотя бы до города донести...

Не торговцы, это стало ясно как только вышли из-за бархана. Глинобитные дома, убогое хозяйство. Кто-то еще живет в таких условиях, надеясь непонятно на что. Только плечами передернул Шрам, очень странные дела, вряд ли их бог более милосерден, чем бог северян.
Впрочем, Недомерка ничего не смутило, он всё равно решил узнать, кто же это живет в доме, нагрянуть, так сказать, в гости, в полуночный час. Почему бы и нет, ему ведь все рады. А он рад всем, душа-человек.
Скулит пёс на привязи и Шрам его вполне понимает - чем громче ты брешешь, тем быстрее свою смерть приближаешь. Опасно задирать Братьев. Животные это чувствуют наверняка. Люди - куда реже. Стучит Недомерок в дверь, позади него Шрам, словно тень. Вороненый клинок не дает отблеска в кромешной тьме, он уже в руке, он уже смотрит в щель дощатой двери, готовый воткнуться в мясо того глупца, что спрятался. Думает, будто он скрылся незаметно. Достаточно короткого движения и прольется кровь, своё дело Шрам знает.
Старик заговорил. Называет себя псом. Это правильно. Смотрит на Сороку, видимо решил, что молодой и зеленый будет более милосерден к ним. Умён старик.
Сорока и правда не успел уйти, как-то незаметно следом увязался. Теперь уже странно уходить. Шрам положил руку на плечо молодому брату, качает головой, мол, уходить не стоит.
- Правильно, старик, - говорит Шрам тихо. - Ты - пёс. Бегун - идти вперед, - показывает пальцем за дверь. Даёт понять, что засада так же очевидна, как и белые нитки на черной парче.
- Говорить. Почему бегун. От кого бегун. Быстро, - рукой сделал жест упреждающий. - Спокойно говорить.
Опускается ладонь теперь на плечо Недомерка. Нетерпелив Брат и жесток. Ни один цепной пёс не хранит в себе столько жестокости к людям, как этот невысокий человек. Это знает Шрам очень хорошо и спустить его на крестьян будет так же пагубно, словно спустить на них русло горной реки. Жестоко. Неукротимо. Неостановимо.
- Говорить, не мешкать! - добавил еще раз, понуждая к действию.

Смотрит старик, уверяет в своей нищете на ломаном наречии. Чего он ждет? Милосердия - того, что заставит несчастье обойти его дом. Смотрит старик, и встречает улыбку. Уголки губ Сороки ползут вверх, но глаза прокалывают холодом. Так смотрят на жертву в тесной толпе на рыночной площади, когда клинок еще в рукаве, а взгляд... Взгляд уже пронзил сталью, пути отхода просчитаны и в толпе уже не найдут убийцу.
Пятерня скользит по ножнам короткого меча, пальцы поглаживают шероховатую кожу ножен. Очевидно и без слов старика, без напряженности братьев, что что-то нечисто здесь... И верно, дощатая дверь зияет щелями, и зоркий, цепкий взгляд вора замечает что-то - нервные, еле заметные движения, дыхание, что невольно выдает любого человека. Кажется, что прислушайся, и услышишь сопение, когда ноздри втягивают воздух.
Бегуны - должно быть, дезертиры. Может быть рабы или беглые преступники... Но Сорока молчит, все вопросы уже заданы. Молчит, и держит руку на рукояти меча.

- Бегун, - кивает абориген в сторону людей, сидящих за столом, - не надо, - поднимает руки в жесте мольбы, универсальном для всех нищих и жалких на всём белом свете.
Из-за двери показывается человек в просторной одежде пушта, вооруженный шамширом (Шрам легко угадал стандартную джулагскую ковку, такими вооружались офицеры гвардии халифа), потасканный, усталый, но преисполненный решимости.
- Меня зовут Салим. Это моя семья. Мы бежали из Джулага, когда поняли, что надежды нет. Я знаю, кто вы, - он кивает в сторону Недомерка, - город пал, халиф мёртв, верно?
- Поймите - мы не ищем неприятностей. Не хотим крови.

* * *

- Хах! - Череп осклабился, и всё напряжение вдруг куда-то исчезло, - сладко поешь. Как птичка.
- Пусть пока побудет у тебя на сохранении, - подытожил Лейтенант, которому явно не нравились эти разборки.
Борода пожимает плечами, садится рядом с Хорем, хлопает его по спине почти дружеским жестом, от которого вор чуть не поперхнулся своими легкими, и говорит:
- Ну хоть покажи, чегойто пригрел, хитрюга. Забирать не буду, - улыбается. Верить охота - разве такой человек может обмануть?

      Вьюга едва заметно хмурится.
      Он любит убивать.
      Потом скалится.
      Борода смешной. Такой большой человек, и такой сильный, и такой добряк и такой неудержимый в бою. В племени его бы звали Кабанья Ноздря или что-нибудь вроде такого.
      Потом лицо Вьюги ничего не выражает. Он думает, что Борода скоро умрет.

- Хо...! - своим дружеским хлопком Борода вышиб весь воздух из груди вора. - Х-хорошо,зырь, ток быстро. Не дай бог сверкнем - такой, как я, за версту увидит, заметут нас.

Достать - показать краешек - да обратно. Ежели чего - кинжал под боком. А ведь может быть и в боку...

- Осади, не заметут, - Борода осоловело глядит на статуэтку, у него по бледному лбу бежит одинокая капелька пота, скатывается по виску, скрывается в густой пыльной бороде.
- Пидорская какая-то, - нахмурившись, подытоживает. Сошлись брови, лицо исказила гримаса боли. Засипел огромный воин.
- Ой, - выдохнул как-то надсадно, как будто надорвавшись. Закрыл глаза, оперевшись одной рукой в землю. Прилёг.

Мышь, заметив неладное, подбежал резво. Доктор неспешно подошел с выражением легкой грусти на лице.
Борода открыл глаза, посмотрел на звезды. Сказал:
- Вот это красиво, - и тихо умер.

Хорь буквально отскочил, лишь только Борода засипел - еще даже заваливаться не начал. Еще подумают, черт бы побрал этих головорезов, что это он великана порешил. А после - когда воин преставился - и вовсе демонстративно в сторону отошел.

- Сука, - прошипел вор. На душе скребли и вонюче ссали драные кошки. "Вот это красиво", блядь! Спизданул - и умер, гнида, даже ответить не дал. Оставил за собой последнее слово. Хорь поднял башку к небесам и прищурился. Звезды как звезды, подумаешь. С покрывала не снимешь, на черном углу не толкнешь, бабу румяную на ночь не купишь. Хрень это все - но нет, мать его, надо было выпендриться напоследок.

Достал незаметно для всех статуэтку - хоть самому рассмотреть, как следует. А потом с отвращением засунул обратно.

Борода, ебать его дохлое тело конем, был триста раз прав. И впрямь - пидорская!

Сорока не спешил убирать руку с ножен. Конечно же, он понимал этих людей, что не пожелали погибать в безвыходной, безнадежной ситуаци, ибо сам был таким - человеком, для которого выживание было превыше всего... Но с другой стороны, этот человек умер, когда появился Сорока, и Сорока бился вместе с братьями и выживал уже вместе с ними, выйдя из гибельного капкана, которым стал Джулаг и пройдя через пламенный жар пустыни.
Выражение лица наемника, впрочем, не выдавало этих двояких чувств - какое-то подобие неприязни к беглецами и дезертирам, вместе с пониманием, ради чего Салим спасал себя и свою, хм, семью.
Непрошено скрипит кожа ножен, короткий, вопросительный взгляд брошен на Шрама.

      Безразлично смотрит Вьюга на то, как суетится новичок, как подбегают братья.
      Дикарь все понял, когда Борода еще только начал заваливаться. Как будто тень под ним укоротилась, или солнце на него по-другому стало светить или в глазах что-то поменялось.
      Вот человек умирал. А вот умер. И дело не в том, бьется ли сердце и бежит ли по венам кровь. Дело в том, где его дух.

      Вьюга подходит не спеша, как будто кот, примеривающийся перед броском. Да, этот жилистый, грубый, резкий дикарь ступает мягко и осторожно. Опустился на колени рядом с Бородой. Тронул легонько его плечо. "Отдай мне часть своей силы, брат. Ты вступишь в битву, которую нельзя ни выиграть, ни проиграть. Я положу тебе твою секиру. Я положу твой нож и твои доспехи. Но твоя сила мне нужнее."
      И подержав руку, он отнимает ее с усилием, как будто что-то удерживало ее на плече у мертвеца.
[tabПосле поворачивается и спрашивает. Он спрашивает не у Лейтенанта, у Лейтенанта он спросил бы разрешения снять часового. Он спрашивает не у Черепа, у Черепа он спросил бы, как по-халдейски "чума". Он спрашивает не у Зеленого, у Зеленого он спросил бы, как обхитрить вражеского колдуна.
      Он первый раз за все время спрашивает у Мыши, потому что лучше Мыши никто не знает ответа на такие вопросы:
      — Копать яму?

- Нам тоже не нужна кровь, Салим, кхм, - запнулся Шрам не потому, что сомневался в своих словах, потому что говорить такое при Недомерке было странно. Брат всегда хотел крови, она для него как хорошее бухло.
Меч на незнакомце был хороший, офицерский. Был ли он сам офицером? Или просто дезертир, который поживился где-то? На северном наречии говорит хорошо, их тоже признал. Еще и думает быстро, раз успел собрать свою семью накануне и двинуть прочь из города до осады.
Такой мог иметь контакты в городе и какую-нибудь информацию.
- Нужно будет поговорить, - сказал офицеру. - Семью не тронем, но и из дома пока что не уходите.
Выйдя из постройки, Шрам потянул за собой Недомерка и Сороку. Молодому сказал:
- Давай дуй кабанчиком к Лейтенанту и веди с собой. Сдается мне, что этот Селим нам может сильно подмогнуть с проникновением в город. Не мешкай, пока не рассвело. Мы тут пока посидим, на всякий случай.

Сорока внимательно слушал короткий разговор, произошедший в лачуге, и уже вполне догадался, что же будет после него, уже готовый двинуться за остальными братьями.
Шраму наемник кивнул головой, молча, но с некоторым энтузиазмом на усталом лице, решив, что слова тут будут лишними. Также, без слов, Сорока удалился прочь, лишь на секунду задержав опасливый взгляд на Недомерке... Лишь бы он все не испортил, горячая голова.

- Копать, - ответил Мышь голосом чужим, ему не свойственным.
Хотя.. кто знает, какой у него на самом-то деле голос, когда его никто почти и не слышит?

Борода умер, и его похоронили. Вскопали сухую землю заступами, всей братией перенесли и закопали тело вместе с оружием и доспехами. Без особых почестей. Слёз никто не лил, тризны ему не пели.
Но Отряд в этот день потерял не только бойца, но Брата. Как и сотни других братьев до него.
И все они были вписаны в Летопись. Это бесчисленное количество ненастоящих имен и прозвищ, которые помнят только отчаянные старики-ветераны - и обветшалые, пожелтевшие страницы с потускневшей исся-черной вязью чернил. Списки погибших, навечно зачисленных в воинство мертвецов.

Мрачный как туча Лейтенант встретил Сороку, переговорил с ним коротко, посоветовался с Доктором и выдвинул Отряд к лачуге аборигена.

Недомерок резать никого не стал. С беженцев было брать-то особо и нечего, да и, видимо, кровожадность свою братец решил (не без помощи остальных братьев) сегодня ночью осадить - даже несмотря на то, что весть о смерти Бороды он принял тяжко.
Когда в тесную и дымную лачугу вошел Доктор - долговязый и черный - и попросил братьев вывести беженцев погулять, отчего те сжались и напряглись.
Однако Доктор успокоил Салима:
- Наши пути разойдутся, как только мы войдем в город. Я даю вам слово.
- И я, - Лейтенанта гвардеец знал, а потому спорить не стал.

* * *

Доктор с помощью своих магических штучек вошел в доверие к аборигену - которого звали Апу - легко и непринужденно - так входит нож в теплое, податливое масло. Апу поделился мнением, что обнаруженной решеткой пользуются контрабандисты.
- Почему? - спросил Доктор.
- Потому что я им помогаю, - ответил Апу. Оказалось, что беженцы оказались в гостях у фермера неслучайно - он собирался провести беженцев из джулага через стоки в город, дабы избежать излишнего внимания властей и помочь с переброской на другой континент - познакомить с нужными людьми, и так далее.
На вид безобидный дядька оказался тем еще хитрющим пауком. Доктор ухмылялся, когда Недомерок хищно потирал руки.
Апу предостерег - он не сможет провести всех сразу, а в два захода идти слишком опасно, однако предложил другой вариант: часть братьев вместе с беженцами переправить через стоки, остальным указать на лодку, спрятанную на берегу, переправиться на багалу его знакомых "торговцев" и под видом команды высадиться утром в порту.
Обманывать хитрому Апу было не с руки, и Лейтенант счел план не таким уж и плохим.
Действовать, однако, нужно было быстро, а потому Отряд разделился.
Доктор и его протеже Зеленый вместе с Лейтенантом, Хорём и Вьюгой отправлялись в Мешти через систему стоков - с ними шёл Апу, а также все беженцы.
Череп, Шрам, Сорока, Мышь, Сапог и Недомерок шли к замаскированной лодке у залива - Апу описал место и даже попытался нарисовать карту на листе бумаги, который ему подсунул Мышь, а также сказал, что нужно будет передать его знакомым.
- Капитана корабля зовут Кагану. Он ждет от него весточки, - перевел слова Апу Мышь, - а в итоге получит шесть головорезов в придачу.
Апу передал Мыши записку, в которой указал, что даритель - его друг. Багала ждёт в заливе Костлявых Пальцев.

Брататься-обниматься не стали, подразумевая, что воссоединение состоится в ближайшем времени в месте, которое Апу описал как наименее приметный кабачок на окраине портового района.
На том и порешили.