Kindred: the Embraced. Season 2 [ЗАМОРОЖЕНО] | ходы игроков | Последняя песня

No more excuses
And no more regrets.
Bring through the bruises,
Snuff out cigarettes.

Ты поешь. Они слушают.

The darkness is coming,
The Hunt will begin.
Our hearts will be drumming
With bestial fear within.

И хотели бы, может, заняться чем-то другим. Поговорить о делах. Выпить. Отрешиться от своих забот.

Forget about hope, give up your delight
There is no compassion and no more sunlight.

Но не могут. Захвачены звуками, которые ты создаешь. Именно ты заставляешь слова звучать... так.


And all this black night, all black night long
I'll sing my sorrowful, last sorrowful song.

Сначала никто не аплодирует. Всегда только эта тишина, ужасная, давящая, мертвецкая тишина. Такая, что тебе слышно их дыхание, а им - твое сердцебиение.

А потом происходит взрыв. Снова. Словно морская волна, толпа слушателей сначала словно бы отступает назад... Но уже через несколько секунд они все устремятся к тебе. С криками, цветами, ручками (автографы для фанатов, телефоны - для наглецов), поздравлениями, признаниями в любви...

Но нужно ли тебе это?

В горле ком. Трудно вот так сразу переключаться. Хорошая песня она затягивает, накручивает, лепит настроение, словно весь мир вокруг меняет. А эта песня была не про праздник и радостных поклонников.

Анна заставила себя улыбнуться помахала рукой. Нужно и сказать что-то, да побыстрее, пока не закружат в водовороте зрителей.

- Подождите минутку! - Ой нет, не так хотела сказать, но микрофон уже украл слова, отдал их на растерзание аудиосистеме, - Хей, я надеюсь это не последняя все-таки песня была.

Одобрительно шумит зал, жаль не видно лиц. Тяжело обращаться ко всем и никому сразу.

- Но в каком-то смысле последняя, конечно. Песня, тут на сцене - это всегда последнее в длинном ряду. Это огромная работа. Вы конечно знаете Майкла - он композитор, просто гений, знаете Элизабет Морлоу - это ее стихи. Но ведь не только они старались! Это еще и группа "драм кор" - славные ребята, сыграли основную тему. Только прически у вас так себе. Простите парни.

Кто-то засмеялся. Хотя Анне казалось, что шутка вышла так себе.

- А вот там, наверху, сидит Билл. Он светом управляет сегодня. Если бы не он, то ночь и впрямь была бы чернее некуда. Спасибо Билл!

Ага, вот и к краю сцены добралась. Еще немного и можно будет удрать.

- Ну и без вас ничего бы не вышло! Петь в пустоту, знаете ли... глупо как-то. Музыке нужен слушатель. Спасибо всем кто пришел сегодня! До свидания.

Спасительный занавес и полумрак закулисья. Анна едва не бегом поспешила подальше вглубь сцены. Упала на подвернувшийся стул и вздохнула. Вроде получилось. И никому не обидно будет.

Слава. Ослепляющая, оглушающая амброзия. Однажды вкусив ее, всегда хочется ощутить это снова. Выйти на сцену, раствориться в свете рампы... Чтобы вернуться под аплодисменты и восторженные крики зрительской толпы. Многие не способны остановиться и цепляются за славу до конца своих дней...

Ты же бежишь от нее. Быстро. Как будто бы стыдливо. Стоит лишь прийти осознанию того, что на тебя обращены все взоры, ты стремишься отвести их от себя и скрыться за кулисами. А затем птицей упорхнуть в задние комнаты, которые даже дальше гримерок, где тебя еще могут найти.

Ты знаешь, что через пять минут сюда зайдет Боб, твой менеджер, чей вес пропорционален верности. Бесконечно преданный, все свои помыслы направивший лишь на твой успех, он всегда умел тебя поддержать. Впрочем, есть и обратная сторона: словно заботливый отец, он регулярно выдергивает тебя из зоны комфорта, заставляя выступать публично, встречаться с разными влиятельными людьми. Делает тебя звездой, которой ты быть не хочешь.

Твоя мечта лежит где-то посередине между всемирным признанием, которого ищет для тебя Боб, и вечерними выступлениями в маленьких ресторанчиках, которые тебе кажутся совсем неподходящим местом.

Но ты всегда была примадонной, пусть и без таких капризов. Если ты сейчас упорхнешь, Боб, конечно, будет ворчать, но уж точно за тобой не угонится.

В темных пыльных закоулках было жутко. На самом деле, конечно, темнота была очень относительной, просто в каком-то из боковых коридоров потушили свет, а пыли и вовсе было не больше чем должно быть в таком большом здании. Но воображение хваталось за пылинки, танцующие в свете люминесцентных ламп на фоне гулкого черного провала пустого коридора, тащило из глубин долговременной памяти детские страхи, и смешивало их с текстом той самой песни.

Анна отвернулась и так быстро, как позволяла узкая юбка и туфли поспешила к гримерке. Страшно хотелось обернуться, чтобы не выпускать из виду тот коридор, но это было бы ребячеством.

Анна все-таки обернулась, но только когда свернула за угол. Просто чтобы подчеркнуть для себя нелепость собственных ощущений. И... И конечно никакой темный коридор следом не крался, не разматывал с громадной бабины сеть черной беспросветной ночи и не нависал угрожающе. Ну и прочее, что там обычно делают запредельные невыносимо жуткие монстры из кошмаров.

В гримерке было тихо, светло, пахло цветами, а звуки путались в куче мягких матерчатых поверхностей. Можно было, конечно, быстренько переодеться, переобуться и, может быть, даже ускользнуть до того как Боб закончит с обычными процедурами (что он там делает каждый раз? Не ждет же просто пока Анна изволит перевести дух, в самом деле). Но совесть не пускала.

В самом деле, сбежать со сцены было не красиво. Но там были незнакомые люди, которые вряд ли сильно расстроятся. А Боб другое дело, бросить его было бы просто свинством.