ЭПИЛОГ ИРЭН15 июня 2015 года. Лондон. 22:15***
— Петлю, пожалуйста.
Абрахам Честертон протянул руку, не отрываясь от иммерсионного микроскопа.
— И там образец уже отцентрифугироваться должен был. Несите.
— Одну минуту, профессор.
В ладонь учёного легла запечатанная пробирка с кровью, разделённой на фракции.
— Какая плазма хорошая. На Вашем месте я бы взяла этого донора на заметку, — посоветовала Ирэн. — Я для своих исследований веду дифференцированную картотеку. Очень удобно.
— Благодарю за ценное замечание, ученик О’Двайер… — пробормотал Честертон на автомате, аккуратно манипулируя инструментом. — Я всенепременно его учту…
Увлечённый созерцанием содержимого чашки Петри, скорее всего, он даже не услышал, что сказала ему девушка. Профессор всегда такой, когда работает. Нисколько не изменился.
— И пипетку ещё, — не отрываясь от увеличительных стёкол, высказал он очередной запрос, снова протягивая руку.
— Пастеровскую? — намеренно неправильно задала уточняющий вопрос Ирэн.
— Леди О’Двайер! — строго одёрнул ученицу старший Тремер. — Второкурсник и то не говорит подобной чуши! Сколько раз Вам повторять, что…
Он осёкся, оторвавшись от микроскопа и резко повернув голову в сторону ассистентки.
— …для этого вида эксперимента пипетка должна быть только градуированной, — закончила девушка его фразу. — Я помню, профессор. Меня же учили
Вы.
Она тепло улыбнулась, встретившись с ним взглядом.
— Ирэн?!
Честертон уставился на свою ученицу, будто видел её сейчас впервые.
— Да, мой Сир?
Улыбка ирландки стала ещё шире и радостнее. На пару мгновений мужчина потерял дар речи. Наконец, кашлянув смущённо, попытался придать своему виду и голосу прежнюю строгость:
— И давно ты тут сидишь?
— Да с полчаса, наверное.
— Ты не надела халат.
Ирэн уже не могла сдержать смеха.
— Если бы я не заговорила да ещё была в халате, Вы бы меня до самого утра не заметили, да? Над чем трудитесь?
Она поднялась и, пользуясь замешательством собеседника, заглянула в микроскоп.
— М-м, любопытно! А серологию* уже делали? — поинтересовалась девушка деловито, подкручивая колесико.
— Ты приехала… Сколько лет прошло… — не то спросил, не то просто ошарашенно высказал Честертон в воздух.
— Необычный образец. Я бы всю кровь не тратила, часть на ИФА** оставить неплохо, вдруг там что интересненькое покажет, — продолжала непринуждённо болтать рыжая.
Наконец, она оторвалась от увеличительных стёкол и снова опустилась на стул напротив. Всмотрелась пристально в лицо учителя, вдруг посерьёзнев.
— Десять, профессор, — сказала она тихо. — Прошло десять лет.
Болезненно-натянутая улыбка и грусть во взгляде. Будто только сейчас пришло осознание, как же долго она не видела это строгое, родное лицо в обрамлении благородной седины.
— Я скучала.
Она мягко, осторожно, будто безмолвно спрашивая позволения, взяла мужчину за руку. И вдруг, подавшись вперёд, порывисто припала губами к тыльной стороне его ладони.
— Ирэн, увидят… — смутился Честертон.
Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить непроницаемое выражение лица. Впрочем, пальцев он не отнял, неотрывно, заворожённо наблюдая за ученицей с высоты своего роста.
— Плевать… пусть смотрят… я так скучала… — прошептала девушка с закрытыми глазами, скользя губами по мягкой коже, испещрённой мелкими морщинками.
Ирэн и не думала скрывать удовольствие от процесса.
— Я буду целовать Ваши благословенные руки хоть при всей лаборатории в полном составе, — наконец, оторвавшись, добавила ирландка в своём фирменном стиле. — Ну и сколько реактивов попортили эти благословенные руки за сегодня?
К леди О’Двайер вернулась прежняя бодрая весёлость.
— Или ты действительно так соскучилась, или тебе что-то надо… — с подозрением прищурился учёный, высвобождая руку.
Он говорил намеренно холодно. Ни за что не хотел подавать виду, что эта рыжая бестия одним своим внезапным появлением вывела его из равновесия и он еле сдерживается сейчас, чтоб не заключить её в объятия. Никогда не имевший семьи, всю смертную жизнь посвятивший науке, в лице Ирэн он нашёл и способную ученицу, и верную соратницу, и любимую дочь, а может, и… Но, как известно, дочери имеют неограниченную власть над отцами и вьют из них верёвки. Абрахам Честертон исключением не был, хоть пытался.
— Конечно, мне от Вас что-то надо, — без обиняков отозвалась девушка. — Не просто же так я к Вам приехала в такую даль.
— Так я и знал! — с некоторой досадой в голосе Честертон хлопнул по столешнице ладонью. — Ну и что тебе понадобилось от меня?
— Хм, для начала… чтоб Вы разделись, профессор.
Брови учёного изумлённо взмыли вверх.
— Ученик О’Двайер, Вы забываетесь! — вспыхнул он.
— Раздевайтесь, профессор. Прямо здесь и сейчас, — упрямо повторила ирландка, наслаждаясь комичной реакцией Сира.
Выдержав паузу для пущего эффекта, она, наконец, объяснила:
— Я Вам нарядов из Парижа привезла. Вы же наверняка все эти 10 лет не обновляли гардероб и ходили в одном и том же.
Ирэн принялась выкладывать из вместительной сумки рубашки, брюки, костюмы и все полагающиеся к ним аксессуары. Объём пакетов и коробочек получился солидным и завалил весь стол.
— Со стрелками, как Вы любите, — кивнула она на брюки. — И сейчас Вы всё это будете примерять. А старое мы выкинем. Честное слово, профессор, Вы почти до дыр всё заносили! Так нельзя. Вы же глава крупнейшей лаборатории!
— Мне и в этой одежде удобно. И вообще, у меня эксперимент на сегодня запланирован! — чуя, чем оборачивается дело, запротестовал Честертон.
— Подождёт Ваш эксперимент. Давайте-давайте, а то до утра не управимся. Надо же посмотреть, как на Вас будет сидеть. Из лучших бутиков столицы мировой моды, сэр Честертон. Для моего Сира — всё самое изысканное!
Ирэн была беспощадна.
***
Двое учеников стояли у входа в микробиологический блок, не решаясь войти.
— Что-то эксперимент запаздывает, — неонат Дэвид с тоской взглянул на часы, посматривая на адепта постарше.
— Ещё бы не задерживался. Там О’Двайер нагрянула, как песчаная буря в пустыне, — недовольно процедил Сэмюель.
— А-а… — протянул молодой лаборант, делая вид, что всё понял и не решаясь задавать уточняющие вопросы.
Однако всё же не удержался:
— А О’Двайер это кто?
— Дочурка нашего шефа, — пояснил Сэмюель. — Чокнутая. Теперь не успокоится, пока не разнесёт всю лабораторию. Эх, секвенатор только неделю назад новый купили… — с каким-то меланхолическим сожалением пробормотал он, словно, уже не верил в то, что дорогой аппарат уцелеет после визита рыжей ведьмы.
— Так что, значит, мы сегодня не работаем, выходной? — радостно спросил Дэвид, но смолк под гневным взглядом раздражённого коллеги.
В это время, словно в подтверждение худших опасений, из-за двери послышались звуки беготни и особо громкие реплики словесной перебранки, разразившейся внутри:
— Ученик О’Двайер, прекратите сейчас же! Тут Вам не подиум, а микробиологическая лаборатория и серьёзные исследования! Вы мешаете работе!
— Напротив, профессор, я Вам помогаю! Ну же, идите сюда!
— Избаловал тебя на свою голову!
— По-хорошему прошу, мой несравненный Сир!
— Ирэн, перестань стаскивать с меня халат!
— Милый профессор, Вы просто не оставляете мне выбора и вынуждаете применять силу!Адепты переглянулись.
— Может, профессору нужна наша помощь? — высказал робкое предположение Дэвид.
Вконец раздосадованный Сэмюэль мрачно махнул рукой.
— Ему уже ничто не поможет, — категорически заявил он. — Пошли отсюда. Это надолго.
***
— Вы неотразимы! Очень красиво.
Ирэн даже в ладоши хлопнула от умиления, рассматривая Сира, разряженного сейчас, словно лондонский денди. Собственно, он лондонским и был. Британский филиал генноинженерной лаборатории Тремеров располагался в одном из зданий делового центра столицы Англии. А Абрахам Честертон был его заведующим.
— Как влитой сидит. Будто по индивидуальным меркам шили.
Девушка ещё раз обошла Сира кругом, окидывая придирчивым взглядом. Отступила, оценивая его вид с расстояния. Приблизилась снова, мягко, заботливо поправив узел галстука.
— Изумительно. Вот на ближайшую конференцию так и отправляйтесь, — резюмировала она. — Все неонатки попадают. А я буду ревновать!
Учёный обречённо вздохнул.
— Ирэн, какая ревность и неонатки. Тебе уже 80 лет, а мне…
— А вот и нет! — возразила ведьма. — Нам с Вами
на двоих всего лишь 80 лет. Вам 58, а мне 22. Разве Вы не читали мою статью про сохранность личностных черт и психологического возраста после Становления?
— Конечно, читал, — улыбнулся учитель, смягчаясь.
— И что Вы можете сказать по поводу сделанных мной выводов, коллега?
— В целом, я, пожалуй, склонен согласиться, однако есть некоторые дискуссионные моменты. Например…
Лицо Честертона приняло прежнее сосредоточенное выражение, какое бывало у него во время работы.
— Но вообще-то Вы хотели сказать, что очень мной гордитесь, — перебила его Ирэн, не давая пуститься в долгие научные рассуждения. — Однако британский снобизм никогда не позволит Вам выразить это вслух прямо, — нисколько не стесняясь, продолжила она.
Но профессор не обиделся. Вокруг его глаз заиграли морщинки тёплой искренней улыбки.
— Горжусь, — он мягко привлёк девушку к себе.
— И я всегда буду Вашей любимицей, — млея, почти промурлыкала рыжая, тоже заключая Сира в объятия.
— Не то что всякие бездари, не способные отличить генную мутацию от геномной! — вдруг повысила она голос. — И плевать, что они считают Ирэн О’Двайер чокнутой! Она всё равно умнее их!
Эта обвинительная реплика, очевидно, предназначалась для тех самых лаборантов, подслушивающих под дверью. Своего Сира Ирэн обожала и ревновала безумно, не упуская случая открыто подчеркнуть свою состоятельность на фоне менее способных неонатов. К вящему недовольству последних.
— О боже… — снисходительно покачал головой польщённый Честертон. — Да никто меня у тебя и не думал отнимать. С кем ты всё воюешь уже полвека? — рассмеялся он.
— До самой смерти буду воевать, — беззлобно огрызнулась рыжая. — Знаю я их. Так и норовят.
Мой профессор. Только мой.Победно улыбнувшись, девушка снова уткнулась лицом в грудь Сира, блаженно прикрыв глаза. 10 лет она ждала этого момента.
— Но вообще, мы можем продолжить дискуссию по поводу выводов моего исследования у Вас дома, «спохватилась» Ирэн, снова открыв глаза. — Я же к вам на стажировку приехала. Надолго, — сообщила она, наконец, главную новость. — Вы ведь научите меня модному нынче плазмолифтингу? Я читала статьи. Потрясающие эффекты.
Девушка посмотрела на Сира снизу вверх одним из своих выразительных взглядов.
— И я ведь могу у Вас пожить, профессор?
— Только через мой прах!*** — отрезал Честертон.
— Наконец, наведу порядок в библиотеке…
— Нет.
— Небось там пыли скопилось, у-у…
— Ты меня слышишь? Я сказал нет.
— И книжки расставлю по местам согласно каталогу. А то у Вас вечно такой разброд и шатание. Бывает, полвечера ищешь нужную…
— Этого ещё не хватало. После твоего «упорядочивания» я ничего не могу найти.
Абрахам Честертон был ещё тем упрямцем, не терпящим вмешательства в свой быт.
— А ещё, знаете, мой Сир, я новый рецепт десерта изобрела. Хотите, буду Вам на завтрак в постель подавать? — пустила Ирэн в ход тяжёлую артиллерию.
— Ох, лиса! — реплика за репликой учитель постепенно сдавал позиции, но всё ещё держался. — Нет.
Ведьма упёрла руки в боки и прищурилась.
— Вот как, значит? Вы меня разлюбили? Создали себе другую дочь, да? И она живёт теперь с Вами! Ну и кто она? Я ей все волосы повыдираю!
— Великий Тремер, пошли мне терпения…
Честертон возвёл очи к потолку, собирая остатки терпения. Выдохнул медленно.
— Нет, Ирэн, — сказал он мягко. — Мне и одной ревнивицы хватает с лихвой.
Отелло в юбке расплылась в довольной улыбке и моментально ослабила натиск. Не забыв, впрочем, зайти с другого фланга:
— В таком случае как Ваша единственная дочь — и дочь, надо заметить, примерная и очень Вас любящая — свято обязуюсь каждый вечер наглаживать стрелки на Ваших брюках до идеального состояния!
А это уже был «контрольный выстрел в голову». Но тут Ирэн вдруг притворно сдалась:
— Ладно, раз к Вам совсем нельзя, я в лаборатории поживу.
— Всё, что угодно, только не это! — ужаснулся Сир.
— Всё, что угодно? Ага, значит, всё-таки к Вам можно! — победно захихикала ведьма. — Я так и знала, что Вы не станете выставлять под палящие лучи солнца Вашу любимую ученицу…
Девушка премило захлопала длинными ресницами. Просто сама невинность и беззащитность.
— И чем я только думал в ту ночь, когда становил эту хитрую демоницу! — возопил Честертон, сообразив, что только что попался в ловко расставленные сети.
— Мой прекрасный Сир, да будет благословенна та ночь! Я Вас обожаю! — рассмеялась рыжая, подхватив профессора под локоть и увлекая его к выходу.
Спустя месяцСамолёт ночным рейсом Лондон — Париж только что приземлился, согласно расписанию, в столице Франции, выпуская в тёплую летнюю ночь молодую рыжеволосую женщину в роскошном чёрном платье со шлейфом.
— В Сорбонну, будьте добры, — кратко сообщила она водителю и назвала адрес.
Ирэн (а это была именно она) не стала сообщать заранее о своём визите, не стала просить прислать за ней верного, пунктуального Клауса. Она хотела сделать сюрприз.
***
Прежде чем войти в кабинет, она поправила на голове небольшую диадему с чёрными полудрагоценными камнями. Оникс, конечно же. Излюбленный самоцвет ведьм.
— Gesegnet sei diese Nacht — Ich sehe wieder dein Gesicht und bin glücklich, — мягко произнесла она, обращаясь к хозяину кабинета по-немецки с лёгким баварским акцентом.
[Да будет благословенна эта ночь — я снова вижу Ваш лик и счастлива (нем.)]
Шурша подолом, Ирэн плавно, неспешно приблизилась, с улыбкой смотря на мужчину, и подойдя на расстояние вытянутой руки, склонилась в поклоне.
— Stefan. Mein Herr.
[Штефан. Мой повелитель (нем.)]
В своей жизни Ирэн никогда ни перед кем не склонялась по своей воле. Кроме него.
Её поклон не был подобострастным или заискивающим. Он не был демонстративно-картинным или наигранно-театральным. В этом жесте, наполненном достоинства, сквозила глубокая, искренняя преданность и уважение. Эта загадка, которая не давала Высокому Регенту покоя с самого начала их знакомства: откуда в этой гордой, честолюбивой, непокорной, амбициозной женщине такая непоколебимая верность ему?
За три века своего существования Торстен привык к козням и интригам, привык к хитроумным схемам предательства со стороны нижестоящих, каждую ночь видя в глазах неонатов зависть и лишь одно алчное желание — вскарабкаться по Пирамиде выше, спихнув или вовсе уничтожив всех вышестоящих. Его в том числе.
Но он не видел этого в глазах Ирэн. И не мог понять — почему? в чём подвох? Может, ирландка — сама дъяволица, сверххитрая и изворотливая, что способна скрывать свои мотивы настолько хорошо даже от него? Она никогда ничего у него не просила, не клянчила, не ставила условия. Их отношения не строились по принципу товарно-денежных, ты мне — я тебе, купи-продай. И за всё это время Ирэн не получила ни одной кредитки с кругленькой суммой на счету. Удивительно, но единственный подарок, который Ирэн получила от Стефана, был тот самый щенок, которого она назвала Шиллером.
Привыкший ожидать только гадостей от подчинённых, привыкший к тому, что каждая услуга оплачивается, Высокий Регент терзался теориями, не в силах разгадать вопрос «как такое возможно?». Преданность Ирэн нельзя было купить дорогими подарками или обещаниями славы. А ответ на вопрос Торстена был прост: не было никаких подвохов и хитроумных схем. Просто однажды, взглянув на Стефана своими зелёными проницательными глазами, Ирэн увидела то, что никто в нём не видел. И больше не смогла оторвать от него восхищённого взгляда. А он, осознав это, поняв, какие мотивы движут Ирэн, в один из вечеров назвал её…
— Королевой. Так ты меня назвал когда-то. Помнишь?..
Она тепло улыбнулась мужчине.
— И я подумала: раз я удостоена такого высокого титула от самого Его Светлости, надо ему соответствовать, — она указала на диадему на своей голове. — Я старалась быть сегодня неотразимой для
тебя.Да, она звала его на «ты» и по имени. Ей единственной разрешалось подобное обращение. Каждый раз, когда она произносила «Штефан» на немецкий манер его родного языка, она наслаждалась звучанием каждой буквы этого имени. Ведь Стефан — «венценосный», в переводе с греческого. Торстен ещё при жизни был рождён править.
Уважение и восхищение умом — вот основа, на которые ложатся все остальные оттенки чувств. Уважение и восхищение было во взгляде Ирэн всякий раз, когда она с любованием смотрела на этого внешне непримечательного красотой человека, человека потрясающей силы и мудрости. Это и было основой безграничной верности непокорной ирландки. Торстен никогда не предавал её, всегда протягивая руку помощи и щедро делясь знаниями — не предавала его и Ирэн. И никогда не предаст.
Верность — редчайшая драгоценность в Мире Пирамиды. И она не продаётся и не покупается.
— Столько всего накопилось, дел невпроворот! — бодро затараторила ведьма, настраиваясь на деловой лад. — И у меня куча замечаний и предложений. Но, конечно, если ты всё одобришь. Сейчас всё изложу по порядку.
Они оба любили деловой подход. Они оба видели процветание клана в сплочённости и Кодексе, а не в подковёрных интригах. Они оба считали: сила Тремеров — в совместной продуктивной работе над поставленными задачами. И оба, рука об руку, шли к этому светлому будущему. В котором никто никогда не посмеет фыркнуть Тремеру презрительное «колдун».
— Во-первых, по делу Эдгара я считаю… — деловито начала Ирэн и осеклась.
Подняла глаза, пристально всматриваясь в лицо Высокого Регента. Она замерла, читая его ауру и совершенно не скрывая этого. Торстен разрешал ей и это.
— Я слишком спешу, да? — догадалась она. — И у моего Повелителя есть особые пожелания?..
Хитрая, загадочная, заинтересованно-дразнящая улыбка пробежала по её губам.
Кто сказал, что женщина должна быть непременно первой и править? Главное искусство женщины — править, будучи второй.