(OWK)Кровь на палубе | ходы игроков | После бури

Хмурый взгляд Богартсона блуждает по заваленной телами палубе. Дороговато обошлась ему эта вылезшая из дырки Хель посудина!
Картина не статична – слышны стоны, хрипы. Кто-то шевелится, кто-то скребёт ногтями по угвазданному липким настилу. В первую очередь – проверить своих.
Всё не так плохо. Матти поднимается на ноги сам, покачиваясь, как с перепоя. Повезло – пуля лишь чиркнула по черепу, оглушила. Собаки не догрызлись до мяса, а неумеха-торгаш, добивая, только ссадил кожу с головы. Мелочи.
Снурре тоже целёхонек оказался. Ногу ему не просекли – подбили только. А удар сверху шлем выдержал. Всё ж бабёнке силы не хватает бить как следует, а дорезать времени не было. Тряхнуло мозги парню. Поблюёт – оклемается.
Вот старина Гельмут оказался плох. Полотняно-бледный, дышит прерывисто, и с выдохом на губах пузырится пена. Лёгкое пробило, скоро отойдёт.
Стугерон – туда же. Горло прогрызено чуть не до позвоночника. Ещё хрипит, но недолго ему осталось. Был бы под рукой лекарь, понимающий в Ушедшей медицине, глядишь, и спас бы. Но лекаря нет.
Ну а Олаф, вцепившейся мертвой хваткой в цевьё, и уставившийся незрячим взглядом в зенит, и вовсе уже в Вальгалле.

Из добычи, по всему видно, тоже не все ушли за кромку.
Хотя, чёрнорылый уже явно на грани, крови из-под него натекло - озеро целое.
Дреддастому плечо прошило, но, кажись, кость цела. Работать сможет.
А вот и грудь-в-полоску, которого сам же штыком угостил. Гляди, дышит, и даже ворочается. Видать, требуху не сильно попортил, сохранил товар.
Девка. Не проломил ей молодой макитру? Не, помял только. Может, дурочкой станет. А может, и нет.
Дедок-то вообще царапиной отделался. Клок кожи с башки сорвало. Только на кой хер он нужен, развалина?
Ну, и собака где-то ползает.

Ясно, понятно. Теперь за дело. Кого надо – добить. Кого надо – повязать. Машину застопорить. Отсигналить на «Злую Луну». Добычу посмотреть.
В общем, приятные хлопоты.

Убрал ладонь от лица. В крови, но не в мозгах. Славно. Подковылял к матросу, что из нагана в меня палил. В богов я не верю. Зато в ровный счёт. Хакнул, приклад винтовки в череп ему впечатывая. Хрустнуло. Присмотрелся. Хватило одного раза. Утёр кровь с лица. Теперь следующий. Псарь-с-кастетом. Едва живой. Посмотрел на него тяжело, дыхание восстанавливая. Палубу оглядел. Горизонт. Потыкал носком сапога в пухлый бок: не шевелится, не стонет. Перешагнул через недотруп: сдохнет сам. Навалился на фальш-борт, свежий воздух ноздрями с шумом втянул.

Кому что - а Снурре бабу. Только парень очухался - успел только шлем снять, да забортной водички зачерпнуть-умыться, а уже сидит рядом с приласканной им несостоявшейся автоматчицей. Ухватился за волосы, голову поднял. Убедился что жива. Почти ласково по макушке потрепал.
- Вот так-то оно куда лучше, чем в людей стрелять. Ничего, мы тебе найдем местечко подходящее. Милашка, - и улыбнулся.
А уже потом к дядьке подошел. Да, этому досталось крепко. Даже и не знал что сказать-то ему. Просто кулак сжатый показал - удачи, мол, там, в Валхалле, еще увидимся когда-нибудь.
Пинка отвесил тому полутрупу, что Гельмута подстрелил. Надо успевать пока не помер, а то покойник даже не застонет, никакого веселья.
Ну и за дело принялся. Им еще недобитков, что могут полезными оказаться, вязать, смотреть, что ценного с мертвецов снять, трюм потрошить - куча дел.
- Эй, шеф, а собаку сразу за борт или себе заберешь?

Едва пришёл в себя, осознал: победили.
Мыслью следующей понял: умирает.
Жизнь перед глазами проноситься не стала. Вместо неё образы семьи представились. Жена, дети.
Приподнялся на локтях. Кого-то из своих мимо проходящих за лодыжку ухватил. Попросил:
- О моих позаботьтесь!
И отошёл.

Заговорил Снурре. Оборачиваюсь на звук голоса. Баба. Забыл про них, когда в лицо получил. Вылетело из головы, что они тут вообще есть. Положил брату руку на плечо, отошли в сторону, говорим тихо. Кивает. Киваю и я. Подхожу к ней. Поднимаю за густые волосы волосы с колен. Намотал на кулак. Молода. Пульсирует жилка на шее. Обнажились зубы от того, что голову запрокинул. Шарахнул о борт головой, брызнуло красным, повалил на него же. Спустил штаны. Сорвал трусы. Пинком сапога ноги раздвинул. Навалился грудью, к фальш-борту прижал. Мягкая и тёплая - как одеяло с утра. Взял её в руки - и сразу встал. Часто так после боя. Пошарил ладонью. Засадил, крякнув. Выдохнул.

Шлем стянул, вдохнул пахнущий порохом и кровью воздух, потихоньку уже сменяемый студеным морским ветерком. Осклабился, сплюнул.
На вопрос Сергссона рыкнул что-то неразборчиво. Волочащего лапы скулящего пса за ошейник прихватил и, поднатужившись, одной рукой швырнул за борт, как тряпку.
- Подмогни.
Умирающих своих оттащили к стенке, полусидя устроили. Янссен, Ярре - старики. Гор пока на палубе остался, его попозже море примет.
- Твою долю получат. - Стугерону кивнул. Сказал обоим, зубы в улыбке обнажив: - Хорошая смерть у вас. Когда пора, прямо. Хорошая жизнь, хорошая смерть. В Вальгалле встретимся, викинги.
Янссен, гляди, уже отошел. Гельмут еще дышит, смотрит. Вопросительно на него глянул, указывая на полувытащенный из ножен кинжал - помочь?
...
Быстро закончив с мертвыми, вернулся к живым. Кое-кто оказался даже слишком жив.
К лютующему на чернявой бабе Хайкиннену подошел. Трясет налетчик бледным задом лихо, удар за ударом ей по лицу добавляя - такой бы пыл в бою.
Пнул его ботинком в бок легко, но чтоб почувствовал. Сказал спокойно, но громко, так, чтоб точно слышал даже за своим занятием:
- Еще раз ударишь моего пленного - назад поплывешь своим ходом. Любого. Заканчивай и посмотри трюм.
Сергссона подозвал:
- Давай, вяжем живчиков. Дед шевелится, бери его, пока не очухался и не учудил. Потом оружие соберем.
Сам на корму стал, рукой помахал - взяли. Драчка с конвоем вроде поутихла, так что скоро подойдут.
По пути к корчащемуся морячку в тельняшке с сожалением глянул на раскуроченный труп белокурой валькирии. Зря сорвался, вот эту надо живой было брать. Скольких уложила, двоих? Вот это женщина. Да ладно.
Сколько их еще будет.

Вино битвы опьянило, хотя и досталось Эйдин совсем немного. Тем тяжелее оказалось похмелье. Руки больше не сжимали теплое дерево рукояти, да и пошевелить ими не выходило, мешали верёвки. Чернявая застонала от невыносимой боли - голова раскалывалась. Сегодняшний завтрак оказался весь на досках пола. Стало легче, ровно настолько, чтобы осознать, наконец, где она и что тут происходит. Трюм, веревки. Воды бы сейчас и умыться. Она подавила очередной стон, выплюнув попавшую в рот прядь волос. В паху горело, одежда разодрана. Гримаса боли и бессильной злобы на залитом кровью лице.

- Эй! - от собственного крика в груди будто что-то взорвалось, кажется еще и ребра сломаны. - Понравилось вам, а? Приятнее же бабу трахать, чем друг друга в зад иметь, как вы обычно, правда?

Вильям пришел в сознание. Страшная боль пронзила грудь, когда он попытался заговорить - тот пинок давал о себе знать. Старика, небрежно схватив за ногу, тащил куда-то хмурый бородач.
"Поражение. Очередное поражение." - замутненным взглядом он разглядел очертания своих, ранее полных жизни, товарищей. "И я снова остался жив."

Викинг бросил старика недалеко от входа в трюм, там где дед сидел в засаде. Одежда успела промокнуть в жиже из морской воды, крови и мозгов, которой была покрыта палуба. Под её весом старику было трудно даже пошевелиться.

"Какой из меня раб? Не продадут они меня, а когда поймут это, то убьют." - Вильям приподнялся и прислонился к стене. "Когда напьются, улизну, и была ни была. Может и не погонится никто. Зачем я такой им нужен?" - он посмотрел на свернувшуюся рядом Эйдин. Нельзя с ней бежать, её то искать будут. Достанется ведь ещё молодой...

Возможно небеса решили напоследок посмеяться над проклятым стариком. Сколько он сможет протянуть со сломанными ребрами? Как далеко сможет уйти от викингов богатырей, одним прыжком преодолевают расстояние которое старик проходит за минуту? Да и сможет ли вообще сбежать?

"Теперь и море для меня пахнет смертью." - Вильям Олсопп закрыл глаза.

Ярре хрипло втянул воздух. Закашлялся, на губах с пеной выступила ярко-алая кровь.
-Добрая битва... - Иллюзий Гельмут не питал - не жилец.-Винтовку - старшему моему переправь, на острова. Долю - моим... До встречи в чертогах Одина, Богартсон.- В глотке заклокотало, из уголка рта засочилась струйка крови. Помните - я в вас верю и... не торопитесь!- Ярре улыбнулся старшему и кивнул на кинжал.

- Давай, брат. Удачи там.
Удар быстрый, мощный, в шею прямо. Пробил насквозь, чуть не воткнув лезвие в переборку. Вытерев кровь с кинжала, Богартсон почтительно закрывает Ярре остекленевшие глаза.
...
- Заткнись! Поставьте ей кляп! Рот ей теперь не для болтовни, ха-ха-ха! - Глухо донеслось до Эйдин с верхней палубы.
- Значит, так. - Обратился к своим. - Сейчас надо будет взяться за этого, дредастого. Он явно не голодранец с команды. Спросим, как нам стать такими же богатыми, как он.
Хохотнул.
- Остальных трогать не будем. Своих потеряли много, надо будет как-то отбивать. Продадим в трэли. Большинство ранены, от допросов могут и в Хель улететь. Да и что с них спрашивать? Со старика этого - тьфу. И бились храбро, жопа Одина их сожри, храбро. С тельняшкой поговорю - может, и вовсе будет с нами однажды ходить.
- Баба красивая. Думал себе взять, но ты, Матти, херов скорострел, успел ее попортить, пока я тут, видите ли, побеждал! - Заржал беззлобно. Настроение такое. - Красивая. И горячая. Задорого уйдет.
- Все, вопросов нет? - Поднялся с бочки, на которую присел было. - Вон, наши уже подгребают. Пошли собираться.

Полдюжины дней пути.
Одним – на вольной палубе и в кубриках. Другим – в вонючем трюме с рукой, прикованной к релингу. Третьим – в рефрижераторе, среди мороженных свиных туш. Четвертым не досталось и такого билета. С них рыбка вес нагуляет.
Одни домой едут, другие – на чужбину. Одни – с добычей, другие – добычей. Одни веселы и громогласны, другие подавлены и угрюмы.
Так распорядилась судьба. А могло ли быть иначе? Мог ли Дордвик Богартсон со своими молодчиками сейчас лежать на дне морском, в виде ушедших в ил, обглоданных дочиста костей? А то и цедить подтухшую воду в трюме «Ласточки», ожидая позорного возвращения на родные острова за солидный выкуп? Да, мог, пожалуй. В конце концов, северяне порядком пообломали клыки об свою колючую добычу. Но удача, Боги, или кто там ещё, были на стороне налётчиков. А удача улыбается сильнейшим, так ведь?

На утро седьмого дня конвой с триумфом вышел на рейд порта Старбю, что на славном острове Хогаланд.
Одним – слава и почёт. Песни скальдов, реки пива, горы мяса, объятия родичей. Доля в жирной добыче.
Другим – невольничий рынок. Ошейник, грубая пища, тяжелая работа. Чужбина.
Третьим – скорбный путь к родному дому, слёзы, погребальный костёр и курган.

Каждому своё.

Вильям Олсопп
Он так и не доплыл до Хогаланда. Когда вывели из трюма выносить парашу за товарищами по несчастью, он увидел в налетающей тьме очертания какой-то суши милях в пяти. Долго не думал. Плеснул парашей в лицо конвоиру, прыгнул за борт. Фары-искатели так и не выхватили средь пенящихся бурунчиков поплавок человеческой головы. Стопорить конвой и спускать лодку ради старого пердуна поленились.

Хайнц из Дизельхайма
Люди Островов – ребята прагматичные. Резать дойную корову не станут. Уяснив, что у Хайнца кое-что за душой имеется, назначили выкуп. Отправили весточку родне, указали время и место обмена. Месяц пришлось вламывать на лесоповале бок о бок с трэлями, ведь кормить тут просто так никто не собирался. Наконец, состоялся обмен. До последнего опасался кидалова, но обошлось. Вернулся к жене, детям и разбитому корыту – проклятые северяне ободрали как липку. Ничего, на ноги встал кое-как. На море потом лет пять смотреть не мог. А дела стал на берегу вести.

Эйдин
За неё дали хорошую цену. Три марки. Как за умелого ремесленника. Или за добрый меч. Покупатель – зажиточный бонд с Окраины. Пожила жизнью тир. Самой тяжелой работой её, молодую и свежую, не ломали. Помоями не кормили, не лупили почём зря, если вела себя хорошо, одевали-обували. Рачительно к своему добру относились. Пользовал хозяин, понятное дело, так в своём праве. Потом и вовсе баловать стал – полюбилась.
А потом прирезала она хозяина, прямо во время любовных утех. И в бега.
С собаками по её следу прошли до самых земель цвергов. Туда ушла. Сгинула, надо полагать. Наверняка.

Дордвик Богартсон
Его доля в добыче была хороша, а сама добыча – велика. Посовещался с друзьями, тряхнул мошной, да и забрал у Хельги-ярла в счет своей доли с доплатой ту самую «Ласточку». Подрядил Железноруких форсировать дизеля. Всё лишнее повыбрасовал. Где надо – укрепил. Где надо – подлатал. Сокровище своё, пулемёт, на турель поставил. Набрал бойцов. Шли к нему, и молодые, и опытные. Хорошая репутация у Богартсона, верили люди в его удачу. И старшего сына Янссена взял. И старшего сына Ярре. Пришло время молодым вместо своих стариков на дельфиньи тропы выходить.
Из хольда сделался хёвдингом, вождём. Давно пора, не мальчишка уже.

Снурре Сергссон
Много ли надо викингу дома? Мясо, выпивка, бабы. Развлечения. От похода до похода. Хотя, добычу хорошую взял. Можно и остепениться. Усадьбу купить, трэлей. Жениться. Чтобы было к чему из моря возвращаться. Заманчиво. Так и сделать надо. После следующего похода…

Матти Хайкиннен
Жил. Пил, трахался. Стрелял, резал, жёг. Добычу брал, просирал до копья. Морской бриз вдыхал. Гарь пожаров, трупный смрад – тоже. Видел ледяные горы, видел пески до горизонта. Людей видел, цвергов. На чудеса Ушедших рот разевал. Трахался и пил. Жёг, стрелял и резал.
Жил. Назад не оборачивался, ни о чем не жалел.