Лабиринт | ходы игроков | 4.1 В дороге — Ника и Уилл

Вероника

Она многих оставила позади. Погибших на хуторе, ушедших своей дорогой, остающихся. Инга, Славный, Богдан... Сотник, кажется, вошел во вкус местного странного колдовства. По крайней мере стерильный до сего момента бокс теперь больше напоминал трактир. Такой, какие показывают в исторических фильмах. Зато сам казак персонажа из фильма отнюдь не напоминал — вполне реален, даже не так — он казался более настоящим, цельным и правильным, чем многие её знакомые из того мира. Который она покидала навсегда. Выбор пора было делать, а выемка на двери на сей раз одна. Кто его знает, свидятся ли они когда-то... Призрак одиночества маячил за спиной, когда Ника сделала шаг к двери с нарисованной стрелкой.

Никаких поездов там, конечно же, не оказалось. Стоило ли удивляться. Старая знакомая - тьма раскинулась повсюду, будто океан. Океан, в котором встречаются острова, мели, подобные тому, который путешественница покидала. И хищные твари. Вдруг вспомнилось: древние греки населяли океан — обычный, человеческий, а не этот, состоящий из черного ничто, целой плеядой монстров, заставляющих бедных мореходов разбиваться о скалы, теряться в пути. Почему пришла на ум эта аналогия, Ника не знала. Она знала другое, чувствовала. Направление. Ту самую дорогу, о которой говорил Глисс. Каким-то непостижимым образом девушка понимала, куда следует двигаться. Ощущала сердцем или шестым чувством. Как кошка, всегда находящая верный путь домой, она понимала, что уже не собьется. Придет туда, куда надо, огибая мели и скалы этого странного океана.

Между тем, место менялось, тьма трансформировалась в ту форму, которую пожелала ей придать Ника. И вот уже вместо пугающей черноты — бетон взлетной полосы, уходящей куда-то в необозримую даль. Девушка не знала, бывают ли такие бесконечные полосы вообще. Чернота преобразилась просто в небо. Хотя и довольно темное, вечернее, почти ночное, но вполне обыденное. Даже понимая, что это иллюзия, которую собственный мозг создал для удобства, устав анализировать то, что человеческим сознанием плохо анализировалось, слишком было чужим... Даже понимая, что нет никакой полосы и неба над нею тоже нет, Ника испытала облегчение. Так было проще. И она по-прежнему чувствовала направление. Кажется, однажды родившись, эта способность не собиралась ее покидать.

Моментально поверив в свое всемогущество, Ника представила себе самолетик. Маленький, двухместный самолетик, почему-то в ее фантазии больше похожий на автомобиль с крыльями. И он появился на взлетке, только вот удержать образ девушка не смогла. Возможно, она весьма плохо представляла себе детали, а может быть, сил попросту не хватило. Какое-то время, весьма недолгое, самолетик катился по взлетной полосе, нелепо шевеля крыльями, словно бы живой, а потом стал растворяться, распадаться. Ника вспомнила Богдана и его коня. Сотник наверняка знал Сивку, как родного. Видимо, с незнакомым транспортом дело обстояло сложнее. Придется тренироваться. Не оставаться же здесь. Одной. И в этот момент девушка поняла, что больше не одна. Довольно высокий мужчина появился на бетонке. Шагнул из ниоткуда. Наверное так выглядело и ее собственное появление, если бы в тот момент нашлись бы глаза, способные наблюдать за ним. Богдан? Ростислав? Нет, этого человека Вероника видела впервые.

Уильям

Слишком много свалилось на пилота, чтобы переварить всё разом. А, значит, стоило пока сосредоточиться на главном. Где бы он ни был, отсюда вело два выхода и только один мог что-то принести в перспективе. Хотя, конечно, назвать это выходом все равно, что назвать воздушный шар самолетом. Но лучшей альтернативы ему не предлагалось. Уилл неторопливо подошел к белой стене и прикоснулся к гладкой поверхности. Едва его пальцы тронули выемку под надписью, как стена исчезла, заодно со всем остальным миром, умещающемся сейчас в странной комнате. Снова нахлынула тьма. Больше не пугая, кажется, он начал привыкать. Да и на сей раз было не понять — не показалось ли. Потому что через мгновение он очутился на взлетной полосе, над ним чернело вечернее небо. Темное, конечно, но вполне привычное. Почти как то, что он не так давно покинул. Пришло странное чувство — Уильям знал, куда двигаться дальше. Не знал — зачем, не знал — почему, но отчетливо понимал — куда. Словно у него внутри обнаружился локатор. Бросив взгляд в том самом направлении, что казалось правильным, пилот обнаружил новую несуразность. Метрах в ста по какой-то чересчур уж длинной полосе полз самолетик. Такого уродливого порождения фантазии авиаконструкторов пилоту прежде видеть не доводилось. Монстрик прокатился пару метров и... стал исчезать на глазах. Просто распадаться на части. Чудеса. Только тут Уильям обратил, наконец, внимание, что он не один. Почти рядом стояла молодая девчонка, глядящая на крылатого уродца. Словно почувствовав на себе взгляд пилота, она обернулась.

Стоило Нике вновь очутиться во тьме, и мысли о личном самолете на время в ней потонули. Шла она неторопливо, по сторонам водила глазами, так вскоре тьма начинала приобретать очертания: лесные окраины покачивались вдалеке, а под ногами возникла грунтовая дорога, по ширине больше напоминавшая скорее широкую тропу. По такой они со Славным бежали и разговаривали. Он ведь умел слушать, о чего же такой несчастный был тогда? Видно люди такие попадались, за себя лишь просили, дурной пример Славному подавая. Теперь он знал и другой пример, и все у него теперь могло сложиться хорошо.

Идти пешком можно было бесконечно долго, преображая тьму вокруг себя во все, что любо. Да и времени у Вероники теперь была целая вечность – Глисс ничего не говорил о том, что лабиринт нужно пройти в отведенный срок. Задумавшись о времени, девушка внезапно ощутила ровную поверхность под ногами – взлетная полоса, по которой она теперь шла, стелилась до самого горизонта, сужаясь по перспективе и обрываясь наконечником иглы. Нечто нелепое, совсем безумное медленно катилось по этой самой полосе, тщетно, неловко взмахивая гибкими стальными крыльями. Ника зажала рот, чтоб не засмеяться и не обидеть несчастный агрегат, когда поняла, что леса и дороги ей воплотить удается куда проще, чем транспорт. Кабина самолета выглядела в точности, как ее внедорожник, только слегка растянувшийся в длину, с рогатым хвостом и вялыми крылышками. «Гениальный проект» разваливался на ходу - видно не полетает она сегодня.

А тут и гости пожаловали. Девушка нутром ощутила чужое присутствие и оглянулась назад. Мужчина. Растерянный странник. Видно Глисс и его умудрился уговорить дойти до конца лабиринта. Это была хорошая новость для Вероники – вдвоем ведь значительно приятнее, чем в одиночестве. Ведь тех, с кем она успешно прошла два испытания, разбросало по тьме – видимо каждый представлял себе свою дорогу, а кто-то даже рискнул и воспользовался той парой минут, что обещал подарить им Глисс.
- Привет. – машет она рукой новому спутнику, - Ты тоже не можешь ничего изменить? Меня Ника зовут, а тебя?

Стена растворилась вместе с комнатой сразу после касания, а всё окружающее пространство вновь затопила вездесущая вязкая тьма. Уильям дёрнулся было в сторону, однако отступать на этот раз ему оказалось попросту некуда. Взяв себя в руки, он предпринял попытку совладать с вполне естественным страхом и начать мыслить рационально.
Едва ли что-то из этого и правда сработало, но, тем не менее, окружающий мир снова обрёл вполне конкретные очертания. Под подошвой проявился твёрдый асфальт взлётно-посадочной полосы, а лес по обе стороны от неё, зеленея, тянулся к безмятежному вечернему небу.

Уильям замер. Выдохнул. Медленно закрыл глаза и секундой позже открыл их снова. Он увидел катящийся ему навстречу по полосе самолётик крайне странного вида – нелепый и совершенно непропорциональный, аппарат определённо не имел ни малейших шансов подняться в воздух. Скрестив руки на груди, Уильям лишь хмыкнул, пристально наблюдая за злоключениями эталона современной конструкторской мысли. Он едва успел подумать о том, что это творение никогда и ни при каких обстоятельствах не взлетит, когда подрагивающий и едва ли не размахивающий крыльями летательный аппарат, пропыхтев ещё несколько метров, беспомощно развалился. Точнее просто развеялся, не оставив даже обломков – словно никогда его и не существовало в природе.

Мужчина начинал на полном серьёзе подозревать, что сходит с ума основательно и надолго. Впрочем, вокруг себя он по-прежнему не видел ничего потенциально опасного – так было, по крайней мере, вплоть до момента, пока его взгляд не наткнулся на невесть откуда взявшуюся девушку в крайне необычной одежде. Если это всё сон, то более странного сна Уильяму не приходилось видеть никогда в своей жизни.

Незнакомка заговорила с ним. Пилоту показалось, что он различил что-то неуловимо-знакомое в звучании её необычного языка, однако ещё больше Уилла обеспокоил тот факт, что он прекрасно понял каждое слово.
Некоторое время мужчина просто смотрел на приветливо махающую ему рукой собеседницу, подозревая, что выглядит, должно быть, несколько глупо.
– Что это за место? – в конце концов беспомощно спросил он, сдаваясь перед удручающей реалистичностью окружающего безумия. – Кто ты такая?

«Он так и не понял?» - приложив палец к губам, подумала Вероника, рассматривая растерянного незнакомца внимательнее. Его одежда походила скорее на некую форму, чем на модный фасон из современности, но и далеким предком его нельзя было назвать. Она пошла ему на встречу неторопливым шагом, с озадаченным видом, убрав руки в карманы курточки.
- Мы умерли. – констатировала на ходу Ника, и продолжила пояснять по мере сближения, - А это место называется лабиринтом Глисса. Не думаю, что в какой-либо из религий, или в мифологии можно встретить упоминания об этом лабиринте, однако, как ты убедился, он есть. Зачем его проходить? Видишь ли… Нам ничего не объяснили с самого начала, и вопросы задать было некому. Так что цель яснее некуда – идем, чтобы узнать, зачем мы шли, и что в конце.

Поравнявшись с мужчиной, Ника осторожно положила ладонь ему на плечо и пристально, с некой тревогой, заглянула в его глаза. Казалось, она прочитала его мысли, хотя это было не сложно - на лице у соискателя было все написано:
- Нет. Мысли о сумасшествии оставь для более абсурдных обстоятельств, которые, поверь мне, здесь иногда возникают. То, что ты чувствуешь – нормально, но оно лишнее. Ты не смог придумать, как за две минуты исправить то, что с тобой случилось. Теперь просто прими свою гибель, как уже случившееся и неизбежное, и тот факт, что после смерти есть что-то, чего мы, земные люди, далеко не сразу можем понять. Тут интересно, на самом деле интересно, и всяко лучше, чем просто сгинуть в небытие. Есть тьма.

Она осторожно взяла его за руку и развернула лицом к качающемуся вдалеке лесу:
- Ты волен лепить из нее все, что пожелаешь, если поверишь в то, что действительно способен на это. Леса, взлетная полоска – это моя картина. А что изобразишь ты? Попробуй, это не сложно. Главное – поверь, вырази словом свое желание, оно почему-то так проще дается.

Уильям, едва заметно вздрогнув от прикосновения девушки, решительно ответил на её взгляд. Он внимательно и жадно изучал черты лица и комплекцию новой знакомой, отмечая маленький рост, почти болезненную миниатюрность, пронзительные карие глаза и несколько странно выглядящую причёску. Подметил специфический азиатский разрез глаз, отложив пока эту информацию в сторону, снабдив лейблом «к дальнейшему размышлению». Не имело смысла отрицать – она выглядела по-своему даже эффектно, хоть и, с точки зрения Уилла, весьма специфично. Погрузившийся в нелёгкие размышления, лётчик продолжал невольно снизу-вверх давить её пристальным взглядом, судорожно анализируя увиденное и услышанное.

Слова Ники, к слову, казались почему-то необычайно правдоподобными. По крайней мере, Уильям прекрасно помнил момент своей смерти – именно то, что он по-прежнему жив, обескураживало сильнее всего. Тот тип тоже называл это место своим лабиринтом. Сказал, что его спроектировал. Был ли это сам Глисс? В конечном итоге, подобные мелочи не имели совершенно никакого значения.
Уильям опустил глаза, позволяя девушке взять себя за руку и мягко развернуть в сторону леса. Он ошарашенно смотрел на деревья, чувствуя под ногами вполне твёрдый и реальный асфальт.
Есть тьма. Всё, что здесь происходит, так или иначе завязано на этой чёртовой тьме.

Она предлагала попробовать ему. Уильям не хотел пробовать и, кроме прочего, ему необъяснимым образом нравилось это уединённое место. Вечернее небо, которое не омрачают крылатые тени заходящих на второй круг немецких бомбардировщиков. Ласкающий взор девственный лес, вместо руин и серых зданий военного Лондона. Убегающая в бесконечность взлётная полоса, по которой наверняка можно катиться сколько угодно вперёд, не думая о наборе скорости и о необходимости в ближайшем будущем вновь убивать.
– Это был очень плохой самолёт, – честно признался Уилл. – Но место отличное. Я не хочу ничего менять, даже если мог бы – мне здесь всё нравится.
Уильям вежливо высвободил руку и, отступив на несколько шагов в сторону, сошёл с асфальта и как ни в чём ни бывало сел на траву.

- Я знаю! – с улыбкой ответила она по поводу своего неудавшегося эксперимента, - Такие сложные вещи вероятно тяжело создавать самому. Я совершенно не представляю, как оно там устроено, но давненько мечтала полетать на частном самолете с инструктором. – она вздохнула с сожалением, когда мужчина решил выбраться на волю, но потом объяснила настоящую причину этих вздохов, - Вот не судьба мне значит полетать-то теперь. Если только мы вместе не попробуем.
Пока незнакомец сидел на траве, Вероника присела на асфальте, чтобы достать из рюкзачка термос. Давненько она ничего не пила и не ела.
Вообразив себе, что содержимое термоса еще горячее, потому что горячееВ верхнюю крышку девушка налила чаю до краев, и протянула попутчику:
- Зеленый чай. Если не любишь, можешь превратить его в кофе, или во что угодно. Ты попей, отдохни и успокойся, скоро нужно двигаться дальше и для того нам с тобой придется вместе попотеть над транспортом. То ли сил у меня не хватает, то ли воображения…

Она пила прямо из термоса усевшись напротив мужчины. Горячий напиток и бодрил и успокаивал одновременно, силы восстанавливал и просто был создан для наслаждения тонким вкусом и ароматом, который девушка с удовольствием вдыхала перед каждым глотком.
- Давай попробуем еще раз. – она снова нарушила молчание первой, - Меня зовут Ника, я из двадцать первого века. А тебя как зовут? Откуда будешь?

– Я совершенно спокоен, – невозмутимо ответил Уильям, не без удивления понимая, что сказанное им – чистая правда.
Недавние паника, непонимание, гнев и тревога теперь окончательно испарились. В некотором роде, мужчина даже наслаждался сложившейся ситуацией – он медленно провёл ладонью по зелёной траве, позволяя стеблям нежно щекотать загрубевшую кожу. Какой-то частью своего рассудка Уилл понимал, что это место не вполне настоящее. Ему недоставало фактурности, мельчайших ассиметричных деталей, которые неизменно отличали истинную природу от искусственного творения человека. Но пилота подобные мелоичи сейчас совершенно не волновали. Он с благодарностью принял чай, не без удовлетворения отмечая исходящий от него пар. Сказать по правде, Уильям действительно предпочёл бы любому чаю хорошее кофе, но он по-прежнему с крайней опаской относился к самой идее воображения чего бы то ни было.

Мужчина смотрел куда-то мимо усевшейся прямо напротив него девушки. Он отхлебнул дымящийся напиток, с наслаждением ощущая, как кипяток, слегка обжигая язык и гортань, устремляется дальше.

Девушка заговорила, тем временем, снова. Уильям, наблюдая за ней, не переставал удивляться: она казалась такой жизнерадостной, безмятежной, даже в некоторой степени беззаботной. В её карих глазах не было ничего из того, что Уилл привык неизменно видеть в глазах подавляющего большинства окружающих – в них не было страха, отчаяния, несгибаемого упрямства или же болезненной безысходности. Когда Ника улыбалась, то её улыбка не казалась вымученной, не скрывала за собой попытку хотя бы ненадолго отрешиться от жестокой реальности. Всё это в совокупности представлялось ему совершенно диким, неправильным. И, в то же время, единственно верным.
Уильям не мог оторвать от собеседницы взгляда. Он смутно помнил, что уже видел подобное раньше. В те времена, когда весь мир казался другим, времена, которые словно бы отделяла от настоящего непроницаемая стена. В последний раз он видел такую улыбку на лице Бети, давным-давно, словно бы целые эпохи назад.

– Уильям Харпер, – буднично представился и, подумав, тут же поправился:
– Уильям.
И вдруг его оглушило несколько запоздало страшное понимание.
– Двадцать первого века? – тупо переспросил. – Но… Как такое возможно?

- О, не удивляйся! Это место вне всякого времени. – пояснила она, - Здесь ты сможешь встретить людей самых разных эпох. Но я понимаю тебя… По началу я не верила ни глазам, ни ушам, но увидела достаточно, чтобы привыкнуть. А привыкнешь – начнешь понимать. Главное – отпусти прошлую жизнь. Жмурикам назад дороги нет.
Она засмеялась с каким-то оттенком горечи, так как четко представила себе эту картину. Ясное дело, что там, на земле, время текло иначе, и лучше было бы оставить все как есть, потому что жизнь не стоит на месте и не ждет, когда душа найдет дорогу обратно. «Назад в будущее» - один из любимых фильмов детства, научная фантастика, но с верной моралью – в прошлом копаться нечего!

Попивая свой уже едва теплый чай, Ника смотрела туда, где все линии сходятся на горизонте, и думала о том, как жизнь все таки четко подчиняется определенным правилам:
- «Забавно… Сколько линий жизни сошлись, и стремятся в одну точку. Вот он – закон перспективы во всем своем величии! Жаль, что такие интересные вещи открываешь для себя после смерти, но лучше поздно, чем никогда. А сколько же еще нераскрытого человеческому уму! Откуда мы, зачем мы… Всю историю человечество ищет ответы на эти вопросы! Может быть здесь, где сходятся линии жизни, нам позволено будет прикоснуться в этим тайнам… Не спроста же Глисс предоставил нам выбор лишь единожды! Видно хранятся в лабиринте тайны, к которым живое население земли еще не готова…»
- Ну что, перевел дух? – Вероника неожиданно захлопнула пробку термоса и подскочила, будто куда-то опаздывает, - Думаю, нам пора.

– Но как..?

Уилл замолчал. Всё это было какой-то бессмыслицей. Бессмыслицей, о которой эта девушка, Ника, говорила с восхитительной непринуждённостью.
Как такое возможно? Ведь Уильям жил в своём времени, совершенно точно зная, что именно оно – настоящее. Прошлое уже стало историей, будущее было пока что лишь предсказаниями и пророчествами. И между ними существовала реальность. Его реальность, пусть и не лучшая, но единственно верная.

Если Ника утверждает, что она из будущего… Чтож, тому были некоторые свидетельства – её странная одежда, причёска, манеры. Но если будущее существует и оно уже состоялось, то за что они сражаются в 1940 году? Зачем всё это, зачем умирают его друзья и знакомые?
Пальцы Уильяма против воли сжались в кулак. Нить его размышлений ослепительной молнией прервала страшная мысль. Если его знакомая действительно из двадцать первого века, то…

– Кто победил? – он оказался на ногах практически моментально, не обращая внимания на то, что разливает вокруг недопитый чай.
Схватил девушку за плечо, разворачивая к себе и требовательно заглядывая ей в лицо.
– Если ты из будущего, то ты знаешь, чем закончилась война. Кто одержал победу? Британия..? – Уильям вдруг понял, что впервые за долгое время боится. До смерти боится ответа.
Её разрез глаз. Азиатский. Японский?
Всё внутри оборвалось. Неужели рейх всё-таки сокрушил силы союзников?

Изогнув бровь, Вероника на миг взглянула на мужчину с непониманием, а потом видимо смекнула, и ответила весьма размыто, выражая лишь главную суть. Просто не время сейчас вдаваться в подробности и зачитывать лекции по истории, которая до сих пор являлась предметом споров.
- Победила жизнь. – не выдержав напора во взгляде попутчика, звонко отрапортовала девушка, после чего решила пояснить уже в более спокойной манере, куда более привычной, - Гитлеровцы проиграли. О том, какой ценой миру досталась эта победа я расскажу тебе, если захочешь, но по дороге. А Великобритания по-прежнему здравствует, как и ее королевская династия. Европа и Штаты живут хорошо, Советский Союз рухнул, в стране так называемая демократия теперь.

О том, что мир по сути после победы над фашистами практически не вылезает из войн, пусть менее масштабных, но не менее жестоких, она умолчала. Корея, Въетнам, Арабо-Израильские конфликты, Ирак, Афганистан, Чечня, и многое другое осталось за кадром в ее скупом рассказе. О том, что мир на грани третьей мировой… Зачем ему сейчас все это? Он ведь задал вполне конкретный вопрос, и Вероника честно на него ответила.
- London is the capital of Great Britain. Five-o’clock tea. Как-то так, да? Все на своих местах. – с загадочной улыбкой процитировала она школьный учебник английского, - Так ты британец? Это замечательно! Давно хотела подтянуть свой английский.

Мысль о том, что Уильям был военным, немного опечалила ее, как печалит все, что связано с войной. Значится он погиб, сражаясь за свою родину, тогда его стрессовое состояние оправдывалось вдвойне. Молодой, симпатичный, наверняка уже обзавелся семьей, и теперь ужасно страдает, ничего не зная о ее судьбе. Как бы хотела Ника утешить его и сказать, что живы его родные люди… Только, не зная наверняка, она не стала бы лгать, даже чтобы немного приободрить британца. А еще… Что-то подстегивало ее скорее отправиться в путь. Чувство направления, невесть откуда взявшееся, укоризненно раздражало все нутро, когда девчонка топталась на месте.
- Поедем на машине, или… - она озадаченно посмотрела на взлетную полосу, что была бесконечно длинной, и вполне себе могла заменить автомагистраль. – Ну ты видел моего монстрика, я слишком мало знаю о самолетах, чтобы заставить мечту воплотиться. Надежнее на машине.

Уильям отпустил плечо Ники и отступил на пару шагов назад. Он мог лишь надеяться, что не сделал ей больно, однако мимолётное беспокойство моментально вытеснила на задворки волна торжества. Они победили. Союзники всё-таки победили. Гитлер и его нацисты потерпели в конце концов поражение. Уилл недоверчиво улыбнулся – подумать только, Черчилль был прав. Мужчина почти физически ощутил, как по всему телу разливается волнами облегчение. Он чувствовал неистовое воодушевление, пробирало с ног до головы пьянящее торжество. Уже не казалась настолько обидной потеря «спитфайров», смерти друзей. Если всё не зря, если нацисткая чудовищная машина войны в конечном итоге окажется остановлена… Чтож, тогда во всём этом сразу появляется смысл.

Английский из уст Ники звучал здесь до ужаса странно. Как-то даже чужеродно и непривычно. Уильям впервые обратил по-настоящему осознанно внимание на тот занимательный факт, что говорят они на каком-то совершенно ином, интуитивно понятном каждому, языке. И когда отчётливо понимаешь, что это – не английский, то привычное звучание настоящего английского кажется чем-то совершенно неправильным. Как он может говорить и думать на языке, который никогда не учил? Далеко не самая интересная загадка этого странного места.

– Едва ли тебе это теперь правда понадобится, – задумчиво ответил Уильям с лёгкой улыбкой.
Запоздало понял, что подобное утверждение могло прозвучать несколько грубо и поспешил поправиться:
– Извини. Как это… Случилось?
Спросил и тут же подумал, что, пожалуй, пора извиняться ещё раз. На случай, если Ника не захочет отвечать, тут же предложил альтернативную тему:
– Полетим, – ответил уверенно. – Если ты не автомеханик, конечно, то мы в сумме знаем о самолётах больше, чем об автомобилях.
Уилл улыбнулся:
– Я пилот.
Улыбка поникла, мужчина нахмурился.
– Был пилотом.

Как это было? Вероника в задумчивости потерла рукой затылок, взъерошив жесткие волосы. Нереализованный материнский инстинкт, или что-то иное подтолкнуло ее тогда. Впрочем вряд ли она осталась бы стоять на месте, если под колеса автомобиля метила бы сама зазевавшаяся мамочка. Был ли то осознанный выбор, или лишь здесь, в лабиринте, когда ей предложили все переиграть, она впервые смогла задуматься о своем поступке… Порывы порою важнее и искреннее взвешенных решений.
- Ничего, мне не сложно говорить об этом. – Поспешила успокоить его Ника, - Есть вещи единственно правильные. Я не стала брать себе те две минуты, просто потому что это стало бы сделкой с совестью. Мертвые должны оставаться мертвыми.

И тут накатывает воспоминание… За секунду… До смерти. До того, как погас свет. Мир вокруг закружился. Мысль, всего одна. «Живи». Она очищает душу, словно исповедь, и позволяет безболезненно покинуть мир.
Ника взглянула на свою ладонь, будто там была спрятана подсказка.
- Меня сбила машина. – коротко добавила девушка, опустив тот факт, что добровольно в тот миг поменялась с младенцем местами.

Словно не желая вдаваться в подробности, Вероника сразу же охотно переключается на тему полетов:
- Пилот?! Вот это мне фартит сегодня! Тогда конечно же полетим! Но с условием! Дашь мне порулить?
И снова она простая, бодрая, импульсивная, живая, хотя, по факту, и не совсем. Она гонит от себя эти мысли, это желание знать судьбу того, чье место заняла. Это же так просто! Быть может в конце лабиринта ей кто-то ответит на все вопросы?

Сейчас же предстояло сконцентрироваться и выложиться по полной программе, чтобы взмыть в облака! Девушка прикрыла глаза, так ей было проще фантазировать.
- Только пусть он будет желтый, ладно? – приоткрыв один глаз, озорно покосилась она на Уила.

Сбила машина. Вот так, просто. Постоянно случается.
Уильям задумался. Причём не столько о несправедливости бытия, сколько о технической стороне вопроса создания из воздуха летательного аппарата. Одноместные истребители, на которых привык летать он, для этого случая явно не подходили. Можно было конечно попробовать сообразить две машины и организовать что-то вроде боевого звена, но Уилл, вспоминая недавно ползавшее по взлётное полосе инженерное чудо, почему-то пришёл к выводу, что это не самая выдающаяся идея. Он подумал о тяжёлых бомбардировщиках, но тут же презрительно отмёл эту громоздкую и недостаточно изящную мысль. Тем более, что у него уже появился куда более предпочтительный вариант на примете.

Глядя на весело косящуюся на него одним глазом Нику, он поразился, насколько легко и непринуждённо принял правила этой откровенно бредовой игры. Он уже на полном серьёзе размышляет о том, какую лучше всего вообразить модель истребителя. И более того, у него, Уильяма, уже имеется на этот вопрос готовый ответ.

Он вспомнил время, проведённое на учебном аэродроме. Уильям учился летать на стареньком «харрикейне» ограниченной серии, специально сконструированном с учётом дополнительного места, предназначенного для обучающего новобранцев инструктора. Помнится, Уилл в первый же час показал отменные результаты – старина Дженкинс даже на полном серьёзе спросил, летал ли он на чём-либо раньше. Хороший день, светлый. До всего этого.

Двухместный «харрикейн» и сейчас пришёлся бы кстати. Оставалось только объяснить это Нике. Если Уильям правильно понимал принцип работы, то им необходимо будет как можно более точно воображать один и тот же предмет. А значит в первую очередь стоило синхронизировать ожидания. По идее, достаточно просто направить мысли девушки в правильном направлении – ей ни к чему знать мощность мотора и другие технические характеристики аппарата, для представления достаточно лишь общего образа. Мелкие внутренние нюансы Уилл постарается взять целиком на себя.

Если уж делать что-то, то делать правильно.
Мужчина подошёл к Веронике и, на этот раз максимально тактично, положил обе руки ей на плечи.
– Не спеши, – попросил. – Послушай.
Он смотрел прямо в карие глаза собеседницы, пытаясь добиться ответного зрительного контакта.
– Поздний вечер. Учебный аэродром. Сельская местность. Несколько взлётных полос и ангары, – обращаясь к Нике, он оперировал ёмкими образами, взятыми из воспоминаний того самого дня.
Мелкие детали не так важны, главное просто направить мысли девушки в нужное русло. Если подобные детали и не помогут никак непосредственно с самолётом, то хотя бы помогут ему, Уиллу, вернуться в тот момент, в прошлое, и более отчётливо припомнить до мелочей все нюансы.

– На одной из полос – самолёт. Заправлен, проверен и готов к вылету, – осторожно, тщательно избегая технических терминов. – Небольшой истребитель. Моноплан. Одномоторный… В смысле, один пропеллер на носу, два крыла…
Уильям поспешил на всякий случай поправиться. Кто знает, что они там, в двадцать первом веке, знают о монопланах.
– Выпущенное шасси. Закрытая кабина пилота. Жёлтый, – Уилл улыбнулся.
Пожалуй, впервые за долгое время, действительно искренне. Пусть будет жёлтый, почему бы и нет. Сложно представить себе неправильно «жёлтый».
– В кабине – два места. Самолёт учебный, для пилота и для инструктора. Будешь пилотом, – снова улыбка.
– Я учился летать на таком, – решил всё-таки пояснить. – «Харрикейн».
Добавил, на всякий случай. Едва ли название что-то даст, но попробовать стоит.
– Готова? Давай попробуем, – произнёс Уилл и тоже закрыл глаза, представляя.

Он вспоминал тот вечер, вспоминал треплющий волосы ветер. Резкий запах табака инструктора Дженкинса. Взлётную полосу и, конечно же, сам самолёт. Как общий образ, так и заученные до автоматизма характеристики. Для него, Уилла, они не были пустыми словами. Он прекрасно знал, за что отвечает каждый показатель, прочувствовал на собственном опыте все недостатки и преимущества.

Уильям напрягает память, и вот уже в его воображении оживает старенький «харрикейн». Возможно, в глубине души пилот считает, что это всего лишь игра, но проводит её со всей тщательностью, пытаясь проговорить для спутницы малейшие нюансы. Ника очень старается помочь. Она мало что знает о самолетах, зато воображение в этом странном лабиринте натренировать успела. Уильям плывет по волнам памяти. Воспоминания о том полете, мирном вечернем полёте с инструктором, когда не надо было ежеминутно опасаться теней с неба, отдают светлой грустью и запахом табака. "Харрикейн" в воспоминаниях словно настоящий, такой же, как он был тогда, в тот безвозвратно ушедший вечер. Вовсе не такой вдруг осознает Уилл, вырываясь из нахлынувших грез. Желтый. Тот истребитель вовсе не был желтым.

А желтый самолет, заправленный и готовый к взлету стоит в ожидании. Хочешь-не хочешь, а приходится верить в реальность произошедшего. А потом желтый "харрикейн" бежит по взлетной полосе, набирая скорость, и они поднимаются в воздух. Небо снова приветствует Уильяма. Приветствует Нику, ведь мечты должны сбываться.

Земля остается далеко внизу, пока и вовсе не скрывается из вида. Уже не рассмотреть, что там: взлетная полоса, лес или что-то иное. Все поглощает темнота. А здесь, наверху — облака. Словно гигантские хлопья сладкой ваты. Можно прошить их насквозь и лететь, любуясь на проплывающие мимо белые острова сверху. Ощущение полёта пьянит, уже не так важно, куда и зачем, главное — они летят. Машина слушается, словно живая, откликаясь на любое действие гораздо гибче, чем самые лучшие модели, на которых Уильяму довелось полетать. Счастье. В эти минуты путники на время забывают о тех не слишком радостных событиях, что привели их сюда, забывают о неопределенности будущего и туманности цели путешествия, забывают, что в конечном счете это небо и этот полет — всего лишь иллюзия. Обо всем, кроме самого полета. Ника и Уильям наслаждаются высотой, общением друг с другом. Что бы ни принесло будущее, в данный момент им хорошо. Вдобавок, мечта девушки сбывается. Руки Ники прикасаются к штурвалу. Уильям в кресле инструктора, выдавший подробные указания и готовый в любую секунду перехватить управление, любуется на нее в те минуты, когда Вероника самостоятельно и гордо ведет желтый самолетик. Потом снова берет управление.

По субъективному времени проходит часов шесть, борт набрал довольно хорошую скорость. Внутренний навигатор, который обнаружился у обоих, твердит, что осталось совсем немного, цель уже близка. Гасят волну эйфории только дыры, то и дело наблюдаемые в иллюминатор. Рваные раны в созданной путешественниками реальности — в синеве неба и белизне облаков, через которые просачивается вездесущая тьма. Даже если просто смотреть на них, становится не по себе, а когда самолёт попадает в одну из таких, начинается болтанка. Это можно сравнить с воздушными ямами и турбулентностью, только здесь трясёт саму реальность, контуры борта чуть заметно расплываются и приходится сосредотачиваться, прикладывая усилия, чтобы удержать образ. Уильям старательно вглядывается в пространство, пытаясь избежать этих мест.

Поэтому пилот первым замечает это. Но через пару секунд видит и Ника. Огромные шары — сгустки, порождение концентрированной тьмы настигают борт сзади. Там, где эти монстры пролетают, остается чудовищный след. След тьмы, разрез в небесной сини, словно шары сожрали, поглотили реальность. Скорость их воистину огромна. Сначала они — лишь неясные точки, потом объекты, напоминающие шарики для гольфа, и вот уже несутся величиной с самолет каждый, стремительно нагоняя путников, клацают огромными зубами. Да, у них определенно есть зубы. Это смутно похоже на... Лангольеры. Слово всплывает само по себе. Вероника видела этот фильм.

Два шара уже почти сели на хвост самолету, еще два пока маячат в отдалении, но с их скоростью надежды на то, что это надолго, мало. Невольно вспоминаются слова Глисса о том, что решившие идти вперед, могут не осилить дорогу. Но как же обидно и нелепо будет погибнуть именно сейчас, не дотянув совсем чуть-чуть до выхода из Лабиринта. Второй раз за сегодня по своему субъективному времени Уильям Харпер переживает это чувство. Только времени на раздумье и сожаление не остается. Нужно срочно предпринимать хоть что-то.

Уильям говорил так убедительно, что по мере его инструкций на фоне леса начали вырисовываться тусклые очертания ангара – так фантазия Вероники набирала обороты и снова заставляла тьму меняться. Зрительный контакт был не лишним: глаза британца словно бы зеркало отражали знакомые лишь ему образы, благодаря чему девушка смогла чуть более явственно их ощутить и воплотить.
- Готова. – кивнула она и тоже прикрыла веки.
«Взлетные полосы, учебный самолет… Желтый учебный самолет, как наш Желточек! Ветер… Уильям. Он мой инструктор. Кабина, штурвал. Стальное крыло…» - повторяла она про себя, визуализируя каждую деталь, отработанную ранее с напарником.

Сбылось. Вероника устроилась в кресле пилота с комфортом, прошлась легонечко пальчиками по рычагам и лампочкам, провела ладонями по штурвалу. Всё настоящее! Не списанная за непригодностью декорация, а самый настоящий боевой самолет! Если бы не Уилл… Она была ему до крайности благодарна, что читалось в ее счастливых глазах, с такой теплотой смотрящих на него сейчас.

Однажды Ника посетила выставку военной техники, и там ей довелось опробовать управление боевым самолетом старого образца на симуляторе. Кое что она даже запомнила, хотя имитация полета ее тогда совсем не впечатлила. Ну как же без захватывающего дух набора высоты?! Необъяснимое трепетное чувство в районе диафрагмы! Уши закладывает, сердце стучит от перепада давления… Пушистые облака, бескрайняя синева неба! Куда уж там, симуляторам, оснащенным мизерными экранчиками с посредственной графикой!

Уилл подарил Веронике мечту, когда на время передал ей управление стальной птицей. Выходило неплохо: самолет практически не отклонялся от курса - девушка сумела самостоятельно его выправлять, высоту держала хорошо, а главное – не паниковала от возникавших иногда сложностей. Старательная из нее вышла ученица, у хорошего учителя-то!

Настроение чуть подпортила меняющаяся погода. Нет, это не было ее прихотью – небо хмурилось не по ее воле и, надо думать, не по воле напарника, который, разве что, мог захотеть немного усложнить новобранцу условия. Но потом стало совсем очевидно, что это не его происки, если только Уильям не пожелал показать Веронике возможности самолета в боевых условиях. Девушка заметно занервничала, увидав по правому борту огромный зубастый шар! Впрочем занервничала – слишком мягкое определение ее состояния в тот момент. Вцепилась в штурвал, как за спасительную соломинку, в лице поменялась до неузнаваемости, словно только что второй раз смерти в глаза посмотрела. На Уильяма оборачивается и жалобно так произносит, а сама вся будто скованная:
- Ты видишь? – данный вопрос был абсолютно ни к чему, разумеется – он это видел и был омрачен появлением незваных гостей не меньше самой Вероники.
- Что делать-то, Боже! Я не знаю, не знаю, что делать! – паника нарастала.
Она с ужасом посмотрела на приборную панель, где мигали всяческие лампочки, и поняла – управлять самолетом она уже не может. Здесь либо спасут четкие инструкции, либо «Аве Мария»!

Получилось совсем неплохо. Признаться, Уильям до последнего не верил во всю эту идею с воображением – не верил вплоть до того момента, пока не провёл ладонью по вполне реальной на ощупь, чуть шершавой, поверхности ярко-жёлтого учебного «харрикейна». Не сдержав эмоций, он даже присвистнул. Комментировать произошедшее не стал, однако весь его вид будто бы говорил Нике – «подумать только, это и правда сработало».

Уилл не спешил. Он огляделся, с улыбкой подмечая общую узнаваемость учебного аэродрома и те личностные штрихи, которые внесло в его воспоминания воображение Вероники.
Да, день выдался и правда хороший. Уильям жутко перенервничал перед полётом со строгим, по словам сокурсников, инструктором. Его тогда буквально трясло. Мог ли он подумать, что когда-нибудь сам выступит в роли инструктора на таком же, разве что жёлтом, стареньком «харрикейне»? Мог ли представить, что будет обучать управлять истребителем девушку из двадцать первого века, пробираясь вместе с ней сквозь клубящуюся и приобретающую то и дело знакомые очертания тьму?
Ответ был, естественно, очевиден – не мог. Пожав плечами, Уильям галантно помог спутнице забраться в кабину, на место пилота. Настроение стремительно улучшалось.

Надо сказать, у Ники получалось неплохо. Хотя Уилл сперва и пришёл в лёгкое недоумение, не досчитавшись нескольких циферблатов и рычагов, постепенно к нему пришло понимание – всё это, по большей части, лишь декорации. Самолёт полетит потому, что Ника верит, что он должен лететь. Мелкие детали второстепенны.
Проформы ради он подсказал ей последовательность. Следил за скоростью на спидометре, ожидая набора минимально необходимого для взлёта значения. Лишь затем дал команду – и, после кратковременной перегрузки, наконец наступило чувство полёта. Вокруг лишь безбрежный океан облаков, а они – на пути, на пути в никуда. И всех это почему-то устраивает.

Небо вокруг, впрочем, постепенно темнело – тут и там появлялись какие-то странные прорывы в ткани реальности, которые удручающе плохо влияли на истребитель. Чем дальше, тем хуже – для абсолютного новичка Ника летала совсем неплохо, однако он был вынужден со вздохом переключить управление на дублирующую систему инструктора. Приходилось маневрировать, обходя эти неестественные разрывы.

Мелькнула мысль о том, что они совершенно зря куда-то спешат. Это как в старой книге, в которой путь к цели оказался куда приятнее и светлее, чем сама цель. Люди вечно стремятся к чему-то, спешат, рвутся вперёд. Война научила Уилла наслаждаться моментами.
Но, тем не менее, они продолжали лететь. Какой-то там Глисс во что бы то ни стало хотел, чтобы путешественники добрались до сердца его лабиринта. Вероника тоже куда-то спешила, постоянно подстёгивала его там, внизу, рвалась вперёд. Уильям же вёл самолёт сквозь бесконечную неизвестность, не думая ни о чём. Ему было всё равно, куда лететь. Его не интересовал Глисс и его загадочные в высшей мере сооружни. И если своей цели у него не было, то почему бы, за неимением лучшей альтернативы, не помочь довольно приятной девушке из будущего с достижением её собственной?

Встревоженный голос Ники заставил вынырнуть из размышлений и вернуться в реальность.
– Вижу, – откликнулся Уильям хладнокровно.
Несколько секунд назад он «срисовал» эти загадочные шары и мысленно вырабатывал план действий на случай их приближения. А они, определённо, целенаправленно приближались.
– Что это такое и почему оно нас преследует? – спросил спокойно, не особенно рассчитывая на внятный ответ.
Твари двигались быстрее «харрикейна» – Уилл не впервые в жизни пожалел, что у лёгких истребителей нет способных вести обстрел на триста шестьдесят градусов бортовых пулемётчиков. Интуиция подсказывала, что когда шары доберутся до «харрикейна» – а в том, что они очень хотят добраться, Уильям не сомневался, то ничего хорошего не случится. Монстры хищно клацали безразмерными челюстями, плотно повиснув на хвосте самолёта и, более того, постепенно его настигая. Уильям мрачно улыбнулся, сжимая крепче штурвал – оставалось надеяться, что это сферообразные летают похуже, чем немецкие лётчики.
– Предоставь это мне, – уверенно бросил Нике мужчина. – Попробуй сообразить что-нибудь… Полезное.

Сам он уже мысленно воображал, не отвлекаясь от пилотирования, постепенное увеличение мощности двигателя «харрикейна». И направил истребитель к ближайшему разлому реальности.

Ника согласно закивала, с радостью передавая управление опытному летчику. Как же обидно должно быть подвести напарника в самый тяжелый момент… И девушка безусловно корила себя за это, потому, чтобы хоть как-то помочь Уильяму, принялась активно «мечтать», перебирая в мыслях самые подходящие варианты.

Могло ли лангольеров хоть что-то задержать? Вряд ли, с такими-то зубищами! Казалось, эти шары были способны поглощать саму тьму, и толку тогда из нее лепить какие-либо преграды? Но вот сам самолет… Можно было постараться заставить его мчаться быстрее.

Вот логарифмы вряд ли кому-то пригодятся в жизни, а посещение выставки военной техники пришлось очень кстати для Вероники, правда только после смерти и при невероятно странных обстоятельствах… Так вот, на выставке была лекция, повещенная реактивным, турбореактивным и атомным двигателям. Желающих ее послушать сыскалось довольно много людей, а Веронику туда занесло совершенно случайно, скорее занесло волной человеческого потока. Но лекция оказалась достаточно увлекательной, вот девушка и заслушала ее до конца. Самое замечательное, что в финале можно было побеседовать со знатоком и многое уточнить из того, что было туманно и непонятно.

Самолет они сотворили вместе, оставалось лишь его чуточку доработать – подвесить под каждое крыло по турбине. Вот тогда и потягаться в скорости с лангольерами можно попробовать!

Ника припоминала чертежи, что проектор выводил на белое полотно, и объяснения куратора по поводу того, как все это работает. Работа двигателя была основана на третьем законе Ньютона – это запомнилось лучше всего. Отличница Лим хорошо понимала, как оно должно осуществляться, не даром же медалисткой из школы ушла! Оставалось лишь собрать все знания в кучу, заключить их в оболочку, визуализировать и поверить. А в подобной ситуации поверишь во что угодно!

Уильям хладнокровно ведёт машину, словно ничего особенного с ними и не случилось. Подумаешь: шары с зубами. Глядя на него, и Ника не позволяет себе поддаться страху. Бояться некогда, сейчас нужно хоть чем-то помочь напарнику. А монстры все ближе и ближе к своей цели. Пилот мысленно представляет себе, как ускоряется истребитель. Послушный самолёт, похоже, готов на всё, чтобы угодить ему, он даже начинает лететь быстрее, хотя и до этого двигался на пределе. Чуть-чуть, но все же – это позволяет выиграть немного времени. Жаль, сосредоточиться как следует Уильям не может, все его внимание и концентрация сейчас заняты пилотированием. Немного отставшие было шары, с легкость догоняют истребитель снова. Вот один клацает огромными зубами, дотянувшись до крыла, и кусок металла словно обрезают гигантским ножом.

Видя это, Уильям решается на отчаянный маневр. Он резко бросает самолёт влево, где маячит одна из "черных дыр". Упустивший буквально из зуб свою добычу лангольер, шарахается вслед за истребителем. Только в последний момент пилот выправляет курс, несясь вперёд. Это почти за гранью возможного, но машина словно бы помогает, она слушается даже не рук — мыслей. Истребитель, едва не задев дыру, проносится мимо, а неуклюжий, хоть и быстрый, шар, не успев развернуться, плюхается прямо во тьму. За ним летит его чуть припоздавший собрат, повторяющий во всем траекторию первого.

Ника, зажмурившись от напряжения (возможно, это и к лучшему, по крайней мере девушке не грозит опасность впасть в панику от происходящего), пытается вообразить себе турбины. Реактивные турбины под каждым крылом истребителя. Их мысли с Уильямом работают в одном направлении, словно они вдруг стали понимать друг друга без слов. Скорость. Необходима скорость. Оснащенный дополнительными устройствами, самолет рвется к финишной черте с невиданной доселе скоростью. А вот шары вроде бы отстали. Растворились во тьме? Исчезли?

Облегчение и надежда длятся недолго. Угодив в дыру из тьмы, лангольеры и не думают исчезать. Наоборот, они напитываются, наполняются этой тьмой, купаются в ней с животным удовольствием, разбрызгивая тьму во все стороны, как молочные поросята купаются в вожделенной луже. Брызги тьмы, попадая туда и сюда, мигом прожигают дыры на небосводе, а сами шары, словно обожравшись, увеличиваются в размерах. Теперь они гораздо, гораздо больше, чем с самолет. Зато и лететь им намного тяжелее, чем раньше. Так тяжело дается движение обжоре после сытного ужина.

Но даже замедленные, монстры все еще слишком быстры. Впрочем, у истребителя почти получается уйти, он достигает цели — Ника и Уилл чувствуют это безошибочно. Теперь впереди вместо неба и облаков какой-то неясный туман, а позади с двух сторон истребитель окружают, дорвавшиеся, наконец, до его металла, чудища. Уильяму кажется, что машина издает жалобный стон, прежде чем в пасти лангольера исчезает её хвост, затем крылья. Треск и скрежет наполняют кабину, она разваливается на части, и Уильям с Никой летят куда-то вниз, в туман...

... Они снова приходят в себя на полу. Это уже становится традицией. Все тот же неизменный бокс: белые стены, белый потолок, белый пол. Оглядывают друг друга. Кажется, Уильям довольно болезненно ударился коленом, когда падал, да ещё и лбом приложился, но в целом – это пустяки. Главное — они в безопасности, и на Нике ни царапины.

— Приветствую вас, соискатели, — торжественно вещает знакомый голос, пока Уилл и Ника вертят головами в попытках осмотреться. Осматривать, впрочем, нечего. На этот раз ни картин, ни надписей, ни выемок. Одна белизна и вездесущий голос Глисса.

— Поздравляю вас, вы до конца прошли этот путь. Я несказанно счастлив, что первым могу приветствовать вас на выходе из Лабиринта. Скорее всего я умер задолго до того, как вы попали сюда, однако, вместе с тем, я родился через несколько веков после вас. Добро пожаловать в будущее. Ваши способности нужны человечеству. Я рад, что говорю вам об этом первым.

Произнеся всю это довольно пафосную абракадабру, Глисс замолкает. Ника и Уильям недоуменно смотрят друг на друга. Что это все значит и главное, куда идти дальше? Впрочем, замешательство длится не долго. Уже знакомая тьма накрывает их, сминая белые стены. Путники словно проваливаются в глубокий колодец, в котором ничего нет. Секунда, другая и это ощущение проходит.

=========

Мелкий, но противный дождик моросит из дырявого, нахмурившегося тучами неба, поливая из гигантской лейки опушку леса: молодые сосенки, кое-где жухлую, но в целом ещё зеленую траву, усыпанную пожелтевшей осенней хвоей дорожку, деревянные домики в отдалении и двоих человек. Эту парочку он умудряется вымочить до нитки всего за несколько секунд. Уильям и Вероника молча стоят под дождём, вдыхая лесной аромат. Пахнет грибами и далеким костром. И ещё чем-то знакомым, но непонятным. Мир выглядит до ужаса статичным, с непривычки это кажется неправильным. Ни одна травинка не желает изменяться ни на йоту, ни одна дождевая капля не слушается, не соглашаясь падать в сторону, а не странникам на головы. Миру нет никакого дела до их желаний. И весь он словно какой-то блеклый, неяркий. Трава не изумрудно-зеленая, а просто зеленая, небо не режет глаз насыщенностью красок, даже этот дождь, он пахнет, но как-то приглушенно, вовсе не так, как будет пахнуть дождь в мечтах или воспоминаниях. Обыденное, скучное. Настоящее. Как же можно было спутать жалкие иллюзии — слишком яркие и красочные, чтобы быть правдой, с этим великолепным в своей обыденности настоящим?

Дождь заряжает всё сильней, грозясь превратиться в полноценный ливень. Откуда-то издалека слышатся раскаты грома. Сюда идёт гроза. Ноет ушибленная при падении коленка Уильяма. Они куда-то пришли. Только куда и зачем? Может быть, самое время сказать друг другу что-нибудь, но слова, что мозг только что подсказывал без устали, вдруг делись куда-то. Замечательный, интуитивно-понятный язык сгинул без следа. Ушла дармовая легкость. Нике остается только вспоминать давнишние уроки английского. Похоже, они ей все-таки понадобятся.

И только осознав это, двое, наконец, отворачиваются от леса и оглядываются назад. Огромное, белоснежное яйцо куполом высится в центре поляны. Цельное — без дверей и каких-либо отверстий. Тот самый прохладный и гладкий на ощупь материал, из которого состоят стены бокса. Только на этот раз Уилл и Ника глядят на них снаружи.

Вот и все – подумала Ника, когда зубастая пасть лишила их самолетик дружбы крыла. Несчастная машина изо всех сил подыгрывала пилотам в их стремлении оторваться от преследователей, но в итоге стала жертвой этой погони… Они летели вниз, в мягкое облако тумана, Уилл, Вероника и обломки их первого совместного проекта. Конец – эта мысль колоколом звучала в голове по мере приближения земли. Вероника не кричала даже, с обречением мчалась вниз, напоследок не слишком рассчитывая что-то успеть надумать для смягчения посадки. Но…

В этом поистине волшебном месте, как оказалось, и без парашюта возможно было приземлиться без травм и Ника была тому живым подтверждением. Уильяму досталось, однако это она заметила не сразу - лишь в белом боксе, когда туман рассеялся, девушка увидела отпечаток боли на его храбром лице. Но ничего она не успела сказать – Глисс снова разрушил тишину, произнося совершенно дикие на восприятие вещи. Теперь уже и Нике стало не по себе от мысли, что место это – творение человека из довольно далекого будущего. Теперь она могла разделить с британцем те противоречивые чувства, что вспыхнули у него, когда девчонка призналась из какой она эпохи. Действительно! То, что ты оказывается уже давно история – осознавалось с трудом! Разум, имея совершенно сумасшедший опыт в этом месте, отказывался что-либо принимать.

Вскоре закончилась и эта мимолетная передышка. На сей раз соискателям выбора не предложили – тьма рассеялась, являя взору путников серенький пейзажик. Скучный даже какой-то, приевшийся, обыденный, но… На вид и по ощущениям казалось, что он настоящий. Обман, снова обман – решила Ника, тщетно пытаясь что-то поменять в этом месте, исправить, добавить красок, но ничего не вышло. А самое главное она поняла после, что надломило ее дух чуточку сильнее. Чутье, чем-то схожее с тем, что вело их на финиш, подсказывало – они с Уильямом снова говорят и думают на разных языках! Она почувствовала укол в груди. Неужели и вправду конец? Они ведь только спелись и… Всё?

- Аre you okay? – с тревогой посмотрела на Уилла Вероника, - Something hurts?
Пришлось вспоминать далекие школьные годы и институтские пары. Счастье, что ей не попался француз! Британца она могла хоть как-то понять, и что-то на примитивном для англоязычного человека уровне рассказать.
- Remember I said, that… - девушка засмущалась того, что могла говорить для британца совсем непонятно, - I can hardly speak English. But I will try, I promise…
Кореянка, рожденная в России пыталась говорить с британцем на ломаном английском… Она улыбалась ему виновато, взяла его под руку и снова спросила, взглянув на разбитое колено мужчины:
- Does it hurt? Can you go?