Butcher's Circus | ходы игроков | Ферма

Бредёшь через поле трепещущих алых огней на пыльных стеблях. Ветер дёргает волосы, а вот тыкнул первой тёплой каплей в лицо. Косматые тучи бесятся в высоте, как играющие звери. Видишь вдали за мотанием цветов крышу своего дома.

Ухмыляюсь бородой. Срываю цветок, да сильнее капюшон на голову натягиваю: ща хлынет. Спешить не тороплюсь, однако: май, тепло. Да и домой иду, не на поминки.

Сорвал рубиновую голову, приятно смотреть и приятно вертеть в пальцах стебель. Дождь шелестит по лепесткам, когда приближаешься к родному двору. Поставили без тебя новый плетень. Странно, что не лаят собаки. Может, взял их какой-то собачий мор? Вряд ли в такую погоду в лесу на охоте.

Настораживаюсь. Уже не улыбаюсь, хмурюсь. Тишина - не к добру. Цветок в петлицу, меч из ножен. Так долго шёл. Не может быть, что во сне.

Хмурый свет дождливого дня обнажает достаточно, чтобы более нежный свидетель отшатнулся, закрывая рукой рот. Чёрная груда на столе - надо полагать, не сосиски. Движется чуть, будто рябит. Мухи. Руки-букет в углу - конструкция на металлических штырях. Гирлянда из ушей и членов. Качается под потолком с порывами ветра. Пирамида голов в центре. Плоские детские тела у стены. Не плоские на самом деле, и не тела - просто сохнут человеческие кожи, растянутые, как шкуры. Улыбаются беззубо их кожи-лица. Чёрная плёнка крови на каждой поверхности - контраст с белизной стен снаружи. Отстраняешься, чтобы не чувствовать вонь - ты увидел достаточно.
Это шокирует тебя, всё странно нереально. Но что-то не так - ты не чувствуешь горя, всё как во сне. Ты не узнал лиц. Та первая мысль, что дом может быть не твоим, вдруг явилась тебе снова. Но чей же это дом? Ты помнил дорогу. Ты вырос здесь. Они лежат внутри - их даже не назвать убитыми - но не ощущаешь ни ужаса, ни горя, словно не свою семью видел только что. Дождь барабанит сильней. Звук флейты привлекает твой слух. Кто-то играет на заднем дворе. Негромкие голоса. Хриплый и низкий. Гулкий и неразборчивый. Женский.
Женщина говорит:
- Сюда он не явится. Нужно было сразу ехать в Банголор.
Музыкант продолжает играть.
Женщина говорит:
- Я не говорю, что мы делаем ненужную работу...
Бас, глубокий, как если бы заговорила пустая комната:
- Это то, что ты говоришь.
Музыкант продолжает играть.
Женщина:
- Я только хочу ускорить дело.
Музыка прерывается. Хриплый, низкий:
- Вы заметили?
Тишина.
- Ставня не бьёт.
Тишина.

Ударяю ставней. Хочу вздохнуть: громко, порывисто, но сдерживаюсь. Флейта? Брат? Но, если он, почему в доме - такое?

За домом ты видишь крытую цветастой тканью повозку: хвостатые звёзды и луна, солнце и лица богов, яркие пятна - старая ткань. Огромный полуголый огр грузит в повозку инструмент, завёрнутый в материю. Он похож на оживший монумент. Девушка стоит под дождём, опираясь на блестящую косу - её облик подсказывает, что такой подрубают не травы. Укуталась в синий плащ, надвинула капюшон. На завалинке сидит гоблин в шутовском колпаке. Он играет на флейте, глядя сквозь повозку задумчиво. В громоздкую повозку запряжён высокий человек с ног до головы обмотанный полосками ткани - так, что не видны даже глаза. Ткань намокла и потемнела, грязная на вид и разящая смесью вони и слабого цветочно-тошнотворного запаха. Из повозки высунулась крысиная морда зверолюда с быстрыми чёрными глазами. Посмотрел прямо на тебя, будто за этим и вылез.

Не брат.

Метнул копьё - как выстрелил: загудело плечо едва не до судороги. Порвал тент. А крысёныш - пискнул и в мгновение ока под повозку нырнул. Увидел только жирного хвостатого тела тень. Остальные не так быстры. Оборачивается огр. Вскидывает косу девушка-смерть. Откладывает флейту гоблин, оказавшийся спокойнее всех. Смерил тебя взглядом - вмиг всё понял?

- Они не твои. Не твои люди. Другие пришли в этот дом. Понимаешь?

Вкрадчивый, низкий голос. Бубенчики на ярком колпаке. Крысиные глаза. Острый оскал. Острый нос. Острые скулы. Вытянутое, как томагавк островитян, лицо. Но взгляд - не гоблина-налётчика из южных болот. Не дикаря. Полный злого намерения. Но - и ума.

На зелёного коротыша смотрю. До белизны костяшек сжимаю рукоять меча.
- Не понимаю, - сухо во рту. - Объясни.

Такие коротыши бросили на тебя сеть однажды совсем недалеко от этого дома. И дали крепко по голове. Не так крепко, чтобы убить, но достаточно, чтобы потом долго болела. Руки, как у детей, сила, как у коней. Они были верхом на кабанах. Помнишь главаря с торчащим высоко гребнем красных волос на голой, как камень, башке. УРРА! УРРА! УРРА! УРРА-ХО! И захохотал вдруг неожиданно по-детски пискляво, будто его кто-то щекочет. Моргнул и пропала картинка. Этот перед тобой другой. Дикий вид, но не глаза. Дикие движения - но не манеры. В нём гоблинская кровь, но похоже вырос он не среди старших рас.

- Те, кого ты знал, живы. Они в Банголорской тюрьме.

У тебя уже были кошмары раньше - много. Это было похоже на то, что сейчас. Ощущение ненастоящести и одновременно реальности, от которой не убежать. Не закрыть глаза от такого, не сморгнуть. Смотришь на детали - и всё есть: пот над бровью одноглазого огра, капли на стеблях, трещина обода повозки, дыра от твоего копья. На острове Радужных Снов колдуны-дикари навели на тебя морок, да такой, что в нём заблудился целый отряд имперской пехоты вместе с тобой - вы сражались и погибали в этом кошмаре по-настоящему - а потом он рассеялся и оказалось, вы сражались сами с собой. Хуже всего было то, что когда вы уже думали, что вернулись на твёрдую почву ясности мыслей - этот кошмар продолжался. Долго не был ты уверен, что проснулся после него. Ни когда вы подняли голову вождя острова на копьё. Ни когда читали императорский приказ. Ни когда ты раскапывал самоцветы, что во время похода спрятал в пещере на берегу. Ни даже когда вернулся на большую землю. Ты пошёл в кабак, а когда протрезвел, ты пошёл к магу - настоящему, боевому магу в ближайшем же императорском форте. Ты отдал коменданту форта плывущий аквамарин, а магу - драконий бриллиант. И тот излечил тебя. Так легко ты не чувствовал себя с детства! Ты бежал, подволакивая за собой деревянную ногу. Ты вернулся живым и кошмары ушли. Ты нёс сокровища и шёл домой. Чего больше можно желать?

Мысль, которая, как я надеялся, ушла навсегда, вернулась.
Точит червячок сомнения: может это сон? Может я ещё на острове, кидаюсь копьями в своих, слушаю миражи?
Смотрю на встречных и не знаю, как проверить. Кровь тоже блестела, а самоцветы горели. Где явь?

В любом случае, расклад не в мою пользу.
- Я заберу своё копьё и уйду, - говорю гоблину. Не опуская меч, неторопливо приближаюсь к повозке. Стараюсь не прихрамывать: ни к чему показывать слабость. Если мне не помешают, я, аккуратно, не давая крысе возможность ухватить меня за ногу, заберусь в фургон.

- Манор, дай ему копьё.

Писк из-под телеги. Запах мокрой шерсти.

- Дааааай... копьё...

У гоблина бархатный голос. Мог бы быть заклинателем зверолюдей или чем-то вроде. Крыс обнажает большие передние зубы. Протягивает тебе копьё древком вперёд, будто толкает. Выполз из-под днища. В полтебя ростом. Топорщится щерсть, похож на мокрого и очень злого воробья.

- Хочешь забрать флейту?

Убираю меч в ножны. Это кажется глупым, но древко вот, совсем близко и если что пойдёт не так, я успею снова вытащить его. Беру копьё: быстро, но без агрессии.

Вернул копьё. Простая палка с металлическим клювом. А бросить здесь всё равно не хотел бы.

Гоблин-шут пожимает плечами:

- Так он любит.

Не найдя в твоём взгляде понимания, поясняет:

- Мясник.

Он протягивает тебе флейту.

- Умеешь на ней играть?

Девушка подходит к зелёному карлику и склонившись шепчет ему что-то на ухо. Ты мог бы услышать, если бы напряг слух.

Хмурюсь. Флейта, точно. Хотел же сказать "да, верни", но забыл. Отвлёкся. Мотаю головой:
- Не умею. Спасибо.
Забираю. И на крыса взгляд перевожу. Дрогает что-то внутри.
- Мясник?
Переспрашиваю шута.

Гоблин опускает веки, слушая её шопот. Как бы говоря: "Всё так". Говоря: "Я заметил". Тебе он отвечает:

- Ты мог бы научиться. Я мог бы показать, как. Мясник - это... ну, он - полубог...
- Демон, - гулко поправляет Огр-циклоп.
- Демон, - мягко соглашается гоблин. - Любит мясо и смерть, и всё, что между. Если заглядывал в дом, можешь додумать. Мы ждали... а он не явился.

Гоблин вздыхает.

- Ты права, Сенетта. Нам нужно было отправляться прямиком в Банголор, но всё к благу: мы нашли музыканта. Скажи, ты хочешь отправиться с нами? Меня зовут Скрамасакс. Мы даём представления. Жонглёры. Танцоры. Силачи.

Его улыбка становится шире.

- Наш музыкант... с ним вышло дурное. - Кивает затылком в сторону обёрнутой в ткани запряжённой в телегу дрожащей фигуры.

Крыс смотрит на тебя взглядом животного. Удивительно, что он понял речь.

- Ты мог бы играть, а мы помогли бы тебе увидеть семью в Банголоре. Они оказались там за долги. Эти люди, - кивок в сторону дома, - обманом отняли его.

Хочется верить. Хочется. Но не спешу с ответом. Смотрю на гоблина, будто в душу проникнуть пытаюсь:
- Что вы делаете здесь? Откуда знаешь про семью? Откуда знаешь меня?

Скрамасакс отвечает тебе долгим взглядом. Он молчит, потом начинает говорить Медленно, словно в темноте идёт по заставленной мебелью комнате и не хочет споткнуться.

- А я помню тебя совсем молодым. Майский день. Маковое поле.

Он делает круглые глаза и кричит: "УРРА! УРРА! УРРА! УРРА-ХО!"

Когда он начинает хохотать, закинув голову, ты ощущаешь холодную волну. Заломила вдруг голова в затылке и прошла.

Отсмеявшись, гоблин делает шаг вперёд и показывает тебе запястья. Тонкие, как собачьи ноги. На каждом по круглому шраму. Ты поднимаешь взгляд и он, кивая, подтверждает догадку:

- От кандалов, человек, от кандалов. Твоё племя со мной в рассчёте, можешь не держать зла. А насчёт того, что мы здесь делаем... скажи, музыкант, ты веришь в судьбу?

Хмурюсь.
- Давно это было.
Сжимаю в кулаке древко.
- Я понял, кто ты. Не держать зла? Со мной ты не счёлся.
Скольжу взглядом по девушке. Мелькает мысль. И ещё одна, непрошеная: как давно я не был с женщиной?

Гоблин протягивает снизу вверх жилистую ладонь. Лицо улыбается острозубо, но взгляд - мог бы забить гвозди.