Арена: Тризна по пропавшему богу | ходы игроков | 28. Пёс против Ласомбры (ФИНАЛ)

Ласомбра, отдохнув после боя, решила поговорить с мечом Ойстр. Торжественно вынув шемшир из ножен, она с полчаса изливала на него откровения по поводу собственного взгляда на ситуацию, но меч оставался глух и нем, как обычнейшая железяка. Ласмобра почувствовала себя несколько глупо - подменили его, что ли? - забросила трофейные мечи в сундук и не вспоминала о них несколько дней.

Потом всё же любопытство заело - решила испытать меч и сравнить его с саблей Ала-ад-Дина. Обе сабли одинаково хорошо разрубали смоченные циновки - даже сопротивления почти не чувствовалось. Дерево намного лучше рубил Сильно Пьющий, сабля всё же застревала в более толстых ветках, а для клинка Бахуса, кажется, разницы особой не было - что циновки, что дерево. Думала им по камню жахнуть, но не решилась. Вместо этого решила сравнить твёрдость и прочность стали, напрямую уперев лезвие в лезвие и слегка надавив. Для этого меч Ойстр был закреплён горизонтально на стенде, а саблю Ласомбра аккуратно прижала к его лезвию в сильной части клинка, придерживая клинок Ала-ад-Диновой сабли правой рукой. Прижала совсем немного - и неожиданно сабля у неё в руках съехала вниз - шемшир разрезал её клинок так, словно это было масло, а не металл. Правая рука Ласомбры от неожиданности тоже попала на лезвие Сильно Пьющего, и невольно вскрикнула - можно было ожидать если не потери кисти, то как минимум глубокой раны. Но нет - не было даже царапины. Клинок, только что разрезавший дамасскую сталь, как картон - стал вдруг тупым, подобно тренировочному.

Ласомбра весьма разозлилась и прочитала пространную лекцию об этике обращения с себе подобными, но Сильно Пьющий, как и прежде, молчал. Ласомбра планировала взять арабскую саблю на последний бой, но теперь сабля была сломана, вернее, разрезана. Из упрямства руманка пошла искать кузнеца, который взялся бы её перековать. Обошла четверых смертных, но все, узнав причину поломки, отказывались или без объяснений, или под смехотворными предлогами - один намекнул, что столь могущественный клинок мог "разрубить душу" сабли, и, таким образом, перековывать её бесполезно. Всё же героиня в синем нашла циклопов, за баснословную сумму взявшихся перековать клинок - ушла большая часть полученного за поединок с Ойстр.

Когда же пришла пора собираться на финальный бой, она посмотрела на собственный верный меч, посмотрела на перекованную саблю Ала-ад-Дина. Вздохнула, помотала головай - "Ну и кого я обманываю?" - и достала из сундука шемшир.

Тем временем Пёс тренировался со "световым мечом". Плазменное лезвие не было невесомым, но было легче обычного меча, и иногда при быстрых взмахах вело себя как-то странно - но в чём странность, Пёс сказать не смог бы. Также стоит упомянуть, что от светового клинка, даже когда он был не вплотную к коже, шёл сильный жар, как от костра, и можно было легко не глядя сказать, с какой он стороны - конечно, если надет гамбезон или другая очень плотная теплоизолирующая одежда либо броня, то такое можно ощутить только теми участками тела, где он не прикрывает кожи.

Во всяком случае, во время тренировок Пёс ничего себе не отрубил, а это уже немало, если верить Мавис.

Пёс также модифицировал переключатель активации так, чтобы он не отключался автоматически, когда его выпускаешь из рук. Что касается скорости извлечения, с этим ничего поделать не удалось - похоже, это конструктивная особенность, модификации вовсе не поддающаяся.

Противники вышли на Арену. Наконец-то, последний, долгожданный бой!

И последний бой на этих Поминальных Играх. Негр-служитель выглядел чуть более торжественно, чем раньше, но ритуал не изменился - он бросил в небо трезубец и вопросил:

- Жнец или Дева?

Ей нужно было выговориться после последнего боя - все-таки, не каждый день Ласомбре приходилось убивать ученицу едва ли не сразу же после первой тренировки. Разумеется, за долгие годы военных кампаний руманка научилась убивать (примерно) одинаково хорошо в любом расположении духа: в радости и в горе, со слезами на глазах или в исподнем, едва вскочив с постели - но даже если ты на несколько минут забываешь о своих чувствах, ты не перестаешь их от этого испытывать. Не будучи выражены, сильные эмоции разъедают душу - примером тому служило текущее положение героини.

Так или иначе, в третий бой героиня в синем шла в прекрасном настроении. Пес в качестве противника был всем, о чем она могла только желать. Прекрасно обученный, с твердой рукой (к несчастью, одной - но женщина знала, что такой мелкий изъян еще никого не останавливал) и светлой головой - да к тому же, приятный на глаз. Волосы цвета сена, ясные голубые глаза, в которых ненависть и ярость запрятаны так глубоко, что руманка втайне начинала сомневаться в их существовании.

Но нет, не может быть стали без огня - и не может быть силы духа без злобы. Злобы, которую нужно выпускать через слезы. Пес, должно быть, затаил свой огонь так глубоко, что не достать взглядом. Ничего, случись ей зарубить этого последнего врага, она вынет его чистые голубые глаза из глазниц - чтобы съесть, если потребуется. Таков ее долг перед убитым: не позволить унести в следующую жизнь ту злобу, что сжигала его изнутри в жизни нынешней.

Сегодня зрители не увидели потешных приготовлений к бою - она выходила, освободив оружие из ножен. Бой с Ала-ад-Дином показал, что избыточно полагаться на глупость врага, который будет соблюдать регламент. К чести первого ее противника, он ничего не нарушал - а ведь мог. И, заруби Пес ее до того, как будет брошен жребий - победа будет за ним, честная или бесчестная. Закинув Сильно Пьющего (который, вероятно, еще скорбел по предыдущей владелице, а потому молчал), за плечо, она вышла на арену в боевом облачении, с надетой поверх камзола импровизированной кирасой срединной армии, правая рука опущена на рукоять кинжала.

- Жнец, - ответила Ласомбра служителю, после чего улыбнулась Псу и кивнула. Затем подняла Сильно Пьющего с плеча, и совершила им салют.

Слишком много времени прошло. Йофик погиб, Ойстр пропала, немногие уцелевшие герои теперь сидели на трибунах, навсегда лишившись шанса исполнить свою мечту. Осталась Ласомбра. Честь и верность, умение и стиль; Пёс знал на кого будет ровняться. Потом, когда выживет.

Новости были не то чтобы слишком неожиданными, но тяжелыми, а времени на приготовления почти не оставалось. Слишком долго Пёс отдыхал на уютном острове прекрасной Мавис. Больше не выйдет поддержать Йофика, помочь ему найти лекарей в Ровно. И Ласомбру в подаренной ей шляпе Пёс никогда не увидит. Ну и пусть. Есть срок всему, в каждом деле важно завершение.

Конечно, Пёс предпочел бы потратить на подготовку к бою больше времени, просмотреть записи боев Ласомбры, довести до идеала нужные движения, тщательно промерить дистанцию ударов. Но времени не было. Чтож, даже в такой ситуации его долг сделать все наилучшим образом.

Пёс был идеально выбрит, одежда тщательно выстирана, металлические детали сверкали на солнце. Ножны на правом боку сидят как влитые, шлем не болтается, ремни на гамбезоне затянуты, края шейного платка убраны. Даже посыльный с деревянной тюрьмой мастера Ли отправлен на рынок, обеспечить демона красками и холстом, чтобы он мог закончить обещанный уважаемой Ласомбре двойной портрет.

В ответ на салют Пёс поклонился, не слишком глубоко, но не одной головой - от пояса, показывая должное уважение.

- Дева.

- Дева! - огласил служитель. Кажется, не судьба была Ласомбре хоть раз выиграть в этой игре. - Да выберет Пёс место боя!

- Тренировочное поле за ареной, - Пёс медленно потянул саблю из ножен, - знакомое обоим место. Пусть ничего не мешает.

Без промедления бойцы оказались под тем самым огромным деревом, несущим прохладу всем северному краю тренировочного поля. У дерева имеются стойки с тренировочным оружием, но площадка для спаррингов рядом - квадратная, хорошо утоптанная, достаточно большая - сторона квадрата не меньше тридцати шагов. На ней-то герои и оказались. Ласомбра стоит лицом к югу, за её спиной, сразу за краем площадки - дерево. Пёс стоит напротив, у другого края, лицом к северу.

Оказавшись на новой арене, Ласомбра незамедлительно направилась ко Псу, продолжая некоторое время держать Сильно Пьющего на плече позади себя. Кинжал был вынут из ножен и вытянут вперед, его острие направлено на острие вражеской сабли.

Но вот до противника оставалось сделать последнюю пару шагов, и героиня в синем начала агрессивные действия с мощного рубящего удара Сильно Пьющим слева-вниз от плеча. Псу, впрочем, наверняка было очевидно, что для успешной рубящей атаки дистанция была все еще очень велика, и это только начало более длинной серии ударов.

Пока Ласомбра приближалась, Пёс оставался на месте, только в стойку встал. Левая нога чуть впереди, не широко едва стопа между носком правой ноги и пяткой левой поместится. Сабля острием смотрит в горло Ласомбры, чуть-чуть подрагивает, рукоять на уровне пояса. Правая рука согнута, выставлена перед собой, защищает горло и нижнюю часть лица.

От первого удара Пёс просто отошел. Скользнул ногами по земле, пол шажка назад, чтобы взмах прошел мимо.

У высоких и длинноруких бойцов, таких как Ласомбра, есть одно очевидно-неочевидное преимущество - кроме того, что они могут достать клинком далеко, противник, даже опытный, в начале боя чаще всего ошибается с тем насколько именно далеко. И притом постоянно в сторону недооценки дистанции атаки. Напоровшиеся на такой опасный промах и выжившие после этого предпочитают потом перестраховываться. Но Пёс, как известно, на Арене фехтованием не занимался до сих пор - он просто набегал и бил, всё прочее шло в дополнение. На сей раз - решил ввязаться в фехтование.

Взмах сабли перешёл в колющий - клинок полетел юноше в белом в лицо. Пёс отскочил и ударил по клинку Сильно Пьющего, уходя с линии атаки и отступая назад. А затем контратаковал по руке. Он успел завершить атаку - попал руманке по ребру ладони, разрезав и перчатку, и руку - и только потом осознал, что у него в груди торчит фут хрендостаниума.

Честно говоря, мало кто понял, что произошло, кое-кто поэтому утверждал, что меч изогнулся и ужалил Пса в грудь, что, в принципе, учитывая последующие события, было бы неудивительно.

Но на замедленной съёмке можно было бы разглядеть следующее - Ласомбра махнула сверху вниз, затем развернула кисть, обернувшись корпусом и локтем так, что клинок повернулся изгибом вверх. По этому-то изгибу Пёс саданул саблей, отходя, отчего рукоять в перчатке Ласомбры немного провернулась, дёрнув её руку в направлении, куда её более невозможно было повернуть. Почуяв, что руманка потеряла контроль над клинком, Пёс сразу же атаковал по руке. Героиня в Синем, однако, увидела в контратаке возможность завершить укол, потянулась всем телом вперёд, и Сильно Пьющий, словно обогнув саблю противника, глубоко впился в правую сторону груди Пса сбоку, проткнув грудную клетку, в то время как Пёс всё же довершил атаку, разрубив Ласомбре левую руку на рукояти.


Если бы в руках Ласомбры была сабля Ала-ад-Дина, бой можно было бы считать на этом оконченным. Но, окроплённый кровью двух героев, Сильно Пьющий вдруг издал низкое гудение, едва слышимое ухом, и стал пульсировать неровными алыми вспышками. Ласомбра видела, как из прорезанной перчатки кровь стекает на рукоять и впитывается в эту самую рукоять без следа. Она пробовала отдёрнуть руку, отступить, вытянуть - но тело словно одревенело, и ещё - было очень тяжело, словно она дралась уже целый день, и при этом рана кисти совсем не ощущалась.

Что касается Пса, то что он чувствовал, узнать вряд ли было возможно, поскольку через пару секунд Пёс исчез - на утоптанную землю тренировочного поля упала только его одежда.

С непривычно отдавшимся в кишках внутренним толчком и тошнотворным ощущением, подступающим к горлу, Ласомбра вновь оказалась на Арене, и что-то явно было неладно. Меч в её руках светился алым всё ярче и ярче, вокруг разноцветными фейерверками взрывались антимагические руны.

Из невидимого люка где-то в воздухе высунулся маг в форменном балахоне Службы Изиды:

- Магия терминального уровня! Светлейшая говорит - сейчас реальность расползётся! Спасайтесь, глупцы! К порталам!

Тут же чёрная рука схватила мага за шею, утянула обратно в люк, и на Арену вылетел чернокожий служитель. Вместо каких-то опровержений, которые едва ли подействовали бы, он ткнул толстым перстом куда-то на Трибуны. Тут же все хитрые механизмы телевидения, ещё не сожжённые в свистопляске, запущенной Сильно Пьющим, выдали картинку Огромного Енота, спокойно жующего кукурузку.

Енот недовольно оторвался от своего занятия и сказал так, что услышал каждый, несмотря на прочий шум:

- Да спасайтесь, спасайтесь, кто же против. Но истинно говорю вам: кто сбежит сейчас, будет жалеть до конца жизни.

На Арене тем временем шум утих - гудение прекратилось, контуры, рассчитанные на подавление магии, благополучно перегорели, а меч в руках Ласмобры стал с шипением таять, испуская алый дым. Ну и ну, неужели это всё заканчивается... пшиком?

"Те, кто умер - в раю" - утверждают ханжи
Не скверни свой язык повторением лжи
Если хочешь почтить отошедшего друга
На могилу ему свою жизнь положи

Когда умирает некто небезразличный, зря говорят, что "он живёт в наших сердцах". Нет, он там не живёт - там живёт мёртвая чёрная дыра памяти о некогда дорогом существе, провал, тень, которую ничем не заполнить. У некоторых она затягивается, у других - никогда. Так и мучит до той самой поры, пока не придёт время отбросить тень им самим.

Однако для смертных, из тех, кто ещё не забыт живущими - есть надежда, даже если душу их разорвали черти в глубинах ада. Достаточно снять слепок с провалов в любящих сердцах и, сотворив под него форму из несгибаемой воли, залить сию форму чистейшим металлом самопожертвования и доблести, который некоторые, привыкшие к чудесам, привычно именуют где "магией", где "молитвой" - и не тень, но плоть и кровь вернутся в этот мир.

Однако к этому способу крайне редко прибегают даже самые могучие существа. Почему? По многим причинам, но вот одна из самых веских: если воля творящего даст хоть небольшую слабину, вместо воскрешения любимого кем-то существа получится жуткий уродец, в чём-то похожий на любимый образ. Если любовь сердец, с которых снимался слепок, будет недостаточно искренней, и если этих любящих сердец будет мало - может выйти нечто ещё худшее. Тем не менее, иногда боги рискуют воскрешать смертных. Чаще, чем кто-либо мог бы заподозрить.

Но кто воскресит бога? Чья воля достаточно несгибаема, чтобы выдержать пламя плавящих реальность желаний и мыслей, кто рискнёт породить божественного уродца, обладающего силой и мощью? Сама точная Форма при этом - не проблема, ибо божествам, как правило, поклоняются миллионы, и из этих миллионов можно найти по крайней мере несколько десятков искренне и глубоко скорбящих, помнящих и понимающих. Но где же взять волю, способную выдержать жар божественной личности?

Я, будучи скромным артефактом, к тому же предназначенным для убийств и кровопролития, не мог ничего придумать, кроме того, чтобы каким-то образом использовать волю бойцов, пришедших биться за самое дорогое. Может быть, это несколько сомнительно с этической точки зрения, но я бесполезным хламом лежал на пыльной полке, так никогда и не пригодившись Хозяину, и, несомненно, там бы лежал и дальше - так что мне терять?

Когда молодая и глупая сатиресса, обуянная, однако, мыслями, сходными с моими, призвала меня на подвиг, я решил хотя бы попробовать. Я знал, что её воли всё ещё недостаточно, и её противница также показалась мне недостаточно целеустремлённой.

Я понял, что должен дойти до финала - и то, пожалуй, не всякий боец годился для моих целей. Удача мне сопутствовала - они оказались идеальной парой. Юноша, спрямлённый и выжженный свирепой тоской по своему Хозяину, и закалённая в горниле страшной войны руманка, готовая разорвать зубами собственных детей ради достижения цели - эта пара годилась, чтобы укрепить Форму. Конечно, мне придётся расплавить себя без остатка, да ещё и прихватить побеждённого, чтобы дать Хозяину новую жизнь - но разве это не малая цена за возвращение Пропавшего Бога?

Я пил их кровь, их плоть, их душу, стараясь не убить победителя. Я плавился, заставляя магические блоки рассыпаться серебряными искрами. Я тёк по границам невероятностей, пронзая Мультивселенную паутиной из миллионов лезвий, направленных в миллионы сердец. Я создал Форму. Я влил себя в своё Последнее Волшебство.

- Вернись, Хозяин! Вернись из-за Предела! Тоска по тебе переполнила чашу наших душ!

Когда клинок меча истаял в облаке алого дыма, Ласомобра наконец смогла разжать руку. Её шатало так, что пришлось стать на одно колено - а то можно было свалиться. Дышала, чувствуя, как нарастает боль в раненой руке, как тёплая кровь струится по коже. Мутно в глазах, голову поднять сил нет. Потом в поле зрения обрисовались ноги в сандалиях. Толстые, массивные. Что-то захлюпало.

- Мне надо выпить, - послышался сверху незнакомый бархатистый бас. - Тут без чаши не разберёшься, бульк-бульк, бульк, уффф.

- Тебе тоже надо выпить, похоже, - кто-то подаёт Ласомбре массивную металлическую чашу. - Да и всем нам тут не помешает выпить!

Щелчок пальцев. Шум трибун.

"У меня свое," - хотела ответить Ласомбра, потянувшись было к карману, где лежит заветная трын-трава. Потянувшись, впрочем, она почувствовала, как мир начинает крениться куда-то в сторону, и быстро вернула руку на место. Нет, бумагу крутить в таком состоянии - несанкционировано.

- Да, спасибо, - кивнула, принимая нетвердой рукой протянутый сосуд. Вдохнула полной грудью, выдохнула, отхлебнула. Посмаковала секунду жар, стекающий по руке вместе с кровью. Уперевшись в землю пошире, для стабильности, подняла глаза на пришельца.

- Еще мне надо найти скамейку, если никто не против. А то я опрокинусь.

После глотка из чаши Ласомбре полегчало (только потом она заметила, что рана на руке тоже после этого исчезла) и она смогла уйти с Арены самостоятельно.

На трибунах тем временем разгорелось стихийное празднество, в котором Ласомбра участия принимать не желала (да и не смогла бы, если честно) - пошла к себе в апартаменты и завалилась спать.