Арена: Тризна по пропавшему богу | ходы игроков | 24. Alwyn против Яна Рыжего (бой завершен)

Негр на сей раз так старательно выговорил "АЙлвин", когда представлял противников, что стало ясно - что-то подействовало. Либо бюрократический запрос, либо угрозы отравить, ясно читаемые во взгляде. А, может, в службе Изиды сидел какой-нибудь крестоносец от грамматики, специалист по фонетике языков планеты Айбер-Торил - наверняка сказать трудно. Однако, мудрые говорят, что ядом и бюрократией можно добиться большего, чем просто ядом или просто бюрократией - так вышло и на этот раз.

Яна, конечно, в основном беспокоило не имя противницы, будь оно трижды непроизносимым. Пожалуй, в этом бою он не был фаворитом - двуручник против парных клинков в руках такой шустрой вражини не казался предпочтительным вариантом. Ставки, он знал, были против него - несмотря на похвальные отзывы о его бое с Эктором, бой полукровки был ещё более впечатляющим. Но как раз ставки старого солдата не беспокоили - они отражали лишь мнение большинства, а мнение большинства в профессиональных вопросах обычно не самый надёжный показатель. Подброшенная монетка и то надёжнее в этом плане.

Вот наконец дошло дело до ритуальных слов и ритуального выбора:

- Жнец или Дева?

Вообще, к Ровно Ян уже попривык, так что поначалу особого значения облику противницы не придал, хотя и видел ее бой на трибунах. Черная - ну и что? Мавр, вон, тоже особо белоснежной кожей не отличается, а на фоне каких других обитателей - крылатых, хвостатых и рогатых так вообще, родной привычный человек.
Но как вышел Ян на поле, как вживую в глазища бешеные взглянул, так сразу и понял - ведьма. Самая настоящая. В пекле опаленная, а космы седые - так небось самой тыща лет, а молоденькую кажет. Так что Ян решил все по-уму сделать: трижды перекрестился, через левое плечо сплюнул, а ведьме "козу" рукой показал - знак от сглаза верный. Тут надо было бы еще молитву какую добавить, или что-нибудь такое благородное ввернуть, про возмездие там, или еще чего. Но подходящих молитв что-то не вспомнилось, а куртуазностям Янош с детства обучен не был. Так что просто:

- Сгинь, падаль - это ведьме сказал. А мавру:
- Жнец.

Холодный безумный взгляд привычно изучал противника, когда произошло невероятное. Полукровка оживилась, довольно улыбнувшись. Что слышали ее заостренные ушки? Музыку. Музыку собственного имени.

- Аха-ха-ха!

Она довольно прошлась перед трибунами, подзывая зрителей, чтобы они ее поддержали в этот судьбоносный бой.

- Айлвин! Айлвин! Айлвин! Аха-хах! Боги, герои и жители Ровно, идущие на смерть приветствуют Вас!

Обычно молчаливая кринти почтила словами собравшихся. Воительница радовалась, но радость кринти благодаря ошалелым глазам со стороны выглядела, как будто она окончательно сошла с ума.

Полуэльфка успокоилась и встала напротив человека, послав воздушный поцелуй мавру. Она легко переходила от насилиям к любви, как принято на юге. Шляхтич эту особенность на себе испытал. И если шапка осталась лежать в номере съемного дома второй межпланарной столицы после Сигила, а то и третьей, после Танелорна, или это очередная вариация Бессмертного города в центре Мультиверса, то кривой турецкий кинжал она деловито заткнула за пояс.

- Даже если оближешь сапог, - полукровка обнажила как будто сотканный из тьмы матовый клинок меча, постучав плашмя по укрепленному голенищу, - не прощу. Грубиян!

Наемник был заметно менее приятной личностью, чем погибший красавец, но симпатяг губить Айлвин не любила. Только в крайнем случае, когда их рты выплевывали жаб. Дома бы кринти щелкнула ландскнехта кнутом, оставив на память рассеченный змеиный язык, чтобы помнил - мужчина должен молчать, пока к нему не обратились. Даже шляхтич это понимал, а потому приветливо улыбался от начала до конца боя.

Кажется странным, что с подобными дикими нравами, Айлвин явилась биться на Арену за любимого племенника. Она выростила его с крохи. В них текла одна кровь. Когда другие женщины обижали мальчишку, то она его отбирала, чтобы лично наказать. Не для наказания, а чтобы смягчить удар. Он ее сильно не любил за эту манеру, хотя для молодого полукровки Айлвин не прикладывала силу, подбирала ему плети из самой нежной кожи и всегда приносила заживляющий крем. Он говорил при ней вещи, за которые должно приносить в жертву их страшным темным богам, но о них и о чуждых их миру идеях никто не узнал. И никто не узнает. Удивительно, как в средоточии коварнейших паучиных игр , мальчишка дошел до возвращения к светлым сородичам. Наверное, она была с ним слишком мягкой. Слишком сильно его любила. Казалось бы почему бы не пожелать вернуть юношу кринти? Змее нужно рубить голову, а не оживлять трупы спустя много лет, когда смирился с потерей, ведь колдун не остановится. И Айлвин тоже не остановится.

- Дева, - выдохнула с азартом полукровка. Это был хороший знак - дарующий мягкость и отдохновение, но в то же время удачу и смертоность.

- Дева! Да выберет Айлвин место поединка!

- Заросли бамбукового леса, - объявила Айлвин, продолжая изучать наемника.

Герои оказались в десятке шагов друг от друга в бамбуковом лесу. Именно лесу, а не роще - стволы как небольшое полено в обхвате, но зато не настолько густо растут, чтобы мешать даже быстрому бегу. Среднее расстояние между стволами метра два, при этом вполне реально найти рядом нечто вроде прогалины шириной метра 3-4. С другой стороны, срубить одним ударом такие стволы вряд ли выйдет.

Есть подлесок - широколиственные побеги высотой максимум до колена, но не слишком густые - продвижению практически не мешают. Грунт сравнительно твёрдый - нога не проваливается.

Очутившись в месте где им предстояло сражаться, Ян хмыкнул в рыжую бороду. От ведьмы он ждал чего-то более... ведьминского? Жуткой ночи, капища языческого, котла с бурлящим варевом. А тут - лес, деревья какие-то тонкие и с зелеными стволами, но в общем обычный. Айлвин (так, кажись, черную бабу кричали) наверное думает что тут длинным двуручным мечом особо и не помахаешь. Чтож, пусть думает, ежели из себя мельницу изображать, так наверное и правда, не особо сподручно. А в остальном - в бою, когда кругом лес пик торчит - что твой частокол, Ян как-то справлялся, авось и здесь не обмишурится.

С такими мыслями ландскнехт двинулся к противнице - собрано, осторожно (не оступиться, не запнуться о корень, скрытый подлеском), готовый ударить навстречь. Меч низко держит, лезвие - вперед и вниз, мастера такую стойку еще "глупцом" кличут. Стволы обходит подпуская за переднее плечо - близко, что бы защиту сбоку на случай иметь, но и что бы мечом работать не мешали. А как подойдет - последует удар, снизу вверх, в голову, с неглубоким выпадом.

Знакомая одной жрице усмешка украсила на мгновение лицо Айлвин. Наемник был тотально разочарован ее выбором. Что ж, даже хорошо. Наверное, его ждет сюрприз.

Когда противник пришел в движение, то полукровка тоже не стояла на месте. Он сближался, а она разрывала дистанцию, учитывая темп мужчины и выверяя баланс. Казалось бы зачем? Ей удалось навязать свои условия игры, не в той степени суровости, которая избиралась, но у богов явно имелся грандиозный замысел, чтобы бои великой арены не оканчивались в один фехтовальный прием.

Рыжий обтирал плечами стволы бамбука, а ей требовался только один. Ствол. Бамбука. От которого кринти встала сбоку в шаге, но не позволяя себя обойти.

Наемник ее как будто заманивал. Низкая стойка приглашающая. Он определенно ожидал повторения фокуса, но отогнутые в разные стороны волнорезы двуручного фламберга имели свою особенность. Она это учитывала. Как и наличие латных рукавиц у рыжего. Впрочем, казалось мало кто догадывался зачем они наемнику.

В кулуарах шептались, будто богам угодно желание наемника, но разве не самый достойный герой - тот, что идет вопреки? Айлвин об том не думала. Она думала о том, что и как делает наемник.

- Эй, наемник, у тебя гульфик развязался! Но там все равно пусто, - насмехалась Айлвин, наблюдая как подбирается острие фламберга. Последняя фраза прозвучала быстро и хлестко, как щелчок кнута.

В бою выгодно разозлить противника. Если он слабее тебя. Кринти очень давно, наверное, имела дело почти исключительно с такими. Разозли этих желторотиков (а по сравнению с ней любой человек - считай, младенец неопытный) - и они станут делать ошибки, руки будут трястись, ноги - подгибаться, лёгкие - расходовать энергию на не нужные никому ответы... Но никогда, наверное, полукровка не сказала бы, что хорошая идея - разозлить кого-то сильнее себя. Казалось бы, в бою, где ставка - жизнь и смерть, это вообще не имеет значения. Вроде бы и так все дерутся с полной отдачей.

Но - что человек, что дроу, что бог - существа не одномерные. Где-то очень глубоко под профессиональными движениями, циничными взглядами и сложившимися мнениями, даже у самого прожжённого наёмника есть некие внутренние тормоза, ненамозоленные, сокровенные, можно сказать даже, рискуя вызвать смех, интимные части души. Не желающие убивать, например, симпатичных женщин, даже и ведьм. И вообще не желающие убивать, по чести говоря.

Но что уж рассуждать - так сложилось, ты уж извини, ведьма, мне неохота в ад. Но если противник начинает куражится, отвратно гримасничать и непристойно намекать, что ты ничтожество - тут у старого бойца вдобавок к профессиональным приёмам просыпается, можно сказать, эдакая спортивная злость, азарт, ничего общего не имеющая с бессильной яростью молокососа. И некоторых героев, надо сказать, в таком азарте даже черти стараются обходить стороной.

Айлвин отступала, пока не нашла выгодную позицию - так, чтобы ствол бамбука был у неё на расстоянии вытянутой руки справа и чуть впереди. Ландскнехт медленно и осторожно приблизился, словно пряча кончик оружия в редком подлеске. Полукровка хлёстко выкрикнула свою насмешку, и увидела, что достигла цели - выцветшие глаза наёмника словно бы чуть поменяли цвет, наливаясь колючим сталистым блеском. Она была готова к его атаке, но атака всё равно пришла неожиданно. Неожиданно быстро. Двуручник, который она считала неповоротливой железякой, вылетел из подлеска быстрее ядовитой змеи, и прыгнул прямо в лицо - быстрый колющий, выпад с двух рук, потянувшись корпусом - и сразу назад, поднимая руки в защитной стойке "быка".

Айлвин не успела парировать, но успела отклониться - вместо того чтобы проколоть ей насквозь язык и дойти до самой шеи, удар всего лишь глубоко ранил правую щеку и десну. Айлвин рванулась в атаку, потянувшись в выпаде мечом и надеясь, что от размашистого удара её защитит ствол дерева, но ландскнехт не стал бить размашисто и ударил компактно, чуть отступив назад и в сторону с линии выпада полукровки и обрушив волнистое лезвие почти вертикально вниз, чуть с оттягом по привычке.

Где-то на трибунах, наверное, выругалась Ласомбра, которая рассказывала всем о необходимости шлемов. Айлвин попробовала отпарировать, отвести удар кинжалом, но соединённая сила тяжести, сила ландскнехта и инерция двуручного клинка проломили эту оборону - удалось только чуть в сторону отвести удар. Полетели вниз обрезанные волосы с белой косы, ухо, кусок щеки, зубы (?), кровь, боль, боль, боль, всё красное... Страшный волнистый клинок тяжко ударил по наплечнику, встретив металлическую вставку, а ландскнехт завершил серию уколом в грудь, который несомненно прикончил бы ошеломлённую полукровку, если бы не вставки на груди из прочного металла. Вместо этого он отбросил её назад, за тот самый ствол бамбука, на который она так рассчитывала. Кринти кубарем перекатилась назад через голову, едва не врезавшись в ствол спиной, и остановилась в положении "на коленях".

Ствол близко, дотянуться рукой легко, с левой стороны от неё. Во время кувырка (или раньше, она не знает) кинжал выпал из рук и упал где-то в подлеске - явно близко, но сейчас не до него. Меч удержала.

Что, паскуда, съела!? Как теперь языком своим ядовитым жалить будешь? Так-то Ян к оскорблениям попривык - ландскнехты народ грубый, да и сам он тот еще сквернослов. Но, видать, было в девке что-то, что задело струны даже его очерствевшей натуры. Сапог ей вылижи, ишь!

С коротким рыком ландскнехт рванулся к коленопреклоненной противнице, готовя меч для быстрого и тяжелого удара сверху-вниз, в шею (для Айлвин справа, а для ландскнехта, соответственно слева). Снести змеюке бошку, и делу конец!

Сладостная феерическая боль вонзалась в череп, как будто она вновь ребенок, а душу и тело истязают жестокие мастера теневого искусства. Нельзя стать марадером, если не прошел самую жестокую школу, где послушницу бьют, унижают, топчут, режут, а потом исцеляют и все происходит по новой пока они окончательно не теряют рассудок, превращаясь в безумного жестокого монстра. Позже теми же методами тренируешь молодняк. После имеешь право требовать к себе уважение.

Уважение! Ха! Яркий блеск в глазах наемника свидетельствовал, что ее слова ударили метко, но неверно. Однако, если бы полукровке с оказией передали, что наемник не хочет ее убивать и извиняется, то она бы развеселилась. Айлвин разбиралась в гуманойдах. Этот мужчина с каменным сердцем. Внутри лишь пустота и себялюбие, иначе бы он самостоятельно проявлял подобные чувства. Иначе бы в ее адрес не летели срамные слова, потому что никакой симпатии в помине нет. Пуф! Выдумка! Брехня!

Но сейчас полукровка стояла скованная, как тряпичная кукла для отработки ударов. Лилась кровь. Ее кровь. Ошметки кожи. Зубы. Да, какая-то их часть. Было чертовски больно! А ведь она знала, что наемник перехватит второй рукой лезвие фламберга, чтобы сделать быстрый выпад, потому что иначе это не выйдет. И все происходит слишком быстро и неправильно. И лезвие фламберга скочит с одной стороны ствола на другой, точно это пляшущее копье, а не двуручный меч.

И вроде все на этом должно окончиться, но вставки в доспехе непробиваемые. Молния удивления отрезвляет разум, вырывая из тумана боли. Адамантин? Но она никогда не вплетала адамантин в доспех! Слишком тяжелый. Злость на происходящее поглощает боль. Малость, которая позволяет продолжить сражение. Как же она ненавидит всех жриц за боль и унижения. И каждого, кто подвергает ее подобному. Айлвин задается вопросом, что она сделает, если умрет? Этот вопрос как второе дыхание. Как памятка зачем и почему она сегодня здесь и сейчас.

Свободная рука опускается в заросли подлеска, сжимаясь на чем-то, словно в надежде отыскать второй клинок. Одновременно с тем берет низкий старт, получив опору. И швыряет находку в лицо наемнику. Но только для того, чтобы отчаянно ринуться в ноги. Наверное, чтобы расцеловать сапог, после того как украсила зеленую листву алыми каплями, белой шерстью и теперь неприглядными кусками щеки. Где-то еще и слегка заостренное ухо валяется...

Ян рванул вперёд и нанёс удар, целя противнице в шею, а потом намереваясь не дать подняться и и добить яблоком двуручника, словно дубинкой. Но ведьма очухалась невероятно быстро, будто ей каждый день вот так вот шкуру с лица обдирали. Вместо того чтобы помереть, как полагалось бы честной даме в такой ситуации, или хотя бы уползти за дерево, Айлвин, подбросив левой рукой горсть чернозёма и палых листьев, нырнула вперёд, и таким образом избежала отрубания головы. Она хотела рвануть мимо ландскнехта, но, то ли глаза от слёз боли и от поднятого ей самой в воздух мусора неверно увидели направление, то ли ландскнехт несколько изменил направление бега и рассчитывал просто сбить её назад превосходящей массой и силой - так или иначе, вместо запланированных атак оружием противники столкнулись неожиданным манером, практически лоб в лоб.

Но, поскольку Айлвин не выпрямилась, а нырнула и рванула вперёд на согнутых ногах, "лоб в лоб" превратился "лоб в гульфик". Сам чёрт, с которым Ян заключал сделку, не разобрал бы что там ещё с чем столкнулось, но и он, и кринти были ошеломлены неожиданностью случившегося и разлетелись в разные стороны - когда Ян обрёл равновесие и повернулся к противнице, она как раз поворачивалась к нему, кашляя и перхая - как ни стойка была полукровка к страданиям, грязь и листья попали в рану на щеке, а со вдохом - в горло, которое и так заливала кровь.

Ян чувствовал, как в паху переливается боль, но она была сравнительно слабой - гульфик спас, не иначе. А вот на ведьму смотреть страшновато - лицо и грудь в крови, лохмотья кожи висят, дышит сипло через новую дырку в щеке.

Уууу еееее... Больно-то как! В обычное время такой удар скорее всего согнул бы Яна напополам, но в пылу битвы лишь немного ошеломил мужчину. Это. Она. Специально! Не словами, так хоть головой. В самое дорогое! Издевается!
Где-то в глубине холодный профессионал Ян понимал, что его противница не в том состоянии, что бы отчебучивать такие фокусы специально и столкновение, уязвившее его достоинство - скорее всего случайность. Но для того в чьей крови полыхал огонь, а голову мутила обида это все было совершенно неважно. В запальчивости он готов был приписать злому умыслу ведьмы все свои беды - начиная с отбитого корешка и заканчивая той злополучной сделкой с чертом. Ну, зараза, держись...

Ян подступил к кринти, нанося удар по низу разворотом корпуса - как косарь срезающий траву.

Как можно было вписаться головой в это немытое нечто? Пляски вокруг гульфика продолжались, превращая бой в фарс. Будто есть дело до причиндал наемника. Ну, не привлекал он ее, даже стань она окончательной страховидлой и сколько раз перед лицом это не проноси. Короче, фу, какая гадость. Жаль у нее нет рогов, как у Ойстр, а то хана чьим-то орехам. Причем, ее лицо никто не жалел, а это было не только страшно, но и очень больно. Выходило, что больное самолюбие равноценно половине лица. Как-то неравноценно. Наверное, поэтому в ее мире царил матриархат. Кринти очень смутно догадывалась, что у Паучьей Королевы слетела крыша после козлиных выходок ее божественного супруга Кореллона Ларетиана.

В общем, хитрости кринти работали против нее. Впору задуматься, а не происки ли это поганого колдунавта. Но нельзя было терять времени.

Яростно выдохнув на всю мощь широких легких, Айлвин сорвалась с места прочь от страшного фламберга, успевая подняться. Грязь саднила горло, но она постаралась выдохнуть лишнее из себя, не снижая ходу, а затем осторожно и ровно задышала носом.

Как и в прошлый раз она торопливо хватанула лесной земли, часто моргая, чтобы прочистить глаза, и не упуская из виду противника. Полукровка казалась совсем плоха и пала духом, но рукоять меча сжимала крепко.

Кашляя и спотыкаясь, кринти бросилась бежать. Разгорячившийся ландскнехт, почуяв победу, рванул за ней, сделал выпад - и широко махнул фламбергом справа налево. Удар вышел не параллельно земле, а по слегка восходящей траектории. Поскольку полукровка убегала, а не пыталась драться, пришлось подшагнуть, довернуть - и всё же азарт сыграл с ландскнехтом злую шутку. Там, где он планировал ударить изначально - место для такого широкого замаха было, но из-за того, что пришлось рвануть вперёд на два-три шага, преследуя противницу, и подшагивать, не желая её упустить - в конце замаха были эти странные зелёные деревья. Ведьма, должно быть, это планировала, поскольку вдруг схватилась левой рукой за ствол, ловко провернулась вокруг - и неожиданно сделала выпад по другую сторону ствола, почти достав ландскнехту до колена. Меж тем фламберг её достал, даже когда она ускользнула за дерево - тяжёлое лезвие врубилось в ствол толщиною в здоровую пивную кружку где-то наполовину, и на излёте прорубило сзади-слева кожаную броню кринти в районе талии, но, кажется, существенного вреда не нанесло.

Получатели: Alwyn.

Двуручник, однако, прочно застрял в проклятом ведьмовском дереве. Был шанс его выдернуть, когда кринти налегла на ствол при повороте, расширив щель, но Ян вовремя не сориентировался, и полукровка, совершив неудачный выпад, отошла назад к дереву, прижимая ствол левой рукой в направлении от себя, заблокировав таким образом оружие в щели.

Вот паскудство! Вдобавок к гневу на проклятую колдунью поднималась злость на самого себя.
Ты, ландскнехт! Мародер, убийца и душепродавец, сколько битв прошедший! Бабу полудохлую прибить не можешь? Да будь она хоть сто раз ведьмой! Даже меч как следует сдержать не смог, будто не воин, а дровосек какой. На трибунах, небось, потешаются, гогочут, шутки срамные выдумывают, про гульфик... Козлы! Не бывать тому!

Ян стал оббегать ствол бамбука противосолонь, как бы выкручивая из него свой фламберг.

И вновь темные боги услышали ее зов. Резануло бок. Новая боль и новая надежда. Как будто по заказу проклятый фламберг засел в стволе. Будь проклят, кем бы ни был, человек. И меч. Особенно меч. Предмет ее дикой боли и страданий. Как она ненавидела волнистый клинок, люто и бешено. Темное и страшное чувство наливает члены силой, что сердце стучит чаще. В едином и не остановимом порыве - жажде жить.

Да! Иди. Айлвин не хватало разгона! И наемник его дает. Она следует за ним, придерживая рукой ствол. И наемник крепче держит проклятый клинок, как ей нужно. И вот уже она с разворота заносит сотканный из тьмы клинок. Меч из самого прочного металла в Мультивселенной. Раз. И другой. Быстро. С чувством. Под углом. Со жгучей всепожирающей ненавистью. До побеления костяшек сжимая рукоять адамантинового клинка. По проклятому фламбергу. И отталкиваясь левой рукой уходит в сторону, как вода. Мягкая как дева, плавная, смытая волной. Как титаниды, что ласковы, как летний дождь, и беспощадны, как дикий шторм.

Айлвин с сиплым шипением люто, бешено стала рубить клинок фламберга, вкладываясь всем телом, в то время как доппельзольднер, расшатывая своё оружие, застрявшее в стволе, обходил ствол против часовой стрелки и пытался освободить крепко застрявший клинок.

С трибун свистели и комментировали, в том числе в том ключе, которого опасался Ян. Действительно, когда-то здесь, в Ровно, жил известный душезнатец Фрейд, который любой предмет и действие сопоставлял с еблей, и, хотя его идеи не прижились, ёрзание мечом в древесной щели, равно как и исступлённые удары по длинному предме... впрочем, хрен с ними, с трибунами. Ничего интересного или нового там не сказали.

На самом деле, состязание на скорость было нешуточное. Дроу, веря в непобедимость адамантита, думала, что одного-двух ударов сильной частью своего клинка (это та, что ближе к рукояти) будет достаточно - она вообще начала рубить фламберг так, словно он был деревянный - с места наибольшего прогиба и наискосок, под углом в 45 градусов. Но это всё же было не дерево, а полированная сталь, и клинок просто пружинил, прогибаясь под ударами, а адамантит оставлял только какие-то недостойные царапины и соскальзывал. Правда, такое молотилово отдавалось в руках Яна так сильно, что они аж гудели от сотрясений. С каждым новым ударом, стараясь разрубить ненавистный клинок, полукровка смещала зону ударов всё ближе к бамбучине, и всё ближе размах становился к вертикальному. Ударе на четвёртом она нашла идеальное место, где результаты были наилучшими - поближе к бамбучине, чтоб вражий клинок поменьше пружинил, и с гильотинным наклоном, то есть, прилагая силу удара не на всё полотно клинка, а начиная с ближнего края. Такие удары оставляли видимые щербины - летели искры, и вообще красота... ещё чуть-чуть... ещё один... два... три...

На седьмом ударе фламберг, не выдержав соревнования на прочность с темноэльфийским хрендостаниумом, внезапно раскололся, укоротившись на добрый локоть, и клинок Айлвин, почти не встретив сопротивления, со всей ужасной силой ненависти полукровки к двуручному оружию глубоко впился в толстый ствол бамбука и крепко там застрял, зажатый с двух сторон.

Ландскнехт, как только клинок (хоть и в укороченном виде) освободился, немедленно рванул вперёд, занося искалеченный свой инструмент... Айлвин могла бросить клинок и бежать, но она до последнего верила, что её боги её не оставят. За долгую свою жизнь она не раз бывала в ситуациях жизни и смерти, и каждый раз выходила живой. Надо только верить в себя и свою удачу... если она освободит клинок сейчас - наёмнику конец...

Яодержупобеду Яодержупобеду Яодержупобеду

Она ухватила свой меч двумя руками, попробовав напоследок шатнуть ствол так, чтобы он свалился на пути ландскнехта, но прочное и лёгкое дерево (технически трава, но кому до этого есть дело) не пожелало падать вообще - да если б и упало, то слишком медленно, чтобы повлиять на ситуацию.

Стиснув зубы, не отводя глаз от приближающейся смерти, Айлвин двумя руками постаралась чуть расшатать свой клинок и резко рванула его вверх. Вылетела толстая щепа, и меч освободился, но Ян был уже тут, так близко, что она чуяла запах благовоний. Глаза в глаза. Ненависть. Ненависть. Ненависть. Вязкая и ощутимая, как похоть. Сейчас она его...

Обломанное волнистое лезвие мощным и плавным движением, с доворотом корпуса, пресекло полукровке горло и врубилось в шейные позвонки. Мощь удара не отделила голову, но отбросила лёгкое тело Айлвин в сторону. Тёмный меч выпал из разжавшихся ладоней на движении вверх, и полетел по широкой дуге. Упал он уже на камень Арены. Ландскнехт обернулся, тяжело дыша, и посмотрел на поверженную противницу, дёргающуюся в предсмертной агонии. Совсем маленькая баба, а злости на целый отряд.

Меч! Товарищ верный, во стольких передрягах жизнь спасавший! Последняя вспышка гнева была ослепительной, обломок фламберга врубился в шею ведьмы, Ян развернулся, готовый добить, но... все. Уже все. Боевой азарт и ярость утекали, как будто вино из пробитого меха, оставляя лишь усталость и чувство опустошенности.
"А красивая... была" - пронеслась непрошеная мысль. Ян покосился на поверженную противницу. Сейчас, всю в крови, с перерубленной шеей и ободранным лицом, ее бы никто не назвал красивой. Да и опасной тоже бы не назвал - маленькая, щуплая, она напомнила Яну котенка. Был у него один в детстве, да не уберег - порвали собаки. Эх, да что былое вспоминать...

Подобрал обломок лезвия, за пояс заткнул. Меч черный, колдовской тоже с собой захватил - авось пригодится. Сломанный меч по привычке на плечо закинул и перед трибунами гоголем прошелся - мол, знай наших! Думали, небось, что колдунье остроухой уступлю - а не вышло! Дефиле, правда, получилось немного враскоряку, потому как промежность еще побаливала. Но Яну нечасто перепадало столько восхищенного внимания, так что можно было и потерпеть.

И только перед самым выходом с арены ссутулился - как будто сломанный меч на плече разом много тяжелее стал...