Безлюдные пространства | ходы игроков | Кафедра Мебиус-механики

Дневник Дмитрия "Птички" Громского от 15 мая 2070 г.

"Моим внутренним часам, или как они их называют - биологическим, пришел конец. Я понял это сегодня, когда всерьез перепутал час и секунду. Мне сказали, что через час дадут поесть, а я почти сразу (ну, подождав минут пять... Господи, сколько же я действительно прождал?) заорал, чтобы они тащили свою долбанную блевотину. Был я прав, и надо мной насмехались, или я ошибся, и надо мной стали насмехаться сразу после - я не знаю. Но командоры явно знают толк в психоломке. Пытался прикинуть, сколько еще я выдержу, а потом случайно, а может нет, услышал, как ребята снаружи обсуждают, что они будут делать, когда кончится их недельная смена. Неделю, конечно, мне не вытерпеть. Я позвал командора, потом начал орать, покрыл его трехэтажным матом, напомнил ему о лучших годах нашей службы в Саида-Харе, но он не появился. Если мне удастся отсюда уйти, Темрюк точно вспомнит, во всех подробностях, вот только от первого лица, что там было в Кронверке.

Кстати, раз уж я начал записывать все подряд, почему бы мне не описать пару хороших воспоминаний? Думаю, Темрюк все равно все это читать будет, а значит моей пташке будет приятно пережить снова эти прекрасные мгновения.
Это было лето. В Саида-Харе великолепное лето - огромное Солнце словно круглые сутки висит в зените, держится своими толстыми и раскаленными докрасна лучами за кроны высохших деревьев и кусты барбариса, а потом падая разбивается об острые скалы на западе. Там, за пять километров от базового лагеря был Кронверк, блокпост, на который отправляли особо провинившихся перед начальством или судьбой. Официально заявлялось, что линия фронта уже за седьмым меридианом, но мы-то знали, что уже за Кронверком наших войск нет. Ходили слухи, что земля там километров на десять состоит из мин и ям-ловушек, ходили слухи, что каждое дерево там напичкано взрывчаткой, ходили сотни слухов, но если даже какого-то чересчур воинственного (читай - тупого) генерала из штаба уговорили не продвигаться дальше, слухи, видимо, стояли не на пустом месте. Но была пара вещей, которые мы в самом деле знали - там жили люди. Четыре деревни. До деревень было нереально дотопать, конечно, если ты не горел желанием покончить с этой войной раз и навсегда, а вот оттуда регулярно ходили местные. Смуглые девочки в сари, толстые и усатые албанцы, но больше всего - детей. В детей нельзя стрелять - все офицеры запрещают. Детей надо от блокпоста отводить - то есть, брать за руку или на руки и волочь подальше от места, где стреляют. И повторять при этом нравоучения. А дети - маленькие паскуды - носили с собой фугасы, гранаты, динамит (пару раз даже пацанчики взрывались не доходя до границы). Говорят, там человек триста сдохло - и это я о смертниках.
Нам с Темрюком не повезло: подрались в казармах. Я намекнул на то, что его мать была шлюхой (а что такого, вполне справедливо, он же еврей), ну и поехало, аж до табуреток дошло. А там как раз привезли очередного младлея - такой эстет-перфекционист, обсосок, короче. Он нас поймал и повелел на гаупвахту, а перед этим к ротному на ковер. Ротный был бухой в стельку, да и табуретки берег очень, а потому отправил нас прямиком в Кронверк. Тут уж я всерьез на Темку разозлился - дал ему в пах прямо перед ротным.
Недели три мы там сидели, к нам уже все привыкли, с прапором я даже сдружился. И так уж получилось, что в тот день его пристрелили какие-то мелкие сучата. Достали где-то рожок от "калашникова", поймали его, пока он в кустах мочился (сортиры там такие были, что лучше не соваться, на Кронверк и туберкулезников, и нариков отправляли, в общем, всяких неудачников), а от страха всю обойму выпустили. Мы с Темрюком и еще двумя ребятками прибежали на выстрелы, а там прапор и пятеро деток трясутся, на нас глядя. Двое побежали, я их прикончил. Остальные не шевелились, ну понятно, видно не смертники, либо просто фугасов нет. Повели их к обрыву.
Темка, это я тебе, любимый, рассказываю - вспоминай-вспоминай.
Была у нас игра такая, только Темрюк в ней не участвовал до этого ни разу. "Через тернии - к звездам" называлась. Берется пацанчик и два куска проволоки: простой и колючей. Простая проволока ему вставляется в анус и проталкивается вглубь. Иногда через рот выходит, иногда через ключицу (кстати, и в этом мастера находились, у меня вот редко выходила откуда надо). Потом к нжнему концу привязывается кусок колючей проволоки, а верхний конец привязывается к дереву или чему другому. Пацанчика подводят к обрыву и спускают. Пока до конца колючки доберется - минут тридцать проходит: потому и называют "к звездам" - это типа звезды из глаз.
Так вот, привели к обрыву, двоих самых мелких посадили на камень, большого раздели, приготовили оборудование. У меня всегда коленки дрожали, когда мы в игру играли, а тут тем более - Темрюк-то с нами. Ну я жду, когда он плакать начнет или пугать нас, а он ни в какую - смотрит и смотрит. Первого спустили, один из мелких уже сознание потерял, поэтому оставили его отмокать на солнышке, а взяли другого. Я смотрю на Темку, а он сам уже копыта откинуть готов, ну я и думаю: дай, оживет парниша. Говорю: а давай-ка ты, Темрюк. все сам сделаешь. Протягиваю ему проволоку, тот подходит, садится на корточки, проводит операцию на одном, потом на другом. В рот со второй попытки попал, кстати. Я тогда обрадовался - думал, сломал я его. Сломал, как оказалось.

Ну ладно, пока хватит воспоминаний, а то еще загрущу."

Сладкий морок сна еще витал в чудом сохранившей спокойствие, голове Киры. Было немного холодно и одиноко, но все эти чувства не имели никакого отношения к ее работе… нет, не так, к ее жизни. Она готова была отдать всю себя, все, что у нее есть лишь для одного – для тех исследований, что тревожили ее вот уже более пяти лет. Удел одиночества – это ничто, голод, при виде далеких семейных пар, так же сходит на нет лишь при одном упоминании о тех возможностях, что она может открыть и подарить миру.

Холодный кофе тягучей слизью опустился в занывший от голода желудок. Это ничего, голод – это полезно, он отрезвляет. А вот приглушить его можно парочкой хороших сигарет. Курить в лаборатории конечно нельзя, но у Киры было свое тайное место. Взяв со стола пачку, она привычным движением вынула одну сигарету, а другой рукой схватила зажигалку. Открыв огромное окно, которое начиналось у потолка, а заканчивалось лишь чуть раньше пола, она быстро ступила на небольшой парапет. Балконов у этих зданий не было специально для того, чтобы не искушать случайных жертв науки на курение там, где это не положено. Только вот без сигарет Кира существовать не могла, а острая зависимость заставляла ее идти на такие поступки, от которых сердце испуганно ойкало у горла.

Балкона не было, но был небольшой бордюрчик, настолько небольшой, что, например, мужчина там бы не поместился, да и уцепиться было совсем не за что, стены здания были идеально гладкими. Этажность, на которую занесло Киру, так же не позволяла спокойно расслабиться – упасть с 20 этажа было непросто смертельно, но и довольно больно. Да и мысли, которые при этом преследовали девушку несколько пугали – перспектива что ее мозги будут соскребать лопаточкой, а кости собирать веничком, пытаясь потом доказать знакомым, что этот кусок разложившейся плоти был когда-то симпатичной девчонкой, Киру не устраивала. Но поделать она с собой ничего не могла.

Сегодня был сильный ветер, он пронзительно раздувал кудри девушки и норовил скинуть ее каждую свободную секунду. Впрочем, это тоже была ерунда. Кира облокотилась о стену и попыталась более-менее уверено стать на бордюрчик. Зажгла сигарету (что было довольно непросто при таком ветре) и попыталась расслабиться, окидывая взглядом далекий мир.

Разные мысли посещали ее голову, но самые главные, как всегда, крутились где-то совсем рядом, и, тем не менее, оставались неуловимыми.

Раздраженно докурив, девушка выбросила сигарету и скользнула назад в уютный покой лаборатории, подходя к своему столу.

К чему привели ее последние исследования? Она умудрилась сравнить формулу мнимой массы тахиона с разработками в области пятого измерения. Покопавшись в старых записях, Кира, для начала, подошла к доске и быстро нацарапала формулу, которая отвечала за интерпретацию тахиона, как мнимой массы в теории струн. Конечно, это касалось только тех случаев, когда энергию можно было считать действительным числом. Чем отличается тахион и почему он так интересует ее? Ну, хотя бы тем, что скорость его просто физически не может падать ниже скорости света, а это уже хороший критерий для начала всех туманных исследований.

Когерентные волны, которые имеют одинаковую частоту, а так же постоянную разность фаз их колебаний, как оказалось, являются хорошим носителем тахионов, которые просто отлично чувствуют себя в волнах, которые отличаются тем, что разность их фаз остается постоянной в разных точках волновой поверхности, то бишь – именно в явлении получившем название пространственная когерентность.

Все это очень напоминало Кире теорию струн, которая, кстати, была одной из самых нелюбимых ей теорией. Все-таки ее больше прельщало изучение динамики точечных частиц, а не квантовых струн. Но тут ничего не поделаешь, ради своих открытий она готова углубиться и в это.

Только где же искать эту зацепку? Где она, та ниточка, что должна вывести ее к пятому измерению?

Раздраженно смахнув прядь волос, девушка решила начать с того, что по ее мнению должно было вывести на пятое, а именно на теории струн. Начала она, как всегда, с самого начала, и уже заученными жестами, начала выводить вначале формулы Габриэле Венециано и постепенно переходя на кропотливые закономерности Эйнштейна, который посвятил этой теории десятилетия. Адронная физика с трудом давалась девушке, но она упорно решила не сдаваться, продолжая штудировать запыленные фолианты и поглощать кофе.

Мысли путались. Ну совершенно не работала та аксиоматика, которую построил в свое время известнейший показыватель языков! С одной стороны, масса мнимая, с другой - потоки тахионов должны обладать действительной массой - иначе откуда берется интерполяция? Можно, конечно, предполагать наличие электромагнитной массы - действительной на этот раз, но в таком случае совершенно бессмысленными выглядят уравнения гауссовых пучков. К месту была бы секториальная скорость тахиона, но каким, черт возьми, способом ее можно вычислить, когда творится такая ерунда?!
Кира подняла взгляд на висящие на пустой стене и оттого одинокие часы. Они успешно стояли, но сам вид круглого циферблата, секторы его делений, псевдодвижение - не давали оторвать от себя взгляд. Секундная стрелка шевельнулась и плавно перетекла на соседнюю насечку, не издав ни звука.
Тихо и заунывно стало болеть в висках. Негромкий гул проносящихся далеко внизу машин вдруг начал подниматься к самому окну двадцатого этажа, прорываясь сквозь распахнутое окно, вентиляцию, кондиционер. Кира недовольно прижала руки к ушам, как вдруг звук убежал в недоступные уху области, оставив начинающуюся мигрень в гордом одиночестве.
Три взаимоисключающие формулы весело плясали на белом листе, строя эйнштейновские рожи и показывая друг на дружку пальцами. Стрелка на часах снова беззвучно шевельнулась.

Кира раздраженно бросила ручку на стол и резко поднялась со стула, перед этим угрюмо показав язык корчившимся формулам. Голова вот-вот лопнет. Может, сказывался голод, а может место имела та несуразица, что творила с ней физика. Все перемешалось и перепуталось. Хотелось вдохнуть хоть немного чистого воздуха, но лаборатория была насквозь пропитана едким запахом металла.

Девушка уныло посмотрела в окно и поборола, внезапно налетевшее желание кинуться вниз. Почувствовать хоть мимолетом то, что чувствую птицы. И неважно, что это будет продолжаться лишь несколько секунд, неважно, что у самой земли ее сердце скрутит жуткий страх и необоримое желание жить. Даже неважно то, что потом ее близкие будут опознавать покореженные останки былой красавицы… это неважно. Важно то, что за эти несколько секунд она, наконец, проживет ту жизнь, которую не смогла прожить за все свои годы существования.

Эти мысли были будто не ее, они принадлежали кому-то чужому, вторгнувшемуся в ее жизнь. Она ощутила чужую скорбь и попыталась унять дрожащие пальцы, сцепив их в замок. Всем усилием воли, на которое она только была способна, она попыталась прогнать эти чужие, вязкие мысли, иначе был хороший шанс правда ощутить всю прелесть полета в небытие.

Ей срочно нужно было отвлечься. Ей нужна была хоть какая-то подсказка. Вернувшись к формулам, Кира спокойно уселась за стол и начала выводить на листике чистой бумаги далекие орнаменты, в глубине души надеясь, что среди этих линий проскользнет хоть намек на нужные ей знания.

Кира снова бросила взгляд в сторону окна - чтобы убедиться, что этот приступ был лишь мгновенным проявлением чьей-то, но не ее, воли. На створку медленно садилась муха. Что-то было в этом животном, нечто - но не дающее себя открыть с первого взгляда. Кира отложила ручку и подошла к окну, готовясь всеми силами сдержать рвущееся в окно тело.
Муха порхала. Крылышки ее с размеренностью и глубокомыслием совершали легкие па, немного закручивая воздух вокруг себя серебристыми спиралями. Тонкие мохнатые лапки трепетали на этом ветру, а фасетчатые глазки словно щурились...
За окном летала пыль, вихрями, живыми богами ветра носясь по воздуху. Каждую пылинку можно было рассмотреть в подробностях, казалось, даже электроны вдруг стали видимы и осязаемы...

Девушка искренне удивилась, разглядывая пропитанный четкостью и течением жизни воздух. Мир подрагивал, и Кира дрожала вместе с ним, от волнения. То непонятное чувство, что схватило ее совсем недавно, теперь вонзилось болью с новой силой. Муха настырно сидела на окне, нагло смотря на девушку и мысленно ей говоря: «Ты так не сможешь. Тебе не дано летать и познавать свободу».

Дотронувшись рукой до стекла, она ощутила весь его пронзительный холод, туманную чуждость. Творение человеческих рук не хотело вписываться в окружающий мир, разнося окрест мертвую сталь своего отражения. В окне блеснула сестра Киры, каждый день встречающая ее в зеркале. Улыбнувшись, она зазывающе указала вниз, на далекую поверхность земли. Одиночество накрыло девушку с головой, она задохнулась от чужих чувств, от иноземных эмоций. Хотелось кричать так, как никогда в жизни не кричала, будто по другую сторону реальности ее мог кто-то услышать и помочь.

Проведя тонким пальцем по стеклу, она осторожно открыла окно и вышла на парапет, удивленно разглядывая мир под ногами. Каждая частичка бытия танцевала в воздухе и издевалась над беспомощностью Киры. Только один шаг в воздух и от нее останутся лишь сладкие воспоминания, подправленные горечью потери. Жуткое одиночество и стремление упасть было почти непереборимым.

Стоя на самом краю, девушка отчаянно пыталась понять, что происходит с ней и окружающим миром.