Звёздные странники | ходы игроков | 7. Подмосковные вечера

Ну разве мог он отказать в просьбе красивой девушке? И разве мог он отказать Ей? Когда она так смотрит на него восхищённо, с мило тронувшимися нежным румянцем щёчками. Когда она так страстно не желает его снова отпускать. Когда обеими руками за плечи удерживает, почти обнимая, лишь бы не ушёл, не оставлял её одну ещё на целую вечность, которой для неё стали бы эти несколько минут нового расставания. Нет, мужчины так не поступают. И не поступают капитаны.
- Майя... - Чижик развернулся и, забыв про планшет, обнял её в ответ, не зная, куда себя деть от смущения. Вот ведь незадача, он совсем не ожидал увидеть её в таком виде. То есть... ну, она ведь предпочитала в одежде стиль унисекс. Так ей было удобнее, надо полагать, и в работе не мешало. Фёдор Михайлович к нему уже привык настолько, что это женственное преображение показалось будто волшебством из сказки, сделавшим из Золушки принцессу. А он тогда, получается... кхм, её принц?
Этот запах цветочный от неё тоже был чем-то новым. Он дурманил и кружил голову неподготовленному к таким сюрпризам капитану. Но сюрпризец-то был приятностый, очень волнительный. И не выдержал Федя. И отдался он на волю чувств. Эмоции захлестнули его с головой, поэтому шутку свою про страшилку с Чижиками Пчёлка договаривала, уже оттесняемая мужчиной вглубь своей каюты. Дверь за ними закрылась, на щеку девушки легла ладонь капитана, а её губы накрыл жаркий, жадный и страстный, но ласковый поцелуй, прервавший поток её красноречия и неловкие попытки объяснить свой внешний вид желанием показаться в этом на мостике сурьёзной такой, деловой барышней бортовым врачом, старшим офицером Военно-Космических Сил Земли.

И трудно было оторваться от неё в этот миг. Таким сладким, таким пьянящим был этот поцелуй, кружащим голову получше крепкого вина многолетней выдержки, безумным немного, быть может, и оч-ч-чень опасным, если подумать о последствиях. Чижик его прервал и чуть отстранился, только когда и дальше не дышать уже казалось невозможным, когда уже в голове начало темнеть то ли от сумасшедшего желания, то ли скорее от нехватки кислорода, а сердце в груди неистово билось. Часто дыша, он смотрел на Майю влюблёнными глазами и улыбался так легко и счастливо, словно бы не было за его плечами ни груза прожитых лет, ни неудачного опыта с той блондинкой, ни тревог и волнений за их настоящее и будущее с дочкой капитана Светлова. Ему было всё равно. Он был счастлив и жил этим мгновением, и наслаждался им, и берёг минуты с ней наедине как самое ценное, что у него сейчас есть в жизни. Поволноваться можно и потом. Зачем тратить драгоценное время, которое можно провести вместе, на такие пустяки?
- Значит... для мостика? - наконец выдохнул он, и его улыбка стала немного более лукавой, неверящей. Нет уж, дудки, не поверит он в эту ложь первостатейную. Он ЗНАЛ, что Майя так оделась для него. И от этого хотелось то ли петь, то ли кричать радостно. От того, что она что-то делает для него. Что-то, что ей явно непривычно, Чижик это отлично понимал. - Ох... не знаю, чем я это заслужил. То есть... - он осёкся и с многозначительным, деланно серьёзным видом покивал, глядя прямо в её такие же, как у него, счастливые и влюблённые глаза. - Для мостика, конечно. Офицерская форма смотрится на тебе прекрасно. Строго и... очень красиво, - смутился он, ему казалось, что он уже повторяется в похвалах и комплиментах, стало как-то неловко от своей рассеянности. Кивнул ещё раз, теперь благодаря за встречный комплимент. - Спасибо... Но, если идти на мостик, тогда мне всё-таки нужно переодеться. Как это будет выглядеть, если я явлюсь на мостик в этом, а ты в парадной форме?
Представив себе реакцию экипажа и что они обо всём этом подумают, Фёдор Михайлович невольно рассмеялся, покачав головой.
- Но, если настаиваешь, я возражать не буду, пойдём так, - заверил он её. - Сейчас, да? А потом - «Чужие»? Хороший выбор, кстати. Давно его не смотрел. Люблю этот фильм.

Всё же не хватало ещё Чижику немного этой самой мужской решительности - когда ты всё решаешь наилучшим образом для девушки, а она лишь греется в твоих руках, доверчиво следуя твоим решениям и млея от того, какой её мужчина сильный и целеустремлённый, и как он всегда знает, куда идёт и что делает. Нет, этого Феде не хватало. Он боялся решать за Майю, оставляя ей самой выбирать.
Но возможно, это придёт со временем?

Долгий искристый поцелуй, такой себе опьяняющий, такой себе как на качелях горячий и неторопливый же. Ах! Чувство, словно отрываешься от земли – когда в животе твоём звонко-звонко, когда в душе полет, а в голове царит восхитительная, царит будоражащая даже простота, когда всё очень понятно. Есть ты, есть твой мужчина. Есть застывшее мгновение красоты и ни одной заботы рядом, потому что для забот еще будет своё время, но не сейчас, не теперь! О, да-а-а.
Вот какое ощущение возникло у Майи Юрьевны, когда она вдруг оказалась у Чижика в объятиях, когда все ее сомнения уже не имели значения, а был в целом мире только родной Федя. И его красивые брови, и волосы и белая рубашка с крахмалистым воротником наполняли вселенную рыжей Пчелки. И темные-темные ресницы подрагивали на его веках будоража ее кровь.
Её рука легла на его плечи чуть приподнявшись к горячей шее – обхватила эту шею нежно и чувственно, делясь своим горячим пчелиным жаром на двоих. И кажется, это именно он не отпускал ее губы; и кажется, это совершенно точно она не отпускала его губы из своего ласкового плена. А потом, когда уже стало не хватать воздуха и сердце запрыгало в груди, она счастливо улыбнулась:
- Какой вы! Мой зеленоглазый сэр капитан! - и снова рассмеялась, потому как несла сейчас глупость. И глазами его замечательными любовалась в этот момент, и челочкой любимой тоже.

«Федя вы мой Федя. Какой же ты, Федя!»

- Такой искристый поцелуй! Ммм, как фейерверк на вкус, он обжигает, он ослепляет, но его нельзя забыть совершенно точно! Будто бенгальский огонь, сто процентов! И что мы станем теперь делать, мой родной?
Она приложила его горячую ладонь к своей веснушчатой щеке, застыв в этой позе.
- Тогда останемся здесь, мой капитан, вот что великолепная Майя Юрьевна об этом всём думает. Притушим свет и будем смотреть голотелек. Ну, его этот мостик, Федь! Есть время, имеется в запасе немножечко времени для двоих… не станем его терять попусту на переодевания и экскурсии по кораблю. Ёшкин кот, совершенно точно не станем же!
И снова улыбнулась ему, надеясь что она угадала желание капитана Чижика. Федя ведь не желал идти на мостик, это почему-то чувствовалось, что ему пока не хочется идти туда. Он даже как-то вот поскучнел в голокомнате, когда она предложила прийти на его рабочее место. Значит, пусть лучше они останутся наедине. В этом приятном уединении. Вдвоем. В этом опасном уединении! В родном таком плену.

- Садитесь на ваше любимое кресло, капитан! – Шутливо бровь приподняла Светлова, бросая ему охапку подушек с кровати. Знала же, догадывалась же, блин, что он не сядет. – Старое доброе кинцо. Таинственная планета, группа колонизаторов… Мурашечный, будоражащий кровь ужастик! Хорошо. Старый добрый монстрятина Чужой… Робот тоже ничего, человечный такой товарищ – почти как наш Робик!

- Ты такая красивая, - прошептал он нежно в ответ на «зеленоглазого сэра капитана», нехотя отстраняясь от девушки и неприкрыто ею любуясь, в свою очередь в глаза её серебристые заглядывая. - Я восхищён.
Это действительно был замечательный сюрприз. Может быть, самый лучший сюрприз в жизни Чижика. Когда женщина принаряжается для своего мужчины, стремясь выглядеть в его глазах ещё более женственно и красиво, это о многом говорит. Очень о многом. Как минимум о том, что у неё к нему серьёзные чувства, но Фёдор Михайлович это и без сюрприза знал. Только одно это дело - знать, и другое - видеть эти перемены в любимом человеке. Ведь он тоже... эти брюки, рубашка, одеколон... эта чёлочка. Всё ради неё. Сам-то он был хоть и аккуратист, но не слишком следил за своей внешностью. Строго и опрятно - этого достаточно было раньше. Раньше, но не теперь, когда Майя рядом. В её глазах хотелось выглядеть по-особенному мужественным.
- Окей, принято, - он смущённо и радостно заулыбался словам про поцелуй, искристый, как игристое шампанское, без газов, но с этими крохотными пузыриками, забавно покалывающими на языке. Обнял Пчёлку за талию одной рукой, вторую держа прижатой к её щеке ладонью. - Представим, что мы в кинотеатре. Вокруг много людей, но мы их не видим и не слышим. Есть только кино на экране и мы с тобой. Наедине...
Крылось ли что-то особенное за последними словами капитана, об этом можно было только догадываться.

Чижик перехитрил Майю Юрьевну. Обманул её ожидания, но кажется, что перехитрил он даже самого себя. С укоризной лёгкой, шуточной во взгляде посмотрев на девушку доктора, он подхватил подушки, присланные ею с кровати, и принялся умащиваться в «своём любимом кресле», подстелив себе эти подушки. Видимо, он подумал, что таким образом, через подушку, обеспечит себе более крепкое сцепление с поверхностью дизайнерского кресла-мешка. Ага, куда там! Стоило ему попытаться сесть, и податливая мягкая поверхность кресла прогнулась под его весом, и Чижик сначала неуклюже сполз вниз, а уже у самой «земли», попытавшись приземлиться на пол ровно, как-то очень неловко извернулся и шмякнулся на бок вместе со своими подушками, а рядом с ним упало кресло.
- Блин, - рассердился Федя забавно, резко вскакивая на ноги, и принялся наводить порядок. Вскоре кресло стояло на месте, как ему и положено, на полу перед ним были разложены подушки, долженствующие имитировать сидения в зрительном зале кинотеатра, и на одну из них уселся незадачливый покоритель дизайнерских высот. Чижик приглашающе похлопал ладонью по соседней подушке. - Ну вот, я занял нам соседние места. Садись, солнышко. Извини, попкорна и колы сегодня не завезли, - принялся он шутковать.

Наконец они расселись и были готовы к началу просмотра.
- Не возражаешь? - нерешительно, так робко, словно неуверенный в себе подросток на первом свидании с девушкой, которую повёл в кино, Фёдор Михайлович положил руку Майе на плечи, слегка к себе привлекая. - Всё-таки фильм ужасов смотреть будем. Если испугаешься Чужого - я буду рядом. Вот пусть только вздумает напасть - я его из своего бластера...
И он поднял пустую руку, делая вид, будто зажимает в ней свой боевой лучевой пистолет, и «выстрелил» из него в экран голографического телевизора.
- Да-а-а, Бишоп славный робот, не то, что тот из первой части, которого молодой Бильбо играл, помнишь? - спросил Федя с энтузиазмом, уже весь в предвкушении кинца. - Так же, как и Робик, готов жизнь свою электронную за людей отдать. Кстати, а у тебя какая версия «Чужих»? Старая плоскоэкранка или голографическая реставрация? А 3D-эффекты есть?
Видно было, что Чижик шарит по этой теме, очень уж живо заинтересовался техническими особенностями фильма.

- Да, думаю это можно, - робко улыбнулась Майя Юрьевна, дозволяя его руке, такой себе уверенной и капитанской конечности, устроиться на ее принарядившемся плече. Вообще-то, будем правдивы, Пчёлке было немножечко жарко в пиджаке, после привычной своей одежды строгая ткань военной формы сковывала и вгоняла в небольшую панику своей теснотой, но Майя делала это для Него. Девушка заметила его восхищенные, наполненные нежностью глаза, когда Федя увидел. А это означало, что можно потерпеть все неудобства мира сейчас.
…Ей было робко и приятно согласиться на эту его просьбу. Узнавать Федю по новому: как чувственного доброго человека. Мужчину, что немаловажно! Того самого капитана, которому нравилось быть мужчиной, а ей нравилось быть женщиной, когда он рядом. Ну да, ну да... Это наверное и есть совместное счастье – когда ты для него, как он для тебя! Вы оба несовершенны, но вы стараетесь подрасти, не мучаете друг друга высокими требованиями, но пытаетесь стать чуть-чуть лучше. И заранее прощаете друг другу ошибки, потому как невозможно сделать человека другим.
Майе нравилась некоторая неуверенность Федора Михайловича, эта самая его робкость. Трогательность даже, а порой и откровенная нелепость. Эти недостатки делали Федю живым настоящим человеком, которому можно было доверять.

Небрежно сдув рыжую челочку вбок, блистательная Майя Юрьевна устроилась на своем собственном троне сложенном из двух подушек: вместо спинки наша находчивая дева подставила кресло-мешок, а вместо поручня облокотилась на Федора Михайловича. Уселась царственно, ибо в юбочке же, но все ж подмигнула капитану любимому своему – этому зеленоглазому пламенному мужчине! И прижалась к нему доверительно своей рыжей головкой, потому как хотелось сейчас прижаться к Феде, к надежному его боку притулиться и немножечко отдохнуть. Потому как напряженный выдался день, ооочень тяжелый и очень нервный! А еще странный, волшебный, голографический, наполненный упоительно жаркой любовью под снегом… Как-то сама собой навалилась усталость – Майе было спокойно рядом с Федей, тепло и сонно, уютно, словно кошке в теплой квартире.
Она сидела как королева, но глаза её сейчас мерцали спокойствием и умиротворением, и голова была прислонена к его плечу. Чуть прикрытые глаза ее сейчас казались прозрачным прудом под звездами, такое глубокое мирное серебро наполнило Пчелкины очи.
- Ооо, это первосортный ужас, мой капитанище, со всеми три д эффектами и полным ощущеньицем присутствия, - устало улыбнулась Майя Юрьевна. – Великолепная Молния Светлова это вам не хухры-мухры и не бояка какая-нибудь дрожащая, ой нет. Таких не берут в космонавты, ага-ага! – задорно бровку приподняла. – Там написано, что это самый страшный формат, для истинных ценителей жанра! Значит это зачётно кино именно для нас. Реставрированная лента, агась.
Снова подмигнула Феде, изобразив эту самую пугательную дрожь.
- Бууу, страшновато начинать! А впрочем нет, вру как последняя чубака. В компании капитана и его бластера мне ничего не страшно, олрайт!
И поглядела на него доверительно и близко, не скрываясь сейчас и не пытаясь закрыться. Она ему доверяла сейчас. Она хотела к нему притулиться в этой полутьме, чтобы побыть со своим мужчиной наедине – невинно и одуряющее близко одновременно. Она не верила в его пошлые поползновения. Федя это же Федя. Настоящий данкийский джентльмен! А если он решит поцеловать свою Пчёлку и нарушить фильм, ну-у-у… она не будет против.
Мягко скользнула по его волосам ее узкая рука, задумчиво перебирая темные пряди волос. Погладила ушко невзначай эта игрунья-ручка, пощекотала капитанскую шею легкими прикосновениями. Хихикнула Майя и притихла себе, порхая длинными ресницами.

- Ну что, поехали!? Только вперед и никаких аттракционов? - произнесла перед киносеансом.

- Спасибо, - зачем-то поблагодарил её Чижик, с мягкой ласковой улыбкой пользуясь её разрешением и обнимая девушку за плечи. А когда она подалась к нему ближе и опустила голову ему на плечо, обнимавшая её рука опустилась ниже на талию, а другой рукой он взял её руку в свою, поднёс кисть к губам, галантно по-джентльменски целуя, после чего не стал отпускать, решив, по-видимому, так и смотреть. Держа Майю обеими руками, бережно и аккуратно, как хрупкую фарфоровую статуэтку, которую так просто случайно выронить и разбить. - Ну что, устроилась? И правильно! Не нужно бояться рядом со мной! - храбрился Фёдор Михайлович, вдруг осознав, что впервые будет смотреть своё любимое страшное кинцо в таком охренительно реалистичном качестве, со всеми живыми эффектами и будто бы присутствием в кадре. Страшновастенько ему было, но это только ведь кино. И уж точно он Майе ни за что не признается в этом. Главное, и правда не испугаться. - Поехали! Командуй своему телеку.
С началом просмотра ещё немного задержались, так как почувствовав нежное прикосновение тонких пальчиков к волосам и ушку, капитан не удержался и стиснул объятия покрепче, привлекая Пчёлку ближе к себе и сильнее прижимая. Майя видела, как приятны ему эти прикосновения. Они его бодрили и придавали сил данкийскому мужчине. Если прислушаться, можно было услышать и стук его сердца, бившегося немного чаще обычного. Пока ещё в каюту не ворвался оглушающий многоканальный звук с потрясающими и пробирающими до дрожи звуковыми эффектами, очень чётко в тишине было слышно его сердце.
Или то её так билось?

Да, он тоже здоровски устал за этот долгий, утомительный, суматошный день, когда они едва не погибли на враждебной планете инсектоидов. Но девушка рядом, такая уютная и СВОЯ, бодрила лучше хорошей порции кофе. И ведь ей для этого ничего не нужно было специально делать, достаточно было одного присутствия здесь, возле него, этих мягких касаний, этой волнующей близости. Утомлённый мужчина не перестал быть мужчиной, а женщина - женщиной, они будто бы притягивались взаимно, и это притяжение, хоть и незаметное глазу, побуждало их ближе сдвигаться, жаться друг к дружке, иной раз трепетать от ощущения этой близости. Было спокойно и комфортно рядом с ней, но нет-нет - и становилось жарковато немного. Хорошо, что в комнате надёжно работал кондиционер.
Майя видела и замечала многое, пока они смотрели кино. Боковое периферийное зрение у женщин развито лучше мужского, и она могла видеть такие вещи, которые Феденька наверняка хотел бы от неё скрыть и думал, что она этого не замечает.
Например, как расширяются в страхе его глаза во время просмотра - капитан оказался пугливеньким, впрочем, и эффекты живого присутствия были действительно впечатляющи. Внезапности всякие пугающие на экране даже заставляли его вздрагивать чуток. Особенно он дёрнулся в первой половине фильма, когда паукообразное чудище, откладывавшее в людях яйца с Чужими, пыталось напасть на героиню, мирно отдыхавшую с найденной на базе колонистов девочкой. Этот момент Чижика особенно впечатлил.
А когда на экране были разговоры и монстры не нападали на людей, Пчёлка исподволь замечала, как Федя слегка склоняет голову и смещает взгляд... на её ножки в капроновых колготках, выглядывающие из-под форменной юбки, проводит по ним этим восхищённым и таким мужским, горячим, взглядом, и тут же стыдливо его отводит, мимолётно глядя в сторону её лица. Не видела ли? Не заметила? Ведь совестно было пользоваться моментом, но не мог он удержаться, когда тут такие красивые женственные ножки покоятся рядом и всячески привлекают к себе внимание. Майя, скажем прямо, не баловала его раньше видами на её ножки, а они были особенной слабостью Чижика. Его страстью особенной. Бывает так у мужчин, что кого-то сильнее волнуют - физически - глаза любимой женщины, или милое личико, кого-то - гибкий стан или изящные запястья. Или мягкие места те самые, особо интимные, ага-ага. Чижик относился к тем мужчинам, что сильнее всего волновался при виде ножек. И Пчёлка теперь это понимала, проследив за его нескромной реакцией на них, которую он наивно пытался скрыть и верил, что она не догадывается.

В конце концов, он не выдержал, и когда на экране было относительно спокойно, подался к девушке, чтобы её поцеловать. Поцелуй этот сладкий и неторопливый, удовольственный, несколько затянулся, вокруг по каюте уже носились космодесантники, истреблявшие очередную атаку инопланетных монстров, разрывая слух рёвом снарядов, своими криками и воплями чужих, а они всё целовались и не могли оторваться друг от друга, не обращая на спецэффекты и разливавшуюся повсюду кровяку и слизь ни малейшего внимания. Рука Фёдора Михайловича на талии девушки пришла в движение, поглаживая её через плотную ткань пиджака, крепче привлекая к себе, к своему разгорячённому телу. И она опускалась всё ниже. Но он сдержался. Когда страсть уже готова была пересечь запретный рубеж, вылиться, будто кипящая лава из кратера разбушевавшегося вулкана, Чижик отстранился немного, часто дыша.
- Тшшш... - прошептал он, вдруг прижав палец к губам Пчёлки, и кивнул в сторону голотелека. - Давай смотреть. Мы пропустим всё самое интересное.
Будто бы они могли пропустить там что-то такое, чего раньше не видели...

Но самое интересное у них ещё впереди. Наверное, именно это хотел сказать Федя.

Ну, нет... Майя Юрьевна не могла отдать фильму свое внимание целиком, когда капитан Федор Михайлович был так восхитительно, так невозможно рядом с ней. И казалось бы жуткие монстры нападали из темноты на несчастных космодесантников, лилась кислота прожигая в плоти кровавые дырки, жутко шипели Чужие пробираясь по темным осклизлым коридорам за живым сердцем Сигурни Уивер, а Майя все же не могла окунуться в фильм целиком. Потому как Он был рядом совсем, потому как он держал её осторожненько, держал словно драгоценную статуэточку, заключив в ласковый плен собственных горячих рук. И волнительные мурашки пробегали по спине когда она ощущала его так близко, так одуряюще, так восхитительно рядом с собой. И сонная усталость превращала этот киносеанс во что-то нереальное, чудесное такое, совершенно точно невозможное в скучном мире дневных людей.
Ну, нет! Она не фильм сейчас смотрела - она Федей невольно любовалась в эти счастливые мгновения, она примечала его жесты и немножечко стеснялась, когда ловила его взгляд на своих ногах. Будем правдивы! «Нууу, ноги как ноги - думалось Майе Юрьевне, - худощавые и не слишком высокие, подтянутые конечно и спортивные очень даже лапки. Восхрененные ножки Молнии Светловой, а не хухры мухры вообще-то, господа и дамы! И все же не самые сексапильные-то и не самые пышные, будем правдивы на все сто.» Но Федя смотрел, а Майя чувствовала всем своим женским естеством что Федя смотрит. По спине ее пробегал волнительный холодок, а узкая ладонь чуток подрагивала в возбуждении, ощущая живое внимание любимого мужчины.
Ей было приятно и ей хотелось поджать ноги, потому как было одновременно стеснительно и странно в этот миг. Но Пчелка Майя не поджимала свои ножки, она примечала тихонечко как он любуется ее телом, невольно вспоминая Федю без рубашки. И тогда Майя краснела в темноте, тогда стеснялась перед голографической Сигурни Уивер, боясь признаться другой женщине и самой себе в физическом влечении. В простейшем этом человеческом желании прильнуть к любимому телу. Долой рубашки! Долой прочее - стеснения, рамки и надоедливые правила... Ей запал в душу его голый замечательный торс, горячий торс и худощавый чуток - такой родной! Ей обнять его желалось без рубашки, поцеловать шею и спуститься чуть ниже, чуть интимнее, прикоснуться к нему руками... И оттого Майя дрожала и сердце ее волнительно стучало - тук-тук-тук, в этой тьме. И она пугалась когда Чужие выныривали из недр проклятой станции, но пугало ее собственное желание в этой темноте, а вовсе даже не фильм. Рука её задумчиво поглаживала его волосы порой, зарывалась в эти пряди щекоча капитана, а сердце громко билось в груди. Ток-ток-ток.

Наверное Федя его тоже слышит?!

Поцелуй случился неожиданно и странно, казалось бы смотрели фильм и вдруг нега! Густая, пьянящая себе словно мёд обрушивается на тебя волной. Хорошо и сладко тогда делается в груди, как-то свободно и впечатляще одновременно, будто бы стоишь над обрывом. Туда в бездну летят облака, ветра обнимают тебя за плечи и нужен только шаг чтобы взлететь. Его запах, волшебный вкус его губ! Эта встреча в Пещере - так было суждено, чтобы влюбилась, чтобы обожглась, чтобы сломалась она и снова стала целой. Эта первая обжигающая любовь в её рыжем мире. Боль и сладость, терпкость и бесконечная надежда.
Федя, родной мой Федя! Любимый мой Федя, бесценный и родной. Федя!
...Она очнулась когда ее руки расстегивали его белоснежную рубаху, когда она не имела сил остановиться, прильнув к его обнаженной груди своими горячими губами. Но он ведь сам разворошил угли, заставив пламя вспыхнуть ослепительно рыжим пожаром! И вдруг голос его, и фильм. И стыд!
Серые глаза расширились, брови удивленно вздернулись вверх. Она... Она растерялась! И устыдилась. И вообще - обратила свой взор к голоэкрану напуганная собственной смелостью.
- Оки-доки, так точно капитан. У вас там что-то, ага... Это. Соринка, угу, - стушевалась Светлова, рассматривая ненастоящих чужих бегающих по комнате...
Чужие. Никогда не знаешь, когда из тебя выпрыгнет вот такое вот! Неожиданное совсем.

Стыдно было и Чижику. Не сумел, не сдержался, едва не перешёл грань дозволенного, чуть не допустил непоправимого, когда позволил себе расслабиться и не прервал этот поцелуй сразу... и того, что за ним последовало... Кто-то скажет: чуть не считается, ведь ничего же не случилось. Но ему хватило и того, что было, чтобы себя пристыдить. Ладно - Майя, она неопытная девушка, ещё юная, у неё гормоны в крови ещё гуляют. Но он-то хорош! Тридцатилетний серьёзный мужчина, капитан звездолёта, и пусть тоже не самый опытный в делах романтических, но всё же опытнее Майи... как он мог это допустить? Непростительная ошибка... слава богу, без иных последствий для них двоих, кроме как жгучий стыд, овладевший обоими. И не знаешь, куда девать глаза. И как смотреть потом. Сам начал, сам спровоцировал... и отступил тоже сам. Хорошо, хоть так. Успел это сделать вовремя, не довёл до греха.
Как сердце-то часто колотится, как горячо и больно в груди. Перегревшийся мотор человеческий будто на волю хочет вырваться, как птица вольная из клетки. А нельзя. Рано пока её в небо выпускать, не наступило ещё её время, когда можно будет расправить крыла и обрести свободу с диким ветром наравне. Но бьётся птица, мечется в клетке, чувствуя волю за прутьями, которыми её от мечты заветной отгородили. Хочет взлететь и не может. Ничего... потерпи, моя жар-птица, ещё немножечко...
- Да... э... это соринка, - наконец отозвался Фёдор Михайлович, чуть дрожа застёгивая верхние пуговицы на рубашке, возвращая её в первозданный, невинный и девственный вид, непроизвольно проводя кончиками пальцев по груди своей там, где касались её такие мягкие и такие нежные губы. Они его целовали, а он вздрагивал от этих прикосновений, испытывая противоречивые желания: желание остановиться и желание продолжать. Но сейчас стыдливо застёгивал те самые пуговицы, что прикрывали его нагое тело, поддавшееся этой страсти. Гасил вспыхнувший пожар. Пуговица за пуговицей. Дрожащими пальцами.

И как... как после этого снова её обнимать? Будто ничего и не было?!

Он отодвинулся немного. На самую малость отстранился от Пчёлки, только чтобы сохранить эту ненавязчивую дистанцию между ними, когда ещё остаются между людьми какие-то преграды и условности, барьеры эти ещё стоят, препятствуя их сближению, но и не совсем далеко, чтобы не чувствовала она себя одинокой и брошенной, покинутой на самом интересном месте, что называется. Чижик не мог решить, как правильно поступить. Невольно возникла неловкость между ними, когда понимаешь, что лучше бы сейчас разойтись, чтобы пережить это мгновение стыда, обдумать как следует произошедшее, набраться терпения и с новыми силами навстречу друг другу.
И злобные инопланетные монстры, и отчаянные космодесантники потерялись где-то на виду в этой комнате, будто и не носились вокруг, убивая друг друга. Кинцо на этом месте оборвалось для них двоих. Дальше только мысли о случившемся и о том, как из этого положения выйти с честью. Вот такой фильм, похлеще «Чужих». Жизнь - называется.
- Нет, так не пойдёт, - вдруг вздохнул Чижик и обратно к девушке подвинулся, чтобы вновь её за плечи обнять, как до этого они сидели. До этого ненастного инцидента. - Мы оба испытываем стыд и неловкость... и не знаем, как дальше себя вести. Это нормально на нашей стадии отношений, но неправильно, так как вызывает дискомфорт и у тебя, и у меня. Я так не хочу. Ты хочешь? Сомневаюсь... Ведь нам хорошо же вместе. Надо просто... слегка поумерить пыл и набраться терпения. И не думать о том, что было, а смотреть на то, что ещё будет впереди.
Его рука слегка сжала плечо Майи, он наклонился и чмокнул её в щёчку, тут же снова отстранившись.
- Всё будет хорошо, родная моя... моя хорошая... давай просто греться в объятиях друг друга... а п-поцелуи... и ласки... всё оставим на потом, - смущённо закончил Федя.

...Она его любила, она тонула в этой сладчайшей своей нежности не в силах остановиться. Горячие губы прижались к его обнаженной груди, робкие поначалу поцелуи сделались смелее - она начала с шеи, по чуть чуть двигаясь вниз. Его тело слегка подрагивало под ее девичьими губами, она чувствовала как он взволнован - как горячо и сильно бьется его сердце, будто птица пойманная в клетку.
Тук-тук-тук. Майя исчезала обхватывая его плечи своими ласковыми руками, чувствуя как его руки, в свою очередь, двигаются все опаснее по её спине. О дааа, это было опасно, прекрасно и одновременно страшно до невозможности! Стайки мурашек порхнули по ее веснушчатой спине, когда его прикосновения сделались горячее и чувственнее! Обнаженная его грудь будоражила ее, заставляя забывать обо всем на свете. Запах разгоряченного Фединого тела мешался с тонкими запахами одеколона, поцелуи становились более насыщенными, проникновенными, чувственными. Не просто мимолетное прикосновение сухих губ, но поцелуи опьяняющие и живые...

Но вот его тихий голос развеял розовую дымку затуманившую взор Майи Юрьевны - Федор Михайлович отодвинулся чуть вдаль, а рыжая дева растерялась. Федя прав, само собой, и великолепная Майя Юрьевна вроде бы сама остановила этот эмоциональный порыв, но...
"Я вам противна?" - задала она немой вопрос.
Странный вопрос конечно, но вполне ожидаемый если человек уклоняется от твоих нежностей уже который раз подряд. Майя Юрьевна растерялась сейчас: она чувствовала как отзывается его тело покорное ее ласкам, но так же видела сомнения на лице Феди, его холодную грусть высвечиваемую синим светом голофильма.
Почему? Майя не понимала, а если и понимала то не совсем: ей было стыдно его целовать, потому что ему стыдно. Но если бы он не стыдился, если бы не начинал и не отходил каждый раз, разве стала бы она стесняться этих проявлений любви?

Серые глаза её расширились тоже наливаясь грустью - так море хмурится перед грозой, темнеет себе потихоньку и теряет свою счастливую голубизну, предчувствуя скорый шторм. Смотрела вперед Пчелка Юрьевна скрестив на груди руки, заледенев будто бы в этом своем немом вопросе, в этом тяжелом звенящем непонимании. Губы её еще помнили вкус его поцелуев - ей было одновременно и жарко, и холодно. Она испытывала гордость в этой своей комнате Пчелиных достижений и одновременно стыдилась, чувствуя как Феде неловко и непонимая причин этой стыдливости.
Вот он снова придвинулся чуть поближе, а Майя застыла рассматривая его лицо. Нахмурились рыжие брови. Тяжелехонькая складка пролегла на лбу.
- Я... - Майя вздохнула продолжая смотреть кино, которого она даже не видела сейчас. - Ну...
Грустный её взгляд прошелся по его лицу, рука порхнула чуть притрагиваясь к его щеке. Без эротизма притрагиваясь-то, а просто и женственно, словно бы желая удостовериться что он живой. Не голограмма остывшая. Не актер кинофильма какой-нибудь.
Но, нет. Кажется живой Федя, кажется настоящий, а вовсе даже не мираж, вот его руки на своих плечах ощущает Молния. Вот дыхание его щекочет ее темечко. Капитан Федор Михайлович решивший нарушить пропасть между ними двумя.
- Я вам противна? - наконец тихонько произнесла Светлова, серьезно глядя в его глаза. - Вы всегда отстраняетесь, всегда прекращаете любые мои попытки, и... Это молчание, оки-доки, оно требуется порой. Окей, я не против молчать! Но вы отодвинулись сейчас. Я вижу стыд на вашем лице...
Махнула рукой эмоционально.
- ... Федя? Что-то не так Майя Юрьевна делает?

Он смотрел на неё, и теперь ему уже стыдно было за свой стыд, как это ни банально. Хотя ведь было чего стыдиться, по правде-то. И нет, она ему была не противна. Этот ответ легко читался в его глазах, смотревших на девушку пусть со стыдом, но также с любовью и нежностью. На человека, который противен, так не смотрят, вот что могла понять Майя Юрьевна из этого взгляда. Но вот понимала ли она это? Видимо, нет, иначе не спрашивала бы.
«Я вам противна?» Вопрос этот будто обухом прошёлся по маковке капитана, оглушил его, вызвал смешанные чувства. Целую бурю эмоций вызвал-то, бурно проявившихся на его лице бледном, вдруг расцветшем алыми красками, теперь уже даже не стыда... обиды и возмущения. Ком в горле помешал что-либо ответить сразу, и Чижик просто молча, непонимаюше смотрел на Майю, думая, что ему, быть может, послышалось. Ему и в голову придти не могло, что после всего, что между ними было, после всех ласк и поцелуев, и прочих нежностей, и чудесной романтической прогулки по голографическому Подмосковью, она задаст ему такой вопрос.
«Я вам противна?» Билась кровь в голове, пульсировала. Глаза мужчины потемнели, губы сжались в тонкую полоску, руки похолодели. Ну и что ему на это ответить? Конечно, она ему противна. Отвратительна просто до умопомрачения, вот и целует её страстно, и обнимает, и... чуть не переступил порог дозволенного. Тронулся умом бедный капитан, настолько ему противна старший лейтенант. Псих - так его назвал Михалков. Хотелось ей всё это сейчас высказать на этот глупый до безобразия вопрос. Но язык не слушался, а сердце не хотело. Боялось её обидеть, задеть. Женщины - они ранимые. А Чижик... что он понимает в женщинах? Совсем ничего. Он ведь педагог по образованию, а не психолог. Женщина - не ребёнок. Вот и Майю он не понимал. Видимо, на неё сейчас нашло что-то такое... женское. А на него, возможно, что мужское. Тараканы у всех разные, но одинаково крупные.

- О боже мой... - вздохнул Фёдор Михайлович, опуская голову. - Мне стыдно, потому что я не имел права заходить так далеко. Мы ещё не готовы... к чему-то большему. Ты ведь понимаешь, о чём я. Если мы сейчас не остановимся, то... - он хотел сказать «потом пожалеем об этом», но подумал: а о чём жалеть, собственно? Просто это, на текущий день, было... - Это неправильно. Мы не должны. Ещё рано.
Он поднялся на ноги, поправляя рубашку каким-то слегка отчаянным дёрганым жестом, словно бы боясь, что забыл застегнуть хотя бы одну пуговицу. И старался не встречаться взглядом с Майей.
- Телевизор, стоп... - как-то вяло сказал он.
Изображение мигнуло и погасло, пропали все трёхмерные голограммы, цветастые космодесантники и мерзкие инопланетяне-чужие. Стало до невозможности, до одурения тихо. Казалось бы, даже с расстояния можно услышать стук капитанского сердца.
- Это я всё делаю не так, - заявил Федя. - Прости меня, пожалуйста. Я намного старше тебя и обязан быть сдержаннее. Но так трудно... когда ты рядом... просто сидеть, - он с трудом подбирал слова. - В общем...
Последовал тяжёлый вздох.
- Мы не должны торопиться. Вот это пойми, пожалуйста. Я виноват перед тобой, что не сдержался, и вот за это мне стыдно. Поэтому я отстраняюсь. Потому что иначе мы зайдём слишком далеко... А пока не время... Мне лучше сейчас уйти.
Однако, он пока оставался. Не стал сразу разворачиваться и уходить. Надеялся на отклик от Пчёлки. На понимание с её стороны.

Возможно, другой, идеальный мужчина бы на месте Чижика поступил иначе. Скорее всего, услышав такой вопрос, он прильнул бы к девушке, снова страстно целуя, а затем, лукаво глядя ей в глаза, спросил бы: «Тебе ещё нужен ответ?» Или нашёл бы иной способ доказать ей, что она любима и может в этом даже не сомневаться. Но Чижик не был идеальным мужчиной. Это в МЗУ девочки его идеализировали, ничего о нём не зная. Фёдор Михайлович был простым человеком, которому свойственны и ошибки, и типичные мужские недостатки, и непонимание иных причин женского поведения. Он не был тем романтическим принцем на белом звездолёте, о котором грезят все юные галактические принцессы. Тем, который понимает их с полувзгляда-полуслова, угадывает их мысли и желания и старается соответствовать им во всём.
Чижик был самым обычным бесхитростным мужчиной, который, всё это время проявляя любовь к женщине и слыша вдруг «Я вам противна?», испытывает приступ короткого замыкания, когда мозги воспламеняются от непонимания и обиды. И только одна мысль в голове: «КАК она могла такое подумать после всего, что между нами было?!»

- Феденька… - тепло произнесла Майя Юрьевна, удивленно так произнесла, сокрушенно даже и тихо, вздернув в отчаянии рыжие свои брови.
Хотелось многое сейчас сказать, на много обидеться сейчас и многим эмоциям дать выход в злых обжигающих словах. Таких хлестких – как градины по голой коже! Хотелось выкрикнуть эту боль из себя и неожиданность, когда он так строг, так чужд к ней стал, так холоден в своих словах. Горяч в жестах, непонятен. «Жесток?» Майя не знала…
Ей было неожиданно больно сейчас, она оторопела, широко раскрыв свои серые глаза, такие себе мерцающие и сделавшиеся печальными озерами. Но обижать его не ей хотелось. Она смотрела на капитана, нахмурив отцовские брови. И на языке у нее вертелось только одно – «Феденька, Феденька, Феденька…»
Не хочет ее. А хочет уйти. Виноват в том, что было ей так дорого – даже извиняется вот за свой эмоциональный мужской порыв, а ей… как ей его извинять? Она же от всего сердца его целовала! И это одиночество. И холод. Больно когда уходят, когда бросают тебя одного в своей персональной муке, заявив просто – «Сам виноват»
«Скажите на милость! Но ведь любая леди подумала бы точно так на моем месте, любая бы растерялась, если бы от нее отходили снова и снова. Или это просто Майя Юрьевна совсем дура? Несчастное фуфло! Глупая Майя. Дурная дурная Пчела…»

- Феденька… - уголок губы чуть дрогнул, а пальцы сжались в кулаки сдерживая ярость, злость, обиду свою и горечь тоже. – Не уходи. Я… Майя Юрьевна сама!
Печально оглядела эту комнату, где второй уже раз триумф превратился в ее позор. Сглотнула комок в горле, чувствуя как душат ее тесные стены.
«Первый раз это было со Стругачевым, теперь вот с Федей. Жуткая комната! Почемувсе не так?»
- Я сама уйду, кА-капитан, - заикнулась от нахлынувшей тоски Светлова. – Не стоит убегать, Молния не станет догонять, если нет желания. У нее имеется гордость, окей. И… Не нужно ссор! Это. Не знаю, нам нужно узнать друг друга, мы же договорились, эээ, спрашивать друг друга напрямик. Так вот… Я…
«Не знаю что сказать!!!»
Посмотрела в его лицо рассматривая брови удивительные и губы жаркие, испытываz тоску и надежду одновременно. Красивые у него глаза, а жесты…
«Будто психует»
- Ты, - перешла на шепот чувствуя себя актрисой дурного кино, как-то вот тяжело и нелепо было проговаривать самое главное. – Родной мой. Феденька. Не надо нам так, нет-нет.
Застыла, поглядев на него прямо. Горячо.

- Нет, – она покачала головой двинувшись на выход. – Я не хочу тебя ранить, мой капитан. Я!

-Тебя люблю, - прошептала.

Что же он наделал?..

Сердце защемило. Он смотрел в её большие серые глаза, сейчас потемневшие от боли и обиды, и ему становилось не по себе от мысли, что она сейчас страдает из-за него. Из-за его неосторожных, поспешных действий, его момента слабости, который привёл к этой неприятной сцене. Гнев и возмущение отступали, сменились горечью сожаления и раскаяния. Непонимание ещё оставалось, но Чижик, кажется, понимал его причину - он совсем не разбирается в женщинах и в их чувствах. Даже сейчас, когда она заявила, что уйдёт сама, он её не понял. Как это сама? Куда сама? Почему сама - из своей каюты? Это он здесь гость, ему надо уходить. Но все эти вопросы остались невысказанными.
- Отставить уходить, - Федя встал на её пути, постоял пару мгновений и сделал несколько быстрых шагов, приблизившись к ней и заключив в объятия. - Я тоже. Тебя. Люблю, - отчеканил он, привлёк ближе, прижал к груди самого близкого и дорогого человека в своей жизни, голову её себе на плечо положил, пальцами в волосы пламенеюще-рыжие зарывшись, гладя по голове Пчёлку.
Чижик тихо вздохнул, собираясь с мыслями. Он даже не знал, что сказать сейчас и нужно ли что-то говорить вообще. Но чувствовал, что и молчать неправильно. Вырвались у него, правда, совсем не те слова, что он хотел бы сказать:
- Что за странный день... Столько событий, что голова кругом... или меня пьянит твоя близость...
Фёдор Михайлович поспешно замолчал. Прикусил язык, испугавшись сказанного. Как бы Майя эти его слова не поняла по-своему. Как приглашение к близости. Предложение перейти ту грань, что они для себя установили. Или это он один установил? Как бы там ни было, он не хотел, чтобы Майя так подумала, потому что это было бы неправильно, дикой ошибкой было бы.

- Ты права, мы договорились, - выдохнул он наконец, не выпуская её из объятий. - А я и забыл, дурак... Хорошо, что ты мне это напомнила, пока не стало слишком поздно, - голос его заметно подрагивал взъерошенным чижиком от волнения. - Тогда я спрошу... прямо... почему ты это спросила? Не противна ли ты мне, вот это. Разве ты сама не знаешь ответ? Разве не видишь, не чувствуешь, когда я тебя целую и обнимаю? Это... обидный вопрос. Правда. Но я понимаю, что ты сама на что-то обиделась, раз его задала. Усомнилась в моих чувствах. Из-за того, что я отстранился? Но ведь ты же знаешь причину, господи...
Чижик правда не понимал. По голосу его дрожащему в волнении и напряжении, по чувствовавшемуся в нём желанию понять это и осмыслить, Майя знала, что он действительно пытается разобраться. Понять её и её чувства, причину её обиды и своей тоже, возникшей, как снежная лавина образуется из маленького комочка снега. Ему было не безразлично и он хотел знать, что не так пошло между ними. И его сердце... оно так стучало... быстро-быстро...

- Я никуда не уйду и тебя не отпущу, слышишь? - вдруг глухо сказал он ей на ухо. Глухо, но твёрдо. - Пока мы не разберём причину конфликта и не успокоимся.
Слегка отстранившись, чтобы посмотреть ей в глаза, но не выпуская девушку из рук, Фёдор Михайлович неожиданно серьёзным тоном поинтересовался:
- У тебя здесь медленная музыка есть? Потанцуем?

- Феденька!
Майя замерла на его плече, задрожав всем своим тельцем. Хрупкая маленькая пчела. Но и девушка упорная – не ребенок, а совсем уже почти женщина: рыжая такая, напуганная, худощавая, растерянная сейчас перед Федей, ошарашенная совсем-совсем. Но упрямая! Не сдающаяся даже когда все плохо, не отдающая своё счастье просто так.
Она замерла на его плече – веснушчатая и потерянная. Выдохнула с легким вздохом похожим на плач и снова вдохнула воздух. Светловы не плачут, а Майя… она ведь еще с пещеры потеряла свои слезы. Кто-то улыбку теряет, как мальчик Тим Тайлер из своей сказки, а рыжая Пчелка потеряла слезы. Потому она обнимала своего Федю подрагивая от обиды и облегчения, от одновременной этой радости окрыляющей, замешанной на горьком таком мучительно остром разочаровании.

- Окей, окей… - пробормотала дева, утешая его тоже. Прижимаясь к нему крепко-крепко, но целомудренно как-то, стесненно. Он ведь отказал ей уже не раз! И вроде не со зла-то отказал, а вроде теряется от такого женщина. Неизбежно теряется.
Майя ведь не думала об условностях сейчас, не размышляла о том, что надо или не надо им делать в эти романтические мгновения. Она просто любила его сейчас: и сердцем любила своим пламенным и телом. Но он её не хотел.
И отношения терять не хотел тоже. Он говорил: люблю тебя. Она верила ему, такому родному и своему капитанищу, но и не верила тоже. Какой-то частью женской своей натуры очень сильно обижалась. И оттого она дрожала будто в лихорадке – эмоции раздирали ее, нежность к Феде чередовалась с мучительным стыдом, её же не захотели! И вздох ее был похожим на плач, на этот мучительный вопль души, когда боли много, а света мало.
Она отстранилась немного в сторону, заглядывая в его глубокие изумрудные глаза.
- Как же Майе Юрьевне об этом не подумать, родной мой, если ты всегда отстраняешься? Когда я близка, когда хочу целовать… Пфффф, ты уходишь в сторону, ёшкин кот! А я… Мне неслегонца всё равно в такие мгновения кто и что вокруг нас. Это правильно – когда любишь, вот что Майя Юрьевна дюже умная Пчела думает по этому поводу! Но ты холоден, мой капитан, ты как кусок льда. Отвечаешь на мои поцелуи, тянешься ко мне, а потом в сторону… Всегда в сторону, мой родной! Нет-нет-нет, Федор Михайлович. Любая подумает, что подумала я. Не права, так точно! Глупая глупая Майя, но этот вопрос все время у меня в голове свербит тучей мух. Не волнуйся…
Вздохнула.
- Я не стану давить. Дурацкое романтическое мгновение уже ушло, а я… - сглотнула, не сумев договорить главное. «А я бы не сумела продолжать, когда боюсь что тебе это неприятно. Когда думаю, что вот ты сейчас снова все прервешь, а я останусь одна. Будто бы извращенка какая тараканисто-рыжая, желающая эротического зла своему капитану. Словно сексуальный маньяк!»
И сверкнули уже воинственно её серые глаза. Нахмурились рыжие брови, когда она на него разозлилась –Пчёлка стала похожа на Юрия Светлова сейчас. На высокого своего политического отца сделалась похожей – таким ведь и выглядел он, когда что-то не по плану у него шло. Суровым, гордым, непокорным. И оттаяла тут же суровая Молния от нахлынувшей нежности. И почувствовала себя пьяной - слишком много было эмоций, чувств, ощущений.

- Да-да-да, мой капитан. Я хочу сохранить то, что между нами происходит сейчас. Разумностная Майя Юрьевна хочет знать тебя как человека, как личность. И если тебе все эти шуры-муры до лампочки, то я не стану никого принуждать. Потому что капитан Фединатор мне дорог. А уж если он не хочет всякой эротичной мишуры, нуууу… кто ж смотрит фильмы для взрослых под дулом пистолета, скажите-ка на милость?
И снова обида проглянула в Майиных серых глазах. И жар обжигающий. И тепло. Это здорово, когда женщина ТАК смотрит. Когда принимает тебя с твоими бровями и с чудесными зелеными очами тоже, хотя и злится еще. И плохо, когда она обижена. Когда болючая заноза засела у нее под кожей и колет противненько. Женщин такой отказ уязвляет сильнее чем мужчин, много сильнее ранит.
- Хорошо, - так же глухо ответила ему она, чуть опустив свою голову. – Это верно, олрайт, не следует сейчас уходить. Такой день странный-странный, будет больно завершать его так скверно. Окей. Всё так…
Кивнула, соглашаясь на танец.
- А ты горячий, Федь! Таким я тебя не знала… способным быть в гневе, обжигать обидой. Да… Ты нравишься мне таким. Это настоящий ты, а девочки в МЗУ не знали, хе-хе. Зато Майя Юрьевна теперь знает. Мой капитанище. Везувий мой ненаглядный!
Рассмеялась несмело. Посмотрела на него задумчиво – с добром поглядела-то, с этой теплотой нежной.
- Федя ты мой Федя, ершистый такой птиц. Музыка… Нууу. В медленных Молния Светлова не сильна, но у Данко наверняка что-нибудь найдется. Лиричная Майя Юрьевна хотела бы глянуть с тобой «Титаник», но песня оттуда дюже тоскливая, хоть и красива конечно. Давай что-нибудь другое мой капитан, такое… под скрипочку.

Почесала нос смущенно.

- Всегда мечтала научиться играть на скрипке, о да. Стопроцентная мечта. Отец говорит что я выставлю себя посмешищем, возможно он прав, а возможно я была бы блистательна в этой роли.

Озадачила капитана одна рыжая пчела. Ох как озадачила. Ещё сильнее, чем было до этого, хоть теперь уже обиды не было. Было непонимание и желание разобраться. Желание всё объяснить и спросить, почему она так говорит. Словно кусок льда... Это сравнение обожгло сердце Чижика, ему стало больно от этих слов. Хотелось горячо возразить, но у него не осталось на это сил. Ему-то самому, с его ракурса, казалось, что он, напротив, подобен извергающемуся пламенному вулкану, и отстраняется от неё только потому, чтобы не сжечь огненной лавой. Но кусок льда... мда, это было... непонятно. Хотя затем Фёдору Михайловичу пришла мысль, что, быть может, Майя именно на это и рассчитывала? На такое завершение их свидания. И переоделась поэтому так... соблазнительно. Не хотелось так думать, и уж лучше бы он ошибался. Потому что, если это правда, невольно вставали вопросы к ней. Множество вопросов. На самом деле всего два, но каждого из них с головой хватало. Почему она решила, что этим всё сегодня закончится? И... неужели она забыла его прежние слова, их уговор, что им не нужно спешить? Или он своим поведением дал ей думать иначе, сам налажал и теперь видит последствия?
Чижик окончательно запутался в своих рассуждениях и не решался спросить о чём-то Майю, несмотря на их уговор открыто выражать свои мысли. Слишком обидными для неё могли оказаться эти вопросы, а он не хотел ещё больше уязвить её гордость неосторожными и, вполне может статься, безосновательными подозрениями. Федя сдался, больше не имея сил обмозговывать эту всю ужасную ситуацию. Ему было нехорошо, хотелось уйти и уединиться, но нельзя было оставлять Майю одну сейчас. Им нужно пережить этот момент. Позже они оба успокоятся и обговорят это, когда будут не на эмоциях. Сейчас нельзя, слишком легко разгореться ссоре. Нужно просто пережить, переболеть и выждать. И не оставлять девушку одну. Впрочем... ему и самому не хотелось уходить. Какая-то часть его души желала остаться, и он не мог ей отказать.
- Ладно... - вздохнул капитан тяжело и порывисто, выслушивая её горькие слова и упрёки, но не отпуская, прижимая к себе. Словно бы боясь, что если отпустит - пчёлка улетит, упорхнёт на своих крылышках, молнией унесётся в небо, и на этом закончится короткое мгновение их счастья. - Не станешь давить... хм... я думал, это я давлю, - он горько усмехнулся. - Думал, слишком... слишком жаркий... и не хотел... чтобы ты обожглась...
Он замолчал, не зная, что ещё тут сказать, чтобы не усугублять ситуацию. И старался не смотреть ей в лицо, потому что чувствовал, будто она может увидеть в его глазах невысказанные вопросы.

- До лампочки? Н-да... - Чижик поджал губы. Голос его звучал глухо и безжизненно, словно бы начисто лишившись всех эмоций. Данко он сейчас напоминал этим своим голосом. Хмуро взглянул на девушку. - Фединатор, да? Тебе Михалков сказал? Это он так меня называет... Под дулом пистолета, угу...
Фёдор Михайлович покивал, его глаза потемнели то ли от обиды, то ли от гнева, но внешне он оставался невозмутимым, лишённым чувств Чижиком. Железным капитаном Фединатором. Холодным куском льда. Даже побледнел немного, чтобы соответствовать сравнению.

- Ты уж определись, холодный я или горячий, - фыркнул он беззлобно и даже немного пытаясь пошутить, когда Майя вдруг сказала, что он горячий. Горячий холодный кусок льда... Везувий ледяной... А что, в Антарктиде вроде бы есть действующие вулканы, извергающие заледеневшую лаву и густые снежные пары. Рассмеялся тихо, снова остывая, возвращаясь к прежнему состоянию. Теплота в голос вернулась вместе с лёгкой игривостью. - Ну ладно... Как бы обидно это ни звучало, спорить с женщиной - это не по-мужски. Можешь называть меня как хочешь, да-да.
Он обнял Пчёлку за плечи, поднял голову чуть вверх, обращаясь к искину:
- Данко, ты слышал. Включи что-нибудь медленное, лиричное и под скрипку. Но не тоскливое, пожалуйста.
- Есть, капитан, - откликнулся корабельный искин.
И полилась нежная скрипичная мелодия. Вступление перед лиричной частью, за время которого партнёры могли занять позицию для танца и насладиться первыми мгновениями общества друг друга. Ну, если бы они танец начинали с приглашения.
- Надеюсь, Данко достаточно романтичный искин, чтобы подобрать нам нужную мелодию, - улыбнулся Фёдор Михайлович и опустил одну руку Майе на талию, второй же взял её ладонь в свою для танца. - Знаешь, было бы желание и терпение научиться играть на скрипке. Мне вот как-то в детстве губную гармонь подарили. Настоящую, профессиональную. Эта знакомая хотела, чтобы я научился на ней играть. Это был забавный опыт, мне даже удавалось что-то простенькое изобразить, исключительно наугад. Но потом я её забросил. Хотя не выбросил, она до сих пор у меня где-то дома пылится в коробке.
Скрипичная мелодия зазвучала вызывающе, и Чижик наконец опомнился и начал движение, пытаясь включиться с Майей в танец. Движения его были несколько неловкими, не очень уверенными, но намерение с ней потанцевать явно было твёрдым.
- Прости, я должен был раньше сказать... я ни с кем прежде не танцевал, - смущённо признался капитан.

Лана не любила танцы, потому что не умела. Он как-то ей предлагал, но получил отказ, и она чётко дала понять, что предпочитает разговоры танцам. И сейчас действительно был его первый настоящий опыт.
Чижик как-то прочёл в пособии по педагогике, что многие конфликты и ссоры можно решить необычным способом, если поставить конфликтующие стороны в обоюдное интересное положение, неожиданное для них и способное переключить акцент внимания на вставшую перед ними новую задачу. И он решил испробовать это на практике. На себе и на Майе. Это не считая простого человеческого, мужского желания потанцевать с нравящейся девушкой. Больше, чем просто нравящейся.

- Ты жаркий, Федя. И ледяной одновременно, и такой разный человек. Не знаю как это сказать лучше, родной мой… - прошептала Майя Юрьевна прижимаясь к нему. Чувствуя горечь его и обиду, но не умея в ней разобраться еще. Не зная его души как следует, чтобы совсем уж свойской в ней гостьей стать. Скрывал Федя свои эмоции, а Майя Юрьевна слишком сильно утопала еще в своей обиде, чтобы суметь пробиться в его личную.
И все же она приметила эту особую бледноту, которая всегда разливалась по красивому лицу капитана аки налет прохладного инея, когда он испытывал сильные эмоции. Когда он злился или напротив огорчался даже, когда держал в себе горечь и становился похожим на белый кусок айсберга. Она мягче дотронулась до него, ласковее, она нежно погладила его шею, слегонца зарываясь пальцами с волосы – не эротично зарываясь-то, а любя…
Перебирая его волосы ласково и осторожненькою

- Ну вот, ты кажется совсем обиделся, Федя и теперь похож на холодильник из нашей ординаторской. Ага-ага, сто процентов по моей пчелиной шкале! Белый-белый человек-капитанище, Федор Михайлович не Достоевский. Ты всегда бледнеешь, когда о чем-то молчишь! – улыбнулась ему Светлова, принимая его объятие. – Сложно определиться в отношении тебя, мой родной. Фёдор Михайлович ведь не робот и не монохромная мозаика из черного и белого, вот о чем Майя Юрьевна хочет сказать сейчас. Ты сложный, оттого я тебя и морем назвала. Ты глубокий, а что в этих глубинах запрятано, поди скажи так сразу? Э, не-е-ет. Глупой Пчелке не всегда видать. Вот сейчас вижу обижен. Молчишь громко-громко. Но ты не злись, мой капитан. Я с тобой. Хоть мне и тоже обидно. Это нормально, когда начинаются отношения. Старые умудренные пердуны ученые называют это «расстановкой границ» или чем-то подобным же. Не знаю Федь о чем ты думаешь, но ты мне дорог. Я пять лет тебя ждала, а это самое важное, красивый мой…
Вздохнула Майя Юрьевна, прикрывая серые свои глаза. Нет. Она совершенно точно не планировала секс в качестве вишенки на торте, и одевалась она не для соблазнения капитана. Просто Майя была истинной дочерью капитана Светлова – и если случалось что-то неожиданное, странное и невозможное даже, то Майя следовала своему горячему, искреннему порыву и не думала о последствиях. Для мотания соплей на кулак еще придет свое время, дамы и господа, но уж если потянулся любимый к ней… Если обжег неожиданно личным поцелуем, а тело ее жарко-жарко отозвалось на этот страстный поцелуй, то почему нет?
Жизнь коротка. Майя любит своего Федю. Все просто. Всё высоко и одновременно очень и очень по человечески. Она же не с первым встречным захотела утонуть в сладкой истоме своей, она с Федей желала соединиться, которого так долго ждала… Душой соприкоснуться с ним и бренным телом тоже.
Так бы могла ответить Пчелка Майя, знай она личные мысли капитана. Но она не знала, она смущалась немного и совершенно точно не умела танцевать, надеясь скрыть свою неопытность. Рука легла на его плечо, уголок губы дернулся в волнении.
Надо же, Фёдор Михайлович плохой танцор! А блондинка блин со стены как же? Разве они не танцевали с ней всю ночь напролет, как в этих старых голофильмах, когда мужчина и женщина кружатся в аристократическом вальсе?
Но Федя стеснялся. И Майя стеснялась тоже. Это роднило, и делало двоих разделенных обидой людей чуть ближе. Это заставляло Майю тянуться к своему капитану, испытывать к нему ласковое, щемящее сердце тепло.
- Глупо как-то что мы ссоримся. Ведь на самом деле мы слащавыми должны сейчас быть, такими прямо идеальными влюбленными людьми и говорить высоким слогом. «Мусьё капитан, я вас обожаю, ёшкин кот». В киношках оно всегда так, и в этих рассказах тоже, которые типо о любви… А я вот о скрипке думаю, и о том как вы с голым торсом на кухню ворвались. Явление Апполлона на камбуз! И как бы завтра к Кырымжану на занятие успеть. И о нашей новой пациентке-инопланетянке. И о ноге Фотона Игнатьевича думаю, и о том как бы он смутился, заберись я на мостик. А еще о вашем прозвище Фединатор… ох, наверное сто процентов от старпома Михалкова это услышала.

Рассмеялась Пчела.
- Он ведь на смотрины пришел в медотсек, Феденька. Чтобы заценить Майю Юрьевну и своими глазами на Пчелку посмотрить, сто процентов информация! Хороший друг, вот чего я о нем думаю. Он не о себе, он о тебе Федя волновался. Вдруг ты с вертихвосткой какой рыжейпропадать решил…
Рассмеялась во время танца, неловко ноги переставляя. Чуть споткнулась, нечаянно Феде на ногу наступив.

Ну разве можно долго обижаться на того, кого так любишь и кто тебя так любит искренне и нежно? И кто говорит тебе столько хороших слов, пусть и приправленных сейчас соусом некоторой горечи и обиды. Но в этих словах не чувствуется разочарования в тебе, есть в них вера и надежда на лучшее. Понимание в них есть, даже если ни он, ни она ничего не понимают. Такое вот романтическое противоречие: когда вроде бы ничего не понятно, но вместе с тем всё очевидно и ясно. Любовь - она или есть, или её нет, и сердце это чувствует. Впрочем... это были слишком мудрёные, слишком запутанные мысли для уставшего за день мозга. Чижик тряхнул головой, выгоняя их прочь из очумелой головы, не стал вдаваться в подробности. Это успеется. Утро вечера мудренее - обо всём этом можно и завтра поразмыслить, на свежую голову. Сейчас ему просто хотелось быть с ней рядом. Со своей Пчёлкой. И больше не хотелось никуда уходить.

Прошёл тревожный момент. Сгинул - лучше, если безвозвратно.

И снова тёплая, искренняя улыбка осветила губы космического капитана Фёдора Михайловича Чижика. И перестали видеться в голове разные глупости вроде извергающихся льдом вулканов. Остыл мужчина, обида его унялась - пусть пока не вся, нужно было время, но она больше не точила его без остановки.
- Как ты меня хорошо знаешь, - улыбаясь, ответил Майе Чижик, охотно принимая её ненавязчивую ласку и отвечая взаимностью, ему тоже очень нравилось перебирать её рыжие пряди, такие живые, яркие, блестящие на свету, словно колосья марсианской красной пшеницы, тянущиеся к свету искусственного солнца под куполом. - Ну всё, всё. Больше не обижаюсь, честно. Глупости это всё. Все эти взаимные обиды. Мы ведь друг друга... любим, правда? - прошептал он ей на ушко. - Ты абсолютно права, люди разные, каждый со своими достоинствами и недостатками. Мы должны гордиться первыми и принимать вторые, если нам этот человек дорог. Всё хорошо, моя милая... - Фёдор Михайлович нежно покачал Майю в объятиях, продолжая говорить тихо, почти шептать, будто боялся, что услышит кто посторонний. - Просто надо признать... на сегодня я не готов идти дальше. Вот и всё. Из-за этого все обиды. Но это изменится... обязательно изменится. А почему не готов, зачем надо ждать - это всё второстепенно. Важно, что я хочу... пойти дальше. Ты понимаешь? Хочу, - кажется, он не очень следил за тем, что говорит, поэтому его речь была несколько сбивчива, но он говорил правду. Ему нужно было время и чёткое понимание, что вот пришла пора, он готов переступить невидимую черту, которую сам же себе возвёл, и двигаться дальше в их отношениях...

* * *

Танец как-то не задался с самого начала. То ли искин неудачно подобрал мелодию для начинающих танцоров, то ли они были не готовы опробовать свои силы, то ли думали сейчас совсем не о том и не могли сконцентрироваться на танце, но всё было прямо как в комедиях про неуверенных в себе героев, осмелившихся потанцевать. Сначала Майя на ногу Чижику наступила, отчего он даже слегонца поморщился на мгновение - было больно. Но тут же лицо снова разгладилось, танец продолжился, и уже через пару движений капитан теперь сам наступил нечаянно на носочек девушки, довольно болезненно наступил-то, но можно было и потерпеть.
- Ой... извини, - Федя торопливо отступил на шаг. - Всё в порядке? Неважный из меня танцор...
Но танцоры они оба были неважные. Неловкие неуклюжие попытки подстраиваться под музыку, ещё пара случайных столкновений, сбивавших с ритма, ещё пара отдавленных ступней - и они как-то поняли, что пора остановиться. Как бы им ни хотелось побыть романтической парой, красиво кружащейся в танце, они сейчас больше напоминали вальсирующих слонов. Вы когда-нибудь видели, как танцуют слоны? Незабываемое зрелище, я вас уверяю. Рядом лучше не стойте.
- Мда... идея была не лучшей, признаю, - со вздохом сказал Чижик, первым остановившись после того, как уже в третий (!) раз случайно наступил Пчёлке на ногу. Но так и остался стоять, обнимая её как в танце и не убирая рук. И несколько глуповато, растерянно и извиняясь, улыбался. Музыка продолжала звучать, нежные скрипичные переливы ласкали слух и завораживали, живо подключая воображение. Ах, какая музыка для танца! Ах, как жаль, что у них не получается! - Я был слишком самонадеян... Но это не повод сдаваться. Нам нужно учиться танцевать, - решительно заявил капитан. - Только, полагаю, начать стоит в другой раз. День у нас был тяжёлый, координация... ни к чёрту, - Федя усмехнулся и поцеловал своей незадачливой партнёрше кисть руки.

А дальше они разговаривали. Весь остаток вечера и немного начало ночи. Поговорить было о чём, но к серьёзным личным темам сознательно не возвращались, будто боялись возобновить взаимную обиду, сейчас приугасшую и не терзавшую их сердца. Больше не было упрёков, не было неприятных слов, но были то и дело мелькающие нежности в адрес друг друга, были объятия и робкие, осторожные поцелуи, без затягивающей страсти, тоже были. Они обсуждали явление Аполлона на камбуз и посмеивались над тем, как ошибочно понял Фёдор Михайлович послание Майи. Говорили о тренировках у Кырымжана, и Чижик как-то вскользь предложил практиковаться вместе, однако не настаивал, так как понимал, что это может быть не лучшей идеей. Планировали будущее инопланетной гостьи с планеты инсектоидов, но с этим пока определиться было сложно. И о Фединаторе, и о Михалкове вспомнили.
- Ох уж этот Генка, - покачал Чижик головой, чуть прищурившись и сдержанно улыбаясь. - Вечно он лезет не в свои дела. Но я его прощаю. Всегда прощал. И думаю, ты с ним тоже подружишься. Ведь мы с ним, считай, неразлейвода.

Что ж, рано или поздно любому дню приходит конец. Этот не стал исключением...

Это был момент их близости, тесный и уютный миг, когда случилось примирение. И острая льдинка, возникшая было между двумя людьми растаяла, исчезла, оставив о себе напоминание в виде ответственности. Хрупкое чудо легко сломать! Но если чувства настоящие за них борются, их не оставляют словно ненужную вещь. Не выбрасывают по дороге, словно какой мусор! Чувства сохраняют и родного человека оберегают тоже, и Майя сейчас была благодарна Фёдору Михайловичу за то, что он не бросил ее в этой лиловой комнате триумфа. Что не пошел на попятную, оставив Пчелку один на один со своими едкими сомнениями.
Она улыбалась сейчас, эта рыжая веснушчатая дева с серыми глазами. Беззастенчиво веселилась сейчас, как веселится пичуга, почуявшая скорую счастливую весну. Необратимо-торжественную! Но в глазах у Майи мерцало понимание, некая тень светлой печали. Это была мудрость. Птичка веселилась не от глупости своей и ограниченности, рыжая птичка знала, что такое бесконечная тяжкая зима и радовалась весне, потому как довелось пережить трудное леденючее время.
Это было чудо – их единение! И чудо это уходило, как неизбежно уходит все пережитое прежде, чтобы освободить место для того, что будет внове. Она слышала его тихий голос, покачиваясь в его объятиях – забавно щурилась, чувствуя его слова словно бы в своей голове. Так бывает – когда люди тесно-тесно приникают друг к другу, когда мешают барьеры и хочешь стать одним целым как будто бы, изучать партнера, наслаждаясь его телом. Руками Феди наслаждаясь, родинками его и красивой длиной поэтических темных ресниц.
Она слушала его.
Ещё не готов. Но однажды будет готов. А Майя уже была не готова. Все верно! Им просто нужно подождать, довериться этой любовной волне и посмотреть куда она в конце-концов принесет двоих затерявшихся и нашедших друг друга посреди космической бесконечности, звездных странников…
Да, Майя была сейчас спокойна. Ее легкие пальцы поглаживали его нежные волосы, расширившиеся ноздри впитывали родной запах жаркого тела. И всё было тихо, покойно. Иногда она подносила его запястье к своим горячим губам и замирала.

А потом был танец. Неправильный, нелепый, но зато искренний да веселый. И Майя хохотала, тихонько ойкая, когда Федя наступал ей на ноги:
- Ай-ай-яй, какой травмоопасный спорт эти танцы, ёшкин ж кот! – подпрыгивала она на одной ноге, ненароком демонстрируя Феде свою соблазнительную аккуратную ножку. - А скрипка отменная, о да. Хотела бы Майя Юрьевна вот так же играть.
Тряхнула рыжими своими волосами.
- Ну, давайте вместе потренируемся у Кырымжана, капитан Фединатор. Окей! Думаю это будет забавный опыт, родной мой. Великолепная Майя Юрьевна очень даже благодарна эффективному Кайрату Тимуровичу, надо бы и до занятий у него дойти. Полагаю, это внесло бы некую положительную ноту в наши непростые с ним отношения.

Рассмеялась, когда капитан ручку ее веснушчатую поцеловал, галантно аки данскийский джентльмен.

- Ох Федя-Федя, шутник ты Феденька! Но я упрямая Пчела. Майя Юрьевна согласна попробовать танец с тобой еще раз. И не раз тоже, олрат же, сэр капитан! – подмигнула своему Феденьке, мягко дотрагиваясь до его плеча. – Даже когда больно, это восхитительно.
Прошептала…
Это было их время, ускользающее и личное. Его зеленый искристый взгляд, его усталые брови. Она сейчас жила этим личным моментом запоминая своего Федю, наслаждаясь им и пропадая в этом мгновении. Чародейство. Летящий сквозь бесконечность тесный корабль.
...Майя потянулась к Феде в поцелуе, когда пришло время расходиться. В жарком этом страстном поцелуе, в том самом поцелуе, который поставит эффектное многоточие для этого трудного, но такого удивительного дня.