|
|
|
Утро окрашивает белые стены домов в розовый цвет. Кипарисы сверкают в его лучах золотом после дождя. Скрип осей. Хруст брусчатки под огромными колёсами. Ты кутаешься в пальто и клюёшь носом. Сержант Позаранку всегда бодр по утрам: глядит орлом на сонного и унылого, как мышь, Компеньяку. Посмеивается сухо, качает довольно ногой и набивает трубку. Не отрывая от неё взгляда он начал тягуче рассказывать про Черва-Элену. Говорят, он был ветераном кампании 56-го. Если это правда, то ему уже... уже... Ты хочешь спать.
|
1 |
|
|
|
Просыпаться рано утром - такая мука. Особенно, когда это самое "утро" повторяется уже не в первый, и даже не в десятый раз. Каждый раз как "день сурка". И в общем-то это не плохо. Ничего необычного не должно произойти. К тому же весь этот хлам вряд-ли кого-то может заинтересовать. Но заснуть было бы преступлением. Не могу себе позволить уснуть. Я же все-таки при исполнении. Да и ядовитый, разрывающий нос запах дыма от табака Позаранку бодрит не хуже ушата воды, вылитого прямо на голову.
- Сержант, так что вы там говорили о Черва-Элену?
Что бы хоть немного прогнать сон я достаю руки из карманов, снимаю перчатки с все еще холодных рук и прикладываю к глазам и провожу по шее. Это действие всегда бодрит. Но для верности еще кусаю запястье. Самый верный способ. Учебные годы и скучные предметы научили держать себя в руках
|
2 |
|
|
|
Сержант затягивается и смотрит за горизонт (если представить, что среди обвалившейся кое-где облицовки плывущих мимо стен, водосточных труб и плюща есть "за горизонт"). Его глаза блестят.
Они стали давать старым городам имена святых, когда Командор вернулся с мантической лихорадкой и армией. "Романтической" поправляет Компеньяка. Позаранку сверкнул на него взглядом. Он знает лучше. Он продолжает. Старые памятники с грохотом разваливались на глыбы под крики толп. Доски с названиями улиц срывали с домов. Музеи и архивы... Это была мантика. "Мания" поправляет Компеньяка и сержант сердито шевелит усами, но не останавливается: мантика заставила целую нацию искать вдохновения в грубости обновлённых историй. Но в этом была красота (сержант запускает руку за отворот пальто, чтобы проверить что-то внутри, его взгляд - гладь осеннего пруда в солнечный день).
Позаранку вздыхает, затопляя вас облаком едко-сладкого дыма. Старые бездны и тупики, названные в честь святых и героев. Карл-Маркус. Тропа-Сохильда. Магна-Иона. Габах-Лука. Черва-Элена. Любопытно: они оставили святым их прозвища, но почему-то на том - прежнем языке. На нём уже не говорят и даже книги - Компеньяка хочет что-то вставить, но осекается под взглядом сержанта - даже книги не сохранили древней речи. Это всё глупость, если это читать. Сущая глупость. К тому же их все сожгли. В тоне сержанта брякнула металлическая нотка, а рядовой ничего не хочет добавить - ответственно поддал вожжами волам, смирно опустив глаза.
|
3 |
|
|
|
Облако дыма мягко шлепнулось о мое лицо и сон, кажется навеки, меня покинул. Что-то странное было в рассказе старика. Интересно, сколько же в действительности ему лет? И почему он все еще конвоирует грузы? Действительно ли он оговорился, когда произносил "мантика"? В моем сердце поселилась тень тревоги и недоверия. Да, я не новичок, и мои товарищи мне вполне знакомы, но теперь я вижу некоторые различия с остальными днями.
- Сержант, я вижу ностальгия не прибавляет Вам бодрости, - доставая увесистую металлическую зажигалку и папиросу сказал я. - Скажите, поговаривают Вы участвовали в компании 56-го. Не поделитесь воспоминаниями? Честно признаться, я плохо помню события тех лет, история не была моим коньком.
Ну что ж, коротать время за разговорами всегда приятнее. Металлическая зажигалка звонко щелкнула и в следующую секунду дым папирос приятно заполнял все пространство моих легких. О, это приятное чувство, когда после первой ноги подкашиваются и легкость в голове ощущается невероятная. Меня посетила мысль, что я совершенно ничего не знаю про рядового. Но я никак не могу выдумать никакого повода с ним заговорить. Да еще эта повозка.. Того и гляди завалится на бок и мы тогда в век не разгребем весь этот хлам. Надеюсь только, что никто из этих "дуремаров"-чернокнижников не подсунул в эту колымагу ничего огнеопасного или взрывающегося. Опись ведь нам так и не дали. Вот и еще один повод для беспокойства. Все же стоило лично проверить груз. Черт.
Спустя пару минут раздумий и внутренних укоров, я обратил внимание, что мы проезжаем мимо таверны. Я оглядел товарищей, и вид Компеньяки пробрал меня до костей. Более гнетущего вида мне не встречалось. Разве что тот день, когда моя младшая сестра так горько плакала, что у меня на секунду перестало биться сердце.
- Сержант, может мы сделаем небольшую остановку? Я понимаю, это не по уставу, но дать лошадям отдохнуть от этой поклажи было бы не плохо, а Компеньяка стал бы счастливее. Да и рассказ Ваш за кружечкой эля стал бы только насыщеннее! - Я старался улыбнуться как можно искреннее. Не то что бы я не жалел рядового или лошадей. Просто на самом деле меня душило дикое похмелье и желание посетить отхожее место.
|
4 |
|
|
|
Если сержант и удивлён вопросом, то не подаёт виду. Бросает на тебя косой взгляд и кивает коротко. Ты здесь главный. Зачем спрашивать? Фраза "дать лошадям отдохнуть" и трудная улыбка вызвали неприлично напряжённую паузу: Компеньяка посмотрел на вола, на тебя, снова на вола. Вол повернул голову и обиженно орнул.
Они делают вид, что ничего не происходит, но по дороге в "Кувшин" ты заметил, как подчинённые обменялись взглядами, в которых и "?!", и "???", и даже "!!!".
Сонный трактирщик заглядывает вам за спины с любопытством, но вопросы задаёт по делу. Синие спинки или краб? Сок лука-убийцы? Скорпион в карамели? Призрачный сидр?
- Краб. - Объявляет с порога Компеньяка, сразу вдруг став солиден и оглядывая заведение по-хозяйски. - И сидр. Сидр, пожалуй, подойдёт.
Его безусое лицо сияет серьёзными щеками. Сколько ему лет? Этот малый любит носить свою форму. И ещё он любит, когда начальство за него платит, а этот раз он безошибочно прочитал, как щедрый жест.
- И двух скорпионов.
|
5 |
|
|
|
Все произошедшее после просьбы я бы хотел списать на сонность и плохое самочувствие, но было уже поздно пытаться оправдать себя хотя бы в своих глазах. Я уже ощущаю как неспешно теряю авторитет. А тут еще и это! "Обжорство - это грех!" - всегда твердила мне мать. И вот, я сам разбудил "вулкан". Я уже чувствую эти взгляды, осуждающие, холодные, пренебрежительные. Я настоящий олух. "Старость нужно уважать!".. Господи.. Да. И лицо у меня уже становится пунцовым и горячим. Нужно срочно успокоиться и сделать вид, будто ничего не произошло. Как же быть? Если я ничего не сделаю, Компеньяка сожрет все, что только сможет. Я уже вижу нездоровый жадный блеск в его глазах.
"... Плюс адского петуха в мандариновом соке, да поживей!" - кричу я трактирщику. Тот, обрадованный посетителям и тому, что предполагает, что здоровяк рядовой сейчас подчистит его закрома на круглую сумму, побежал на кухню
- Только условие, дорогой Компеньяка, стоимость заказанных блюд я буду вынужден вычесть из твоего жалования. Мне не приятно это говорить. Но у нас и так дыра в бюджете, я не могу себе позволить лишние траты. - сказал я рядовому и проследовал в след за трактирщиком, что бы попросить подать еще кружку сидра
Мы проследовали к столу у окна. Я все же не хотел оставлять груз без присмотра. Даже пусть это и хлам, но получать выговоры придется мне. Я глубоко вздохнул, глядя в окно. Трактирщик мельтешил вокруг нас принося заказ. И вот, наконец-то я взял в руки долгожданный напиток. Сделав большой глоток, я наконец-то ощутил приятную легкость, голова больше не болела.
- Компеньяка, я все хотел тебя спросить, сколько же тебе лет? И как ты вообще попал в этот отряд на эту работу? - я сделал еще один глоток сидра. Сразу стало приятно тепло рукам.
|
6 |
|
|
|
Рядовой, прищурясь, кивает мелко и смотрит в сторону трактирщика с дымящим блюдом, слушая тебя безразличным краем сознания. "На работу?", - переспрашивает рассеянно, и вы садитесь вокруг исходящего паром гигантского краба с ножами наголо. Собранные, как встающие в атаку солдаты в том самом 56-м, вокруг которого вращается, но к которому никак не приблизится беседа, будто опасливый комар.
Компеньяка произносит тост. За пламя. "За пламя", - глухо повторяет сержант. Брякнули тихо приборы. Течёт горячий сок. В еде они серьёзны - как в схватке или священнослужении. Компеньяка ест, сопя, и с глупым лицом, а сержант ест неспешно, но с жуткой неотвратимостью лесного пожара. Они умелы. Ты лишь поспеваешь.
Витальский краб - это краб из Виталии. Полуостров, где их ловят. В Черва-Элене его часто называют "витальный". За красноту, сытность, живость, витальную мощь. Варёный, он похож на огромное красное сердце. Не анатомически, конечно. Просто - похож. Сержант пригвождает ему ножом не в меру резвую клешню, которой тот попытался ухватить его за ус. В них много жизни. Есть их полезно.
В вашем городе принято менять слова. Размышляешь об этом, жуя жгучую от специй плоть. Вместо "агитация" у вас говорят "анимация". Вместо "апрельский" - "Аврелий". Но это имеет смысл - к такому выводу ты приходишь, проворачивая это в уме и глотая истекающий жизнью ком. Компеньяка разглагольствует о своих годах в колледже Сен-Амануа:
«…и я предложил профессору шестое доказательство. Мнмк. Спросил его. Глык. Не усматривает ли он в возможности нас, людей, изучить дикие языки проявление монопсихизма? А с тем – и лингвистическое доказательство бытия бога?», - Он вытирает блестящие губы хлопчатой салфеткой, - «Он не усмотрел».
Белоголовый, улыбчивый сын трактирщика принёс холодные синие спинки. Позаранку довольно откидывается на стуле, сыто сияя глазами. «Синие спинки» - это на самом деле синие свинки. Маленькие, размером с ладонь, а есть даже размером с упуфа или со спичечный коробок. Они разбредаются по широкому блюду, смешно перебирают ногами, перевернувшись об листья салата. Вскидывают иногда рыльца, заглядывая за край мира-стола. Вы ловко ловите их вилками. Они всегда холодны и приятно остужают рот после краба-горючего. Многие чужеземцы брезгливо относятся к такой еде, считая, что свинки – это что-то вроде тараканов или крыс, оттого что они заводятся в сырых домах сами. Это, конечно, неправда. Свинка никогда не заведётся в грязном доме и уж тем более в сыром. Эти животные любят свет, сухость, добрую атмосферу. Плохой человек никогда не услышит похрюкивание у себя в кладовой или в амбаре. Компеньяка продолжает о своей судьбе:
«…старший сын, но единственный, поэтому от меня много не ждут», - от неожиданности ты чуть не положил вилку, но он объяснил, что это «по мегалитическому календарю» и продолжил: «Мать нагадала Знамя. Сомнений быть не могло – я отправился на службу к уважаемому рыцарю пажом, но он едва не убил меня и я его понимаю: моё низкое сословие его оскорбило. Тогда я рассудил, что Знамя – это полиция. На вступительных экзаменах в Академию я процитировал наизусть гимн луне Экомета – всё-таки прежде чем вылететь из колледжа, я успел набраться там кое-каких знаний - и это была моя удача: экзаменатор оказался радикальных взглядов, сразу пригласил меня выпить с ним пива, мы долго обсуждали сезоны, грамматику Фотия и лирику Бонуа, потом хохотали, а потом он сказал: а ты хороший малый, Компеняка! Так и сказал: хороший малый, Компеньяка!»
К этому моменту Компеньяка уже порядком пьян, раскраснелся и машет руками. Да и вы с сержантом не отстали – ты ловишь себя на том, что когда кто-то смеётся – смеётесь все втроём, а история рядового, хотя ничего в сущности смешного в себе не имеет, чертовски занимательна и смешна. Вот этот его случай с обезьяной и волом: ты едва не лопнул! Даже старик-сержант блестит на удивление крепкими зубами. Сидр делает дыхание горячим, компанию хорошей, утро неожиданно интересным.
Сидр. Ты иногда задумываешься: из чего они делают его? Яблок не существует – это религиозный миф. Но в рецептах постоянно какие-то намёки… «Призрачный сидр» они называют это чугунное пойло. Наверно, из призрачных яблок. Сейчас тебе просто весело и немного плывуче, но ты уже знаешь его коварство: если увлечься, то когда встанешь, окажется, что куда-то исчезли ноги.
«…нас всех заставляли поклясться, что мы не расскажем этого списка ни единой живой душе», - шепчет Компеньяка, наклонясь заговорщически, но не к кому-то конкретно, а просто к пустому блюду, где белеют кости адского петуха. – «Я слышал, что на выпускном экзамене каждому дают сказать по одному Слову из него, как на учениях в полицейской Академии – по одному выстрелу», - ты собрал расползающееся тестом внимание. Это становится интересным. Ты слышал слухи про то, что… что… «Слышал слухи» - о боже. Твой стиль пьян.
«…я знал, что он вышвырнет меня и экзамена мне не видать. Мы собрались с друзьями и после прощальной гулянки решили попробовать один раз. Само собой, пробовать должен был только я. И вот мы вышли во двор. Моё слово было…», - ты чувствуешь внезапный ужас, который не успеваешь понять. Будто лавина сейчас обрушится, но не успеешь даже подумать о том, что не успел подумать. Тяжёлая рука трактирщика хлопнула Компеньяку по плечу и тот поперхнулся. Трактирщик спрашивает, скалясь лицом, но не глазами, надо ли ещё закуски, и ты расцепляешь побелевшие пальцы на подлокотниках. Компеньяка вяло отмахивается от улыбающегося, как акула, хозяина, а ты смотришь на сержанта и видишь, как он смотрит на тебя. Он медленно выдыхает. Что это было? Вам пора.
|
7 |
|
|
|
Как там говорится: "С утра пьют либо аристократы, либо дегенераты"? Так вот аристократом я себя не ощущал в принципе. Трудно было поверить в то, что я сам смогу без чьей-либо помощи допустить подобное развитие событий. Ноги казались одновременно и ватными, и налитыми свинцом. Меня гложит стыд, но, черт побери! Этот сидр не мог не вскружить голову! Утро сверкнуло яркими красками, жизнь, несмотря на всю монотонность и однообразность на мгновенье показалась даже более интересной. Такое странное чувство дает голове алкоголь и сытость. Невероятно. Я так долго держал себя на привязи, столько раз упускал возможность вот так просто весело провести время. Когда-то давно я дал себе обещание никогда не терять головы, что бы не повторить того случая с Маргаретт. Поджав губы я снова кусаю себе за запястье, что бы прогнать дурные мысли, ведь всем вокруг вроде бы весело, я не могу мешать окружающим хорошо проводить время. Жаль, у нас нет музыкальных инструментов, я бы очень хотел хоть в пляс пуститься или завести нестареющую "Песнь о сасскалузских скалолазах". Я по молодости очень любил эту веселую, практически не выговариваемую песню о добрых, но боящихся темноты скалолазах из северных гор. От воспоминаний мое лицо пересекла глупая улыбка, но в общем-то мне было не важно, как сейчас смотрят на меня мои подчиненные. Эх, вот быть хоть раз снова повидаться с Дьюи, Санчесом и Бертой. Воспоминания о наших долгих посиделках у костра в лесу захлестнули мои мысли, я был погружен в них, как младенец, который нежится в любви и заботе материнских рук. Наполненный мыслями я неровно шагал к повозке. Ноги не желали слушаться, но делать было нечего, все же работа и долг превыше плотских желаний. Внезапно в моей голове сверкнула неплохая, как мне показалось, мысль. Я одернул брезент, закрывавший магический груз. Мне вдруг подумалось, что среди всего этого хлама может хотя бы пара полезных в данный момент вещей. И даже если я чем-то более менее безвредным воспользуюсь, то точно этого никто не заметит. Это все равно утиль без описи. Порывшись с пол часа в хламе, пока Компеньяка и Позаранку о чем-то разговаривали перед входом в трактир, я нашел несколько занимательных вещей. Первое, что мне попалось, был небольшой флакон зеленого стекла с деревянной пробкой. На потрепанной и надорванной с одного края этикетки из пожелтевшего картона было написано "....ИДИН ср...о для во....я бодр..и". - То что надо! - победоносно вскрикнул я. Да, меня мало заботили сейчас последствия, прийти в форму было важнее. Но я решил пока отложить находку и посмотреть, что мне еще посчастливится достать из повозки. Дальше мне в руки попался "Дарангйский эликсир". На мое счастье, судьба была ко мне благосклонна, я точно знал, что делать с этим веществом и какие оно имеет свойства. Мать в детстве смазывала мне горло и грудь этим эликсиром, он прекрасно помогал от простуды. И не только. В студенческие годы мне рассказали, что если капнуть это средство под язык, то опьянение проходит мгновенно, но наступает дикое похмелье, так что и эту вещицу я решил приберечь. Третей вещью, которую с большим трудом удалось вытащить из плотно наваленного хлама, оказалась завернутая в плотную холщовую ткань коробка. Мне показалось странным, что она так тщательно запакована. Даже сейчас, когда я не твердо стою на ногах и мысли мои несколько путаются, мне кажется очень подозрительной такая вещь. Тем более что на обратной стороне я обнаружил невскрытую сургучную печать с неизвестным мне гербом. На нем был изображен лев, держащий в зубах какую-то птицу. Размером печать была чуть больше двух сантиметров в диаметре, что достаточно много. Я решил припрятать коробку под сидением, пока не придумаю, как лучше с ней поступить. Но любопытство уже начинало меня распирать. Остальные находки я подобрал и подошел к сержанту и рядовому, все еще продолжавшим о чем-то говорить, и изредка окидывающих меня взглядами. Что они выражали мне было не ясно, но и выяснять мне не хотелось. Мои мысли увлек герб на печати. Что-то в нем было знакомое.
-Сержант, рядовой! - окликнул я своих спутников. - Пора в путь. Я нашел пару снадобий, которые могли бы нам помочь в путешествии, но все же это авантюра.
|
8 |
|
|
|
Ты выходишь на улицу. Белое небо. Белые стены. Блестящая мостовая. Простор нового утра.
|
9 |
|
|
|
- Кони ускакали, - шёпотом, чтобы ты не услышал, говорит Компеньяка и тихо-тихо, дико-дико смеётся. Ты слышишь близкую истерику.
|
10 |
|
|
|
Сержант сплюнул. Моргает, будто вода попала в глаза.
|
11 |
|