'BB'| Die with your boots on: Bang-Bang! | ходы игроков | N5. =ЗАВЕРШЕНА= Перестрелка на перевале Брокен-Тиф (Дэвид Сэмюэль Кригсон против Мурха «Deatach» О’Лоркейна)

      Дока подвела лошадь. Еще утром она испугалась гремучей змеи, шарахнулась в сторону и попала ногой в расселину, которых чем ближе к перевалу, тем становилось больше.
      Лошадь пришлось пристрелить.
      Седло тоже пришлось бросить.
      Оставалось шагать через перевал, по возможности не теряя присутствия духа, и надеяться, что никакая агрессивная живность, вроде кугара, не нападет на одинокого путника. А еще что сегодня — именно тот день, когда дилижанс проезжает по горной дороге.
      Но сегодня был не тот день. Солнце уже садилось за гору, а дилижанс так и не появлялся. Скоро стемнеет, и придется искать ночлег, спать на голых камнях, подложив под голову саквояж. А вода во фляге почти закончилась.
      Такие невеселые мысли могли кружиться в голове у дока, когда он увидел впереди человека. И с первого взгляда понял, что спрашивать у него помощи — не лучшая идея. Потому что человек, с красной рожей и бельмом на глазу, был поразительно похож на "дорожного агента", а проще говоря, бандита.

      О'Лоркейн тоже увидел человека, и тоже не пришел в восторг от увиденного. Костюм, хотя и покрывшийся дорожной пылью, выдавал в незнакомце нездешнего. Явно лощеного. Вполне вероятно — протестанта. Чего доброго, янки. Не исключено, что англичанина и сассанаха. И, если все это так, безусловно, пидора. В придачу, незнакомец таскал саквояж (а значит, возможно, был саквояжником) и целых два револьвера (а значит, возможно, был пижоном!). Можно было поставить доллар против дайма, что в саквояже у него лежат пижонские полосатые носки.
      Мурха шел по этой тропе, потому что он решил не ждать дилижанса. Каждый раз, когда он садился в этот сраный дилижанс, там было хоть топор вешай от северного говорка. И вот, надо же, хоть и пешком пошел, а нарвался на это вот чудо. Стало быть, на все Божья воля.

Поганое завершение поганого дня. В том, что перед ним бандит, мистер Кригсон даже не сомневался. Нет, конечно следовало бы спросить на этот счет мнение двенадцати остолопов, но не когда собственная жизнь на кону.

Однако, чертово воспитание протестовало против того, чтоб просто назначить этому отбросу инъекцию свинца. По джентльменским правилам, следовало бы доставить этого засранца в город, пусть там разбираются, кто он и за что именно его следует повесить. А значит, ему следует предложить сдается. Черт возьми, когда кто сдается в этом богом забытом краю, но предложить следует. Была одна маленькая проблема: Дэвид не был уверен, что человек перед ним действительно разыскиваемый преступник. Но слегка можно поступиться принципами джентльмена, Кригсон решил блефовать.

-- Эй! Я тебя знаю, ты в розыске! Медленно двумя пальцами достань револьвер и брось перед собой. Вздумаешь дернуться -- стреляю! -- Заорал доктор.

Топать милю за милей по пыльной каменистой дороге под палящим солнцем - развлечение на любителя. Особенно, когда во фляге не то, что виски - воды-то в обрез, в брюхе со вчерашнего дня ни маковой росинки, во рту от курева как койоты срали, а правый башмак "просит каши", удерживаемый от полного развала только бечевкой, намотанной поперек стопы. Нет, сэр, таким прогулкам старый Мурха О'Лоркейн был не рад! И от того, что выпадали они на долю Мурхи подозрительно часто, ирландец, понятное дело, "любил" их еще больше.
Словом, к вечеру старик налился злобой, как томат - соком. Покрытый красновато-бурой пылью с ног до головы, усталый и предельно трезвый, он только и искал, на ком бы выместить свое негодование. И появление на дороге другого путника, шагающего с противоположной стороны, оказалось как нельзя кстати.
Облик незнакомца только добавил Мурхе энтузиазма. Он секунду подумал, с чего начать беседу, обещающую стать необычайно содержательной, но франтик внезапно сам окликнул его.
Сказать, что О'Лоркейна рассердили обращенные к нему слова, значит ничего не сказать. Рожа старика вмиг покраснела от прилившей крови - хоть оладьи жарь. Он раззявил искривленный гримасой ненависти рот, и прокаркал:
- Чаво? Ты, паря, чаво кукарекнул? Я тебе, мистер Жопа-в-Полоску, скажу кой-чё получшее! Сымай пояс и сапоги - отделаешься парой плюх. Нет - я сам с тебя сыму!
Рука О'Лоркейна опустилась к поясу, на котором болтался без всякой кобуры, привязанный за скобу спускового крючка веревочкой старый, видавший виды револьвер с блеклыми металлическими частями, и обмотанной бурой от пота и грязи тряпицей рукоятью. Единственный зрячий глаз ирландца ощупывал фигуру визави...

      Два путника стояли на горной дороге и переругивались. Солнце потихоньку покидало их, без особого интереса щурясь из-за кромки щербатых гор. Никто не появлялся, чтобы изменить баланс сил. Да и кому здесь появиться? Кавалерийскому полку? Банде индейцев?
      Мурха по голосу почувствовал, что этот франт настроен серьезно. Может, и пальнет.
      Док по голосу почувствовал, что его визави тоже настроен серьезно. Может, и снимет с него сапоги. Если получится.

Ну что ж. Все правила были соблюдены, противник явным образом повел себя агрессивно -- нужно было делать что задумал. Только в это мгновение до Дэвида дошло, что же он задумал. Его план включал стрельбу по человеку, про которого только казалось, что он живет разбоем. Как же доктор довел до этого, черт возьми? Кригсона прошиб холодный пот. Впрочем, прошиб он его, когда палецы уже тянули спусковые крючки, осознание того, вот что влип ходит медленно, а стрелять жизнь на западе приучает быстро.

Конечно, Мурха не стал дожидаться, чего там франт нарешает на его предложение. Дураков нет. Только лишь худощавый напряг мышц, демонстрируя даже не шевеление ещё, а только намерение пошевелиться, как волосатая рука ирландца вцепилась в рукоятку "Кольта" с такой стремительностью и жадностью, будто это было горлышко бутылки виски. Не целясь, он пальнул прямо от бедра.

      Дальнейшее произошло с молниеносной быстротой.
      Оба оппонента выхватили револьверы и пальнули друг в друга по разу. Пули, отскочив от скал, с душераздирающим визжанием улетели в вечернее небо.
      Доктор, выстрелив наугад, скакунул за скалу, как представитель горной фауны.
      Ирландец, бабхнув от бедра, остался стоять, как представитель местной флоры, парочка каковых и так торчала тут по обе стороны от дороги.
      Один из револьверов доктора дал осечку. Но это было не так уж важно — теперь его защищала горная порода.

Не то воспитание, не то и так рвущееся дыхание помешало мистеру Кригсону вслух выразить, что он думает о конструкторе вот этой конкретной модели револьвера. Было не до того. молодость и верная рука не позволили доктору попасть, черт возьми, он даже не смог первым выстрелить. Все что он смог -- это успеть улизнуть в укрытие, когда враг остался стоять. Ну так этим и надо было пользоваться. За камнем Дэвид развернулся, и вновь открыл огонь из двух стволов. Оставалось надеяться, что из двух.

Мурха почувствовал досаду от промаха. А еще почувствовал, что он, в общем-то, уже не молод, что в боку колет, печень шалит, руки подрагивают, в суставах щелкает, в пояснице стреляет. Что довольно нелепо стоять вот так вот, на полусогнутых, посреди пыльной дороги. И что, в конце концов, задираться с молодежью в почтенном возрасте, это уже не очень-то хорошая идея. Держа руку все так же, у пояса, он пальнул по торчащему из-за камня силуэту головы в шляпе.

      Все, что подумал старый ирландец о своем возрасте, было правдой.
      По крайней мере, пуля тридцать шестого калибра, ударившая его в сердце, подтверждала это.
      Засранец в костюмчике оказался слишком проворным.
      В груди неприятно кольнуло, что-то оборвалось и старина О'Лоркейн выдохнул... И уже не вдохнул.
      Он тяжело грохнулся навзничь оцарапав и без того красное лицо, кепка скатилась с головы.
      Док только увидел, как его противник упал, не успев выстрелить в ответ. На этот раз его револьверы били без осечек.

Казалось, ноги сами выносят доктора из-за камня и несут к рухнувшему без движения противнику. Что он собирается делать, Дэвид сам бы толком не мог объяснить: то ли добить, то ли помощь оказать. Впрочем, едва очутившись над лежавшем в пыли бандитом, доктор понял, что нет необходимости ни в том ни в другом. Мертв, мертвее некуда.

Нда-с, это было совсем не то же самое, что убитый противник на войне. И дело не в том, что на войне был молодой пехотный лейтенант, по сути неоперившийся юнец, призванный после первого курса Гарварда -- Дэвид Кригсон. Мистер Кригсон-теперешний повидал чуть больше, понимал чуть больше. Как доктор повидал жизнь с разных сторон, и имел куда меньше склонности мыслить в терминах черное-белое. Опять же, в кого следует стрелять на войне, решение принято кем-то другим, здесь же -- смотри, не отводи взгляда: перестрелку с этим человеком решил затеять ты. Вот решение, вот его последствия, получите и распишитесь.

Впрочем, мысль, что путник наверняка был бандитом, как-то сглаживала чувство вины. Осматривая тело бродяги доктор почти убедил себя в своей версии насчет рода его занятий этого субъекта. Уж точно не честный благообразный труд, который протестанты считают основой морали. Дэвид даже обшарил карманы покойника. Не чтоб что-то присвоить себе, упаси боже, а чтоб получить подтверждения своей догадке. Хотя, кто разберет, что должно быть при себе у дорожного грабителя? Револьвер Кригсон решил забрать себе, нечего оставлять такие вещи валяться без присмотра, остальное пусть останется при покойнике.

Все недолгие сумерки и часть ночи почтенный доктор таскал камни, пока не насыпал добротную горку над телом: лопаты не было, да и едва ли она помогла бы на скалах. Тем не менее, последнее право погибшего в честном бою -- быть погребенным по-человечески.