ℕℝ: Возвращение в Нью-Рэйвенвуд | ходы игроков | Лесной пейзаж

Как обычно оскорбленный снисходительным тоном своего дяди Каин категорически отказывался это признавать, но в последнее время он уверенно двигался в «правильном» направлении. Вплоть до того что его трансформация в «приличного» мага вполне могла пройти за гораздо более короткие скоки чем упомянутые Максимилианом две сотни лет.
День когда Стейнар вдохнул жизнь в последнее из своих «величайших творений» и впоследствии принял решение перестать быть «нищим рисовакой» ознаменовал начало гораздо более фундаментальных изменений в нем самом. После оживления Инкурсии Каину стало весьма нехарактерно просто отступить на задний план пропуская вперёд своё создание, словно то вобрало в себя приличную часть его жажды внимания. Было ли это исключительно психологической заморочкой или он и в самом деле вложил в неё часть своей души колдун не задумывался, хотя и замечал сами изменения. Помимо этого немалую роль сыграло ничто иное как одобренный дядей костюм, опять же задумайся художник на тему влияния внешности на мышление живых картин он возможно пришёл к какому-то выводу, однако во-первых перемены его устраивали, во-вторых были списаны на привычку и его «волевое» решение начать играть по правилам именуемым общественными нормами.

Основа что делал Каина Стейнара Каином Стейнаром осталась без изменений, в частности вызываемое Вдохновением возбуждение сопровождаемое торопливой с хаотично скачущим тоном речью и маниакально горящими глазами. Именно в таком состоянии художник, позже вечером уже после закрытия, принялся за объяснение химере ситуации.
Инкурсиа привычно отдыхающая после тяжёлых трудов слушала размахивающего для убедительности руками метающегося по мастерской создателя развалившись на массивном и мягком свеженарисованном кресле. И любуясь собой поглядывая в установленное рядом зеркало. Её изменения не затронули форму тела, но сделали его более блистательным в основном в буквальном смысле. Блестели казалось мягко светящиеся ранее просто серые, а теперь серебряные волосы, словно не желая уступать волосам блестела алого оттенка чешуя на руках и щупальцах, но и те и другие проигрывали теперь по-настоящему светящимся рубинам глаз.
Мельтешащий хозяин, когда тот в очередной раз приблизился что бы для убедительности наклониться и заглянуть в химере в глаза, был сграбастан и уговорен пустить избыток энергии на рисование Инкурсии нового платья прямо на ней. Обязательно блестящего и украшенного драгоценностями что бы хотя бы частично компенсировать то что она была лишена полагавшихся ей блестяшек. На самом деле Вторженка пусть и старательно скрывала это делая вид что по-прежнему дуется, все ещё не отошла от экстаза вызванного процессом своего «улучшения». О том что об остатках «яда» недосуккубы забыли как о страшном сне не стоило даже упоминания, Инкурсия чувствовала себя уютнее, увереннее и сильнее чем когда либо. И в какой-то момент окончательно перестала разбирать в непрерывном потоке информации о магах, волшебном обществе в целом и грандиозных успехах прошлого самого художника отдельные слова. А потом заснула.

Поглощённого в собственный рассказ Каина это обстоятельство ничуть не обидело, однако помогло немного успокоиться и задуматься о своих текущих планах, усевшись на подлокотнике кресла. Считая себя человеком эксцентричным и вдохновлённым как и полагается людям Искусства, он отнюдь не собирался скатываться в безумие и неадекват. В особенности недавно столкнувшись с великолепным примером саморазрушительной невменяемости. Слава была и осталась его главной целью, будь по популярность среди бездарей или уважение просвещённых личностей, однако как ему напомнил дядя следовало задуматься о безопасности своей собственности. Неприятно но факт - плевать на существование в городе различных потенциально имеющих претензии к его успеху сил казалось уже не такой хорошей идеей. Ему не помешали бы союзники, а ещё лучше больше силы. Или просто силы, личного могущества о котором он ранее не особенно задумывался. Основа этого могущества — краска и не помешало бы озаботить приличным количеством удовлетворительного качества сырья. В противном случе его фантазии были все ещё ограничены ресурсами, а вариант «эффективно и экономно» использовать уже доступное был смехотворно возмутителен.
Первым потенциальным источником сырья пришедшем в голову был Хай-Бресейльский Лес. Будет ли он договариваться с его обитателями или в наглую украдёт что-нибудь подходящее для создания плантации где-то в городе он ещё не решил, для начала, демонстротивно массируя виски, попытавшись вспомнить все известные ему более-менее реалистичные способы попасть туда.

Как ни странно, после некоторой доли размышления, Каин пришел к выводу, что попасть в Хай-Бресейль не составит ни малейшего труда. Конечно, сам художник не обладал достаточными навыками, чтобы по своей воле проложить путь из одного мира в другой. Но в бытность свою магом-наркоманом он имел возможность повстречать на социальном дне магического мира не одного и не двух фейри, весьма склонных к тому же пороку, а значит найти их и вытрясти расположение новых «нор» с помощью грубой силы, или банально подкупив дозой, было не слишком сложной задачей.

В целом, при желании, он даже мог примерно вычислить место своего прибытия, в случае если хотел оказаться поблизости от резиденции одно из представителей: Круглой Поляне для Лета, или грубо выточенного из камня Скального Замка для Зимы. Некоторые сомнения вызывал «правовой статус» его вторжения. Фейри, следовавшие запутанному и сложному кодексу чести, как правило были не слишком мягкими с теми, кто явился к ним без приглашения, особенно для того, чтобы что-то взять. Так что, подобное сафари всегда было сопряжено с весьма высоким риском стать удобрением или охотничьим трофеем.

Можно было, конечно, попытаться добиться официального приглашения, делающего «гостя» Хай-Бреселя фактически неуязвимым до тех пор, пока он не совершает совсем уж грубых ошибок, которые позволили бы потребовать от него персональной сатисфакции. Однако, на таком уровне связей у Каина не было, и это значило бы, что скорее всего за этим придется идти на поклон к Дяде. Тот, скорее всего, не откажет, но за «любимым» племянничком образуется должок. Да и эти его снисходительные взгляды…