🕷️ Ответы без вопросов: Побег в никуда | ходы игроков | Ночь заговоров

Руки затерпли от не совсем удобного положения сна. Но Ларкина это волновало меньше всего. Попытался после пробуждения сделать что-то с непослушными волосами, которые после лежания на подушке теперь торчали в разные стороны, но получалось плохо. Лишний раз зевнув, парень соскочил с кровати, лишь потом вспомнив, что должен же делать это тихо! Потому на миг затихнув на месте стал прислушиваться. Голоса, шепот, какой-то скрип. Окно?
Оглянувшись вокруг Пэрл быстро ухватился за котомок, который был надежно спрятан к времени бегства. Лишь бы не оказалось, что он опоздал! Как можно тише парень побрел к выходу из комнаты.

Он не мог опоздать. Но, в конце концов, даже если он на какую-то минуту и задремал - не могли же все его бросить?

Конечно, Ларкин мог сходу представить - кто из воспитанников с легкостью, а то и с тайной тихой радостью бросил бы его, "совершенно случайно" не заметив его сна. Но не все же! Кое-с-кем он сошелся довольно неплохо, и нельзя было себе представить, чтобы ни одна душа его не разбудила и не позвала добродушным пинком по сетке кровати.

Нет, они все еще просто готовятся к побегу. А потом снова соберутся в спальне, окончательно упакуют добытые ценности и решат, куда же в самом деле двигать. Кажется, у кого-то в соседнем округе жили дальние родственники.

Но сидеть и ждать, когда кто-нибудь возвратится, было невмоготу. Опять же, если выяснится, что Ларкин сидел, как буржуй, и ждал, пока все снесут ему добычу - о, нет, в приюте так не делается.

И парень, стараясь ступать как можно тише, вышел в коридор.

Замер на миг - темень непроглядная. Лишь завывания ветра в оконных щелях.

Бабах! - как выстрел.

В спальне с треском захлопнулось окно.

И стало еще тише, если только это возможно. Очень тихо. Даже обычные шорохи дома - скрип старых стен, шуршание насекомых где-то под обивкой, капель воды из кухонного крана - затаились, замерли.

Ларкин Пэрл знал коридор, как свои пять пальцев. Что сложного? Вправо - тупик, окно во двор, наглухо задраенное ставнями. Влево - лестница вниз. По левой стороне коридора - только сиротская спальня. По правой - две обычно запертые комнаты, "музеи". Якобы там когда-то обитали родные отпрыски Блэквудов, а теперь мамаша раз в неделю по четвергам ходит туда с ведром и тряпкой - наводить блеск и чистоту. Между прочим, весь остальной дом приходится надраивать воспитанникам под строгими окриками Блэквудши, а эти комнаты она приводит в порядок сама. Эти комнаты да еще хозяйскую спальню, что на первом этаже от лестницы влево

Туда, в хозяйскую спальню, направлялись троица - рыжие и Мутон. И, кажется, младший Риган с ними увязался, оторвавшись от своего старшего брата. Однако, судя по тому, что никого еще не убивают, мамаша Блэквуд не орет и не скандалит, то их еще не поймали.

Кухня тоже на первом этаже - от лестницы вправо. И оттуда тоже не доносится ни звука.
Почему-то.
Не слышно даже шагов.
Совершенно ничего не слышно.
Даже биения сердца?

В районе шеи почему-то резко похолодело. Ларкин даже рукой провел по затылку, чтобы проверить что это. Оглянулся на всякий случай назад. Кровать и полутемнота. В какой-то миг померещились тени там в углу.
Но это просто кажется. Наверняка просто кажется.
Не выспался. Переработал.
Скорее всего.
Потому опять повернулся к коридорчику. К вариантам и возможностям. Как вдруг звук. Резкий! Как взрыв. Пэрл даже пригнулся от неожиданности. Присел.
Затих. Словно в засаде.
А на самом деле в мыслях. О том что делать. Куда идти. Сейчас ведь Ларкин стоял на развилке. Это ведь теперь не просто коридор, который сирота знал как себя самого. Это была дорога в его будущее. В то, что с ним будет. Его судьба сейчас зависела от маленького, совсем скромного решения. Что делать. Куда идти.
Опять холод на затылке. Кровать позади. Теплая. Мягкая. Знакомая. Как и вся жизнь в этом доме.
Мотнул лишь головой, сбивая мысли в кучу. Схватил свой котомок с пожитками скромными по крепче. Нет. Решение принято.
В этот раз Ларкин поступит так, как хочет он сам. Пойдет вперед. Вырав свой путь. И все равно на то, что и как получится у других.

Дорога в будущее. Вот так, ни больше и не меньше. Каким-то неведомым шестым, седьмым, восьмым чувством Ларкин понял это. Почуял нутром, душой. Проще всего сейчас вернуться в привычную кровать. К привычному быту, к работе. К бесконечным понуканиям от Блэквудши, к ожиданиям очередной серии уколов от Доктора Блэквуда, к утреннему "Фуух, пронесло". К сиротскому скудному и черствому, но все же регулярному куску хлеба и даже с кашей. К пересмеиваниям и перешептываниям. К бесконечным планам: "Вот я подрасту, вот я стану сильным, вот я, вот я..."

Это была, честно говоря, дрянная жизнь Но она была привычной и почти безопасной. Еда и одежонка всегда имелись, а к рабству можно и привыкнуть. Да что там, они к нему УЖЕ привыкли. Лишь крошечная искорка тлела в них, крошечная искорка, которой, наверное, суждено было угаснуть, если бы не сегодняшняя ночь. Самая длинная ночь в году. Когда круто поворачивается колесо судьбы, и каждый выбирает себе дорогу. Сам.

А ночь... Она длится и длится, окутывает тишиной, обещая несбыточное.

Ларкин сделал первый шаг. Он самый трудный. Еще ничего не изменилось, ничего. Только один шажок - всего несколько дюймов в сторону кухни. А колесо лишь чуть шевельнулось. Но судьба Перла уже никогда не будет прежней. И сам он - уже не будет тем покорным мальчишкой.

Шаг, второй - тихо, чтобы не спугнуть тишину. Какого черта так тихо в доме, даже ветра не слышно? В такую погоду он должен завывать, как дьявол в печной трубе.

Скрипнула половица, заставляя обмереть на месте. Стук сердца. Тишина. Никого. Еще несколько шагов - и опять скрип.

Шаг за шагом, крадучись, вжимаясь в стену, замирая Ларкин продвигался к лестнице. Послушав минуту - нет, нет, всё тихо - двинулся дальше.

Кухонная дверь оказалась открыта. Распахнута настежь, обещая целые пуды угощений. А запахи! Чем тут только не пахло! Тушеным мясом, сливовым сладким пирогом, пряностями! Здесь пахло настоящим пиром!

И тихая мелодия флейты. Она насвистывала едва слышно ласково и нежно, вытекая откуда-то из глубины, от ледника, серебристо звеня над большой чисто выскобленной кухней. Чересчур слишком большой, это все из-за темноты, наверное. Ларкину показалось, что днем вотчина Бетси выглядела гораздо более тесной.

Ларкин застыл. Встал как вкопанный. Сжался опять внутри, словно сидит в чулане, а леди Блэквуд вот-вот откроет дверь и застанет его там. И в тишине этой, тишине страха и отчаяния от сделанного наконец выбора, под скрип разбитой двери и старого пола зазвучал далекий колокол потери. Или великая мелодия находки?
Флейта.
В сосудах, по всему телу, кровь кровь на грани закипания, в уме все роится и копошится, словно если большой состав слетает с рельс, не дотянув до станции, а машинист все мечется по кабине в поисках последнего решения. Правильного? Есть ли оно, правильное решение в такой ситуации?
Пэрл не знал. Он и не знал, каково это, слетающий с рельс поезд. Это ему кто-то из парней кто-то рассказывал историю о таком. Кажется тогда сами рельсы подорвали бандиты. Или краснокожие. Апачи? Не важно все это.
Важен был тот запах, что затмил обоняние парня. Он готов вдыхать его до головокружения, гореть за это в аду, который каждую пятницу и среду обещали Блэквуды, до полного самосожжения. И музыка. Эта мелодия влекла за собой, а потом заставляла перестать дышать, чтобы почувствовать как тихо замерла Вселенная.
Кухня казалась другой. Словно это не поместье Блэквудов, а какое-то другое помещение. Что то иное, не от мира сего. Запах. Флейта. Темнота. И звон нового, непонятного.
Ларкин легонько толкнул дверцу, чтобы войти наконец в кухню. Тихонечко, на самых цыпочках, оглядываясь по всем сторонам.
- Пс, - как бы к флэйте обращаясь, начал Пэрл, - Кто тут?
Вопрос у темноты. У неизвестности. И хотя сирота пытался спросить это как можно тише, его шепот казался громом среди ясного неба.
По крайней мере ему самому.

Дверь распахнулась без скрипа, будто ждала легкого толчка Пэрла, и мальчик вошел в кухню.

Тихо, на кончиках пальцев. И шепот, едва слышный, заставил вздрогнуть его самого.

- Кто тут? - Эхом вернулся к нему вопрос. Чуть вздрогнули, зазвенев, чашки с тарелками.

- Кто тут? - брякнули кастрюли котелки, выстроившиеся на полках

- Кто тут? - в унисон отозвались ложки в ящике.

Кроме эха, звоном раскатившегося по кухне, никто не ответил Ларкину. Только флейта - но было ли это ответом?

Мелодия продолжала нежно шептать и насвистывать, легко переливаясь в ночном полумраке.

И никого, кто мог бы на ней играть. Только шкафы и буфеты, и корзины, и ларь с мукой, а еще чисто выскобленный стол и стулья, но нет ни души. А может быть, только душа, одна чистая душа, без тела - витает тут, изливаясь музыкой?

И кухня, окутанная мелодией, стала больше, светлее, чище. Еще больше. Просторный овальный стол, накрытый хрустящей узорной скатертью. Высоченные шкафы на гнутых ножках с инкрустацией, возносящиеся до потолка. Чисто отдраенная посуда, выстроенная по ранжиру, поблескивает медными боками. Стулья с резными спинками - целый пиршественный зал.

И запах! Он стал еще сильнее, дразня, щекоча нос, маня обещанием вкусной, по-настоящему вкусной еды. Бетси действительно отлично стряпает - для Блэквудов. Им достается и запеченная с базиликом индейка, и куриный пирог с грибами, и щедрый наваристый мясной суп с луком, в котором стоит ложка, и густые сливки, и вишневая шарлотка - всё им, только им.

Вот и сейчас, пахнет. Бесподобно пахнет. Теплой выпечкой, мясом с пряностями, свежими яблоками. Не теми подгнившими кисловатыми, которые иногда перепадают воспитанникам после переборки урожая, а настоящими, крепкими, сочными. Вот она, корзина, у самых ног. И булочки, конечно, это булочки с корицей, накрытые белой холщовой тканью, остывают на буфете.

Но где же Марси и Джон? Они должны были пойти на кухню. Даже в большой кухне они не могут потеряться. И Ларкин совершенно точно не слышал никаких звуков скандала - а если бы их обнаружили, то дом бы уже стоял на ушах.

Нет, ничего и никого, только флейта, тихо поющая Пэрлу. Оттуда, из дальнего конца комнаты, где под окном всегда находился ледник.

Застыл Ларкин. Вслушивался. Всматривался. Вытянулась реальность, ощетинилась фантазия. Что это? Кухня? Или дворец пряностей и сладостей? Храм вкуса и готовки.
Всматривался парень в тарелки, ложки, вилки. Пытался понять, что это? Разве могут тут, в этой обители готовить каши и капусту, которыми так и напихали их все это время? Среди всего этого, среди прекрасного и чудесного? Сколько всего вкусного и неповторимого можно сотворить, потянись только умелая рука к нужным инструментам... Нос приятно щекотали запахи пряностей. Живот предательски сводило от желания отведать булочек, пирожных, даже супа.
Сжал покрепче котомок в руках, со скромными пожитками. Может чего добавить туда? Нет. Не двинулся дальше с места.
Вслушивался парень в темноту. Пытался распознать мелодию, угадать тон, мотив. Флейта, дивный инструмент манящий откуда-то из дали и неизвестности. Кто играет и зачем? Почему сейчас, когда так нужно быть тише рыбы, ниже травы? Где остальные ребята, с которыми Пэрл должен был бежать? Столько вопросов и так мало ответов.
А еще эта темнота. Странная и леденящая все внутри. И легкая дымка от луны, что пробивается сквозь стекло дальнего окна. Как раз оттуда и доносятся мелодии, завораживающие ухо и дух.
Что делать?

Мелодия флейты - легкая, зыбкая - витала в воздухе, то затихая до неуловимости, то вновь распускаясь божественно прекрасным цветком. Незнакомая, чистая, нежная - как жаворонок в летней утреннем небе. Как капли дождя над звенящим ручьем. Как шепот увядающей листвы в осеннем лесу. Вот, кажется, ты уловил тональность и ритм, но нет. Она ускользнула вновь, засвиристела трелями-пикколо, запрыгала журчанием по камушкам, заплакала тающей сосулькой.

Пэрл заглянул в корзину. Полнёхонька. Взять яблочко? Запросто, никто и не заметит. Наливное, крутобокое, душистое, сочное, румяное. И булочки, булочки. Ларкин приподнял выбеленную холщовую салфетку - целая груда пышных свежих булочек. Ваниль и корица - так сладко пахнут. Еще чуть тёплые, мягкие, с глянцевито отливающей корочкой, смазанной взбитым яйцом с сахарной пудрой. Как может удержаться вечно голодный паренек? Да еще когда никто не видит. Никто ведь? Нет, Пэрл тут совершенно один.

Ларкин схватил булочку, осторожно откусил маленький кусочек, тающий во рту. Бесподобно, на самом деле бесподобно. Что может быть вкуснее? Только еще две такие булочки! И Пэрл решительно взял ещё несколько штук - про запас.

И направился к окну - туда, откуда пела флейта. Звук совершенно явственно лился из ледника. Тяжелая дубовая крышка с витой медной ручкой, затертой до красно-золотого блеска. Открытый засов. Сквозь тонкую щель пробивалась чуть заметная полоска света. И зовущая мелодия, сквозь которую смутно слышалось что-то вроде:
"Ложкой свет мешая
Тётушка большая
Ужин приготовит из вас.. хо-хо... для ва-ас"

Булочка оказалась вкусной. Приятной, сладкой, теплой. Ларкин расплылся в улыбке. Давно, кажется, уже не ел такой вкуснотищи. Быстро пережевывая подарочек от неведомого повара, парень шел дальше. На звук. Музыка флейты плавно перешла в песню. Строчки этого пения казались смутно знакомыми, но Пэрл так и не мог вспомнить ни где мог слышать ее, ни какие слова следовали дальше. Так бывает, когда вот, крутится на языке, а сказать не можешь.
Подойдя к леднику, который находился рядом с тем самым окном, сквозь которое нужно было совершить побег, сирота остановился. Стоял выбор о том, что делать дальше. Взяв котомок в руки полезать прочь отсюда, али заглянуть за дверь, проверить кто это там такой смелый что поет песни среди ночи. В темнице Блэквудов то! Вот уж сам Ларкин бы не стал допускать такой возможности. Это ж как минимум тетушка может сейчас встать и начать наводить рейвах и насилие. Или "порядок" как она говорит сама.
— Эй! — в сторону поющего голоса, — Тихо там! А то лихо разбудишь!
Осталось надеяться, что его поймут, не смотря на полный рот. Булочка уж больно вкусная.

Пэрл замер меж двух дверей, фигурально выражаясь. Одна дверь была не совсем дверь, потому что это было окно. Но если через него можно выйти - то это тоже своего рода дверь. Она вела бы во двор. Скорее всего, хотя, конечно, нельзя быть ни в чем уверенным. Ведь куда-то девались все приютские товарищи.
Вторая дверь была тоже необычная. Строго говоря, она была крышкой ледника, но она тоже вела куда-то. Куда-то туда, откуда звенела, то нарываясь, то затихая - как сейчас - флейта, откуда густое контральто весело напевало плотоядную песенку.

Ларкин окликнул этот незнакомый голос - и песня стихла. Зато раздалось удивленное восклицание и вслед за тем приглушенно и не совсем внятно:
- Эй! Ты где прячешься? Иди сюда!

— Это не я прячусь! — возразил Ларкин, все еще дожевывая булочку, — А ты!
Темнота, тишина. Флейта пропала, пение прекратилось, лишь голос. Непонятный и незнакомый. Почему незнакомый? Кто тут может быть кроме ребят и Блэквудов? Что происходит? Может это кого-то пригласили, чтобы пир этот весь наготовить, вот один из этих поваров и пел? Но почему ночью? Что тут вообще происходит? Так много вопросов и так мало времени, чтобы о них думать. Особенно, когда во рту такая вкусная булочка. Закончив с ее поеданием, Пэрл оглянулся.
— Сама иди сюда, — почему-то у парня была железная уверенность в том, что голос принадлежит особи женского пола — И кто ты вообще? — добавил чуть погодя сирота.

Ответом Пэрлу был грудной раскатистый смех и невнятное бормотание, слова разобрать не удалось. То ли неведомая собеседница говорила с кем-то еще, то ли не собиралась идти к Ларкину, то ли просто не пожелала болтать сквозь закрытый люк ледника, что было бы неудивительным, слышно было действительно не очень-то хорошо.

— Э? — непонимание застыло на лице у сироты.
И что это было? Кто это был? И вообще, зачем сидеть в леднике? Слишком много вопросов от которых в общей сложности голова уже кругом шла. Пэрл взглянул на окно. Потом на котомок в руках. Проглотил наконец последний кусок булочки сдобной и полез вперед. К окну. На улицу. На свободу. Свой выбор он сделал еще там, в комнате. Где его звала теплая и мягкая постель. И сейчас менять решение было поздно.
Вперед и вверх, Ларкин. Прочь от Блэквудов. К встрече с улицей и проблемами. У тебя все получится.

С трудом отодвинув заевшие шпингалеты - окно не открывалось с начала осени - Ларкин вскарабкался на подоконник и, прижав покрепче котомку с нехитрым скарбом, сиганул в окно. Ветер прощально хлопнул ставнями за спиной Пэрла и бросил горсть дождя ему в лицо.

Странно, но окно оказалось довольно-таки высоко над землей - выше человеческого роста. Раньше Ларкин такого не замечал. Ночь и темнота - они играют странные шутки. Всё кажется немного другим. И сад тоже.
Где раскоряченная груша, сарай, конюшня? Паренек повертел головой, пытаясь что-то разглядеть в густом мокром ночном сумраке.

Окно кухни выходило во двор - в сторону ворот. В ни ворот, ни забора, ни знакомых построек справа Пэрл не видел. Густо посаженные деревья, мокрая трава под ногами, шелест опавших листьев и влажный запах хвои, смешанный с чем-то пряно-сладким.

Несколько шагов вперед - в сторону ворот. Вернее, в ту сторону, где ожидалось найти ворота. Частые капли дождя, норовящие пролезть за шиворот и там мокро-холодно стекать по теплой спине. Затянутое тучами небо без единого проблеска звезд.

Под ногами Пэрла захрустела гравием дорожка, по бокам усаженная поздними хризантемами. Куда она ведет? Во дворе Блэков не было никаких дорожек. И хризантем тоже не было.

Холод и слякоть. Вот уж чего не хватало Ларкину в этом месте, так это испорченной погоды. Хорошо хоть на сытый желудок пошел. А то совсем уж печально бы тогда все было. Того гляди и пришлось бы назад поворачивать. А как потом объяснить мокрую одежду? Да и недостаток на кухне? Слишком много вопросов, а за ними неизбежные проблемы. Не, не стоит оно того.
Поежившись немного, двинул дальше по тропинке парень. Куда-то же она ведет? Не зря же кто-то вытоптал ее таки. Только вот хризантемы эти смущали Пэрла. Какие-то не такие. Не то. Потому шагая вперед, он то и делал что сбивал их. До каких дотянется. Выбивал из них всю дурь. Уж если убегать, то с концами!

Невинные хризантемы роняли лепестки, рассыпая их по мокрой земле золотым и белым дождем.

Впрочем, в темноте все лепестки казались серыми, лишь в неверном свете луны, иногда проглядывающей из облаков, можно было угадать различие оттенков. Тропинка петляла между деревьями - что, такой огромный двор? С каких пор? Или Пэрл не заметил, как миновал блэквудский заборчик? Впрочем, заборчик был вполне добротный, но это еще не значит, что он станет непреодолимым препятствием на пути к свободе. Нет, невозможно. То, что он еще не вышел за пределы двора, это совершенно точно. За забором - раскисшая осенняя дорога с унылым пустырем по обе стороны.

Вот, кажется забор почти рядом.

Да, точно.

Забор.

Высоченная ограда, сложенная из тяжелых замшелых валунов, предстала взору беглеца. Мокрые камни, обтесанные в незапамятные времена, плотно уложены друг на друга. Взобраться по ним не проще, чем взбежать по вертикальной стене.

И в этот самый миг мощное тяжелое тело с уханьем перелетело через забор и приземлилось недалеко от паренька, сверкнув в лунном свете длинной серебристой шерстью и медальоном на мощной груди зверя. И через миг-другой - еще одно.