Там, где заканчивается мирЪ | ходы игроков | Глава 2. Перемены

Наташа мялась у двери, переступая с ноги на ногу, все представляла, как зайдет туда, в эту обитель забытья и тусклого ожидания живой души, и понимала, что заходить туда отчаянно не хочет.

- Эй, барсук, чего притих? Иди первым, - уверенным голосом произнесла Наташа и подтолкнула животину, а когда настала ее очередь входить, она внимательно оглядела окрестности за спиной на предмет слежки.

Где-то бродит убийца. Она чувствует это, как звери, по чьему следу идет зверь, чувствуют, приближение фатума. Сердце их заходится в истерике, в то время как все вокруг кажется слишком тихим и умиротворенным. Наташа тоже чувствует его, будто лань, вглядывающаяся в высокую траву. Знает ли убийца, кого ищет? Видел ли он ее вживую? И как долго собирается идти следом, прежде чем убить?

Все эти вопросы и предчувствия не дают ей покоя. Не дают выдохнуть, не дают расслабиться. Она, будто струнка, натянута, напряжена. И вот уже входит в дом, осторожно касаясь старых половиц.

И в общем-то Наташка была права что не осталась снаружи, а пошла внутрь.
Остаться одной снаружи, в большом темном тоннеле, заполненным ЭТИМ САМЫМ, которое появляется на смену живым людям и зверям. Этим самым горьким и мерзким, разваливающимся, подсматривающем, хлюпающем сырыми каплями, - кап-кап-кап - это было бы пожалуй слишком!

Скрииииии! Взорвалась противным визгом старая дверь оглашая темные окрестности своим противным воем. Краска на двери была облупленная, вспученная трещинами и покрытая плесенью. Бледно голубая такая красочка совсем даже не веселая, а скорее предупреждающая. Правда непонятно, о чем предупреждающая…Но грязноватый цвет был из серии: «Осторожнее, не доверяй разрухе и не расслабляйся». Когда-то краска быа замечательно голубого цвета - цвета, что напоминал о небе и веселых облачках, а теперь краска посерела, вылиняла и превратилась не то в гнойную зелень, не то в трупную голубизну.

БОМ-БОМ-БОМ, прошлепал Барсук след в след. Осторожный тип – вперед-то не спешил лезть!
- Фтрафно, вот и притих…братец Бо говорил, будто…
- А и не страшно совсем, пускай Бо еще поговорит а мы его и слушать не будем! Бом-брамсели, штепсели, вексели, вперед на абордаж!!!

Лис со смаком наподдал плачущей двери и ворвался внутрь.
Наташу обдало облачком пыли, захотелось кашлять, а потом она увидела домик изнутри: большая крутая лестница на верхний этаж, темная прихожая и две комнаты – одна по коридорчику направо, другая налево.
Поставив фонарик со свечой на пол, Лис со смехом бросился куда-то вправо. Некоторое время было слышно как он там чем-то звенит и гремит, а потом всё стихло.

- Бо фкафал что он запрятал хабар на чердаке. Таааам, - дрожащий палец указал куда-то вверх. – Под крыыыыфей!

- А ну-ка, милый, метнись наверх сам, - обратилась Наташа к барсуку, - А то я смотрю, трусишь ты, как заяц. Я не доверяю уже тебе. Заманил нас в этот страшный дом, а теперь еще и сами идите и сами все берите. Давай, вперед!
- Лис! Не трогай там ничего, мы не знаем, насколько тут все безопасно.

В доме было мерзенько. Тут и там скрипели половицы, цепляла одежду облупившаяся краска. Все в этом доме пришло в упадок, в эдакий грустный упадок, словно смертельная болезнь захватила дом, и он, затосковав, собирался умереть от грусти. И костлявыми досками похоронить себя вместе с ними.

- К черту все, сама пойду, - неожиданно даже для самой себя, произнесла Наташа, и направилась на второй этаж, обмирая сердцем.

Крутая лестница скрипела как сотня мучеников в аду. Половицы распевали на все голоса о своей тяжкой жизни и тяжелой ноше, о том, как давно по ним никто не ходил и не бегал. Каждая досочка в доме, каждая рухлядь и дрянь мечтала о счастье. Мечтала о домашнем тепле и уюте, мечтала о детском смехе и тихих семейных вечерах. Но ничего, ничегошеньки не могла дать им Наташа. Она только упрямо поднималась по лестнице, крепче цепляясь за перила, чтобы не свалиться от страха кубарем обратно на первый этаж.

В страшных сказках бывают такие места, когда тебе очень страшно, а бывают места, когда тебе вроде и не страшно совсем - когда все буднично и вполне обыденно. И ты думаешь, сдерживая сладкий свой и вольный зевок рвущийся наружу: "Ну, давай же автор, мать твою за ногу, давай же, расстарайся уже!"
Вот и подъем по старой лестнице относился скорее к скучным событиям, чем к событиям драматичным.

...Ступени выли и орали как сотни мартовских котов разом, обои пахли плесенью и подгоревшей кашей - это как водится. Кислятина с запахом борща! На месте старых фоторамок и картин зияли белые прямоугольники, а пыль набиваясь в грудь щекотала ноздри.

В какой-то момент рука Наташки угодила в какую-то липкую плесневелую гадость: то ли варенье разлили, то ли кровь...Тут не поймешь! Оно - черное, плесневелое и комковатое могло являться чем угодно - может это запекшийся человечий мозг, или просто вишневое варенье с косточками, которое зачем-то вылили на перила лестницы.
Черная дорожка перемазанная липкой комковатой субстанцией - эта интригующая дорожка уходила куда-то на второй этаж, прячась за порогом выгнутой дугой двери.
То есть дерево не склонно выгибаться полусферой и кипеть пузырями, это каждая кримха знает же! Ну а это дерево выгибалось и кипело - казалось будто дверь в какое-то время превратилась в мягкий пластилин, кто-то хорошенько побил по этому пластилину с той стороны, а потом дверь снова затвердела плотным деревом.

В общем такая была себе дверь. Интересненькая!

К счастью, Наташе нужно было посетить чердак а не эту милую комнатку, на очень милом втором этаже.
На чердак!
...Но комковатая, липкая, черная дорожка поросшая плесенью ныряла под запертую дверь, заманивая сотней вопросов, главный из которых был: А может откроешь?

Наташка была любопытная, но Наташка была не дура. Она поежилась, угодив в липкую черную не то смолу, не то патоку, и быстро проследила, куда ведет липкий след. Странная субстанция скрывалась за порогом выгнутой дугой двери. Будто и не дерево то было вовсе, а похожий на него пластик или чего подобное. Любопытная Наташка быстро смекнула, что любопытство штука страшная и ежели ей поддаться, можно натворить много дел. А потому, запомнив маршрут, она принялась спускаться вниз, на поиски Лиса и барсука, чтобы спросить о том, что это за черное такое и что за той дверью.
- Эй, Лис! Барсук! Где вы? Идите сюда! Посмотрите, что я нашла!
Почему-то Натке в тот момент, когда она спускалась по лестнице, подумалось, что, возможно, это и есть та самая зараза: эта черная не то смола, не то патока. Что она вот так заползала черной дрянью в дома и заражала бешенством зверят. Глупости конечно, и с чего ей так думать? А мысли все равно, так или иначе, возвращались к этой догадке. Не, ну а вдруг?

Зараза. Бешенство. Воплотившая разруха.
А может в каждом брошенном доме, в каждой брошенной и безжизненной комнате начинает проступать такое? Оно приходит на смену людям - неизбежно, страшно. Оно выходит из темноты - сначала плесенью да пылью, разбитой посудой и осколками кипучей жизни что отгремела давным-давно. Потом тягучая смола выступает на поверхность, словно бы предупреждая о зарождающейся здесь болезни. А потом Убийца. Зараза. Грязь. То, чему нет места в нашей живой вселенной.

То, чему нет места нигде и никогда.

Такое нельзя впускать в мир! Такое нужно выжигать, выпалывать, уничтожать без остатка. А оно есть. И Королю здешнему нет до этого ужаса ровно никакого дела.

...
Никакого дела до местной жути. Хотя в этот мир пытается влезть
Е
Ч
Т
О
!...

Барсук обнаружился довольно быстро - этот засранец воровал! Лазил по углам и набивал себе карманы каким-то хламом

- А фто? Братец Бо любит кофда я добычу приношу!

Лис был обнаружен ровно за тем же самым занятием, но выглядел куда более поэтически и занимался грабежом в каком-то своем особенном залихватском стиле. На голову Лис одел порванную дамскую шляпку с пером, а на шее у него красовалось ожерелье из прищепок.

- Все на абордаж, юная леди! Этот дом настоящая сокровищница хана-султана Исмурата. Тысяча чертей мне в печёнку! Столько чудесных и забытых вещей, карррамба!!!

Счастливо рассмеявшись Лис помахал оторванной кукольной головой.

Наташа недовольно взирала на двух оболдуев, подворовывающих в этом миром забытом доме.
- Хватит всякую фигню собирать, идемте со мной, тут какая-то черная дрянь разлита на втором этаже и дверь вся покореженная.. - говоря все это, Наташа видела, что совершенно не привлекает внимание этих бродяг.
Ну что ж, тут следовало применить хитрость. И Наташа бойко закричала на всю ивановскую:
- Ребята! Что я там нашла! Там же настоящая сокровищница! Кто первым добежит, того и богатства! - и со всех ног кинулась вверх по лестнице, рассчитывая на звериную жадность.

Кинуться-то кинулась, а бежать было страшновато. Дверь ее эта очень пугала, а что за дверью и подавно. А потому с каждой ступенькой Наташа невольно замедляла шаг, неуверенно поглядывая на странную структуру.
Наконец, остановившись и поглядывая на дверь, спросила:
- Как думаете, что там..?

Надо сказать что Наташа ничего не знала о детях. Вот совсем прямо ничегошеньки и ни на граммочку! И надо сказать, что она очень хорошо справилась с Лисом и Барсуком. Даже отменно. На уровне самого что ни на есть опытного воспитателя!

...Стоило лишь только поманить этих двоих призраком каких-то невиданных сокровищ, как Боб вместе с Лисом немедленно бросились наверх. Жадность, как это известно, впереди жадины родилась!

- Аххх....Сгущеночка - улыбнулся Рыжик, стряхивая со своих мохнатых лапок темное нечто. - Держись Человечина Огуречина, каррамба, я иду наверх! - Прыткий лисенок моментально взбежал по крутой лестнице на третий этаж, пинданул скрипучую дверь ведущую на чердак и растворился в тенях.
Бо полз чуть помедленнее, он громко дышал, отфыркивался и трудно сморкался в маленький полосатый платочек с вышитыми инициалами "Т. Б."

- Уффф...Больфой Бо говорил будто бы есть мефта где живут эти самые...черфи. Черфффи они такие...Грыфут миры и грыфут. И если где разруха...уф...тяжко мне...там черви и зафодятся. А здесь фроде и недавно звери жили...а теперь прямо как будто фто лет никого не было. Я думаю за этой комнатой черви и находятся! И если думать о них начать...фффф...тогда они полезут наружу всем скопом. Бо говорил однафты был Лисенок такой, сорфанец страшный! Все хотел поглядеть на червей. Дарбином Рыжим его звали. Вот и фбефал этот Дарбин от мамки...ну и тудыть. Черфи-то подикафь и съели его. Мамка то всё экфпедицию собрать хотела...Эге-е-ей...королефские слуги и слышать о ней и ее щенке не желали!

- ЭЭЭй! Йо-хо-хо и бутылка рома, четверо мертвецов на сундук мертвеца и сто галеонов сверху! - Послышался радостный голос Лиса откуда-то с чердака. - Идите-ка сюда на чердак, братцы! Кто не набьет себе карманы - тот сам дурак! Здесь столько всего что даже страшно! Хей-хо, бутылка рома и пять тысяч золотых сверх этого!!!

Наташа была не внушаемым человеком. Она с трудом принимала что-то на веру да за чистую монету, но когда этот плешивый барсук принялся рассказывать о червях, Наташа вдруг явственно ощутила, как мурашки ползут по ее спине, будто те самые черви, пожирающие миры, и от этого стало даже дурно. А блошистый соловьем заливался, рассказывая ей эти гадости! Прямо чипсами не корми, дай Наташку попугать! И Пугал, успешно так пугал, что мурашки уже не бегали, они носились по ее спине, аки табун лошадей, готовя ту ко встрече с жуткими черными монстрами.

И надо было видеть ее лицо, и то, как театрально схватилась она за сердце, когда рыжий ускакал на чердак и толкнул дверь. Ей, конечно, совсем не та дверь была нужна, поэтому она схватила блошистого барсука за лапу и потянула на второй этаж.
- Не спеши, - чуть тише произнесла она, - скажи мне, что за этой дверью? Что так ее покорежило?

Лис негодующе фыркнул высунув нос с чердака.
- Каррамба! Ты отвлекаешь меня от сбора сокровищ, женщина! Там что-то скребется и просится наружу. Скри-скри-скри, вот что я слышу. Скри-скри-скри. Может там прячется маленький котенок или щенок, а может равнодушный смердящий труп мечтающий съесть твои глазные яблоки? Тысяча пернатых блох! Откуда мне знать?

Быстренько спустился по лестнице и просиял, заметив Наташкино смущение.

- Хочешь, открою? Достаточно отвесить этой двери хороший пинок и дерево расползется в хлам! Может там кладовая варенья или все залито кровью и засижено мухами. Пистоли и золотые монеты. Там может быть всё что угодною, включая белые пиратские кости запертые в сундуке с монетками! Можно найти окошечко для вентиляции и поглядеть в комнату с чердака!

Барсук же лишь помотал головой, испуганно пытаясь вырваться из кримховой хватки.

- Не нуфно нам туда. Там черфи! Слышите как они ползают и поедают друг друга? Уф. Заберите сокровища толстого Боба и пойдемте отсюдофа. Не нуфно нам здесь быть, ой-ёички...

Кажется, Наташу отпустила изрядная порция страха. Смелость Лиса была заразительна, и Наташа немного воспряла духом. То, с какой готовностью Лис готов был ворваться в то помещение, внушало уверенность в то, что все будет хорошо. И Наташа, обозвав плешивого барсука трусом, так ведь и сказала "Трус ты", дала добро на то, чтобы Лис распахнул ту самую дверь.

Правда, прежде она взяла большую жердь с ржавыми гвоздями на конце, и встала наизготове, готовая дать отпор любому чудищу. Если Лис не боится, то как она может позволить себе трусить? Да и в червей она уже не сильно-то и верила. Какие там черви? Так, крысы, не иначе.

- Валяй, пинай эту чертову дверь. Посмотрим какие раки зимуют на этой горе, - смело скомандовала Наташа, приготовившись к бою.

Барсук кинулся прочь, с шумом и гамом скатившись по лестнице. Лис же, хитро подмигнув Наташе повернулся и со всей дури отвесил пинок проклятой двери. Раз. И еще раз!

Дверь выдержала наверное ударов пять, а на шестой пришла Тьма.

Прогоркшая грязная Госпожа эта. Вцепилась ледяными пальцами в горячую душу, выдавливая жизнь из твоего сердца. Капля по капле!

...

Тонешь. И не знаешь где верх, а где низ. Тебя не существует, не существует жизни, не существует посмертия. Ты, подобно таракану увязла в липкой ловушке однообразных, отупляюще-беспросветных дней. Случайные знакомства, случайная работа. Беспредельная пустота на сердце. Иных встречают собаки или мяукающие кошки - ты перешагиваешь порог своего дома и тебя встречает Ничто. Звонкая, улыбающаяся самой себе пустота.

Вот твой ежевечерний собеседник.

...Зеленое мясо, безглазые трупы, одиночество, страх, вечная война. Щелкаешь кнопками пульта с безраличием глядя в слепой экран телевизора. Глупый, глупый ящик - какой чушью захлебываешься ты, несчастный!! Насилие. Теракты. Люди с вывалившимися кишками. Улыбчивая домохозяйка рассказывает как правильно сварить борщ. И снова трупы. И снова политиканы похожие на живые улыбающиеся трупы. И реклама макдональдса - ядовито красный кетчуп вытекают из воздушно-медвяной булки что похожа на большое облако...

I'm lovin it!

Ты познала одиночество, ты стала его пророком и глашатаем. Стерильная белизна пустой койки. Серые комнаты. Фальшивые воспоминания, фальшивая жизнь. Девочка поднимается на последний этаж с трудом заставляя себя делать шаг за шагом. Там. На последнем этаже открывается лифт - темная загаженная кабинка в темном загаженном подъезде. Пахнет мочой и известкой. Кто-то выцарапал на стене безразличную фразу: "Ангелы все уже мертвы. Мы падаем с крыши чтобы пойти Червям на корм!"

Лифт залит светом.

...Тогда, в другой раз, кабинка не открылась, а может открылась, но ты прошла мимо нее. Сейчас лифт открыт: крохотная комнатка висящая в пустоте бесконечной шахты. Ты видишь ее. Неяркую. Неброскую. Ты войдешь туда или отправишься в полет?

Тяжесть. Липкая, черная, как смола тяжесть облепляет спину и грудь, утягивая в бесконечную тьму, тягучую, беспросветную тьму, из которой не выбраться, не выползти, не вылететь. В ней - хуже чем смерть, в ней заблудшая скитается вечность, наполненная формалином и плесенью. И вся внутренняя жизнь окунается в равнодушный сон в душном маленьком пространстве. Небытие. Вечное ожидание. Духота. Тьма. Влажность. И холодная испарина образуется в ложбинке меж грудей и мочит рубашку на спине. Нет тебя. Нет жизни. Лишь мука ожидания. И ты, будто муха вязнешь в паутине этих бесплотных мучений в ожидании своего паука. И наконец приходит клацающее от удовольствия зубами одиночество.

Странная забытая за годы жизни мелодия. Не то странный мотивчик детской песенки, не то какая-то странная музыка из старой квартиры случайной старушки, встречающей смерть. Эта мерзкая мелодия впивается в твой разум, заставляя его выть в страшной агонии подступающего одиночества. Вот оно, смотри! Оно подступает корявыми лапами, разлагающимися пальцами, черными водами мутной жижи, безвозвратно утягивающей тебя на дно своего бытия. И ты уже по горло в мертвом океане, и в тело тебе ударяются полуразложившиеся скелеты одиноких рыб. Ты по горло в своем одиночестве. Тебе непрестанно муторно в нем. Хоть кто-нибудь бы нашелся, хоть какой дурной, косой, хромой, лишь бы вытащил отсюда. Протянул ту самую соломинку и вытянул за шиворот, за тонкий хребет, хрустящий от давления этого беспросветного черного одиночества, а иначе ты забудешь саму себя, а иначе ты все забудешь. Сломаешься, поддашься, сдашься наконец всему этому, и не будет тебя живой более. Плачьте родные, нет больше Наташи. Не вытянули, не вытащили. Сгнила заживо. Была Наташа, и нет Наташи. И мутная жижа наполняет легкие.

А со дна поднимаешься по высокой лестнице. Пролет, еще пролет. Ты, маленькая, скачешь по этажам, поднимаясь со дна тьмы, тебе тяжело, ноги не привыкли к такому количеству ступенек, и вот уже ты на исходе сил, кажется это последний этаж. Выходов два: лифт, изгаженный, страшный, мрачный, с мигающей полуживой лампочкой, или последний полет с крыши. Тяжелый выбор меж двумя смертями.

Зачем ей спускаться в последний путь в грязном загаженном лифте со странной надписью: "Ангелы все уже мертвы. Мы падаем с крыши чтобы пойти Червям на корм!" А может это послание о том, что, прыгнув с крыши, она непременно попадет к Червям? Значит путь ей держать именно в лифт?

Маленькая девочка неуверенно выглядывает на крышу. Нет, ей конечно же милей этот последний полет, пусть даже он приведет к червям. Но, что если шанс у нее все-таки есть? И лифт олицетворяет этот шанс. Неохотно подаренный этим страшным миром шанс на спасение. И маленькая девочка шагает в сомнительный лифт. И тяжелые двери с лязгом смыкаются перед нею.

...Она могла бы подняться на вершину и стальные перья, распарывая горячую плоть измученного человека, выросли бы за её плечами. Чтобы вознести над миром! И каждое перо обратилось бы осиным жалом, острым ножом, смертоносной иглой что была всажена в самое сердце. Смертью! Холодной и жестокой.

Ты прыгаешь с крыши а железные мертвые крылья не способны унести вверх. Каждый грех коричневой ржавчиной будет тянуть хилое тело вниз. Сотни сотни грехов. Она бы вспорхнула конечно!
Но сотни и сотни грехов.
Она бы попыталась дотянуться до синевы неба чтобы утопнуть в этом колодце навсегда!
Но грехи-грехи-грехи словно камни. Железные крылья покрытые коростами горькой ржавчины способны нести только вниз. Это было бы проигрышем. Торжеством червей. Бездной. Растворением. Абсолютной мглой. Местом где заканчивается твой мир.

Но ты делаешь шаг в лифт. Тогда может и не сделала, Кримха Наташа, но сегодня делаешь. Заставляешь себя идти обратно. Тесная кабинка, четыре стены, ряд кнопок: ввех и вниз. Неяркая лампа. Движение начинается и ты пока не знаешь куда привезет тебя эта душная коробка затерянная в пространстве...

…

- Дави их, человечина. Дави эту гадость! Фу-фу-фу, - Голос Лиса ворвался в твою личную темноту яркой вспышкой. – Караул! Свистать всех наверх. Пиратское нападение и преступная война! Топчи топчи топчи их!
Лис подбежал к ошалевшей Наташке и принялся сбивать с нее мерзких паразитов. Теперь видит и сама кримха – целая куча этих маленьких засранцев на ней шевелится. Крохотные черные опарыши – в волосах, на плечах, под ногами. Их давишь – они в золу обращаются. Но живых еще целая тьма.

- Вычищай, выпалывай, выдергивай свои баобабы, человечина!!!

Тьма.. она была в этих маленьких существах. Она была ими. Они были ею. Взаимное существование. Черный личинки, пиявки, они вторглись в ее жизнь, в ее сознание. Странно, этот лифт был чем-то более значимым, нежели галлюцинации? Ей хотелось поговорить об этом с Лисом, но отчего-то не получилось. Может, ей подумалось, что он не поймет, не воспримет ее слова всерьез, ведь он такой легкий, шебутной ее Лис, ему не до этих серьезных взрослых размышлизмах. А может она и сама себя всерьез не воспринимала. А потому она промолчала, стряхивая червей с тела, вытряхивая из волос, осыпаясь этими червями, топча их, размазывая золой по доскам на полу.

- Что это за дрянь? - в сердцах выкрикнула она, а после, немного подумав, добавила:
- И почему они напали лишь на меня?
Тогда-то она вспомнила о барсуке и осмотрелась.

- Не знаю, человечина, ты их боишься – потому и напали! Они же неприятное несут, то чего знать не хочешь, то чего боишься. Каррамба! Разрушение. Грязь. Смерть. Просто не унывай и хвост не вешай, тогда сила их убудет. – Лис со смаком раздавил нескольких червяков, увлеченно разглядывая комнату сияющими глазами. – Уууу, красота здесь. Великие пираты и все галеоны вместе взятые! Эту помойку давно следовало вычистить.

Посвистывая про себя, янтарно-рыжий зверь стряхнул с Наташки последних паразитов и с увлечением принялся шариться по ящикам да ящичкам. Иногда он ломал какую-нибудь мебель своим неудачливым мечом, разрушая что-нибудь просто так для удовольствия. Иногда что-то пел про себя, вроде как…

…Темная комнатка…темная комнатка…веселая комнатка полная тайн.

Ага. Тайн же!
Окно. Стол. Дохлый алоэ в черном горшке. Мутный аквариум с коричневой прогорклой водой. Раздувшиеся тушки мертвых рыб. Закрытая тетрадь на пыльном столе, пыльный след ручки – но самой ручки здесь нет. Фотография счастливой семьи с выжженными лицами. Кошачий мячик. И снова заколоченное досками окно.

Интересная такая комнатка.

Она тихонько осматривается, растаптывая последнего червяка. Эта комната.. Наташа замирает, будто пугливая лань. Эта комната.. Сердце тоскливо щемит в груди, будто напевает давно забытую колыбельную. Ах эта комната..
Она тихонько проходит к окну и касается желтой трухи когда-то пышущего жизнью алое. Скелетик листа стоически выдерживает ее прикосновение. Его звали Гоша.. когда-то этот алое звали Гошей. А вот небольшой аквариум. Теперь он мрачное кладбище давно уже всплывших кверху брюхом рыб. Кажется это было вчера.. Ей остро захотелось попасть в тот день, когда ей только подарили аквариум. Рыбки так красиво мерцали, отражая чешуйками солнечный свет. Игривые золотые и спокойные скалярии. Усатые сомики и цветные гупешки. Это был маленький мир в ее маленьком мире. Это было чудесно. И она могла по нескольку часов кряду таращиться в аквариум. А теперь вода в нем вонючая и грязная, и трупы рыб мрачно толкутся у стекол, будто просят еды, как в старые добрые..
А эта тетрадь на столе? Сколько всего... Рука невольно потянулась к привычной бумаге и раскрыла заветную вещицу. Тетрадь сказок..

«Собственность Алексеевой Наташи. Тетрадь в клеточку. Сказочная книга заклятий, легенд и мрачных историй»

Странички старые, полуистлевшие, но многое еще можно понять: «Заклинания для света. Заклинания для дружбы. Заклинания для помощи в трудный час. Я и Лис выдумали их сами…»

Каково это, смотреть в прошлое сквозь старое пыльное окно? Каково это, видеть свою старую растрескавшуюся фотографию, понимая как много, как беспощадно много лет промелькнуло так быстро и так жестоко? Видеть ТУ САМУЮ девочку и видеть себя настоящую, понимать как мало между вами общего...Кримха и юная душа.
Когда-то девочка Наташа писала здесь свои сказки. Рассказывала о чародее Вороне, о могучем и добром Короле Олене. Рассказывала о похищении драконьего яйца из мерзких крысиных лапок, и о том, как они исходили золотую пустыню вдоль и поперек вместе с котом. Галеоны. Шхуны. Все это описано здесь. А потом…

…Потом недоброе идёт.

Перечеркнуты рисунки героев, вырваны с мясом старые сказки. Надписи. Недобрые, злые, пятнают клетчатые страницы: «Дерьмо, это все дерьмо!», «Буй!», «Нафиг», «дурацкое вонючее детство!»
«…А знаете как оно на самом деле? Мама не пришла. Чудес не бывает…мой папа в тот вечер…(перечекнуто)…и мама не пришла…НЕ БЫВАЕТ НИКАКИХ ЧУДЕС! В тот вечер всё закончилось. Ненавижу отчима. Вонючий клоун. Вонючий, вонючий, вонючий клоун педераст! Да - педе...Ненавижу…И знаете…Я вот выходила на…этаж. И я так скажу…я всё здесь ненавижу…ангелы все уже мертвы, и маму тоже ненавижу…Идите вы все...Я такую вам сказку напишу же. Хотите? Ну так смотрите!...Я...»

Последние страницы вырваны с корнем.

Наташа.. певучее нежное имя. Атмосфера леса и тайн. Мучительные поиски себя в закоулках разума и перекрестках памяти. Сколько всего создала ты, милое мое создание, сколько всего напела-напридумывала в своей юной головке, сколько певучих тайн и миров воскресила в незыблемом мироздании грез и мечтаний? Наташа, моя дивная девочка, это все создала ты. Ты - создатель этих чарующих сказок. Там почему же ты так грустна?

Взрослая девушка опустилась на старый видавший виды стул и протянула руку к тетради.
«Собственность Алексеевой Наташи. Тетрадь в клеточку. Сказочная книга заклятий, легенд и мрачных историй»
Моя милая девочка, от скольких проблем ты бежала в эти сказочные миры? От скольких драм запиралась в своем дивном подсознании? Галеоны, шхуны, пираты и сокровища. Приключения. Схватки. Битвы. И сладкие победы.

И лишь позже, много позже ты научилась покидать свои уютные миры и встречаться с реальностью. И вот уже в книге появляется отчим, вот уже и мама, и отец занимают свои места на галерке. Все тут. И на сцене появляется Наташа. Единственный актер в этой драме жизни. Единственный и неповторимый. Как ты, Наташенька? Справишься ли сама с собою и своей тяжелой ролью? Справишься.

Длинные изящные пальцы скользят по обрывкам вырванных из тетради страниц. Как смешно, страшно и глупо поступает уже не совсем ребенок и еще не взрослый человечек. До чего жестокими могут оказаться подростки на пути превращения во взрослых людей. Чем сильнее чувствует избалованный ребенок необходимость залезать в узду взрослой жизни и самоконтроля, тем страшнее сопротивляется он этому превращению. И Наташа не была исключением. Она боялась вылезать из своей скорлупы, из своей уютной маленькой комнаты и тетрадок со сказками. Но реальность, подобно черной жиже, вползала в ее сознание, находя отражение в сказках. Жестокая мрачная реальность, с отчимом и родителями. И Наташа, не в силах противостоять ей или принять ее в свою жизнь, погрязла в этом ужасе, потопив свои галеоны, засыпав свои чудные поляны и домики сухими комьями грязи. Все понеслось в тартарары. Не стало в мирах больше света и уюта. И Дивные леса превратились в заросшие терновником чащобы, цветастые луга обернулись непроходимыми болотами, а горы стали острыми черными скалами. И Боги, чудные Боги, Олень и Ворон обратились во зло, подобно своей создательнице.

А Наташа конечно пережила этот возраст, только уже не вернулась к сказкам. А зачем? Они - напоминание тяжелого периода в ее жизни. Кому охота возвращаться в темное прошлое? И миры остались сами по себе. И никто их, конечно же, не спас.
А теперь.. теперь она читает свою тетрадь и тяжело вздыхая опускает голову на запястья. Пленница собственных миров.

- Давай, человечина. Свистать всех наверх! – Неугомонный лис довольно-таки энергично вытянул тетрадку из под Наташиных рук, принявшись насвистывать бодренькую песенку себе под нос. Вчитался внимательно. – Ага, угу…Каррамба и на сундук мертвеца, вот те и людяновская книжка заклятий! Угу…Только самого интересного не хватает, видишь безшерстная, тут самого интересного нет?…Концовка прямо отсутствует! Буквы что мураши – разбежались и не собрать их! А надо эту мелюзгу обратно в их клеточки посадить.

Почесал ухо, к чему-то принюхавшись.

- Червяками всё пропахло, разрухой и тленом. Это плохо, человечина. Это не моя девочка писала, это черви за нее писали! Ручку найдем и перепишем, да? Вот ты и перепишешь - как правильно перепишешь, так, как оно и должно быть. Раз-два-и-бочонок рома. Сели. Встали и потопали себе дальше. Каррамба! Вот и нужное нам заклятье!

Рыжая лапа указала на какие-то путанные черточки.

- Это наш секретный шифр. Тут знаешь чего написано? Как в животного превратиться написано! Угу. Семь скелетов и одно сокровище, понимаешь человека чего это значит? Была ты каланчой, а станешь маленькой и уютной…мышью или еще кем. А все ж лучше бы лисой…Давай. Выкидывай свою грусть в мусоропровод. Ребенок пропал, мама его пропала, девочка в плену а в тетради черви. Помнишь чего Жирный БО про Развилок говорил? Думаешь о том же, о чём и я?

Это не моя девочка писала, это черви за нее писали! - уверял Лис, а Наташа про себя усмехалась. Конечно, черви, как же! Держи карман шире. Это твоя ненаглядная Наташа писала. Самая что ни на есть настоящая. Натка Великая, ага.
- Слушай, Лис, а что с зараженными зверьми происходит? И где барсук? Нам нужно на развилок, а его и след простыл.
- И где мы семь скелетов найдем? Там, на развилке?

Крохотный маленький ребенок затерянный в пустоте гиблого тоннеля. Он еще не взрослый, шерстка его блестит рыжим цветом, а сам он мал и беззащитен. У него чудо-фонарь в руке рассыпающий звезды вокруг себя, но он еще уязвим. Очень уязвим! Кримха сила. А Лис - это золотисто-оранжевое пламя свечи подрагивающее во тьме. Пламени нужен фитиль, Лису нужна Кримха и ее вера.

- Неправда это, человечина, совсем неправда! Я слышу как твои черви в голове скребутся...Фу. неправда. Это всё черви! - Лис вдруг утер заблестевшие уголки глаз и отвернулся во тьму. Не сказал что его так обидело. Вообще ни о чем не сказал. Просто заплакал. - Не нужны нам семь скелетов, человечина. Это так...присказка. Ёксель моксель и все такое...У Наташи в тетрадке написано как лисицей стать. Там написано. А самой-то нет...пиратские галеоны и на сундук мертвеца...совсем нет!

И снова вдруг заплакал печальный звереныш. Безымянный, одинокий, ввергнутый во тьму. Такого пожалеть можно, а можно и растоптать. Каждый сам решает - вырвать цветок проросший сквозь серое полотно асфальта, раздавить ботинком со смаком или пересадить в добрую землю...

Плачущий Лис зрелище слишком тяжелое, разрывающее душу и сердце, чтобы суметь устоять перед ним. И, разумеется, Наташа не устояла. Она прижала его рыжую голову к груди и принялась гладить, обнимать, целовать рыжую макушку. Лис был таким пушистым и теплым, что сердце ее плавилось будто воск. Мягкие упругие уши подрагивали и Наташа была готова все отдать за эти уши!

- Ну что ты, милый, чем я могла тебя так обидеть? Объясни. Ведь я не со зла. Неужели это ты, тот самый маленький лисенок, потерявшийся в этих мрачных лабиринтах? Поговори со мной, маленький. Мне страшно больно видеть, как ты плачешь. Расскажи, что тебя так огорчило и чем я могу тебе помочь..

Она обнимала рыжего зверя, и чувствовала как шерсть прилипает к ее горячим мокрым от слез щекам. Она целовала его в рыжую голову, раздумывая над тем, что же будет с ними дальше.

Ох уж этот Лисёнок – он пахнет серой пылью и желтым медом, болотом и сладковато-тягучей сгущенкой. Ох уж этот зверек! Такой себе нежно рыжий и пушистенький попутчик - вроде бы крепкий, а на самом деле еще ребенок почти что.
…А ведь у него даже собственного имени нет. Исчезло. Потерялось. Отвалилось где-то по дороге и сгнило среди окружающей разрухи. Ну, лис и лис – а ведь без имени любому существу, если подумать, совсем не сладко жить. Ты-ты-ты, и никто больше.

Если есть имя - есть цельная сущность, а без имени...словно бы половинка души.

- Эх, Человечина…совсем мою Наташу не знаешь! Наташа…Она как праздник! Как шарик в руке, как восходящее солнце, как Новый год! Наташа это Наташа…с ней всегда весело - Наташи нет и всё плохо, а если есть - всё освещает своим светом. Одна девочка на миллион. Моя Наташа. Видишь как сладко звучит - будто сгущеночка на шоколад капает - На-а-а-а-т-т-аша. А теперь в плену. Каррамба и тысяча чертей! Мы ее спасти должны…А ты..а ты…А ты я ж знаю…Не веришь! А надо верить. Это черви писали, это не Наташа. А надо переписать. Ручкой переписать. Другую историю сделать. Совсем прямо другую историю, человечина! Черви они не хотят чтобы мы сумели...они убийцу подослали, они Тощего Бо напугали. Они и тобой управляют. Когда их нет - человеку хорошо и славно, а если черви - тогда в самый добрый день всё отравленно и страшно.

Рыжая лапа в тетрадь тыкнула.

- Вот оно, заклятье-то. Драконовское заклятье! Драконы они знаешь какие? Прямо совсем оборотные создания. У них свой край есть – Темный Край вблизи Великого Колодца. Оттуда и заклятья черпают. Я помню. Драконы рифмы любят, драконы любят чтобы слова стихами шелестели. Вот смотри. Чтобы Лисой стать, поверить надо и заклятье в рифму прошептать. А ты поверишь? Ты умеешь рифмы составлять?

Наташа слушала Лисенка и чувствовала, что никак не готова принять тот факт, что в ее голове царствуют черви. Ну уж нет, никто у нее там не царствует, окромя любимых тараканов. Но глаза рыжего зверя были наполнены такой болью и одиночеством, что Наташе пришлось поневоле смириться с его мировоззрением. В конце концов, это был совсем другой мир, где животные ходили о двух ногах и говорили.
- Значит от меня заклятие в стихах? Ну давай, начеркаем чего-нибудь.
Она взяла в руки карандаш, с минуты две погрызла его, глубоко задумавшись, а потом быстро застрочила. А когда закончила, довольно перечитала.

Обними того, в кого бы ты хотела б превратиться.
Коль обнимешь птицу - птицей непременно обратишься,
Коль лису обнимешь - рыжей тотчас станешь в одночасье,
И пушистый рыжий хищник побежит в поисках счастья.

- Ну что, обнимашки?

Отхлынула волна - обнажился берег, и тот мусор что раньше под водой был скрыт заботливо, теперь весь на виду. Смотри-ка! Якоря там, куски проволоки, комки вонючих водорослей и пластмассовые бутылки валяются. Дрянь. Никчёмность. Одна сплошная ерунда теперь гниет на поверхности.
Так и с Наташей случилось - вот была кримха - темная, наполненная горем странница этого ржавого мира скрывающаяся от убийцы. Как птица печальная да черноперая. Сгущенку не ест, от шоколадок отказывается - за фигурой следит! - и всё ей не в радость, всё ей не в удовольствие. И весь мир этот не мир даже, а одна сплошная иллюзорная нелепость для Кримхи.

Такой была. Словно выписанной черно-белой краской на черно-белом полотне. Забывшая о ярких цветах одинокая душа.

А стала Лисой. Рыжей, человекоподобной зверюшкой. И запахи навалились, и слух усилился, и на сердце полегчало! Домики, шпалы, рельсы, тайны. Куда не поверни - везде интересности прячутся. Тут же раньше люди жили - и какие люди! - волшебники, чудодейники, создатели новых миров. Тут тайны жили, сказки, мечты.
Дороги из ниоткуда ведущие в никуда - человеку все это до лампочки, а Лисе не до лампочки. Рыжая Лиса иначе не может же.

Она верит.

В ребенка который к Развилку ушел, в Наташу которая обречена в королевском плену гнить, маленькая такая несчастная девочка. Лисе черви не страшны. Они для Кримхи опасны - а Лиса, она ха! - она всех победит такая смелая да гордая! Магия драконов же. Только одно плохо, не слишком-то долго живут драконьи заклятья - они вроде и есть, а потом пшик, обман сплошной да иллюзия! День в лучшем случае, пол-дня в худшем случае Наташе Лисой быть. А может и часа два от силы...

- Ручку найдем, человечину спасем, лисёнка отыщем, историю перепишем! Обнимашечки давай!!!

Стучит доброе звериное сердце, разгоняет окружающую муть. Лисенок во все верит, а вот Лиса не просто верит, она и слышит еще, чувствует прямо-таки запашок опасности. Здесь уже Убийца. Затаился и ждет себе неторопливо. А чего ждет? Наверное когда они к Развилку поближе подойдут...края там плохие, злой магией полнятся, гноистой желтоватой разрухой ползущей из дальних, проеденных червями краёв.

Может поговорить с Убийцей? Может признаться что обнаружили уже его? Или вперед бежать ни на что не обращая внимания? Или назад повернуть?

Или-или-или-или-или-или...

Только Лисенок сын Лиса на самом деле был, и мать его была, и Наташа и обшарпанный лифт на шестнадцатом этаже. Рельсы расходятся на большом полустанке, а потом неизбежно сходятся, когда приходит время закончить путь.

Лиса. Лисица. Лисеныш. Это все теперь была Наташа. Рыжая шерстка, рыжие усищи и глазищи, хитрющие и ухмыляющиеся. Ах, эта лисья натура! Она живо навела порядок в Наташе. Живо выкинула весь хлам устоев и правил из ее головы, выпнула все страхи и чаяния вон и разложила лоскутную яркую скатерть на основание мыслительной системы. И теперь там начал вытворяться настоящий праздник! Разноцветные узоры переплетались и путались, находились и соединялись в нечто невообразимое, яркое, новое. И вся Наташа теперь стала другой: совсем не такой, какой была раньше. Теперь в ней царствовала матушка жизнь. Рыжий хвост отчаянно заплясал ламбаду, уши навострились и глаза блеснули хитростью и она, подпрыгнув, ухватилась за уши лиса и и притянула их к его шее, радостно топоча по земляному полу.
- Лиса-лиса-лиса-лисище!!!
И, отпустив рыжие уши, кинулась скакать по дому, взметая пушистым хвостом всю вековую пыль. Со стороны казалось, будто задние ее лапы прыгали выше головы - так она вся дурачилась. Радостная, игручая, яркая. Вся - сплошной праздник! Вытащила откуда-то цветную тряпку, подвязала ее на бедра и начала выделываться, будто цыганка-танцовщица. Еще откуда-то погремушку вытащила.. В общем всякую дрянь хватала и обнюхивала-осматривала.
А потом вдруг замерла, принюхалась к чему-то и, подскочив к лису, схватила того за лапу и, быстро прошептав "Тут же убийца, бежим!", погнала вперед, прихватив с собой жердь с гвоздями, чтобы огреть нерадивого, если вдруг лоб в лоб столкнуться. Бежала с улюлюканьем залихвастким, рыжиной своей освещая темное подземелье.

...