[Sw-ОБУЧАЮЩИЙ] Odin wears kevlar | ходы игроков | 1. Гости в Ильстедхеме

Это была славная осень – мягкая, недождливая, и добычливая. Ньёрд в этот год оказался благостен и ленив. Шторма разыгрались поздно, и сезон набегов затянулся едва ли не до первых морозов.
Вот и зима за доброй осенью пришла такая же приятная и снисходительная к людям Островов. За коротким периодом холодных дождей и непролазной слякоти, ударил морозец. Земля схватилась, не расползаясь более под ногами и копытами лошадей. Затем северный ветер принес уже не сплошную серую хмарь, а тяжелые тучи, покрывшие жухлую траву пеленой пухового, белейшего снега. Наконец, аккурат за два дня до Йоля, тучи ушли на полдень, и на свежевыпавшем снежном покрове заиграли веселые солнечные искры. Сделалось свежо и празднично.
Это ли не лучшее время, чтобы отправиться в гости?

Дорога, что шла из большого города Старбю, где стоял двор и дом конунга Хогаланда, в Вастраштад, и дальше вдоль побережья, была древней. Оставшейся еще от Ушедших.
Её покрытие из затвердевшей черной смолы, которое имело обыкновение становиться вязким и топким в дни самой сильной жары, хоть и растрескалось под напором пробивающейся снизу растительности, но, в целом, оставалось еще достаточно ровным и удобным, чтобы служить и людям. По этому тракту двигались в обе стороны повозки, всадники и пешие - особенно густо зимой, когда прекращалась навигация.
За минувшие годы путники расчистили дорожное полотно: сдвинули к обочинам остовы древних моторных повозок, давным-давно ободранных до скелета охочими до железа добытчиками; сбросили в кюветы обломки столбов из искусственного камня, некоторые из которых до сих пор хоть и покосились, но стояли по обочинам памятниками сгинувшей эпохи; вырубили или стоптали проклюнувшиеся кустики и деревца.
Тут и там вдоль старинного пути, петляющего между лесистыми сопками, попадались руины, напоминавшие рот деда с редкими, обломанными и подгнившими зубами. Низкие пеньки обгоревших, порушенных зданий перемежались холмами битого камня, уже нарастивших, как мясо на кости, слой почвы, и поросших кустарником и травой. Кое-где в этих заброшенных поселениях можно было наткнуться на ферму или фольварк; другие же так и затягивались бурьяном, давным-давно ископанные вдоль и поперек в поисках ценных диковинок, забытые и молчаливые.

В это утро по тракту на запад двигалась удалая кавалькада из пяти всадников. В морозном воздухе далеко разносился цокот копыт по подернутому снегом дорожному полотну, звучные голоса и зычный смех. Гордые мужи никого не опасались и ни от кого не таились. Во всяком случае, четверо из них, потому как пятый был всего лишь бесправным трэлем, а потому и вовсе едва ли был достоин упоминания. Да и кого бояться в этих местах хирдманам самого Хельги Двенадцать Пуль – ближайшего друга и соратника конунга Орма Стурмсона?
Путники пребывали в приподнятом настроении неспроста. Ведь они держали путь не куда-нибудь, а в местечко Ильстедхем, принадлежавшее бонду Бьярни Кнутсену. Который, к слову сказать, славился по всему побережью не только богатством, но и гостеприимством, равно как и его дочка Ингрид слыла не только первой красавицей в округе, но и главной мастерицей по части пивоварения.
Рассчитывать на радушный приём в этом доме викинги могли по одной простой причине - ведь их пригласил в гости отпраздновать Йоль сам Четырёхтактный Бьорн Кнутсен! Ни много, ни мало, старший брат досточтимого Бьярни, который, между прочим, при всех достоинствах своего молодшего родича, был уважаем на Хогаланде во много и много раз больше - как один из лучших кормчих не только на острове, но и на всем архипелаге.

Бьорн, тяжко гарцующий впереди всей колонны, беспрестанно хохотал и балагурил, то и дело прикладываясь к фляге со свартваном*.
Был он грузен, но силен. Сед, но ни в коем случае не немощен. Испещренное шрамами лицо говорило о долгом боевом пути этого человека, а полный комплект зубов во рту – о его ловкости в ближнем бою. Бьорн был стар по меркам ясеней пуль. Волосы на его макушке опали, как осенние листья, оставив вокруг черепа венец седой поросли, зато его не менее седые усы были густы, и длинны до такой степени, что кормчий заплетал их в косы, которые - шутка ли? - затыкал за пояс без всякого стеснения своей подвижности.
Он был великим мужем, и едва ли кто-то захотел бы оспаривать это звание.
А как нарядился Четырехтактный для поездки в гости? Короткие, мощные ноги воина были облачены в древние, но прекрасно сохранившиеся штаны работы Ушедших – свободные, широкие, роскошного малинового цвета; с тремя широкими белоснежными лампасами по бокам; из легкой шуршащей ткани. Малиновые шаровары были заправлены в шикарные ботинки с высоким голенищем, так же древней работы. Всем известно - те, кто населял Мидгард до людей, были великанами. Но Бьорн не уступал им размером стопы!
Тело Бьорна укрывала дорогая броня, из под которой топорщилась рубаха на застежке-«молнии» той же ткани, что и порты, но уже ярко-желтого цвета. После всего этого говорить о браслетах, серьгах и гривнах было бы просто смешно.

Ну а люди, что держали путь вместе с Бьорном, были его товарищами по оружию и друзьями. Молодыми хирдманами, которых бывалый кормчий пригласил с собой – отдохнуть, попраздновать, расслабиться. А так же трэль самого Бьорна, искусный в лЕкарстве, которого кормчий прихватил в дорогу на случай потребности облегчения страданий переевших и перепивших по случаю праздника. О котором, как уже говорилось, едва ли стоит упоминать….

Рагнвальд Исакссон - один из дружинников, про которых говорили "молодой, да ранний" - старался держаться в середине кавалькады. Не во главе - потому что не было у него ещё той славы, почёта и уважения, которые пристали мужу, достойному скакать рядом с самим Бьорном Кнутсеном. Не позади - потому что это удел слабаков и рабов.

Настроение у Рагнвальда было на редкость благостное. Обычно он был хмур и собран, но сейчас ехал расслаблено (насколько позволял темп скачки) и слегка улыбался крутившимся в голове мыслям. Для пребывания в столь хорошем расположении духа у Рагнвальда были весомые причины.
Год выдался на редкость удачным: спустя год мытарства, молодого воина признали за своего и приняли в команду "Злой Луны", так что следующей весной он отправится в очередной вик и сможет рассчитывать на полноценную долю в добыче, но главное - сумеет проявить свое воинское мастерство. Искрящийся повсюду снег навевал мысли о блеске денег, славы и вражьих мечей. Если бы Рагнвальд был скальдом, он сочинил бы про это достойную песнь. Но с музыкой у юного викинга было не очень. Единственная песня, которая была ему подвластна - это песня войны, состоящая из свиста стрел, звона мечей и треска ломающихся щитов. Но это всё впереди, а пока его ждал заслуженный отдых, который, как вынужден был признать Рагнвальд, требовался даже самым суровым и закалённым всеми солёными ветрами воителям.

Поэтому молодой хирдман, преисполненный честолюбивых планов и надежд, хоть и витал в облаках, но всё же не давал грёзам до конца овладеть своими мыслями и погонял коня, стараясь не отстать от оказавшегося неплохим наездником Бьорна.

Позади всех ехал самый необычный участник процессии - раб. Где это видано, чтобы рабы ехали с остальными, почти как ровня, разве что без оружия? Где это видано, чтобы раба брали с собой на праздник Йоль? Но Четырехтактный Бьорн был не прост и знал, что раб этот целитель, возможно от самой Фрейи, ибо умением своим не уступал никаким целителям Островов, даром что был не с них.
Саймон спокойно сидел на коне, и был скорее поклажей скакуна, нежели его рулевым. Не имея собственности и не имея, по сути, воли, Саймон жил лишь одним - служить человечеству и лечить всех, кто нуждался, а находясь поблизости от Четырехтактного эта задача была крайне легка в достижении, раненные и покалеченные часто появлялись по пути следования могучего викинга.

Если Бьорн был одет вызывающе ярко, то Саймон был одет как можно более неброско. Кожаную одежду было легко раздобыть, в отличие от доспехов Древних, что показывало ценность Саймона, как приобретения Бьорна, к тому же рабу проще узнать у других рабов обстановку в доме, слухи, сплетни, а порой это оказывалось крайне полезно.

За несколько лет плаваний с Четырёхтактным Бьорном Рагнар показал себя человеком дела. И меткого выстрела. И всё же, когда старший Кнутсен, как обычно, улыбаясь чуть ли ни во всю челюсть (в сохранности которой была и небольшая заслуга пуль Рагнара, пару раз особенно удачно прилетевший в цель), пригласил младшего Хьёрвардсона отправиться с ним на праздник, стрелок воспринял это, как большую честь и знак особого расположения.
Теперь же он ехал по левую руку от Бьорна и на не более (но и не менее) чем уважительном отдалении. Настолько, чтобы быть намного ближе к предводителю процессии, чем к замыкавшему её рабу.
И всё же, не смотря на приподнятое настроение и предвкушение хмельного праздника, Рагнар оставался привычно собранным. Его глаза зорко следили за дорогой и окружающим её пейзажем, а руки были готовы в любой момент перехватить поудобнее старую проверенную винтовку. Нет, Рагнар не боялся нападения: надо быть безумцем, чтобы напасть на хирдманов ярла на их же родной земле, но таков уж был молодой воин - постоянная бдительность вошла у него в привычку. Рагнар шутил, смеялся, переговаривался со спутниками, но глаза его были там, где должно.

Эрик ехать рядом с Бьорном не стеснялся. Эрик Веселое Копье не стеснялся никого и ничего, а потому пони своего пинками и руганью (не складывалось у него со зверьми) заставлял ехать по правую руку от старого кормчего, ноздря в ноздрю.
Четырехтактный Бьорн был одним из немногих людей, которых Эрик глубоко уважал. Может, потому, что себя в седых летах видел точно таким же. Впрочем, до седых лет Веселое Копье доживать не собирался. О чем сейчас залихватски кормчему рассказывал, то так, то эдак историю о своей будущей смерти поворачивая.
- Умру, - Говорит. - С копьем в руках!
И молчит секунд пять, блестящим взором сверля прозрачную зимнюю даль.
- Но на бабе.
Взрывается хохотом Бьорн, лишь на пару мгновений обгоняя в этом деле самого говоруна-хирдмана. Не станет обычный островитянин шутить так со смертью - рядом ходит, еще услышит. Но то Эрик, локин сын, ему и не такое с рук сходит. Вот и смеется Четырехтактный.
Отсмеявшись, свою историю начинает. А как закончит, так подоспеет Эрик с новой байкой. Бывалый Бьорн, есть ему, что порассказать. Но молодой хирдман не отстает - хоть опытом в подметки собеседнику не годится, так воображением берет. Про змеев морских заливает; про цвергов, что у берегов ходят и даже по воде за кораблями гонятся; про людей каких-то металлических.
Смеется Бьорн, за живот хватается аж с такого. Смеется и Эрик.
Так и едут, весело. Уже с дороги к празднику настроением готовятся.

-И вот, значит, мы обдираем деревню. Гуси, бараны, девки – сами знаете. Волоку я, так скажем, за космы эдакую пышку-селянку. Ноги в навозе, зато на полной оснастке - от парусов до кормы! - Бьорн отпустил поводья, и характерными жестами наглядно продемонстрировал, в каких именно местах и насколько богато природа одарила запомнившуюся ему девушку с материка, - Одной рукой, в общем, держу ее за волосню, а другой отбиваюсь от родни. Настырные попались, клянусь бородой Одина! Так и лезли. Ну, зарубил я какую-то старую каргу – вроде отвязались…
И тут на двор залетает дозорный – борода клоками, глаза размером с твой умбон. Говорит – идут!

Рассказчик сделал паузу, чтобы промочить горло, и продолжил:

-Там город неподалеку был. Видать, упустили кого-то мы, когда налетели – утёк, и туда. Или дымы увидели со стен. В общем, гарнизон они подняли. Ну, я за ярлом, дозорный – хирд по дворам собирать. Вышли им навстречу. А там… Этих чуть не впятеро против нас, и КАЖДЫЙ с ружьём, Тюр мне свидетель! Тут другой вождь бы уже бросил всё – и к кораблям. Но не таков наш Хельги. Хельги люб богам, и удача его велика! Он сказал – поглядим.
Сошлись мы, в общем, шагов на сто. Мы – в руинах старых, они – в перелеске. Хирдманы, кто с винтовками, постреливать давай. А те по нам рваным залпом. Тут, конечно, полежать пришлось – густо причесали, как баба волосы частым гребнем. Кого-то и валькирии прибрали. Я голову поднимаю – а их лесок весь дымом затянут, будто йотун инеем пёрнул! Видно там – как ночью без глаз. Целей нет, мы не стреляем – патрон бережем. Так и они не стреляют. Секунд через десять только растащило немного, - Четырехтактный как бы невзначай тряхнул рукой. На левом запястье между браслетов красовался массивный золотой хронометр, - А все равно - мутно. Но наших асы когда лепили - глазами не обделили. А иные, вроде меня, и вовсе зоркие, как Хеймдаль, клянусь волосатой задницей турса! Дали по ним огня. А они – по нам. Еще секунд через десять только. И снова все в дыму…

Бьорн замолк, и, хитро улыбаясь, обвел взглядом своих молодых спутников:

-Поняли? – воскликнул он, - Эти недотепы с большой земли притащили с собой однозарядники на чернушке! Без патрона, такие, как у цвергов. Вот умора! Шли бы уж с луками – все толку больше! Словом, винтовки мы убрали - и за топоры. Дали им еще залп сделать, и пока всё под дымом – на них. Ха-ха! Побережники мамку позвать не успели, а мы их уже резали. Хельги сразу с обеих рук от бедра – пах-пах-пах! А я…


***


За приятной беседой - и путь короче. Солнце еще не перевалило за полдень, а путники уже свернули с прибрежного тракта на боковой съезд, и поскакали по более узкой и скромной дороге, подле которой и располагался Ильстедхем.
Некоторое время спустя показалось и само имение, уютно расположившееся в приятной глазу долине между высоких холмов, увенчанных мерно вращающими лопастями ветряками. Широкий двор, вмещавший, по всему видно, немало построек, опоясывали внушительные стены из тёсанных бревен; обломков тех самых придорожных столбов, некогда служивших Ушедшим подставками под электрические фонари; поржавевших остовов каких-то древних машин и другого подручного материала. Над крышами поднимались дымки, вьющиеся вокруг стройной мачты радиовышки.
Подле усадьбы оказалось довольно места для пашни и выпаса. Понятно, полевые работы уже давным-давно завершились, но трэли в мешковатой некрашеной одежке еще пасли на склонах холмов баранов и коз, легко выкапывающих из под неглубокого снега пожухлую и мерзлую, но все еще питательную траву.
Гостей заметили – маленькая, будто игрушечная фигурка на сторожевой вышке приветственно замахала руками. Так что когда всадники приблизились к массивным, обваренным листовым железом воротам, те гостеприимно распахнулись, и Бьорна с его храбрыми товарищами встречали улыбками и пивом.
На дворе перед большим длинным домом было многолюдно и пёстро от ярких праздничных нарядов.

Бьорн соскочил с лошади, которая, избавившись от эдакой ноши, явно вздохнула с облегчением, и сгреб в охапку своего родича, громогласно гогоча и восклицая. Ну а затем дело дошло и до знакомств.
Хардманы были представлены Бьярни, который под стать своему имени, явился несколько более молодой и скромной в габаритах копией Бьорна; его жене Астрид; трем сыновьям и двум дочерям (Ингрид оказалась и верно чудо как хороша, а пиво, что она, лукаво улыбаясь, подала воинам, было превосходным); семейству старшего сына; пятерым соседями-бондами, так же приглашенным в гости; их семействам…
В общем, представление несколько затянулось, но никто и глазом не моргнул – столь важный и почтенный ритуал следовало исполнять не торопясь.

Зато потом пришло время для веселья и забав.

Гостям показали, где можно сложить вещи и снять доспехи, подали умыться и перекусить с дороги. А дальше – что душе угодно. Отменная баня. Молодецкие потехи и игрища – борьба, перетягивание каната, метание копий и камней на дальность и точность, стрельба из лука, катание с гор. Игры, требующие концентрации, ясности ума, удачи, и серебряного звона в карманах – кости, шакк*, камушки и, конечно, всеми любимые загадки. Само собой, пиво, мёд, свартван и вино в достатке. Ну, а кому требовалось сбросить напряжение – всегда можно было присмотреть какую-нибудь тир помоложе, да и утащить в укромный уголок…
Словом, развлекались гости в доме Бьярни Кнутсена кто во что горазд.
Разве что трэлю Саймону было далеко не так весело. Ведь ему пришлось сперва расседлать и обиходить господских лошадей, а потом по поручению Четырехтактного перейти под управление некоего Дрыги – старшего раба в имении Ильстедхем, человека грубого и ограниченного. Который тут же припахал беднягу к черному неквалифицированному труду вопреки всем намекам на то, что таскать Саймоном воду и дрова – суть то же самое, что забивать Мьольниром гвозди. Словом, до вечера с лекаря семь потов сошло.

Ну а к сумеркам гости богатой усадьбы сели пировать.


***


В широком, но низком зале дома Бьярни было и светло, и чрезвычайно тепло. Электрические лампы давали более чем достаточно яркого, мягкого света. Тепло же обеспечивал охлаждающий контур парового электрогенератора, который проходил аккурат под настилом пола.
Такое небрежное, выставленное напоказ бравирование технологиями нетрудно было объяснить – ведь за столом на почетном месте сидел человек в характерном коричневом одеянии Железноруких. Этот молодой послушник ордена служил у Бьярни техником на постоянном контракте, что, вне всякого сомнения, в очередной раз подчеркивало богатство радушного хозяина. Бесспорно, это был один из самых состоятельных и уважаемых бондов в округе.
Столы ломились от обилия мяса и сыра, овощей и хлеба, напитков, и всего, что только может душа пожелать. Гул голосов пирующих не заглушал звуков музыки, доносившихся из чуть охрипших динамиков музыкальной машины, что стояла на почетном месте в углу – гости еще не набрали тот градус, когда каждый слышит преимущественно себя самого, и очень этим доволен. Лишь произносимые то и дело здравицы разрешались единодушными одобрительными возгласами. Действительно, даже самый взыскательный и непочтительный гость не нашел бы, в чем можно было бы упрекнуть сегодня гостеприимцев.

Ну а сам Бьярни сидел во главе стола, и негромко беседовал о чем-то со старшим братом. Их лица, казалось бы, были безмятежны. Но внимательный наблюдатель, хорошо знавший Четырехтактного Бьорна, мог заметить складки в углах его губ, заставлявшие усы воина топорщиться, и морщину, перечеркнувшую высокий лоб – явные признаки недовольства кормчего. Наконец, он оглядел трапезный зал, нашел глазами своих молодых товарищей из Хельгиного хирда, и сделал ясеням битвы знак приблизиться. Что хирдманы, разумеется, послушно и исполнили.

-Расскажи им то, что сказал мне, брат. – велел Бьорн родичу, когда мужи расселись по лавкам, а их рога оказались наполнены пивом.

И Бьярни поведал им, что он (а в особенности его жена Астрид), волнуется за своего среднего сына Торвальда. Дело в том, что он задержался на гравгаммале**, недавно заложенном семейством Бьярни.
Пару месяцев назад Торвальд, охотясь в окрестностях, наткнулся на подозрительные холмы, которые при ближайшем рассмотрении оказались одичавшими и заросшими руинами группы построек Ушедших. Юноша взял трэлей, инструменты и взрывчатку, и начал разрабатывать эти руины, которые по заверению послушника Джерарда (того самого контрактника-Железнорукого) были ничем иным, как останками древнего факториума. Что, разумеется, сулило очень и очень приятные финансовые перспективы. Никому не надо было объяснять, как высоко ценятся подобные находки. Ведь там, под битым кирпичом и бетоном, вполне могут сохраниться если не машины, то их детали, которые всегда найдут своего покупателя. И, надо сказать, раскопки уже начали давать довольно сочные плоды…
В общем, Торвальд стал сутками пропадать на гравгаммале, работая не покладая рук. В общем-то, его отсутствием родителей было не удивить. Но сегодня он знал, что Ильстедхем принимает гостей. Торвальд должен был объявиться ещё в полуденное время, но его до сих пор нет.
Казалось бы – эка невидаль? Послать за увлекшимся парнем трэля, чтобы поторопил, и вся недолга. Но, как оказалось, есть одна загвоздка.
Арнвир и Арнвирсоны.
Арнвир был соседом Бьярни. И соседом не самым приятным. Бывший викинг, не наживший большого богатства и славы – с не слишком удачливыми хёвдингами ходил дельфиньими тропами, - но все же скопивший на старость кое-какое состояние, он прикупил себе земли, и поселился в этих краях лет двадцать назад. Женился, состряпал целый хирд сыновей, здоровенных, наглых и глупых, и стал настоящей занозой в филейных частях соседей-бондов. Грубияны, наглецы, задиры – никто в округе не любил это семейство.
Так вот – стоило Арнвиру пронюхать про удачу Бьярни, как он принялся наезжать и к гравгаммалю, и сюда, в Ильстедхем, предъявляя претензии на землю, где случилась приятная находка. Справедливости ради стоит сказать, что эти претензии были не то, чтобы совсем пустыми. Земля была пограничной, и тут еще стоял вопрос, кто прав, а кто нет. Разумеется, обе стороны считали правыми именно себя. Ну а решить такой вопрос можно было только на тинге.
Но Арнвирсоны не хотели ждать тинга. Им надо было всё, и немедленно. Тем более кто даст гарантию, что до тинга Бьярнисоны не утащат с гравгаммаля все самое ценное до того, как произойдет высокое собрание? В общем, сыновья Арнвира зачастили в гости к Торвальду, досаждая ему плохо завуалированными угрозами.
Побаивался Бьярни. Парни молодые, кровь горячая – как бы до драки не дошло. Или еще хуже – крови…

-Значит так, воины. Прогулялись бы вы до гравгаммаля, мало-ли… - сказал Бьорн, когда его брат закончил рассказ, - Ну и пусть даже Торвальд жив-здоров - все равно к Арнвиру сходите. Поговорите. Объясните, что не тем он людям грозится. Ясно? И моего трэля с собой прихватите – может вам пригодиться.

Выходить в промозглый вечер из теплого дома, когда желудок отягощен съеденным и выпитым – кому такое пожелаешь? А никуда не денешься. Старший сказал – делай. Да и как гостеприимному хозяину в просьбе откажешь?
Надо было собираться…

- Отличные новости! - Воскликнул Эрик, едва дослушав. Тут же, не дожидаясь, пока начавший вставать от такой неожиданности Бьярни скажет что-то резкое (а то и даст в зубы), продолжил мысль:
- Чего не хватало в этом чудесном месте - так это хорошей драки! Ни одной грязной рожи, чтобы ее расквасить - одни друзья! Но великолепный Бьярни, хозяин из хозяев, подумал и об этом!
- Славы, добычи, здоровья Бьярни, брату Бьерна! - Возвысив голос, подхватил кубок. К столу обернулся, этот самый кубок над головой подняв. Послушав тихий, но одобрительный гул, опрокинул вино в глотку.
Искренне, без всякой издевки, улыбаясь, вернулся к разговору. Руку на сердце положив, душевно ответил старым воителям:
- Не скажу за всех, а я с радостью разомну ноги. И кулаки. Все, что мне надо - небольшой окорок, бурдюк вина, да верное копье.
К своим соратникам обратился:
- А, друзья? Ну не чудесный ли вечер!?

Жизнь раба на Островах полна унижений и мерзости, даже если ты привилегированный раб у одного хозяина, в гостях ты все еще раб, поэтому умелые руки Саймона не излечивали от болезней, а выгребали говно и носили воду, изредка отдыхая и общаясь с другими рабами. Среди них было немало покалеченных жизнью людей, которым Саймон давал советы, как можно попытаться избавиться от той или иной хвори народными методами, доступными рабам. С таким же предложением он обратился и к Дрыги, ведь не смотря на строгий и ограниченный нрав, он тоже был из числа нуждающихся, а потому должно было ему помогать по заветам Ордена.
Когда пришла пора прислуживать на пиру, Саймона до этого дела не допустили. Все ж таки бегать там тоже определенный уровень доверия, до которого лекарю еще расти и расти. В это время был занят общением с другими трэлями, узнавая у них о ситуации в целом и о каких-то слухах и сплетнях.

Встретили путников гостеприимно. Да и как бы ещё Четырёхтактного Бьорна встречали в доме родного брата? Приняв из рук красавицы Ингрид чарку свежего пива, выпив её с видимым наслаждением и утерев бороду, Рагнар решил осмотреть владения Бьярни. Разумеется, после того, как завершился долгий, но неизбежный ритуал приветствий.
К этому осмотру Рагнара сподвигло, возможно, показавшееся бы многим другим совершенно сумасбродным, желание точно знать где что находится, если вдруг случится какая заварушка или иная причина подобным знанием воспользоваться. Второй и, несомненно, более понятной причиной было желание присмотреть на вечер девицу посимпатичнее и загодя её окучить, попутно выпив мёду и поучаствовав в каких-нибудь игрищах.
Так и развлекал себя Рагнар остаток дня, присматриваясь да прогуливаясь. Даже девица, вроде бы, нашлась неплохая. А ещё, улучив подходящий момент, когда никого не было рядом, Рагнар отвесил хорошего пинка под зад Дрыги, пояснив недоумку, что если по его вине раб Четырёхтактного Бьорна не сможет делать то, что поручит ему хозяин, одним синяком на ягодице старший трэлл не отделяется.

На пиру, во всём знавший меру Рагнар, старался не перебрать ни с едой, ни с питьём, дабы не портить себе удовольствие от предстоящей ночи. Но если с лёгким, по сравнению с самогоном старшего брата, пивом перебрать было трудно, то с едой всё оказалось сложнее. Даже стараясь контролировать себя и пробуя всего понемногу, Рагнар вскоре почувствовал, что желудок его основательно набит, а потому перспектива вечерней прогулки казалась весьма неплохой. Поручение Бьорна он встретил молчаливым кивком, и лишь когда с разговорами было покончено, подошёл с вопросом.
- А если этот Арнвир со своими засранцами по добру не поймёт? Или, глядишь, учудит чего?
Не то, чтобы Рагнар опасался драки или даже убийства, но не хотелось молодому хирдману нажить проблем от того, что у каких-то идиотов по лишней дырке в головах появится.
- Факелов бы ещё в дорогу. А то и стемнело уже.
В рюкзаке Рагнара лежала пара своих, да только тратить их, бегая по чужим делам, не хотелось. Сборы стрелок не затягивал. Конечно, он наказал своей девице непременно дождаться его возвращения, но, всё же, хотел бы обернуться прежде, чем смазливую мордашку и упругую задницу заметит ещё кто-то из гостей.

-Пфф! – воскликнул Бьорн на слова Эрика, осклабившись, и хлопнул себя по коленке ладонью, - Вира – за мной, если там будут ломанные носы и выбитые зубы! Только смотри, как бы вместо разминки кулаков тебе не помяли рожу, ха-ха!

Он вдруг как-то резко перестал смеяться, сделался серьёзным. Проворчал, обращаясь уже и к Эрику, и к Рагнару:

-Я не шучу. Знавал я этого Арнвира – он опытный и умелый воин. Да и сыновей своих, надо думать, он все эти годы не пахать учил. И помните Закон! Застанете их на нашей земле – гоните в шею. Но на их земле не балуйте – там Арнвир в своем праве. Пойдете к его дому - говорите с достоинством, как подобает хирдманам великого ярла, но почтительно! А то знаю я вас – за душой ни патрона, а гонору на целый хирд…
То да сё, скажете, Бьорн Кнутсен передает привет Арнвиру Олафсону. И просит его приберечь свои претензии до тинга – лагманн разберется, за кем правда. А пока, скажете, Бьорн Кнутсен у брата погостит – а то, говорят люди, по его земле незваные гости зачастили бродить. А ну как изловит такого, хе-хе?
Ну а не поймет… Будем тогда уже по другому толковать. В общем, разберетесь. Ну, ступайте.

Больше вопросов никто задавать не стал. Да и зачем, если и так всё ясно? Допили своё пиво, и пошли собираться в дорогу. Лошадей решили не брать. Дольше запрягать будешь, и не за чем – как объяснили местные, тут всего пути на час, и то если неспешным шагом.
Саймона тоже оторвали от поедания вкусной и питательной пареной репы в изысканной компании затюканных трэлей, и, ничего не объясняя, велели собираться в путь.
На последок Бьорн, которого несмотря на показное спокойствие все же, видать, терзала какая-то тревога, остановил Эрика уже в дверях, и сунул ему в руки кожаный бандольер с кобурой. Он пояснил:

-Если прижмет, трэлю моему дай. Он умеет малёха…

В ответ на недоуменный и вопросительный взгляд, он неопределенно махнул рукой, буркнул: «Чую я что-то такое…», и пошел дальше пить пиво.
Это можно было понять. Предчувствиям на Островах привыкли доверять. Особенно если предчувствия у хорошо пожившего и опытного человека. Да еще и кормчего – всем известно, что пастухи оленей фьордов с духами накоротке.
Пир меж тем продолжался своим чередом, и только трем воинам (и одному трэлю, разумеется, едва ли достойному упоминания), предстояло прогуляться по холодку…