God-Machine Chronicles: Not-a-Number | ходы игроков | Сцена 1. Cogito, ergo sum.

91. Вспышка

Электрический свет, потрескивание, запах ионизированного воздуха. Разряды выхватывают из мрака уходящие в бесконечность металлические конструкции. Сплетение молний пробегает между опутанными ребристыми проводами балками, давая на доли секунды разглядеть скользящую где-то внизу колоссальную тень. Механические паучки бросаются врассыпную, некоторые падают в бездну беспомощно суча ножками. У некоторых их гораздо больше, чем восемь.

52. Вспышка

Багровый жар, колебание воздуха перед глазами, обволакивающий тело нарастающий гул. Потрескавшаяся шлаковая корка, медленно дрейфующая по морю расплавленного металла. Земля первозданная в миниатюре. Висящий в пространстве шар, поддерживаемый магнитными полями и разогреваемый до звездных температур потоками плазмы.

89. Вспышка

Давление. Зеленый мрак. Жидкость кругом. Вода. Медленно приближающийся синий свет. Воронка вращающихся лезвий, перемалывающих все на своем пути. Блестящая в свете усовершенствованных рыб-паразитов стена стальной чешуи, лес плавников из плоти, оплетенной медной проволокой, плывущая мимо и никак не желающая заканчиваться.

01. Вспышка

Пустота. Тишина. Зелено-голубой шар, покрытый белыми разводами.

88. Вспышка.

Волны мягко качают лодку. Слева – сплошная стена темно-зеленого лиственного леса, и лишь пристально приглядевшись, можно заметить изредка выглядывающую из чащи дорожку с оградой из природного темного камня. Справа – восходящий склон чуть менее заросшего берега, где сквозь кустарник легко разобрать красноватые, серые, коричневые и белые наслоения песчаников и известняков. Подняв глаза чуть выше, несложно разобрать контуры зданий за полосой деревьев. Не небоскребы – обычные жилые дома. Чуть дальше стоит относительно невысокий, всего лишь в четыре яруса маяк, стены которого обшиты красным металлом. На смотровой площадке стоит, облокотившись на перила, бородатый человек в форме USGS и курит трубку. Вокруг лодки – похожая на полупрозрачный расплавленный металл вода, покрытая мелкой рябью волн и слепящая отражением клонящегося уже к закату солнца. В лодке – весла, моток веревки, спасательный круг и портативный холодильник, рядом с которым стоит подернутая изморозью бутылка Brooklyn Local 2. Около пива лежит небольшая черная сумка.

За зрением и ощущением движения приходит осязание. Облегающая одежда покрывает почти все тело, легкое ощущение шероховатости сухого хлопка. Ноги сдавлены чем-то. Взгляд идентифицирует "что-то" как высокие прорезиненные сапоги. Ладони чувствуют сжатый в них пластик с вкраплениями металла, легкое подергивание. Удочка. Как свидетельствуют золотые буквы вдоль комеля, "Johnny Morris Signature Series II". Клюет. Легкий ветер чуть шевелит волосы на непокрытой голове. Он же приносит запахи. В первую очередь – запах рыбы. Затем – ту какофонию ароматов, что сопутствует любой речке, проходящей через несколько крупных городов.

Шум. Гул дороги рядом. Совсем рядом. Наверху. На лодку падает тень моста. 4760 футов в длину, 119 футов в ширину, максимальная высота в области несущих опор 604 фута, 2 уровня, 14 линий, вес несущих элементов и полотна моста 43000 тонн, вес кабелей 28450 тонн, 4 кабеля, состоящих из 26474 переплетенных кусков стальной проволок диаметром 0.196 дюймов каждый, что формирует общую длину проволоки в 107000 миль. Мост Джорджа Вашингтона через Гудзон.

10. Вспышка

Ощущение движения. Рывок. Перемещение в пространстве на семь метров. Остановка. Еще рывок. Пять метров. Остановка. Холодный синий электрический свет – источник над головой. Другой, естественный, оранжевый с уклоном в багрянец - слева, проходит сквозь покрытое пластиком изогнутое стекло. Окно. За окном убегающая вдаль река, берега которой покрыты лесом. Точнее, парком – сквозь деревья можно различить несколько дорожек, пешеходных и велосипедных. Точка наблюдения расположена достаточно высоко, чтобы различить город на левом берегу, город, из которого едет автобус. Судя по логотипу на окнах и некоторых элементах интерьера, автобус марки Mercedez.

Термины приходят не сразу, но приходят, а вместе с ними – и звуки. Музыка. Ритмичная, с преобладанием синтетических звуков и ударных инструментов. Без слов. Легкий дискомфорт в ушных раковинах – наушники, провод уходит куда-то в область штанов. Плотная хлопчатобумажная ткань, проклепанные стыки швов на карманах, синий цвет. Джинсы. На теле – футболка, короткий рукав. Руки загорелые, мышцы плеча и предплечья развиты умерено. На тыльной стороне кисти правой руки длинный шрам, затрагивающий большой палец.

Рядом – человек. Женский пол, от 15 до 18 лет, рост около пяти с половиной футов, вес в пределах нормы, характерные для ожирения или дистрофии физические деформации отсутствуют. Обтягивающие серые джинсы с рваным швом сбоку, коричневая майка с бегущий по периметру белого квадрата красной надписью на французском.

"Аналогичную операцию сама Природа осуществляет с Воздухом этой Планеты. Наша Атмосфера имеет определенную высоту, возможно, несколько Миль. Выше этой высоты она настолько редка, что может рассматриваться как вакуум. Воздух, нагреваемый в Тропиках, постоянно поднимается, а пустоту заполняют северные и южные Ветра, что приходят из более холодных Регионов"

Бледное лицо, утонченное к подбородку, карие волосы (от 2 до 9 дюймов), несколько веснушек. Различимые глазом следы косметики. Серые глаза, чуть курносый нос, челюсть движется в характерных для пережевывания чего-то движениях. Из-под волос в сумочку уходит белый провод.

17. Вспышка

Темнота. Неподвижность. Тело застыло, занеся ногу для очередного шага. Кожей ощущается хлопок рубашки и ткань штанов, запястье чуть сдавливают металлические сегменты ремня часов. Левая рука ощущает мягкую кожу ручки и удерживаемую ею тяжесть какого-то контейнера. Ноющая боль в пятке правой ноги.

Шум. Слева. Гул потока машин. Справа – непонятный шелест и металлическое стрекотание. Запах бензина перебивает запах свежей краски и выхлопных газов.

И все еще – темнота. Нет даже иллюзорных световых образов, возникающих при механических воздействиях на глаза. Открытые, если верить сведениям от напряжения мышц лица. Информация просто не поступает по визуальным каналам.

00. Вспышка

Толчок ветра в грудь. Ощущение падения. Кренящийся мир, замерший в движении по воле вплеснувшихся в кровь химических веществ и гиперреакции лимбической системы. Широко распахнувшаяся изнутри и синяя снаружи куртка, скрюченные в попытке ухватиться за воздух пальцы левой руки. Белые шрамы, пересекающие вены предплечья там, где из-под куртки видна ее часть.
Что-то теплое и влажное, зажатое в руке правой.

Мир вокруг. Небо. Начавшее клониться к закату солнце, залитая серебром его отражения река, зеленые берега и город, вернее города по обе стороны ее. Небольшая лодка наполовину скрылась в тени моста. Красный маяк. Металл под босыми ногами, а за металлом – бездна, в глубине которой медленно течет другая река, пластика, стали, стекла, людей и бензина.

Человек. Не рядом – напротив. На другой стороне одной из колоссальных опор моста. Женщина. Возраст неразличим на расстоянии. Одежда преимущественно серых тонов. Рост не больше шести футов. Падает. Если пренебречь трением о воздух, то спустя 2.38 секунд она столкнется с одной из едущих внизу машин или бетоном дороги. У нее уже нет пути назад. А у тебя еще есть шанс.

21. Вспышка

Кожа испытывает дискомфорт – покрывающая ее ткань слишком жесткая, швы пролегают внутри и выполнены с помощью грубых ниток. Свет перекрывает какая-то черная ткань, которую натягивают на плечи. Осторожно, но решительно. Спереди раздается голос. Мужской. Чуть хрипловатый низкий баритон:

- Марта, может, костюм мог бы подождать до школы?

Женский голос отвечает. Справа. Звук доносится чуть сверху.

- Том, ему еще роль надо повторить. А костюм помогает в нее вживаться! Вот увидишь, полкласса приедут уже в костюмах. Смотри, Бинсоны!

Ткань наконец перестает мешать обзору, и глазам предстает трапециевидное обитое кожей помещение с окнами, перегороженное сиденьями. Автомобиль. Слева – человек, женщина, около сорока лет, в деловом костюме кремового цвета, с темными коротко стрижеными волосами и бриллиантовыми серьгами в ушах. Смотрит из окна, махает кому-то руками. За окном другие машины, пассажиры одной из которых махают в ответ. За машинами – стальные, приваренные друг к другу и усыпанные сотнями заклепок крест накрест перекладины ограждения, отделяющего пешеходную секцию от автомобильной. Затем – река, клонящееся вниз солнце и зеленые берега.

Одежда велика. Драная рубашка, подпоясанные веревкой штаны, полупальто на несколько размеров больше. Тонкие руки тонут в рукавах. Детские руки. Что-то чешется ближе к локтевому суставу.

Толчок ветра в грудь. Я падаю. Лечу? Пальцы левой руки инстинктивно пытаются ухватиться за что-нибудь, что может остановить падение. Глаза машинально замечают синий цвет куртки и шрамы - следы давних повреждений на предплечье. Гормоны бушуют в крови. Правая рука что-то держит. Босые ноги пока ещё стоят на чём-то металлическом, а внизу - твёрдая искусственная поверхность, которая прервёт мою жизнедеятельность, если я не восстановлю равновесие. Небо, река, маяк, лодка. А напротив - падающая женщина. Товарищ по несчастью, если пренебречь теми фактами, что мы стоим на разных опорах моста и она уже не имеет шанса спастись. А я - имею.

Имею. Краткий миг осознания закончился. Тело, управляемое разумом, оценившим напряжение момента, попыталось сместить центр тяжести так, чтобы не рухнуть в пропасть под ногами. А левая рука, теперь, попыталась схватиться за что-то более материальное, чем воздух.

"Что это, сердечный приступ? Какой-то тумор или опухоль в моей голове? - цепочка размышлений началась в пустоте. - Что ещё могло лишить меня зрения, и памяти, и знания о себе одновременно? Главное, что мне теперь делать, что я могу сделать? Главное, не поддаваться паники? Или, быть может, лучше всего предаться панике или, по крайней мере, изобразить нечто подобное?"

Схватиться за сердце, исказить своё лицо в гримасе боли, упасть на землю или, по крайней мере, согнуться по полам, так чтобы всем вокруг было чётко видно и доступно, что я не в себе и что мне нужна помощь. Такая демонстрация должна привлечь к себе внимание скорее и надёжнее, чем просто крик и призыв о помощи. Когда сторонний человек зовёт на помощь и провозглашает, что он болен, - это импетус обойти его стороной и отвернуться в сторону столь же великий, если не более, чем тот, что призывает, собственно, эту помощь ему оказать. Когда этот незнакомец, как кажется, переживает приступ у тебя на глазах, то это сообщает куда как менее амбивалентное послание поднять телефонную трубку и позвонить в "911". Как кажется, это более всего был вопрос наибольшей демонстративности и показательности своей беды и своего страдания. Послание о том, что он ослеп, что он ничего не видит, что он, по всей видимости, переживает инфаркт, прозвучит достаточно отчётливо и экспрессивно: кто-нибудь поможет ему или хотя бы сообщит о нём в службу медицинской помощи. Он не сможет заставить мир узнать о всей глубине своего несчастья? Его скорей всего проигнорируют, от него отмахнутся, и, быть может, одна из этих машин слева, - если он, хуже всего, сейчас на проезжей части, - врежется в него рано или поздно. В этом ключе, подымающийся из живота тугой комок, нарастающий приступ паники, может быть не такой уж плохой вещью. Все же, если ты хочешь показать всем, как ты напуган и как ты страдаешь, - сколь сильно ты нуждаешься в том, чтобы они обратили себя в твоих благодетелей, - это может быть сподручно, если ты не только стараешься казаться таковым, но так же если ты и, вправду, боишься и страдаешь. Паника придаст его маленькой игре и крикам о помощи должную искорку. Главное сейчас, поддаться панике и дать ей овладеть собой.

И вот, рассудив и рассчитав так, забвенный человек решил обратить свои идеи в действие. Был ли он прав? Кто знает? Быть может, беспамятство сделало его так же и бессмысленным идиотом, и он потому ничего не мог уже просчитать и сделать правильно. С другой стороны, вполне возможно, что, избавив его от иллюзии его эмпирического я, оно, беспамятство, забрало вместе с ней и все предрассудки, и все пред-суждения, и всю нелепую ложь, которая сковывая нас, и сдерживает нас. Быть может, оно превратило его в подлинную машину действия и достижения цели, лишённую морали, стыда, интернализированных социальных ожиданий и всего такого прочего, - всех и всяких сдерживающих факторов... Хех, она эта пелена забвения, впрочем, нисколько не умалила его, человека, страсть к саморефлексии и склонность к построению долгого и детализированного внутреннего нарратива? Впрочем, так же возможно, что этот маньеризм есть так же что-то новое: может быть, он и не имел места быть до темноты и забвения и пришёл вместе с ними.

В любом случае, человек завершил свой застывший в полу-завершённости полу-небытие шаг, затем он опустился на одно колено прямо там где встал и упёр правую руку себе в грудь. Из левой он всё так же не выпускал ручку своего брифкейса, хоть тот теперь был опущен на землю и размещён рядом с ним самим, человеком. Наконец, он скривил своё лицо в маску боли и отчаяния и закричал:

- Ах-ха... А-а-а-а... Моё сердце!.. Кто-нибудь помогите! Я ничего не вижу!

Небытие окутало его и выпустило, словно накатившая на берег волна, вынесшее тело на песок и схлынувшая. Отсутствие ощущений резко и болезненно сменилась на массу новых раздражителей, давящих на чувства. Душный воздух в автобусе, рывки, заставляющие дергаться туда-сюда, искусственный свет, что-то твердое в ушах. Тычки и удары. Музыка.

Он выдохнул и откинулся на спинку сидения, пытаясь сбросить напряжение, вызванное резким наплывом ощущений. Голова медленно, будто заполняемая дождевой водой дыра асфальте, начала заполняться мыслями. Ничего страшного не стряслось. Он в автобусе. По какой-то причине не пребывал в сознании некоторое время. Задремал? Или стало плохо? В любом случае, сейчас он жив и, кажется, здоров. Выглянул в окно, разглядывая парк, пытаясь понять, насколько он близок к цели своего путешествия. Куда едет автобус? Куда он едет?

Мысли снова действовали как вода. Они постепенно заполняли все пространство его разума, не находя никаких препятствий, ничего, за что можно зацепиться. Только пустота. Бездна. Осознание того, что он не знает ничего о том, куда едет этот автобус, как он в нем оказался, что было до этого, кто он такой - все это ударило с такой силой, что ему показалось, будто он снова сейчас утратит целостность бытия, развоплотится и исчезнет в тех же глубинах, где он пребывал до своего пробуждения. Но этого произошло. Ничего не произошло.

Он все еще сидел в этом проклятом автобусе. Накинувшее ощущение отчаяния переломилось и превратилось в собранность. Потеря памяти - опасный поворот, поэтому надо действовать осторожно, чтобы не подвергнуть себя опасности. Кроме того, тут есть некоторые несостыковки. Он знает разные вещи, вроде марки автобуса и прочего. Значит, он не утратил вообще всю память, только ту часть, которая касалось его самого. Но люди не теряют память просто так, садясь в автобус. То же чувство, что назвало ему марку "Мерседес", подсказывало ему это. Это память, знания о мире - то, что у него сохранились. Если он будет вести себя странно, запаникует, окружающие поймут, что с ним творится что-то не то. Это может вызвать страх, агрессию. Или желание помочь. Но помощь будет заключаться в изоляции, а изоляция ограничит доступ к источникам информации. Это не то, что сейчас нужно, крайний случай, если другие способы не сработают. Сейчас нужно попытаться узнать как можно больше о его положении, попытаться вспомнить. Он попытался осторожно осмотреться.

Рядом с ним сидела девушка. Молодая, наверное, не особо старше его самого. Её нельзя было назвать красоткой, но в лице было что-то заставляющее задержать взгляд. А может, то, что это был первый человек в его "новой жизни", придавало ей особое притяжение? Он знал, что долго смотреть на других людей не поощряется социальными нормами, если вы не знакомы близко, а знакомы ли они, он понятия не имел. Поэтому он быстро (но не слишком резко), обычным движением перевел взгляд в окно. Потом снова, через некоторое время, глянул в её сторону. На её майке была надпись. На французском. Он, вероятно, знал язык, если мог прочитать. Из-за расположения, читать было неудобно, но он напрягся. Девушка могла принять это за неуместный интерес, но, с другой стороны, кто заставлял её надевать эту майку?

В надписи не было никакого смысла! Люди не помещают подобного рода тексты на свою одежду. Абсолютно точно. Какой-то бессмысленный отрывок, со странными прописными буквами, словно в старинных текстах. Но что-то в нем было, от чего дрожь пробежала по спине. Почему-то ему казалось, что этот отрывок имеет к нему какое-то отношение, будто это послание. Или шифр? Он попытался сложить прописные буквы. Ничего не выходило.

Он отвел взгляд от девушки, рассеяно глядя на город, который он, вероятно, покинул какое-то время назад. Все равно текст должен значить что-нибудь. Это - ключ. И девушка. Здесь что-то должно быть. Он решил, что должен сойти вслед за ней, если она выйдет из автобуса. Может, получиться узнать что-нибудь. А пока - нужно было изображать обычного человека, наделенного всей необходимой памятью. Скучающего в автобусе. Ждать и наблюдать.

Он открыл глаза и увидел лишь тьму и испугался. Задрожал. Он совершенно ничего не понимал. Где он, что происходит. Кто он? Почему он это вообще он, а не кто-то еще?
Спустя доли секунды глаза немного приспособились ко мраку, и стало чуть чуть легче. Все таки есть что-то вокруг. Тонкие лучики света пробиваются сквозь тысячи крошечных дырочек в ткани, вселяя тень надежды. На что? На светлое будущее, наверное. И чья-то решительная хватка в это светлое будущее его неумолимо заталкивает.
-Не хочу!
Тонкие детские ручки дергаются, не больно то желая, чтобы на них одевали это жесткое рубище, но хватка этой женщины была неумолима. В ее движениях чувствовался профессионализм, годы тренировок, а у Него самого не было ни знаний, ни опыта. Ничего не было у Него, и, разумеется, он проиграл это маленькое сражение за свою свободу.
-Где... Где я?
Поглядел по сторонам. Краем глаза оценил свою новую неказистую одежду и с некоторой укоризной посмотрел на женщину, одетую куда как лучше. А потом повернулся в ту сторону, куда она указывала, ведь там были Бинсоны! В памяти это не вызывало, кажется, никаких ассоциаций, но почему бы и не посмотреть? Затем в другую сторону.
Дорога, машины, река. Все это было понятно. Все это было понятно, но почему же он ничего не помнил? Или все же что-то помнил, ведь если ту трека, то...
Немного отодвнувшись от женщины он грустно поглядел на нее.
-Я совсем ничего не помню.
Вздохнул, почесал зудящий локоть. Как это все вообще получилось?

Это было похоже на пробуждение, когда человек только очнулся, и не совсем понимает, что же происходит. Взгляд скользил по пейзажу, но человек не до конца отдавал себе отчет, что именно он видит. С чем это всё связано. Совсем примитивный уровень - вода, деревья и кусты, огромный мост и какие-то постройки. Мужичок, курящий трубку, звуки авто откуда-то сверху. Резиновые сапоги и он сам, наконец. Нахмурившись, привалился к борту лодки. Чего-то явно не хватало, и он далеко не сразу понял, чего именно.
Потом, когда сознание отступилось, и до него дошло, что он не имеет ни малейшего понятия ни о себе, ни о том, что он вообще здесь делает, он судорожно ухватился за борт, как за спасательный круг. Оный, к слову, валялся здесь, в лодке. Мир вдруг показался большим и шумным, в голове вертелось не меньше тысячи вопросов и скоропостижных выводов. Их было слишком много, и все одновременно. Нет, так дело не пойдет. Он постарался расслабится и не выглядит полным идиотом. Вряд ли за ним кто-то наблюдал, тут скорее критичное отношение к самому себе. Чертовщина какая-то.

Он тупо просидел несколько минут на месте, привыкая к миру. Очень запоздало понял, что всё так же сжимает удочку. Золотистая надпись на удилище ему ни о чем говорила. Витиеватое название, видимо, должно было выделить эту удочку среди всех прочих, а цифра "два" намекала, что это не какая-то там старая развалина, а нечто новое, продвинутое и, конечно, улучшенное. Поплавок, кажется, уже давно утонул. Он осторожно потянул снасть вверх и в сторону. Ну, а вдруг как рыбешка не сорвалась?..
Выяснив результат своей странной рыбалки, отложил удочку в сторону и взял сумку, расположив её на коленях. Прихватил и банку пива, предварительно откупорив. Сделав глоток, свободной рукой открыл сумку и начал обстоятельно инспектировать её содержимое. Странно всё как-то. Впору паниковать и размышлять, какое несчастье с ним произошло. Он же, наоборот, делал вид, что всё в порядке. Что так и надо. Дела.

17

Вцепившаяся в грудь рука нащупывает что-то металлическое, крестообразное, свободно болтающееся на цепочке поверх одежды. Не меньше судорожно хватающейся за одежду ладони в высоту. Асфальт больно ударил по плечу - достаточно плавно упасть не удалось, и теперь наверняка останется синяк. Металлический стрекот прервался. Удар чего-то о землю, затем приближающиеся шаги. Одной... Двух пар ног.

- Святой отец, что с вами?

Мужской голос. Рука касается плеча, затем проверяет пульс. Чуть поодаль, метрах в двух, слышны щелчки, за которыми последовали краткие гудки.

- 911, тут человеку плохо, похоже на сердечный приступ, метров двести пешеходной Моста Вашингтона, левая сторона из города. Да, да. Сумку ему под голову.

Руки осторожно поворачивают на спину, приподнимают и укладывают голову на нечто мягкое. Шаги отдаляются, потом возвращаются.

- Вот, аспири... Срань господня!

Слева раздаются гудки машин, звук сталкивающихся бамперов. А еще свет. Тьма остается, но сквозь нее пролегают две параллельные изогнутые нити света. Одна из них - над головой. Другая - справа, метрах в тридцати.

10

В кармане джинсов, помимо плеера, на ощупь обнаружилось две карточки. Одна - шелковистая на ощупь, с приятным рельефным рисунком. Другая - гладкий пластик. Кроме того, пара мятых банкнот.

За окном что-то промелькнуло, в стекло ударило несколько капель темной жидкости, и сразу с той же стороны раздался визг шин, звуки удара металла о металл, клаксоны... Автобус резко остановился.

Соседка выругалась, стукнувшись спешно поднятыми руками о спинку сиденья. Спереди и сзади раздались удивленные, временами раздраженные голоса. Водитель (негр, полный, рост около 6.5 футов, в полосатом свитере и черных брюках), достал откуда-то из своего шоферского уголка аптечку, открыл дверь и вышел, набирая что-то на телефоне свободной рукой.

00

Пальцы хватали воздух, а уцепились за желание выжить. И тело, совершив несколько опасных пируэтов на краю пропасти, замерло, а затем сделало шаг назад. В безопасность. Ветер по-прежнему подталкивал в спину, будто не желая соглашаться с решением разума человека жить, но был уже бессилен.

В отличии от гравитации – чуда не случилось, полет закончился там, где и должен был. Удара, в отличии от слившегося в единый вой сигнала десятков тормозящих машин, слышно не было. Сам же момент приземления скрыл проезжавший мимо автобус.

88

Попытка вытянуть рыбу окончилась неудачей – та сорвалась с крючка уже в воздухе и, в падении ударив по воде хвостом, скрылась в глубинах реки. Большая - действительно, утянула поплавок в воду. Однако вытянуть ее получилось без особого труда. Холодное пиво оказалось с ярко выраженными вкусами солода, цитрусовых, чуть менее заметными привкусами меда и карамели, а после глотка немного горчило. Одной рукой копаться в сумке было не очень удобно, но последовательно были нащупаны пластиковый пакет с похрустывающей бумагой внутри, пластиковый прямоугольник, металлический медальон, формой напоминающий щит и покрытый рельефными изображениями, несколько кожаных ремней, связка ключей и увесистый металлический предмет г-образной формы, различные структурные элементы которого говорили о принадлежности к одному из видов короткоствольного самозарядного оружия.

С моста, тем временем, раздались громкие гудки клаксонов машин и скрежет металла. Вот только снизу разглядеть, что происходило на автомобильных линиях, было абсолютно невозможно.

21

Пальцы скользнули по чему-то металлическому. Под одеждой. Женщина резко обернулась. Чуть расширенные глаза, не мгновение приоткрывшийся рот, напряжение мышц лица, почти незаметное под макияжем изменение цвета лица (вызванное, вероятно, ускорением кровообращения в результате индуцированного нервным стрессом учащения сердечного ритма). Волнение. Беспокойство.

- Как это так, мы же только что повторяли?

Мужчина за рулем отозвался почти сразу же.

- Вот, я же говорил - ты слишком сильно на него давишь...

Женщина негромко фыркнула, и, покопавшись в сумочке, достала из нее небольшую кожаную папку с кольцевым креплением листов. Перевернула несколько листов и протянула ребенку. Большие буквы "PINOCCHIO", чуть ниже - "ArtReach Children's Theatre Plays", еще ниже, в самом низу листа, мелким текстом - "All rights reserved by ArtReach Plays". Первое слово имело свой след в памяти, короткий отрывок справочной информации, - история о деревянной кукле, обретающей жизнь и стремящейся получить человечность, написана Карло Клоди в 19 веке, основана на реальных событиях. Но не больше. Пока что.

На следующих же листах было море букв. Букв, сливающихся в слова. Слова, обретающие смысл и намертво впечатывающиеся в память. Хватило одного прочтения, чтобы запомнить сценарий наизусть. Желтым маркером были выделены строки персонажа Пиноккио#3.

Внезапно. Рывок вперед, почти ударивший лицом о спинку переднего сиденья. Женские руки, цепко схватившие поперек туловища. Громкие сигналы машин вокруг.

- Том?

- Какая-то авария впереди...

Пауза. Голос мужчины пронизывает нервная дрожь.

- Матерь божья, Марта, пересядь налево. Не стоит Питеру на это смотреть.

21. 00. 10. 88. 17.

Сквозь окружающие звуки начинает пробиваться странный шум. Низкочастотное жужжание, напоминающее гул линий электропередач.

Он не сожалел по поводу сорвавшейся с крючка рыбы. Любопытно, конечно, получится или нет, но не более того. А он ведь большой любитель рыбалки, о чем наглядно свидетельствовали аж две лицензии сразу. Но теперешний "он" относился к ловле абсолютно равнодушно.
"Джеймс Харпер" - человек произнес имя про себя и так, и эдак, словно пытался распробовать. Потом посмотрел на фотографии, отложил карточки в сторону, взялся за телефон, прикрыв экран ладонью. Импровизированное зеркало доказало: да, это действительно он. Джеймс теперешний, впрочем, не чувствовал никакого родства с Джеймсом прошлым. Полицейский, проще говоря "коп", офицер полиции, не много не мало - целый сержант. Ему не хватило сил порадоваться за себя, не испытал чувства гордости по этому поводу, и даже не обрадовался тому, что хотя бы установил собственную личность. Джеймс Харпер оказался совершенно чужим ему человеком. Неким встречным прохожим, о котором забудешь уже через минуту.

И этот факт вызвал настоящий экзистенциальный, мать его, кризис.

Кроме документов его ничего не связывало с этим Харпером. С тем же успехом вместо полицейского жетона могло быть удостоверение адвоката, или электронный ключ-карта офисной крысы, да хоть бейдж продаваца-консультанта из "Уолмарта". Точки соприкосновения отсутствовали начисто, кроме вещественных свидетельств. Но он осадил себя, поняв, что несет какой-то бред. Да, он потерял память, но и только. Не знал как, не знал почему, и даже не мог придумать ни одной "рабочей" версии. Ловил рыбку и вдруг всё забыл? Да ладно.

Еще он понял, что ему нужна твердая почва под ногами, в прямом и переносном смысле. Казалось нелепым раздумывать о столь серьезных вещах посреди реки. Ему, черт возьми, нужна помощь доктора. Что если он опять потеряет сознание и всё забудет? Здесь, в одиночестве, он беспомощен. Якобы-Джеймс побросал вещи обратно в сумку и взялся за весла, уже было хотел сделать первое движение, как вдруг остановился. А куда плыть-то?.. Повертел головой, пытаясь зацепиться взглядом за причал или нечто вроде. Может сразу к берегу, и пошло всё к черту? Нет, ему же потом предъявят за лодку, вряд ли она его. Или в собственности? Причал точно должен быть где-то здесь, у него же не моторная, неужто Джеймс еще и любитель типа-спортивной гребли? А вдруг так оно и есть, как тебе такой расклад, парень?

Человек тяжело вздохнул и попытался расслабиться. Он чувствовал себя глупо и растерянно оттого, что спорил сам с собой, и не мог решиться на что-то одно, потому что на каждый довод находился еще добрый десяток контраргументов. Еще и на мосту что-то случилось. Нечто скверное, раз услышал прямо отсюда. Еще и низкое гудение какое-то. Что за дерьмо?

"Нехорошо..." - подумал он. И резко навалился на весла, поплыл, полностью сосредоточившись на гребле, не думая. Размышления и сомнения причиняли почему-то почти физическую боль.

Он аккуратно вытащил предметы из кармана, чтобы можно было их осмотреть. Особых подозрений это вызвать не должно - рассеянный человек, проверяет все ли он с собой взял. Обычная ситуация.

Предметы оказались интересными. Две пятидесятидолларовых банкноты ничего не говорят, деньги и есть деньги. Но приятно знать, что есть хоть какая-то сумма наличности на руках. Интересно, он уже платил за проезд? Память ничего не подсказывала на этот счет. Но на автобус точно должно хватить. Разве что сдачу сдавать будет неудобно.

Остальные предметы были гораздо более загадочными и, можно даже сказать, поворотными в его "новой жизни".

Первое - это, вероятнее всего, студенческое удостоверение. Колледж. Первокурсник. И его фотография. Это, конечно, определенный шок. Имя "Рудольф Картер" не вызывало абсолютно никаких эмоций, никак не соотносилось с личностью. Но для амнезии это стандартная ситуация. Однако. Как уже было установлено ранее, амнезия, такая как у него - абсолютно ненормальное, противоестественное, необъяснимое явление. Это означает, что ничего нельзя принимать на веру, не убедившись как следует и не проверив другими способами. Да, самое простое объяснение наличия студенческой карты у него в кармане с его фотографией - это его карта. Но самое простое объяснение не проясняет, где его память. Какая-то таинственная сила забрала её. А значит, у этой таинственной силы вполне может хватить ресурсов и возможностей подложить ему в карман поддельное удостоверение с фальшивым именем. Карту надо принять к сведению, но не принимать как нечто неопровержимое.

Однако, мыслить о себе в категории "Он" не очень удобно. Кроме того, у окружающих могут возникнуть вопросы о его имени. Карта предоставляет удобный ответ. Поэтому достаточно просто принять временное решение, что пока что он - Рудольф (Руди?) Картер.

Второй предмет был еще более загадочным. Это была кредитная карта. Казалось бы, такой же обычный предмет, как и студенческое удостоверение. Но у карты было две необъяснимых особенности. Первая - нет имени. Насколько ему было известно (в рамках его кастрированной памяти, конечно) - это крайне необычное явление. Карты присваиваются к конкретному индивидууму и могут использоваться только им. Но что еще более странно - на карте было указано, что её владелец получил первую версию в 1969 году. Учитывая то, что на удостоверении указан первый курс и 2012 год, логично предположить, что это и есть текущий год. Значит, он никак не мог родиться в 1969. Значит это не его карта. А чья? Украдена? Или "Рудольф Картер" должен был кому-то её передать? Абсолютно неизвестно. В любом случае, без знания PIN-кода она для него бесполезна. Точнее, ей можно было бы расплатиться, если бы на ней было указано хоть какое-нибудь имя. Без имени в магазине её вряд ли примут, а в онлайн покупках имя владельца карты - обязательная графа.

На обратной стороне студенческой карты был указан адрес. Вероятно, это адрес колледжа, куда карту должны были вернуть при обнаружении, если она потерялась. Это зацепка. Но пытаться прибыть по этому адресу, не получив дополнительной информации - может быть опасно. Если люди в колледже знают Руди, они быстро поймут, что у него нет памяти. Результат тот же - изоляция. А если удостоверение подложено, его могут поджидать там силы, чьи возможности абсолютно не ограничены, настолько, что они могут играться с его жизнью как с игрушкой, прервать и возобновить её, будто остановив рукой струю воды. Встреча с ними опасна и неприемлема без дополнительной информации.

Резкая остановка тряхнула автобус. Едва не вышвырнув все предметы из его рук на пол. Он быстро сунул их обратно в карман. Кажется, на улице что-то случилось. Водитель вышел с аптечкой? И что это за капли темной жидкости на окне?

Пытаясь понять, что происходит, он неожиданно услышал странный звук, электрическое жужжание, вкрадывающееся в уши. Источник этого звука было невозможно определить. Никаких линий электропередач или приборов рядом не было. Рудольфу стало страшно. Что, если силы, забравшие у него память, вернулись, чтобы сотворить с ним еще что? "Обыденная" память не давала никаких объяснений. Чем бы не был этот звук, он явно связан с изменениями в его голове.

Болезненный всплеск страха довел его до такого состояния, что он больше не мог выдержать уединение в своем мысленном монологе. Напрягшись, он повернулся к соседке и осторожно, словно боясь что что-то пойдет не так, но с каждым звуком все более уверенно произнес

- Что...что случилось?

Он стоял и смотрел, как внизу загудели машины и засуетились люди. С тех пор, как несколько секунд назад он обрёл равновесие, он просто наблюдал, наслаждаясь хоть и иллюзорным, но чувством безопасности, и отстранёно радуясь тому, что не его сейчас будут соскребать с асфальта. Очередной порыв ветра разрушил иллюзию и развеял наваждение, вернув парня в реальность. Он всё ещё был в опасности, на немалой высоте, только что унесшей жизнь женщины. Следовало выбираться отсюда. Парень аккуратно, не теряя равновесия, заозирался, осматриваясь. Пока неважно было, как он сюда попал, важно было, как будет вылезать.

"Гах-х, что же это? Я священник?" - удивился про себя мужчина. - "Какого-то рода католический настоятель, быть может? Это объяснило бы столь весомое распятие, я думаю".

Как бы там ни было, данное наблюдение не имело сейчас как-то внутреннего, имманентного значения для слепца. Во тьме, где он пребывал, не было Бога. Он мог помнить тексты и нравоучения Откровения, но оно звучало глухо для его разума. Он не был сейчас моральным человеком. Он не был, тем более, наделён религиозным чувством и заинтересованностью в чём-либо трансцендентном тому маленькому, тесному миру четырёх чувств и внутреннего монолога, в котором он обитал.

Это могло быть некоего рода преимуществом, впрочем. Бытие священнослужителем. Он вызывал к себе доверие. Он мог бы говорить с позиции духовного авторитета. На этом можно сыграть, и этим можно воспользоваться. Прохожие на улицах и скорая, которая, как мужчина полагал, скора будет здесь, скорее и быстрее помогут именно святому отцу, нежели просто анонимному обывателю средних лет. Почему-то, он полагал себя человеком в летах, этот ничего не помнящий о себя патер.

Между тем, эти две полосы света были чем-то более интересным. Неужели зрение возвращается к нему? Мужчина издал ещё один стон, дабы опекавший его ныне самаритянин не позабыл о нём, а затем осторожно повернул голову и устремил свой померкший взор вослед стрелам, отлитым из сияния.

Получив в руки книгу мальчик удивленно уставился на нее.
-Ээээ...
Он ведь совсем не про то спрашивал! Поглядел вопросительно на женщину... Мать? Но она просто начала зачем-то перелистывать страницы. Указывает на реплики, а мальчик смотрит. Потому что невежливо как-то посылать к черту человека, который пытается тебе что-то объяснить. А меж тем слова пьесы действительно возникают в памяти! Прочел одну строку, и тут же она запомнилась. Хоть сейчас выступай в этой пьессе.
Неужели действительно знал? Неужели собирался выступать?
Но запомнить весь этот текст за минуты, что потребовались на его прочтение было бы просто нереально!
И что, в таком случае, все это значит?
Вопросы без ответа. А меж тем еще и авария какая-то случилась. Не слишком сильная, так что мальчик даже внимания особого на нее не обратил. Помотал головой протестующе.
-Нет, нет, нет! Я же совсем не про то спрашивал! Зачем пьеса? Куда мы едем? Я... Меня зовут Питер?
Потер голову. Судя по шуму в голове ударился он все же довольно сильно.

88. "Джеймс Харпер"

Ближайшая пристань оказалась у противоположного берега, но и на этом прибрежная линия была достаточно пологой, чтобы лодка могла причалить. На поднятых для гребли (мотора на лодке не было) деревянных веслах фигурным наклонным шрифтом выжжена надпись "La Marina". С тем, чтобы вставить их в уключины, проблем также не возникло. Действие оказалось внезапно знакомым и привычным. Грести пришлось чуть против течения, но тело на удивление спокойно восприняло физическое усилие – усталость мышц либо отсутствовала, либо не ощущалась.

10. "Рудольф Картер"

Соседка оправилась после резкой остановки, вынула наушники из ушей и повернулась к окну как раз к тому моменту, как Рудольф задал вопрос.

- Не я у окна сижу…

Буркнула она, приподнимаясь и стараясь рассмотреть то, что было за окном. Жидкость, забрызгавшая стекло, медленно стекала вниз, оставляя красный след. И достаточно было чуть опустить взгляд, чтобы понять ее источник. Тело человека после падения с большой высоты. Серые брюки, черные кеды, серый пуловер. Длинные темные волосы. От черепа осталось меньше половины – приземление на твердую поверхность частично раздробило кости, разбросав осколки вокруг места падения, частично вдавило их внутрь. Сохранилась лишь левая часть, из пустой глазницы на землю стекает тонкая струйка крови. Хотя одежда закрывает туловище, быстро образующаяся лужа крови говорит о многочисленных открытых переломах и разорванных кровеносных сосудах. Правая сторона грудной клетки деформирована, вдавлена внутрь. Правая рука ниже локтя просто отсутствует (место отрыва скрывает рукав пуловера).

Девушка, разглядевшая, наконец, картину за окном, ойкнула и уселась на место, зажмурившись и вцепившись в коленки руками.

Водитель, успевший к тому моменту рассмотреть тело, что-то быстро говорит, прижав телефон к уху, затем поднимает голову вверх.

17

Полоски света становятся шире. Ярче. И непонятно, увеличивается ли интенсивность чем пристальней в них вглядываться, или же просто нарастает со временем. Проступают первые контуры – кольцеобразные наросты, расположенные через равные интервалы. Шаги второго человека отдаляются по направлению к дороге.

- Святой отец, вы можете глотать? Тогда проглотите это…

К губам что-то подносят. Круглое, пористое на ощупь.

- Боже милосердный, смилостивься над душой этой несчастной. О чем она думала? Это…

Голос, который говорил по телефону. Чуть поодаль, с той стороны, откуда доносятся звуки машин. Дрожит. Опять щелчки.

- 911, Мост Вашингтон, самоубийство. Человек спрыгнул с башни моста. Нет. Да. Хорошо, спасибо.

00

Путь вниз был, причем не один. Тремя метрами ниже располагался один из технических уровней, по периметру которого шли узкие мостики. На противоположной стороне, около комнаты, в которой располагались крепления поддерживающих левую часть моста тросов, под довольно острым углом вниз уходили перила. Рядом, стоило только обернуться, был открыт люк, ведущий в комнату, куда уходили тросы правой стороны. Замок на люке был взломан, и рядом лежал ломик-гвоздодер красного цвета.

Вторым, менее очевидным методом спуска на землю, были сами тросы – достаточно широкие, чтобы по ним мог идти человек, и, снабженные страховочными канатами, очевидно, в целях безопасности.

Присутствовал и третий путь, самый короткий. Самый быстрый. Не прыжок. Нечто другое. Совсем другое. Однако вспомнить, что именно, не получалось.

21. "Питер"

Женщина уже приподнялась, чтобы пересесть налево, но слова мальчика заставили ее сесть обратно.

- Том, остановись.

Голос, которым были произнесены эти слова, был нервным, и в нем чувствовался самый настоящий испуг.

- Питер, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

Рука тянется ко лбу, ложится. Холодная.

21. 00. 10. 88. 17.

Шум становится сильнее, и возникает ощущение практически физического давления, как если бы прямо напротив лица был поставлен мощный сабвуфер, проигрывающий непрерывный низкочастотный звук.

Огляделся. Три пути. Первый - люк. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что именно этим способом 00 сюда и попал. Второй - тросы. В теории, можно было попытаться спуститься по ним, держась за страховочные канаты. Но 00 уже падал сегодня и не горел желанием повторять этот опыт. Третий способ. Самый быстрый и короткий. Хм. Задумался 00 на несколько секунд. Третий путь? Странно, казалось, мысль о нём маячила где-то на периферии сознания, но, как парень ни старался, он так и не смог понять или вспомнить его. Немного удивился этому. Впрочем, долго размышлять не стал. Ведь чем скорее под ногами окажется твёрдая и устойчивая поверхность, тем лучше. По крайней мере, так считал в эту минуту 00, ещё не задумываясь о том, как он здесь оказался. И кто он. Сквозь шум воздушных потоков прорвался странный звук. Наверно, ветер так причудливо гудит. Возникло ощущение давления. Надо спускаться вниз, пока не сдуло.

00 направился к люку, как к, вроде бы, наиболее безопасному пути на землю из двух понятных маршрутов. Задержался только, чтобы поднять ломик. Полезная вещь, которой он, скорее всего, и открыл замок, забираясь сюда. А значит, она его. Потянулся левой рукой к гвоздодёру. И только сейчас вспомнил, что что-то держит в правой.

"О, это хорошо", - улыбнулся про себя человек. Публичное самоубийство и, судя по всему, некоторое столпотворение, сотворённое оным происшествием, означает, что скорая помощь и парамедики будут здесь очень скоро. Это значит, что вскоре он сможет выписать себя из под опеки этого крикливого малого, который пытается скормить ему сейчас... что?... должно быть, аспирин. Настоящие доктора позаботятся о нём. О нём, и его амнезии, и его потери зрения, и, чего уж там, о его такой больной голове. В конце концов, как иначе объяснить этот назойливый шум в голове и эти вспышки света? Мужчина, священник, был почти уверен, что их причина, должно быть, кроется в какого-либо рода туморе или опухоле в его мозгу. Это было самое правдоподобное допущение, которое он мог сформулировать на основании своего обыденного мнения.

Между тем, - его невидящий взор всё так же обращён в пустоту и к вырисовывающимся над ним светоносным контурам, - события окружающего его мира заставили слепца оторваться от своих раздумий, проглотить таблетку и произнести:

- Что... Что происходит, сын мой? Кто-то упал с моста?... И этот шум в моих ушах. Этот ужасный шум, и свет... Вы слышите что-нибудь? Вы видите этот свет? Как будто бы две пылающие линии. Там вверху, над нами. Я не вижу ничего, кроме этого света!

"Да, положим вот так", - рассудил должно-быть-священник, довольный своей репликой. Он придал голосу весь должный тембр и тон, он сделал свои слова необходимо отрывистыми, а манеру говорить скомканной. Всё это, как кажется, вполне наглядно продолжало сообщать миру и окружающим, что он не в себе, что он болен, и что ему нужна их милостивая забота и помощь. Кроме того, хоть это, на самом деле, не было его основной целью (то было чувство и ритм паники, крик-шепот о помощи, что мужчина хотел донести до мира) данное вопрошание могло выполнить так же и информирующую. То есть, оно могло помочь ему, слепцу, собрать сведения о своём окружении и обстоятельствах, в которые он попал. Это могло прийтись, кстати, хотя, по правде, насколько он мог предполагать, его роли во всём этом сейчас лучше всего было оставаться сугубо пассивной.

Мальчик потер лицо и попытался сдвинуть руку женщины. Прохлада, которую она дарила была приятна в условиях этого шума, но он начинал волноваться. Женщина, судя по ее тону, собиралась долго и упорно разбираться в проблеме. Очень долго и очень упорно, так что мальчик наверняка десяток раз пожалел бы о том, что вообще упомянул это. Он, конечно, и сам был не прочь узнать отчего стал вдруг таким забывчивым, но совсем не таким тяжелым путем! В мыслях ему представлялось что-то вроде простого ответа, написанного на листке бумаги и бутылочки с лекарством, синей, которую добрый Санта положит под елкой. А врачи... Да, зачастую они были почти такими же старыми и бородатымми, но добротой и простотой там даже не пахло. Довольно гадко пахло, если уж на то пошло: спиртом, и противной химией, а не духом рождества.
-Нет, все хорошо. Просто я слегка уснул и вот... Проснулся. Сонный я, да.
Потер вновь глаза, какбы подтверждая свои слова. А на самом деле прикрыл лицо, чтобы никто не увидел как он морщится от этого шума.
Может быть стоило все таки сказать про все это - врач это не так уж плохо.
Нет, все пройдет само. Должно пройти - надо только потерпеть.

Да, как-то в самом деле, он глупо спросил. "Руди" осторожно выглянул из окна. И тут же пожалел, что это сделал.

Трудно было найти большее подтверждение хрупкости оболочки, в которую он оказался помещен из своего зыбкого небытия. Это было отвратительно. "Рудольфа" тошнило, поджилки застряслись, тело охватил зябкий иллюзорный холод, но при этом по спине текли густые капли пота. Соседка отреагировала подобным образом. Он почувствовал какую-то моральную необходимость её успокоить.

- Да. Не смотри - рассеянным голосом произнес он, подняв руку между ней и собой - не смотри... - прошептал, сам, при этом, не в силах оторвать взгляда от человеческого тела, так тщательно уничтоженного. Кто он был? Был ли это его добровольный выбор или решение судьбы? Связано ли это как-то с тем, что творится с ним самим, или еще одна нелепая насмешка жестокого мира, который поставил сейчас "Рудольфа Картера" в такое мучительное положение?

- Ты слышишь этот звук...или это просто у меня шумит в голове?

Ощущения от гребли придали ему уверенности в том, что Харпер действительно занимается этим далеко не в первый раз и находится в неплохой физической форме. Это придало ему уверенности и даже некую "точку опоры". Реальность понемногу приобретала смысл и обоснование - то, что было так нужно сейчас. Поразмыслив пару секунд, Джеймс уверенно поплыл в сторону пристани. Там, как он полагал, неподалеку должна быть парковка, а значит и машина. При помощи "колес" он сможет куда-то добраться, например до дома. Харпер не знал, есть ли у него семья, и ждет ли его кто-нибудь. Если ждет - то поедет домой, а если нет...в таком случае, наверное, стоит первым делом навестить доктора.

Странный шум, тем временем, нарастал. И хотя прямой угрозы не наблюдалось (а гул ему показался именно таким), это всё же подстегнуло Джеймса работать руками еще быстрее. Что это могло быть? Шум электролиний? Слишком далеко. Какая-то техника? И тут промах. Но всё это ему определенно не нравилось. Чем он быстрее окажется на земле, тем будет лучше.

00

Рука ощущает холодную, чуть шершавую поверхность металла. Незначительное усилие мышц, и ломик отрывается от поверхности моста. На вес – не более двух с половиной фунтов. В правой руке – нечто иное. Совсем. Овальный, совершенно чуждый стальному миру моста камень, покрытый цепочками небольших значков, будто бы выдавленными в поверхности. Хотя сочетания символов и напоминают своим строением слова и предложения, смысл их непонятен, не получается даже отнести отдельные символы к какому-либо алфавиту. Шифр. Или тайный язык. Но, чем бы эти символы ни являлись, смотреть на них долго не получается – возникает тупая, ноющая боль в висках и над глазами.

Спуск в люк сам по себе не принес никаких сюрпризов. Комната действительно оказалась техническим помещением, и в ней действительно была дверь наружу – замок на ней, как и на самом люке, был взломан. Предназначение помещения также было очевидно. С двух сторон от небольшого стального помоста, на который привела лесенка, ведшая через люк в комнату, удерживаемые ребристой металлической конструкцией, лежали тросы моста. Не закрытые стальной или жестяной трубой, как это было вне помещения, а десятки обнаженных связок стально проволоки, каждая из которых была толщиной с ногу взрослого человека. Необычным было другое – к ощущению давления и гулу прибавилось нечто третье, что можно было бы охарактеризовать как понимание направления, в котором находился источник первых двух. И, чем бы он ни являлся, располагался он в глубине поддерживающих мост тросов.

17

- Вот, вот. Хорошо.

Поддерживающая голову рука осторожно отодвинулась, позволив голове вновь лечь на какой-то мягкий предмет. Однако вопросы вызвали беспокойство, похоже, что неподдельное.

- Святой отец, вам лучше не говорить. Скорая скоро будет. Шум и свет, скорее всего просто…

Голос запнулся.

- …Галлюцинации.

Вопрос про самоубийство остался без ответа. Зато вдали раздалось характерное завывание сирены. Должно быть, Волонтерский Корпус Скорой Помощи Форта Ли. И, вслед за этим названием, в памяти всплывает краткий блок информации. Непонятно откуда - воспоминания, связанные с Корпусом, отсутствуют. Есть лишь информация.

21. "Питер"

Женщина наклонилась, чтобы получше разглядеть лицо Питера. Не похоже было, что ее убедила игра мальчика… поначалу.

- Точно?

Внезапно в окружающий мир ворвались запахи. От женщины пахло сочетанием калифорнийского грейпфрута, итальянского лимона, золотистых яблок, чуть менее ощущался запах жасмина и розового пиона, вплетались нотки манго. Сквозь эти ароматы просвечивалась вечно изменчивый, но лежащий в основе аромат белой амбры, запах ванили, мускуса и виргинского кедра. В салоне, на самой грани восприятия, пахло бензином. Даже сквозь закрытые окна просачивалась мерзкая смесь выхлопных газов. Ароматизатор воздуха с лимонной базой. Запах сигары от водителя, Тома, с уклоном в аромат кедра. От него же – зеленый бамбук, можжевельник, спирт.

- Я думаю, нам все же стоит повидать врача. Том?

Водитель оглянулся. Приятное симметричное лицо, тонкая черная борода, такого же цвета короткие волосы с прямым пробором, чуть намеченная линия усов. Легкий загар. Прямой нос, серые глаза. На губах играет улыбка.

- И где вся твоя твердость? Если станет хуже в дороге, заглянем в Энглвуд. Сейчас мы дольше на поворот времени потратим. Питер, если не хочешь участвовать в представлении, так и скажи. Только не надо притворяться.

10. "Рудольф Картер"

- Какой звук?

Всхлипнула девушка. Оглянулась по сторонам.

- Это… это не как в фильмах.

Голос звучал жалобно и испугано. И как-то обиженно. Большинство из "любопытствующих" (в автобусе были, в основном, подростки одного примерно с Рудольфом возраста) уже вернулись на свои места, причем некоторые явно жалели о проявленном интересе. Действительно, человеческое тело после падения с большой высоты представляет собой малоприятную картину, на которую отвращение было адекватной реакцией.

Вот только отвращение, которое испытывал "Рудольф", было одновременно ненастоящим и настоящим. К горлу подкатывала тошнота, спина промокла от пота, тряслись поджилки… но, при всей своей естественности, ни одна из реакций не являлась следствием сработавшего рефлекса. Наоборот, это было всего лишь результатом приказа сознания организму. Идеально исполненного приказа.

88. "Джеймс Харпер"

Машин у пристани не оказалось, да и сама она, когда "Харпер" присмотрелся, оказалась, скорее, выдающимся на несколько метров в воду бетонным блоком для аварийной швартовки, чем полноценной пристанью. Поперек течения плыть с тем темпом, который позволяли телу поддерживать мышцы, было еще минут пять. Со стороны моста раздался вой сирен скорой помощи.

21. 00. 10. 88. 17.

Давление и шум продолжают нарастать, начиная заглушать окружающие звуки, возникает ощущение, будто прямо сквозь тело движется поток какой-то жидкости.

00 спустился в люк. Странно, но звук не пропал. Наоборот, стал более чётким - к давлению и гулу добавилось чувство направления. Впрочем, размышлять об этом 00 пока не стал. Засунув (или попытавшись засунуть) странный камень в карман, он оглядел помещение, в котором оказался. Лесенка, дверь, помост, тросы. Очередной сломанный замок. Хм. Возникло подозрение, что без открывашки для них бродить по внутренностям моста не имеет смысла. Что привело к вопросу, был ли, например, ломик у упавшей женщины. Впрочем, сейчас 00 было не до того. Ощущение надёжной конструкции под ногами и отсутствие ветра изрядно радовало его. Но земля или асфальт порадовали бы сильней. К тому же, внутри зарождалась уверенность, что пребывание здесь, рядом со сломанными замками с ломиком в руках и поблизости от места падения женщин, не является чем-то законным. И, значит, надо уйти отсюда до того, как кто-то это пребывание заметит. И сделать это тихо. 00 аккуратно приоткрыл дверь и выглянул наружу.

"Руди" растерянно продолжал смотреть на труп. Он вдруг понял очень страшную вещь, возможно, самую страшную с того момента, как он осознал себя в автобусе. Страшнее, чем сам факт потери памяти.

"Рудольф Картер" понял, что ничего не чувствует по-настоящему. Его сознание билось в темнице человеческого черепа, искало рациональные ответы и вопросы, жонглировало имеющимися осколками бытовой памяти, чтобы создать достоверную картину поведения обычного парня-первокурсника, который увидел труп за окном. Но все это было не более, чем имитацией. Он нарисовал себе такую картину поведения, пусть неосознанно. И исполнил её с такой же методичностью, как исполняет компьютер программу. Если бы он решил, что нужно спокойно засмеяться, он бы засмеялся. А если бы "Руди" ничего не решил - он просто сидел бы здесь спокойно, как робот. Реакции его тела были не более естественны, чем движения марионетки, надетой на руку куклы.

Само по себе это было не так уж и плохо. Данная "особенность" позволила ему сформулировать жизнеспособную стратегию поведения, которая исключила на раннем этапе возможность того, что окружающие поймут его состояние и изолируют его для "его же блага". Она придала его поведению такой реализм, который нельзя было бы сыграть.

Однако. Сами собой напрашивались очень неприятные выводы.

До данного момента, "Руди Картер" исходил из того, что он - более-менее обычный человек, который потерял память. Даже версия, по которой это его не настоящее, а подложное имя, не исключала этого.

Но реакции, которые он демонстрировал, были невозможны для нормального человека. Можно сделать только два реалистичных предположения. Первое: процесс, который лишил его память, сотворил с его сознанием что, что изменило его природу настолько, что она больше не соответствует человеческой. И, как бы это предположение не было ужасно, вторая теория открывала двери в новое измерение ужаса. Согласно ей, он вообще не был человеком. Он представлял из себя некую сущность, которая неизвестным образом завладела телом Рудольфа Картера, вытолкнула его сознание и превратила его плоть в свое логово.

"Руди" хотелось выбежать из автобуса. Побежать по мосту. Прыгнуть вниз. Или спуститься вниз, забиться в какую-нибудь яму на берегу. Но...нет. Это неправда. Все это хотел бы сделать настоящий "Руди", если бы он понял, что он не настоящий. Но в том-то и дело, что он не настоящий. Такие реакции - это всего лишь имитация, симулякр, попытка соответствовать колышущейся в пределах сознания остаточной памяти. Правда в том, что либо он уже не тот "Рудольф", которым он когда был, либо он никогда не был им. Имитация ради имитации не имеет смысла.

Долгосрочная стратегия выживания остается той же. Не привлекать внимания. Собирать информацию о личности "Руди Картера" и надеяться на то, что удаться выйти на след тех сил и событий, из-за которых он оказался здесь. Во всех смыслах.

- Да - ответил он, наконец, повернувшись к девушке - Такие вещи никогда не выглядят как кино. Я надеюсь, мы уберемся с этого чертового моста поскорее.

- Но... но я вижу свет! - произнёс мужчина, священник, голосом и тоном, который, должно быть, мог показаться его невидимому собеседнику в чём-то экзальтированным. По правде, слепец просто пытался перекричать шум, заполонивший, казалось, всё целое его мироздания.

- Это... это... - он вновь запнулся, на этот раз осмысленно, продолжая играть свою роль больного. - Как будто бы два огненных каната протянуты у нас над головами! И этот шум... этот всё возрастающий ритм... Я... Я с трудом могу слышать что-то, кроме него!

Вот. Это может быть полезно: сообщить его попечителю о своих симптомах, - посчитал мужчина. О слуховых и визуальных галлюцинациях, что он испытывает. На случай, если он сам вдруг потеряет сознание прежде, чем парамедики доберутся до него. Впрочем, поразмыслив ещё пару секунд, он решил не полагаться на волю случая и не доверять своему маленькому помощнику, своему спасителю, делать свои собственные выводы. Он скажет ему, что сказать.

- Я ослеп, - резюмировал он потому. - Я не помню себя. Я имею в виду... Я хочу сказать, что я не помню, кто я и как здесь оказался. И да, да, вы правы, я, как кажется, испытываю галлюцинации. Я вижу свет, я слышу шум... ах-ха, рёв почти...

Да, да, этого будет достаточно. Теперь, коль скоро он не сможет сохранить сознание до приезда скорой, его попечитель сможет должным образом проинформировать медиков о его состоянии за него. Дабы его послание лучше отпечаталось в мозгу его заступника, мужчина, впрочем добавил, для из соображения создания эмфазы:

- О... О, да поможет мне Бог!

-Да да да - со мной все хорошо!
Мальчик огорченно вздохнул. Кажется мысль сообщать окружающим о проблемах с памятью была не так уж хороша. Впрочем что он еще мог сделать в такой ситуации? Кто мог знать? Но, главное, что может сделать он сейчас, если конечно считать, что что-то сделать можно. Три пути виделись мальчику: врач, спектакль и дом От врача избавиться нельзя было бы никаким путем. К тому же обман бы раскрылся в течении первых пары минут визита, и это было бы мучительно. Спектакль казался несколько проще, но он займет все время и внимание, в результате чего совсем не будет времени разбираться в себе. К тому же придется общаться с сотней человек, хоть один из которых наверняка поймет, что Питер ничего кроме сценария и не помнит. Дом идеален был во всех отношениях, а еще оттуда можно было бы сбежать. Но был один нюанс...
Услышав слова Тома мальчик тут же настороженно поднял голову. Подумал мгновение.
-Ну да, совсем не хочется на спектакль! Может быть лучше домой поедем? Это же всего лишь репетиция.
Задумался на секунду, понимая как глупо звучат сейчас все эти слова. Но как еще мог он убедить Тома повернуть повернуть машину назад? Сказать про самочувствие? Но это верный путь к доктору, который во сто крат хуже!
Вообще нелегко было думать в такой обстановке. Тяжесть ответственности за свою судьбу, полное непонимание происходящего. Да еще шум и запахи. Словно реальность вокруг начала концентрироваться в какой-то невообразимый кисель, становясь все плотнее. И ведь шум даже не думает пропадать. Еще минута, и заглушит голоса, сделав речь родителей совершенно неслышимой.
Надо было с этим что-то делать. Надо было бы, точнее, но отвлечься от разговора мальчик тоже не мог. Сплошные проблемы.

С ним творилось что-то явно нехорошее, и Джеймс (или всё же "Джеймс" ?) понял, что пяти минут у него нет. Совершенно точно. Развернув лодку в сторону маяка, он налег на весла, надеясь, что сможет достичь берега раньше, чем...а вот тут не знал. Но нарастающий шум ему не нравился, тревожные звуки со стороны моста добавляли еще больше беспокойства на душу. Словом, "Харпер" воспринимал всё происходящее очень серьезно. Возможно, он мог бы остановиться, подумать, прислушаться к себе. События же развивались слишком быстро, и позволить себе такое он не мог. К сожалению.

Постаравшись полностью сосредоточиться на гребле, мужчина стал дышать глубже и спокойнее, почти инстинктивно решив, что правильное дыхание сможет отогнать "шум". Вероятно, здесь имелся элемент плацебо. Поэтому в поразительную эффективность дыхательной гимнастики шибко верить не приходилось.

00

Дверь вела на очередные мостки, идущие по периметру перемычки между башнями моста. Стальная решетка пола холодила ноги. Открывался вид на мост – сотни метров стали, медленно ползущий в обе стороны поток машин, причем со стороны падения женщины асфальт дороги постепенно освобождался от автомобилей. Видимо, заставило водителей остановиться, создавая пробку.

Совсем рядом была двухмаршевая лестница вниз, идущая, скорее всего, до самого основания моста.

10

- Угу. – Всхлипнула девушка. Никаких признаков того, что она была знакома Руди. Водитель, тем временем, вернулся в автобус, раздраженно кинул аптечку куда-то в сторону и сел на место. Дверь медленно закрылась, и по салону пробежала дрожь заводящегося двигателя.

17

Ощущение, что сейчас была совершена ошибка. Идущее откуда-то из глубины подсознания. И молчание в ответ. Не глухота – по прежнему сливались воедино шум автомобилей, голоса людей и непонятное гудение. Похоже, доброхоты, позаботившиеся о святом отце, когда тому стало плохо, просто не знали, что сказать.

Внезапно мрак, окутывающий мир, затрясся и покрылся паутиной трещин, расположенных в неестественно геометрически правильном порядке. Квадраты, треугольники, шестиугольники, семиугольники… синий пульсирующий электрический свет пробивался сквозь них, будто стараясь достичь глаз священника – и его разума. Это было неприятное ощущение, в первую очередь для органики глаз, отреагировавшей на раздражение конвульсивным сокращением глазодвигательных мышц. Зато, спустя еще несколько мгновений, первый квадратик мрака не выдержал напора света и растворился в нем, открывая священнику маленький, но отчетливо различимый кусок мира. За ним последовал еще один, и еще… через секунд десять осталась ли черная зазубренная корка по краям глаз, мешающая лишь боковому зрению.

21

Взгляд склонившейся над ним женщины снова наполнило беспокойство. Губы плотно сжались, после чего, взглянув в зеркало заднего вида, где отражалось лицо Томаса, она спросила:

- Репетиция? Это именно спектакль.

88

Развернув лодку, "Джеймс" направил ее к маяку. Мощные гребки приближали его к берегу, и уже можно было наметить несколько неплохих мест для схода на сушу, как…

21. 00. 88. 17. 10.

…Звук и давление достигли пика. "Руди" мог только смотреть, как соседка по сиденью шевелит губами, обращаясь к нему, "Питер" пропустил следующие слова Томаса, священник и неслучившийся самоубийца перестали слышать гул машин, а гребущий "Джеймс" - удары весел об воду. И, внезапно, вибрация исчезла, а вместе с ней и непонятное гудение.

Мир приобрел неестественно синий оттенок, как будто кто-то убрал из него все красные и зеленые цвета или за доли секунды покрасил его синей краской. Потом каждый атом его начал вибрировать, подскакивать вперед и назад, менять цвет от стопроцентно синего к черному через серый и обратно, пошел рябью и шумом, подобно утратившему сигнал старому телевизору. Рябью, сквозь которую проступала новая форма. Пока еще бесцветная, окруженная маревом, но уже подавлявшая своей колоссальностью. Овальный объект размером со стадион, зависший над мостом и протянувший к нему бесцветные щупальца. Какое-то движение в нем и вокруг него. Вспышка света, окрашивающая весь мир, кроме объекта и доступных взгляду очертаний тела наблюдателей, красным цветом. Мир вибрирует и фиолетов. Такая же, но несущая зелень. Мир белый. И эту белую пелену постепенно, кусочек за кусочком, будто снимает с глаз невидимая рука.

Возвращаются и стертые шоком звуки. Но не одни – к ним примешивается непонятный, чуть слышный гул. Иной, чем раньше, состоящий из тысячи элементов. Стрекот, шелест, лязг, звук движения воздуха, треск разрядов электричества, шорох движений каких-то мелких существ. Сперва это ощущается остро, но потом неестественное тонет в океане обычного.

Но только звуки. Нечто, зависшее над мостом, никуда не исчезает. И объяснения ему нет – пока что. Память, или, вернее, инстинкт, говорит, что и не будет – во всяком случае, полного. Оно громадно. Оно неповторимо. Оно комплексно и едино. В покрытых бронзой и позолотой механизмы, будто взятых из какой-то стим- или клокпанковской новеллы, крутятся шестеренки, двигаются поршни и рычаги, звенят цепи и время от времени выпускают белый пар трубки, расположенные вокруг гигантских резервуаров. Рядом сплетаются воедино десятки трубок, прокачивающих разноцветные жидкости к пульсирующим полупрозрачным коконам, внутри которых угадываются очертания съежившихся в позе эмбриона созданий. Вокруг перемигиваются сотни электронных ламп, вышедших из употребления десятилетия назад, которые протирают чем-то охлаждающим миниатюрные паукообразные биомеханические существа. Более совершенные вычислительные устройства, очевидно, сокрыты глубже, там, откуда сквозь покрытые инием решетки регулярно выбрасываются в воздух облачка синего газа системы охлаждения. Облачка, которые немедленно смешиваются с неестественно неподвижными серыми тучами, зависшими над некоторыми участками объекта.

Выхлопы плазмы из сотен сопел, багровые, синие, фиолетовые и бесцветные, удерживают колосса в воздухе – но не только. Невооруженным взглядом с моста невозможно увидеть, что находится ЗА ним, но «Джеймс» видит, что оно, кажется, не целиком находится в реальности – там, где должно было быть какое-то продолжение, есть лишь дрожащий, будто от жары, воздух. Время от времени от него пробегают волны, заставляющие колыхаться небо – или, по меньшей мере, восприятие неба через преломляемый ими воздух.

Вокруг носится несколько отполированных до зеркального блеска металлических сфер, диаметр каждой из которых не меньше пары метров. Каждые несколько секунд одна из сфер спускается вниз и зависает над скоплением машин, после чего возвращается обратно.

Парень открыл дверь. За ней оказались очередные мостки. Рядом с ними - ещё одна лестница. И, кажется, она вела вниз. Наконец-то. Шагнул пацан вперёд. И осознал, что что-то не в порядке. Очень не в порядке даже. Звук и давление достигли такой интенсивности, что и шум машин внизу, и вой ветра перестали быть слышными. Вырвался тихий стон. Зажал подросток уши. Миг. Другой. Внезапно, странные звуки стихли. Прежние вернулись. И, почему-то, зрение пропало.

"В голове что-то лопнуло?" - предположил. Гудение, давление, слепота - наверняка симптомы какой-нибудь болезни или травмы. Стряс? Потеряв равновесие, вполне можно было стрясти и без удара. Впрочем, в глазах постепенно прояснялось. Правда, вместо чёткой картинки были помехи, как на экране старого телевизора. И...

Бздынь! Грохнулся ломик на металлическую поверхность. Парень заметил... Нечто? Другого слова для описания Этого не нашлось. Что-то громадное. Что-то висящее. Что-то... Механическое? Трубки, шестерёнки, лампы, сопла, синий газ, серый пар. И сферы. Гудящие. Картина потрясала настолько, что подросток позабыл о своём намерении спуститься. И распахнул рот от удивления.

Священник приподнялся на локтях и устремил свой ошарашенный взор в небо. Что это? Бог? Галлюцинация, порождённая его больным разумом, ныряющим и выныривающим из тени и пустоты?

Он ещё раз хлопнул глазами и понял, что больше не слеп. Это было странным ощущением. Его жизнь началась в темноте. В этой тьме она была наполнена, в основном, его собственными мыслями. Теперь мир стал больше, шире. Он, этот новый мир, был как бы вопрошанием, обращённым к нему. Мужчина не знал, как ему ответить. Он не знал, что чувствовать. Похоже, как это не странно, что ему всё это не нравилось. Слишком много света. Слишком много ясных и отчётливых форм. Всё это, все они... ах-ха... Всё это, как будто бы, требовало от него чего-то. Какой-то реакции, какого-то мнения, какого-то понимания. Это не нравилось мужчине. Он хотел лишь брать. Необходимость отдавать что-то чему-то, - пусть даже и такую эфемерную малость как всё вышеперечисленное, - не была тем, что он хотел. Да, всё так, мужчине больше нравилось быть слепым. Тогда, там, в темноте, он мог полагать себя единственным значимым бытием. В этом он черпал комфорт и удовлетворения для себя. Теперь мир лишил его всего этого.

Мужчина скривился. До боли в пальцах он сжал распятие у себя на груди. Он хотел сжечь эту ненавистную вселенную дотла. Он обратил свою мысленную речь в проклятье, обращённое к Творцу всего.

"Вроде-Джеймс" не сразу сообразил, что именно он видит: своего рода защитная реакция мозга, должно быть. На всякий случай отвел взгляд, сморгнул, и вновь уставился на небо. Нет, там определенно есть что-то. В этот момент всё встало на свои места, и мужчина понял, что всё дело в наркотиках. И сейчас он переживает "возврат". Неудивительно, что он страдает провалами в памяти.

Полицейский рыболов глупо хихикнул и продолжил грести к берегу. В конце-концов, приход никак не сказался на его способности грести, хотя вначале он, конечно, бросил весла. Всё это очень напоминало сцену из "Дня Независимости", но пока что прохожих с приветственными транспарантами не наблюдалось. Еще должна быть обязательная "вертушка", куча копов на тачках и оголтелые журналисты из какого-нибудь CNN. А вот на Уилла Смита, похоже, надеяться на стоит, разве что на его сына. Чертовы ниггеры.

Чем бы ни была эта штуковина из иномирья (ну или откуда она там), Джеймс решил, что прямо сейчас стоит свалить как можно дальше. Уже подплывая к берегу, он оставил весла и перекинул лямку сумки через плечо. Да, он собирался бежать.

Затаив дыхание мальчик смотрел, как меняется мир. Словно сама реальность иссчезает, уступая место чему-то более могущественному. Страшному. А может быть просто не такому. Настолько противоестественному, что его даже не измерить привычными понятиями. Красоте и ужас против бездушного метала корпуса и летающих сфер. Слишком странно, чтобы понять. Слишком противоестественно чтобы по доброй воле оставаться рядом.
Мальчик перевел взгляд на водителя, размышляя как бы убедить того уехать с моста. И тут он спомнил. ПРо то, что Том, кажется, что-то сказал, и слова его потонули в заглушающем все шуме. О том, что эта женщина тоже что-то говорила по поводу спектакля. Не репетиция, значит. А мальчик сидит и молчит, созерцая конструкцию за окном, которую, кажется, никто не видит. И если он скажет, что за окном висит стальное чудовище, то судьба его будет очень печальной. И молчание меж тем становится все более тягостным и неловким.
ЧТобы хоть как-о разрядить обстановку мальчик вздохнул. Подумал еще с секунду.
-Хорошо, кажется отвертеться не удастся. Поехали на спектакль.
Вновь поглядел в окно, изображая печаль. Хотя надо ли было ее изоражать в такой то обстановке?

"Руди" закрыл глаза, тяжело дыша. Все его стратегии выживания, похоже, катились к чертям. То, что он видел, обозначало две вещи. Либо он сошел с ума, и это самое простое объяснение всему происходящему. Либо с окружающем миром что-то ОЧЕНЬ сильно не так, и он понятия не имеет, что творится.

Что это за щупальца, тянущие к мосту, что видны из окон? Что происходит со светом и цветом окружающего мира? Почему он не слышит нормальные звуки? И почему все окружающие в порядке? Похоже, соседку катастрофические изменения никак не затронули. Она что-то говорила, но слова её пропадали в оглушающей "музыке сфер".

- Извини, мне...нехорошо. С этим...за окном и всем таким. Голова раскалывается...

Он сжался, надеясь, что окружающая феерия скоро закончится. Иначе он долго не протянет. Либо его разум окончательно сломается, либо окружающие заметят неадекватность его поведения. Конечная остановка в обоих случаях та же.