Девять | ходы игроков | Тень

- Проклятые...
- Слепые.
- Отверженные.
- Никогда не видеть вам света солнца.
- Никогда.. никогда...
- Не вдохнуть чистого воздуха первого рассвета.
- Никогда...
- Не ощутить под ногою босой травы юной свежесть.
- Никогда..
- Не расправить плеч, не скинуть тьмы бремя.
- Не скинуть...
- Угасла последняя надежда. Ушла вера.
- Ушла..
- Вам не открыть нужной двери.
- Никогда.

Их голоса врывались в голову. Вонзались острыми осколками в глаза. Слепили, не давали сосредоточиться. Безумный хор вытеснял рассудок, отравлял разум. Раскалывался череп, излишне крепко стискивались челюсти. Напитанное светом свечей пространство вспарывалось, разрушалось. И не было спасения. Ни снаружи. Ни внутри себя.
Никогда.
Это слово звучало неумолкающим фоном. Это слово стало основой. Непреложной истиной нового существования во мраке.
А старик молчал. И взгляд его был пуст. Мертвец обладает большей волей к жизни, чем этот иссохший древний дед. Будто нет его здесь. И не было никогда. Мираж и сон, отравленная голосами реальность. Все смешалось и сплылось. В бесконечных лабиринтах подземных катакомб. В мире, где макушку попирают каменные своды, держащие на себе храм гнилой веры. Где по бокам давят стены отринутого, хранящие кости ушедших в тени. Где снизу течет и пульсирует кровь самой земли, опаляя жаром недр.

Арис бросается вперед и пламя ближайших свечей припадает в страхе. Движения его стремительны. Блестит на острие клинка смерть. Разящая сталь, что ни разу не подводила. Не обманывала. Единственная истина мира живых, где каждый глоток воздуха покупается болью и потом. Где место под солнцем надо заслужить и отвоевать. Все просто. Ты сильнее – ты выживешь. Ты слабее – сгинешь.
Стремительно сокращается пространство, а время замирает, припадает к самому пыльному полу. К истлевшему от вечности ковру. Где-то позади остается оклик Айлин. Ее звонкий голосок, прорывающийся сквозь гул нестройного хора масок. Но это уже не имеет значения. Теряет смысл. Лезвие отражает лицо своей цели. Шею, укутанную густой белоснежной бородой.
И кажется вдруг – нет решения более правильного. Нет выхода более верного. Только так можно заткнуть их. Только так можно разрушить заколдованный мир извечной, глубинной тьмы. Разломать оковы, освободиться.
Усталость сводит судорогой пальцы. Усталость наливает ноги свинцом.
Последнее усилие. Один лишь только взмах.
Он не сопротивляется. Не дергается. Он мертв. Многие века. Тысячелетия. Его жизнь – давно сгнила. Его плоть – муляж. Безвольная кукла прошедших эпох. Безликая тень былого.
Только отчего голоса становятся громче? Отчего крик их врывается в уши, острыми лезвиями просачиваясь сквозь барабанные перепонки? Проходит рябью по коже. Вот-вот и не останется сил. Вот-вот и ты останешься здесь с ними навечно. Одной из бесчисленных масок. Очередной скульптурой темных мастеров. Твои щеки покроет мерцающая мозаика. Твои губы отшелушатся пылью. И вольется лицо в море таких же. Пойманных однажды в силки.
До последнего удара – один миг.
И старик поворачивает голову. Мучительно медленно, со скрипом в иссохших суставах. В сухих костях.
Один миг.
А ты понимаешь вдруг – он видит. Он слышит. Он все еще здесь.
Один миг.
Касается верный клинок седой бороды. Проходит сквозь, оставляя после себя серебряные блики осыпающихся волосинок. И чувствуешь – плоть. Тонкая кожа. Вот-вот оросит алая кровь этот мир багрянцем. Вот-вот оживит краской новой и свежей. И запах ржавого металла привычно войдет в легкие.
Один миг.
Мертвая бездна пустых глазниц обжигает, проникая в недра души.
И мир рассыпается вместе с серебром.

В религиозном исступлении, густо замешанном на мутном вареве ненависти и страха, Константина остервенело чеканила тираду за тирадой и никак не могла остановиться. Слова - громкие, звучные, страшные и полные глубокой убежденности, так и рвались с ее уст.
Крепко сжимая в объятиях Айлин, жрица словно бы заслоняла себя и ее раскаленным щитом речей, прикрываясь от масок пламенными словами и живым теплом человеческого тела. В одно из мгновений голос Реннарт, выкрикивающий в полное шепотов и обвинений пространство столь своеобразный символ веры, взлетел до буквально-таки невозможной громкости и затем захлебнулся надспдным кашлем: видимо, Огненная умудрилась сорвать голос. Впрочем, ей это не помешало, откашлявшись, продолжить вещать все так же фанатично - но теперь говорила она хрипло, и речи ее напоминали скорее карканье ворона.

Наверное, одному Карруму ведомо, сколько бы вещала огнепоклонница, если бы не проявившая инициативу Айлин. Когда черноволосая аристократка ужом вывернулась из объятий, Константина лишь удостоила ее удивленным взглядом, подбоченясь было, чтоб продолжать неостановимый поток слов. Сейчас она не была собой - в зале стояло заключеное в хрупкую человеческую плоть слово Очищающего. В такт каждой фразе тяжким молотом стучало обжигающее сердце, будто бы желая высвободиться из клети ребер, тонкие пальцы жили своей жизнью, извиваясь, словно языки пламени. Глаза жрицы были темны и пусты - словно бы ушел из них разум, оставив после себя лишь обугленный остов фанатизма.
Но, когда ладони Делагарди коснулись висков Реннарт, в темной бездне зрачков говорившей, обрашенных на свою спутницу, показалось нечто живое. Еще не прежний взгляд Константины, но уже и не эта пугающая пустота, окрашенная багрянцем блестящей россыпи свечей - словно бы зарождающимся безумием.

Слова Айлин не произвели на Пламенную какого-либо впечатления - в отличие от хлесткой пощечины. Щеку контрразведчицы будто опалило пламенем, и она инстинктивно отшатнулась, неуверенно поднеся руку к горящему лицу. Мало-помалу во взоре ее стала появляться осмысленность, и вместо тьмы в нем загорелась ярость. Словно вторя порыву души, на пальцах Реннарт затанцевали маленькие язычки огня, готовые в любой момент вспыхнуть яростным пожарищем.
Злобно глядя на ударившую ее дворянку, Константина хрипло прошипела:
- Ты! Да как ты смеешь! Я...
Что она собиралась сказать дале - осталось неизвестным: Делагарди, перехватив жрицу за не объятую огнем кисть руки, потащила ее за собой, прочь от неумолкающих ликов, по дороге требуя кого-то остановиться, опустить меч.

Охвативший Константину гнев оказался короток, как молитва перед боем. Он как нахлынул неумолимым оглушительным пенным прибоем, заставляя сердце биться чаще, а длани - в прямом смысле этого слова гореть; так и быстро схлынул, оставив на каменном побережье души мокрый след раздражения.
Чиновнице оставалось лишь в глубине души возблагодарить свою спутницу - за то, что она вывела ее из транса; и за то, что не дала возможности ярости прорваться наружу, нечаянно опалив тех, кто этого не заслуживал. Благодарение Карруму, сейчас Реннарт уже могла держать себя в руках и трезвым рассудком оценить правильность действий аристократки: даже за пощечину Константина не держала на Айлин зла.

Проследив за направление взгляда тащившей ее за собой девушки, Константину увидела, как Арис неумолимо возносит клинок над кажужимся мертвым старцем. От чистой стали лезвия отражалось пламя свечей, делая меч похожим на объятый чистым пламенем, а владельца его заставляя воспринимать как героя из древних, полузабытых легенд. К ужасу конттразведчицы, почитавшей седобородого старика уже мертвым (иначе он бы давно хоть как-то отреагировал), древний обитатель комнаты с фресками медленно-медленно начал поворачивать голову к остро наточенной смерти - словно бы жаждал гибели от клинка рыцаря.
Это было настолько неожидано, настолько сюрреалистично, что шокированная жрица аж громко ойкнула, прикрыв себе рот свободной рукой. Не хватало им полуразложившихся оживших мертвецов, обуреваемых голодом, как выискалась очередная мумиеподобая нежить, настроенная на самоубийство под клинком решившего разобраться с проблемами радикально солдата.

Не успела Огненная что-либо сказать или сделать, чтобы помешать мечнику, как вдруг внезапно комната вокруг вздыбилась, как норовистый жеребец; стены, словно бы запылав изнутри расплавленным серебром, сложились, как карточный домик; под оглушительные вопли перепуганных масок пол и потолок ринулись навстречу друг другу, как давно потерянные возлюбленные. Пламя свечей вспухнуло ужасающим лесным пожарищем, все вокруг закрутилось, как в водовороте, перед глазами Константины замелькали разноцветные искры.
Все это продлилось лишь мгновение, достаточное для того, чтобы моргнуть. А когда женщина открыла глаза, вокруг не было уже ничего - она словно бы оказалась в неком "никогда и нигде", в неких чертогах вне времени и пространства. И она была не одна: Айлин все так же продолжала сжимать ее руку, а Арис - свой верный меч.

Жрица пораженно огляделась вокруг, расширившимися от удивления глазами оглядывая то теряющийся в бесконечности зеркально-черный пол, то клубящуюся вокруг легкую дымку полумрака. Все то, что окружало их ранее, исчезло. Не веря глазам своим, Константина, не вырывая своей руки из ладони Айлин, опустилась на одно колено, каснувшись кончиками пальцев полированной глади под ногами. Пол был удивительно реален и материален - словно бы он был здесь из века век. Но при всем при этом он же был донельзя страннен и необычен - ни один народ под солнцем не смог бы изготовить такое обширное ровное пространство без трещин, смычек, щербин, зазоров. Напрашивалось только одно мнение - они попали за пределы родного универсума. Но вот куда: в обитель ли кого-то из богов или в некое Межпространство? И что виной тому: шепот масок или смерть древнего старца?

Усилием воли подавив зарождающуюся панику, Реннарт, не вставая, подняла напряженный взгляд на своих спутников, изобразив на лице некое невеселое подобие улыбки:
- Ну что, поздравляю с прибытием сюда. У кого-нибудь есть мнение, куда мы попали после того, как рыцарь Арис отомкнул ключом меча замок горла старика? Вот у меня, дорогие мои, есть такое подозрение, что нас вообще выбросило за пределы родного мира.

Реннарт очень хотелось сорваться в неконтролируемую истерику, побегать, покричать, поплакать, наконец, выплеснув обуревавшие ее чувства, но она внутренне понимала, что этого нельзя делать. Те слова, что сказал ей Бог, навек выжглись раскаленными буквами на ее душе - не падать, не сдаваться. И сейчас Константина, как бы не было тяжело на сердце, была готова искать выход из сложившейся ситуации.

Во всём есть смысл.
Твердят учёные, раздумывают философы. Ищут в случайном стечении обстоятельств крупицу рациональности, истины, изначальной причины – трактуя на разный лад феномен, неподвластный для их понимания. Подспорье различных дискуссий, столкновений взглядов. И почему-то перед глазами так отчётливо возникают яркие картины: спорящих до пены у рта людей, писателей, потративших изрядное количество времени на собственные труды. На собственную, исписанную чернилами точку зрения. Во всём есть смысл. Так говорят люди. Так говорят книги.
В движении светил на небосводе. В движении человека. Во всей его жизни.
Но ты не веришь. В последующие мгновения проникаешься уверенностью, что они лгали. Смысла не было. Ни в чём. И цепочка событий, приведшая к тому, что случилось секундой позже, - всего лишь чьи-то решения. Выбранные варианты из множества хаотично рождающихся и стремительно растворяющихся вариаций.
Судьба? Рок?.. То, что привело вас всех сюда. Что позволило спуститься в подземелье. И пройти все его испытания – ровно до сих пор.
Не было в этом смысла. Ни в чём.
На твои вопросы не было ответов.

…Вера. И, пожалуй, живое воображение. То, что позволило Айлин взять себя в руки. Собраться, стряхнуть оцепенение, вытеснить хор бесконечных голосов. Позволило двигаться вперёд. Кричать, едва ли не приказывая. В этот раз – совсем не для того, чтобы показать характер. Теперь это было ни к чему. Но чувствовала – если не она, то никто. Поддавшаяся панике Константина. Увязший в собственных мыслях Арис. Разве они могли?
Ведь он так близко. Самый простой выход. Дверь, ведущая из проклятого зала. Там не будет голосов. Там их ждёт тишина. Айлин надеялась…
Надеялась, что всё получится. Реннарт послушно следовала за ней, ещё недавно взирая на неё опасно вспыхнувшим взглядом. Но Айлин не боялась. Была уверена, что чуть позже чародейка и сама всё поймёт. Она оказалась права. Что доказывало молчание за её спиной.
Надеялась, что Арис послушает. Дрогнет клинок, застынет разливающееся по камню золото бликов. Что-то заставит его остановиться, обернуться, послушать. Но он не слушал, не оборачивался. Отгородился привычной стеной равнодушия. Было слишком поздно.
Айлин поняла это в последние секунды. Уже практически на бегу осознавая, что не успеет. Ещё живший перед глазами образ, казалось бы, готового свершиться будущего стремительно таял, оставляя осадок определённых эмоций. Бухало в висках, пересохло в горле. Сожаление ощущалось привкусом горечи, искренние изумление и ужас отразились в тёмных глазах.
Отразилось последнее движение старика. Кровь, хлынувшая на ветхие одежды…

Всё застыло. Всё ушло.
Всё, что когда-то казалось столь материальным. Ощущаемым. Понятным. Кануло, стёрлось с лица реальности и пространства, оставляя вечную, промёрзлую пустоту. Всё вокруг – словно почерневший от густой кляксы пергамент. Словно прах рассыпавшихся границ. Их больше не было. Пол. Потолок. Стены. Есть только Она.
Айлин остановилась. Замерла. Ощущая колючий, режущий страх. Стынет в жилах кровь. Кружится голова. Краткая потеря ориентации в пространстве – ей казалось, что в этот миг она определённо лишиться чувств. И упадёт в зеркальную бездну, что разверзлась под её ногами.
Горькая обида. Единственное, что ещё удерживало её сознание на поверхности. Крупная дрожь разливалась по телу, её трясло – от страха, от гнева, который она едва ли могла выразить словами. Уже не осталось в голове вопросов. Они не имели смысла. Осталась лишь злость. И воскресшее в памяти мгновение…

Тьма поглощала. Окружила. Она слепила. Проникала в самые дальние уголки души.
Айлин не хотела говорить. Бросать в пустоту очередные столь же пустые слова.
Нахлынуло спокойствие. Обречённость. Прошлое. Она вновь заперта. Куда бы она ни бежала. От кого бы ни пряталась. Вечная темнота будет следовать следом. И в ней её проклятие. Её спасение.
Видимо, ей уже никогда не скрыться. От пробирающего взгляда. Отзвука чужого голоса. Холода прикосновений.

Прикосновение…
Тёплая рука всё ещё сжимает её кисть.
Словно издалека Айлин слышит голос. Женский. Ощущает чужое присутствие рядом. Постепенно вспоминает.
Константина спрашивает. Думает, что они куда-то перенеслись. У Айлин совершенно иное чувство. Чувство, что тьма пришла за ними. За ней. Накрыла непроницаемой завесой. Похоронила заживо в подземелье, где призраки ушедших лет ещё секунды назад нашёптывали отвратительные вещи. О том, что они останутся здесь навсегда.
Навсегда?
Навечно?..
Вечность – всего лишь мгновение. Капля воды в океане. И в целом мгновении – вечность.
Айлин не отвечала. Всего лишь вечность. Целое мгновение.
Ни в чём нет смысла.
Нет смысла искать выход. Зачем? Они уже здесь. Где всё начинается и всё заканчивается. Где невозможно найти то, что Константина ищет. Зерно истины. Ниточки, ведущей к спасительному свету.
Трясущейся рукой Айлин стирает с ресниц солёную влагу. Тускнеет лазурная фантазия перед глазами.

Где-то впереди застыла вторая фигура. Причина и следствие. Тот, кто взвалил на себя решение поставленной перед собой проблемы. Избавился от неё столь радикально.
Она вполне ожидала. Того, что он не послушает. Стоило только вспомнить события последних часов. Но верила до последней секунды.
К чему было выбирать? Свет или тьма. Древо или металл. Люди или одиночество. Айлин верила теперь словам Реннарт, кажущимся в эти минуты едва ли не пророческими. Свет, Тьма. Сталь… Он вернул её к тому, от чего она убегала.
- Какая теперь разница, - едва слышно шепнула Айлин после долгого молчания. Сама не зная, себе или Константине. Смотрела в сторону едва различающегося силуэта мужчины.
Кричать и доказывать вновь, нервничать и биться в истерике, быть кем-то, кто стал лишь потухшим воспоминанием – бессмысленно. Казалось, в их распоряжении было бесконечно много времени.
- Ради чего? - несложный, казалось бы, вопрос. Произнесённый предательски дрогнувшим голосом, на удивление спокойным тоном. Пожалуй, подразумевающий чуть больше, чем только что произошедшее. Пожалуй, совершенно определённо подразумевающий намного больше. Вряд ли окружающие могли представить, насколько в действительности.
Айлин не знала, есть ли вопросы у Константины, которые та ещё не решилась высказать вслух. Но они совершенно точно были у Айлин.
Она всё ещё искала смысл.

Я был уверен, что ничего не получится. Старик не сопротивлялся, лица на потолке лишь безучастно смотрели, оказавшись не в силах подчинить мой рассудок за столь короткий временной промежуток… Но, несмотря на всё это, меня не покидало предчувствие грядущего краха.
Магия в последнее время встречалась едва ли не на каждом шагу – как знать, быть может источник неиссякаемой мудрости окружает невидимый защитный барьер. А может меч всего лишь вопьётся в истлевшую плоть, выбив фонтанчик моментально рассеявшейся в затхлом воздухе пыли…
В то, что план действительно сработает, я не мог заставить себя поверить ни на секунду. Простой и привычный солдату способ решения всевозможных проблем казался до ужаса примитивным в сравнении с полными мистики загадками этого места.
Я вздрогнул, когда старец внезапно повернул голову. В последний момент – тогда, когда даже я бы при всём желании уже не успел остановить смертоносное лезвие. Хоть и не увидел испуга в пустых глазницах, но всё же почувствовал внутри себя мрачное торжество. Я оказался прав. Мне удалось заткнуть лица на потолке…
На несколько коротких мгновений для меня испарился весь окружающий мир. Остались только тёмные провалы глаз на лице старика, только его беззащитная шея…
Мир взорвался, разлетелся на сотни осколков. Ослепительно яркая вспышка оказалась предвестником первородного мрака. Я несколько раз быстро моргнул, отказываясь поверить в случившееся. Наваждение не прошло.
С исчезновением старца исчезла и комната. Только мрак, только зеркальный пол и три фигурки, крошечных в сравнении с обступившей их пустотой.
Лишь удивившись собственному хладнокровию и полному отсутствию паники, я привычным движением вернул меч в законные ножны и обернулся, пытаясь охватить взглядом необъятность окружающего пространства. С неохотой признал, что в последней реплике фанатички куда больше смысла, чем мне того бы хотелось.
Усиленно отгоняя пропитанные безысходностью мысли о том, что выхода нет и все мы останемся здесь навсегда, я неторопливо двинулся навстречу Айлин и Реннарт.
В этой пустоте расстояния странным образом искажались. Захватывало сильнейшее чувство нереальности происходящего. Время, казалось, и вовсе остановилось. Неестественно звучали во мраке даже человеческие голоса.
Я устало вздохнул. Если это что-то вроде чистилища… Если мы заперты здесь навечно, выхода нет или найти его попросту невозможно…
Выход существует всегда. Лучше мгновенная смерть от меча, чем мучительная от голода. К счастью, моя религия, а точнее полное отсутствие оной, ничего не имела против самоубийств. Да и, если хорошенько подумать, то даже ад с его пытками выглядел куда предпочтительнее, чем вечное заточение в этой пустынной тюрьме.
- Сейчас было бы неплохо использовать что-нибудь из ваших чудесных новообретённых способностей, - приблизившись, проговорил я.
Изрядно удивлённый тем, насколько потерянной выглядела Айлин. Тем, что та лишь шептала себе что-то под нос, а не сотрясала пронзительными криками пустоту.
Признаться, я даже испытал нечто, отдалённо похожее на чувство вины. На мгновение мелькнуло в мыслях желание извиниться. Тут же пропало. Я вертел головой, тщетно пытаясь разглядеть в темноте хоть какие-то границы кроме моментально осточертевшего зеркального пола.
- Думаю, самое время наколдовать здесь какое-нибудь подобие двери. Можно врата. Впрочем, мне подойдёт и калитка.
И без того достаточно никчёмная шутка утонула в гулком безмолвии. Оставалась надежда лишь на то, что столь презираемая мною магия на этот раз поможет нам выбраться из очередной передряги.

Здесь нет ничего. В окружившей, необъятной пустоте. Во мраке несуществующего мира.
Здесь нет ничего, кроме твоего не угасшего сознания. Воспоминаний, что яркими огоньками вспыхивали, напоминая о чём-то далёком… Сквозь время и пространство. Сквозь пережитые годы, изменившие всё: уклад жизни и тебя саму… Ты видела вновь лес. Чувствовала прикосновения ледяных капель и вязкую грязь под ногами. И собственное падение в зеркальную бездну… Сон или явь? Действительно ли она была там, в тот миг? Чёрная луна, накрывшая собой весь остальной мир. Окутавшая своей тенью. Её возросшее влияние в это мгновение было столь ощутимо…
Здесь нет ничего, кроме трёх фигур. Слишком малых в сравнении с окружающей их бездной тьмы. На дне бесконечно глубокой пропасти. Нет паники, нет волнения. Ты их не чувствуешь. Ни в них, ни в себе. В душе – странное, парализующее спокойствие. Обречённость, с которой смотришь на ситуацию со стороны, словно непричастный наблюдатель. Одновременно хочется и плакать, и смеяться. Твоё стремительное бегство… к чему оно было? Ведь теперь ты пришла к тому, от чего убегала. И ощущение не покидает… ощущение, что всё зря. Надежды, стремления – рассыпались осколками. Острыми, ранящими осколками.

Не сразу доходит смысл фраз. Не сразу Айлин замечает приближение Ариса, погрузившись в собственные печальные мысли. Всё ещё удерживая руку Константины – человеческое тепло напоминает о том, что она не одна.
Айлин поднимает глаза, всматриваясь в лицо подошедшего Хеллгейта – несколько долгих секунд словно его не узнавая. Лишь постепенно разум цепляется за рождающиеся в голове ассоциации и недавние переживания, выводя девушку из оцепенения. Несколько мгновений – и она вспоминает. Слушает его голос, отмечая с удивлением, насколько спокоен его тон. Наконец, понимает произнесённые слова.
Она вспоминает. Моменты своей жизни в особняке – когда в нём появился телохранитель, приставленный братом. Близким человеком, что, чувствуя вину, просто сбежал от неё. Откупился роскошью… Вспоминает собственное недовольство, вспышку гнева. Резкость, с которой относилась к новому в доме лицу. Считала, что он здесь абсолютно лишний. Тысячи мелких капризов. Сотни бессмысленных приказов. Колкости в адрес молодых служанок.
Чья-то чужая жизнь. Её прошлое.

Короткое время – на осознание. На то, чтобы вновь вернуться в настоящее. Вспомнить вопросы, что так и не были высказаны вслух. Вспомнить собственное волнение, с которым Айлин смотрела в глаза Константине, берясь за ручку деревянной двери…
Растаял мираж. Рассыпались надежды.
Айлин нахмурилась. И с каждой секундой взгляд становился осмысленнее. Что-то внутри содрогнулось от неприязни и протеста, разливаясь обжигающей волной.
- Что? Наколдовать?.. – девушка ощутила противную мелкую дрожь. – Тебе ещё хватает наглости так спокойно разговаривать? Словно ничего не произошло?.. – В тоне гораздо больше удивления, чем злости. - Ты оставил меня. Там, в очаровательной компании оживших трупов! От Константины отвернулся, когда ей нужна была помощь. Не помнишь, Арис? – Её голос был ядовито-спокоен. – Ты мог ради приличия исполнить обязанности, пока бы мы не выбрались! Но в этом слишком много чести, ударить в спину приятнее, м?.. Бросить в кишащем мертвецами подземелье!.. И теперь мы тут по твоей же вине. - Голос несколько изменился, сдерживать злость было невыносимо. - Знаешь, что? Сам ищи выход! Я тебе ничего наколдовывать не собираюсь!
Привязанность. Страх. Облегчение. Подобные чувства из недавнего прошлого слишком резко отошли на второй план. Иные эмоции поглотили. Айлин вцепилась в руку Константины, ожидая, что та её поддержит.

Им могло казаться, что они уже успели осознать истинный мрак. Тьму, где нет ни единого проблеска света и надежды. Где гаснет самая непоколебимая вера. Где гибнет уверенность. Где следы моментально покрываются пылью, а безысходность разрывает легкие изнутри густой смолой.
Им казалось.
Мрак подземных катакомб, по которым они прорывались, погруженные в силу чужих слов и проклятий - был шуткой. Глупой и несуразной насмешкой перед тем, что окружало сейчас.
Оно не было беспроглядным. Оно не было злым. Оно не было... каким-то.
Оно просто было.
И некоторое время не получалось осознать, что это за пространство. Что с ним не так. Осознание пришло несколько позже. Когда стало понятно, что они хорошо видят друг друга несмотря на то, что источников света здесь категорически не было. Что они слышат друг друга, но голоса их странным образом меняются. То гаснут, будто поглощенные несуществующими стенами. То звенят эхом обширных зал. То глухо гудят, словно нет здесь границ и препятствий для звука.
Когда нога правильно и точно ложилась на идеально гладкий пол. Он казался твердым и мягким одновременно. Он будто всасывал в себя, чтобы тут же выплюнуть брезгливо, распробовав на вкус следы заблудившихся людей.
Здесь не было конца. Не было начала. Только низ и верх - единственный привет из привычного мира. Реальность, отличная от той, что они знали. Она ничем не пахла. Казалась абсолютно пресной. И невыносимо пустой. Кричи, зови, беснуйся - все будет едино. Ни выхода, ни входа. Один только мрак, окунающий в себя все глубже. Растворяющий в себе то эфемерное и хрупкое, что носило единственно верное имя - Человек.

Здесь ты останешься клочком Вечности. Здесь ты потеряешь свои ценности и страхи. Кусок за куском вырвешь из себя составляющие личности. Чтобы стать Никем. Чтобы стать Ничем. Чтобы больше не переживать и не волноваться. Только останься. Только прильни к этому мягко-твердому полу. Раскинь руки, чтобы впитались они в густой плотный покров.
Ведь ничего больше не надо.
Лежи.
Растворяйся.
Все пройдет.

Отсутствие ориентиров убивало. Рассекало разум, не давая уцепиться хоть за что-нибудь. Найти, поймать, ухватиться и не отпускать, пока еще не истлела прахом последняя надежда выбраться. Изнутри рвало душу ощущение, что в этой ловушке застрять можно навечно. Здесь не было голода. Не мучила жажда. Прошла удивительным образом усталость и боль. Все человеческое терялось, чтобы в итоге рассыпаться прахом.

И на глумливом потолке появится еще одно лицо из мозаики. С твоими чертами. Ты ведь чувствуешь. Ты знаешь. Не выберешься отсюда - присоединишься к ним. Каким оно будет? Веселым? Злым? Раздраженным? Отчаявшимся? Что будешь говорить ты тем, кто придет за тобой? Как отразятся многочисленные огоньки свечей в твоих стеклянных глазах?

Это была первая искра.
Крошечный огонек, больше похожий на наваждение. Он мелькнул где-то невероятно далеко, на самой обочине бесконечности. Пурпурно-лиловый. Мелькнул, заставив задохнуться, и тут же погас. Будто и не было его. Словно показалось.
Но потом - еще раз.
Нет, не мираж. Не видение. Он был. Первый ориентир.
И все было бы предельно ясно, если бы с другой стороны не зажегся вдруг второй, почти такой же огонек. Но рыже-алый. А спустя мгновение, обернувшись, можно было найти еще один - сине-стальной.
Их было три. И все они находились в разных направлениях.

Я слушал слова Айлин молча, давая ей возможность выговориться и не позволяя себе преждевременно вставить ни слова. Минутная слабость прошла, отступили обратно в тёмную бездну сознания призраки прошлого. Я снова был совершенно спокоен, уверен в себе, и, даже более того, совершенно нечувствителен к преисполненным праведного гнева речам.
Не сдержался - уже на середине тирады словил себя на том, что губы против воли приподнялись в ухмылке. Неприятной такой, ироничной и слегка издевательской.
Недавних угрызений совести как не бывало. Похоже, вот он момент истины. Возможность высказаться, которой мне так давно не хватало.
Я нагло смотрел девушке прямо в глаза – вызывающе, именно так, как не мог себе позволить никогда прежде.
- Если не ошибаюсь, - начал я, с трудом сдерживая рвущийся изнутри смех. – Тебе совсем недавно было решительно всё равно, пойдёт ли кто-нибудь следом. Я просто, кхм, изволил держать расстояние*.
Достаточно шуток. Думаю, я её и без того достаточно уязвил собственным непочтением.
- А ей, - короткий кивок на Реннарт. – Я вообще никогда и ничего не был должен.
Она ведь действительно совершенно не считает себя виноватой?
Я устало вздохнул. Это место давило, навевало тревожные ассоциации. С лицами на потолочной мозаике того пропавшего зала.
- Кто-то должен наконец сказать тебе это прямо в лицо, Айлин. Ты - чёртова эгоистка, которая считает, что весь мир ей должен только за то, что она в нём вообще существует, - проговорил тихо, зло и отрывисто.
Вкладывая недавнюю ненависть и накопившуюся обиду. Без тени недавней насмешки или иронии.
Краем глаза заметил, как посреди темноты загораются разноцветные огоньки. Отлично, происходит, по крайней мере, хоть что-то. Дела налаживаются – появилось сразу несколько направлений, пути на любой вкус.
Я по-прежнему смотрел девушке прямо в глаза. Был готов. Если вдруг попытается ударить меня, то без лишних рассуждений заломаю ей руку.

Замерев и закрыв глаза, жрица Каррума замерла посреди этого "нигде", силясь почувствовать хоть что-то. Но здесь не было ничего: ни самого слабого дуновения ветерка, ни отдаленного шума хоть кого-либо живого - или какой-либо стихии, наконец, ни света или огонька, могущего свидетельствовать о чьем-нибудь присутствии, ни эха от их голосов, что бережно бы донесло отразившиеся от стен звуки назад. Здесь не было ничего.
Замеревшая статуей Константина чувствовала себя какой-то марионеткой, подвешенной в воздухе за ниточки. И пускай этот паяц, которым она является, может ходить, говорить и махать руками - и потенциальному зрителю будет казаться, что кукла живая, на деле все это - лишь последствия движений легких пальцев кукловода. Ощущать себя игрушкой в чьих-то руках было противно и страшно, но еще больше Реннарт страшило то, что они - эти несчастные куклы, по воле незримого игрока выброшены в это "ничто", заперты в этой темноте, словно в глубине старого сундука, и позабыты.
Каким-то шестым чувством чиновница осознавала, что в этом странном месте они не будут испытывать потребности в тварной пище и воде, во сне и в отдыхе - ни в чем, без чего не могут жить хрупкие узилища духа. Сейчас они могут кричать, беситься и фонтанировать эмоциями сколько угодно: но на долго ли? Насколько их хватит гореть пламенем жизни в этом "ничто и нигде"? Рано или поздно буря эмоций сменится апатией, а та, в свою очередь, тихим угасанием. Первыми отомрут чувства - ни у кого не останется сил поддерживать их. А затем медленно-медленно, капля за каплей из них изойдет и само человеческое "Я", оставив их лишь пустыми оболочками, бледными тенями самих себя. Не так ли появляются в той бесконечно далекой зале насмешничающие, злые маски, издевающиеся над теми, кто еще жив, пытающиеся скрыть свою слабость за гневливыми речами?

Константина словно бы выпала из реальности этого нереального бытия, забыв даже о том, как она ждала ответа на свой вопрос. Очень может быть, что ей даже и ответили - но она это пропустила. Но сейчас, в этот миг, леди Айлин и рыцарь Арис и не думали о том, как выбраться, а самозабвенно предавались выяснению отношений: кто здесь прав, а кто виноват. Кажется, сейчас эту парочку выяснение межличностных отношений волновало куда больше, чем ужасающая реальность опасности остаться здесь навсегда.
Та, что считала себя отмеченной Каррумом, понимала, что сейчас нужно только одно - действовать. Верно ли, неверно ли - время покажет, но ожидание казалось ей в разы губительней. Спор спутников Пламенной на время затих - но не их сознательность была тому причиной: один за одним в трех разных сторонах вспыхнули огоньки: лиловый, пламенный, стальной. Не надо было быть провидицей, чтобы понять, кого они зовут. Сам цвет огней был подтверждением слов Реннарт: пройдя сквозь множество преград, отсеивая тех, кто слаб, выкристаллизовались три силы: Свет, Тьма и истинно нейтральная Сталь.
Огненная твердо была уверена: нельзя допустить разделения, нельзя, чтобы каждый отправился к своему источнику мерцания. Волею Очищающего они попали сюда втроем - и волей Его втроем и выйдут отсюда. Она понимала, что их судьбы сплелись в один тугой комок, и разорвать его - обречь всех на смерть.

Женщина выпрямилась в полный рост, легким движением головы отбросила с лица непокорные пряди, покрепче сжала руку Айлин - той, что понимала то же, что и Константина, той, которой не меньше жрицы требовалась поддержка чьей-то живой и теплой руки.
Молчать было нельзя, и Пылающая решилась. В голосе ее лязгнул металл - как стилет, вынимаемый из ножен, как отдаленные раскаты грома. Голос служительницы Каррума был на первый взгляд спокоен и холоден - неестественно холоден для той, в чьем сердце таилась самая изменчивая и непокорная стихия. Но уверенность и скрытая угроза были ясны и без повышения тона - в правильности своих слов и действий контрразведчица не сомневалась:
- Заткнитесь оба. Спорами и препирательством вы делу не поможете, и не спасете никого - даже самих себя.

Выдержав театральную паузу, дающую возможность собеседникам отвлечься на нее и оценить весь глубокий смысл слов, жрица поняла, что хочется присовокупить к вышеизложенному что-нибудь пафосное и велиречавое, навроде: "А теперь все слушаем меня. Командовать парадом буду я!" Мысль была привлекательная, но женщина была вынуждена не без доли сожаления отказаться от нее - пафос сейчас был излишен, более того - губителен. Посему, выдохнув, она продолжила:
- На огни идти нельзя - они пытаются нас ослабить, разделить. Мы обязаны держаться вместе, и если идти куда-то, то вместе. Арис, ты хотел, чтобы мы наколдовали проход? Я не маг и не чародей, и не уверена в своих силах. Я - лишь скромная чиновница, волею Очищающего отпившая несколько капель от чаши его силы. Но я готова рискнуть и попробовать сделать хоть что-нибудь, а не ругаться без толку. Мы все виноваты и при этом никто не виновен. Спишите произошедшее на усталость и раздражение и забудьте.
Я попробую воззвать к своему Богу - этой возможности я доверяю больше, чем странным и таинственным огням. А вы... Вы положите мне руки на плечи - ваша поддержка будет мне опорой.

Не отпуская руки Айлин, жрица опустилась на колени, переложив ее ладонь себе на плечо и сплетшись пальцами. Помедлив несколько секунд, Константина высвободилась и потянулась к висевшему на поясе верному стилету. Она знала, что самые сильные чары основаны на крови, и самая сильная кровь - отданная добровольно. Сейчас было не время щадить себя - рубиновые капли жизни должны были пролиться во славу Каррума и, ежели Он будет милостив, выпустить троих, благославленных силой, из плена вне-пространства.
Задрав рукав на правой руке, женщина, крепко сжав зубы, поднесла к мгновенно покрывшейся мурашками коже тонкое острое лезвие, готовясь оставить на бледной плоти кровавый поцелуй железа. Тяжко и прерывисто выдохнув, Огненная резким движением руки полоснула себя по запястью - и тут же из разреза проступил прекрасный алый цветок кажущейся почти черной крови - это был дар ее Богу, это был выкуп за их свободу. Забежал по руке темный ручеек, в глазах помутилось, но боли Константина пока не чувствовала, хотя и знала, что это - не на долго.
Несколько раз с силой сжав и разжав пальцы, дарящая свою витальную силу ускорила кровоток, и первая капля, сорвавшись с края плоти, рухнула в пустоту, отдавшись в ушах Пламенной колокольным набатом.

Слова, которые говорила Реннарт, нельзя было найти ни в одной священной книге и ни в одной классической проповеди или молитве - они шли не от разума, но из самых глубин сердца:
- Каррум Очищающий, Отец всего сущего. Кровью своей взываю к тебе, ибо заблудились мы в никогда и нигде. Милость твою явить прошу - даруй нам возможность покинуть сие узилище тела и духа, разорвав тенеты безвременья. Кровь мою прими в зарок слов моих - ибо есть для меня только Ты, ныне, присно и во веки веков. Даруй нам спасение, ибо Ты есть сила и милость, на тебя уповаем в трудную минуту. Кровь моя - тебе, Каррум, плоть моя - тебе Каррум, дух мой - тебе Каррум.

Обжигают нахлынувшие эмоции, воспоминания недалёкого прошлого. Словно ожившие картинки они мелькают перед глазами, в очередной раз показывая то, что хочется забыть. И тем не менее, забыть невозможно.
Айлин чувствовала дрожь от накатившей злости, ощущала, с какой силой сдавливает руку Константины, но не обращала на это никакого внимания. С каждым произнесённым словом ей становилось легче. Её обычное состояние – выплёскивать на окружающих раздражение – демонстрировалось вновь. И где-то на периферии сознания рождались вопросы. К самой себе.
Внутренний голос звучал громче. Он был подозрительно спокоен и холоден. Он нашёптывал – отпусти и забудь. Но она не слушалась. Что-то мешало. Даже теперь отказаться от привычной линии поведения было сложно.
И тем не менее, Айлин чувствовала – всё не так, как прежде. Не было в её голосе ноток пафоса и самовлюблённости. В выражении слов сквозила истинная обида и ярость.

Вместо замешательства, раздражения или злости она увидела на его лице улыбку. Последующие слова привели в замешательство её.
Ей? Всё равно, что кто-то пойдёт следом? И он просто держал расстояние?.. Айлин нахмурилась, вспоминая. Подобные фразы о собственном ко всем равнодушии она бросала столь часто, что вспомнить сразу, о каком именно моменте он говорит, не представлялось возможным. Несколько секунд на осознание. Прикусила губу, вспомнив это мгновение. Слова, брошенные ей незнакомцам. Удивительно, что он вспомнил именно их, видимо, трактуя в отношении себя, когда знал, что всегда должен следовать за ней... И именно это послужило причиной поступать так подло? Оставить на произвол судьбы?.. Или это просто глупая отговорка?..
Дальнейшая его фраза совершенно не тронула. Жгучая злость начинала постепенно угасать. Эгоистка. Вот так повод. Он мог уйти в любой момент, она сама прикладывала к этому неимоверно много усилий. Но выбрал именно этот кошмарный день...

Собираясь ответить, Айлин открыла рот, но не успела ничего произнести. Константина прервала их, обратив внимание на общую проблему. Девушка посмотрела на неё горящими от злости глазами. И только теперь увидела их. Разноцветные мерцающие огоньки.
Что-то вспыхнуло внутри. Новая надежда.
Чародейка думала, что в их появлении был определённый смысл. Айлин, возможно интуитивно, тоже его видела – цвета, столь характерные… Но ведь это безумие? Чтобы в кромешной тьме образовалось именно три путеводных огонька, разной гаммы оттенков… Может, Константина права – и это ловушка?
Но Делагарди отчего-то так не думала. Ощущая определённую усталость, хотелось пойти по ведущему в неизвестность пути. Повернуться к мягкому пурпуру и направится на свет его лучей. Ей вновь нужно выбирать? Она слишком устала. Устала бежать от судьбы.

У Константины определённо был какой-то план. План, чтобы они все остались вместе и выбрались отсюда втроём. Айлин смолчала, но у неё были собственные соображения на сей счёт. Хотела послушать её суждения по этому поводу.
Только вместо конкретных предложений она услышала слова молитвы. А собственная рука переместилась на плечо опустившейся на одно колено Реннарт. Резкое движение – и на запястье огненной чародейки проступили капли крови.

Это – доказательство. Кровавая подпись под всем происходящим. Их окружало сплошное безумие. Искажённая реальность. Поглощающая тьма. Она заставляла их делать странные вещи.
Айлин не отстранилась. Не испугалась вида крови. Взглядом агатово-чёрных глаз наблюдала, как стекает кровавая капля, разбиваясь о зеркальный пол…
- Не надо, - Айлин сжала тонкими пальцами плечо Константины. Подумала: отчего они выбирают самый сложный выход?.. Перерубить шею какому-то старику, резать запястья… Когда самый очевидный путь совсем рядом. В данный момент – один из трёх…
Ей было неприятно слушать молитву. Отражение веры. Во что-то светлое, как казалось тому, кто её зачитывал… В Каррума. Значит, связь Константины с ним была совершенно иной.
Но Ло всегда рядом. Ло путает и помогает. Она так боялась. Снова просить его о помощи. Чувствовала, что каждое обращение к нему не проходит для неё бесследно… Страшно. Остаться наедине с ним.
Если бы она начала молиться… Что бы услышала в ответ? Его пронзительный, жуткий смех? Одобрительные нотки в тихом голосе?..

Константина просила всё забыть. Хотела примирения. Айлин подняла глаза на усмехающееся лицо Ариса.
Мучительно возвращаться вновь к прошлому, теперь, когда появилась надежда выбраться. И тем не менее, она не могла обо всём просто забыть. Забыть об очередном в её жизни предательстве... Разве он не способен сделать это снова?
Где-то в глубине души Айлин и сама прекрасно знала, как выглядят со стороны её поступки. Эгоистка. Именно ей она и была в глазах окружающих. Но сорвать маску было бы слишком трудно. Она являлась её лицом на протяжении многих лет.
Но это вовсе не оправдание его поступку. Он ведь клялся её защищать. Клялся её брату. И так запросто отказался от собственных слов. Неужели ему всё равно, если бы она умерла в этом подземелье? Не мучился бы от осознания невыполненного долга?.. Но, глядя в его глаза, никаких угрызений совести она не наблюдала. Наоборот – поразительное равнодушие. Насмешку. Злость. Он ведь действительно совершенно не считает себя виноватым?

Возможно, так действовало на неё окружающее пространство. Возможно – нескончаемый шёпот Ло. Возможно – она просто устала… Но её голос теперь был подозрительно спокоен.
- Плохой из тебя защитник, Арис. Но отличный слуга. Продолжай держать расстояние, как я и сказала, - кивнула в сторону огней.
После чего Айлин повернулась к Константине, тонкие холодные пальцы заскользили по плечу, коснулись её шеи. Тепло улыбалась, но в глазах плескалась злоба. Красноречивый взгляд – либо я, либо он.
- Может, мы продолжим двигаться к свету? Тот рыжий огонёк так заманчив.