Беспорядки в Пьяченце (1497 г.) | ходы игроков | Giorno di sangue

Верна, тысячу раз верна старая пословица: "Человек предполагает, а Бог располагает". Этим двоим даже не понадобилось видеть друг друга: хитрая подлость одного и самоуверенное упрямство другого столкнулись, и кругами по воде по городу разошлись эти страшные события. Пьяченца балансировала на грани, и лишь разумность ее обитателей удерживала город от падения в кровавое безумие. У четырех претендентов на графскую цепь были свои планы, свои мысли и идеи: но сейчас они рассыпались пеплом. Трагическую гибель Антонетты все пережили - смерти одного человека оказалось недостаточно для хаоса. Но теперь, освобожденный злой волей, демон кровопролития поднял голову и устремил свой взгляд на некогда тихую Пьяченцу.

Лишь один человек точно знал, что послужило причиной этих событий. И еще один - мог бы догадаться, будь ему отпущено дольше времени. Все прочие - жили как жили: любили и ссорились, придумывали заговоры или отдыхали от трудов праведных, смотрели представление или работали. Но был тот, в чьем сердце не осталось ничего, кроме ненависти. Гордость Доменико Колонна была изваляна в грязи, выпотрошена и раздавлена, унижена и оскорблена - и только кровь могла смыть нанесенное оскорбление. И у Римлянина были те, кто был безаговорочно готов пролить кровь за него. Взбешенный юноша быстро нацарапал письмо - и вскоре уже оно лежало на столе у Рамиро да Карманьола, командира кондотты "Cacciatori".

Одноглазому было плевать, кого резать: солдат, торговцев, женщин, детей - пока в мешочке мелодично звенят сольдо, все едино. Откинувшись на спинку стула, кондотьер отхлебнул еще вина и почесал щетинистый подбородок: спешка и открытость действий ему претили, но стоящая в письме сумма с лихвой перекрывала все эти неудобства. Мужчине было плевать, что он нарушит законы гостеприимства, и было безразлично, что его люди будут резать жителей мирного, совершенно не готового к войне города. Рамиро было невдомек, что сподвигло хитрого и осторожного Колонна приступить к таким решительным действиям - впрочем, его это не особо заботило. Возможно, знай он, что причиной всему - личные обиды юноши, все бы могло повернуться по-другому, но кондотьер был профессионально нелюбопытен. Залпом допив вино, он с кряхтением поднялся и отправился собирать солдат. Плевать, что скажет Пикколомини, свято верящая, что это именно она наняла кондотту - приказ получен, а деньги семья Колонна платит всегда, и деньги весьма не маленькие. Такие, чтобы пяти десяткам опытных головорезов хватит на то, чтобы прирезать одного idioto и ввергнуть в страх целый город, да еще на вино и шлюх останется.

Конечно, слуги Пикколомини, увидев готовящихся к выходу вооруженных кондотьеров, попытались остановить их. Налетели, удивленные, с вопросами, попытались сослаться на имя своей синьоры, убедить наемников не делать этого. Бесполезно. С гнусной ухмылкой да Карманьола подошел к пожилому управляющему, что громче всех орал, покивал спокойно на его обвинения. А затем - сграбастал за грудки и нанес неколько сильных ударов: в челюсть, в нос, под дых. Брезгливо отбросил залитое кровью тело старика, мигом свернувшегося калачиком у его ног и лишь тихо постанывающего от боли. Пнув тело, в пару широких шагов подошел к парню, ринувшемуся было на подмогу несчастному. Слуга пытался защититься, но пудовые кулаки кондотьера преодолели жалкое сопротивление. Удар, еще удар - и на землю рухнуло еще одно скулящее окровавленное тело.
Рамиро был по-своему честен: убивать слуг нанимателя, пусть даже фиктивного, он не собирался. После двух жертв остальные застыли, как кролики перед удавом, в испуге смотря на одноглазого. Да Карманьола тяжелым взглядом обвел стоящих перед ним людей, смотря им глаза в глаза. Никто не выдержал - все отвели взгляд. А стоящие во дворе пара охранников даже предпочли бросить мечи - от греха подальше. Единственный взгляд кондотьера застыл на дрожащей парочке: симпатичная горничная прижалась к своему кавалеру, спрятав лицо у него на плече.
И без того противная ухмылка наемника стала еще более скабрезной. Недолго думая, он в пару шагов достиг молодых людей, и грубо вырвал девушку из обьятий не посмевшего сопротивляться юноши. Наслаждаясь перепуганным глазами бедняжки, да Карманьола жестко поцеловал ее, всю облапив, и рыкнул на ухо:
- Жалко, на тебя сейчас нет времени, малышка. Но ничего, я скоро вернусь, и тогда папочка Рамиро сделает тебе настоящих солдатиков, а не маменьких сынков, как этот cazzo.
Хохотнув, кондотьер оттолкнул девушку и обернулся к застывшей толпе, уперев руки в бока и хрипло шикнув на них:
- Что встали, как жена Лота? Дел никаких нет!? Живо всев дом, пока мои головорезы вас не заставили!
Дважды повторять не пришлось: до смерти перепуганные слуги и охранники, счастливые от того, что Одноглазый никого не убил, одним стадом ломанулись в дом под дружный хохот и сальные шуточки наемников. Лишь двое избитых продолжали валяться на земле, но до них никому уже не было дела.

Дождавшись, когда "благодарная публика" скроется с глаз, да Карманьола прикрикнул на своих подопечных:
- Что разоржались, жеребцы? Потерпите, парни - и скоро этот вшивый городок сам упадет к вам в руки, как перезревший плод. Семья Колонна приказала нам прирезать местного главу совета Альберти - уж не знаю, какие у них с ним счеты - и заодно напомнить прочим bastardo, у кого тут власть и сила. Сильно жечь и грабить не надо: попугать да проучить. Хотя, думаю, пара выпотрошенных сундуков и обрюхаченных девиц никого не заинтересует, а мы должны поразвлечся! Верно, псы!?
Сделаем дело, получим свои сольдо - и все шлюхи Рима наши! Так зачем нам тянуть время в этой грязной вонючей провинции? Вы за мной, братва?, - Рамиро вещал вдохновенно, единственный глаз его горел жаждой наживы, по губам блуждала не предвещающая ничего хорошего врагам ухмылка, пудовые кулаки то сжимались, то открытыми ладонями словно пытались заграбастать всю Пьяченцу.

Ответом Одноглазому был дружный рев кондотьеров. Они, словно голодные псы мясо, почуяли запах золота, и отступаться не собирались. Командир довольным взглядом обвел полсотни своих людей, наслаждаясь их готовностью немедленно ринуться на бой и разграбление. Прочистив горло, да Карманьола продолжил:
- Слушай мою команду, орлы. Клаудио, разбей свой десяток пополам и прогуляйся по центральным улочкам: попугай местную публику. И когда мышки попрячутся в норку и думать забудут о том, чтоб казать нос - можешь выгрести запасы из пары лавочек. Уббальдо - тоже делись. Сам засядь с арбалетами у местных казарм и не давай, если что, местным увальням из городской стражи попытаться выбраться в город, а прочих пошли разогнать толпу, что пьесочки на площади смотрит. Пускай они возьмут лошадей из конюшни Пикколомини: верхом разгонять орду сподручнее. Пускай наведут такую панику, как только смогут. Ну а я самолично с прочими пойду откручивать голову Альберти. Поняли, дерьмоеды!? Кто обосрется - ответит передо мной! Ну да хватит трындеть - за дело!

Дружной гурьбой кондотьеры вывалились из замершего в ужасе особняка Пикколомини, уже готовые разойтись. Задержало их только одно: патруль городской стражи, неспешно, в развалочку обходившей вверенный их заботам город. Увидев орду вооруженных до зубов мужчин, троица стражников замерла, замерли и наемники. Недолго продолжалась немая сцена - Рамиро прошипел: "Стреляйте, черт бы вас побрал!" - и первый ряд дал залп из арбалетов. Так и не успевшие ничего осознать городские охранники срезанными снопами рухнули на мостовую Пьяченцы. Пролилась первая кровь. Но кондотьеры хорошо понимали, что к ночи многие из жен и матерей в городе будут оплакивать мертвых мужей и сыновей.
Теперь вся надежда Пьяченцы была на четыре благородных дома, и без того уже сцепившихся в борьбе за власть. Где бы ни были члены семей Джованни, Сальваторе, Фаррадечи, Эстакадо - на утро весь город узнал, что произошло с ними и как они себя повели. Земля слухами полнится - и Пьяченца не была исключением.

...Более всех из глав домов повезло Маттиасу Джовани - владелец трактиров, не ведая о нависшей опасности, решал финансовые вопросы со своими подчиненными, когда к нему ворвался один из подручных, перепуганный и бледный, сообщив прерывающимся голосом весть, что вошедшие в город кондотьеры устроили резню, и пока что явно не собираются покидать несчастную Пьяченцу.

Беатрис Джованни, решившая позволить себе несколько отдохнуть от трудов и забот, наслаждалась великолепной "Энеидой" в исполнении труппы маэстро Амадэо, когда из ближайшего проулка показалась пятерка верховых. На них поначалу никто не обратил внимания, но всадники, вооруженные нагайками ворвались в толпу зрителей, распихивая их корпусами коней и хлестая направо и налево плетьми. Люди, словно один организм, заорали, застенали, актеры на сцене застыли, позабыв слова. Перепуганные зрители, безжалостно хлестаемые неизвестными кавалеристами, сделали именно то, что и хотели кондотьеры: с криками и воплями ломанулись по всем ближайшим улицам, спасаясь от злодеев. Беатрис бы наверняка затоптали - если бы не ее охранники, прикрывшие своими телами синьору. Крепкие парни смогли выстоять и не упасть под ноги безумной толпе. Но люди все еще метались, а всадники, видимо, не собирались останавливаться.


...Сидя в седле, Стефан Сальваторе спокойно двигался к намеченной цели, размышляя о своих делах. Болезненный вскрик неподалеку вывел его из состояния задумчивости: оглянувшись, он увидел пятерку неизвестных солдат, поваливших на землю какого-то человека. Пара пинков тяжелым сапогом вырвала у лежащего болезненные вскрики, и один из мучителей, видимо удовлетворившись проделанным, склонился к бедняге, шаря у него на поясе. Его напарник, отвлекшись от увлекательного зрелища и оглядевшись, заприметил Стефана и громко вскрикнул:
- Парни, еще одна мышь! Гоним его?

Андре Сальваторе отдыхал дома, когда в его покои как вихрь ворвался капитан домашней стражи:
- Молодой синьор, простите за вторжение, но в городе беспорядки. Видимо, кто-то из наших оппонентов решил применить силу. Ваши отец и сестра сейчас в городе: что прикажете?

Эстелла Сальваторе же в это время мило беседовала с Дестефани. Ни дочь Стефана, ни неаполитанка даже представить не могли, что за окнами тихого особнячка в это время разгорается зарево кровавого карнавала. Две леди неторопливоибеседовали за изысканым вином, и мало-помалу беседа подходила к своему логическому завершению.


...Лучано, новый глава дома Фаррадечи, в это время был на приеме у главы совета достопочтенного Джироламо Альберти. Торговец оказался благообразной внешности мужчиной с глубоким чистым голосом, и был достаточно вежлив для того, чтобы, отложив все дела, принять нежданного гостя. Распорядившись принести вина и легких закусок, Джироламо усадил юношу в глубокое кресло, и сам застыл рядом. Положив руку на спинку кресла неподалеку от плеча гостя, глава совета скорбным тоном выразил юноше свое сожаление от скоропостижной смерти Бернардо и от убийства юной Антонетты. Кажется, Альберти был действительно опечален происходящим в городе - Лучано не уловил в его голосе ни тени лжи или льстивого участия.
Тяжко вздохнув, купец пообещал, что воздействует на городскую стражу и ее капитана: в целях ускорения поимки преступника. Продолжить беседу им не дали: на улице раздался громкий вскрик, переходящий во всхлип, а затем - гулко стукнувшая дверь. Присутствующий в кабинете темноволосый юноша, чем-то похожий на хозяина кабинета, любопытствуя, выглянул в окно, и тут же спрятался за стеной. Смуглое лицо молодого человека побледнело, в глазах плеснулся страх:
- Там солдаты! С противоположной стороны, откуда кричали, наверняка тоже они! Все, кого я вижу, вооружены и явно серьезно настроены! Отец, что делать, отец!?
Не ожидавший такой новости старший Альберти грузно облокотился на кресло, где сидел Фаррадечи, смахнул мигом проступивший пот и осипшим, бесцветным голосом прошептал:
- Я, кажется, догадываюсь, чья это работа... Нам, скорее всего, не уйти. Одна надежда: обороняться до подхода городской стражи или оставшихся людей покойного Росси. Сын - собирай всех, кого сможешь: чиновников, стражников, посетителей - все равно.. Я не воин, даже не дворянин - но я лучше умру в бою, чем сдамся на лживую милость кондотьеров...
Словно бы только сейчас вспомнив о присутствии Лучано, Альберти так же тихо обратился к нему:
- Не могу от вас ничего требовать, синьор, даже просить не имею права. Но... Вы с нами, или понадеетесь, что наемники вас, как стороннего человека, пропустят?


...Данте Эстакадо спокойно ехал верхом по освещенной летним солнцем улице, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей и широко улыбаясь встречным горожанкам. Да что там только горожанкам - всему родному городу. Хорошая погода, хорошие вести - почему бы и не порадоваться? Жизнь только одна, и глупо тратить ее на уныние. Это пусть угрюмые швейцарцы вечно ожидают плохого, или суровые испанцы мыслят только о Боге и золоте - итальянец всегда будет счастлив и весел, и всегда будет надеяться на лучшее. И именно у тех, кто не впадает в грех уныния, все получится.
Из доволных раздумий Данте вырвал звон клинков на соседней улице, впрочем, почти тут же стихший. А затем, словно отзываясь на звуки боя или поединка, со стороны Площади Ангелов донесся многоголосый крик боли. Со своего места капитан Эстакадо не мог понять, что творится, но услышанное не оставило сомнений - в Пьяченцу пришла беда.

Челесте Эстакадо со своими охранниками была у дома Дестефани, когда в конце улицы показались пять фигур в темных плащах и ярких фантазийных беретах с перьями. Зоркий взгляд девушки углядел, что все мужчины сжимают в руках арбалеты. Видимо, это заметели и ее спутники, но выводы их были несколько более далекоидущими. Пьетро, старший над охранниками, знавший Челесте еще ребенком, взмахнул рукой, и двое других бойцов прикрыли девушку своими телами от возможных стрел. Седоусый Пьетро, склонившись к Эстакадо, громким шепотом обратился к ней:
- Че... Синьора Челесте, надо бы нам уходить отсюда. Прикажете попроситься в особняк Дестефани? Дай Бог и святой Джорджо, они не откажут в помощи: уж больно подозрительны мне эти типы.

-Нас уже выставили оттуда как попрошаек, Пьетро, пусть и прикрыв это все пустыми словесами и любезностями. Ломиться обратно, подставляя спины? Не самый разумный выход, как я думаю. - Челесте цепко осматривала нежданных гостей, прикидывая как бы вывернуться из этой ситуации, - Тихо и незаметно уходим отсюда хоть по выгребным ямам. Если не доберемся до дома, то попробуем найти убежище в ближайшей церкви. В Пьяченце не так уж и много богатых смутьянов, способных нанять хорошо вооруженных залетных горлорезов. Кажется моему брату прибавилось работы.
Челесте, с детства росшая в этом городе, прекрасно знала как добраться до церкви той или иной, благо нянька исправно водила её на молебны и вообще старалась держать в строгости. Но сейчас имелись проблемы вполне серьезные, чем излишне строгие воспитатели и попадать в руки потенциальных убийц, не обремененных излишней законностью, Эстакадо не хотелось.
-И еще кое-что, Пьетро, дай мне кинжал. - взгляд Челесте был как бы не тверже холодной стали, - Знаю, что ты не одобришь этого, но все равно дай.

Стефан исподлобья наблюдал за горсткой головорезов, которые, оставив в покое предыдущую жертву, переключили внимание на него. Наблюдал, ощущая, как где-то глубоко внутри зарождается бешенство. Будь на месте Стефана Сальваторе кто-то другой, менее хладнокровный и рассудительный, тот бы, быть может, и поддался порыву – спрыгнул на мостовую, выхватил шпагу. Мужчина мрачно ухмыльнулся, вспомнив ныне покойного клинка Пьяченцы. Сам он, конечно, не собирался так рисковать.
Стефан никогда не был трусом, фехтовал лучше многих, хоть никогда и не выставлял свои способности напоказ. Но подвергать жизнь опасности столь нелепо? Вот уж увольте.
К корчившемуся на земле человеку Сальваторе не испытывал даже тени сочувствия – изображать героя сегодня желания не было. Если бы он всё же спрыгнул на землю, если бы обнажил свою шпагу… То вовсе не из альтруистичных побуждений. Исключительно ради того, чтобы напомнить головорезам, с кем именно они решили связаться.
Поражало другое. Память тут же услужливо подкинула недавнюю сцену – ту сумасшедшую девку, что корчила из себя пророка на площади. А после – недавний спор с Эстакадо в особняке ближайшего сторонника покойного графа. Ну надо же. Совсем недавно Стефан убеждал старика в нелепости такого исхода событий, пытался дискредитировать позицию Данте. Доказывал, насколько глупым будет открытое кровопролитие в подпольной борьбе – и вот пожалуйста. На улицах Пьяченцы буйствуют убийцы и мародёры. И Сальваторе мог бы дать голову на отсечение, что действуют те отнюдь не по собственной инициативе.
В подобные совпадения поверить достаточно сложно.

Бросив прощальный, полный презрения, взгляд на идущих ему навстречу ублюдков, Стефан пришпорил лошадь и устремился в противоположную сторону. У него не было времени возиться с этими идиотами. Сальваторе ждали дела. На насмешливые возгласы кондотьеров он не обратил никакого внимания.
Стефан уже начал анализировать ситуацию, пытаясь сообразить, какую пользу для себя можно извлечь из сложившейся ситуации.
Итак, наш бравый начальник городской стражи всё-таки облажался. По улицам города струится потоками кровь, каждую минуту очередная невинная жертва прощается с жизнью, или, по меньшей мере, с девственностью. И тот факт, что Данте предполагал подобный исход, никак не сгладит в глазах общественности его абсолютный провал.
Сальваторе мчался по улицам города, не обращая внимания на крики и мольбы о помощи. Его нисколько не волновали страдания обычных людей – по крайней мере до тех пор, пока для него это было не особенно выгодно.

Настоящим ураганом Стефан ворвался в собственный особняк – он обещал в такой ситуации всеми силами способствовать устранению беспорядков, и не собирался отказываться от собственных слов.
Кому выгоден этот конфликт? Кто рискнул открыто выступить против официальных представителей власти. Стефан мог лишь гадать, но, в любом случае, он собирался извлечь из происходящего максимальную пользу.
Андре уже ждал на крыльце особняке – отметив неизменно опрятную укладку волос сына, Сальваторе поморщился. Тот заметно нервничал – дрожал и взирал на отца совершенно обескураженным взглядом.
- Собери солдат! – раздражённо рявкнул Стефан, скользнув скептическим взором по кучке бойцов, бесцельно сновавших по внутреннему двору поместья.
Андре коротко кивнул в скрылся в глубине дома.
- Где моя дочь? – тем же повелительным тоном крикнул Стефан, обращаясь к одному из охранников. Тот сперва обомлел – прежде не приходилось видеть старшего Сальваторе настолько выведенным из состояния равновесия, а после скороговоркой ответил:
- Синьор, вы же сами отправили её к…
Стефан нетерпеливо оборвал речь солдата характерным движением кисти.

Заложив руки за спину, он принялся лихорадочно мерить шагами внутренний дворик.
К тому моменту, когда Андре вернулся с остатками личной гвардии Сальваторе, тот уже успел успокоиться и выработать стратегию.
- Отец?
Стефан на мгновение закрыл глаза. Чёрт побери, ничего действительно важного нельзя поручить этому несчастному недомерку. Если на то пошло, то даже от Эстеллы пользы было бы больше.
По всему выходило, что старшему Сальваторе необходимо было оказаться одновременно сразу в двух местах. А то и в трёх. С одной стороны, Стефан рвался к дочери – он не мог позволить себе рисковать, сперва желая убедиться, что девочка в безопасности.
С другой… Таким образом он терял море драгоценного времени.
Проклятье. Оставалось только надеяться, что сынок в настоящем бою сможет обращаться с шпагой не хуже, чем во время всяких идиотских дуэлей.

Сальваторе отдал солдатам распоряжение – каждый из них должен был обвязать вокруг левой руки платок синего цвета. Благо в поместье таковых имелось достаточно. Сегодня его парни должны были совершить много хороших дел – нужно убедиться, что часть заслуг не припишут потом представителям городской стражи. Кроме того, была и официальная версия – дескать, так бойцам в пылу схватки будет проще узнавать своих и союзников.
- Капитан, - обратился он к Лацци. – Вы отвечаете за моего сына. Андре, с отрядом отправляешься к особняку Дестефани. Обеспечь безопасность Эстеллы, по дороге наведи порядок на улицах. Я забираю с собой половину людей… Нужно кое-что сделать.
Дав отмашку солдатам, Стефан первым двинулся к воротам, отделявшим от внешнего хаоса относительно спокойный внутренний двор.

Никто не мог знать.
В одной из тратторий, принадлежащих семье Джованни, было тихо и относительно спокойно. Несколько завсегдатаев топили свои проблемы на дне хрупких бокалов, обжигающая граппа разливалась по телу приятным теплом, согревала от холода колючих и неприятных мыслей. Здесь люди могли отдохнуть и забыться. Могли, уединившись за отдельным столом, беседовать о собственных делах, что не должны были достигнуть чужого слуха. Хозяин делал всё, чтобы в его заведениях посетители ощущали себя комфортно, едва ли не по-домашнему. Всё-таки, траттории являлись семейным делом, и Матиас вполне успешно продолжал стезю своего отца.
Человек, что потревожил эту непоколебимую атмосферу уединённости, являлся одним из доверенных людей хозяина. Влетев в помещение, подручный бегом пересёк зал, ворвавшись в комнату, выделенную Матиасом для собственных нужд. Дверь распахнулась громко, ударившись о стену, и на пороге предстал взволнованный и побледневший парень. Тяжело дыша, пытался собраться с духом, и лишь несколько долгих секунд спустя выпалил внезапную новость.
Никто не мог знать.
Поистине, последние дни в Пьяченце пестрили событиями далеко не обыкновенными для маленького тихого городка. С каждым днём обстоятельства набирали всё более неожиданный оборот, становилось ясно, что за масками учтивости спрятались личные счёты и тщательно выстраиваемые планы. Импровизированный Колизей со своими собственными боями… Пожалуй, сравнение было отнюдь не изящным, вряд ли изнеженных высокородных особ вообще можно сравнить с гладиаторами, но суть оставалась та же. В подобной игре борьба идёт не на жизнь, а на смерть. Что и доказывали убийства Фаррадечи.
Никто не мог знать, что подобное случиться так скоро. Матиас ожидал, что пройдёт как минимум несколько дней, прежде чем кто-либо решиться на подобный шаг. Слишком импульсивный и наглый. И совсем невыгодный для того, кто подобные вещи спонсировал. Рано или поздно станет известно, кто нанял кондотьеров, и тогда репутации смельчака конец.
Но то, что пришло в голову Джованни, было слишком далеко от размышлений, кто в действительности приплатил головорезам. Прикусив золотую монетку клыком, продемонстрировал окружающим белоснежную, полную злобного удовлетворения улыбку.


Получатели: DungeonMaster.

***

Матиас выходил из траттории скорее в задумчивом и сосредоточенном состоянии, чем действительно обеспокоенным. Где-то на периферии сознания мелькали мысли о семье, дорогих для него людях, что, возможно, наблюдали в этот момент развернувшуюся на улицах Пьяченцы бойню. Они ждали его. Его долг как отца и мужа – в первую очередь защитить.
Поразительная холодность и отстранённость застилали разум, поглощая чувства. Он прекрасно понимал, что эмоции в подобных случаях – первейший враг. Въедаясь в душу всё глубже, они не уйдут. Пылающим пламенем потекут в венах, заставляя сердце биться чаще. Заставляя думать нерационально. Он не мог себе этого позволить. Не теперь.
Некоторые вещи его действительно интересовали. В последнюю очередь это был спектакль, блестящая идея Беатрис, что уже терпела фиаско. Он не сомневался, что рано или поздно наёмники доберутся до самого яркого мероприятия сегодняшнего дня. Но его мало волновал тот факт, что спонсируемый проект оказался убыточным. В сущности, ему с самого начала было плевать на судьбу представления. Единственное, что придавало его раздумьям оттенок волнения, - знание о том, что жена находится именно там.
В первую очередь его занимали мысли о самих кондотьерах. Какие доводы руководили тем, кто решился устроить в городе массовое побоище? Кто вообще являлся целью и конечным пунктом в продвижении наёмников?.. Подсказки крылись в уголках его собственной памяти, в осколках разбитого зеркала истины, что оказались своевременно в его руках. Сложить всё воедино не составило труда. Цепочка выстраивалась сама собой.
Седлая коня, Матиас думал о том, насколько велик риск промахнуться. Но он не промахнётся. Не должен.

***

Что-то не так.
Фредерико был ещё мал, чтобы полностью понимать всю ситуацию, он мог полагаться исключительно на собственные чувства и ощущения. Интуиция ребёнка не могла его подвести. Особенно в моменты наиболее критические.
Мальчик стоял у окна нижней террасы, наблюдая улицу и дома, утопающие в живописной зелени. Маленькая площадь перед домом пустела – прохожие с поразительной быстротой исчезали из поля зрения. И лишь где-то в отдалении, в конце двух ветвящихся вглубь города проспектов, виднелось сумбурное и хаотичное движение. Фредерико не мог рассмотреть, что именно там происходит, но отчего-то чувствовал: что-то не так.
Рука легла на его плечо. Ребёнок поднял голову, в который раз испугавшись уродливого шрама на лице этого человека. Но в серых глазах его не было злости, не было характерного для взрослых укора, как обычно бывало, когда Рико сбегал от нянечки. В глубине полуприкрытых глаз пряталось выражение твёрдой решимости и слабого страха, которого не углядел бы любой другой взрослый, но так отчётливо чувствовал ребёнок.
- Мой синьор. Вам не стоит оставаться здесь.
Рико не был послушным и усидчивым ребёнком никогда. Даже Флавио, чей авторитет был сравним с отцовским, бывало, страдал из-за его проделок. Однако что-то в его тоне заставило мальчика усомниться в затее протестовать…
Ребёнок не успел окончательно выбрать позицию поведения, когда со стороны парадного входа послышался топот копыт и после – торопливые шаги, сопровождаемые хлопком входной двери. Рико юркнул под руку солдата и скрылся в недрах особняка.

На пороге стоял отец. Взъерошенные короткие волосы, тяжёлое дыхание. Блуждающий взгляд, казалось, видел перед собой совершенно иные предметы, но вовсе не дом, не слугу, не сына. Матиас заметил Рико только когда мальчик потянул его за руку. Джованни просто отмахнулся. Заметил приближающегося капитана и направился к нему.
Рико не мог понять всего, что говорил отец. Единственное, что он осознавал со всей ясностью, – тот чем-то встревожен, чем-то поглощён и отдаёт очередные приказы. Больше всего на свете мальчик желал понимать причины. Впитывая случайно достигшие его слуха фразы, движения и манеры. И в равной степени он желал получить от этого человека хоть каплю внимания.
Ребёнок наблюдал, как одномоментно ожил дом. Повсюду слышались шаги слуг, со стороны двора доносились звуки лязгающей стали и топота тяжёлых сапог. Фредерико не понимал. У него были вопросы. Множество закономерных вопросов, со всей детской непосредственностью и любопытством задаваемые отцу. Что продолжал его игнорировать, как и большинство находящихся в помещении взрослых.
Бросив что-то напоследок капитану стражи, Матиас резко развернулся по направлению к двери, с явным намерением уйти вновь. В этот момент Рико пронзительно закричал и со всей яростью и обидой потянул за плащ, требуя обратить внимание на себя.
Джованни обернулся, лишь сейчас опустив глаза на сына, словно впервые заметив его присутствие. Мужчина не сказал ни слова. Опустился на одно колено, положил руку на затылок Рико и коснулся губами его лба, на мгновение прикрыв глаза. Подобная нежность его отцу была совсем несвойственна.
Долгие секунды молчания. После чего Матиас поднялся и вышел. А на плечо ребёнка вновь легла рука Ферро.

***

На лице синьоры Джованни играла миловидная и кокетливая улыбка, изредка прикрываемая кремовым веером в тон её платью. Щёки горели от яркого и совершенно естественного румянца, а в тёмных, практически чёрных глазах Беатрис сиял восторг. Сторонний наблюдатель не без оснований мог предположить, что молодая особа радуется началу представления. Кто-то мог приписать ей корыстолюбие, с которым девушка смотрела на мероприятие, озолотившее Амадэо благодаря расточительству её мужа, и теперь в полной мере наслаждалась результатом совместных усилий. Кто-то бы разглядел в её волнении искренние чувства от созерцания деяния искусства.
Всё вышеназванное было, в общем-то, правдой. Но в большей степени ею руководили пережитые во время недавнего разговора эмоции. Хотелось поделиться деталями с Матиасом, и как можно скорее, но ей приходилось ждать. Сидя в одиночестве, ловить на себе любопытные взгляды.
Этот день должен был запомниться приятным и лёгким времяпрепровождением, сладким послевкусием от замечательной игры актёров и роскошных декораций сцены. Сегодня Беатрис планировала оставить мысли о Пьяченце и её интригах хотя бы на некоторое время и просто наслаждаться жизнью, как то было раньше. Впрочем, Беатрис лгала сама себе: ощущала возросшую гордыню, благодаря интересу, проявляемому по отношению к ней со стороны общественности. Когда-то – девочка из многочисленного сословия, после – одна из многих богатых семейств, теперь – одна из четырёх. Круг стремительно сужался. Лестница положения росла. Действительно наслаждаться жизнью она сможет после того, как граница сузится до одной...
Пожалуй, её сегодняшним планам не суждено было сбыться.

Всё изменилось слишком неожиданно. Всеобщее настроение изменилось резко, атмосфера мероприятия накалилась до предела, и причиной тому служили вовсе не бурные овации. Приглушённый шум, шёпот обсуждения – всё затихло и замерло ровно до того момента, пока не раздались первые крики.
Топот копыт, массовое бегство… Всё вокруг закружилось и слилось, унесло Беатрис в совершенно иной мир – мир страха и насилия. Крики стонущих людей, пострадавших от конников, чей-то противный визг поблизости… звуки смешались, иглой вспарывая разум и мешая соображать быстро.
Кто-то из наездников направился в её сторону. Два стражника, на чьём присутствии так настаивал Матиас, своевременно спасли её от надвигающейся опасности.
Конец. Конец её планам. Это полный крах.
Актёры, напрочь забыв о реквизите, распарывая ткани недавно сшитых костюмов, спешно покидали сцену. Зрители разбегались в панике, способные думать в этот момент только о собственной шкуре.
Что-то внутри болезненно сжалось, накатило беззвучными рыданиями, но Беатрис стойко держалась, приложив к лицу ладонь. Не позволяя себе выказывать внешне горькую обиду и отчаянье.
После осознания навсегда потерянных возможностей и крушения надежд, родились мысли о чём-то более важном.
- Сын! Мой сын…
Беатрис вцепилась в руку одного из стражников, с ужасом глядя в его глаза и видя перед собой лицо Фредерико.
- Я должна вернуться к сыну. Сейчас же. Домой!


Получатели: DungeonMaster.

О, звон стали, висящий в воздухе во время поединка, капитан городской стражи не спутал бы ни с каким иным. Смутные сомнения и тревоги отразились на лице мужчины сумрачной тенью, затмив вмиг умершую на его губах улыбку. Безошибочно завернув за нужный угол, Эстакадо воочию узрел следующее: две патрульные группы стражников – по три человека в каждой – были заняты добиванием неприятеля. Убитые выглядели довольно характерно, а по лицам стражей порядка нельзя было сказать, что им эта маленькая победа далась легко. Стало быть, то, о чём предостерегал Данте, произошло.
- Синьор, - начал один из воинов, - здесь…
- Я уже знаю, - прервал солдата Эстакадо и протянул ему снятый с указательного пальца правой руки перстень с родовым гербом. – Ты, Бартоло, и ты, Алессио, отправитесь к Луиджи Сориа и расскажете ему о том, что происходит в городе. От моего имени вы попросите помощи. Он почти наверняка не откажет, а потому вы на время присоединитесь к его людям. Остальные – за мной!
Назначенные гонцами Бартоло и Алессио пришпорили коней, торопясь выполнить поручение капитана. Впрочем, как можно быстрее преодолеть расстояние до владений Сориа было и в их собственных интересах: вдвоём они не представляли значительной ударной силы, а потому рисковали быть замеченными и убитыми.
Данте Эстакадо не надо было угадывать, кто превратил чудесный солнечный день в кровавую бойню. О, это был не лис Сальваторе, не больше всех пострадавшие Фаррадечи, не
Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо. делец Джованни – никому из них не выгодно разорять город и массово убивать его жителей. Все они метили в графы, как сам Данте, а потому подобное для них непрактично в высшей степени. Какой хозяин, находясь в здравом уме, станет разорять собственное, пусть пока потенциальное, имущество? Каждый из них имел определённый вес в городе, каждый имел не только желание, но и шанс получить бразды правления в свои руки – разновесный, да только суть не в вероятностях. Капитан готов был дать на отсечение не только обе руки, но и голову – за резнёй стояла пятая политическая сила Пьяченцы. Тот, кто хотел получить город, но не был обозначен среди соискателей титула. Тот, кто мог позволить себе купить кондотьеров с потрохами, но чьего золота не хватило бы, чтоб хоть чуточку отбелить свою скверную репутацию. Да, за безумием и хаосом, охватившими Пьяченцу, стоял всеми недолюбливаемый Доменико Колонна. Жестокий, порочный, избалованный юнец не станет думать о последствиях в силу собственного запредельного высокомерия и спеси. Но затеянный им ход нельзя назвать глупым – в заварухе могло погибнуть большее число его конкурентов.
Однако не только это волновало Данте. Челесте. Если Орфео находился под присмотром преподавателя и охраной личных солдат дома, то Челесте отправилась по поручению брата. Успела ли она вернуться до начала кровопролития? Разумеется, девушка не покинула бы родных пенатов без сопровождения, но разве это гарантирует ей безопасность в той ситуации, что развернулась в Пьяченце?
Эстакадо и четыре стражника направлялись к особняку, выбирая самый короткий путь. Удивительно, но ни разу им не встретилось большого скопления кондотьеров – к вящему недовольству капитана, бывшего не прочь сделать какого-нибудь проходимца ровно на одну голову короче. Дома удача изменила Данте (ибо только удачей можно объяснить то, что небольшой отряд не столкнулся с превосходящим численно противником) – Челесте отсутствовала. Хорошо, если она находилась там, куда должна была явиться. А что, если нет?
Сжатые в нитку губы и нахмуренные брови всё же выдавали гнев capitane, хоть он и привык держать эмоции в узде. Он строго наказал брату оставаться в учебной комнате вместе с наставником. Затем выбрал троих из лучших своих людей и велел им искать сестру. Два десятка воинов он оставил у особняка, поручив им организовать оборону и размещать в семейном гнезде Эстакадо мирных горожан.
Данте также немало насторожило почти полное отсутствие сопротивления со стороны стражи. Какого чёрта они остаются в казармах? Сам Эстакадо, командуй он наёмниками, озаботился бы нейтрализацией тех, кто мог помешать его планам, заранее. Насколько умён мерзавец, стоящий во главе конодонты? Одного противника – Доменико Колонну – капитан уже недооценил, и результат был плачевен. Опростоволоситься на каком-то безродном негодяе он просто не мог, а потому с оставшимися солдатами устремился к казарме.

Сальваторе

Вернувшись в родные пенаты, Стефан немедленно развил бурную деятельность, и вскоре два отряда солдат Сальваторе, ведомые главой дома и его сыном, выдвинулись в охваченный беспорядками город. Кое-где над Пьяченцей рдело зарево пожарищ, в отдалении слышался звон клинков и чей-то громкий надрывный плач, переходящий в вой. Но солдаты главы магистрата были бойцами опытными и умелыми, и общей панике, что, казалось, повисла тяжелым пологом над всем городом, не поддавались. Они лишь покрепче стискивали рукоятки мечей и настороженно глядели по сторонам - никому не хотелось словить из-за угла тяжелый арбалетный болт или кинжал в спину.
Возглавляемый лично Стефаном десяток бойцов быстрым шагом двигался в сторону особняка де Боно. Профессиональные солдаты, они даже при таком спором передвижении держали строй, готовые в любой момент отразить опасность. К счастью или несчастью, на via Latina, по которой они двигались, кондотьеров еще не было: эти cazzo наверняка творили свои бесчинства в другом месте.
Когда отряд уде почти приблизился к особняку де Боно, Стефан понял, что еще чуть-чуть бы, и он опоздал. Из ржавых ворот, так и не раскрывшихся полностью, выходили облаченные в кирасы и салады мечники Эмилио. Сам их крепкий бородатый командир, защищенный не в пример лучше своих подчиненных, уже стоял на улице, опираясь на двуручный меч, и в своей излюбленной манере подгонял бойцов:
- Ну давайте, давайте, отродья петуха и собаки! Шевелите вашими тощими задницами! На войнючке-на войне медлить нельзя, а то те figli di puttana, что устроили эту заваруху, разграбят весь наш гребанный городок и сбегут ко всем чертым. Сандро, bastardo, хрен ли ты щит мой тащишь? Я его че, себе на член подвешу, когда буду своей крошкой рубать врагов?

Неизвестно, как быстро бы де Боно, занятый своими солдатами, обратил бы внимание на отряд Сальваторе - скорее всего, только после того бы, как Стефан обратился с нему. Но события опередила никто иная, как Мария де Боно, так же, как и прочие солдаты, одоспешенная, и контролировавшая дорогу. Вооруженная арбалетом девушка кашлянула, привлекая внимание Эмилио, а когда тот не отреагировал, отошла на пару шагов поближе к нему и громко и отчетливо проговорила:
- Отец, подожди. К ним идут люди Сальваторе.
Услышав это, де Боно-старший резво развернулся на месте и, увидев Стефана, сунул свой огромный меч в руки не ожидавшей такой реакции дочери и, тяжело переваливаясь, помчался, распахнув объятия, к Стефану, чем-то в этот миг напоминая здоровенного такого кабана. Подлетев к мужчине, Эмилио сгреб его в охапку и крепко сжал в порыве чувств, бася на всю округу:
- Фано, fratello! Как я счастлив тебя видеть, клянусь Святым Крестом и кишками Спасителя! Вот что значит - настоящий друг! Как узнал о войне, сразу привел своих людей ко мне в подчинение! Да, fratello, я все понимаю, можешь ничего не говорить! Я буду командовать нашими силами! Ну что, куда идем?
Мария де Боно, так же подошедшая к отряду, лишь пр крыла лицо рукой на радостные вопли отца. И когда тот сделал паузу, чтоб отдышаться, тихо сказала:
- Приветствую благородного Стефана Сальваторе. Я счастлива, что мы будем биться вместе.

...Группа Андре, а, вернее сказать, capitane Лацци, так же проделала большую часть пути без происшествий. В конце-то концов, не считать за происшествие то, что за ними теперь плелись два-три десятка перепуганных горожан, причитавших и плачущих, моливших помочь именно им и проклинавших не делающих этого солдат, но, тем не менее исправно следующих за ними. Мало-помалу отряд приближался к особняку Дестефани, и тут у солдат появились первые подтверждения того, что неприятель рядом: тут - пятна крови, там - распростертое тело пожилого мужчины, там - выбитая дверь и женский плач из дома.
Проследовав вперед еще некоторое время, бойцы углядели впереди, почти напротив дома Дестефани, распрастертое на земле тело в луже крови. Покойник, из груди которого торчала чернооперенная стрела, продолжал крепко сжимать арбалет, скалясь застывшим лицом в безмолвствующее небо. Фантазийный берет с перьями, краса и гордость кондотьеров, валялся рядом, в пыли. Но ни дружков покойника, ни лучника с черными стрелами не было видно.

...Не успели милые дамы распрощаться и расцеловаться, как к ним ворвался какой-то мальчишка сарацинской наружности. Рухнув перед Дестефани лицом вниз и отклячив костлявый зад, он что-то быстр проговорил на незнакомом Эстелле языке. Госпожа выслушала его и повернулась к девушке, грустно улыбнувшись:
- Милая, в городе беспорядки. Мой дом только что попытались захватить, но, получив отпор, отступили. Я не могу себе позволить выпустить тебя на улицу в такое время - мало ли, что может случиться? Давай пока посидим еще, покурим кальян... Мой дом точно не захватят, а бандитов в городе наверняка скоро уничтожат. Не возражаешь, душа моя?

Джованни

Собрав солдат, Маттиас вместе с подчиненными углубился в ремесленный квартал. Там, в отличие от центра города, все было тихо и спокойно. Почтенные ремесленники и подмастерья, что должны были формировать городское ополчение, предпочитали сидеть тихо и не высовываться: а то мало ли, что происходит, убьют ведь ненароком! Пускай с напададающими разбираются те, кому по долгу службы положено защищать горожан - городская стража; да те, кто привыкли держать меч - охранники благородных синьоров. А их дело простецкое - сиди и жди, кто победит. Все одно победитель не будет резать дойную корову - ремесленников, а пограбят чуть - ну и что. Лучше уж так, чем жизнь терять.
Оружейник, впрочем, прятаться от солдат Джованни не стал, разумно решив, что лучше уж открыть дверь толпе вооруженных молодчиков, колотящих в дверь с воплем: - Открывай, bastardo! Свои же! Не откроешь - на собственных кишках удавим!!!
Услышав пожелания солдат и их господина, торговец, не прекословя, тут же продал им шесть щитов, подарив в довесок и седьмой - как свой вклад в оборону Пьяченцы.

Дорога до дома Альберти не заняла много времени: прямо на полпути Маттиас встретил полтора десятка солдат, неуверенно и с изрядной долей опасения двигающихся по направлению к городскому совету. Трактирщик узнал их - это были охранники главы совета. При виде людей Джованни они отступили на пару шагов, готовые вступить в бой, но были остановлены уверенной и зажигательной речью Маттиаса, коротко обрисовавшего ситуацию в городе, и по праву сильного взявшего командование над расстеряными вояками.
Соединившись, оба отряда выступили в сторону центральной площади. К тому моменту, как они прибыли, ни кондотьеров, ни зрителей там уже не было: лишь десяток тел, погибших в давке, валялся тут и там. Быстрый осмотр показал, что ни Беатрис, ни ее телохранителей среди покойных не было. Удостоверившись в том, что жена, скорее всего, спаслась, Маттиас коротко скомкндовал:
- К городскому совету! Быстро!
Подчиненные Джованни и Альберти тут же перешли на бег и ринулись к стоящему неподалеку зданию совета. Кондотьеров видно не было - лишь у дверей мешками волялись два городских стражника. Из дома доносился звон клинков и чьи-то предсмертные крики...

...Беатрис вместе с охранниками в это время пробивалась сквозь плотную толпу бегущих людей, подгоняемых злорадным хохотом кондотьеров. Алессио, один из телохранителей, где-то потерялся, а второй - Джулио, крепко, до боли сжав руку женщины, потащил ее сквозь людское море. Кто-то толкался, кто-то пинался, однажды Беатрис была вынуждена пройти по распростертому на земле телу ребенка - свернуть было невозможно.
Ругаясь на чем свет стоит, Джулио вытащил нож, буквально прорезая себе и госпоже пкть на свободу. Ему сейчас было плевать, кого и как он режет: он озлобленно шел вперед, и перепуганное стадо, лишь недавно бывшее людьми, расступалось - лишь вслед неслись проклятья и стоны. Синьора Джованни уже сама была забрызгана кровью, спина ее адски болела - чей-то удар оказался точным. Наконец, усталый и озлобленный солдат вырвался с ней на свободу из узкой улочки, ставшей местом смерти для многих невинных, и тут же побежал, не отпуская руки Беатрис:
- Не отставайте, синьора!
Недолгая дорога - и окровавленные и избитые солдат и женщина ввалились за ворота особняка Джованни. Привалившись к стене и размазав рукавом по лицу кровь, Джулио выругался и выдохнул:
- Спаслись...


Получатели: Матиас Джованни.

Эстакадо

Бартоло и Алессио спешили изо всех сил. Стражники понимали, что сейчас отвлекаиься нельзя ни на что: ни на кондотьеров, ни на покойников, ни на брошенные в испуге мирными жителями дома, ни на помощь кому бы то ни было. Солдаты Сориа были той силой, что способна преломить исход противостояния и изгнать налетчиков из города. Ну и, конечно же, вкупе с ними сами бы стражники почувствовали бы себя уверенней.
Домчав до ворот, стражники заколотили с воплями:
- Откройте, откройте, тревога!
Как это ни удивительно, из открывшегося на воротах окошка выглянул сам Сориа собственной персоной:
- Что расшумелись?
- Так ведь эта - беспорядки в городе.
- Если наши, - он зло усмехнулся, - благородные господа рубятся, не смотря на запрет епископа, то чем я могу помочь? Вы все и так насрали на Пьяченцу!
- Нет, нет!, - перебивая друг друга, загомонили стражники, - это разбойные кондотьеры! Они убивают горожан и жгут город! Мы, как можем, пытаемся навести порядок, но сил не хватает. Capitane послал за вами!
Всю эту фразу бровь Луиджи задумчиво ползла вверх: он явно был шокирован узнанным:
- Кондотьеры? Всех? Это... Меняет дело. Бойцы, на выход!
Через пять минут полсотни охранников покойного графа и два стражника выдвинулись в центр Пьяченцы.

Сам Эстакадо в это время, собрав своих людей и нескольких встречных стражников, отдал приказ слугам и нескольким бойцам укрыть всех, кто хочет убежища, на территории своего фамильного особняка. Желающих набралось достаточно - за надежными стенами люди чувствовали себя в безопасности.
Capitane и большая часть его людей, оказав помощь горожанам, выдвинулись в сторону городских казарм. Первый из бойцов, опрометчиво выскочивший на открытое пространство перед кордегардией, рухнул, схлопотав арбалетный болт в грудь. Парню повезло - он умер сразу. Но, видимо, не все были столь везучими - у стен казармы раздавался чей-то надсадный всхлип, перемежаемый громкими матерными ругательствами. Приглядевшись, можно было увидеть несколько трупов в форме городской стражи, и пару раненных, которых невидимые стрелки не добили видимо для того, чтоб сеять нервное напряжение среди защитников.
Но и люди Эстакадо были не лыком шиты: забравшись на крышу соседнего дома, один из воинов доложил, что за поваленными наземь телегами сидят арбалетчики: видимо, тем самые, сто собрали среди людей Данте кровавую жатву. В ожидании приказаний солдаты застыли.

...Челесте действительно прекрасно знала родной город. Куда там залетные кондотьеры - местные бы не смогли поймать юркую девушку. Охранники ее, понимая всю опасность ситуации, не стали перечить госпоже и последовали за ней. Таким образом, маленькая группка из синьоры Эстакадо и ее людей дворами выбралась на задний двор родного дома, где пришедшие получили весть, что Данте отбыл к казармам. Челесте следовало решить, что делать: присоединиться ли со своими людьми к брату, организовать ли оборону особняка или заняться теми из добропорядочных граждан, что нашли здесь приют.

Фаррадечи

Долпа кондотьеров внизу, вот-вот готовая пустить кровь, конечно, действовала на нервы. На какое-то время все присутствующие в кабинете Альберти замерли, погруженные в свои мысли. Первым из задумчивости вышел Лучано Фаррадечи - юноша услышал, что кондотьеры уже звенят мечами где-то внизу. Юноша понял, что у него остались последние секунды решить: останется ли он умирать вместе с Альберти или попробует спастись бегством.

Что-то неуловимо жуткое было в этот момент в глубине серых глаз Стефана Сальваторе – некий практически неуловимый восторг, мрачное торжество, столь резко контрастировавшее с творящимся на улицах города кровавым кошмаром. В глубине души он наслаждался захлестнувшим Пьяченцу хаосом, без тени страха ныряя в тёмную пучину смертельно опасных боёв и междоусобиц. Вопреки здравому смыслу, несмотря на тревогу о дочери, Стефан испытывал какое-то неправильное, порочное удовольствие – весь мир вокруг в одночасье катился к чертям, а он, Стефан, становился тому невольным свидетелем. И даже более того, он был на волне – во главе вооружённого до зубов отряда, дорвавшийся наконец до истинной власти, о которой долгие годы мог только грезить. Сегодня стирались обусловленные неумолимыми законами грани, затопивший Пьяченцу хаос сегодня списывал любые ошибки. Сальваторе вдруг почувствовал себя едва ли не богом – всемогущим, способным единолично решать, кому умереть, а кто будет жить… И способным перекроить политическую обстановку в городе на своё усмотрение.
Те нормы и правила, что сдерживали Стефана большую часть его жизни, сегодня попросту не существовали. Именно осознание этого факта порождало нехорошую ухмылку на тонких губах.

Кто начал войну, кто оказался столь глуп и наивен? Или, напротив, этот конфликт – очередная фаза в многошаговом плане какого-то закулисного кукловода… Даже сейчас, шагая по улицам города во главе небольшого отряда, Стефан ни на минуту не переставал размышлять.
Путь и не он заплатил кондотьерам, но, в любом случае, собирался извлечь для себя максимальную пользу из беспорядков. Деятельный разум старшего Сальваторе уже рисовал перед глазами заманчивые картины, которые приходилось отгонять усилием воли. О, Стефан уже в точности знал, какой шаг предпримет в первую очередь следующим утром. В том, что он переживёт ночь и остаток этого дня, мужчина в своём высокомерии почему-то совершенно не сомневался.
За размышлениями практически незаметно пролетела дорога – Сальваторе уже видел впереди ворота поместья Эмилио, из которых ровными рядами на улицу выходили солдаты. Судя по всему, он успел как раз вовремя – де Боно вот-вот собирался бросить своих парней в дело.

Первой подход подкрепления заметила собственной персоной Мария – про себя усмехнувшись, Стефан отметил, что доспехи идут ей куда больше, чем бальное платье. Когда наконец гостей соизволил обнаружить Эмилио, то Сальваторе, сообразив, что произойдёт дальше, обречённо вздохнул. За голос и мечи де Боно неизменно приходилось платить определённую цену – будь то отвратное вино или титанической силы объятия.
С одинаковой стойкостью Сальваторе пережил и удар по своей репутации, и оказанное на грудную клетку давление. Деликатно проигнорировав мнение де Боно относительно главенства последнего над их объединёнными силами.
- Город в огне, мой храбрый друг, - прокашлявшись, проговорил Стефан, благодарно кивнув в ответ дочери Эмилио. – Мы должны любой ценой и как можно скорее восстановить порядок на улицах.
Сальваторе не лгал. Установление спокойствия в городе на самом деле входило в его намерения. И он, Стефан, должен был привнести в установление этого самого спокойствия как можно более заметную лепту.
- Отбросим в сторону предрассудки, этим вечером каждому из нас предстоит славная битва, - Стефан задумчиво почесал подбородок и улыбнулся. Решив слегка пожертвовать своей репутацией трусливого чиновника в глазах Эмилио.
- Ты наверняка слышал о представлении, Эмилио? Подозреваю, что там сейчас – чудовищная резня. Сегодня не лучший день для театра.

Андре нервничал. Нервничал, несмотря на то, что до сих пор ничего особенного не произошло. Несмотря на то, что, по сути, от него требовалось присутствие исключительно номинальное – функцию командира отряда легко и непринуждённо принял на себя капитан Лацци.
Молодой человек без конца поправлял волосы и теребил эфес шпаги, ощущая дополнительный дискомфорт из-за напускной бесстрашности отцовских солдат.
Безумие, чёртово кровопролитие. Андре совершенно не понимал отца, не разделял его безрассудной и неуправляемой жажды власти. Он не понимал людей, готовых на всё ради того, чтобы одержать победу в предвыборной гонке.
Парень лицезрел на улицах города кровь и страдание. Он презирал и высшую власть. Рим, который бросил к ногам благородных господ награду – словно кость своре оголодавших собак. Анархия, невинные жертвы… Только этого таким образом можно было добиться.
Около входа в поместье синьоры Дестефани на земле лежало одинокое тело. Андре напрягся, вздрогнув, сглотнул. Движения сопровождавших его солдат сделались более выверенными – парни собрались и приготовились к бою. Насторожился сам Лацци. По идее, Эстелла должна быть там, где-то внутри.
Молодой Сальваторе наконец обнажил свою шпагу, приготовившись к штурму.

Сложно было по-настоящему оценить таящуюся в этих словах угрозу. Практически невозможно представить себе кровь и насилие, сидя на удобном диване в уютной гостиной.
Эстелла, наиграно нахмурившись и покачав головой, на самом деле не смогла заставить себя сопереживать. Пожав плечами, девушка согласно кивнула – рисковать собственной жизнью понапрасну она не намеревалась, а если в городе творится что-то на самом деле серьёзное… Чтож, очень скоро здесь будет отец или его наиболее верные люди. Уж в этом Эстелла могла быть уверена наверняка.

Узнав в особняке об отсутствии брата Челесте всерьез забеспокоилась, ведь даже если сейчас с братом его верные люди, то улицы города превратились в настоящую бойню. Решив, что раз брат отправился к казармам, то разумнее будет остаться здесь и заняться помощью страждущим и обеспечением собственной безопасности заодно. То, что Орфео и его наставник также в доме несколько облегчало задачу. Но только несколько.
-Пьетро, я доверяю тебе организацию обороны особняка, - девушка словно стала еще жестче и решительней, чем была раньше, - Надеюсь что оставшихся людей должно хватить, иначе придется убеждать брать в руки хоть подобие оружия всех, кто способен его удержать, чего мне сейчас бы не слишком хотелось. Мы должны продержаться до конца этого безумия. И мы это сделаем.
Немолодому охраннику она и в самом деле доверяла, помня и ценя его верность еще с детства. Распорядившись также, чтобы двое из её сопровождающих отправились к казармам и передали Данте весть о том, что она жива и в относительной безопасности, Эстакадо занялась тем, что помогала перепуганным людям разместиться за надежными стенами особняка. Она просто не могла усидеть на месте в такое время, распоряжаясь буквально каждой мелочью в доме и мало что в такой ситуации оставалось без её внимания. Очень быстро её одеяние, подобающие относительно скромному визиту в гости, оказалось отмечено кровью раненных, но Челесте будто бы этого не замечала. Из образа знатной дамы, разом перевоплотившейся в сестру милосердия Христова, выбивался только очевидно мужской пояс с кинжалом в ножнах, который она так и не подумала снять. В трудные времена каждый ищет спасения там, где может и вряд ли потом у тех, кто искал убежища в доме Эстакадо, потом нашлось бы в чем упрекнуть Челесте, помогавшей не только делом, но и словом. С твердостью, ибо она сама искренне желала в это верить, девушка говорила что Господь не оставит Пьяченцу и смута закончится, едва только будет назван новый правитель. Правда сейчас все также сложно было сказать кто же при таком раскладе им станет.

Не столь часто приходилось Матиасу участвовать в подобных вылазках – благо, их городок не мог похвастаться подобными инцидентами в прошлом (впрочем, если они имели место быть, Джованни точно не интересовали) – и потому первые минуты он ощущал вполне закономерное волнение и прилив адреналина. Очень быстро неподобающие мысли выветрились из головы, и мужчиной вновь владело привычное хладнокровие. Выражение лица, взгляд, отточенные и обманчиво-медлительные движения – он явно подавал пример своим людям, которые, возможно, переживали за успех вылазки и собственную жизнь. Лидер не имеет право совершить ошибку. Даже если всё пойдёт из рук вон плохо…
Матиас так же прекрасно понимал, что численность его людей слишком мала для действенной кампании прорыва, чистки города от разбросанных по её улицам кондотьеров. Долго размышлять над ситуацией он не стал, собрав максимально возможное количество солдат: столько, сколько считал нужным, без риска оставить дом пустым. Не стал терять времени на поиски подмоги, сразу выбрав для себя самый, вероятно, простой и быстрый путь. Поставив перед собой конкретную цель. Зная, что по столь небольшому городу наёмники будут передвигаться достаточно быстро, не оставляя времени на манёвр.
Но Матиас рискнул.

Ремесленный квартал находился неподалёку. Здесь было даже слишком тихо, слишком спокойно. Слушая, как звонко отдаётся эхом бодрый шаг солдат в тишине, Матиас воскресил в памяти обычный для этого квартала шум, лёгкое жужжание прохожих, словно стайка пчёл, заполнивших улей. Ничего подобного сейчас не происходило. Матиас ощущал атмосферу настороженности и страха, разливающуюся в пустом пространстве, чувствовал на себе взгляды горожан, напряжённо наблюдающих за группой солдат из-за плотных штор. Казалось, весть распространилась молниеносно. Не успели кондотьеры добраться до ремесленного квартала, а его жители уже прекрасно знали о ситуации в городе. Впрочем, не мудрено.
Оружейник, как ни странно, двери открыл. Вручил всё, что требуется, и даже сверх того. В этот раз Джованни вовсе не старался быть дружественно-очаровательным, и не сомневался, что «подарок» был скорее подачкой. Он не причём, этот простой оружейник, и всё, что происходит в городе, его не касается. Зато свой вклад он определённо сделал. В отличии от большинства его товарищей по ремеслу.
Матиас усмехнулся, посмотрел на новообретённую вещь с презрением. Отвратительное лицемерие. В данный момент ему было не до того, чтобы обвинять какого-то торгаша в его трусости, а потому он столь же лицемерно ему улыбнулся и поблагодарил. И с некоторым подтекстом произнёс: «Надеюсь, этот щит сохранит жизнь кому-то из моих людей. Пока он сохраняет вашу».

Личную стражу Альберти Матиас встретил некоторое время спустя. Группа из пятнадцати человек осторожно двигалась по улице, обнажив клинки. Судя по трусоватой медлительности, вёл их какой-то остолоп, без опыта командования и харизмы. Если они будут семенить таким темпом и дальше, их господина, очевидно, убьют гораздо раньше, чем они соизволят появиться в городском совете.
При виде людей Джованни стража остановилась, угрожающе выставив перед собой мечи. Ничего, кроме лёгкого раздражения, Матиас в этот момент не ощутил. Прекрасно осознавая, что солдаты на взводе. Да и сам хозяин тратторий выглядел сейчас скорее как разбойник, в тёмном коричнево-зелёном облачении и характерным колечком в ухе. Пожалуй, его собственная стража выглядела гораздо представительнее, чем он сам без каких-либо ярких оттенков кроваво-алого, пурпура, лазури – и прочих цветов, отличающих аристократию от менее зажиточных горожан. Матиас не любил выделяться.

- Господа, мы как раз вас и ищем, - многозначительно улыбнулся Джованни, крутанув в руке рапиру и прекрасно понимая, что сейчас играет на нервах напуганных солдат. Боже, кого Альберти в стражу набрал?.. Кем ему придётся временно командовать?.. Впрочем, всё это решалось парой-тройкой вдохновляющих фраз. – Что стоим? Альберти сам себя не спасёт, пока вы тут ползёте словно безногие инвалиды. Вы как малые дети. Маленькие сопливые трусы, что готовы побежать к мамочке и спрятаться за её юбку. Маменькины сынки могут разворачиваться и убираться восвояси, остальные – за мной!

***

Вокруг развернулось настоящее представление. Страшное. Кровавое. Судьба играла жизнями людей мастерски, кого-то убирая со сцены быстро и эффектно, кому-то позволяя жить ещё какое-то время.
Массовое бегство превратилось в побоище. Невыносимую давку. Беатрис чувствовала в этот момент, насколько тяжело ей было дышать. Она судорожно хватала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, не ощущая при этом в лёгких спасительного глотка свежести. Духота и невыносимый запах крови смежались, перечным налётом оседая внутри. Девушка приложила ко рту руку, ощущая приступ дурноты. Она старалась не смотреть себе под ноги после того, как взгляд случайно зацепился за тело ребёнка на мостовой. Какая-то навязчивая мысль ударила в голову и билась в висках последующие минуты кошмара – это мог быть Фредерико… Настолько явственно она ощутила под каблуком мягкую плоть, настолько резко вонзилась ей странная мысль, что, казалось, она вот-вот лишится чувств от охватившего её ужаса.
Что-то внутри не позволяло ей сдаваться. Чувство, что вело всё это время вперёд. Вперёд, сквозь толпу обезумевших людей. Вперёд, по телам убитых, задавленных, невинных. Вперёд, по улице, минуя дома, в которых спрятались десятки испуганных жителей.

В какой-то момент они остались вдвоём. Стражник, имя которого она даже не знала, вёл её за руку, пробираясь через плотный ряд горожан, не осознающих, куда бежать и что делать. Вынул нож, яростно размахивая им направо и налево – кровь фонтанировала и раскрашивала окружающее пространство в багряно-алый. Беатрис, словно ошалев от буйства толпы, хватаясь мысленно исключительно за собственную цель, не обращала на это никакого внимания, пока одна из женщин с распоротой шеей едва не сбила её с ног, оседая на мостовую. Словно проснувшись, Беатрис вздрогнула и закричала: «Хватит! Прекрати!». Но её голос утонул во всеобщем крике.
Синьора Джованни не настаивала. Она хотела попасть домой как можно скорее.

***

Площадь опустела. Он не успел.
Матиас догадался обо всём ещё на подходе, вместо криков и лязга стали слыша пронзительную тишину. Дома расступились, и взору Джованни и его людей предстал центр города, заваленный трупами и остатками театрального реквизита. Лужи крови растекались по серому камню ровными круглыми озерцами, отражая солнечные лучи.
Мужчина ощутил внутри болезненный укол страха, но тут же подавил в себе родившуюся эмоцию. Даже если она там, среди них… Совсем не время для подобных сентиментальностей. Терять время на поиски он не хотел, равно, как и поддаться неуместным в данном случае чувствам. Совершенно спокойно, с лёгкой досадой, он подумал – до чего обидно было упустить возможность эффектно, перед толпой, покромсать парочку наёмников.

При приближении к ратуше Матиас различил звуки бойни, разворачивающейся внутри здания. Понял, что многие из кондотьеров, после мясорубки на спектакле, направились именно сюда. Для конкретной цели. Что ж, - холодно подумал Джованни, - если они двигаются вглубь, то тыл вряд ли защищают. Ударить быстро, лишить их ориентации в пространстве и загнать в угол… Таков был нехитрый план.
Открытые двери, пустой коридор впереди. Матиас не тратил время на приказы обхода и поиска иного пути, предполагая, что, опьяневшие от убийств кондотьеры врага не ожидают. Послал вперёд людей со щитами, что, в свою очередь прикрывали идущих позади арбалетчиков, получивших приказ расстреливать «кровожадных ублюдков», появляющихся в поле зрения. В процессе от основной отделялись две группы, включающих мечников и арбалетчиков, с целью зачистить первый этаж и затем подниматься на второй, прикрывая тыл основной части солдат. Матиас, во главе основной группы, двигался прямо к лестнице…

***

Наступившая в доме тишина угнетала. Рико не знал, чем себя занять. Не знал, как повлиять на взрослых, чтобы вернуть на их лица прежние улыбки, прежнее выражение снисходительной доброты по отношению к нему. Сейчас все они были слишком бледны, слишком сосредоточены и молчаливы.
В силу своего характера он не любил сидеть на месте. И сейчас придумал нечто грандиозное, самое лучшее из своих проделок. Он вознамерился сбежать от бдительного надзора Флавио и присоединиться к отцу. Он думал, что именно так сможет заслужить его внимание – помочь ему сражаться. Как и все дети, он мечтал вырасти быстрее. Как и все дети, он думал, что всего один поступок способен сделать его взрослым…

…Беатрис не помнила, как оказалась возле особняка. Перед глазами всё смешалось – пёстрая толпа, мелькающие разноцветные дома, скрывшиеся в буйной зелени. Казалось, её воображение всю дорогу воспроизводило единственный момент – тот самый, когда она наступила на тело умершего ребёнка…
Они замедлились. Стражник остановился, отдышался, с облегчением глядя на возвышающийся перед глазами особняк Джованни. С верхней террасы на него смотрело несколько пар глаз – пришлось прищуриться от яркого солнца, чтобы рассмотреть стражу с арбалетами наготове. В свободной руке он всё ещё держал окровавленный нож.
И тут синьора, которую всё это время он не отпускал от себя ни на шаг, пронзительно закричала и рванула вперёд. Джулио не сообразил сразу, но как только заметил, из-за чего всполошилась жена хозяина, - побежал следом… Обогнал, прыгнул. И, схватив ребёнка в крепкие тиски объятий, упал с ним на мостовую. Фредерико кричал, пытаясь вырваться. Деревянный меч выпал из его рук.
Подбежавшая Беатрис упала на колени. Не выдержала и заплакала навзрыд.

Получатели: DungeonMaster.

Данте, хоть и был в высшей степени разгневан, не терял ясности рассудка.
Да, сама мысль о том, что какие-то проходимцы творят бесчинства и проливают кровь в его родной Пьяченце, заставляла capitane желать собственноручно удавить каждого из посягнувших на столь дорогой для него город. Да, его злили потери личного состава городской стражи. И, само собой, его раздражал крах всех запланированных на сегодня дел. Но всё это на текущий момент не имело значения. Не было смысла даже в том, чтобы задумываться об изменениях, которые наступят после побоища в политической жизни города. Эстакадо не занимал себя прогнозированием ситуации, полностью сосредоточившись на текущих событиях.
- Сколько там людей, Антонио? - спросил капитан городской стражи у докладывавшего солдата.
Выяснилось, что разбойников, укрывшихся за перевёрнутыми телегами, пятеро. Данте оставалось лишь сетовать, что он не удосужился вооружить своих людей арбалетами, но за все предыдущие годы службы нужды в этом оружии никогда не возникало. Что ж, он исправит эту оплошность, если переживёт сегодняшний день. Данте мрачно усмехнулся. Стражи смотрели на него, ожидая приказов, и Эстакадо уже представлял себе дальнейшую тактику.
Он не собирался бросать своих людей врукопашную, надеясь на то, что первые пятеро несчастных купят победу ценой жизни. Эта затея была простейшей, но претила капитану: он ценил собственных солдат и полагал глупым и бесчестным поступком использовать кого-то из них в качестве живого щита. Отправлять же стражников в тыл кондотьерам окружными путями выходило неоправданной тратой драгоценного времени. Проблема требовала иного решения, и оно у Данте было.
- Снимайте ремни, - приказал Эстакадо несколько ошарашенным воинам. – И связывайте покрепче на манер длинных верёвок. Мне нужно, чтобы их получилось три. Ещё мне нужен кусок белого полотна и длинная палка.
Капитан окинул оценивающим взором своё воинство. Остановив выбор на трёх наиболее ловких солдатах, Данте растолковал, что от них требуется, а именно – забраться на ближайшую крышу (ту самую, с которой велось наблюдение), основательно закрепить там один конец ремня, а второй как следует зафиксировать у пояса. Использовав такую страховку, стражникам надлежало спрыгнуть как можно ближе к бандитам и напасть на них. В живых требовалось оставить хотя бы одного. А уж как отвлечь мерзавцев, пока те совершают столь смелый маневр, Данте знает.
Итак, смельчаки отправились на крышу, а их capitane… изволил обменяться одеждой с похожим на него комплекцией солдатом. Прихватив длинный шест с привязанной к нему белой тряпкой, Данте выставил оный за угол так, чтоб его было хорошо видно. Рядом с Эстакадо стояли двое, готовые в любой момент выполнить его следующий приказ.
- Эй! – прокричал Данте. – Мы готовы вести переговоры!

Сальваторе

Кажется, де Боно был абсолютно счастлив. Держа на плече обнаженный двуручник и широким шагом следуя вперед, Эмилио довольно скалился пеньками гнилых зубов, демонстрируя весьма щербатую улыбку, и воинственно топорщил бороду, самодовольно оглядываясь по сторонам и выглядывая, с кем бы скрестить клинки.
Самоуверенность мужчины, принявшего "командование на себя", продолжалась ровно до первого перекрестка. Судя по всему, вопрос о том, куда идти дальше, был для мужчины непосильной задачей. Расстеряно оглянуашись и даже порастеряв воинственный пыл, де Боно обернулся к Сальваторе:
- Так, Фано, в обшем, того. Этого. Я тут командую, так что скажи, куда мне приказать вести наши соединенные войска, чтобы надрать задницы как можно большему числу bastardo, жгущих нашу Пьяченцу? Я помню, что к площади, но как бы ты посоветовал мне пройти до нее? Ты не стесняйся, брат, говори - а я уж отдам приказ, и мы вместе выпустим им кишки!
Дочь Эмилио, следовавшая все время рядом со Стефаном, перехватила взгляд Сальваторе и молча воздела очи горе, наглядно демонстрируя свое отношение к словам и поведению любимого отца, так сейчас похожего на расстерянного потерявшегося мальчика.
Глава магистрата, конечно, указал подходящий путь - времени терять было ну никак нельзя. Довольно кивнув, приободрившийся де Боно тут же зарычал в полный голос на подчиненных:
- Эй, слышали, бараны, что посоветовал мой брат Фано!? А ну-ка взяли свои задницы в руки и маршем двинулись! Давайте, давайте, парни, покажем врагам, кто в Пьяченце настоящие мужики и кто не побоялся выйти на бой и пустить им кровь! Держимся вместе, смотрим по сторонам, сохраняем построение! При первой подмеченной опасности - сообщаем лично мне или Фано!
А там - все вдруг рвем дистанцию до этих членососов и наваливаемся все вдруг! Левый прикрывает правого, раненные отходят во второй ряд. Не геройствовать мне - нам покойники ни к дьяволу не нужны. Геройствовать буду только я, хе-хе-хе, потому что у меня самый длинный... меч! Врагов не жалеем, в плен не берем - один хрен, эти наемные твари ни о чем не знают.

Своими словами о повышенной бдительности бородач как в воду глядел - не прошло и пяти минут, как за гулом недалекого пожарища и чьими-то рыданиями на соседней улице раздался дробный стук копыт, приближающихся к сводному отряду, почти достигшему видневшейся впереди площади, заваленной трупами. Подняв руку и хищно оскалившись, де Боно остановил бойцов, и вовремя: из соседнего проулка прямо перед солдатами выехало несколько конников в фантазийных беретах, крепко сжимающих мечи.
Кондотьеры сами были в шоке от такой встречи, и даже не успели повернуть коней, как все звуки окрест заглушил могучий рев Эмилио:
- Вперед!

Спустя пару десятков секунд все было кончено: пять наемников и один их конь были убиты, равно как и один из солдат де Боно, а сам Эмилио, облокотившись на окровавленный клинок, обращался к Сальваторе:
- Эти cazzo убили Винченцо! Ну ничего, зато сами подохли! Трофеи - пополам. Площадь впереди явно пуста, что делаем дальше?

...Кажется, кондотьеры в особняк Дестефани не попали: по крайней мере, кроме одинокого трупа нападающего не было видно никаких следов борьбы. Сам дом стоял тихий и молчаливый, словно бы вымерший, но ни следов пожара, ни следов боя на нем не было. По взмаху руки Лацци солдаты аккуратно двинулись к воротам, и у Андре уже было отлегло от сердца: все безопасно, как вдруг мир вокруг взорвался шумом и криками.
Что-то крикнул капитан, послышался свист, кто-то коротко взвопил рядом, и под ноги юноши рухнуло тело одного из солдат с коротким толстым болтом в груди. Засвистело что-то и со стороны поместья. Внезапно ворота распахнулись, и какой-то человек в полосатом халате на непонятном языке крикнул что-то людям Сальваторе, зазывно махая рукой. Бойцы не заставили себя долго ждать, и, прикрыв юного синьора, гурьбой ввалились на территорию особняка. Ворота тотчас захлопнулись, ограждая мужчин от опасностей на улице. Капитан с грустью отметил, что неизвестные стрелки прикончили двоих из его людей. Впрочем, осмотревшись, он убедился, что слуги хозяйки дома зря времени не теряли: в окнах второго этажа он углядел несколько смуглых фигур с луками.
Встречавший гостей мавр поклонился до земли Андре, и гортанно произнес на плохом итальянском:
- Сын моего отца рад приветствовать кровь от кровь благородный Штэфэн аль-Ваттор. Та, кто рождена от одного лона с ты, сейчас с госпожой. Желаешь увидеть дочь своего отца? За враг нэ волнуйся - две души ушли к Аллаху, а еще двоих оставшихся отправят туда же наши стрелы.

...Мало-помалу Эстелла почувствовала, как все вокруг поддергивается легкой дымкой - словно рассветный туман. Девушке стало почему-то так хорошо, так легко и приятно, что хотелось петь и танцевать. Неаполитанка, сидящая рядом и нежно улыбающаяся гостье, сейчас казалась роднее всех на свете и прелестнее всех под солнцем и луной. Эстелла понимала, что за всю свою жизнь она никогда не испытывала такого счастья, как сейчас. Внезапно она ощутила, как обжигающе-горячая ладонь Магдалены накрыла ее пальцы. Голос хозяйки дома звучал бархатно и участливо:
- Хорошо ли тебе, Эстелла Сальваторе?

Джованни

Кажется, Маттиас все-таки немного опоздал. Не было слышно в доме ни криков, ни звона оружия - ничего. Возможно, кондотьеры уже оставили поле битвы, но проверить было необходимо. Джованни полагал, что осторожность никогда не бывает излишней, и его люди были тут с ним солидарны. Не смотря на кажущееся спокойствие, внутрь солдаты аошли настороженно, готовясь к бою и заранее разбившись на группы, определенные Маттиасом.
Похвальная предусмотрительность сослужила им хорошую службу: среди убитых чиновников бойцы увидели троицу кондотьеров, во всю занимающихся мародерством. Маттиасу даже не пришлось отдавать приказы - разъяренные убийствами и пожарами воины а несколько секунд сорвали дистанцию, в рукопашную атаковав бандитов, занятых сбором трофеев. Те даже не успели оказать сопротивления - и вскоре все трое были мертвы. Одно огорчало - фактор внезапности был утрачен: один из покойных успел пернд гибелью крикнуть: - Тревога!!! На нас напали!

Из-за этого досадного происшествия отряду, ведомому самолично синьором Джованни, пришлось столкнуться с противником уже готовым к бою. Идея застать всех кондотьеров врасплох провалилась: но трое все же лучше, чем никто.
Первыми по лестнице на второй этаж взобрались щитники, принявшие на себя всю тяжесть обстрела. Появилимь первые трупы: но, если бы не предусмотрительность Маттиаса, потери были бы гораздо больше. Второй залп арбалетчики сделать не успели, да и не собирались: дистанция была невелика, и они, выхватив клинки, с ревом столкнулись с авангардом штурмовой группы.
Противниками кондотьеры оказались достойными, и вскоре начали оттеснять людей Маттиаса и Альберти к лестнице. Прикончив одного из нападающих, Джованни зычно позвал на помощь солдат, зачищающих первый этаж. Подоспевшее подкрепление сумело переломить ход боя, и чаша весов наконец склонилась в пользьзу защитников Пьяченцы.
Рубясь с очередным негодяем, Маттиас выглядывал лидера кондотьеров, и вскоре с уверенностью мог сказать, что неприятелем руководит здоровый одноглазый мужик, от чьих точных и скупых ударов атакующие падали один за другим. Но все воинское мастерство не могло помочь бандитам удержать холл, и вскоре они были оттеснены в одну из комнат, оказавшихся кабинетом Альберти. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что и глава совета, и его сын не дождались помощи: их тела, равно как и тело неизвестного молодого человека в дорогих одеждах были наглядным свидетельством того, что негодяи все-таки сумели обезглавить город.

Маттиас самоотверженно начал прорубать себе путь к лидеру кондотьеров и, наконец, свалив оппонента, оказался лицом к лицу с одноглазым, бросив ему в лицо вызов. У разбойника, видимо, остались еще какие-то понятия о чести, и он глухо прорычал в ответ:
- Разойдитесь, парни! Сейчас я насажу этого idioto, как свинью на вертел!
Бой замер, и солдаты и кондотьеры с превеликим любопытством стали наблюдать за поединком двух лидеров. С первых же минут Маттиас понял, что враг гораздо искусней его во владении клинком, и от ран Джованни пока что спасал только щит. Кондотьер атаковал скупыми и рассчетливыми ударами, заставляя торговца отступать и кружить по комнате, не давая ему никак перейти в контратаку. Шансы на победу еще оставались, но мужчина понимал, что они невелики.
Понимали это и подчиненные Джованни. Приняв на щит очередной удар кондотьера, торговец встретился глазами с одним из своих солдат: кажется, его звали Бенито. Боец поднял с пола арбалет одного из мертвецов и взвел его - теперь от Маттиаса требовался лишь кивок, подтверждающий необходимость стрельбы. Это было бы бесчестно, но могло бы закончить поединок тут же.

...Гарнизон поместья, и Синьора Джованни вместе с ними, приготовились к потенциальной осаде, а заодно предоставили свою защиту тем, кто искал спасения за крепкими стенами. Укрывшиеся во дворе особняка жители города были счастливы и безмерно благодарны семейству, спасшему их и представившему достойнейшую защиту. И более всех - благородной синьоре Беатрис Джованни, чья милость даровала им жизнь в охваченной войной Пьяченце

Эстакадо

Хитрый остроумный план Эстакадо был реализован блестяще. Как выяснилось, кондотьеры тоже не горели особым желанием немедленно вступать в бой (на самом деле, они просто рационально ждали сигнального рожка командира, который должен бвл быть сигналом к отступлению), и с радостью приняли участие в неспешных переговорах, состоящих в основном из разных реплик, по смыслу сводящихся к одной простой:
- Не пора бы вам, стражнички, валить отсюда?
Данте в долгу не оставался, и, пересыпая, как и разбойники, свою речь бранными словечками, предлагал своему визави из-за телеги, представившемуся Уббальдо, почти то же самое:
- Сами валите из города, пока мы таким петушкам, как вы, все перышки не повыщипывали!
Бесеба шла к обоюдному удовлетворению, и мужчины находили истинное наслаждение в перебранке с собеседником, а так же в том, что столь драгоценное время утекало.

Данте знал, что каждая минута перепалки приближает победу сил под его командованием, и, когда заметил одного из солдат, махнувших с крыши, удвоил и свои усилия, и громкость голоса, превзойдя самого себя по цветастости эпитетов и оборотов. Уббальдо после особо удачной тирады капитана аж зааплодировал, выражая свое восхищение искусством оппонента.
Десант не заставил себя долго ждать, став для кондотьеров внезапным, как гром посреди ясного неба. Господь был милостив к людям Эстакадо: никто не погиб и даже не переломал себе конечности. Быстро спрыгнув и отстегнувшись, они обрушились на неприятелей, как коршуны на беспечный курятник, ударив арбалетчикам в тыл.
Обескураженные противники не смогли оказать достойного сопротивления, и, потеряв одного, самого прыткого, сдались на милость победителя. Городские стражники же потеряли только одного человека легко раненным: болт погибшего кондотьера, единственного, кто успел выстрелить, разорвал ему бедро и улетел дальше, и теперь над матерящимся солдатом, облокотившимся на край кондотьерской телеги, суетились его приятели, перевязывая кровоточащую ногу.
К Данте подошел улыбающийся Паоло:
- Дуче, ты был гениален и безупречен! Это шикарно! Вот уж действительно, всем нам есть, чем у тебя поучиться!

Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.

...Челесте, не жалея себя, неустанно заботилась о несчастных жителях Пьяченцы, многие из которых были ранены. Большая часть из них пострадала во время давки на площади, и кто-то по-умнее счел, что безопаснее всего будет в доме командира стражи, куда и привел страждущих. Заботящаяся о тех, чье тело пострадало, девушка не забывала и о тех, кто пал духом, даря им слова одобрения и утешения, находя для каждого свое доброе слово.
Один из священников собора, добровольно вызвавшийся помогать ей и с мягкой улыбкой следивший за Челесте, улучил свободную минутку и, перекрестив синьору, произнес:
- Синьора Эстакадо, вы просто ангел во плоти, спустившийся с небес во спасение смертных душ. Я восхищен вашим христианским милосердием и неустанной заботой о несчастных, и обязательно буду молиться за вас и вашего достойного брата, что ныне с мечом в руке защищает город. Я думаю, сам епископ будет счастлив услышать о вашем благородстве.

Стефан следовал за Эмилио, улыбаясь собственным мыслям. Несмотря на самоуверенную наглость его наивного друга, по всей видимости, только де Боно среди присутствующих не понимал истинного положения дел. По-прежнему не догадывался, кто тут лидер, а кто послушная марионетка. Стефана более чем устраивало подобное положение дел – пусть до поры до времени Эмилио считает себя предводителем – он, Сальваторе, пока сыграет чуть менее почётную, но куда более значимую роль серого кардинала.
Мужчина продолжал идти за вооружённым двуручником болтливым гигантом, размышляя о своих планах в дальнейшем. Пусть сегодня днём свой удар нанесли кондотьеры, но завтра уже именно Стефан отплатит городу выверенным тщательно выпадом. План, формировавшийся в голове вот уже несколько дней, наконец выкристаллизовался в свою финальную версию, а сегодняшняя резня, как бы цинично это не прозвучало, сыграла даже на руку Сальваторе.
Завтра утром он вскроет все карты. Пока свежа в памяти бойня, пока не потеряли со временем силу несомненные аргументы. Но всё это будет завтра…
Сегодня нужно сосредоточиться на текущих проблемах.

Словно в ответ на его мысли из проулка вылетело несколько всадником-кондотьеров, явно не ожидавших встречи с настолько организованным и хорошо вооружённым отрядом.
Стефан не стал лично бросаться с боевым кличем вперёд, оставив воинскую славу неподражаемому полководцу Эмилио и его отважным солдатам. Вместо этого забрал у одного из своих людей арбалет и метко вогнал болт в неприкрытое горло какого-то конника.
Никакого риска, только холодный расчёт. Согласно распространённому в определённых кругах убеждению, арбалет – оружие трусов или убийц. Сальваторе любил арбалеты, несмотря на то, что ни тем, ни другим не являлся.
Он избегал опасности не столько из-за страха за свою драгоценную жизнь, сколько из-за осознания несоизмеримой глупости риска. Может выйти крайне нелепо, если многоходовые махинации Стефана оборвутся из-за того, что его голову проломит копыто взбесившейся лошади кондотьера.

Не прошло и пары минут, как всё было кончено.
- Отлично ты срезал того бородатого, - почти искренне похвалил Сальваторе Эмилио, возвращая солдату его арбалет.
Площадь и правда была совершенно пуста. Они прибыли слишком поздно – не осталось ничего, кроме луж свежепролитой и остывавших стремительно трупов.
Стефан окинул побоище долгим взглядом – сохраняя в памяти мельчайшие детали жуткой резни. Сколько невинных сегодня тут полегло? Сколько ценителей культуры пришли на театральное представление?
Чем больше, тем лучше для его планов. Остальное неважно.
Пора доказать этим оказавшимся у власти напыщенным идиотам, насколько сильно они ошибались.
- К ратуше! – решительно проговорил Стефан. – Отсюда недалеко.

Андре облегчённо вздохнул, оказавшись в безопасности за стенами особняка.
В груди юноши клокотал праведный гнев, вызванный бессмысленностью этой резни. Всё из-за власти, из-за денег и статуса. Люди убивают друг друга, топят в крови мирный город. Страдают невинные, умирают, сражённые предательскими болтами, верные семье Сальваторе солдаты.
Андре вдруг почувствовал, насколько сильно устал от этой скрытной войны. Он не слушал почти причитаний слуги, не обращал внимания на исковерканное сверх меры произношение своего имени.
- Капитан, разберитесь с этими кондотьерами, - на удивление властно распорядился Андре и ворвался в особняк, вернув оружие в ножны.

Он обнаружил невредимую Эстеллу на диване, в компании хозяйки поместья. В тепле, безопасности и клубах кальянного дыма.
Злость не спешила никуда уходить – её только подпитало удивлённое пренебрежение, промелькнувшее было в глазах сестры. Она не ставила Андре ни во что. Она сидела тут и мечтала, что скоро сюда ворвётся залитый кровью врагов отец и защитит драгоценную дочурку от любых неприятностей.
На этот раз, дорогая, ты просчиталась. Отец далеко, здесь только я. Нравится тебе это, или нет.
- Андре? – девушка очаровательно правдоподобно изображала радость, скрывая сквозящее в каждом слове разочарование. Не спеша, впрочем, подниматься с места и бросаться брату на шею.
- Эстелла, - холодно отозвался он, тоже не испытывая особенной радости встречи. – Синьора Дестефани.
Поприветствовал хозяйку поместья.
И вдруг понял, что не может больше сдерживаться.
- Вот он ваш нейтралитет, синьора Дестефани, - резко и зло бросил он, не обращая внимания на предостерегающе-изумлённое выражение в глубине глаз Эстеллы. – Вот что бывает, если пытаться держаться в стороне от проблем. Вам повезло, что здесь оказалось недостаточно больше количество кондотьеров. Знаете, что твориться снаружи? Хаос! Анархия! Знаете, сколько сегодня погибло невинных людей? А отец… О, отец с самого начала был прав. Мы уходим, Эстелла.
И требовательно протянул девушке руку.

Тишина. Мёртвая тишина. Казалось, она преследовала его с того момента, когда он ступил на усеянную трупами площадь. Кровавый след кондотьеров вёл его вперёд, к ратуше, а тишина преследовала, окружала и угнетала. И шаги десятков сапог эхом раздавались внутри черепной коробки, спутываясь с собственными невесёлыми мыслями.
Он чувствовал волнение своих солдат. Почти слышал учащённое биение их сердец, тяжёлое дыхание. Переживали ли они за свои жизни? Определённо. Но на лицах их – упрямая сосредоточенность. Руки сжимают мечи без предательской дрожи. А Матиас… подавал пример абсолютного хладнокровия.
Ни одной эмоции не отразилось на его лице, когда он, в сопровождении своей свиты, поднялся по ступеням и вошёл в пустующий холл. Когда раздавал приказы, разделяя людей на несколько групп. Когда двинулся вглубь здания, находя всё новые и новые доказательства пребывания кондотьеров… Поживились ребята на славу.

В какой-то момент Джованни решил, что ему уже не посчастливится встретить здесь долгожданного противника. В доме было подозрительно тихо, на пути не встретилось ни одной живой души. Очевидно, Матиас со своим актом помощи немного опоздал. Это огорчало. Но мужчина по-прежнему продолжал искать.
В одной из комнат он и его группа натолкнулись на кондотьеров, видимо, решивших пограбить убитых. Слишком увлечённые процессом, бандиты не сразу заметили вошедших. И поплатились за этой жизнью. Кровь первых убийц растекалась по полу, и жажда возмездия кипела внутри и бухала в висках вместе с собственным сердцебиением.

К несчастью, один из кондотьеров успел выкрикнуть предупреждение. Матиас насторожился. Плохо дело.
Но осторожничать уже не хотелось.
Несмотря на полное отсутствие эмоций на лице, Джованни нервно сжимал рукоять меча. Но не страх служил тому причиной. Жажда убийства, жажда расправы. Ему хотелось подняться на второй этаж, найти Альберти и главаря кондотьеров как можно скорее. Воображение несло его вверх по лестнице, а верный клинок уже распарывал живот противника, выпуская его содержимое наружу.
Впрочем, Джованни не терял бдительности.

Минутой спустя Матиас мысленно хвалил себя за правильную расстановку сил своего маленького войска. Новенькие щиты впередистоящих солдат приняли на себя залп болтов, практически в упор в сравнительно небольшом пространстве. Среди шума поднявшейся суматохи раздался его громкий клич, призывающий отделённые им группы. Послышался издалека топот, и вскоре основную атакующую группу пополнили ряды защитников и арбалетчиков.
Джованни не дал врагу опомниться. Он знал, что перезарядка болта в среднем занимает несколько секунд, и эти драгоценные секунды могли стать фатальными для стрелков. Так и вышло.
В одну секунду рванули с места мечники, взлетая по лестнице в мнимое укрытие стрелков. И тут же послышался ответный залп за его спиной, просвистели заряды, скашивая первые ряды кондотьеров. И он сам, чувствуя необыкновенный прилив сил и ярости, побежал вперёд, навстречу опасности, навстречу кровопролития, которого он так жаждал…

И вот – первая пролитая им кровь. Яркая клякса на дорогом ковре. Неоднократно ступал по нему сам Джованни, приходя на собрание совета. Он помнил царившую здесь атмосферу. Напряжённого недоверия между членами совета, излишнего официоза… Казалось, он в совершенно иной реальности. В другом здании, с другой обстановкой. Там, в прошлом, не кричали, умирая, люди. Не валялись бездыханно на том самом ковре, впитывающем теперь алые краски…
Кровь фонтанировала. Клинок пел в его руке, вибрировал слегка, встречаясь со сталью. Танцевал смертельный танец, прорубая путь своему владельцу. Хладнокровия на лице – как не бывало. Яркие искры горят в глазах, застыла полуулыбка. Пятна крови на щеке дополняли его образ убийцы.
И он вспомнил. Как это приятно. Убивать.

…Кондотьеры отступали. Как понимал Матиас, отступали не с целью загнать в ловушку, но от отчаяния, прибиваясь к оставшимся силам, теснясь к тому, кто мог повлиять на исход битвы. Который, по сути, был уже предрешён.
Кабинет Альберти. Знакомый интерьер. Когда-то здесь было уютно. Во многом – благодаря его хозяину. Который теперь мёртвой тушей лежал возле стола…
Чёрт побери.
Обжигающая злость. Отразилась на лице, уродливо скошенной гримасе ненависти и отчаяния. Он поднял взгляд, увидел его. Причину и следствие. Одноглазый ещё подавал признаки былой смелости, приказав расчистить середину кабинета.
Матиас слегка повернул голову, бросив взгляд на своих людей и растерянных солдат Альберти. Махнул рукой, приказывая отступить. Сделал шаг вперёд, принимая вызов.

Главарь кондотьеров оказался весьма искусным противником. Ловко уворачивался, проводил быстрые контратаки, отражать которые оказалось сложнее, чем Матиас предполагал. Но и Джованни был не лыком шит, сдаваться не собирался. Почти сразу выбрал тактику пассивного ожидания, позволяя противнику делать красивые пируэты и нападать, в то время как сам – защищался. Ослабить бдительность одноглазого, вымотать его было целью Матиаса.
Они кружили в центре зала, и в гробовой практически тишине слышался звон стали, когда Джованни заметил арбалет в руках одного из своих людей, направленный в спину головореза…
Весьма удачный момент. Так пленительно отказаться от принципов чести, приказать всадить в спину болт, и на том битва была бы окончена. Легко, быстро, без малейших для себя осложнений.
И в то же время – красивый финал честного поединка был не менее желаем. Только было несколько факторов, значительно влияющих на уже принятое решение Джованни… Риск. И, самое главное, отсутствие зрителей в лице горожан.
Мужчина сделал едва заметный кивок. Выждал, когда просветит в воздухе арбалетный выстрел. И бросился вперёд, дабы завершить бой действительно эффектно. Отрубив одноглазому голову.

Получатели: DungeonMaster.

Итак, одной проблемой было меньше. Не самой значительной, конечно, но и то неплохо. Осталось всего-навсего разобраться с остальными, но капитан городской стражи был не тем человеком, который пасует перед трудностями.
К тому же теперь, когда Челесте и Орфео были гарантированно в безопасности, а ситуация с казармами благополучно разрешилась, руки у Данте были развязаны. В первую очередь следовало немедленно проредить оставшихся в живых кондотьеров, пока на этом славном поприще его не обскакали другие. Эстакадо не намеревался плестись среди отстающих.
Данте улыбнулся подошедшему Джустиниани:
- В сравнении с тем, что ещё предстоит сделать, эта проделка – сущий пустяк.
На этом, впрочем, шутки закончились. Времени на них просто не было. Эстакадо распорядился касательно захваченных кондотьеров и пострадавших стражей Пьяченцы. Убитых убрали с площади, чтобы позже похоронить их, раненых увели внутрь здания казарм для оказания помощи. На всё это было затрачено вряд ли более пяти минут, но этого небольшого срока хватило капитану для того, чтобы определиться по поводу дальнейшей стратегии.

Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.
Данте разделил находившихся под его командованием воинов на три равные группы – кроме полудюжины оставшихся для решения текущих вопросов. Одну из них возглавлял он сам, две другие закономерно оказывались под предводительством лейтенантов. Стражники получили лаконичные и ёмкие инструкции, смысл которых сводился к следующему: перебить как можно больше кондотьеров, свести при этом к минимуму ущерб для города, а заодно не дурить и не перепутать с бандитами солдат других благородных домов и Сориа (последние два пункта скорее были иронией, чем настоящим предписанием, поскольку настолько тёмных идиотов среди стражников не водилось). Первый отряд под руководством Паоло должен был отправляться в направлении предполагаемого маршрута людей Луиджи Сориа; второму надлежало навести порядок в ремесленной части города (это дело было доверено Сельво). Данте же собирался следовать в центр Пьяченцы, выбирая для передвижения те улицы, где обитали наиболее вероятные жертвы кондотьеров (капитан исходил из влияния потенциальных мишеней на политическую жизнь города).

Пока Челесте проявляла чудеса христианской любви, а Данте возился с отщепенцами, заполонившими Пьяченцу, Орфео тоже не терял времени. Хоть старший брат и поручил организовать оборону в основном командиру солдат дома Эстакадо, младший не намеревался отсиживаться с учителем, когда творится такое. Юноша вооружился и присоединился к скромной гвардии, охранявшей особняк. Конечно, опыта в таких делах ему явно не доставало, но Орфео хватало ума не лезть на рожон и прислушиваться к куда как более закалённым в вооружённых противостояниях людям. Он внёс несколько дельных предложений касательно обороны семейного гнезда, и пока не оставалось ничего иного, кроме как прилагать все возможные усилия наравне с остальными. Младший Эстакадо немного нервничал, опасаясь выглядеть слишком блекло на фоне брата.

Данте Эстакадо, Матиас Джованни, Стефан Сальваторе

Они смогли. Они сделали это - три благородных семейства внесли каждое свой вклад в победу над кондотьерами, не ожидавшими того, что горожане будут так жестоко обороняться. И уже почти не слышалось звона клинков, все тише был треск пожарищ, а перепуганные простецы начинали аккуратно покидать свои норки, опасливо оглядываясь - неужто все закончилось? Сегодня тихая, спокойная и провинциальная Пьяченца впервые за долгие годы познала сладковатый вкус крови на мостовых и тяжелый, горький привкус пепла на губах. Сегодня Пьяченца вышла из этих испытаний обновленной и закаленной, словно бы повзрослевшей. Как девушка, что достигла совершеннолетия, она готова была связать свою судьбу с мужем и повелителем.
Так уж сложилось, что городской Совет - сердце общественной и политической жизни города, оказался тем местом, что незримым зовом призвал тех трех, кто были готовы схлестнуться за власть над городом. Но пришли они не одни - собственные солдаты и те, кто поддержали своих товарищей в этот giorno di sangue, были готовы с оружием в руках отстаивать притязания своих лидеров. Джованни со своими людьми и солдата и покойного Альберти вышел из напоминающего покойника здания Совета, смотрящего выбитыми окнами-пустыми глазницами в безучастное небо; Сальваторе и де Боно во главе маленькой армии прибыли со стороны залитой кровью и заваленной телами площади, и сапоги в крови делали их похожими на каких-то безжалостных убийц похлеще кондотьеров; ну а по via Florencia прибыли ровным строем городские стражники во главе с capitane Эстакадо.

Три маленьких армии застыли друг напротив друга, сверля противоположные стороны тяжелыми взглядами, и казалось, достаточно пары искр, чтобы все вспыхнуло, и благородные синьоры решили завоевать свое право на власть над городом с оружием в руках. Первым не выдержал один из парней Альберти, толи самый молодой, толи самый глупый:
- Вы опоздали, cretino! Это мы прибили кондотьеров, а Джованни зарубил их вожака! Ха-ха, опаздали!
На него шикнул ветеран из солдат Матиаса, баюкающий раненную руку: - Заткнись, баран, но было уже поздно. Не выдержал уже де Боно, раскатисто буркнувший угрожающим тоном на всю площадь, продемонстрировав весьма оригинальные познания в алхимии:
- Сейчас мы тут посмотрим, у кого тут яйца стальные, а у кого так - ртутной амальгмой покрыты.
Зашелся кашляющим смехом один из сержантов Эстакадо:
- Против закона прешь, борода? А пеньковая тетушка тебе не жена?

Возможно, против воли командиров, их подчиненные бы сейчас сами схлестнулись в бою, если бы на сцене не показались те актеры, которые опаздали к общему представлению: Сориа и его люди. Мигом разобравшись в ситуации, Луиджи заорал:
- Прекратите, горячие итальянские парни! Первого, кто пустит кровь, порешу самолично. Как Альберти? Жив?

Узнав, что глава совета мертв, мужчина взял инициативу в свои руки. Выйдя между четырьмя отрядами, он возвысил голос так, чтобы его слышали все:
- Не хочу ругать Моро, но он явно не подозревал о подобном повороте событий. И боюсь, что после пролитой крови, если мы не выберем графа и градоправителя, резня возобновиться. Поэтому я принимаю решение и за Сфорца, и за всех нас: завтра мы выберем новых членов Совета взамен погибших, а те уж изберут нового графа Пьяченцы. Я временно, до выборов, занимаю должность покойного Альберти, а мои люди будут патрулировать город, чтобы не произошло никаких неприятностей: вместо твоих парней, Эстокадо, совершенно верно - ничего личного.
Кстати, я вам сообщаю, что Пикколомини, по чьему попущению все это было, наши мирные горожане, видевшие, как кондотьеры выходят из ее дома, разорвали на куски. И еще - Колонна сбежал из города, так что в истинном нанимателе головорезов можно не сомневаться. Так что у нас освободилось три места, не считая Альберти: Пикколомини, Колонна и этот, очередной Фаррадечи.
Все синьоры, расходимся, а завтра в девять утра решим судьбу города.

Семья Эстакадо

При скором марше по via Florentia солдаты и стражники настороженно оглядывались по сторонам - а не как еще не все кондотьеры кончились? Никому не хотелось получить арбалетный болт промеж глаз, и бойцы были бдительны, как никогда. Наверное, только напряженная паранойя позволила одному из городских стражников - седоусому ветерану, помнившему еще деда Данте, увидеть в проулке вжавшихся в стену чужаков в ярких беретах. Люди Эстакадо не стали атаковать неприятелей в лоб, а поступили умнее - арбалеты, отобранные у пленных, были им в том подспорьем. Итогом короткой стычки было пленение еще двух головорезов, а еще три мерзавца уже никогда не будут осквернять воздух своим смрадным дыханием.

Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.

Благонравная же Челесте своим христианским милосердием и преданной заботой сумела найти путь к душам даже самых зачерствевших людей. Юная девушка никогда не слышала столько благодарностей в свой адрес, как сегодня - жители Пьяченцы и вправду оценили по достоинству деяния той, кто, забыв о себе, всею себя отдала тем, кто стал жертвой кровожадных убийц: купцы и нищие, дворяне и портовые рабочие - всем она несла слова поддержки и протягивала руку помощи. И все понимали, как редка столь белоснежная чистота в этот жестокий и кровавый век, и не уставали благодарить синьору Эстокадо.

Семья Джованни

После того, как подлый арбалетный болт поразил в спину их командира, оставшиеся в живых наемники поняли, что пощады ждать безполезно, и приготовились к своему последнему безнадежному бою. Вот только боевой пыл их иссяк, а дух был сломлен. Люди Джованни и Альберти за несколько минут без потерь упокоили оставшихся, и здание совета было окончательно зачищено от кондотьеров.
Люди покойного Джироламо, потерявшие в этом бою своего капитана, застыли растерянными, не зная, что им делать дальше - без командира и без хозяина. Вариантов, если быть откровенными, было у них немного, и они сами осознавали это. Посему выжившие, недолго думая, прямо в залитом кровью и заваленном трупами кабинете присягнули на верность тому единственному, кто принял их под свое крыло - Матиасу Джованни.


Получатели: Матиас Джованни.

Семья Сальваторе

Задумчивая и улыбающаяся одними губами неаполитанка словно бы и не слышала раздражения в тоне юноши. Выпустив к потолку клубы тяжелого дыма, она неспешно перевела на вошедшего поддернутый дымкой взгляд, в глубине которого плясали похожие на свет одаленных костров искорки. Тихо усмехнувшись и прикрыв веки, она легко покачала головой и ответила, чуть растягиавая слова:
- Нет, мой милый мальчик, ты ошибаешься. Жива я, жива и дочь твоего отца, живы и все слуги мои. Я не потеряла ничего - только приобрела превосходную собеседницу, и кто знает, сколько бы еще слов мы подарили друг другу, если бы не твой внезапный визит.
Город оплакивает потери, а я - умиротворенно нежусь тут. Отложи же в сторону копье суровых речей и убери в ножны меч поспешности, и раздели с нами вина и дым от аравийских трав. Враг сюда не войдет, а те, кто опоясались мечами, чтобы спасти город, скоро изгонят покусившихся на Пьяченцу глупцов обратно в Шеол, где им самое место.


Получатели: Стефан Сальваторе.

…Окровавленное лезвие прочертило в воздухе серебристо-алую дугу, брызнула кровь из рассечённой плоти. Всего одно решающее мгновение, краткая секунда осознания, блеснувшая в глазах всех присутствующих. Обречённость, отражённая во взгляде Одноглазого в тот момент, когда арбалетный болт вспорол его спину…
Матиас застыл с опущенным клинком в руке, не меняя позиции. Наблюдал, как покатилась по дорогому ковру голова наёмника, оставляя за собой кровавую дорожку. Какая-то доля секунды – и обезглавленное тело падает с грохотом на пол, практически у его ног. Бездыханное и бездушное. Джованни делает шаг назад – не хочет испачкать носки сапогов в растекающейся луже крови.

Некоторое время мужчина смотрит вниз, на предводителя кондотьеров, и во взгляде его – полное равнодушие. По крайней мере, к объекту своего наблюдения. В этот момент его занимают иные мысли, и в воцарившейся тишине сконцентрировалось испытываемое всеми замешательство.
Наконец, Матиас отрывает взгляд от мёртвого тела, оглядывая присутствующих. Горстка наёмников забилась к дальней стене, ожидая своей неминуемой участи. Кто-то из них ещё храбрился, поднимая меч в ожидании атаки, но всем и так было ясно: их ждёт судьба своего главаря.

Всего один жест, одно слово – и люди Джованни бросились вперёд, ленно и без сложностей добивая остатки былой мощи, внушавшей жителям Пьяченцы ужас. Тела убитых падали один за другим, число кондотьеров стремительно сокращалось. Крови становилось всё больше… Матиас поймал себя на мысли – горожанам придётся потрудиться, чтобы всё это отмыть и привести в порядок. Кто знает, под чьим руководством им придётся это делать?.. Глава совета мёртв.
…Довольно скоро покончив с наёмниками, солдаты вернулись к Джованни, и часть, некогда служившая Альберти и потерявшая теперь капитана, ожидаемо присягнула Матиасу на верность. Если бы Джованни не думал сейчас ни о чём, кроме битвы, возможно, выразил искреннюю радость. Но мысли его витали где-то далеко, а потому он просто кивнул, проговорил что-то в ответ – и направился прочь из кабинета.

Лестница, холл. Главный выход. Бредущих людей преследовала всё та же мёртвая тишина…
Солнце на миг ослепило Джованни. Он остановился на крыльце, лишь ради того, чтобы взглянуть отсюда на усеянную трупами площадь; чёрные вороны кружили над телами невинно убитых. И слетели с насиженных мест, стоило только появиться толпе вооружённых людей. Лязг стали оглушительным звоном растёкся в пустом пространстве.
Сначала прибыл Сальваторе, стоя чуть позади де Боно, словно отдавая главенство ему. Явилась потрёпанная стража с Эстакадо в первых рядах. Было заметно, что и им пришлось столкнуться с кондотьерами, но к главному зрелищу они опоздали.
Они все опоздали. Альберти мёртв. Множество жителей, прибывших на театральное представление, - тоже. Столь сладкую победу омрачали мысли о смерти. И только сейчас Джованни вспомнил, что не имеет понятия, выбралась ли Беатрис из той бойни, что тут произошла.

Казалось, атмосфера накалилась до предела. Гробовое молчание прерывалось лишь звоном доспехов от нервных движений солдат до тех пор, пока кто-то из его людей не выкрикнул некую браваду. Не выдержал де Боно, поддержав стремление вступить в бессмысленную драку. Внутри Матиаса клокотало раздражение, и с удивлением он обнаружил, что сейчас ненавидит этого старика больше, чем притаившегося за его спиной Стефана. Высказался кто-то из стражников, и, пожалуй, впервые Джованни был полностью согласен с «законом».
Солдаты нервничали. Готовились к рывку – чтобы в один миг волной, колючей от десятков клинков, смести стену противника… Казалось, подобный исход просто неминуем, но Матиас до последнего медлил с приказом. Зная, что если произойдёт очередная драка, Пьяченца утонет в крови. В конце концов, не в его стиле было переть на пролом подобно Эмилио…
- Всё кончено. Не пора ли разойтись по домам, господа? – произнёс Матиас с усмешкой.

Сориа подоспел как раз вовремя, вклинившись между тремя противоборствующими силами.
- Альберти мёртв, - резче, чем ему хотелось, ответил Матиас.
Последовал ультиматум, и Луиджи самолично взвалил на себя обязанности Джироламо. Лучше так, чем бестолковое кровопролитие – говорил ему разум. В то время, как победный ажиотаж и бурлящий в крови гнев толкали на очередные подвиги.
Пиколоминни мертва. Колонна сбежал. Его догадки были верны, всем становилось очевидно, кто именно был нанимателем головорезов. Что ж, ещё одной влиятельной силой меньше.
Сориа дал команду расходиться. Не верилось, что эта короткая стычка действительно закончится мирно, и ни один человек из свиты Джованни не умрёт сегодня от клинка какого-нибудь Сальваторе или Эстакадо... Не верилось, что можно просто уйти. Но армия самого Луиджи внушала уверенность, что любые попытки к сопротивлению будут безжалостно подавлены.
- Отличная идея, Луиджи, - с улыбкой произнёс Матиас, спускаясь с лестницы. Ещё минуту назад на крыльце стоял убийца, но на мостовую уже ступил глава тратторий. Всё тот же дружелюбно-приветливый Джованни, радушный хозяин и делец. – Жаль, что так произошло. Я не успел. К тому моменту, как я прибыл, Джироламо и Фаррадечи были уже мертвы.
Если бы не искренность в голосе, фраза могла бы навеять сомнения. Но Матиас мастерски умел играть интонациями голоса и эмоциями на лице.
- Увидимся на собрании, - бросил напоследок тем, кто считался его врагами. С той же лёгкостью, с которой разговаривал в самой обычной, тривиальной ситуации.

Челесте валилась с ног к концу этого кровавого дня, но не могла себе позволить ни малейшую слабость при совершенно посторонних людях. Quod licet Iovi, non licet bovi* - такова правда жизни, если уж тебе выпало родиться в благородном семействе. Нельзя говорить, чтобы в своих порывах помощи она была совсем уж неискренна, нет, юная сеньора Эстакадо прекрасно знала цену христианскому милосердию и от природы не была склонна к лицемерию. С немного усталой улыбкой она выслушивала благодарности людей, которым не отказала в помощи её семья, и надеялась, что Господь и Пречистая Дева сохранят её братьев целыми и невредимыми. Орфео, пусть и самым младший в благородном доме, тоже начинал помаленьку чувствовать весь груз ответственности. Данте же, как человек долга, наверняка не явится домой раньше, чем на улицах будет установлен порядок, и если при этом он будет цел, то подобное и вовсе будет сродни чуду. Но чем больше Челесте думала, тем сильнее склонялась к тому, что бы не решили при выборе нового герцога и правителя прекрасной Пьяченцы, их семья не потеряет ровным счетом ничего из того, что имеет сейчас. А это уже немалое достижение в столь неспокойные времена.
Была у неё еще одна мысль с горьким полынным привкусом - о том, что ради блага Эстакадо ей в самое ближайшее время придется выйти замуж. Увы, но и это тоже определенная неизбежность во всем, что составляет сущность бытия дочерью благородного дома. Именно сейчас, как никогда раньше, и ей и брату требовался разумный совет. Кто знает, как все еще может обернуться?

Капитан приказал сержанту, ненавязчиво намекавшему на шибеницу, умолкнуть, а прочим людям, уже державшим оружие наизготовку - тот час опустить его. Глава дома Эстакадо не хотел превращать своих политически противников в кровных врагов. С Пьяченцы определённо хватит бесчинств и насилия - вперёд на многие годы. К счастью, не один capitane придерживался такого мнения, и с вмешательством Сориа конфликт благополучно устранился.
Данте был в высшей степени раздосадован, но явно не из-за самоуправства командира графских солдат. В конце концов, логику Луиджи Сориа он понимал. Окажись Эстакадо на месте управляющего графским замком, он поступил бы точно так же. Пусть кондотьеры были изгнаны, между тремя домами едва не случилась стычка. Это достаточный повод для того, чтобы за порядком краткое время присматривала нейтральная сторона. Если, конечно, Луиджи действительно придерживается нейтралитета. Откровенно говоря, Эстакадо не был в этом уверен. Теперь, когда борьба за власть достигла своего накала, нельзя было быть в чём-либо уверенным. Однако и это - не повод для площадной брани и бряцания железом.
- Я не возражаю, синьор Сориа, - коротко отозвался Данте, кивнув с достоинством. Больше ему и его стражам здесь делать было нечего; Эстакадо повёл их прочь.

По пути он прикинул обстоятельства и отдал своим людям ряд распоряжений. Им следовало озаботиться ранеными и погибшими и приглядывать за пленниками. Самых верных воинов он отправил к особняку: пусть солдаты Сориа должны были патрулировать улицы, расслабляться не следовало. Прежде всего он должен обезопасить Челесте и Орфео.
Данте подавил тяжёлый вздох. Вчерашняя рана навязчиво напомнила о себе болью. Не то, чтобы это могло остановить Эстакадо, но доставляло ему определённые неудобства. Он словно невзначай поправил позаимствованную у стражника куртку, незаметно и быстро оглядев в это время свой бок. К его довольству, пятен крови на рубашке не оказалось. Переоблачившись у казармы и приняв вновь соответствующий его статусу вид, капитан приступил к более насущным делам.

Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.