Беспорядки в Пьяченце (1497 г.) | ходы игроков | Особняк де Боно, 02.06.1497

Странное, странное утро. Стоило лишь показать нос за ворота особняка, как на голову капитана городской стражи посыпались события, на первый взгляд меж собой никак не связанные. Но думать над некоторыми деталями - не к месту и не вовремя. Сейчас перед Эстакадо выстраивались куда более насущные дела.
Оценив масштаб запустения, Данте сделал определённые выводы. Он, как и многие в городе, отлично знал о холерическом темпераменте упрямца де Боно, а потому не испытал особого удивления, услышав о том, что челядь предпочла тактическое отступление нахождению вблизи хозяина. Спешившись и поприветствовав Марию так, как того требовали правила этикета, глава дома Эстакадо отметил её успехи в обращении с клинком (мужчина сделал это совершенно искренне, без какого-либо умысла, поскольку девица де Боно действительно производила впечатление благодаря своим воинским умениям). Узнав, что у Эмилио находился Стефан Сальваторе, Данте пришёл к вполне чётким умозаключениям.

Получатели: Данте Эстакадо.
Поблагодарив Марию и откланявшись, Данте вместе с четвёркой сопровождавших его стражников проследовал к входу в здание. Усмехнувшись одновременно и саркастически, и чуть устало, мужчина приказал солдатам ждать снаружи.
Миновав громко скрипящую лестницу (вот уж воистину лучшая защита от любителей подслушивать!), Данте остановился у двери, из-за которой доносились голоса де Боно и Сальваторе и тот час заявил о своём присутствии:
- Синьор де Боно?

Услышав знакомый голос, Сальваторе мрачно ухмыльнулся. Как нельзя кстати.
Быть может, в другое время, на каком-нибудь приёме или торжестве, он бы ни за что не узнал Данте только по голосу – они никогда не были ни близкими друзьями, ни даже просто хорошими знакомыми.
Но в тишине гостиной Эмилио, после разговора, главной темой которого было обсуждение деяний именно Эстакадо… О, Сальваторе почти моментально распознал эти интонации, заставившие его губы изогнуться в несколько нервной улыбке.
Такого развития событий Стефан предвидеть не мог. И, судя по всему, лишь он один во всём этом городе мог в полной мере оценить иронию происходящего.
Визит Данте определённо повлечёт за собой некоторые последствия… Лучше, конечно, было бы избежать его немедленного появления – позволить Эмилио как следует обдумать и проанализировать услышанное, но… Раз уж изменить что-либо было нельзя, Стефан радовался, что, по крайней мере, получил возможность лично присутствовать при этой знаменательной встрече.
Может стоит попробовать попросить Эмилио вышвырнуть вон незваного визитёра? Если бы Стефан был уверен, что это сработает, он с большой вероятностью поступил бы именно так, но… По всей видимости, придётся играть куда более красиво и осторожно.
Вместо этого мужчина бросил на де Боно выразительный взгляд, стараясь за несколько коротких секунд укрепить впечатление от рассказанной недавно истории. Скрестив руки на груди, устроился на своём стуле как можно удобнее, сосредоточив внимание на двери и ожидая, пока Эмилио позволит Эстакадо войти.
Предугадать, как поведёт себя хозяин дома в сложившемся положении практически не представлялось возможным. Поэтому Стефан постарался придать своему лицо совершенно нейтральное выражение. Конечно же, Данте будет всё отрицать. Не исключено, что обрушит в ответ собственные, куда более правдивые обвинения. Вот только… Сальваторе надеялся, что Эмилио одновременно окажется настолько глуп, чтобы поверить ему, но, в то же время, достаточно смышлён, чтобы грамотно проанализировать полученную только что информацию.
Если бы Данте был на самом деле виновен, он отрицал бы каждое слово с не меньшим энтузиазмом. И в этом была вся прелесть задуманной Сальваторе игры.

В зале, где оказался Эстакадо, все прямо-таки кричало о сущности владельца: массивный дубовый стол, закопченный до черноты камин, шкуры на полу, оружие на стенах... В этом окружении хозяин особняка, всегда предпочитавший меч разуму, смотрелся вполне органично, и вся его массивная фигура произволила впечатление безжалостной мощи, напоминая Стефану о некогда разрушивших Рим вандалах.
Сейчас на прочных дубовых лавках в окружении бутылей с дешовым пойлом, которое мог назвать вином лишь совершенно неискушенный человек, сидели двое. Перед ними на дубовой поверхности в ряд, как солдаты на плацу, стояли пять бутылей сего "дивного напитка", и еще пара, как заметил вошедший, уже опустошенными валялись под столом. Помимо опрятного и подтянутого Стефана Сальваторе, бывшего здесь гостем, в зале, пропахшей дымом, запахами еды и немытого человеческого тела, присутствовал сам Эмилио. Цвет некогда яркого блио мужчины, надетого поверх блестящего и чистого панциря, был почти неразличим из-за слоя грязи на нем, борода де Боно воинственно топорщилась, здоровенный двуручный меч в ножнах ожидал своего часа. Судя по всему, присутствующие, ну или сам хозяин, должны были изрядно набраться.
Данте твердо знал, что он сейчас - гость в этом доме, а Эмилио, при всех своих множественных пороках и недостатках, законы гостеприимства чтил свято. За стенами старого особняка и Сальваторе, и Эстакадо могли не опасаться, что им причинят какой-либо вред. Де Боно может на них наорать, обматерить, угрожать тысячей кар, но и пальцем не притронется к ним. По крайней мере, если они не нападут первыми.
При виде вошедшего capitane де Боно аж приподнялся с лавки и отвалил челюсть. Ветеран во все глаза уставился на вошедшего, словно увидел призрак, а по сальной растрепанной бороде пробежала тонкая ниточка слюны. Эмилио попеременно то бледнел, то краснел и, казалось, был готов вот-вот рухнуть в беспамятстве. Несколько раз он, видимо, порывался что-то сказать, но кроме сиплого протяжного стона, не вышло ни звука.
Хотя де Боно и был прост, как сапог, но дураком все же не был. Он понимал, что сейчас, когда четыре дома схлестнулись в борьбе за власть, нельзя доверять абсолютно никому. Его уже чуть не подставили, и могут попытаться подставить впредь. И, хотя Эмилио и не думал искать своей выгоды в подобной ситуации, он понимал, что излишне резкие действия могут привести к тому, что эти хлыщи обьявят ему войну. А это - прямая угроза жизни любимой дочери. Де Боно не хотел, чтобы Мария пострадала, и был вынужден держать себя в руках. И, хотя его первым желанием было придушить Эстакадо, он все же нашел в себе силы сдержаться и только с маху саданул кулаком по столу, выпуская на мебель нереализованную агрессию.
Эмилио еще раз выдохнкл через плотно стиснутые зубы и проревел, не сдерживая раздражения:
- Cazzato! Какого дьявола ты приперся сюда, капитан!? Твое дело - ловить преступников, а тут их нет! Так что не пора ли тебе пойти в город, поискать всяких там карманников или тех idioto, что посмели напасть на моего человека! Иначе, клянусь мохнатыми яйцами Вельзевула, я их найду сам, и растяну кишки этих bastardo от площади Ангелов до городских стен!

- Доброе утро, господа, - Данте вошёл в комнату с присущими ему достоинством и спокойствием. Он холодно и строго взглянул на как-то не то нервно, не то мрачно тянувшего губы в улыбке Сальваторе, и вид конкурента заставил его вернуться к своим прежним догадкам. Старый паук сплёл здесь свою паутину - это столь же верно, как и то, что солнце восходит на востоке. Только вот что он задумал?
Эстакадо перевёл взгляд на Эмилио. Отчего-то суровый и неукротимый де Боно был сегодня совсем растрёпан и выглядел так, словно вместо капитана городской стражи перед ним явился если не сам дьявол, то, по крайней мере, мелкий бес. Мужчина отчаянно менял цвет лица с замогильно-бледного до карминно-красного, и сие, признаться, заставило Данте опасаться за его здоровье. Не хватало ещё, чтобы вояку прямо сейчас хватил удар. Сопоставить факты не составило большого труда: если один из собеседников при появлении третьего вдруг меняется в лице, а второй нервически ухмыляется, речь почти наверняка шла об этом самом третьем. Глава дома Эстакадо испытывал сильные сомнения касательно того, что Стефан Сальваторе скажет о нём кому-либо хоть единое доброе слово. Право, скорее уж небеса обрушатся на землю!
Де Боно не попытался выставить неожиданного визитёра за дверь, и уже одно это вселяло надежду. Данте полагался на ум и чутье упрямца, прекрасно понимая, что никакое красноречие не переубедит его, если он что-то вобьёт себе в голову.
- Я здесь, синьор де Боно, - Данте сразу перешёл к делу, следуя примеру хозяина особняка. Говорил он, открыто и прямо глядя в глаза Эмилио - как человек, которому решительно нечего скрывать, - как раз из-за тех идиотов, которые напали на одного из ваших людей. Они-то, вероятно, идиоты, но вот тот, кто заплатил им - нет. Перед тем, как дать поручения страже, я должен иметь некоторое представление о тех, кого ищу. Поэтому я хотел бы поговорить с вами и Гастоне Чени. Желательно с глазу на глаз: чем меньше будут на слуху подробности дела, тем вернее я отыщу тех, кто нанёс вам оскорбление.

Поговорить наедине, значит?
Не то чтобы у Стефана не было других важных дел, которыми имело бы смысл заняться как можно скорее, но сдаваться так просто он уж точно не собирался.
Как и всегда, достоверно предсказать реакцию Эмилио в свете полученной только что информации не представлялось возможным, а значит… Значит нужно действовать на опережение, пытаться инициировать принятие наиболее удобного для Сальваторе решения. Выкинуть Данте из кабинета определённо уже не удастся, а вопрос, стоит ли вообще де Боно затрачиваемых на него усилий оставался открытым, но пока что отказываться от него Стефан ещё не планировал.
Вежливость, конечно же, вежливость. Лицемерие, столь презираемое простодушным хозяином дома. Отличительный признак высшего общества, его проклятие и, в то же время, ценнейший дар. Оружие, которое искусный игрок всегда может повернуть в свою пользу, облекая завуалированные угрозы и оскорбления в безукоризненные по своему содержанию фразы. Словесная перепалка с достойным противником доставляла Сальваторе не меньшее наслаждение, чем иным – схватка на шпагах. Сейчас, впрочем, нужно было соблюдать максимальную осторожность. Не сказать ненароком больше, чем изначально намеревался.
Он вежливо кивнул в ответ на приветствие Эстакадо, ничего, впрочем, пока не сказав. Не считая нужным лезть вперёд хозяина дома, слово которого безусловно окажется в этом диалоге решающим.
Нюансы нападения на человека Эмилио интересовали в данный момент Стефана до крайности мало.

Получатели: Стефан Сальваторе.
Но интуиция всё же подсказывала, что оставшись в зале сейчас, он может получить возможность узнать что-нибудь действительно интересное.
А значит, стоит рискнуть. Сыграть несколько грубо, не оставив себе шансов для отступления и повторной попытки. Зато многое может сразу же проясниться.
- Вы сомневаетесь в моей способности сохранить нюансы этого разговора в секрете, синьор Эстакадо? – спокойно осведомился Стефан, не скрывая, впрочем, сквозящего в его словах холодного вызова. – Я могу гарантировать, что ни единое произнесённое здесь слово не покинет через меня стены особняка.
Если Эмилио выставит его сейчас, то, тем самым, открыто поставит под сомнение честь дома Сальваторе. При таком исходе, о дальнейшем развитии этого направление можно будет напрочь забыть. Но даже у Эмилио скорее всего хватит ума воздержаться от столь откровенного оскорбления.

Получатели: Стефан Сальваторе.

Де Боно еле сдерживался, чтобы не выставить Эстакадо, но когда капитан объяснил причины своего визита, гнев Эмилио быстро потух, как пламя, залитое водой. Уж чего-чего, а расследования от городской стражи он не ожидал. Конечно, ветеран сразу понял, что Данте имеет в этом деле свою заинтересованность - ему надо произвести на жителей Пьяченцы положительное впечатление и убедить их, что именно он и есть лучший кандидат на графскую корону. То, что Эстакадо занялся этим делом, по мнению де Боно, гарантировало ему алиби в покушении на sergente: ну какой idioto будет инициировать следствие против себя самого. А, кроме этого, хозяин особняка внезапно осознал, что покушение на Чени могло быть связано не с каким-нибудь карточным долгом, а непосредственно с текущей политической ситуацией. Конечно, доверия capitane не внушал, и Эмилио сегодня с утра хотел пойти бросить ему вызов, но сейчас дворянин делал свою работу, и делал ее в интересах де Боно. Это было похвально, и подуспокоившийся вояка милостиво кивнул:
- Ладно, capitane, расследуй. Это дело доброе. С Чени сейчас погутарим. Токмо не особо долго - надобно из вежливости на этот пальцем деланный прием прийти, помянуть cazzo-Бернардо. А заодно приударить за этой battona-Дестефани: она очаровательная баба, а я - самый лучший мужик в нашей долбанной Пьяченце.
Когда Стефан спокойно, хотя и несколько холодно, высказал свое мнение, Эмилио с некоторым удивлением перевел взгляд на него. Кустистые брови ветерана нахмурились, лоб прорезали несколько глубоких морщин. Де Боно помотал головой, собираясь с мыслями и осознавая слова гостя, а потом все таким же громогласным тоном произнес:
- А че, французик дело говорит! Он, конечно, жалкий чиновничек, но не какой-нибудь bandito и stronzo, так что пущай послушает - может, че умное в голову придет. Да и слова своего он не нарушит: иначе я оторву ему его вранцузскую голову! И вообще: в моем доме ни у кого ни от кого нет никаких тайн. Те bastardo, что попытались выпустить кишки Гастоне, должны быть найдены и казнены. Cavolo! Их, cazzo, надо конями разорвать, в назидание всем прочим! Так что, синьоры, - де Боно с кряхтением поднялся из-за стола и обвел взглядом собеседников, - пошли все вместе в казармы, поговорим с Гастоне и прочими soldato. Авось, прочие парни могли что-нибудь видеть.

По пустующему особняку синьоры втроем спустились на первый этаж, откуда по скрипящей леснице спустились в подвальную комнату, где квартировали солдаты де Боно. Под аккомпанимент скрипа половиц из приоткрытой двери доносились звуки лютни, и чей-то высокий красивый голос выводил посвященные покойному Малатеста строки:
С добрым утром, наместник святого Петра!
Вы, я вижу, опять безнадёжно упрямы.
Мне вливать философию Зла и Добра -
Всё равно, что сворачивать в терцию гамму.
Если выписать мне вид на жительство в Ад,
К Вам же черти сбегутся с болезненным лаем
И в слезах и соплях будут Вас умолять:
"Заберите его - мы с ним жить не желаем!"

Когда Эмилио сотоварищи вошли в залу, отдыхающие бойцы мигом повскакивали с мест и встали по струнке. Игравший на инструменте солдат чуть замешкался, откладывая лютню, и присоединился к остальным. Дождавшись ровного строя, де Боно проревел:
- Чени, выйти вперед! Отвечай на вопросы нашего капитана стражи по попытке прибить тебя!
Из строя вышел высокий жилистый длиннорукий мужчина с пышными усами и волосатой грудью, одетый в одни нижние штаны, и замер, ожидая вопросы.

- Сомневаюсь ли я в вашем умении держать язык за зубами, синьор Сальваторе? О, нисколько. Вы - уважаемый в городе человек и глава магистрата. Как кто-либо вообще может посметь усомниться в сохранении вами тайны или в вашей безусловной честности? - Данте перевёл серьёзный и спокойный взгляд с Эмилио на Стефана. - Однако я буду подозревать даже агнца, пока не найду виновника беспорядка.
Впрочем, капитану городской стражи теперь всё было предельно ясно. Дело сводилось уже не столько к поиску супостатов, которым приплатили на нападение, сколько к поиску доказательств против этого самого приплатившего. Однако второе не отменяет первого. Один выстрел грозил убить двух зайцев. Нельзя было не попробовать разыграть такую удачную карту, и Эстакадо приступил к выполнению своего гамбита.
- Разговор не займёт много времени, синьор де Боно, - капитан сдержал улыбку, слушая эмоциональную, изобилующую просторечными выражениями браваду. Раньше Данте никогда не общался близко с этим человеком, но де Боно определённо вызывал к себе расположение своей бескомпромиссной прямотой. Пожалуй, он был одним из немногих дворян в Пьяченце, у которых на языке было то же, что и на сердце.
К сожалению, не всё сложилось так, как хотелось Эстакадо: Сальваторе увязался до казарм. Вне всяких сомнений, он будет подбрасывать Эмилио ложные догадки, чтобы увести его от близких к истине умозаключений. Но старый мерзавец может делать это в любое время. Да что там! Он занимался паршивым словоблудием всё утро! Ничего нового о нападавших Чени ему точно не сообщит - Стефан и так лучше всех знает, кого отправил за мечником.
Интересно, удастся ли подкинуть пищу для размышления хозяину дома так, чтобы конкурент завертелся, как уж на сковородке? Наверняка он напевал де Боно о возможной причастности Эстакадо к нападению (иначе в контексте произошедшего с чего тому так стремительно меняться в лице при появлении капитана городской стражи?)
Надо просто навести Эмилио на мысль о том, что ничего не случается просто так.
Но вот они оказались на месте, и Данте наконец-то получил возможность сузить круг поисков.
- Гастоне Чени, - начал капитан городской стражи, - мне доложили, что сегодня ночью ты подвергся нападению пяти неизвестных. Двух из них, по словам сержанта Фламини, ты убил, защищая свою жизнь. В котором часу произошло нападение? Успел ли ты рассмотреть кого-то из сбежавших злоумышленников?

Стефан холодно улыбнулся в ответ на заверение Эстакадо. Безусловно, никто здесь не посмеет усомниться в чести самого Сальваторе. По крайней мере, не посмеет сейчас. До тех пор, пока уже начатая игра не наберёт действительно серьёзные обороты, вплоть до тех пор, пока каждый ошибочный шаг не станет означать неминуемый крах и абсолютное поражение.
Стефан чувствовал, что это время не за горами. И, несмотря на неизменно сопряжённую с такого рода событиями опасность, испытывал лишь воодушевление и безграничный энтузиазм.
Несмотря на то, что можно было бы предположить обратное, спускаясь по лестнице вслед за Эмилио, Стефан не испытывал даже намёка на беспокойство. Криво ухмыльнулся, в очередной раз отметив режущую восприятие простоту, которой де Боно наполнял каждую свою фразу. При попытке прибить тебя… Ну надо же, хуже просто не скажешь.
Сохраняя на лице маску равнодушного безразличия, Стефан, на первый взгляд без особого интереса, следил за Чени, внимательно изучая этого человека. По всей видимости, Эмилио специально окружает себя подобными людьми – такими, на фоне которых манера речи хозяина безусловно покажется благородной и даже изысканной.
Глядя, как капитан стражи сходу взял «пострадавшего» в оборот, Сальваторе молчал. Можно подумать, удастся что-то выяснить таким образом. Можно подумать, если бы Чени разглядел преступников, он бы сам не обратился к властям.
Этот допрос – занятие безусловно бессмысленное, почти наверняка организованное лишь с целью отвода внимания от основной цели визита. Цели, выяснить которую ещё предстояло.

Вопрос синьора capitane, казалось, совсем не удивил мечника. Тот стоял в расхлябанной позе, почесывая волосатую грудь, и дерзко смотрел на допрашивающего:
- Ну убил, да, а че!? Я че, криворукий чиновник, или баба, чтобы визжать и прятаться, когда меня грохнуть хочут? Он сказал, че хочет должок карточный отдать, ну я и вышел, значицца. Часов в полночь гдет енто было. Я с компаньонами тренировался, понимаешь, ну он позвал - я вышел. Эти bastardo полезли меня резать, но я-то не промах! Отделал двоих cazzo, как бог черепаху, и они, ссыкливо поджав хвосты, сбегли. Харь я ихних не рассмотрел - че мне пялиться в рожи, когда их убивать надо!? Могу, значицца, только сказать, что вояки они херовые: не отребье портовое, канешн, но и не ветераны войны с лягушатниками. Да и их школа фехты местная, так че не разберешь, че да как. Ребятки их из арбалетов попыталися снять, да без толку. Убегли, подлюки. Че это за cazzato была, знать не знаю, ведать не ведаю. Но вот че подумал - местные меня знают туго, значицца, это не совсем местные. Может, этот приезжий бородатый cretino-Фаррадечи замутил? Больно он подозрительный, да еще братец мерзавца-Бернардо, который меня и синьора крепко не любил?
Данте внимательно вслушивался в ломанную речь Чени, на фоне которой говор его хозяина и правда казался верхом изящества. Когда мечник умолк, сделав своё предположение, Эстакадо мысленно кое-что для себя отметил, а после спросил:
- Ты можешь назвать имена людей, которые были свидетелями нападения? Быть может, кто-то из них рассмотрел нападающих лучше.
Не дожидаясь ответа Чени, сразу несколько soldato из строя подали голос:
- Я тама был! И я видел. Да и я! Ну а я из арбалету по ентим buca di culo стрелял, да смазал по темноте!
Видевшие нападение вояки ничего нового не сообщили: нападавшие были в темных плащах с капюшоном, надвинутым на лицо, да и никто не пытался их рассмотреть. Единственное что, они единодушно сошлись во мнении, что брони на нападавших не было.
Валентино, арбалетчик, выглядевший посообразительнее прочих, добавил, что один из нападавших перед бегством хрипло крикнул что-то типа: Хватаем тела и драпаем!; но сразу сказал, что определить по речи произнесшего это не сможет.
В прочем же мнение солдатского общества было единодушно: это наверняка солдаты Фаррадечи, крепко нелюбящие парней де Боно, и в особенности храброго победителя Гастоне Чени. Уж у кого у кого, а у этих ceffo повод напасть ночью, подло и мерзко был, как пить дать. И бойцы были готовы поклясться в этом именами Пречистой Девы и Санто Джорджо.
Капитан городской стражи перевёл взгляд на арбалетчика:
- Почему ты не расслышал как следует слова этого человека? Он говорил на другом наречии или его речь была с изъяном?
Валентино еще отдал вежливый полупоклон, задумавшись на пару секунд, и ответил:
- Да нет, синьор, я не вслушивался просто. А речь его была самой обыкновенной, как у меня или Чени, к примеру.
Выслушав стрелка, Эстакадо кивнул:
- У меня больше нет вопросов к вашим людям, синьор де Боно. Однако я должен заметить, что все они единогласно указывают предполагаемым виновником главу семьи Фаррадечи. Что вы сами думаете по этому поводу? Бальдассаре Фаррадечи - новый человек в Пьяченце. За время своего пребывания здесь он вступал с вами в конфликт или как-то иначе выражал своё дурное или пренебрежительное к вам отношение?
Эмило недоуменно пожал могучими плечами, нахмурился, стараясь подумать:
- Да нет, я его даже не видал. Вот братец его был паскудой редкостной, и считал себя самым крутым. И его придурки тоже считали себя умелей моих парней. Француз, а ты что думаешь?
Стефан внимательно слушал, даже не думая вклиниваться в развернувшийся на его глазах диалог. Иногда ухмылялся в ответ на мысли, которые оставались полной загадкой для посторонних. Чего хотел добиться бравый капитан своими вопросами? Ничего ценного узнать таким образом ему определённо не удалось.
Вообще, если подумать, кому могло быть выгодно убийство Чени? Мелкая сошка, не имеющая никакого влияния в серьёзных кругах. По каким-то причинам люди Эмилио были свято уверены в виновности Фарадеччи, но, если поразмыслить как следует, у него было не больше мотивов, чем у всех остальных. Если отбросить такие факторы, как личная неприязнь или мелочная месть, которые вполне могли продиктовать провалившееся покушение, то что остаётся? Можно ли как-то использовать смерть Чени в контексте бушевавшего в городе закулисного противостояния? Может ли как-то использовать сам Стефан это событие?
Вопрос Эмилио стал неожиданностью - не сказать, чтобы слишком приятной. Но застать Сальваторе врасплох было до крайности сложно.
- Зачем Фарадеччи нападать на Чени? – спокойно осведомился он, задумчиво почесав подбородок, искусно изображая вежливую заинтересованность.
На первый взгляд, вроде повод и был, но… В конце концов, Стефан не так давно бросил в лицо Эмилио куда более весомые аргументы. Пора ненавязчиво вернуть де Боно на правильный курс. Нельзя позволить так просто спустить на тормозах это дело, каким бы ничтожным червём он не считал самого пострадавшего. Нужно использовать все возможности.
- Из простой мести? Это было бы слишком уж очевидно и даже Бальдассаре наверняка это понимает. Они не стали бы подставляться столь откровенно. Мне кажется, наш доблестный капитан не может не двигаться по ложному следу.
Давай же Эмилио, соображай. Не так сложно сделать нужные выводы. Не может не двигаться. Превосходная игра слов. Жаль только, де Боно наверняка не оценит.
- Ээээ, - де Боно нахмурился, явно не поняв тирады Стефана, и почесал мясистый красный нос, - Merde! Так его же cretino не пойманы, и явно предполагали ретираду, раз сразу похватали своих и сбежали! А у кого еще может быть зуб на моего sergente!? Явно, что никто из типа знати нашей помойки о нем и знать не знает. Значит, это простецы. Бальдассаре - гуманист, а значит - тупой, и мог повестись на предложения своих cazzo. А те и рады угрохать Гастоне. - Данте и Стефан, казалось, слышали, как скрипят мысли под нахмуренным лбом Эмилио, в кое-то веке решиашим использовать голову нетолько для того, чтобы носить на ней шлем. - Это не ты, это точно - ты вчера мне в друзья набился, и, хоть и подставил, но случайно. Данте я с утра собирался набить хлебало, но сейчас вижу, что он молодец, делает свое дело. Вобщем, мужики, - он пожал могучими плечами, - я благодарен вам за заботу о Гастоне, но никак не погу понять: кто бы это мог быть. Может, stronzo-Бальдассаре реально решил продолжить дело своего братца-cazzone?
Мысли Сальваторе были безрадостны. О боги, этот человек безнадёжен. Если забыть о том, что он напрочь игнорировал вполне конкретные намёки на определённую версию, то выстроенная Эмилио логическая цепочка была даже, пожалуй, достойна внимания. В конце концов, зачем Стефан так активно пытается обвинить в преступлении Эстакадо? Если подумать, какая ему в конце концов разница, кто попадёт под удар и будет ли жертвой действительно виновный в этом чёртовом преступлении?
Хоть Сальваторе никогда и не воспринимал Фарадеччи всерьёз, но всё-таки уж точно не будет лишним убрать эту фигуру со сцены. Стефан старательно изображал глубокую задумчивость на лице, уже осознав, что продолжать гнуть своё – занятие глупое и совершенно лишённое смысла.
- А знаешь, Эмилио, пожалуй, ты прав, - медленно проговорил он, для пущей эффектности кивнув головой. Словно только что на глупого француза снизошло озарение. Пусть Эмилио немного порадуется, поверит ненадолго, что его ум на деле не менее остер, чем меч. – И правда, чёрт побери, наверняка эта происки треклятого Фарадеччи.
Он «потрясённо» замолк, анализируя только что полученную информацию.
- Приношу свои извинения, синьоры, по всей видимости, я был не прав.
Эмилио гордо подбоченился, довольный успехом, произведенным результатом и полученной похвалой. Тщеславному ветерану было до одури приятно, что он оказался умнее "умников". Радостно хохотнув и улыбнувшись, он обратился к гостям:
- Diabolo! Я ж говорю, что это он, как пить дать! Я ж не дурак какой-то! Фано, спасибо за поддержку, ты, оказывается, еще не безнадежен! Капитанчик, ну а ты что думаешь? Давайте втроем со своими пацанами пойдем и сделаем ему вендетту по-сицилийски, а из самого гуманиста, - это слово де Боно будто выплюнул с презрительной миной, - отбивную по-милански? Солдаты де Бно, казалось, только этого и ждали, поддержав слова хозяинарадостными криками согласия. От лица народа выступил все тот же неугомонный Чени:
- Синьоры, вы того! Простите, че встряваю, но давайте стража типа придет задерживать Бальдо по подозрению в попытке смертоубийства, и будет действовать предельно нагло, чеб idioto Фаррадечи попытался напасть на них. Ну а мы, значицца, придем страже на помощь и перережем их, как курят.
Один из стрелков удиаленно посмотрел на Гастоне и высказался:
- А епископский запрет?
Чени громко расхохотался:
- Так они же нападут! А мы только будем обороняться. Толкнет кто из этих cazzo стражника, а мы их резать!
Де Боно посмотрел на Данте и Стефана:
- А что, смысл в этом есть! А, синьоры?
Стефан являл собой воплощение абсолютной невозмутимости. Слушая Эмилио, он не переставал размышлять, пытаясь сходу просчитать возможные последствия предлагаемого хозяином плана. Плана, надо сказать, в точности в духе де Боно – плана грубого, почти бессмысленного и сводящегося, по большей части, к бездумной резне. В теории, конечно, это могло бы ослабить дом Фарадеччи и даже, быть может, удастся достать его главу, но… Сальваторе не спешил высказываться, искоса поглядывая на единственного здесь представителя органов правопорядка. Чёрт его знает, как поведёт себя этот Данте. Оставалось надеяться, что не бросится арестовывать де Боно немедленно – в окружении людей Эмилио подобное поведение поставило бы под сомнение здравомыслие Эстакадо.
Стефан выжидал, искоса поглядывая на уже некоторое время молчавшего капитана.
Откровенно говоря, всю эту свистопляску с допросом Данте затеял с одной-единственной целью - разговорить Стефана Сальваторе, а не Гастоне Чени. Тот, равно как и все его коллеги на службе у де Боно, не сказал бы ровным счётом ничего полезного, что и было доказано на практике. Конечно, Эсткадо не допускал и мысли о том, чтобы недооценивать такого противника; тем не менее, посмотреть на Сальваторе в деле определённо стоило.
Капитан рассматривал самые разные итоги затеянного мероприятия, но только не тот, в который всё грозило вылиться. Он намеревался подтолкнуть Эмилио в совсем другом направлении, но вояке слишком понравилась догадка Гастоне о причастности Фаррадечи. Данте голову готов был дать на отсечение, что умерший покровитель учёных ни за что не пошёл бы на поводу у своих солдат. Точно так же он был уверен касательно родственника почившего первого клинка Пьяченцы: тот походил на осторожного и умного человека, а такие в первый же день прибытия не творят безрассудств. Но де Боно был упорен в своих заблуждениях. Похоже, для того, чтобы этот обладатель ослиного упрямства понял намёк, этим намёком следовало зарядить пушку и выпалить Эмилио прямо в лоб.
Всё то время, что де Боно и Сальваторе излагали свои логические построения, Данте держался со стоическим спокойствием. Уж если Эмилио не оценил слов Стефана, но капитан городской стражи сделал это в полной мере.
- Я считаю, синьоры, что следует действовать согласно букве закона, - осторожно начал Эстакадо, - пока у нас нет ничего, кроме догадок об истинном виновнике нападения. Одного Фаррадечи нальзя схватить, поскольку тот отдал душу Господу, второго - из-за того, что он всё же дворянин. Пока его вина не доказана, у меня связаны руки. Но если Фаррадечи вновь повторит своё злодейство, правосудие не заставит себя ждать долго.
Эстакадо мимолётно взглянул на Стефана. Да, нельзя изменить направление ярости де Боно. Но его можно самую малость подтолкнуть.
Стефан перехватил мимолётный взгляд Эстакадо и вежливо улыбнулся. Забавно. Именно Эмилио в этой комнате говорит больше всех и громче всего. Именно Эмилио, безусловно, является наиболее заметной фигурой. И сам наверняка считает себя в эти секунды полным хозяином положения.
Даже не догадываясь, что им прямо сейчас пытаются искусно манипулировать, направить в противоположные стороны. Что прямо здесь, при нём, ведётся другая, куда более занимательная игра, чем показной допрос и возможное нападение на дом Фаррадечи. Стефан ничего не сказал, во всём соглашаясь. Но, в отличие от Эмилио, он прекрасно умел читать между строк.
Де Боно широко улыбнулся, продемонстрировав стражнику и чиновнику пеньки гнилых зубов, и крепко обнял гостей:
- Ладно, синьоры. Вы правильные парни, хотя и слабаки. Зуб даю, мы выведем паршивца на чистую воду и загоним ему в поганую глотку клинок и отрубим вшивые ручки, чтоб не пытался прибить моих солдат.
Прокашлявшись, де Боно продолжил:
- Но на прием к неаполитанской cagna пойти надо. Покойник-Бернардо, хотя и был порядочным cazzo, но клинком махать умел. Надо его достойно проводить к Господу, а уж потом разбираться с его братцем-шельмой и battona-сестрой. Вобщем, я сейчас к моей милой маленькой хрупкой Марии, скажу ей, чтоб напяливала на себя тряпки и готовилась к выходу. Бывайте, синьоры.
Кивнув, ветеран, не оглядываясь, покинул казарму. Чени, оглядевшись, шикнул на солдат, приказав заниматься своими делами, и подошел поближе к гостям, поманив их пальцем, прошептав:
- Синьоры, я сча хочу сказать че? Мы все будем щасливы расквитаться с солдатами Фаррадечи, а вы хочите устранить соперника на графство. Мне, в общем и целом, похер, кто станет графьем, но семейство дохляка должно быть перебито. Diabolo, я сумею подбросить им окровавленные тряпки и прибить пару из этих idioto. Синьор Данте, ты обнаружишь трупы и позовешь стражу и синьора Стефано и хозяина, как свидетелей. Мы с пацанами спровоцируем бузу, и, когда эти stronzo начнут шуметь в ответ, мы их перережем: они же тупые, как мохнатые яйца Вельзевула! Че, как идейка? Вам меньше соперником, нам - радость от смерти главных оппонентов и самых опытных противников; мы, значица, станем лучшим отрядом в нашей вонючей Пьяченце! Че, а!?
Слушая Чени, Стефан с трудом сдерживался. Этот самодовольный нахал определённо был ему до крайности отвратителен. Вместо того, чтобы внимать коварным замыслам, которые на удивление продуктивно генерировал его подлый умишко, хотелось вогнать кинжал прямо в брюхо ублюдку. Хоть Сальваторе и понимал, что его предложение может принести выгоду. Хоть и знал, что и не на такое готов пойти ради достижения поставленной цели. Но если тех же Данте и Фарадеччи он по-своему уважал - так, как уважают достойных соперников, то этот червь вызывал эмоции до крайности противоположные. Даже такой человек как Стефан сомневался, стоит ли использовать Чени в качестве иструмента. Так или иначе, сперво имело смысл услышать позицию официальных властей, то бишь - единственного среди присутствующих представителя закона.
Сама Фемида, оживи эта каменная статуя и занеси меч правосдуия над головй Гастоне Чени, не могла быть более грозной и упрекающей, чем вгляд Данте Эстакадо, устремлённый на мечника.
- Гастоне Чени, - Данте говорил холодно, но так, будто едва сдерживал гнев, - ты обращаешься к капитану городской стражи и к главе магистрата - людям, чьим долгом является забота о благосостоянии и безопасности Пьяченцы, предлагая им участие в преступлении. В наших интересах вывести негодяя на чистую воду, а не утопить город в крови. Следи за своим языком, солдат! Ты служишь смелому и честному человеку - так не бросай же тень на его добродетели.
Чени удивленно посмотрел на Данте и пожал плечами:
- Да я че? Я ниче! Я это так, значицца, к слову. Ну, бывайте синьоры.
Еще раз недоуменно посмотрев на мужчин, sergente направился к своей койке, куда и рухнул, демонстративно закрыв глаза. Поняв, что беседа окончена, прочие солдаты также вразнобой попрощались с гостями дома.
Глядя ему вслед, Стефан не переставал холодно улыбаться. Закон сказал своё слово, избавив Сальваторе от необходимости анализировать возможные последствия очередной моральной дилеммы. И, видят боги, спорить по этому поводу он совершенно не собирался.
- Синьор Эстакадо, - он приблизился к Данте. - Боюсь, на это утро у меня запланирована ещё одна встреча. Надеюсь, преступник непременно будет пойман и по закону наказан. До скорой встречи.
Глядя собеседнику прямо в глаза, Стефан протянул руку.