[SW] Deadlands: Ночной экспресс (победа партии) | ходы игроков | - Внеплановая остановка

Посмотрела Лиз на золото, посмотрела, да и положила статуэтку обратно. К Роберту она отношения не имела никакого, значит и ей не нужна. Собрала, постанывая от боли, машины ученого в чемоданчик и книгу его драгоценную туда же убрала. Потом снова, в который раз уже за сегодня, попробовала себя в порядок привести. Вначале, шипя от боли и неудобства, волосы себе острым ножом укоротила. Подумала картежница, что так будет куда меньше на фотографию свою разыскную походить. Вещи с себя стащила, кроме трусиков, и в запасную одежду Роберта, да будет земля ему пухом, переоделась. Брюки мужские, рубаха белая, пиджак. Спутников своих она не стеснялась нисколько. Вот абсолютно не верилось Элизабет, что кто-то решит после такой вереницы боев еще и к ней клеиться. Тем более, в таком месте...

Несколько секунд русский простоял в задумчивости потирая подбородок. Хрустела щетина. Он о чем-то думал, что-то прикидывал. И мысли эти, судя по выражению его лица, картежнику совершенно не нравились.

- Подождите минуту! - наконец на что-то решившись, он окликнул ирландца. - Прежде чем решать с нашим призрачным другом финансовые вопросы, давайте перетащим этого господина на воздух. В конце концов это несколько повышает шансы на то, что он придет в себя, а тащить его на собственном горбу по здешним пейзажам мне совсем не улыбается. Взяли?

Пока ирландец занимался обыкновенным мародерством (а чего ж, мертвым деньги без надобности) и добиванием недобитых недомертвецов, а Элизабет - сбором вещей Роберта и переодеванием в его одежду, небритый решил оказать помощь тяжелораненому.

Вытащил на свет, воду где-то нашел. Более-менее чистой одеждой раны протер. В общем сделал всё, что, наверно, нужно сделать для раненого. И что интересно, это ведь помогло. Законник заморгал и тяжело открыл глаз. Один. Второй глаз заплыл от жуткого синяка.

Маршал привстал и видно, что за каждое движение ему приходится платить сильной болью. Но живой.

В хаосе сражения с ожившими мертвецами Мортон не понял, что произошло. Несколько мгновений он наблюдал ужасающий взрыв и огненную волну, сжиравшую половину вагона, но эти мгновения начисто стёрлись из его памяти. Он помнил только то, что мысленно успел проститься с жизнью и приготовиться ко встрече с Создателем.

И вот маршал открыл глаза. Перед собой как в тумане он видел лицо. Это лицо Господа? Дичайшая боль во всём теле, невидящий глаз, всё ещё лишённая способности хоть как-то двигаться рука навели на мысль, что в том свете страдать от телесной боли-то не полагается. Сосредоточив взор на лице, Джед узнал в нём небритую физиономию картёжника.

- Я жив? - неуверенно спросил маршал и попытался привстать.

Теперь вокруг себя он видел жуткие разрушения, видел во что превратилась его одежда, видел множественные ожоги от огня и порезы от разлетевшихся осколков. И видел он это всё лишь одним глазом, потому как второго, похоже, лишился. Прикосновение к чем-то набухшему на месте глаза вызывало столь сильную боль, что даже всякое повидавший законник вскрикнул.

- Что произошло? - спросил маршал, отказавшись от желания встать. - Мы победили?

- На Вашем месте, я при первой же возможности, как-только доберемся до цивилизации, бежал бы в казино. Такое везение долго длиться не будет. победили? Более или менее... враг повержен, враг бежит.

Оледеч усмехнулся и достал папиросы.

- Не желаете? Глоток свежего воздуха так сказать. - он наклонился, к Мортону протягивая сигареты

Картежник снова выпрямился раскуривая собственную папиросу.

- Осталось определиться с этим камнем, будь он не ладен. Возникли новые предложения на его счет.

Костюм оказался чуть великоват для Элизабет. В мужской одежде и с коротко обрезанными волосами, смотрелась она странновато. Но определенно выглядела лучше, чем до переодевания.
Выбралась кое-как из разрушеного вагона.
- Мистер, - обратилась картежница к коллеге по Искусству, - когда ирландец закончит, надо будет вынести Роберта наружу. Негоже оставлять белого человека там, где мы даже китайца не бросили.
Потом женщина поставила чемодан с вещами на землю и присела на него. Сгорбилась, поставив локти на колени, а голову опустила на ладони.

А Мурха с довольным видом копался в добыче, мурлыкая себе под нос "Каменистую дорогу". Проводник его не разочаровал - о нет, сэр!
Ящик в его купе оказался настоящим Клондайком. Денежной жилой, где ворохом грудились банкноты (северные, с орлами и суровыми дядьками; и южные, с пароходами, дилижансами, и сельской пасторалью), серебряные мексиканские песо, золотые британские соверены, облигации военного займа и еще черт знает какие нумизматические редкости. Денег было много. *
Теперь всё это состояние перекочевало в мешок ирландца, и дожидалось спокойной минутки для подсчета и сортировки. А ведь был еще дорогущий гаттлинг, да и еще кой-какое добришко...
В общем, свои финансовые проблемы Мурха решил. Хватит и на билеты домой, и на стрелково-взрывчатые гостинцы для сопротивления. Оставалось только добраться до Калифорнии.

Наконец, он закончил разбор добычи. Взял только самое лучшее, чтобы не перегружаться - кто знает, сколько еще пёхать до обжитых мест придется? Собрался, встряхнулся, "осаживая" вес. Нормально.

Тогда к остальным обратился:

-Ага, понесли жентельмена. Похороним. Только эта... Опосля. Заканчивать надо. Убираться надо. Пошли, что ли, к паровозу.

Взяли безжизненное тело юноши за руки и за ноги. Поволокли к локомотиву. На ходу Мурха у небритого спросил:

-Ну чаво, будешь камень в статуй присовывать?

Константин Евгеньевич решительно кивнул:

- Да, думаю, самое время... - окурок, отправился в полет стукнувшись о стенку искореженного вагона.

Если то, что он знал о подобных камнях и статуэтках правда - это решение будет самым верным. Если прохвост-профессор не утаил от него важной части информации - особых ритуалов эта процедура не требовала и последствий, кроме ожидаемых, за собой не влекла. Все равно, что заткнуть бутылку с джинном. Будет ли джинн против? Несомненно. Остались ли у него силы возражать? Вряд ли...

- Я попрошу Вас поглядывать по сторонам. На случай, если что-то пойдет не так... или кто-то объявится по наши души... Ну-с, приступим.

Оледеч взвесил статуэтку на руке, внимательно изучив "гнездо" в которое предстояло поместить камень. Мысленно представив себе эту операцию, разложив ее на шаги, представив каждый из них, как карты, размещенные в колоде друг за дружкой. Тесно прижатые, но готовые в умелых пальцах ручьем перелиться друг за дружкой.

- Tyi menya slyishish? - Оледеч, справедливо рассудив, что духи редко обременяют себя гражданством, перешел на русский. - Ne myi zabrali tvoy kamen, no myi vozvraschaem vse kak byilo. Ne stoit blagodarnosti. Myi prosto prosim prekratit tot bardak, kotoryiy zdes tvorilsya. Tebe ved on tozhe ne nravilsya, verno? Tak chto, vse budut dovolnyi...

Нагнувшись, он одним резким движением, будто выхватывая полено из печки, подхватил камень и вложил его в статуэтку.

- Vot b vse. Intsident ischerpan, ya polagayu.

Как ни странно, а небритый подписался на манипуляции с проклятыми предметами без всяких возражений, споров и попыток переложить дело на другого. Достойно.
Впрочем, Мурха убедился уже, что всей ватажке попутчиков самообладания не занимать. Ума, выдержки, скромности - по разному, но с самообладанием у всех полный порядок.
В общем, когда этот мужик залез со статуэткой в кабину локомотива, ирландец остался у подножки на стреме, поглядывая то на залитую лунным светом прерию, то на возню любителя подымить папиросой. Тот бормотал что-то на непонятном языке - видать, чернокнижничал. Потом выхватил из зольного бункера пресловутый камень, и...

Осталось поставить жирную точку в финале этой истории. И решился на это небритый иностранец. А ведь, кажется, даже имени своего не сказал попутчикам. Как и откуда он родом. Наверняка беглый преступник какой. Такой сгинет в пустошах, никто и не хватится его.

Статуэтка в руках оказалась не слишком тяжелой - видимо, внутри или пустота или чем-то намного менее ценным заполнена, не золотом. Но всё равно штука увесистая и золота в ней прилично весьма. Хотя продавать или пилить статуэтку Константин (а именно так зовут русского путешественника) не собирался.

Константин неспешно добрался до локомотива, снова залез в кабину. Осмотрелся - не собираются ли покойнички по его душу? Нет, лежат и даже не дергаются. Видать после того, как потухла печь паровоза, дьявол потерял власть над этими телами. Но надолго ли?

Некогда гадать. Лишь бы профессор не наврал... Лишь бы всё получилось. Осмотрел статуэтку - вроде, камень должен удобно войти сверху. Вот в этом месте кто-то до него "руку" идола чуть отогнул, чтобы камень достать. А стало быть, должен войти.

Ну... С Богом! Резким движением выхватил из зольника камень и принялся его вставлять. Не лезет! Черт! Черт! Черт! Не надо богохульствовать, надо спокойно, повернуть чуть... Оглянулся, а ну как мертвяки уже к нему ползут? Не, лежат, бедняги, лежат. Ну как же... Чуть ли не с дрожью заставил себя ещё раз камень осмотреть и руки идола. Ага, другой стороной попробовать? Есть! Почти! С силой вдавил, пальцами до боли камень вжимая. Лишь бы успеть, пока чего плохого не случилось... Успеть бы... Не идет!

Уже почти же! Рука упирается. А если её попытаться отогнуть? Нож достал, в упор поставил, надавил. А теперь... Есть! Есть, каналья! Встал на место, как влитой!

Рукой пот со лба вытер. Ну надо же, взмок как. Камень в руках идола. Осмотрелся вокруг, что изменилось то?

Да как будто бы ничего не поменялось вокруг. Только вот как-то легче на душе стало. Так бывает. Редко. Как будто груз с души спал.

Остальные примерно то же чувствуют. Хотя, конечно, Элизабет гибель Роберта гнетет так, что она почти не заметила изменений. Хотя... Чуть легче стало. Воздух ночной как будто "живее" стал, как из затхлого чулана или подвала на улицу после дождя вышла.

Дело сделано. И дьвольские силы проклятого поезда вам более не угрожают. Ни вам, ни другим случайным путникам, которые могли бы оказаться в этом поезде из Преисподней.

Впереди ещё путь до ближайшего города или деревни, но в сравнении с тем, что вам пришлось преодолеть, это лишь легкая прогулка.

От предложенных европейцем сигарет маршал отказался. Ему-то и говорить было больно, поди надышался дымом от взрыва. Насчёт замечания про динамит Джед лишь пожал плечами – ему-то казалось, что закладку ирландец делал в другом месте. Но случилось то, что случилось.

Мортон был уже на ногах, когда выносили тело юного доктора. Голова гудела, глаз не видел, рука не слушалась, но как-то добрёл своим ходом до локомотива. На проклятую ведьму он даже не смотрел – не стал искушать себя желанием тут же расправиться с ней. Джедедайя был богобоязненным человеком и ко всему колдовству, которому стал сегодня свидетелем, относился одинаково – как проявлению дьявольских сил. Но терпел он чары колдуньи и фокусы картёжника, пока те были его союзниками и вместе сражались против толп оживших мертвецов. Сейчас же не было нужды в ведьме, отправившей на тот свет благородного доктора, пожалуй, самого безгрешного человека в этой компании, да и самого маршала чуть не погубившей. Но Мортон сдержался только по той причине, что обещал себе никогда больше не поднимать руку на женщин. Однако искушение совершить правосудие было велико.

Доковыляв до локомотива, маршал стал рядом с ирландцем, кивнул ему и стал ждать, когда курильщик закончит свои манипуляции со статуэткой. Стоял Мортон и смотрел в даль одним глазом, глядел на небо и кружащих в нём птиц, думая о своём. На душе становилось как-то легче, переживания отступили и появилось вдруг чувство, что это конец, счастливый для него, Джеда Мортона, конец. Чудом он пережил эту поездку, хотя мысленно уже много раз простился с жизнью и всё думал, что же скажет, представ перед Создателем. Но обошлось. Маршал знал, что прежним ему уже никогда не быть. Сегодня он стал свидетелем того, что перевернуло его взгляд на мир, открыло ему правду о том, чего он раньше не замечал и во что старался не верить. Мортон был бывалым воякой, неплохим стрелком и до сих пор считал себя крепким орешком, способным совладать с любым противником. Бог сделал людей сильными и слабыми, мистер Кольт уравнял их шансы, но колдовство снова спутало все карты.

Немного оклемавшись, маршал забрал из вагона свои пожитки, нашёл себе в вещах покойников парочку револьверов, которые заранее зарядил, собрал побольше патронов. Он понятия не имел, в какой стороне ближайший город и сколько ему времени придётся до него добираться. Первым делом Мортон собирался показаться врачу, который его залатает и, может быть, вернёт подвижность руке и зрение глазу. Дальше нужно было раздобыть лошадь и пуститься по следу ублюдка Руфуса Белла, которому Джед задолжал порцию свинца. Что потом? Это покажет время…

Картежница не пошла смотреть на попытку собрать статуэтку. Так и просидела все это время уронив голову на руки. И, постепенно, почувствовала, как тоска отступает. Жизнь, черт побери, продолжалась, несмотря на все грустные и печальные обстоятельства. Роберт был конечно славным парнишкой, и она обязательно найдет его родственников, но они ведь даже не переспали. Неизвестно, каким бы он оказался в обычной жизни и была бы ли у них эта жизнь. Слишком уж разными они были: расчет и азарт, благородство и коварство, ум и интуиция…
И пусть его тело лежит куском мяса, для Лиз он навсегда останется героем: чистым, отважным и благородным. Колдунья встала и вытерла ладонью мокрое от слез лицо. Надо идти. Вперед. К людям. Вместе с остальными выжившими. А там их дороги разойдутся. Навсегда или временно, кто знает?..
Элизабет не хотела смешить Бога своими планами, но надеялась на встречу с сотрудниками Агентства или Рейнджерами. Только эти конторы, занимающиеся сверхъестественным, мог иметь в виду ученный, рассказывая о знакомых представляющих государство. Картежница надеялась получить амнистию, в обмен на сведения о проклятом поезде и банде живых мертвецов. Потом нужно будет зайти в отделение детективного агентства Пинкертона и заказать им поиск родственников Роберта. А дальше ее ждет дочка, они уже столько не виделись…

В половине двенадцатого с юго-востока, шлепая натруженными ногами по железнодорожным шпалам, в Олдтаун вошел потрепанный человек лет пятидесяти. От самой станции за ним тащился спившийся индеец.

-Мистер! – жалобно канючил тот. – Дай десять центов!

Старик вынул из кармана пару ломтиков вяленого мяса, и сунул в руки страждущего, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на индейца единственным глазом, и воскликнул:

-Может быть, тебе дать еще мою ферму, и старушку Молли в придачу?

Зарвавшийся краснокожий понял всю беспочвенность своих претензий, и отстал.

Старик солгал: у него не было ни фермы, ни старушки Молли. У него не было даже шляпы. В город он вошел в драных, изгвазданных угольной пылью брюках, и не менее грязной, окровавленной рубашке. На ногах путника красовались запыленные, стоптанные сапоги.
Зато за плечами незнакомца висел туго набитый мешок, а в руках он нес внушительного вида продолговатый металлический контейнер.

Человек имел вид усталый и битый, но при этом гордый и довольный. Именно так обыкновенно выглядят удачливые старатели, внезапно обнаружившие на своей заимке богатую жилу, когда возвращаются в обжитые места.

«Я в Дублине старом служил кочегаром…» - хрипло запел одноглазый, подходя к заведению с соблазнительной вывеской «Салун».

Он быстро пересек пустой по дневному времени зал, бухнул на пол возле стойки свои пожитки, и каркающим вороньим голосом лаконично затребовал:

-Виски! Лучший! Бутылку!

Скучающий хозяин окинул непрезентабельного клиента внимательным взглядом, и лениво спросил:

-Деньги-то есть, мистер?

Вместо ответа незнакомец запустил грязную пятерню в карман брюк, и небрежно бросил на стойку охапку скомканных купюр…


***


Мурха перевернулся на спину, с трудом продрал словно бы специально кем-то заклеенные, как конверт, глаза, и увидел перед собой ровную дощатую поверхность. Слишком низко для потолка, слишком высоко для крышки гроба. Опытный пропойца, он сразу сообразил, что прикорнул под столом.
Кряхтя и постанывая, ирландец выкарабкался из-под своего постельного чертога, и огляделся.
Его взору представилась инсталляция «Утро Геттисберга», поставленная в отдельно взятом салуне. Зал был усеян бездыханными телами людскими, валяющимися вповалку средь обломков мебели и подозрительных луж. Этих недвижимых людей, застывших в самых невероятных позах, можно было принять за мертвецов, если бы не молодецкий храп, сопение и звучное хоровое испускание ветров. Амбре соответствовало картине – воздух был наполнен ароматами поля битвы, не прибранного похоронными командами.

Мурха с трудом сфокусировал глаза на барной стойке. За ней стоял смутно знакомый человек, с видом усталым и изможденным, будто после пары-тройки бессонных ночей.

-Добрый вечер, мистер Мерфи! – сказал тот бесцветным голосом.

О’Лоркейн проковылял к стойке, тяжело навалился на нее, и жестом показал, что страдает от жажды, которую водой не утолить. Получив стакан чего-то крепкого, страдалец осушил его в два глотка, блаженно рыгнул, и попытался обратиться к воспоминаниям.
Прошлое, увы, тонуло в густом тумане, из которого, словно неприкаянные души, выплывали отдельные эпизоды.

…допивает первую бутылку… жестикулируя, в красках повествует народу о своих похождениях. Народ внемлет. Он угощает всех… пляшет джигу под аккомпанемент банджо, скрипки и гитары… залихватский беззлобный мордобой… с пламенем и грохотом рвутся динамитные шашки. Водонапорная башня, как подрубленная сосна, валится поперек Мэйн-стрит. Бочка бьётся вдребезги, расплескивая десятки галлонов воды, и превращая улицу в грязное болото. Он с хохотом заявляет, что купит все водонапорные башни в Техасе, Нью-Мексико и Аризоне… нары каталажки… пьет виски с помощником шерифа по имени Коллин МакФаррел. Дурными голосами поют «Кэррикфергюс», заливаясь горькими слезами… пляшет джигу под аккомпанемент губной гармошки… мацает за жопу то ли Сару, то ли Стейси. Он зовет ее старушкой Молли… зацепился с какими-то залетными. Один хочет непременный шоудаун. С присущей ирландцам смекалкой разряжает в него обрез дуплетом, разойдясь шагов на десять… снова каталажка, МакФаррел, виски, «Кэррикфергюс»… пляшет джигу без всякого аккомпанемента…

В целом, Мурхе всё было понятно. Оставалось уточнить у хозяина салуна важные детали.

Гулял трое суток.
Разнес пол-города.
Споил все половозрелое мужское население.
Завтра поутру возвращается из недельного отъезда в столицу графства шериф.
Вечерний поезд на запад – через пол часа.

Мурха засобирался. К счастью, он успел снять комнату, пока не началось – его мешок и торба валялись там. Сграбастав пожитки, ирландец поспешил к железной дороге, раскачиваясь, словно боцман в штормливую погоду.
Страдая и скрипя, присел на рассохшуюся скамейку. В неверном свете керосинового фонаря, произвел ревизию.
Все тело саднило, ломило и крутило. Костяшки пальцев были совершенно разбиты и покрылись коростой. Не хватало зуба. Одежда окончательно обратилась в лохмотья, а от Мурхиной запашины поморщился бы и портовый нищий. Денег осталось долларов двадцать. Ружье Гаттлига куда-то запропостилось – смутно помнилось, что не то проиграл его в покер, не то заложил в «Дженерал Стор» за сотню…

Мерно постукивая колесами и отфыркиваясь паром, к платформе подошел поезд. Проводник смерил подковылявшего к двери старого оборванца брезгливым взглядом, и, поджав губы, процедил:

-Желаете ехать? Десятка за билет… с-э-э-р!

Четыре фигуры у разрытой могилы. Свет фонаря - нервные длинные тени.
Когда ирландец предложил "зарыть чертову куклу вместе с мертвецом" Оледеч не стал возражать. У него имелись собственные соображения по поводу идола. Но поступившее предложение им совсем не противоречило. В конце-концов, так ли уж нужно переть на горбу лишнюю тяжесть?
С ними нет священника. Каркающий голос ирландца произносит нехитрую отходную. Законник, здоровой рукой молча снимает шляпу. Русский затягивается папироской. Ведьма до белых костяшек сжимает ручку саквояжа.
Сейчас в неверном свете фонаря они сами похожи на духов, заглянувших из Земель Охоты на чужую панихиду. Рыжий и щербатый покровитель воинов и пьяниц. Искалеченное воплощение справедливого суда. Таинственный хранитель секретов, покровительствующий лжецам и игрокам. И дикая богиня безумия, умерившая свой пыл по случаю скорбного собрания.
Четыре фигуры стоят у могилы. И когда первая гость земли падает на грудь Роберта Марсельера, может показаться, что индейский божок, уютно устроившийся на мертвой груди, ухмыляется довольной улыбкой.

Могила закопана, фонарь погашен, на горизонте занимается рассвет. И людей, случайно севший на ночной экспресс, ничего не держит возле его мертвого остова. Ему предстоит заржаветь здесь, и скрыться под толстым слоем песка. Им - уходить. Только несколько слов на прощанье, между людьми Игры.
Константин Оледеч подходит к Элизабетт Мосс, протягивая ей пистолет, рукоятью вперед. Патроны рассыпаны по земле, в барабане лишь один, предусмотрительно прокрученный в противоположную сторону от ствола.

- Вы простились? Теперь, полагаю, это Ваше. Решайте, что с этим делать. Сила - это ответственность. И мы все отвечаем за свои поступки. Но если он даст осечку... к северу отсюда должно быть много хороших деревьев. С крепкими сучьями. - Оледеч кивает, поворачиваясь спиной, чтобы больше не оборачиваться. Ему безразлично что она выберет. - Прощайте.

В его собственном кармане страница из "Книги Игр Хойла". На ногах крепкие ботинки, в попутчиках два головореза. А денег в кармане - на одну ставку в ближайшем салуне. Карты розданы... можно делать ставки. И даже удваивать.


***

Слепой Бизон - шаман Детей Койота, сидит на вязаном коврике в глубине жилищем. Слепой Бизон на самом деле вовсе не слепой, но на его носу висят очки из темного стекла, в которых каждый, кто приходит к шаману за советом, видит отражение собственного лица. Он выменял их у одного смешного белого, отдав за этот чудесный предмет три амулета для укрепления мужской силы.
Тишину нарушает тактичное покашливание, заставляя шамана распахнуть глаза.
Перед ним, по другую сторону священного огня, там куда обычно являются духи, сидит белый человек в дорогом, но потертом костюме.

- Отличные очки. Просто последний крик моды. - У белого странный незнакомый акцент и трехдневная щетина.

Слепой Бизон не был бы шаманом, если бы не умел удивляться. Уметь удивляться - важное качество для любого шамана. Но если бы он не умел скрывать свое удивление, шаманом он оставался бы недолго.
Поэтому он лишь вопросительно изгибает бровь, так, чтобы она была видна над очками из темного стекла.

- Сразу к делу? Что ж... понимаю. Я здесь, чтобы сделать Вам предложение. - Улыбается белый. И заметив, что брови шамана поползли еще выше, добавляет. - Деловое предложение.

На вязаном коврике, перед священным огнем, в жилище шамана по имени Слепой Бизон, разворачивается железнодорожная карта.