Врачеватели | ходы игроков | Библиотека им. св. Ганса Кендадского под патронажем Его Величества Короля Нента, Владыки Морей, Властителя Земель, Патриарха Гор и Князя Неба Готфрида IV

ВОИН (15 ОД)

Классовый бонус: любой воин крепок телом – он никогда не погибает, если он просто изрублен в сражении и пал без сознания или обессилев: в случае, если враг специально не добил его, он может один раз за игру отлежаться и выжить, переборов самые страшные раны. Это не относится к ситуациям, когда поражающий фактор продолжает воздействие на воина: например, повешение, утопление, гибель под обвалом и т.п.

СПЕЦИАЛИЗАЦИИ:

МАГ (20 ОД)

Классовый бонус: любой маг крепок умом, и поэтому он может получать ОД, читая древние книги, а то и просто размышляя о сложных вопросах, которые другим и в голову не придут. В среднем маг получает больше ОД, чем другие персонажи, ведь он ориентирован на то, чтобы всегда учиться. На старте маг получает чуть больше ОД, чем другие классы.

СПЕЦИАЛИЗАЦИИ:

СВЯЩЕННИК (15 ОД)

Классовый бонус: любой священник крепок духом (и здравым смыслом), а потому – никогда не дрогнет, не начнёт метаться и паниковать. Чем Град Земной может устрашить того, чей взор обращён к другому, высшему миру? Священники иммунны к проверкам ПЭУ, а так же обладают значительной устойчивостью к магии разума.

СПЕЦИАЛИЗАЦИИ:

ВОР (15 ОД)

Классовый бонус: любой вор крепок рукой и быстр соображалкой – он никогда не совершит неловкое движение или очень уж большую глупость. Критический провал броска по ловкости и интеллекту невозможен – результат низкого броска автоматически рассчитывается, как если бы значение на кубе было 25. Это не спасёт во всех ситуациях, но спасёт во многих и убережёт от ужасных последствий 1 на кубе.

СПЕЦИАЛИЗАЦИИ:

РЕДСТОН



(Разные части этой пожелтевшей страницы исписаны разными почерками, некоторые слова зачёркнуты, часто автор (авторы?) противоречит сам себе, а кое-где ты можешь видеть заметки на полях. Похоже, это черновик чего-то, что так и осталось черновиком):

Красный замок. «Железный замок». Неприступная твердыня и родовое гнездо династии Эгильсонов. Готфрид I Змееголовый первым прошёл по пустынным чёрным тоннелям этого заброшенного места несколько веков назад. Он не встретил прежних Хозяев. Предание гласит, что лишь мелкий бес спросил его «…хочет ли благородный иметь здесь дом, и скот, и леса для кораблей, и золото для рыцарей, и древние камни, и меха дорогих зверей…» и возможно что-то ещё, по легенде Готфрид не дослушал - смахнул мечом лысую голову с тощих плеч и объявил своим воинам, что замок пуст и хорош – можно занять его и «разжечь огни, и тащить столы в пиршественную залу, и жарить битого зверя, и разливать по кубкам вино». В тот вечер у него ещё не было головы Змея. Ночью он разорвал на куски многих воинов и нескольких рыцарей, а на священника, что был с ними, изверг огонь. Как утверждает Франциск из Абелайо: «…кровь была на стенах, и на колоннах, перехлёстывала через балюстрады и липкие ручьи её стекали по лестницам, а камень сочился и плакал, и дымил смрадными парами ея…», а твердыня с тех пор приняла густо багровый цвет. Известный на просвещённом юго-востоке архитектор Клемансо де Солар, однако, приводит в своих путевых заметках иную версию: в виду значительного присутствия окислов железа в местных глинах, получаемый из них при обжиге кирпич имеет красный оттенок, откуда и происходит второе название замка. Еретики, глупцы и просто невежды часто приводят самые причудливые и абсурдные версии этой истории, однако, сомневаться в правдивости аббата из Абелайо нет причин – ему вторит и уважаемый Апулай Многомудрый: «…не было в той [имеется в виду королевство Нент] земле ни такого дома, который бы не обложил кровавой данью Змей, ни такого вольного бурга, который бы он не поверг в страх и пламя, ни такого кургана, на который бы он не садился, ни такой рощи, где он не вызывал бы на бой и не поедал бы Хранителей – люди, шедшие из этой земли сообщали о его законе пиршества и том ужасе, который он наводил на соседей. Никто не приезжал к нему верхом, не было турниров, и не было иных пиров, кроме его пира…». Всё это можно понимать как яркое преувеличение, рисующее в воображении жестокого и властного государя, если бы не многочисленные свидетельства современников, описывающие змея «…поднимавшегося с горы [Редстон расположен на скалистой естественной возвышенности] и кричащего, что самое камень и самое пустая [по местным языческим поверьям духи не могли обитать в земле, и оттого она не могла «дрожать», была «пустой»] земля повергало в дрожь…» (Франциск) или «…бывшего о три межей до хвоста… грянулся на них [селян] и избил крылом, хватал зубами… воистину то был Демон…» (Толермо). Некоторые полагали, что в замке угнездился сам Враг рода человеческого: «Ходит на двух ногах, сердца человеческого не имеет, рогат и метёт хвостом, вислыми крылами тащит по земле и по камню, и по всякому гаду, зверю ли человеку, рычанием жесток… езмь Сатана» (неизвестный монах из Нели). Представление о том, будто бы Готфрид I превратился в чудовище - это миф. Легенда была создана его противниками и врагами его рода, чтобы очернить всех сыновей Эгиля. Очевидно, что в действительности он был человеком, ведь доподлинно известно, что у Готфрида I было несколько сыновей, старший из которых – Рудольф – после исчезновения смерти отца принял трон. Рудольф Эгильсон перестроил часть замка по собственному разумению, часто непонятному уже его современникам: он начал своё правление с того, что собрав пятьсот каменщиков и плотников велел им снести или разобрать донжон. Однако, сделать этого по какой-то причине ну удалось (донжон Редстона стоит до сих пор), тогда он велел «…закрыть его камнем», что подразумевало просто замостить. Вместе с донжоном «закрытой» оказалась тюрьма замка, находившаяся под ним и замковая часовня, которая занимала один из верхних этажей Башни. Рудольф создал наземную замковую тюрьму в одном из бывших жилых помещений, а часовню разместил в угловой башне внешнего кольца стен, что вызывало у всех удивление. Летописцы тех лет (как это часто бывало с историей Редстона) расходятся в определении причин неудачи Рудольфа, пытавшегося снести донжон. Одни говорят, что того не желал дух самого Готфрида. Иные утверждают, что твердыня представляет из себя не комплекс отдельных построек, а цельную, сложную и изрытую ходами-норами «глыбу», в которой переплелись в единый ком башни и мосты, ворота и стены, ходы и пассажи, жилые румы и башни выведенного дозора, бастионная часть и дворцовые пристройки новейших хозяев, а потому разрушить донжон было бы то же самое, что выдернуть из животного позвоночник – цитадель была конструктивно связана со всем остальным комплексом, который мы знаем под именем Редстон. Следующим хозяином замка был брат Рудольфа – Готзон Угодник. Его правление отмечено тем, что при нём замок впервые в истории новых правителей Редстона держал длительную осаду. Остатки орды варварских племён, теснимых дожами Пяти Городов с юга пришли к его стенам, где встали шатрами, разоряя окрестные города и селения и ожидая, когда рыцари Готзона начнут умирать от голода. Готзон обезглавил их войско смелой вылазкой, что породило слухи о созданных им подземных коммуникациях, которые позволили оборонявшимся обойти осаждавших и застать их вождя врасплох, но подтверждения этому нет и скорее всего ничего подобного в реальности не происходило. Первой причиной является то, что Готзон, известный своим благочестием, долго молился Господу нашему о заступничестве и однажды ночью ему было видение о победе – он не долго думая собрал своих отважных воинов, стремительным ударом разбил препоны врага, настиг языческого вождя и, вскинув его окровавленную голову высоко над полем битвы, издал такой клич мужества, что варвары дрогнули, а ночная мгла расступилась и настал рассвет. Вторым объяснением может быть тот факт, что Редстон расположен в крайне неудобной для проведения подземных коммуникаций каменистой местности, возведение столь длинных и надёжных внешних тоннелей в столь короткий срок представляется просто невозможным в то время упадка инженерной мысли, которым ознаменовалось правление Готзона Угодника. После своей победы Готзон приказал разобрать закрытый донжон и создать в нём галерею святых заступников. Вскоре после того, как работы начались, правление Готзона закончилось, а на трон Нента взошёл его старший сын Готфрид II, который в том же году погиб от руки не признавших его власть знатных властителей Нента. Королевство надолго погружается во тьму раздробленности и войны каждого с каждым, Редстон не раз меняет хозяина. Неизвестно, была ли построена запланированная Готзоном галерея, но когда власть линии Эгильсонов восстановилась в Ненте, новый хозяин замка Ярн Упрямый с удивлением, веющим от скупых строк сквозь века, отмечает, что донжон – мощнейшая цитадель замка и достойное жилище любого властителя – замурован и в явно заброшенности. Правление Ярна было недолгим. Ярн завязал активную торговлю с заморским югом и вступил в борьбу за влияние с безраздельным владетелем «золотых путей» тех лет – Благородным Обществом. Вскоре Инквизиция обвинила его в поклонении дьяволу, и он был сожжён заживо вместе с семьёй. Бесовские знания, нашёптываемые ему придворным магом, который прибыл к нему из-за моря, затмили ум государя и отвратили от истинного и ясного восприятия вещей – обезумев, он приказал своим ближайшим сподвижникам скорее сжечь себя, пока он не натворил бед. В народной памяти он остался образцом благочестия и героической жертвенности, подобающей всякому достойному правителю и воину. Однако, династия Эгильсонов не прервалась: мудрейшие из знатных властителей, боясь второй кровопролитной войны за престол, отправляют письмо племяннику Ярна – Готфриду III. Готфрид III Железнолобый прибывает в Нент с отрядами верных людей и полководцев с севера, где он находился на службе у правителей далёких земель. Оттуда он привозит влияние северной фортификационной и архитектурной традиции. Его правление – период разрушительных войн с соседями и мятежниками. Редстон подвергается нескольким штурмам и частично перестраивается Железнолобым Полковдцем для нужд обороны. В это время он потерял часть своей «дворцовости» и приобрёл былые мрачные, «замковые» черты, если можно говорить о большей мрачности и замковости в отношении Редстона. Сегодня Готфрид IV Эгильсон правит замком и Нентом мудрой и твёрдой рукой, твердыня восстанавливается и украшается, в неё свозятся уважаемые рабы-архитекторы и богатства, а сам замок являет собой один из архитектурных бриллиантов Нента и мира. Славься Готфрид Защитник и будь благословен хранимый Господом род твой, долгие ему лета! Во имя Богочеловека, Трёх Истин и Святых Заступников! Да будет так.

Отрывок из "Суммы архитектуры" преп. Томаса Несского

ВРАЧЕВАТЕЛИ



Врачеватели – организация, чья цель познание естественных причин болезней, создание лекарств и методов лечения. Маги относятся к ним с презрением. Церковь не одобряет их профессию и стремится демонизировать фигуру врача-рационалиста. Сегодня нет ясности с тем, как зародилось движения Врачевателей. По одной версии, его истоки восходят к древней, ещё доимперской натурфилософской школе, которая дала миру первых Врачевателей и первых Алхимиков. По другой версии Врачевателям не тысячи лет, а гораздо меньше. Сами они считают, что оформились как организация с первыми вспышками охвативших мир пандемий. На заре своей истории они были разрозненными объединениями учёных-медиков, стремившихся противопоставить что-то стихии болезни. Тогда Врачевателем мог быть и маг, и священник, и алхимик. И это слово ещё не писалось с большой буквы. Правители поражённых болезнью городов и областей в отчаянии приглашали к себе ко двору любого, кто обещал, что способен остановить пляску смерти. В мутном море шарлатанов, религиозных мракобесов и мистиков, Врачеватели находили друг друга и устраивали общины, чьё влияние, в том числе и политическое, росло, с ростом нужды в них. Сегодня это нерелигиозный орден, имеющий устав, строго регламентирующий образ жизни и мировоззренческие принципы Врачевателя, а так же иерархию должностей, где Великие Магистры составляют совет («Коллегию), принимающий важнейшие решения, офицеры («высокие кураторы») занимаются вопросами непосредственного управления, опытные врачи («врачеватели») занимаются лечением и исследованиями, а «помощники» выполняют хозяйственные функции. Врачеватели открывают ветви своего ордена в городах и замках влиятельных правителей, взимая с них значительную ренту за это, которая не отменяет платы за само лечение, лекарства и исследования. Конкурентная борьба, погромы, гонения, нищета и массовая гибель врачевателей ранних лет ожесточили сердца современных Врачевателей. Это осторожные и расчетливые политики, которые помнят каждый камень, брошенный в них и каждый костёр. Врачеватель никогда не лечит священника – это закон.

ГРОСФОРД



(Ты видишь один из знакомых тебе уже почерков и сделанные им же заметки на полях кое-где. Похоже, судя по старости бумаги, на сей раз ты имеешь дело уже с оригиналом)

Гросфорд. Деревня на реке Анлер, являющая собой замечательный образец восточно-нентского каменного зодчества.

История

История Гросфорда, по-видимому, начинается в доимперскую эпоху, когда здесь впервые появилось поселение рыболовов и охотников. Однако, достоверных сведений о том, доисторическом «Гросфорде» не сохранилось – до нас дошли лишь древние наконечники стрел и гарпунов, легенды современных жителей о мистических «старых» и «тех!», да несколько рисунков на черепках, изображающих быт древнего человека.
Империя по достоинству оценила судоходные качества Анлер и основала здесь форт для контроля важного транспортного канала в восточной области региона. Сегодня это кажется невероятным [Анлер – небольшая речка-ручей, не способная нести не то, что корабли с большим водоизмещением, но и в некоторых своих участках даже просто лодку], но имперские хроники описывают эту реку как полноводную и широкую – настоящую транспортную артерию. Сохранилось имперское название форта – Рийормадо, «страж-на-реке». Известно, что форт был сожжён мятежным имперским стратегом Пулом Улыбающимся, который, отступая, приказал высечь на крепостной стене: «Ήταт βάμδα – Ήταт ύλψιόνβάμδα - Ήταт Ζήταίώτακάππασίγμαβάμδα!». По разным версиям эта легендарная надпись сохранилась и по сей день, лёжа в фундаментах и стенах гросфордских домов – одни полагают, что варвары пришедшие сюда, после падения империи использовали для постройки своих жилищ камень форта, иные утверждают, что во время Дурацкой войны сам св.Анри нашёл обломок той стены и притащил его к городским вратам [тогда «Гросфорд» имел городские врата, поскольку был укреплённым городом, а не деревней], чтобы воодушевить воинов и напомнить им о мужестве, что всегда было присуще защитникам этого места. Гросфорд [своё имя он получил как раз тогда, согласно легенде варварский вождь Ситторих, увидев место изрёк: «Хорошее место, чёрт возьми! Воины! Давайте-ка встанем здесь лагерем да разберём вон те камни, чтобы возвести стены и жилища!», что на наречии дикарей как раз и было: «Гросфорд!», лингвисты Академии, однако, полагают, что это имя следует понимать просто как «широкий борд» или «хорошая переправа»], но несмотря на это был сожжён «королём-дураком» Магнсуом Лишённым и долгие годы существовал не иначе, как в виде воспоминаний и пепелища.
Позже на его фундаменте появилась небольшая деревня, которая и существует там благополучно уже несколько веков, спасибо Государю и святым.

Современность

Планировочно и архитектурно современный Гросфорд представляет собой типичное речное поселение восточного Нента – постройки расположены вдоль реки, являющейся «осью поселения», которое своими улицами повторяет её изгибы. Едва ли Гросфорд сегодня можно назвать городом – он мал и не заключён в кольцо городской стены, однако, в поселении есть великолепная каменная церковь, а сами здания не без доли изящества вписываются в зелёный ландшафт строгой и приземистой геометрией своих форм. О церкви Гросфорда нужно сказать подробней. Она являет собой уникальный образчик отточенности мастерства и зрелости классической традиции церковного зодчества. Мне доводилось общаться с уважаемым Клементом из Карно, который был знаком с внуком архитектора и создателя этого примечательного здания Жана из Рю. Уважамый аббат Карнийский так поведал мне об этом: «В своих дневниках он вспоминал о будущем творении: ‘Я возведу здесь церковь из серого камня [пористый плексоцвет] с двумя колокольнями и двумя капеллами, обращённую папертью на юг, к великим хребтам, откуда течёт Анлер и откуда пришли сюда с благой вестью совершенносвятые [сегодня за такую ересь трещал бы уважаемый Жан на костре и вспоминал в последний раз со слезой родной вольнодумный Рю, где он, видимо, и набрался отступнических идей]! Я соберу умелых каменщиков, и плотников и мастеров всякого прочего дела: резчиков, стекольщиков, красильщиков, земельных шептальников, добрил – кои здесь живут во множестве. Крестовая башня [башня над средокрестием] будет о четыре угла, высока и горда шпилем. Наос же будет о трёх нефах, как строят во Труоре, а колонны с полами и арками облицуем из самого чистого мрамора!’».
В плане гросфордская церковь представляет собой классический крест, где два прямоугольных абсиса в стиле северных церквей выступают по обе стороны здания, а вытянутая основная часть (состоящая, как и планировал зодчий, из трёх нефов, разделённых колоннадами) обращена папертью на юг, а алтарной частью с тремя (позже архитектор, видимо, изменил решение) капеллами – на север. В строительстве использовался качественный, устойчивый к температурным перепадам кениндадский мармор и местный пепельно-серый плексоцвет. Церковь особенно примечательна своей башней, которая достаточно высока для такого здания и видна издали, напоминая по форме остро отточенный гранёный карандаш.
По легенде сам св. Хлодвиг однажды переступал порог этой церкви, где у него был разговор с молодым священником. Помолившись и поговорив с ним, он оставил ему свою латную перчатку. О чём был тот разговор – гласят предания и россказни досужих фантазёров. Тот молодой священник вскоре погиб, а великая святыня – оказалась утеряна на веки.

Отрывок из "Суммы архитектуры" преп. Томаса Несского


(внизу ты видишь примечание)

Сие прочтения пристрастного взыскует. Аббат из Несса – вольнодумец. Не выносить для общих залов в таком виде. Запросы Академии отложим. Всему хороший час. А эта «сумма» - последняя, даруй нам, Боже, - пусть полежит у нас на полках век-другой.

(и подпись)

Эмома, Старший библиарх.

ЧУМА

ПЕРВАЯ ЧУМА


Первая чума была добра. Как сестра, как жена, как мать. Она не терзала души людей, просто забирала тела. Брала за руку бедного и богатого, праведного и безбожника – и уводила в иной мир. Не такова была вторая.

ВТОРАЯ ЧУМА


Никто не сомневается, что первая, телесная чума – лишь верхний, видимый слой чумы настоящей, что пришла после. Её материальное проявление. Эпифеномен. Истинная чума не имела ничего общего ни с бубонами, ни с лёгочной инфекцией, ни с грызунами-переносчиками. Она не убивает, но искажает образ, данный Богом косным вещам и тварным сущностям. Зверь сходит с ума и превращается в чудовище, одержимое болью и голодом. Дерево источает чёрные смолы-слёзы, раскачивает больные хищные ветви. Земля родит не хлеб, но сорные, нездешние травы. Человек теряет свой облик и становится вместилищем для сонма Голодных, что жаждут поселиться в ослабленных и расколотых телах. Иссушающую жажду и голод испытывает такой зачумлённый, он стареет, но смерть не приходит, он испытывает боль, но нет онемения и привычки, он захлёбывается жаждой жизни, но пожирая её не может насытиться не на миг – съеденная им жизнь устремляется мимо него, и так он пребывает в вечном страдании, вгрызаясь в самую сочную пищу до хруста в зубах и боли в дёснах, но не насыщаясь. Часто он может принять самые разные формы и иметь самые странные силы. Это вторая чума.

ТРЕТЬЯ ЧУМА

Говорят – грядёт третья.

МИФ О СОТВОРЕНИИ ОГНЯ



(очевидно, запись содержала комментарии писца, компилятора и переводчика, но их имена, как и сами комментарии, вымараны так, что прочитать их совершенно невозможно, остались только убористые некрупные буквы самой истории, записанные неизвестно кем с непонятно чьих слов)

Садись поближе к костру и не бойся, что он слизнёт шершавым языком твои волосы. Так же не съест он ни твоей сумы, ни сапог и не расплавит чужого символа веры, что у тебя бережно спрятан под грубой одеждой. Как видишь - мы подходим к нему почти нагими, но он не сжимает нашей кожи, не испекает наши лица. Не тронет он и тебя, ведь ты не лич, и не гуль, и не пьющий-две-жизни, и не мумия, и не тёмный вассал, и не бредящий сон, и не кто-то из тех новых, для кого у нас нет имён. Отхлебни этот отвар из листьев какури, и прими эту пищу, и слушай: когда-то не было в мире огня.

Не было огня, а Ортос был человеком, он ходил нагой и сырой, как сегодня все мы. Догонял косулей на бегу и бросал на колени, хватая их за рога. Ловил рукой перламутровых рыб Ла-Мури, какие перевелись сегодня уже в наших реках. Однажды он шёл по горам с двумя друзьями Энаньей и Ригом, и случился обвал. С грохотом катящиеся камни перемололи кости людей и разбили их головы, и погребли их в пыли, потому что они не уважали духов и громко пели в горах, тревожа их сон. Молчаливый же Ортос, с рождения бывший серьёзным и духов всегда почитавший, остался в живых, чтобы было кому передать остальным назиданье. Долго он горевал, и хоть смугл он был, а сделался бел, как зола и как той горы пыль, где друзей он оставил.

Пей, незнакомец, отвар и к печёным ломтям прикоснись, уважай наше гостеприимство.

Много разливов реки Ха-Минур миновало с тех пор. Ортос складывал песни, загадки изобретал и ходил на охоту. У него была женщина, но она умерла, имя теперь позабыто. И маленький сын. Когда Ортос ходил на охоту, тот оставался в надёжной пещере. Однажды, вернувшись, сына играющим он обнаружил с людьми и едва удержать удивлённый и радостный крик мог. То были милые взгляду Риг и Энанья, с кем пел он про звёзды и на праздниках с кем устраивал в мудростях и находчивости поединки. Риг был прежнего крепче, а Энанья умна и красива. Он поведал о том, какие познали они испытанья. А она - рассказала, что духи, обиду забыв, им на землю обратно идти повелели.

Отложи же перо и насыться питьём, преломи с нами хлеба. Пей отвар и вкушай оленину, и будем мы в дружбе.

Но не ведал ни Ортос, ни сын его малый, что не всё им рассказано было. Духи гор не забыли обид, не простили, но за дерзость и нрав неуступчивый, глупый - прочь прогнали Энанью и Рига из горного мира. Наложили проклятье за то, что законы они их презрели. Обрекли их скитаться, слабея, и в голоде вечном. Ни живы, ни мертвы - а наказаны были навеки. Не заметил тогда добродушный и честный хозяин ни голодного блеска их глаз и ни бледности лика.

Ты стремишься проникнуть в слова и сложить в переводе той же правды рассказ и такого же склада, что слышишь, - так забудь про перо, внемли мне, отложи свой пергамент. Пей из древа какури отвар и закусывай олениной. Станет память крепка, что углём по древесной пластине в ней выведешь знаки, станет ум разбирать нашу речь и быстрее и лучше. Как вначале не слышал ты ритма, а ныне же - слышишь.

Вышел Ортос охотиться, малого сына на друзей своих верных в пещере оставив. Тут же Риг и Энанья, снедаемы жаждой, крови детской испили и съели живущее сердце. Столь был Ортоса сын преисполнен клокочущей жизни, что ушла бледность с лиц и убийцы зачали ребёнка. Хитрым словом и силой, что узнали они в горном мире, как две искры огня на убитого сделали тело похожим, только душу из света и силы вложить не сумели, но создали тварь тёмную и сырую.

Пей и ешь, наполняйся, покуда возможно. Ты не знаешь, какой будет дальше дорога. Насладись же горячей, хорошею пищей.

Когда Ортос вернулся, он сразу всё понял, не узнал он в похожем чудовище сына. Но умён и спокоен, он вида не подал, а с улыбкой гостям предложил угощенье: куропаток и рыб, и оленей, и вепрей. Прежде был человек великан, оттого ел он много. Вечный голод глодать изнутри их опять уже начал, с радостью потому все на пищу набросились трое. Ортос вышел и к солнцу в слезах обратился. «О, Великое Око, извечно всё видишь! Тот, кто другом себя называл, отнял сына! Я убью их, но будет мне этого мало! Буду вечно растратить свой гнев я не в силах! Помоги мне ответить им мерой за меру – не по мне нанесён был удар, не по малому сыну. Но по дружбе, а это стократ мне больнее – сердце жжёт, не могу удержать это жженье!»

Вижу, боек твой взгляд, а рука знаки чертит скорее. Вот, испей эту чашу и далее слушай. Ты готов понимать и увидеть глазами картину.

Там разверзлась земля, где стоял сокрушавшийся Ортос. Волны пламени хлынули, всё пожирая. Воздух, что из печи, – всё сжигал, а из пепла – соткалась простыня, что на годы застлала всё небо. Брызги пламенных волн разлетелись по свету и стали кострами. В каждом доме горят они, в каждой деревне, чтобы ночью, когда в небесах нет светила, – прогонять неживущих и алчных от дома людского. Вмиг сгорели в том пламени Риг и Энанья. Лишь в преданьях теперь мы о них вспоминаем. Но сбежал из Котла, что вскипел, когда Ортос заплакал, их младенец, клыкастым и сумрачным ставший. Днём скитался, всемирным огнём обжигаем, оттого почернел и обуглился, как головёшка. По ночам – нападал на людей и сжирал их. За подменышем гонится и доныне род и племя его проклинающий Ортос.

Не спеши, посиди у костра, добрый странник. Видишь, был он высок, стал углями. Так и жизнь, наполняясь сначала до края, словно Ортоса сердце, выплёскивает своё пламя. Всё однажды, что было пожаром, то станет золою. Поразмысли об этом, когда забирать тебя будут. Не звезду и не месяц несёшь на груди ты, а квадру. Этот знак я давно у тебя заприметил. Не кричи «Ноги, ноги!», ползти не пытайся – скоро листья какури и руки привяжут надёжно. Мы дружны с Инкх-Визицией, ты станешь тоже. Добрый друг мой Эмома придёт на рассвете. А пока полежи, полюбуйся на звёзды. Сколько в небе причудливых разных созвездий! Наслаждайся теплом у костра, ведь кто знает – так ли следующий будет ласков.

МОРОВОЙ ГИГАНТ

Viribus unitis

Сейчас, когда я пишу эти строки, память о той приснопамятной ночи, полной чудовищ и непроглядной тьмы еще жива и горяча, и мелькающие перед глазами воспоминания, словно обрывки жутких кошмаров, запеченных в пепле, пропитанных чадом дыма и запахом крови, до сих пор бередят моё воображение с неумолимой силой.
Ворвавшись в Церковь и разметав всяческую чумную тварь, что решила потешить свой желудок забредшими на ужин в проклятый Гросфорд живыми, мы, Врачеватели, столкнулись с угрозой, которую не ожидали встретить - бессчетный рой жужжащих и жалящих нас мух, казавшийся доселе относительно безобидным, по чьей-то высшей злобной воле вдруг "сложился", если так можно выразиться, в причудливую конструкцию; размерами сие, с позволения сказать, существо обладало воистину громадными - высотою моровой нечестивец составлял не менее восьмидесяти футов; вес же его автор рассчитать не решается, но грохот от приближения зверя сотрясал землю похлеще мощнейших землетрясений, которые ему - автору - удавалось застать и пережить на собственной шкуре: дома каменной кладки ходили ходуном, словно игрушечные, а мостовая гудела и мелко тряслась под ногами.
Клыки-иглы гиганта длиною в два-три локтя торчали частоколом из его отвратительной пасти; сотни бусин-глаз, словно грозди червивых вишен, только величиной с гусиное яйцо - огромные, сверкающие, маслянисто-блестящие и следящие неотрывно, внимательно и почти с пониманием; трехпалые бревна-руки крошили на мелкую гальку гросфордские постройки с той же легкостью, с которой малые детишки громят лесные муравейники; трехпалые же лапы-ноги, в какой-то причудливой форме отдаленно напоминающие птичьи (виной тому выгнутые назад булыжники коленей), с каждым шагом создавали такой грохот, какого автор еще не слыхивал, даже побывав в самых неспокойных морях в периоды яростных бурь и опаснейших гроз; сотрясающийся мерзостный зоб, похожий на гигантскую синюшную мошну, которая раздувалась, гудела и пульсировала, едва в неё сваливались тела прокаженных, проглоченные гигантом (N.B! очевидно, самое слабое место гиганта - видимо, с помощью него нечестивец-городовой оживлял проклятых безумцев, напитывал их чумной силой, а после изрыгал мощнейшим потоком исковерканные черные тела, выставляя против нас всё новых и новых бойцов; именно в этот пузырь я посылал болт за болтом, пока чудовище не поникло, вскинув свои лапы к небу, и не развалилось роем гудящих мух).
Но более всего опасны были не острые клыки, не вздувающиеся кузнечные меха мерзкого зоба, не чудовищная громада рук и ног мушиного великана - более всего было опасно его пагубное, критическое и подавляющее влияние на рассудок. Само появление гиганта на поле боя повергло всех нас - и воинов, и священников, и даже меня, путешественника, повидавшего на своём веку много странных и страшных вещей - в шок и трепет. Невероятную силу воли пришлось проявить каждому из нас, чтобы не сломиться под гнетом его чудовищного гипнотического влияния. И, ценою огромных усилий, мы смогли победить, потеряв одного бойца - лучшего из лучших, известных мне на тот момент, мастеров меча.
Гросфорд был очищен от чумы огнём и мечом.
Так начинался наш путь - с таких тяжелых и неподъемных шагов еще в самом начале, с первых ступеней на пути к Истине и Очищению.
Но что же было дальше? - спросите вы.
И я отвечу..

Идальго Карстен Ди Саббия, картограф

Прим.: по словам матери Мессалины, которая являлась непосредственным участником тех событий, одним из важнейших орудий против гигантов, согласно Варфоломею Пустыннику, является любое острое колюще-режущее оружие, будь то копье, меч, кинжал или же стрела. Запомни, если встретится тебе на пути гигант, великан или любое другое существо, схожее с перечисленными в размерах или по природе - не вздумай сражаться с ним тупым предметом, навроде молота, булавы или даже дубины.

Но лучше беги.