'scaur' | ходы игроков | 'rumi'

Бороде было хорошо. Полюбил он базары сразу - это ж как ярмарка, только круглый год! И намного больше, чем у них в деревне.
Продавцы орут что-то, животина мычит. Детишки сорванцы бегают, кошельки срезают. Эх!
Совсем приятной картину делает здоровенный горшок пива, что Борода носит, нежно прижав к своему пузищу и периодически отхлебывая. Какого хрена горшок? И не стало ли пиво на такой жаре подобно ослиной моче по вкусу? И где он вообще это взял? А вот так. Горшок. И - неизвестно, мочи ослиной пробовать не доводилось. А пивко нормальное. А где взял? Ну дык тут. На базаре. Вроде.
Ходит Борода по рядам, накачиваясь постепенно. Улыбается, смеется, с торговцами шутки шутит, хоть и не понимает ни черта. Рожа красная, довольная. Деньги щедро раздает, повсюду для себя диковины находя и их приобрести сразу страстно желая.
А тут Недомерок, "Человек государственный", вона к кому-то прицепился, заноза эдакая. Заливает опять это свое, хе-хе-хе. Постоять послушать стоит, он бывает так завернет, что обхохочешься.

А Вьюга тем временем лежал на спине и водил ножиком по точилу — вжик-жик. Вжик-жик. Вжиииик-жиииик.

Время тянулось, как смола на жаре за пределами казармы. Ну и хорошо, пусть его тянется. Вьюга критически осмотрел лезвие ножа — бриться можно, хотя у него-то борода с усами не росла, да и вообще в его краях у мужчин не было этого. Когда юноше исполнялось пятнадцать, он сбривал на голове все волосы, кроме одной пряди. Эта прядь была священной — если воин погибал, то ухватив за нее, убивший его противник срезал вокруг волос круг кожи и носил этот трофей, как символ доблести. Если женщина была воином, она тоже сбривала все волосы, кроме одной пряди. Но таких было мало.

Вьюга и сейчас делал так же. Только не было в этом никакого смысла — под шлемом в бою никто твою прядь не видит, и вообще, "железные люди", как их называли, когда они только пришли в его края, задолго до его рождения, рубили головы целиком, а волосы стригли коротко — не ухватишься толком. Там, в лесах, на земле его предков, война была другой. Там сражались воин с воином, равный с равным. Там бились за луга и за воду, за небо над головой и за племенные святыни, за скот и за пищу. "Железные люди" воевали скопищами — толпа, построенная в ряды, набегала на толпу, и часто нельзя было сказать, чей именно удар поразил врага, твой или твоего соседа. Дрались они за деньги, и за эти деньги легко могли уничтожить врага до последнего человека, вырезать до последнего ребенка. Просто потому что им так приказали, не задумываясь, что хорошо, что плохо. В этом было что-то завораживающе простое и в то же время непостижимое.

Хотя и тут было полно трусов, все равно иногда ему казалось, что у железных людей нет сердца. Но он продолжал отрезать у убитых врагов уши, с которыми их сила и храбрость переходила к нему.

Разведчик резко выбросил руку, чтобы броском ножа пригвоздить муху к стене барака. То, что он лежит, не значит, что он теряет форму. Наоборот, резко переходить из состояния полного покоя в состояние пружинисто-взрывной готовности — одно из тех умений, что однажды может спасти жизнь.

Вьюга выдернул нож из стены. А вот теперь он в совсем другой стране. Здесь живут люди песков, еще менее понятные, странные и неприятные. Здесь он не отрезал еще ни одного уха — лучше местным властям не знать, что именно он, Вьюга, убил того или другого. Не стоит носить с собой улики. Он усмехнулся — в его родных краях ему пришлось бы час объяснять соплеменникам, почему именно не стоит.

Нет, он теперь стал другим. Сам стал "железным человеком" без сердца. И прядь на голове этого не изменит.

Покачал головой.
Вздохнул.
Недомерка сурового по плечу похлопал умиротворяюще.
Торговца успокоил:
"Уважаемый, не волнуйтесь. Господин Недомерок очень чувствителен к подобным мелким ошибкам. Однако я думаю, что благородным господам не стоит заострять на этих мелочах внимание."
Бросил книжку в сумку к уже подобранным свиткам:
"В конце концов, изучить дневник тоже полезно для ученого."
Швырнул торговцу мешочек монет.

- Еще как чувствителен. - подтвердил Недомерок, не до конца понявший, почему нужно простить гадского торговца, но целиком и полностью доверявший чутью ветерана. Видимо Череп, как и положено воину опытному и умному, придумал что-то более хитрое, чем простое получение денег с недостойного торговца книгами. И теперь старательно делал вид, что ничего этому книголюбу не угрожает, чтобы усыпить его бдительность. Умело скрывая разочарование от того, что книга с бабами попадет в собственность Отряда немного позже, Недомерок двинулся следом за рассчитавшемся с торговцем Черепом, но перед этим, все же не удержался и демонстративно тыкнул двумя пальцами сперва напротив своих глаз, а потом ими же в торговца, мол, слежу за тобой гад, так и знай.

Череп себе отхватил пару свитков интересных и потрепанную книжицу, название которой можно было перевести как "Книга Мёртвых" - произведение, наполненное темной силой, но, к сожалению, безмерно устаревшее и посему абсолютно бесполезное. Например, даже Череп знал, что желчь гусаков для варки зелий вышла из употребления два века назад, а гекатомбы давно не находят одобрения властей. Попади эта книжка в руки Черепу, живи он полтора-два века назад.. Да ладно, чего уж теперь мечтать.
"Вырвите перья из зада гусиного, сожгите в бронзовом сите, используя чистый порошок серный, после чего смешайте полученный ингредиент с двумя мерами крови кентавра и втирайте полученную смесь в больную поясницу утром и вечером" - продекларировал Череп себе под нос, задумчиво листая трухлявые странички томика и щеголяя по базарной улице в новоприобретенной заморской шляпе с длинным голубовато-сиреневым пером павлина.
Недомерок урвал себе интересный кинжал, расписной, с рукояткой червленого серебра и загадочным камушком в яблоке. Вроде бы, бесполезная хренотень - что, не видал он что ли таких кинжалов? Ан нет, приглянулся. Не бабий это режик, явно. Торговец, скотина, всю душу выел - толстый, потный, усатый, как сам Дьябул, пушт, разевая свой треклятый рот, называл суммы, от которых Недомерок краснел и хватался за оружие, благо, братья не позволяли коротышу высвободить топорик из-за ремня и ответить сталью на такое оскорбление.
В конечном счете, договорились. И даже никто никого не убил и не покалечил.
И теперь Недомерок шёл довольный, поглаживая кинжальчик на поясе. Хорошая вещичка.
Шрам купил алую чалму с золотым тиснением, перчатки козырные, легкие, прочные, плюс, в них не жарко было совсем, даже при такой погоде. Успел выхлестать винца и съесть жареную тушку какой-то птицы, нанизанной на палочку. Шутил, смеялся, да так и не заметил, как профукал кошель, а когда заметил - разозлился, чуть не разбил башку мимо проходившему простолюдину, заметил, как разбегаются с шумом беспризорные детишки, да никого поймать не успел - всё-таки, это их родной город, а не Шрама. Загрустил.
А Борода, поотстав от основной компании немножко, в поисках места, где можно было бы излишки пива слить, ворвался в темную лавку, пропахшую алхимией и старьем, забитую вещами непонятными, которой владел крошечный, сморщенный и вонючий старикан с лицом, похожим на грецкий орех.
Старик большого белого человека не понял, как тот не пояснял, что ему нужно, а протягивал сушеные головы своих предков, нанизанные сквозь уши на посеребренные ниточки, бусики и прочие драгоценности показывал. А когда Борода, окончательно расстроившись и решив отлить на улице, развернулся, старик остановил брата и, показав универсальный знак, мол, "гони монету", выдал Бороде кольцо, очень и очень непростое. Вернее, с виду - обычная гайка, ничем не примечательная. Но как только Борода колечко на палец надел - причем, казалось, что не налезет, а стоило протолкнуть с силой чуток, и село, как влитое - сразу почувствовал, как трезвеет. Колдунство сильное, не иначе!
Когда обернулся, чтобы старику сказать что-то, понял, что у стены глухой стоит. А кошелька и нет. Осмотрелся внимательно, потрогал стену шершавую, даже постучал кулаком - нет, точно не фальшивая. Почесал репу, на палец указательный посмотрел - вот оно, кольцо. Шума пивного нет в голове. Денег нет в кошельке. И кошелька нет. И старика нет.
А кольцо - есть.

Под вечер, расположившись в именитой чайхане, расположившейся недалеко от Ржавой площади, набрали на остатние деньги напитков и еды, выкупили двух девок - сразу на всю ночь - которые так и вились вокруг Бороды (тут надо отметить, что у пуштов есть поверье, будто бы у большого мужчины обязательно большое хозяйство, так уж повелось) хихикали, как портовые девки, и лезли целоваться к братушкам.

* * *

Вьюга практиковался в метании кинжала чуть ли не до ночи, слушал, как остальные братья травят байки и плюют в потолок, тоскуя по морозному северу и жалуясь на жару.
А потом в барак ворвался дежурный и поднял всех по тревоге.
- На халифа напали эти.. как их.. - явно балбес слово забыл, кем-то из старших сказанное, - короче, боевая тревога!
Шило на построении произнес то самое слово, которое дежурный из памяти достать не сумел, потому как не знал, что это за слово такое:
- Инсургенты! Именно так!
Прояснили ситуацию, вооружились и в темпе расово северных танцев ринулись с холма вниз, туда, где гремели колокола, а народ вывалил на улицы, ища виноватых и, в то же самое время, скрадывая в своих безликих толпах этих самых виноватых.

* * *

Сидели, значит, пили. Кто хотел, тот мог самку еле одетую в специально отведенную для этих дел комнату утащить и помацкать, кто не хотел - тот пил, ел и тыкал кулаком под нос сопернику - вовсю шла восьмая партия в тонк, и никому не хотелось проигрывать.
А потом, вроде как, услыхали, как скачет кавалерия, этакий топот нескольких десятков копыт по мостовой, в прошлом пропитанной кровью сотен, а то и тысяч людей. Пыль поднимает конница гвардейская, впереди - карета самого халифа, украшенная золотом и серебром.
Колдовской огонь, зеленым шаром вспухнув вдруг там, где только что юродивый нищий торчал, поглотил вдруг карету, грохотом чудовищным оглушив всех вокруг; кони гвардейцев встали на дыбы, кого-то посекло золотыми обломками разрушенной кареты, горожане, оказавшиеся в эпицентре взрыва, попадали наземь, то ли оглушенные, то ли мертвые уже.
Карету, похожую теперь на порванный барабан с погнутыми кругляшами колес и торчащими в разные стороны спицами, кидануло набок - проехалась она по мостовой, искры высекая из камней вековых, остановилась, дымом чадя.
Всё стихло на мгновение, чтобы тут же разразиться плачем покалеченных прохожих, ржанием коней, криками королевских гвардейцев, разгоняющих толпу и пытающихся добраться до кареты, пламенем объятой.
Халиф умер?
Кто устроил это светопреставление?
И что вам-то со всем этим делать?

Кошелек-то - фигня, деньги - брызги. А вот чертовщина происходящая Бороду напугала до усрачки. Как вход в лавку странную исчез - так наемник аж верующим стал на немного.
Трезвый до жути, хмурый и напуганный, братьев догнал. Не рассказал ничего. В кабаке алкоголя не пил, баек не травил, сидел молча. Не пил - потому что боялся.
Решил, что проклял его старик. Что одну из главных радостей убил гадкий сморчок по прихоти своей. Потому - ни капли в рот. Страшно. Вдруг - вино крепленое в голову не даст? Борода боялся, что именно сейчас, вот так с бухты-барахты, он подобной новости не переживет.
Ни капли в рот - но кто говорит о всяких там метрах в тело? Это можно. Девки - благо вились вокруг прям вот вовсю - девки это хорошо. Расслабили чуток Бороду. Улыбается уже, поползновения делает. Все-таки - живем. А, авось, может и не проклят вовсе? Тогда совсем хорошо.
Но на душе - камень. Страшно за судьбу свою дальнейшую. Надо бы к колдуну сходить своему поскорей. Прям вот с утра. А сейчас - иди-ка сюда, прелестница...
БАБАХ!
От шельма, как невовремя. Паника, конечно, тут же, кто наружу глянуть ломанулся, кто - наоборот. Борода вот наружу.
Глазом многоопытным ситуевину окинул поверх голов, благо рост позволял. И расстроился, что вышел да девок бросил (разбежались уж небось) - ибо ясно все было.
Обиженно носом шмыгнув, пробасил:
- Пизда халифу.

- Я, без хорошего пера не жил на воле. - напевал коротыш себе под нос, ловко перебрасывая новообретенную пику из руки в руку. - Но, мне всегда встречались люди доброй воли, рыжье сдавали саааами!

Настроение у Недомерка было прекрасное, презренный торговец книгами явно повелся на показную доброту Черепа, за что и поплатится в самое ближайшее время, кинжал вот козырный прикуплен, и в отличии от некоторых, кошель не проебан! Недомерок на всякий случай нащупал кошель, и убедившись, что тот все еще на месте, расплылся в довольной ухмылке. У меня хрен что стыришь, я сам у кого хочешь, что хочешь стырю. А потом и вовсе хорошо стало, уселись как положено, жратвы и питья всякого назаказали, самки завлекательные вокруг забегали, красота. Правда глуповатые самки вились почему-то больше вокруг Бороды, словно и не слышали никогда умной поговорки, что маленькое дерево в сучок растет. Но коротыш быстро принялся исправлять это заблуждение, сперва с одной девкой, а потом и с другой. И таки исправил, а со второй - трижды. Знай наших!

И тут словно услышали завистливые боги довольные мысли коротыша, и тут же решили все испортить. Жахнуло на улице чем-то непонятным, но явно колдовским, да так, что уши заложило. А после и народ заорал, заметался. Слез Недомерок с самки доступной, благо развлекался как воину и положено, толком не раздеваясь, и к своим поспешил. А то вдруг война, и они без него начнут?! Добрался, огляделся и вопросительно зыркнул на Черепа, не пора ли помочь местным утыркам, они ж явно ничего не шарят, вон видать и калифа проебали.

Не успел нарадоваться на новье приобретенное, как кошелек ушел. Хотел было Шрам поймать мелких, да только никого не поймал. Да и глупо - куда за ними бегать, куча подельников вокруг, приделали уже кошельку ноги.
Загрустил. Потом плюнул и грустить перестал. Потому что деньги что? Приходящее, бренное. Тлен, короче говоря. Носить что - есть. Колоть чем - есть. Без жратвы Отряд не оставит. А зарплата еще придет, потом.
Так что остаток вечера был даже и неплох. Бабы всякие, сначала купленные, потом другие подтянулись. Чалма прямо вот нормальная, четкая. Потом можно будет перекроить на портянки алые, когда на север вернемся. Перчатки тоже хорошие, очень удобные, а боле от них ничего и не требуется. Пил, гулял, с бабами развлекался во всю.

А потом кавалерия, юродивый рванул, карету поволокло. Тишина, всхлипы робкие.
- Ка бы с ним и нам не пришла, - тихо ответил Бороде. Хорошо местные нашего языка не понимали. Черепу сказал:
- Очевидно, надо к казарме пробираться. А то задавят нас здесь, - добавил Шрам. У него голова, хотя и пьяная была, все же варила в нужную сторону. Вот и озвучивал он совершенно ясные вещи единственному человеку, который бы его понял. Не с Недомерком же это обсуждать!

Череп человек основательный и начал с самого начала.
Свиток "Блудницы Башни Заката" Картинка 1.а.
Тщательно изучил комментарии к картинке. Нахмурился.
Головой покачал недоверчиво.
Еще раз перечитал. Понимающе покивал.
Шлюхе указал на картинку. Коротко собщил, распуская завязки на кальсонах: С этой вот позы начнем"...

Чуть позже, в чайхане, Череп в окружении нескольких девиц расстелил на столике свиток и, потягивая вкусный и полезный чай, живо обсуждал с опытными работницами некоторые детали литературные.
Девицы хихикали и фальшиво смущались...

Взрыв нарушил идилию.
Череп вскочил с оружием в руках. Свиток скомкал и сунул за пояс.
Опасности непосредственной вроде не наблюдалось.
Отчеканил: Братья. Не разделяться. Щас все дикари на нервах. По одиночке неприятностей наживем.
В казармы двигать надо. Да. С командира приказы получать.

Вьюга кивнул.

Халиф или там еще какой хрен высокопоставленный — это ему все равно. Был один вождь на его памяти, которого все уважали и любили — Беличий След на Траве. Он стрелял, как небо било молнией, скакал на лошади, словно северный ветер, а по лесу ходил так, что отыскать его след не мог никто. Но это-то ладно. Храбрым, сильным или доблестным может быть и простой воин. А Беличий След — был сердцем всего племени. Человеком, у которого болит за всех и которому радостно за всех. Он видел еще таких правителей — двоих. Они были жестокими — рубили головы, вешали, четвертовали своих врагов, но они давали своим народам любовь.

А здесь... Он не знал — любил ли здесь вообще кто-нибудь кого-нибудь по-настоящему. Здесь все улыбки были напоказ, каждый крутился за себя, все было ярко-лживое и приторно-лестное. И самое противное — здесь именно такого и хотели, хотели мужчины от женщин, начальники от подчиненных, чиновники от просителей, халиф от советников, покупатели от торговцев... И предательство было только обратной стороной всей этой фальши.

Так что халифа Вьюге было не жалко. Отряд себе всегда работу найдет. А может, даже больше ее теперь станет. Если волнения начнутся, придется стоять в оцеплении. В оцеплении, конечно, стоять не лучше, чем в карауле, но хоть поинтереснее чуток.

Он надел доспехи, застегнулся и побежал туда, где собирались Братья.
Сам он давно уже любил только Отряд.

Выбрались братья из чайханы, приведя себя в порядок, протрезвев в миг от осознания произошедшего - если халиф вдруг и правда помер, то они, северяне, стоявшие у него на службе, могут вскоре оказаться не у дел. А то и натравить на них теперь толпу могут - мол, "это они нашего царя убили, паскуды заморские!" А толпа, она, как известно, безмозглая, но злая, и блеском стали её не так-то легко запугать. Толпа чувствует силу единства и забывает страх одиночки.
В общем, засуетились братья. Череп принял командование, как самый старший, и выдвинул свою крошечную колонну через площадь, расталкивая обескураженных зевак и перешагивая через контуженных жителей, обожженных огнем, лежащих на мостовой с окровавленными ладонями, прижатыми к ушам.
Гвардейцы - те из них, кто остался на ногах - помогали своим собратьям, седлали лошадей и перестраивались, явно намереваясь уйти с Ржавой площади как можно скорее.
В толпе, сквозь крики о помощи и призывы о милосердии, послышались первые гневные призывы справедливости. Кто-то окликнул братьев, какой-то провокатор бросил в спину Бороде: "северный дьявол, исчадие ада! Прочь с нашей земли!"
Обстановочка начала накаляться, в духоте разряженного воздуха теперь явственно чувствовалось напряжение пуштов, которые были готовы обвинить первых попавшихся чужестранцев в смерти своих собратьев.
Немногие гвардейцы, спешившись, остались у коптящей вечернее небо кареты. Вдруг откуда не возьмись появился Доктор, и волшебная болтливая птица, бросая оскорбления в случайных прохожих, торчала у него на костяном наплечнике, подрагивая и тряся крыльями:
- Как настрой? - остановив бойцов неподалеку от кареты, поинтересовался Доктор, припав на колено на красный камень мостовой и ковыряя длинным ногтем горелый след от взрыва.

* * *

Вьюга в составе штурмового отряда из двадцати братьев, включая его самого, быстрым шагом двигался по улице Четырех Святынь. Дым тонкой черной змейкой полз из-за плоских крыш домов впереди.
Вдруг из-за живой изгороди, вооруженная ножами, дубинами и факелами, показалась толпа оборванцев. У кого-то в руках были алебарды стражи, кто-то нес щиты и нахлобучил на немытую голову шлем.
Сапог разом остановил продвижение и скомандовал перестроиться боевым строем.
- Это война, - пробормотал кто-то из стоящих рядом братьев, поднимая щит, - эти стервецы хотят нас раздавить.
На первый взгляд, в толпе было человек сто, а, может, и больше. Но Сапог не намеревался отступать - во-первых, с отрядом был один из колдунов, Шило. А во-вторых - у нас не принято отступать при виде голодранцев, вооруженных дубинками.
Как-то это не профессионально.

"Доктора заслоняем и охраняем. А то щас стрела шальная прилетит еще не дай боги откуда-нибудь."
Шепотом добавил: А колдуны парни нежные. Их оберегать надо."
Сам сказал, сам и исполнил, щит подняв и поверх него осторожно наблюдая за окружением.
Доктору ответил, не поворачиваясь:
"Настрой шикарный. Док, помочь чем? Или дальше в казармы топать и не мешать. "

- Чё, тварина?! - моментально взвился Недомерок, услышав, как кто-то величает одного из Собратьев рогатым гадом. - Кому тут, гниды, земли не хватает, а? Тебе?! Щас освоишь с десяток футов. Нна!

Без долгих размышлений, коротыш шустро подскочил к крикуну, и с первого же удара снес тому говорливую башку. И тут же на остальных окрысился, топором размахивая, да щитом отшвыривая тех, кто стоял поближе. А ну, налетай кому еще землицы мало! Сам при этом далеко от своих не отбегал, ибо был опытен и знал как быстро толпа может смять даже самого боевитого одиночку.

Все случилось, как и предполагал Шрам - хуже некуда. В очень скоро нашелся первый долбоеб, который решил покричать им в спину. А где один - там и толпа остальная. Пробираться надо.
Кстати или же некстати показался Доктор. Братья его окружили, так как он был прекрасным ориентиром, да и защищать его следовало, конечно. Только вот он явно уходить не торопился.
- Вон, настрой! - зашипел на вопрос волшебника Шрам, после того, как не удалось Недомерка схватить вовремя. Тот, как злобный бурундук, уже на кого-то напал, кому-то втащил и возвращался обратно, вращая глазами. - Валить надо. Хм, впрочем, как скажешь, Доктор. Можем и тут стоять, - "Только не очень хочется", что уже про себя добавил.
"Арбалет надо было брать. И шлем," - подумал мрачно, поднимая щит.

"Северный дьявол, исчадие ада! Прочь с нашей земли!"
Борода медленно обернулся. Надо сказать, что насчет местных нравов он смекнул после первого "общения", а потому, подобно остальным, более смекалистым братьям, ходил нынче при почти полном вооружении*. А весь такой брутальный да вооруженный Борода - не тот, кому просто так можно что-то кукарекнуть в спину.
Итак, медленно обернулся. Щит - на левую, правая дергает палицу из петли на боку. Шаг вперед. Еще один. Рыжие бровищщи сходятся вместе. "Северный дьявол" открывает рот, вот-вот начнется акт устрашения и, скорее всего, побиения крохотного осмелевшего человечка.
- Че, тварина?... А, гниды!... ... ... Кому тут!?.. ... Нна!
И у несчастного отлетает голова, щедро орошая кровью происходящее. Недомерок, мать его растак. Сейчас бы пугнули просто, да и все. Простой же народ, жалко...
Что будет дальше, Борода знал. Сам-то порой с вилами среди таких же стоял. Кровь свою увидела толпа - и если дьяволы белые чуть помедлят да задумаются, то хана им. Сейчас надо нажать да продолжить начатое - тогда трупов куда меньше будет. Эх. Ну, погнали.
- А НУ!!! МАТЬ ВАШУ!!! - Громыхнул Борода. Палицей о щит саданул звучно. Ногой топнул. И - в омут толпы бросился, с Недомерком и остальными стараясь какую-то линию держать.

Недомерок провокатору голову срубил в прыжке, одним ударом. Плачущие женщины взревели, плачущие дети - в ужасе уставились на обезглавленного дядю. Общее горе вдруг приумножилось многократно, и на разных людей оно подействовало по-разному - гвардейцы, пытающиеся расколупать карету своего повелителя, например, удивленно воззрились на "заморских демонов", а большая часть простолюдинов попросту разбежалась прочь.
- Да вижу, - пробормотал Доктор, облизав подушечку указательного пальца и тут же сплюнув наземь, - прикройте-ка меня, ребята. Я, если что, помогу.
Супротив почти безоружной толпы бойцы Отряда работали безупречно - зуботычины и пинки в колени, удары щитами по черепам и прочие грязные приемчики хорошенько проредили агрессивную толпу. К уже раненным от взрыва присоединились пострадавшие от "разгона", в темпе расползающиеся подальше от крепких северян, показавших, что они думают об этой "земле" и людях, её населяющих.
Удалившиеся на безопасное расстояние простолюдины собирали толпу, делились мнениями, помогали раненным, плакали, кричали и множились - к ним присоединялись зеваки, услыхавшие грохот, те, кого позвали другие. Почти сразу появились два патруля пешей стражи, которые попытались навести порядок. Тщетно.
Доктор убедил гвардейцев, что попытается им помочь. И, правда, с помощью своего колдовства он быстро затушил стойкий и практически неугасимый огонь, а потом, с содействием Шрама, сумел раскрыть сдавленную дверцу кареты, чтобы обнаружить обезображенный труп в королевских одеждах.
Доктор хмыкнул, но ничего не сказал.
А вот толпа уже вовсю голосила, и стражников, и тех, кто уже был на площади, и тех, кто прибыл несколько позже взрыва, пытавшихся сдержать буйствующих, разбросали - кто-то бросил камень, кто-то попытался выхватить из рук стража порядка алебарду, и ему в этом помогли соратники. Свидетели "произвола северян" раскипятились не на шутку и хотели мести, ими двигала жажда крови, они за кратчайший срок успели вооружиться какими-то пародиями на ножи и дубинками, а также камнями, и теперь, зашвыривая битую брусчатку и булыжники в сторону братьев, неотвратимо приближались.
- Колдун!
- Черный колдун!
- Он убил халифа!
- Смерть чужеземцам!
- Изменники!
- Цареубийцы!
Всё, конечно же, на халдейском. Ну и еще ругательства чёрные, обидные, но их приводить здесь нет особого смысла.

- Отходим, ребята, - бросил Доктор, резко перестав изучать обожженное тело, - я увидел всё, что должен был, и у нас нет больше причин задерживаться. Болтун!
Волшебный попугай, нашедший новую жердочку в виде покореженной каретной дверцы, попеременно поднимая лапы от жара металла, скривился. Колдун сказал что-то на языке, который никто из братьев не знал, и, вооружившись своим посохом, "протрубил" отход, в то время как птица, лязгнув клювом, взлетела ввысь и унеслась в наступающую южную ночь, к холодному свету сверкающих звезд.

Череп, за щитом скрылся и совсем стал похож на злобную старую черепаху.
Только черепаха просто в панцирь прячется и острым клинком руки не отрубает и головы и животы не вспарывает. А Череп, наоборот. Отрубает.
А еще Череп знает такой затейливый удар, после которого у пациента остается только один глаз, половина носа и часть челюсти.

- За халифа! - браво орал Недомерок, обрушивая на голодранцев удар за ударом. - Смерть предателям! Власть халифу!
План коротыша был великолепен в своей простоте - рубить всех кто рубится, при это подрывая боевой дух нападавших правильным воинским кличем. Что и не говори, а второго такого талантливого парня, как Недомерок, не найти даже в Отряде!

Шрам пожал плечами. На труп он тоже поглядел сквозь дверцу. Смотрел еще, как он, целый ли? Переживал слегка, как хоронить будут. Но вообще, больше за наличие пальцев всех с перстнями на руках беспокоился - кошелек-то украли, скоро отсюда валить придется, так что надо пользоваться случаем. Но все же как-то на глазах Доктора что-то брать постеснялся. Возможно, если б тот отвернулся...
А тем временем толпа разгулялась. Начали кричать уже что-то более организованно, камни из мостовой выковыривать, алебарду решили себе взять. Ничего хорошего это не сулило.
Потому, оставалось со всей свойственной грубостью прокладывать себе дорогу к свободе и хорошей жизни. И голову беречь еще.

Стиснул зубы Борода, отступает, дыхание восстанавливает. Ну, хорошо хоть теперь не лезут, дураки злобные. Булыжниками только кидаются, засранцы. Хотя что Бороде одоспешенному булыжники? Что укусики комариные - бесят, но повреждений особо не наносят.
А еще Борода искренне не понимал, какого хрена эти чернозадые первыми полезли. Ну, царя ихнего убили. Халифа-шмалифа. Чего расстраиваться-то? Наверняка ж мудак был. Ведь известно, что чем выше поднялся, тем больше мудак. А над халифом, слышал Борода, только бог ихний.
Странные эти пушты.

Драки и бои бывали разные, и не все они нравились Вьюге. Бывало, что резали безоружных, бывало, что давили ополчение, и это было, ну, как бросать нож в слишком большую мишень. Деньги платят, потерь немного, но война из штуки азартной, с братством ("или мы их, или они нас"), с риском, превращалась в тупую, грязную, кровавую работу, как на скотобойне.

Но не так случилось в этот раз — в этот раз озверелая толпа лезла на рожон. Кто-то их подговорил, и они жаждали крови. Что ж, они ее увидят, учуют и наглотаются ею досыта.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — все это неспроста, кто-то затеял, кто-то карты разыграл так, и в розыгрыше Отряд был если не тузом, то королем. Бывают такие игры глупые, где шестерка или там двойка — самая маленькая карта в общем — бьет туза. Вьюга, бывший заядлым игроком, правило это всегда осуждал и считал глупым. И сейчас, видно, придется показать местным шестеркам, что их обманули, и в жизни так не бывает.

Начали выбираться оперативно бойцы с Доктором, который самых агрессивных и рьяных разбрасывал своим колдовством особенным, как котят. Череп пару рук отсечь успел, Недомерок одному крестьянину пузо распорол, когда тот попытался у брата щит выдернуть алебардой. Просто сократил дистанцию, обломав древко алебарды, и в один удар пыл пушта грязного усмирил. Потом, правда, пришлось в двойном темпе драпать, потому что толпа подгоняла камнями и не собиралась отступать, потеряв одного бойца.
А потом Шрам, на секунду буквально отвлекшись, подставился, и ему камнем прилетело прямо в голову. Обмяк, щит из рук выронив. Свалился на мостовую. Кровь густая выступила за ухом. Отключился.
Доктор закричал на своём чёрном наречии, что-то страшное произнес, и из-под земли вырвались какие-то черные ужасные тени, лишь отдаленно смахивающие на людей. Демоны? Может быть.
Толпа разом отступила, швыряясь камнями в черные сущности, которым вреда булыжники не наносили, проходя насквозь. А вот когда сущности взвились в воздух, завизжали душераздирающими криками и ринулись к оборзевшим простолюдинам, чернь вдруг разом потеряла боевой задор и бросилась врассыпную.
- Это их задержит на какое-то время, - пробормотал Доктор, - хватайте его, быстрее!

* * *

Вьюга стоял в первом ряду и одним из первых пролил кровь в этот день. Строй выдержал волну плохо вооруженных оборванцев, и было в этой бездумной атаке что-то поэтическое. Вспомнилось, как Отряд выходил на багалах из Вингара, и как о скалистые берега разбивались пенистые волны. Раз за разом, волна за волной. А берег терпит, и скалы его крепки и нерушимы.
Но мудрец знает, что время способно растереть камни в пыль.
Строй разбили. Четверо братьев погибли под градом ударов, восемь еле стояли на ногах. Погибшим и раненным беднякам же не было счёта - десятки тел влажным покрывалом закрыли мостовую, и улицу Четырех Святынь стоило бы переименовать в улицу Кровавого Восстания.
Вьюга, не получив ни одной существенной раны, на которую стоило бы обратить внимание, заметил в конце улицы движение и сразу же узнал Доктора - люди здесь редко бывают настолько черными и чаще закрывают своё тело длинными одеждами; колдун же из одежды предпочитал короткую мужскую юбку, бусы, четки и костяные элементы гардероба - мрачный стиль волшебников из сказок, который сразу же бросается в глаза.

Увидел, что Шрам свалился. И - ринулся сразу поднимать да защищать, без раздумий. Рявкнул только остальным:
- Поприкройте, ети вашу!
Так ринулся, что аж демонов жутких не сразу заметил. А как заметил - так уж совсем рядом был. И со Шрамом, и с тварями этими. Тормознул было на мгновение - пораздумывал, не обосраться ли да драпануть? Но инерция и тела тяжелого, и разума неповоротливого возобладала - надо Брата спасать, а демоны потом.
Ну и к спасению приступил, собственно. Крича от ужаса, нихрена не соображая и по сторонам лишний раз стараясь не смотреть, упавшего на плечо попытался взвалить. И с ним куда-нибудь в сторону своих сбежать как можно быстрее.

Четверо погибли. Что ж, не самая плохая смерть — перед курганом из мертвых врагов. Братьям было плевать, что там порешали про них наверху визири и прочие толстомясые сановники. Они всегда дрались как следует, насмерть, и если ты не всерьез пришел драться и не готов умереть — ты лучше не подходи к членам Отряда, не задирай их. Они будут всегда убивать по-настоящему, быстро, умело и без колебаний.

Увидев, что враг дрогнул, Вьюга стряхнул с плеча тяжелый щит. Все равно не было уже строя и не было соседа, которого надо прикрывать. Кинжал сам собой скользнул рукоятью в левую ладонь. Наемнику почти не случалось видеть мастеров, что сражаются двумя мечами — разве что ярмарочных артистов, ну так те еще неизвестно, что за бойцы. А вот с кинжалом в левой вместо щита дрались многие, удобно это было и позволяло приподнести много разных сюрпризов, особенно накоротке, когда сцеплялись близко. Камни, конечно, которые швыряла городская голытьба, кинжалом, как щитом, было не отбить, но на то ведь шлем есть и доспех, чтобы буйную головушку защитить от булыжника. Да и камень не стрела — а Вьюга еще в детстве со сверстниками пробовал даже от стрел уворачиваться.

Ринулся в перед с кинжалом и чеканом, с одним хриплым словом на языке:
— Улюм!
"Смерть" значит по-халдейски. Таким его имя для них было сейчас.

Череп, черными словами ругаясь, Бороду с его ценным грузом щитом прикрывает. А мечом отмахивается от вражин.
Следит еще, чтоб куда надо Борода ломился. А то с мозгами у здоровяка не лучшим образом все обстоит, к сожалению.
Унесет Шрама Борода сейчас в панике куда нибудь.
И ищи их потом у берегов Ледовитого океана какого нибудь.

- На кого руку подняли?! - взревел Недомерок, стоило ему заметить, как под градом камней рухнул героический Шрам. - Ну, все... Молитесь, гады!!

Пока Борода оттаскивал поверженного Брата, а опытный Череп ловко прикрывал их обоих от толпы, коротыш помогал им на свой, особый, лад - рубил и долбил щитом всех, кому не повезло оказаться рядом с местом падения Шрама, особое внимание уделяя тем, кто по скудоумию не догадался избавиться от метательного мусора. Любое покушение на Собрата должно быть наказано, именно эту простую мысль и вбивал топором в головы восставших смердов, порядком озлобившийся коротыш.

Вьюга, будто бы стараясь соответствовать своему прозвищу, ворвался в стан врага резво, лихо орудуя клевцом и кинжалом, то отбивая удары, то парируя, а то и вовсе уклоняясь ловко, идя на сближение и разя - в шею, в глаз, в сердце, на поражение, не зная пощады.
Череп и Недомерок отбивались от тех, кто преодолел страх и сумел пройти сквозь заслон демонических черных сущностей, вызванных Доктором. Борода торопился, то и дело поправляя на своих покатых плечах тяжелую тушу Шрама. Заметил Вьюгу, осклабился, поспешил к нему. Разбитые мятежники уходили, бросая и мертвых, и раненых. Крошечный отряд воссоединился с братьями, и все вместе двинулись к дворцовой крепости, к счастью, больше ни на кого не наткнувшись. Своих убитых и раненых, конечно же, забрали.
Тревожные новости шли из города. Со стены видно было, как тут и там сверкают огоньки факелов, и толпы, похожие на стада огненных муравьев, шествуют по городу. Мародеры, убийцы и сволочи всех мастей повыползали из своих убежищ, ища, где поживиться. Гвардия держит оборону и держит все городские ворота и стены, не пуская мятежников и стреляя на поражение; Отряд, понеся потери, не отступил и оказывал посильную помощь, несмотря на то, что Череп и его бойцы доложили Капитану о том, что халиф, вероятно, погиб при покушении.
В городе паника, и злые языки твердят, мол, "своими глазами я видел, как черный колдун северян спалил своим адским пламенем царя, заживо!" Народ настраивают против Отряда, а потому все штурмовые группы, усиленные гвардейцами и стражей, остаются в полной боевой готовности.
Бойцы ждут указаний, Капитан тщательно обдумывает следующий ход, зная, что весь Отряд в опасности и отныне все мы восседаем в яме со львами.
В зал для брифинга врывается гвардеец, братья хватаются за мечи, гвардеец рывком снимает глухой шлем.
Это халиф.
Доктор по какой-то причине совсем не выглядит удивленным. Видимо, что-то он там, на площади, успел высмотреть, но Капитану (судя по его лицу) доложить не решился, не обладая прямыми доказательствами.
- Капитан. С глазу на глаз.

* * *

Шестерых бойцов Отряд потерял в тот день. Если учитывать соотношение потерь, то это безоговорочная победа. Вот только никто не радовался и песен не пел. Храпуна и Четверть Доктор не сумел спасти. Шрам пришёл в себя ночью, весь в поту, с перемотанной бинтами головой. Ему снились кошмары. Ему снилось, что весь Отряд полёг в не своей битве, на чужой земле горячих песков.
Халиф уверил Капитана, что весь этот маскарад с двойником в карете и гвардейским прикидом - вынужденный ход, потому что за главой государства ведется усиленное наблюдение и, несмотря на все попытки разыскать и уничтожить инсургентов, они живут и здравствуют, а также строят козни.
Попытка убийства правителя не удалась. Правитель выступил со стен своего дворца перед народом. Всё было подстроено! - говорил он. Но народ его не слушал. Народ хотел крови. Крови чужаков. Народ хотел перемен. Народ, науськанный кем-то с самых низов, на самом деле хотел мира и тишины, но добиваться его собрался через тернистый путь крови и смерти, огня и стали.
Народ глуп. Легионы глупцов.
Армейское усиление по всему городу. Все ворота перекрыты, торговля блокирована, въезд и выезд из Джулага запрещен особым королевским указом.

- Вы найдете того, кто готовится вонзить мне нож в спину, - сказал Халиф, задумчиво поглаживая эфес своего меча, - а когда приведете его ко мне, я лично казню негодяя.

Я не верю ему. Этот скользкий тип затеял свою игру, и мы для него - всего лишь расходный материал. Капитан это знает. Все это знают. Но мы подписали Контракт. Мы не умираем за проигравших. Мы боремся за победителей.
Кто из нас верит, что Уман Аль-Асаф продержится на троне до следующего лета?
Разве бывают такие глупцы?

Вьюга постоял, чувствуя в пальцах опущенных рук приятный вес орудий убийства. Посмотрел на всю эту скотобойню. Хорошо так поработали — труп на трупе. Хотя, конечно, кто-то и не убитый вовсе — упал без чувств, обделавшись от страха, прикинулся мертвым. Да и черт с ним. Пусть пойдет и расскажет всем соседям, как в аду побывал, авось охотничков наглотаться стали поменьше будет.

Потом очнулся, закинул чекан на плечо, побежал за щитом — сегодня еще не раз небось под камнями стоять. А если так и дальше пойдет — то и под стрелами. Щит пригодится.

Соленый привкус был у этой победы. Но, если по совести — не худший вариант.


***


А халиф выжил. Вьюга по этому поводу не сильно удивился, поскольку как карета взорвалась не видел, а слухи тут вообще ходили чудовищные. Но после всей этой кутерьмы слухов в Отряде стало ходить меньше, потому что контактов с населением тоже стало меньше. Боялись теперь все Братьев и ненавидели лютой злобой. Много у кого покромсали в тот день брата, дядю, сына или просто соседа. Но и поняли, чего стоят северяне в стычке. Все напряженнее становилось и напряженнее.

А Вьюге что? Как до этого ножи точил и в стены кидал, так и после. Хоть три халифа окочурятся — небо от этого на землю не упадет.