Лиза открывает Дверь | ходы игроков | Глава 1. Королевский тракт

Зимний Лес.
Жемчужными нитями стелется под ногами туман, плещется, словно ветреное беспокойное море. Вздыхает. Северянин Лес, будто корабль, скользит в этой сырой пучине, тонет в зеленом сумраке, в искристом этом многоцветье хвойных чащоб задыхается – запахи окружают его со всех сторон. Обволакивают. Кружат голову чуждые ароматы, внушают смутную тревогу привычные звуки. Шепчутся между собой костлявые деревья, хрустят и ломаются сучья под ногами, мелкие лужицы увлеченно булькают промозглым дождем, птицы тонкими голосами перекликаются. Эхо, чудное далекое, какофонию вносит в стройный хор – бормотание и вздохи, хриплый рык да тяжкий стон мерещатся, - провалы вертикальных зрачков, мокрых клыков алый блеск. Чувство, словно некий, опасный зверь притаился неподалеку. Ждет. Следует по пятам, осторожно, переступая с ноги на ногу, крадется потихоньку, Зло...
Неправильные края, исковерканные. Словно липкое болото нагоняют страх, обнимают закисшим илом, норовят проглотить, со смаком, с чавканьем, затиснуть в гнилую свою утробу. И над всем этим дождь: долгий, докучливый, бесконечный кажется. Царит. Бормочет, поет, разрезает острыми иглами серый воздух, напевает хриплым голосом себе под нос: Утоплю, погублю, загублю, плю-плю-плюх…

Хорошо, хоть хейкао бодрит, распроклятый это напиток. Дарит тепло, сладость и горечь одновременно, а еще гниль в костях и вечное желание…пить еще, брать еще, падать раз за разом в темную пропасть. Не останавливаться никогда. Еще!
Пес рядом бежит: хвост баранкой, внимательный нос обнюхивает землю, опустил голову, острые уши прижал к черепу, тявкнул разок, прислушался, дальше побежал.
Земля вниз идет, кренится неторопливо, к Пьяному озеру устремляясь словно корабль на дно – здесь родников прохладных полным полно, ключей кипучих и лесных ручьев изобилье. Но пса не волнуют случайные родники, ищет внимательно нужное озерцо рыжий зверь. Еще разок тявкнул, ухо задней лапой почесал, остановился, возле неприметного водоемчика присел. Подозвал Леса. А водоемчик, что?
Ну, папоротники пышные его окружают, по южному зеленые и кустистые растения блестящими каплями дождя, будто алмазами сбрызнутые. Окаймляют водоем. Рядом мраморная колонна на земле лежит, разбитая скамейка и перевернутая клумба. Ни знаков, ни гробниц, только торжественные руины забытой беседки о былом величии напоминают. Только темное зеркало стоячей воды блестит на ветру. А в озере шкатулка, на песчаном дне, россыпь монет золотых и причудливый меч, доспехи древних лет и обглоданные временем желтоватые кости. Мерещатся. Руку протяни, возьми. Или не бери ничего, пей хейкао и на большее не посягай… Но…Сквозь воду деревянный мяч отчетливо виднеется - простой мяч, кругленький такой, ладный - в такие дети на юге играют, простая южная игра "Так-так", называется…
Мяч на дне, сокровища и темная вода, густая, смолянистая жидкость – отражает черное озеро сумрачные руины, гнилые стены и проклятые замки, грязной крови потеки, уродливые лестницы, червями вгрызающиеся в плоть земли. Леса нет. Пса нет. Башня есть, темного железа мертвая глыба покрытая струпьями неизвестных механизмов, грязными чарами запретной магии оплетенная будто сетью. Башня Ржавого железа, грязный перст, липкая рука, желающая осквернить чистое небо, болезнь, неотвратимо расползающаяся с Запада, старая легенда…


Ли. Фай Люре.
Мертвяк проводил северянина смешливым взглядом, потом к Фаю обернулся разом посерьезнев. На Ли поглядел, нахмурившись тяжко:
- Я слыхивал вы вчера вопросами о Запретных баловались, ну о Киршарах знаетели ли, или Ведунах как их еще бысь зовут…Те-что-Видеть поставлены, Провидцы былых времен. Слуги порядка… Тварюшки они неприятные, но если решили искать, так слушайте внимательно знакомца Прая. Пришли они издалека, пришли, спасаясь от Беды, такой страшной беды что людям и вообразить ее невозможно для себя. Откуда знаю вам не скажу, за что купил, за то и продаю. У Киршаров души нет, сердца нет и костей тоже. Потомки мертвой расы они, обломки былой славы. Древнее Отцов, славнее предтечей…ничтожнее тоже. Раньше вместе жили, теперь поодиночке доживают свои убогие дни. Знают Ведуны много, а говорят мало, любят жрать очень, потому-то и осторожным следует быть. Ежели попал к ним в лапы, пощады не жди – они грехи видят, боль чуют и зло тоже. Этим и кормятся. Раньше люди у них часто просили, теперь редко просят – усвоили урок видать накрепко. Киршары всегда норовят погубить. Врать на прямую слухачи не могут, зато юлить и смущать, сколько угодно. Сыны коварства – это тоже про ведунов. Чтобы найти логововище киршара, нужно верную дорогу знать, особливый тайный путь. Раньше люди знали, теперь ничего не знают, а я вот что скажу– «чтобы найти, нужно искать; чтобы искать, нужно позвать; чтобы просить, требуется дать.» Вот и всего делов…- Смутился мертвяк, замолчал, принявшись свои вещи укладывать. Помолчал, потом неохотно дальше сказал…- Будь я на вашем месте, я бы к Проклятому Озеру двинулся, там сердцевина гнили самая что ни на есть. Там где Добрейшая спит, зло более всего разрослось аки поганый гриб на белом дереве. Люди в окрестностях червивого озера пропадают, дети рассудка лишаются, старики покоя. В самых черных местах Королевства обитают киршары, в самых теневых норах. Имперская столица Нра, серая граница, Лунная пустыня, Бурые холмы, Пьяное озеро…Чем мерже место, чем гаже…Тем лучше для киршаров край. Ежель крепко решили, следуйте за мной, но помните о своей душе...Да! Киршаров не зря зовут пожирателями грехов, ежель что мерзкое вы в жизни сотворили своей, ежель что-то покоя вашему сердцу не дает израненному, если совесть не чиста…Сами понимаете, тогда Провидцы опаснее всего…Они любят грешников, почитают, поедают с особым смаком знаете ли…

Уложив вещи свои, собрав нехитрый свой скарб, Незнакомец двинулся вперед по дороге, доверяя собственную Судьбу королевскому тракту и древним архитекторам, что проложили эту великую тропу, в былые, более счастливые времена.

— Эй, эй, — окликнул Лес пса, пристроившись набрать фляги у первого родника с вкусной водой, — ты ку...
Вот зараза, слов не понимает человеческих. Пришлось тащиться за треклятым оборотнем. Хотя может там что-то интере...

Скелет, меч, доспех...

Интересно, да. Как закатному ревуну в пасть руку сунуть, интересно, сразу по плечо откусит, или по локоть сперва.
— ...пеплом к небу, — припомнил северную упокойную Зимний.
Хорош меч. Ой хорош. Ой взять бы. А боязно. Не сработает без костра упокойная. Вернётся за ним дух хозяина, как пить дать вернётся.
Это был не простой рубака, трупы которых Лес с сослуживцами без зазрения совести обирали, найдя погубленный пыльной бурей караван, не простой человек.
— ...вернётся же..., — с толикой обиды прошептал Лес, стыдящийся приступа обуявшей его жадности.
Ну зачем ему оно? Он ведь высокому исскусству фехтования не обучен. Палашом то махать есть умение, есть сноровка, но к такому оружию с его навыками...
С его положением шегхалти, в котором оно как бы и не нужно...
...рука тянулась и тянулась.

— Да что такое! — через силу с раздражением отвернулся от своей руки Лес. Он ведь не жадный. И чужое брать нехорошо и западло и...

И тут он про предмет вожделения своего забыл.

Мяч. Из сна. Он, точно он. И даже от воды не потемнел.

Вспомнил Лес, во что превратился мяч и вздрогнул. Вспомнил, слова девочки. Содрогнулся. Совсем плохой сон. Совсем не должно такого быть. А наяву — тем более.

Сейчас он возьмёт меч и, выкатив мячик из воды, изрубит его в мелкую щепу.

А потом извинится и вернёт полосу металла на место.
Если, конечно, сможет. Если силы воли от такого отказаться хватит. Если храбрости хватит дотронуться ещё раз до воды отражающей совсем не то, что есть. Или то, что есть, но не здесь.

- А знаешь, как бы ни было плохо или туго в пути, в какую бы пучину темную не отправлялся, а легче, когда цель видна, когда знаешь, какая тягость в конце приключится. Открыть сердце чудищу, а потом совета просить? Давеча на рассвете и не подумал бы, хоть арканом тяни. А сейчас, почитай, и нет сомнений, и вариантов нет. И все же легче, когда ведомо чего ожидать, а не брести в тумане непроглядном. Верно говорю, а? Я бы рассказал вам старую сказку срединных земель, страшную и злую сказку, каких матери детям не сказывают, о том, что бывает с людьми, по глупости бесцельно живущими... Да только боюсь надоел вам старик болтливый, аль нет, развлечет вас сказанье полузабытое? Ох, путнички-попутнички, забросила нас лихая доля...

А сам тем временем, не замолкая, чтобы тишину не слушать, не услышать того, чего слышать не надобно, глядел Фай на порчу расползшуюся, на еду истлевшую, из котомки выброшенную. Осталось всего ничего, до селенья бы дотянуть, но не голода приходится страннику бояться. Как будто черту провели у Фая за спиной, холодной, мрачной границей разделили его жизнь на "было" и "стало", и словно шепчет кто о том, что больше не рассказывать беспечно по городам и селам историй разных, что теперь совсем другая доля Фаю уготована. В той, прошлой жизни, что была, не смог бы припомнить Фай за собой грехов тяжких, но все то же смутное, обманчивое чутье шептало, что за будущим поворотом уже не будет однозначности такой. И тот лист клена, волшебный, золотой, словно меркнет в памяти, дымкой подернутый. Красива и волшебна вещица, только куда ж она его заведет?

Ли шла, словно плыла, вернее, словно скользила, едва касаясь тропинки своими маленькими ступнями. Кто ее знает, может и вправду южанки умеют так летать, словно ходят, или ходить, словно летают.

Она думала разом о многих вещах, разум ее был раскрыт всему одновременно, оставаясь всюду и нигде. Отец называл это рассеянным сознанием, и она подумала еще, что ей долгих усилий стоило добиться вот такого состояния покоя. Пока покой не пришел сам. Синяк на ноге беспокоил ее, и она думала, одновременно вспоминая лицо отца и перебирая в памяти события давние и близкие, словно четки, нанизаные на нить ее жизни. У нее нет права умереть прежде, чем она исполнит свой долг, и, если бы Ли могла отдать себе в этом отчет, она бы поняла, что не думает о своей жизни после того, как задуманое ей свершится. Словно она не видела ее так далеко вперед во тьме грядущих дней. Или ее там не было, этой жизни?

Ли шла к Озеру, и мысли ее были чисты, ибо даже месть, если совершается она с чистыми помыслами, не прилипает грязью к ладоням и к сердцу. Грехи - это то, что человек сам считает грехами, а Ли, глядя на свою жизнь назад, не видела грехов. Ошибки - да. Но ошибки не искупают. Их исправляют. И в этом вся разница.

!