\Тихий омут с чертями и бесами\ | ходы игроков | Кровь земли или бесы за решёткой (Деркт).

Неизвестный.
Голова болела, будто несколько минут назад её с размаху ударили чем-то тяжёлым. Левый глаз страшно заплыл и совершенно ничего не видел. Правая рука представляла собой изрядно избитую оглоблю, казалось, что сломаны разом все пальцы.
Ноги, впрочем, что радовало, даже не болели, только затекли изрядно.
В голове было праздно. В ноздрях - запах крови и шампанского. Странно. В волосах - хаос. Больно. В голове. Будто стержень какой.
"Зачем я здесь?.."

На левой руке, указательном пальце - каким-то чудом сохранившийся перстень с красным камнем. Драгоценный, наверное.
Красивый.

Безымянный.
Земля стремительно уходила из-под ног, давая телу возможность взлететь. Полёт длился недолго, очень странно: все мышцы будто вытянулись и обратились в кость. Диковинное, непонятное ощущение. Следом за ним - боль - треснула кость. Потом - крик. Хаос. Тьма. Огонь. Прервалось всё. Огромные тучи. Запах дождя. Гроза. Молнии. Бесы...
Бесовские глаза. Прямо перед лицом. Смотрят. Следят, наблюдают.
А потом - всё.
Отпустило.

Вверх. Кажется, что шагнул ввысь, обращая себя во что-то неведомое. Шагать вверх…каково это? Непонятно. Кажется, что тело понемногу костенело, обращаясь в камень, твёрдый, уверенный в себе. И вдруг – костяной треск. Боль, исторгнувшая крик. Неожиданная, и отчего-то очень обидная. Разноцветные круги, начавшие дикий беспорядочный танец перед глазами, от которого мир вокруг, чудесный и странный, начал искривляться. Безумные движения, буйство красок, поражавшее воображение, но до которого сейчас не было дело. И вдруг, всё исчезло. Будто бы не было ничего. Исчез цвет. Движение. Остался лишь мрак, кажется ухмыляющийся мне в лицо. Мрак. В котором не видно ничего. Сколько я провёл в нём времени? Мгновение, не больше. Огонь, вспыхнувший сразу и повсюду, клочья и лоскутья, слишком далёкие чтобы обжечь. Или может быть я такой же? Кусочек цветного языка пламени, подымающегося ввысь, к тяжёлым тучам? Тучам? Какие же они громадные, суровые, нависшие надо мной. Надо к ним? Запах щекочет ноздри. Дождь. Но почему-то я не боюсь его. Значит я не огонь? Грохот, оглушающий, цепенящий, от которого хочется вжать голову в плечи. Спрятаться. Или наоборот, крикнуть что-то в ответ. Вспышка. Яркая, яростная, кажется что прямо перед глазами. На мгновение я потерял себя, потерял верх и низ, заколебался пламенем свечи на сквозняке. Мои очи заполнились белыми росчерками, сквозь которые так трудно видеть. Будто оказались в тюрьме. Немного больно, но я смотрю во все глаза.
И тут что-то произошло. Бесы. Странные создания. Извивающиеся, летающие вокруг и рядом, бесконечно далёкие и близкие, тянущие руки, зажатые во ртах, скалящие зубы, или стёртые, покрытые трещинами клыки. Всё пропало. Кажется я заглянул в глаза одному из них. Или может всем сразу? Страшно. Мороз пробивает по коже. Взгляд огненных глаз, следящий за мной. Безучастный. Смотрят. Пока только смотрят. Хочется закрыть свои очи, отгородиться, от жуткого наблюдателя, хотя бы тонкой кожей век.

Открыть глаза. Где я? Сижу на чём-то сравнительно мягком, рядом со мной человек, похожий на кусок дерева измочаленный в жерновах. Измотан, бедолага. Тусклый, неяркий, косой свет пробивается сквозь прутья. Страх, непонимание того, что я здесь делаю. Но эта боязнь преобладает. Несильная такая, как будто стоишь на краю пропасти, и смотришь вниз, на долину, на маленькие крыши домов и узкую голубую полосу, так похожую на чистое небо, которого не хватало совсем недавно. Попытаться подвигаться – коснуться лица своего, головы, заговорить. –Друг?- глаза внимательно смотрят на человека, временами щурясь на факел за решёткой.

Тяжело вздохнул. Ноющая боль в голове. Казалось, он физически ощущал как бьётся в агонии несчастный мозг. Пульсирует. С каждым разом становится все больше, вот-вот пробьёт стенки черепа. Прикрыл здоровый глаз и прислонился спиной к стене, снова вздохнув. Прохладный камень позволил отвлечься от головной боли. Приятно. Попытался улыбнуться, но тут же передумал. Кажется, губы разбиты. Покосился на правую руку. Тут же почувствовал неприятное щекочущее ощущение в животе, будто увидел что-то пугающее. С трудом верилось, что это месиво на самом деле его рука. Надо пошевелить ею, убедиться. Но мысли о возможной боли останавливали. Прислонился затылком к стене и вновь закрыл глаз. Глубоко дышит. Старается не двигаться. Надо расслабиться, успокоиться. Ни о чем не думать.
- Что происходит? - хриплым, едва слышным голосом спросил он. Челюсть двигалась с трудом. - Почему я здесь?

Неизвестный.
В каждом движении - агония. Драма. Хотел спросить что-то? Не-е-ет. Прохрипев, залился кровавым кашлем и рухнул на пол. Нет больше сил. Боль во всём. Подобен кукле, избитой жестокой жизнью. А когда-то кем-то был... А когда-то что-то чувствовал и помимо боли...
Жизнь ещё теплилась в сердце. Пыталась разогнать его. Быстрей, скорей. Иначе - смерть.
А нужно жить.

Безымянный.
"Что вокруг меня?" Большой вопрос. Стены, стены, стены. Вдалеке - свет факелов. Коридор, вымощенный камнем, неотёсанным булыжником. Это тюрьма. Место забвения. Место правосудия. Место, где люди гниют, обращаясь в тлен, тлен, липнущий к стенам этого ужасного места. Их кости падают на землю и становятся прахом.
Люди были тленом и будут, всегда, и лишь земля вечна, что из земли вышло, то в неё и войдёт. И в конце останется лишь она, и все живые существа наконец умрут. И будет мир другим...
Воспоминания?.. Это было страшно. Бес в лицо глянул - это плохо. Очень плохо, ужасная примета. Судьба разгневана, значит. Боги в ярости. Нужно что-то делать, срочно. Охватывает страх. Суеверный. Боль идёт. Боль идёт. Очень рядом. Близко.

Палец. Привлёк на мгновение внимание. Красным блеснуло. Будто свежая кровь, закаменевшая капризом природы. Будто бесов глаз, замкнутый в золотом ободке. По спине пробежал холодок, знакомой маленькой и мерзкой собачкой. Шавкой, вшивой и вонючей, ползущей в свою нору. Даже до конуры не доросла. И у этой шавки очень длинные и холодные когти, бегущие по спине. Почти всё вокруг напоминало о глазах, преследовавших меня во сне. Серые, неотёсанные булыжники. Похоже, моё последнее пристанище. До плахи. Бесы зря не глядят.

Сердце чуть постукивает. Едва, но всё же слышно. Мир станет другим. Изменится. Живые умрут, очистят её. Кто я? Страшно. Страшно! Кто-то скользит за спиной. Не оглядываться. Там никого… Боль рядом. Надо что-то сделать. Надо что-то изменить. Ещё не поздно, нет. Бесы глядят мне в лицо, уверенные в своём могуществе, но не выворачивают меня наизнанку. Зубило соскользнуло с плиты, оставляя длинную белую царапину, и злой хозяин вот-вот заметит оплошность. Надо действовать.
Ладони сжимают прутья. Чуть дёргают, осторожно. И в спину бьёт кашель. Надсадный, страшный, громкий.
Повернуться, резко и быстро, даже немного подпрыгнув. Человеку плохо, он валиться на каменный пол. Тот самый. Хорошо одетый. Огонёк в душе вспыхивает. Он мне знаком? Я…я не знаю. Надо подойти. Надо помочь.

Подошёл. Рука сама потянулась ко лбу и коснулась его мизинцем, замерев на пять секунд. "Таким образом вы защищаете себя от гнева богов..." - вспомнился чей-то голос.
Попытка помочь обернулась трагедией: раненый неожиданно громко закашлял кровью, да так, что кашель смешался со стоном и ругательными возгласами. Изо рта потекла водопадом кровавая каша. Посыпались зубы. Что-то вязкое. Раненый скривился и, напоследок посмотрев, глаза в глаза, своими безумно измученными, болезненными, всё неожиданно понявшими глазами, умер прям на нарах.
Смерть поселилась в клетке. На равных правах? Или попрать её?..
Вопрос свободного человека.

Отпрянуть! От взгляда, от мерзкой каши, от...Понимания, что жгло почище чем калёные иглы палача. Меня словно бы отбросило от хватки этого взгляда, от чувства странной вины всех живых перед уже мёртвыми. Я молча смотрел на то, как мой сосед отдаёт свою душу. И быстро отдаёт. Что же надо иметь внутри, чтобы такое полилось наружу? К горлу подкатился комок, горький и противный, желчный. Но в этот раз я сумел сглотнуть.

Осторожно, бочком, по стене, держась как можно дальше от трупа, подхожу к решётке. Кажется, никто не спешит навстречу стонам и ругательствам. Привыкли наверное. Не гремят сапоги стражи по камням бесконечных коридоров. И дверь по прежнему заперта. Есть ли иной выход? Не хочется жить в одной камере с мертвецом. Может окошко? Но..не это должно сделать сейчас. Надо помочь ему улечься. Я подошёл, вглядываясь в труп. Что я должен сделать? Как? Какие действия привычны мне, может я уже видел людей, лежащих вот так? Отправлял их в последний, или быть может, первый путь? Всё зависит от точки зрения. Тем не менее я был странно напряжён. Словно кто-то натянул мои нервы на какой-то музыкальный инструмент, и сейчас раздумывает - подтянуть их ещё, или оставить так, как есть.

Я встряхнулся. Эдак я никогда не начну. Я присел рядом с кем-то на корточки. Судя по всему он был богат. Наверное надо..положить его на спину. Коснуться лба мизинцем. "Защищаю себя от гнева богов". Кто это мог быть? Не ведомо мне. Сложить ещё не окоченевшие руки на груди. Главное - не испачкаться. Наверное. Почему-то страшно, и кажется, что мертвец вот-вот оживёт.

Тюрьма ответила безмолвием на смерть своего обитателя. Ничего. Ни заунывного плача плакальщиц, ни проповеди священника, ни криков разгоняющих толпу стражей...
Ни-че-го.
Выходов из камеры не виделось совершенно. Окно отсутствовало за ненадобностью. Уборная?.. Что за глупости?.. Дырка в углу - вся уборная.
Труп молчаливо смотрел в пол, не испытывая (на первый взгляд) желаний двигаться и сокрушать живых мёртвыми лапищами. Впрочем, что-то неуловимо изменилось, стоило мужчине коснуться лба умершего. Непонятно.
На спине богач представлял собой гораздо более устрашающее зрелище: глаза широко раскрыты ужасом, рот заляпан свежей кровью, будто пасть злая вампира какого...
От тела хотелось отойти. Стало страшно. Вот дёрнется сейчас - вся душа в пятки уйдёт. И что ты будешь делать? Как силе нечистой противостоять?..

Дрожит ладонь. Жест повторяя. Без толку только как-будто. Но что-то поменялось. Всё-таки. Будто ворота открыл кому-то. Отсюда. Лети душа неизвестного мне богатея. Лети, ключ мой, соглядатай моей жизни. Ты мог мне помочь, но ушёл за грань, кашляя кровью. Но не конец это всё. Душа-то может и отлетела. А тело тут осталось. И мало ли кто в опустевшую оболочку заглянет? Не по себе стало. Мурашки пробежали. А Этот, лежит меж тем. Скалиться. Злой улыбкой ухмыляется. И осколки зубов кажет. И всё чудиться...что-то нехорошее. В неверном, чуть дрожащем свете, в котором чудиться, что вот-вот двинется мертвец. Сожмёт руки мои хваткой медвежей, кровью измажет. И цапнет.

Брр..Лучше от таких мыслей отвлечься. Опёрся попой на нары. Уселся. Что же делать? С трудом отвёл взгляд от лица. Щёки потёр. Будто поможет чем. По голове своей бритой ладонью провёл. Хмф...На секунду поставил ладонь между собой и богатеем. Каковы они. Внимательно смотрю. Что у меня за пальцы? Медленно перевернул, смотрю внимательно. Мозоли? Кем я был? Солдатом? Навряд ли. Но не гробовщиком. Может...лекарь? Нет, не то.. жрец? Молод я..послушник какой-нибудь. Но...быть может, если я помню жест, я помню и слова какие? Надо бы труп закрыть чем-то, но чем? На нарах кажется ничего и нету. Наверное чтобы узники ниток не надёргали, и не повесились. Или кого-то другого не повесели. В конце-концов даже смоченная тряпка может довольно больно хлестнуть. И глаз выбить. Не говоря о том, что повесить можно. Себя. Другое дело, что крюков тут нет.

Труп мрачно лежал. Краски сгущались. Тьма наступала. Тьма, труп. Труп, тьма. Похожие слова. Труп, трутень, тьма. Сумасшествие грядёт. Приходит. Ходит рядом. Песни поёт.
Завопило что-то сбоку. Издалека. Глас девичий: громко. Обман? Игры бесовские? Не знать.
Мелькнул в боку хвост. Рога просияли. Копыта стукнули. Кто это? Кто здесь? Здесь кто-то есть? Помимо трупа кто-то есть?
Труп живой? Жив ли он? Быть может, притворился мёртвым, гад? А на самом деле - сопит. Дышит. Кровью бурлит. Сердце бьёт своё неживое.
Живой труп. К чему?
Бам - глаза сверкнули в темноте. Бесовские очи. Обожгло дыхание затылок, охлаждающая рябь прошлась по спине.
Страх. Вопросы к себе? Пальцы? Рабочие руки. Длани. Могут легко справляться с вещами. Держать что-то. Резать. Пилить. Копать. Что угодно. Деловые. Мозоли - да. Усталость - нет.
Бес. Бес идёт.

БЕС УЖЕ ЗДЕСЬ.

Молчание сковало губы, сомкнуло крепко, да так, что не отворить. Как скряга — свой сундук. Молчание. Страшно. Вжался в стену. Не помогло. Холод, будто из разверстой могилы. Обхватил себя руками, пытаясь согреться — не помогло. Холод, он ползёт по ступням, по мозолям, по рукам, тянутся к нутру, отзываясь тягучим чувством в животе. Мгновения растягиваются, и кажется вечным полёт одинокой искры, выпавшей из факела. Что её ждёт? Ждущая вода, только и мечтающая о том, как бы задушить пламя? Пук соломы, с которого начнётся пожар и костёр? Или просто холодный камень пола, ударившись о который искра сама угаснет через мгновение.

Резкий девичий крик - будто сигнал дозорного заставил внутренне подобраться. Поджать ноги под себя, не сводя глаз с того места где только что мелькнули очи. Темнота будто сгустилась, разлилась вокруг. Некуда от мрака деваться. И куда только исчез дрожащий свет от факелов вдалеке? Захотелось завопить. Громко, так чтобы кто-то пришёл, кто-то помог, выручил из беды. Да только не услышат. Как не услышали тюремщики и ту женщину. И моего сокамерника. Или всё это - морок? Уже не узнать. Надо замереть. Затаиться.

Спрятаться.

От холода. От ужаса. От отчаяния. Говорят, отчаяние берёт крепости быстрей чем самое сильное войско. Мизинец коснулся лба. Знак защиты. Мольбы. Не гневайся, бог. Изучают. Ждут чего-то. Действий. Внутри полыхнула эмоция. Далёкая зарница гнева. Ударить локтём назад, в то, что дышит, в то что смотрит. Но нет. Мой взгляд остановился на мертвеце. Мертвеце?! Мёртвые не дышат! Мёртвые сердца не бьются! Мёртвые не смотрят. Бес придёт. Он тут. Доберётся не до меня, но до моего товарища. Не защитить его мне. Что делать, что делать, что делать...Замри! Не шевелись! Наблюдают! Спина одеревенела, на лице — каменная маска. Даже мысли стали камнями — громадными, неповоротливыми. Это не я движусь. Это камень. Пальцы разматывают ступни. Надо связать его, пока он не встал. А то чуется недоброе.

Рядом - в мизинце от солнечного сплетения - просвистело неведомым образом загадочное тело. Было оно излишне красно, мало ростом, имело хвост, рога и копыта. Просвистело спиной.
После чего мертвец неожиданно издал совершенно отчётливый стон, отчего лицо его товарища стало совсем уж бледным. Простонав, впрочем, бездыханный заключённый совершенно окончательно издох, а бес, всё это время крутившийся вокруг тела, звучно стукнул копытами, подпрыгнул и, напоследок бросив в сторону бледного бесовий свой взгляд, исчез, будто испарился.

Из ступора вывел удар об решётку. По ту сторону стоял мужчина средних лет, могучего телосложения и жёсткого нрава. Оглядев камеру, он выпучил мгновенно налившиеся кровью глаза столь сильно, что те едва не прилипли к прутьям решётки, и разразился разъярённым, но столь всё же родным (человеческим!) ором:
- Ты какого дьявола здесь наделал, сука!? Ты, егоново отродье, вообще понимаешь, что ты тут начудил, мразь!? Да я ж тебя, ублюдка, четвертую! Да ты!.. Да ты же!..- Задыхается от гнева.- Душегуб проклятый. Ты мне за это ответишь!.. И ему,- ткнул пальцем в трупа,- ответишь!.. Гадина... Тьфу!.. Падла! Столько работы, матерь твою эльфийку, столько работы... Падлюга... Мне ж теперь барину бересту писать надобно... Придётся Ваську Книгочея звать, мать, а этот жид златом не обидится! Сука!.. Ну жди, сволочь. Сейчас-сейчас всё сделаем, значится... Как положено-то, да?.. Да, сука, да!..- Сплюнул смачно на пол и ушёл.

Стоило двери в конце коридора захлопнуться, как цепкие лапки схватили за исхудавшие плечи, и что-то маленькое и мохнатое оказалось на спине. Зашептал в ухо сбивчивый тоненький детский голосок:
- Ты чего на стража обиделся?.. Нельзя, нельзя... Не ты убивал. Я убил.- Смешок.- Хочешь свободу иметь?.. Все хотят... Я вот хочу... Сосед твой хотел. Все хотят... А ты меня слушай, понял, смердик?.. Я тебе такое сделаю, только слушай... Слушай-слушай... Значится, стража мы обдурим. Ща я его, как обернётся! Науськаю, хе-хе... А там - личину тебе сменим, идёт?.. Лапу жми. Слово-то честное моё... Почти купеческое. Хха!- Громко выдал хохотнул неизвестный в завершение разговора.

В решётку из кромешной темноты просунулась одинокая мохнатая лапа с неаккуратными, жёлтыми длинными ногтями и замерла в ожидании рукопожатия.

- Ты..ты чего? - пробормотал вслед тюремщику Безымянный. Но тот уже ушёл слишком далеко, не слышал. Гулко хлопнула дверь, оставив за собой горькую обиду. Заставляя вздрогнуть и насупиться. Как же так? За что меня? Я же ничего не сделал! Несправедливость обрушилась пудовым молотом, дробящим те крохи уверенности, что только-только появились у парня. И тут...тут появилось ОНО. Маленькое, самодовольное, алчущее освобождения и чего-то ещё, как узник сейчас — взгляда на небеса. Камень глухих, окружающих стен давил. Без окошка, без свежего воздуха. Он только сейчас понял, что воздух немного затхл, что в камере сыро... Захотелось свернуться клубочком и ничего, ничего не делать.

- Ты..ты кто?! - Тихий вопль, и попытка схватить, то что сзади упёрлось в него. Маленькое и лохматое. Да и от руки отпрянул заключённый. Ох не доверял он тонким голоскам. Схватить за лапку, сжимающую плечо. - Покажись перед лицом! Время ещё есть перед приходом Васьки — всё обговорим, гнилая сердцевина. - Безымянному казалось, что он кричал, орал во всё горло, что эхо бьётся храбрым сердцем в тиши..но на самом деле шёпот едва слетал с губ пленнёного. Смердик. Почему-то именно это сильно задело смертника. А в том, что его ждёт он уже не сомневался. Долго будут убивать душегуба, что убил сокамерника. Негоже простым убивать благородных. Откуда это взялось? Своё? Наносное? И откуда эта рука перед его носом?! Из темноты? Пожми такую — и сам в неё уйдёшь. Навсегда. - Может я помогу тебе, а ты мне. Услуга за услугу, а лапу я жать не буду. И никто, никому ничего не будет должен. -

Всё смешалось. Рука дёрнулась. Повело в сторону. Рвотный позыв подкрался к основанию языка. В ушах засвистели духовые трубочки. Глаз на глаз. Обнажённые зубы. Кровавые следы. Кожаный покров. Кость - из плеча.
Рукопожатие. Или?.. Что-то двинулось во тьме. Рука ушла. Или заново - сюда? Потянуло так сильно - к решётке. Носом вжался. Куда? Мрак. Шаги во мраке. Злой смех.
Рукопожатие... Или всё-таки нет? Что это? Наложились два видения - одно на другое. Рокот и плач, смех и стоны - в единую живую массу. Наконец - прояснение.
Раздался разъярённый рёв - это сам. Отшатнулся от зловещей руки и схватил беса за плечи. Тот завизжал сам, затрепыхался и скрылся во мраке пола. Забился, зашипел, как толстая кошка, в самый угол. И оттуда только глазки-угольки сверкают. Злые.

Передышка.

Наконец, уже гораздо менее младенческий, гораздо более пропитый и уязвлённый голос спросил:
- Ну?.. Чего делать прикажешь?.. Воевода?

Хаос. Мрак. Боль. Комок склизких червей подкатывающих к горлу. След холодных прутьев на лице. В уши било чьим-то неестественным, будто вывернутым наизнанку, хохотом. Закусил губу. Врёшь. Не возьмешь. И почти сразу же сам, взревел в ответку. Шаг к этой мелкой мрази. Смотришь – сверху вниз. Прямо в темноту. Не зная, что там, за спиной.

Безымянный выдохнул. – Я – человек. А ты - выведешь. Меня! Отсюда. Живым. Целым. – слова рублёными гвоздями покидали глотку. Пока губы говорили, у сидельца в голове словно настоящий шторм проходил. Всё вспомнить пытался. Что-то. Хоть что-то о себе прежнем. Может у него в обмотках, что на ногах отмычка? - Когда придут – ты мне поможешь. Говорил про морок – значит наведёшь морок. Не сумеешь, сам знаешь, шанс у тебя один. – А у самого в голове пульс бьётся, сколько же их?! Двое, двое, всего лишь двое. Или этот бес один-единый? А сзади – лапищи, это ведь тоже бес. Вот не было печали..

- Что ты можешь, бес? – Безымянный сощурился в темноту, ловя отблески красных зенок, готовый бросится.

- Усё могу.- Довольно ответил голос.- Гляди.
В коридоре вновь раздались шаги. Страж возвращался с каким-то молодым пареньком с омерзительно скупой физиономией и берестой в руке.
Парочка подошла к решётке и заглянула внутрь, будто не видя её обитателей. Бес довольно захихикал. Забормотал:
- Аш'ас... Аб-надур... Ко мне идёте... Дверь ал'каса ключом. Мы невиновны, а вот вы... Преступники! Негодяи! Воры! Убийцы! Матерей задушили в канавах! Подонки! Стыд вам!.. Аш'ас!!!
От последнего словечка оба мужчины по ту сторону решётки едва не повалились с ног, во взглядах их что-то неуловимо изменилось, движения стали будто затуманенными, а голос - вязким, словно густой мёд:
- Преступники...- В один голос затянули они.- Негодяи... Воры, убийцы... Матерей задушили в канавах... Подонки... Стыд нам!.. Стыд нам! Стыд нам!!!- Уже совсем трагично завопили они, Васька принялся бить ослабшими кулаками тюремщика в плечо, тот же в ответ скалился, пытаясь трясущимися руками найти подходящий ключ в связке. Наконец ключ был найден, вставлен в замочную скважину, бес подмигнул сокамернику, а страж и Васька зашли в камеру и, буквально вытолкав предыдущих заключённых, закрыли за собой дверь. Васька провернул ключ снова, закрывая решётку, и отбросил инструмент спасения во тьму коридора. Бес загоготал и, набросившись на ключик, заворчал и забурчал вокруг него, закрывая своей оголённой алой задницей всё происходящее от "воеводы". И вот бес отошёл в сторону, потирая ручонки, явив взору своего нового главного разъединённый на множество частей ключ. Заулыбался:
- Терь шо, дружище?

Воевода молча наблюдал за открывающимся ему фарсом. Тело ещё помнило прикосновение сильных рук охранника, а очарованные уже пристроились в камере, как птенцы в гнезде. И даже не догадались вытащить труп несчастного шевалье - и это ведь причина их прихода! Юноша встряхнулся, и ухмыльнулся. Почему-то захотелось отвесить пинка по этой красной заднице. Но не отвесил, и даже жестом не поведал миру о своём желании.

Безымянный шагнул к решётке, и в нерешительности уставился на двоих "преступников". - Эй! Там! Преступники, а ну сымайте с себя рубахи - по уставу неположено! - грозный, командирский рык выходил у "воеводы" плохо. Какой-то писк припухшего от своей наглости комара - видимо прямиком у царя крови выпил, оттого и разбух. - И обувку тоже сымайте! - добавил он.

-А ты..дружище, вот что. Как это ты такой красивый за решёткой оказался, а? И чего это я - воевода? - в последнем послышалась неприкрытая усмешка. Хорош воевода - в обмотках на ногах, да в штанах. И боящийся своего "войска" почище чем тюремщиков.

Облачившись в одежду тюремщика, воевода почувствовал себя значительно уверенней. Прибавилось в осанке гордости и достоинства. А еще и когда палицу в руку взял, вообще хорошо стало. Бес захихикал:
- Что, батюшка, коль царем себя почуял? А твой смерд покорный... Там посижу, тут посижу, одно слово: дурак!.. Но блаженный! Хи-хи.
Огляделся. Коридор. Вдоль - камеры тюремные. Булыжник, решетки и вся архитектура. Слева в стене дверь дубовая, через которую служивые пришли. Справа в конце люк дубовый. Тяжелый.

От слов беса по коже пробежался холодок. Блаженный. Уж не про него ли это красное отродье? Не имеет значения. Даже если раньше его разум блуждал в потёмках, то теперь он - вновь живой и сильный человек. Со своей волей. И своим разумом. - Что за женский голос я слышал здесь недавно? - Безымянный зашагал к люку, не обращая внимания на дверь. Туда он ещё успеет. Палица успокаивала душу бежавшего узника, и он подошёл к люку, присматриваясь к нему.

Люк был такой, как и все подобные люки. Тяжёлый, железный и грубый.
Бес приплясывал поблизости:
- Ай злата градового захотел воевода?.. Ай совратился на сладкий священный,- тут чертёнок язвительно перекрестился,- образок серебренника?.. Так лови же, лови, могучий! Лови, сильный, держи!- Заверещал верный слуга, и с потолка вдруг посыпались золотые монеты.

Безымянный дёрнулся странно, попытался поймать монету, алчность мелькнула в глазах, ладонь уже было сомкнулась на монете... И выпустила её. - На кой ляд мне твоё золото, если первый же колокольный звон обратит его в прах? И уж тем более зачем мне золото здесь и сейчас? - Юноша склонился над люком, и попытался нащупать кольцо, за которое эту тяжеленную штуку можно бы было поднять...