The Death of Love | ходы игроков | Dirge Inferno [Chapter over]

 
DungeonMaster Omen_Sinistrum
17.08.2015 20:21
  =  
События проносились ураганом, хоть время в Морготе было относительно мирным. Иной малодушный мог бы усмотреть здесь дурной знак, затишье, предвещающее грандиозную бурю; однако малодушных не было в этой провинции, равно как не было мира и тишины, а потому никто не рассматривал кратковременное спокойствие как предвестник чего-то ужасного. То страшное, что уже произошло, относилось к непоправимому, и все его последствия в этом качестве должны были походить на изначальный оригинал. Всё взвешено. Жребий брошен. Все герои трагедии на своих местах, и уже не остановить чудовищную пьесу.
Но пока в воздухе витает лишь смутное предчувствие беды - столь эфемерное, что его не различить и мудрейшим.

Изабель де ла Круа была отправлена домой в стальном гробу, представлявшем собой по сути холодильную камеру с прозрачной бронированной крышкой. Она походила на спящую деву из сказки, и казалось, что она вот-вот очнется. Воск, пластик, косметические средства, шёлк и кружево укрыли чёрные язвы, оставленные инфернальным пламенем; холод и специальная обработка сохранили от разложения органические останки. Герои Щита Империи должны были отправляться в последний путь достойно, до самого конца быть примером для всех остальных, а потому погребальных дел мастера владели своим ремеслом в совершенстве. Созданная ими иллюзия жизни была почти пугающей. Провожая её до катафалка, Аларик ощущал, как горло ему сжимают злые слёзы, а на плечи неимоверной тяжестью валится чувство вины. Николас, бывший одним из тех, кому доверили нести гроб, сходил с ума под спокойной личиной Рикардо. В его память глубокими ранами врезался образ исковерканной Изабо, и её погребальная маска из воска и пластика казалась не то кощунством, не то божественным откровением. Сорвать крышку проклятого гроба, разбудить её... Но колдун знал, что в этом теле давно нет души. Жюльетт находила происходящее забавным; потирая платком сухие глаза и пряча за ним же улыбку, девушка следовала за будущим мужем, ведомая им за руку. Разве это не смешно? Двуличная де ла Круа скрывала свои пороки за притягательной внешностью и светскими манерами; сейчас же её внутренне уродство стало внешним, и теперь её спасает лишь труд похоронных мастеров. И все, все всё равно знают, как инквизитор безобразна! В такой ситуации баронету удручало лишь одно: в связи с трауром свадьбу решено было перенести на месяц. Эта мысль и позволяла девушке сохранять приличествующее моменту выражение лица, пока гроб не оказался в катафалке. Изабель де ла Круа не пользовалась любовью морготцев, но откровенного непочтения к смерти подданные будущей графини вряд ли бы оценили. А оставшийся в живых помощник инквизитора мог бы начать подозревать её. Сориньян не могла позволить себе такой небрежности.

Аларик сильно изменился с момента гибели своей госпожи. Он имел полное право покинуть Щит Империи, поступить на службу к другому инквизитору или податься в ряды элитных воинов Моргота, но всё это не волновало его. Из мастера боевых искусств он стал почти в одночасье затворником-ученым. Граф де Рэ без какого-либо неудовольствия распорядился предоставить демоноборцу материалы об аномалиях Вестерхейма, и теперь тот старательно изучал их, частенько обращаясь с вопросами к многочисленным присутствовавшим тут учёным. Перелопатив немало заметок, статей и монографий, Аларик не был полностью удовлетворён: из-за запретов Церкви и частых ограничений объёмов исследований немалое число вопросов оставалось без ответов. В целом получалось, что вероятность контроля мальшторма чьей-то волей весьма высока. Хоть и описывались такие мальштормы, что наносили минимальный вероятный ущерб, эта гипотеза была жизнеспособна, что лишь укрепляло уверенность мужчины в спланированном покушении на Изабо. Он потихоньку расспрашивал переживших тот день "Волкодавов", и из их воспоминаний выходило, что управлявший адской бурей не мог находиться в зоне видимости.
К его трудам периодически присоединялся Жиль – когда у него выдавалось свободное время – но дальше предположений граф и демоноборец не ушли: все нити обрывались в их руках. На всякий случай граф распорядился тщательно обследовать останки Вантейна (слишком уж вовремя умер один из главных подозреваемых), но проверка не дала каких-либо значимых результатов. Стоматологическая карта покойника благодаря заклятью соответствовала состоянию зубов трупа, равно как группа крови и резус-фактор. Де Рэ пошёл дальше и в тайне от Аларика обратился к гьеденцам, которым позволил расположиться на своих землях. О, если бы оказался на месте многоумный Люций Ксавьер, ухищрение абиссарийца могло бы быть выведено на чистую воду. Но к несчастью к тому моменту Ксавьер уже находился в Мэртире, где его ждала долгая процедура проверки и лицензирования вакцины для лечения ликантропии. По правилам до её окончания учёный муж не имел права покидать крепость Инквизиции и находился под постоянным наблюдением, а потому был отрезан от своих протеже. Оставшиеся же на месте младшие сотрудники не обладали достаточным опытом для того, чтобы раскрыть хитрый обман Николаса, когда заклятие было совсем свежим. Таким образом, и охотник, и маршал уверовали в то, что подозрительный офицер в самом деле сгинул в пламени мальшторма.
Аларик, будучи не в силах успокоиться и ища поддержки, написал одному из тех немногих людей, которым всё ещё мог доверять – своему наставнику, когда-то научившему его едва ли не всему, что он теперь знал. Тем временем пришёл ответ из центрального отделения. В письме сообщалось, что все предоставленные материалы дела тщательно изучены. В показаниях графа и его людей не нашлось ничего сомнительного, но гибель де ла Круа от того не выглядела менее настораживающей, а потому демоноборцу предоставлялась подмога в виде нескольких аккредитованных младших инквизиторов, которые уже направлялись в Моргот, данные по делам, которые вела Изабель, и в связи с чрезвычайными обстоятельствами – инквизиторский чин. К письму прилагалась маленькая бархатная коробочка с перстнем, утверждающим полномочия мужчины в новой должности. Теперь его статус был вполне официален, а это уже совсем другое дело.

Как только положенный срок траура вышел, Жиль де Рэ объявил о собственной скорой свадьбе. Откровенно говоря, отнюдь не все восприняли сию весть радостно. Среди таких недовольных был и отец маршала. Женив старшего сына на девушке из очень богатого и знатного рода, он надеялся, что удастся точно также провернуть и с средним, начисто забыв и о характере Жиля, и о специфических традициях Моргота. Выразив своё неодобрение, Ги де Рэ ничего не добился, а потому решил идти иным путём, чтобы воспрепятствовать бракосочетанию владыки Щита Империи. В качестве весомого аргумента выступила громадная сумма денег, которой старый граф желал откупиться от неугодной невесты. Молодые оскорбились в равной степени, и золото ожидаемо осталось не обналиченным. Следующей попыткой было лишение отцовского благословения. Однако этот жест оказался проигнорирован без того рассерженным Жилем, и послание Ги де Рэ сгинуло в мусорной корзине, не будучи удостоенным ответа.
Тем не менее, мать и младшие сёстры Жиля смотрели на вещи куда проще и, похоже, искренне радовались свадьбе близкого родственника. Явившись в Моргот по случаю такого торжества, они быстро нашли общий язык с Жюльетт, и та почувствовала себя гораздо спокойнее и уютнее. В волнительный день бракосочетания баронета не находила себе места, и поддержка со стороны этих женщин была как нельзя кстати. Сориньян придирчиво осматривала своё отражение в зеркале (хоть последняя примерка прошла успешно), но не находила изъянов. Она волновалась, что подчёркивающее парчовое фигуру платье, украшенное тонким кружевом и искуссной жемчужной вышивкой, выдаст их с Жилем маленький секрет. Нет, конечно, всё и так скоро станет ясно, но как-то немного неприлично, если подвенечный наряд сшит по особому фасону, чтобы скрыть округлившийся живот невесты. Однако стройная Жюльетт на сроке трёх месяцев не имела никаких характерных изменений фигуры, а потому переживать ей было решительно не о чем. Ещё немного посмотрев на себя – теперь уже полюбовавшись – она приняла от графини де Рэ букет из белых роз и лилий.
Поскольку Жюльетт Сориньян являлась сиротой (и это было не так плохо, поскольку никто из «родичей» ни за что бы не признал её), к венцу её вел Фарштайн, всем известный глава «Морготских волкодавов». Крепко сжимая букет и чувствуя, как колотится сердце, невеста улыбалась окружающим из-под вуали. Там, на противоположном конце длинного зала, наполненного офицерами (тут же были Аларик и сопровождавшие на графа трагической охоте «волкодавы»), советниками, учёными и инженерами (присутствие гостей определял не титул, а значимость для провинции), её ожидал маршал де Рэ, облачённый в белую парадную форму.
Верене и Орландо сейчас в другой комнате пока - их отыгрыш датируется временем до охоты.
Отредактировано 21.09.2015 в 18:47
1

Как бы Жанна не желала обратного, но проводы гроба де ла Круа были тем мероприятием, на котором невесте графа Морготского было положено присутствовать. Конечно же, девушка и сама была непрочь еще раз увидеть труп своей убийцы, но она отчетливо осознавала, что скрыть на церемонии свою радость от этого факта, попутно изображая благопристойную скорбь, будет весьма непросто - а это наверняка покажется некоторым подозрительным. Тот же охотник Аларик - человек честный, прямой и открытый, но являющийся верным клевретом покойной, наверняка в этом случае заинтересуется причинами странной радости невесты графа де Рэ при виде покойной инквизитора. А такой интерес может выйти им всем боком.
Была и еще одна неприятность: из-за траурной церемонии милый Жиль был вынужден перенести свадьбу на месяц. Умом Жанна понимала, что этот шаг продиктован нормами приличия и холодной логикой, но все равно была донельзя раздосодована: паршивая мерзавка умудрялась вредить ей даже из-под крышки гроба!

Стоя среди провожающих катафалк, Сориньян старательно демонстрировала скорбь от того, что "верная слуга Святого Престола скоропостижно скончалась от черного абиссарийского колдовства". Наряженная в длинное в пол глухое черное платье и перчатки в тон, убравшая волосы под плат невеста Жиля молча стояла среди других благородных дам, с надлежащим смирением и трепетом склонив голову перед телом "благородной дамы де ла Круа".
Воспользовавшись советом одной из ушлых служанок, девушка периодически промакивала уголки глаз платком, смоченным в луковом отваре - эта маленькая хитрость сполна позволяла изображать скорбный плач по "героине веры Христовой". Кроме того, под платочком можно было на краткое время спрятать и абсолютно счастливую улыбку, так и рвущуюся наружу. Месть свершилась, и теперь благополучию графа и его избранницы ничто не могло помешать. А если бы еще какая пропащая душа попыталась бы воспротивиться воссоединению любящих сердец... Жанна знала, что делать в этом случае.

...Весь месяц до официального объявления о свадьбе, равно как и недели до самого торжества, прошли для невесты Щита Моргота в непристанных заботах и хлопотах. Впрочем, для Сориньян они были милы и приятны. Множество вопросов требовало своего решения, сама брачная церемония требовала долгого заблаговременного приготовления - за всем этим Жанна и думать забыла об инквизиции, оставшимся в крепости бдительном Аларике, мальштормах, проблемах на границе, даже о том, что ее тело принадлежит другой душе. Все это казалось мелочным и незначительным, все это меркло перед грядущей свадьбой.
Девушка была счастлива: наконец, после стольких препон и тревог она соединится с любимым священными узами брака перед Богом и людьми. Пускай для самой Жанны возлюбленный Жиль уже был мужем, но забывать о том, что официальная церемония нужна консервативному ватиканскому обществу, требующему неукоснительного соблюдения определенных ритуалов, не следовало.
С точки зрения Жанны это было глупостью. Ведь они с любимым и так уже живут, как супруги, они безумно любят друг друга и жить врозь не могут, и вообще - она носит под сердцем ребенка Жиля: так зачем все эти условности и официальные церемонии? Неужто Господь в непогрешимой мудрости своей не отличит тех, кто вступил в брак в сердце своем от простых любовников? Думать, что Богу нужны подсказки ввиде венчания - сомневаться во всеведении его. Конечно, самой девушке было приятно знать, что скоро она предстанет перед возлюбленным и его людьми в прекрасном платье, что скоро она будет ловить восхищенные взгляды тех, кто поймет их счастье - но нужен ли для этого формальный и формализованный процесс? Все это можно было и так устроить.
Впрочем, все эти рассуждения не мешали Жанне жить и наслаждаться полнотой жизни, обнимать и целовать темными морготскими ночами любимого, тренироваться на плацу и корпеть над книгами, наслаждаться прекрасными закатами и рассветами с замковых башен и с умилением (хотя одновременно и с некоторой долей опасения) думать о бумать о будущем ребенке.
Даже попытки Ги де Рэ помешать браку вызывали у нее лишь веселую усмешку: их с Жилем не разделить, как не разделить небо и море на горизонте. Несчастному пожилому графу просто не довелось встретить в жизни Истинную Любовь - вот он и пытается в слепоте своей помешать ошибочному, с его точки зрения, браку сына. Ах, если бы он хоть на миг понял, что чувствуют они двое, он бы наверняка восхитился воздушности прекрасного великолепия Любви и, не медля, пожелал бы им счастья вовек и даровал бы свое отцовское благословление!
К счастью, любезная матушка и милые сестры Жиля были настроены куда как лучше, и окружили невесту графа де Рэ плотным коконом заботы и любви - словно бы действительно став семьей одинокой сироте. Если бы не их помощь, Жанне бы пришлось куда как тяжелей - но сердобольные родственницы жениха взяли на себя львиную долю забот, здраво настояв на том, что влюбленным надо быть почаще вместе, не отвлекаясь на несущественные проблемы, которые могут решить и они.

...И вот, наконец, наступил долгожданный день свадьбы. Невеста, наверное, никогда за свою жизнь так не нервничала: по сотне раз спрашивала, нормально ли сидит платье, не растрепалась ли прическа, не потекла ли тушь, подходят ли украшения к наряду... Каждые пять минут она то подходила к окну, с тревогой вглядываясь в даль, то ходила кругами по комнате, то жадно пила холодную воду, то тайком от заботливой матушки жениха и старших служанок сбегала вместе с сестрами Жиля покурить.

И вот наконец невесту в белом платье повел под венец посаженный отец: убеленный сединами славный рыцарь Фарштайн. Сама Жюльетт чувствовала себя словно на седьмом небе от счастья.Белые розы и лилии в изящных руках молодой невесты - символ чистоты и невинности, на плотно сжатых губах - абсолютно счастливая улыбка, глаза шалые и немного безумные, сердце бьется, как безумное, а под ним - их будущий ребенок. Всего несколько минут осталось, всего какие-то несколько минут - и они с Жилем станут для всех мужем и женой.
2

Аларик Тенистый
20.10.2015 10:13
  =  
Провожая гроб Изабель до катафалка Аларик в очередной раз напомнил себе о клятве. Смерть Изабель была на его совести, ведь это он не смог ее защитить. Но по лицу распознать эмоции было невозможно. После смерти леди-инквизитора его эмоции были закованы в стальную клетку, отражаясь в мимике лишь слабыми тенями. Все ресурсы его мозга и тела были направлены на поиски виновника. Потому провожая гроб он внимательно смотрел по сторонам в надежде что кто-нибудь все же даст ему ниточку... Но видимо не в этот раз. Впрочем, Аларик умел ждать, а тайное всегда рано или поздно становится явным. Бросив последний взгляд полный сожаления на лицо госпожи де ла Круа он не увидел как прочие изуродованное взрывом и огнем страдающее существо, а увидел радостное, смеющееся лицо которое видел не раз, напоследок коснувшись гроба охотник развернулся на каблуках и зашагал прочь, его ждали книги.

Книги... Не сказать что это было любимое занятие Аларика да и учится он особо никогда не любил предпочитая приобретать знания опытным путем, а не чтением талмудов, терроризировал расспросами ученых, но все еще не имел возможности понять до конца что произошло. Единственная зацепка что у него оставалась - теоретическая возможность управления этим проклятым явлением, но дальше из-за ограничения инквизицией областей исследований ниточка терялась в зоне инкогнито. Расспросы бывших с ним рядом волкодавов тоже к сожалению ни к чему не привели. Сам Аларик все чаще задумывался над рискованным мероприятием быстрого рейда в Абиссарию с целью делегировать в закованном виде чернокнижника, который сможет помочь разобраться со всем этим, но пока оставлял этот план на крайний случай, надеясь на ответ из столицы.
Который пришел... После прочтения ответа у новоявленного инквизитора глаза полезли не то что на лоб, они у него чуть из лопаток не вылезли. На смерть инквизитора была реакция как на мелкий локальный бунт. От него решили откупится саном, и парой младших кадров. После того как охотник не без труда смог оторвать руку от лица оставив на нем значительный красный след по форме ладони он тяжело выдохнул, протер глаза и продолжил лопатить книги.
На этот раз он искал связь между мальштормом и колдунами либо же демоническими сущностями низшего порядка. Увы, ниточка Ван Тейна так же оборвалась. Так Мальшторм похоронил и инквизитора и вероятного... А черт знает кем был подозрительный офицер... Закрыв книгу и хлебнув еще немного алкоголя из стоящей рядом бутылки Аларик устало протер глаза. Буквы наплывали одна на другую что говорило о том что больше в ближайшее время на этом поприще от него пользы не будет. Потянувшись Аларик встал и вернулся в свои покои, где впервые за долгое время нормально привел себя в порядок, чисто выбрившись и сменив гардероб не немного более соответствующий празднику. Ответа от наставника не последовало. В принципе охотник этому не удивился, решив ждать сколько будет возможно. Старый хрыч любил наблюдать, так что не факт что он вообще ответит. Как Аларик умудрился не проворонить день свадьбы в библиотеке неведомо даже ему, просто в какой-то момент он понял что пора отдохнуть, а покинув библиотеку был мягко говоря снесен с ног суетой царившей в замке. Подумав охотник снова переоделся но уже в тренировочную одежду, и двинулся в сторону залов, как он заметил там всегда был кто-то кто тренировался даже по самым большим праздникам. Да и еще только раннее утро, до праздника оставалось несколько часов так что небольшую тренировку он мог себе позволить. Книги это хорошо, но если он потеряет форму то не сможет отомстить...

Вернувшись с небольшого спарринга любезно устроенного ему волкодавами охотник вернул первоначальную версию облачения, и приладив к поясу парадную шпагу надел на голову шляпу, скрыв шрам тенью от полей. В конце концов не стоит обижать союзника угрюмым видом на его свадьбе... Спустя несколько минут охотник при полном параде и спрятав перстень в одном из карманов шагал по коридорам. Сан инквизитора только подпортит общий настрой свадьбы, что тоже не входило в его планы потому перстень не должен был отсвечивать.
Прибыв в зал охотник нашел свое место и занял его приготовившись наблюдать за свадьбой и возможно, немного расслабится. Он как никто другой знал, что одержимость и постоянное напряжение только вредят хорошей форме, а не помогают как думала большая часть наставников церкви.
3

Николас Ван Тейн Vasheska
12.11.2015 21:26
  =  
Самое разумное, что мог делать Николас под личиной - затаиться до поры до времени, надев личность покойного Волкодава как маску. Конечно до ведьмы круга Зависти ему было далековато, но сейчас вряд ли кто заподозрил подмену. У него было в запасе чуть больше года прежде чем Рикардо окончательно исчезнет,но чернокнижник и не собирался задерживаться здесь так долго. Волосы красавицы-инквизитора он по-прежнему хранил в медальоне при себе, не имея возможности провести ритуал. Однако при первой же возможности очистил потайные отделения своей машины от полезных книг и ингредиентов, припрятав их в склепе на кладбище. В самом деле, когда замок стоит на ушах в предвкушении свадьбы, куда никому не придет в голову совать свой нос?
Сам чернокнижник сделался словно бы узником своего тела, понемногу копя злобу и горе о потери Изабо. Он замечал, как изменился Аларик, получив инквизиторский чин и пропадая больше в библиотеках, чем где-либо еще. Здесь он не волновался, ибо большинство материалов о мальшторме несли пометку исследователей из крепости Сангвис, но даже бравые служители распятого боялись идти дальше определенного момента. Как известно, никто не знает о демонических явлениях лучше самих демонов, а вот с этим то и были проблемы: либо не хотели замарать свои белые ручки, либо были слишком тупы, чтобы это понять, либо... обитатели Преисподней сами категорически не желали общаться на эти темы. Как например, то, что сидело в подвалах Сангвис уже довольно долго. О, Николас слышал о таких редких существах и догадывался как трясутся поджилки ватиканцев при мысли что она переметнется на сторону Абиссарии рано или поздно. В данном случае скорее поздно, но это все равно случится.
Но пока что Рикардо-Николас просто бурно радовался с другими Волкодавами предстоящей свадьбе графа, и занимался самыми обычными делами. Разумеется он был в храме вместе с другими воинами при полном параде, хотя замечательные чувства легкого головокружения и тошноты составляли ему в этом компанию.
4

DungeonMaster Omen_Sinistrum
06.12.2015 19:15
  =  
Но вот Фарштайн довёл Жюльетт к алтарю, и она оказалась стоящей напротив будущего супруга. Маршал улыбался и выглядел самым счастливым мужчиной на свете. Впрочем, в этот момент действительно сложно было найти кого-то, столь же довольного жизнью, как Жиль де Рэ. Его, правда, несколько огорчало, что Ди Альри в связи с неотложными делами вынужден отбыть непосредственно перед свадьбой. Впрочем, к этому граф относился с пониманием. А сейчас… Все прошлые тяготы остались позади, а грядущие испытания ещё не наступили. Жанна, его Жанна была рядом – пусть и в ином облике. Святой отец, чьи одежды больше напоминали парадный мундир, чем сутану, кивнул и начал священный ритуал. В Морготе супружеская клятва несколько отличалась от общепринятой имперской, откровенно напоминая местами принесение присяги, но гостей провинции такая военизированность давно перестала удивлять.
Сегодня мы стали одним целым;
Я клянусь хранить верность и нежность к тебе.
Я буду твоим мечом и твоим щитом,
Я буду твоими латами и пламенем, что разгонит непроглядный мрак.
Я клянусь быть с тобой на поле брани и в минуты мира,
Во славе победы и в горечи поражения,
В болезни и здравии, в богатстве и бедности –
Вместе мы сможем преодолеть всё,
До тех пор, пока смерти не разлучит нас.
В час же, когда настанет Судный День,
И воины Щита примут последний бой,
Я клянусь сражаться с тобою бок о бок.
Проговорив это слова, молодые взялись за руки. Граф притянул к себе свою супругу и, подняв вуаль, скрывавшую её лицо, поцеловал Жюльетт.
Граф и графиня ещё какое-то время стояли у алтаря (Аларик тихо порадовался, что дети в белых праздничных нарядах усыпают их и присутствующих традиционными лепестками роз, а не, скажем, боеприпасами), после чего вместе с гостями проследовали в пиршественную залу.
Празднование свадьбы в Щите Империи так же отличалось от общепринятого. Итак, праздник длился ровно один день. Недостатка в угощениях не было, но морготцы явно не гонялись за чрезмерной роскошью яств, равно как и за количеством выпитого спиртного. На время графской свадьбы сухой закон временно прекращал действовать, но никто не усердствовал в поглощении алкоголя. Куда больше времени занимали поздравительные речи, танцы, игры и забавные представления, разыгрываемые актёрами (в иных гости могли поучаствовать). К слову, рыжеволосая огнемётчица не отступала от Аларика ни на шаг: они отплясывали, пили на брудершафт, соревновались в стрельбе из лука по подвешенным на прочных нитях вызолоченным яблокам. В итоге к полуночи приглашённые уходили весьма и весьма довольные, но на своих ногах и в добром здравии. Фенрир, впрочем, уволокла инквизитора в казармы, ни мало не смущаясь от его нового ранга.

Надо сказать, подобное отношение к празднествам весьма устраивало Аларика. Он всё ещё не получил ответа от своего наставника, но уже изучил всю имевшуюся в Машекуле информацию о явлениях мальшторма. Единственное место, в котором он, вероятно, мог добыть ответы, оставалась крепость Сангвис – но попасть туда было нелегко, даже имея при себе знак инквизиторских полномочий. Во всех подобных ситуациях самым верным средством было заручиться поддержкой морготского владыки. На следующее утро демоноборец переговорил с графом, и к обеду они уже направлялись в твердыню ордена Тернового Венца. В присутствии Жиля магистр был не в пример сговорчивее, и мужчин отвели в хранилища ордена, где те и проторчали до поздней ночи, перебирая работы учёных мужей ордена.
Полученная информация отнюдь не сужала круга поиска. До сих пор не было ясно, может ли средней руки чернокнижник создать мальшторм самостоятельно, но в одном сомнений не возникало – достаточно сильный колдун способен без труда управлять этим жутким явлением, вероятно, визуально контролируя его через оптическое устройство, которое в Абиссарии называется вижионарией. Более того, не исключается вероятность психокинетического контроля без визуализации процесса. Скорее всего, лучшее управление мальштормом достигается за счёт относительно небольшого (до сотни километров) расстояния между ним и управляющим малефиком, но установить точно максимальное эффективное расстояние не получилось. Таким образом, злодей, погубивший Изабель де ла Круа, мог, образно выражаясь, сидеть за соседним кустом, а мог и торчать в одной из абиссарийских пограничных застав. Не оставлял сомнений только профиль тёмной магии, выбранный паршивцем: ему непременно требовалось быть специалистом в демонологии и управлении инфернальными энергиями.
Маршал был уверен в том, что этот колдун всё ещё жив, поскольку текущие проверки, последовавшие после смерти леди инквизитора, не выявили ни единого чернокнижника, который обладал бы достаточной силой.
- Аларик, вы не могли бы инициировать проверку в морготском отделении Инквизиции со стороны агентов Маурицио? – вдруг спросил повелитель Щита Империи, когда все книжные тома и пухлые папки с документами были за ненадобностью унесены одним из адептов Ордена. – У меня есть кое-какие связи среди ваших коллег, но я не уверен, что этого достаточно. Я не настолько дружен с вашей организацией, как мой отец.

Николас, скрывавшийся под личиной убитого Рикардо, тоже не терял времени даром. Пока маршал и инквизитор искали, используя свои каналы, тёмный маг решал вопросы по-своему. Он начал подозревать, что оказался частью замысла куда более значительного, чем ему сообщили. Всё больше Вантейн находил подтверждений тому, что кампания, реализуемая в Морготе, началась далеко не пару месяцев и даже не несколько лет назад. Возможно, всё это стартовало ещё до Тринадцатой Морготской. Чернокнижник злился, не будучи в силах принять, что его Изабо стала расходным материалом в чьём-то плане. Она была другой веры, была его врагом, но к моменту своей безвременной гибели значила для него столько, что он выступил бы против её убийцы, кем бы тот не оказался. Была её смерть случайной или запланированной, Ник не знал. Ему удалось разведать, что в относительной близости к границам Ватиканской Империи присутствовали три колдуна, могущества которых хватит на то, чтобы управлять мальштормом на большом расстоянии, но он не испытывал никакой уверенности в их мотивах. Мужчине приходилось выжидать информации, которая прольёт свет на тревожившую его тайну.
Впрочем, он предчувствовал событие, которое вскорости изменит баланс сил до неузнаваемости.

Второе утро после свадьбы – блаженное воскресное утро – началось чуть позже, чем обычно. В воскресенье даже владыка Моргота и его жена могут понежиться в постели и никуда не спешить. Сладко было просыпаться в объятия любимого мужа после пламенной ночи, и ничего не могло быть лучше, чем после вместе отправиться в ванную, а затем – завтракать, и весь день провести вдвоём.
Так и поступили супруги. Из ванной доносился плеск воды и смех абсолютно счастливых людей. Они были беззаботны и веселы, точно дети, хотя роковой миг неотвратимо приближался.
Графиня покинула купальню раньше мужа; пока тот брился, Жюльетт устроилась перед зеркалом на низком пуфе и сушила свои тёмные косы. Внезапно ей сделалось дурно. Дыхание перехватило, и жесточайший приступ боли, сжавшей грудь и горло, заставил молодую женщину выронить фен и вцепиться побелевшими пальцами в маленький столик, стоявший перед зеркалом. С ужасом жена морготского маршала смотрела, как кожа на её руках сходила целыми кусками. Преодолев боль, она смогла позвать Жиля; вместе с хриплым криком из её горла вырвался кровяной сгусток.

5

Стоя, наконец, под венцом с возлюбленным, Жанна ловила себя на мысли,то она, наверное, сейчас выглядит наивной-наивной дурочкой - ей никак не удавалось согнать с лица эту широкую и донельзя счастливую улыбку, равно как и убрать из взора безбрежное море восторга, и придать себе надлежаще строгое и спокойное выражение, подобающее важной церемонии и ее статусу почти что уже жены графа де Рэ. Убедившись в бесплодности попыток и поняв, что это решительно невозможно, девушка, наконец, махнула рукой на все подобные попытки: плевать, что скажут окружающие, пускай они все убедятся, что Жюльетт Сориньян счастлива свадьбе с любимым и единственным - и счастлива так, как может быть счастлива только та, что без ума от обьекта своей страсти. Пускай они осознают, что наблюдают прекрасное чудо любви обоюдной, более того - Истинной Любви.
Восторженная Жанна, державшаяся за руку жениха, была на седьмом небе от счастья: душа ее белой горлицей взлетала в горние выси, сердце, будто готовое выпрыгнуть из груди, пело самую прекрасную песню: "Жиль, мой Жиль, мой милый, любимый, обожаемый, ненаглядный, самый-самый лучший, самый красивый и желанный, мой сильный Жиль, моя поддержка и защита, половинка сердца моего, мой бесконечно любимый...". Периодически пальцы немного нервной баронессы сжимали руку супруга, словно бы ища у нее поддержки, и от осознания того, что эти руки будут вскоре ласкать ее уже не как руки любовника, но мужа, затуманивался рассудок и сладко щемило сердце.
Девушка смотрела на лицо графа де Рэ, и никак не могла налюбоваться любимым. Хотя каждая черточка его прекрасного лица была ей известна, за долгие ночи была не раз исследована ласковыми пальцами и изучена горячими поцелуями, оно оставалось столь же манящим и божественно чарующим и манящим, как и в первый день их встречи. Ее милый Жиль был для нее жизнью и ее душой, он был всем, и юная Жанна-Жюльетт твердо знала, что что бы не случилось, они навек останутся вместе, ибо они - одно целое.
Залюбовавшись будущим мужем, она даже не сразу услышала слова святого отца, обращенные к ней, а как осознала их, ответила просто, сверкнув белозубой улыбкой и огоньками счастья в полных безграничной любви глазах:
- Я согласна.
И когда она вместе с любимым произносила слова свадебной клятвы, сердце ее трепетало в ожидании того судьбоносного мига, когда они соединятся в законом браке перед всем Морготом, как соединились друг для друга.

...Теперь они с Жилем муж и жена - самая счастливая супружеская пара на свете. Теперь она может обнимать и целовать любимого даже прилюдно, не сдерживая своих чувств и безбрежной любви. Теперь они, наконец, смогут проводить ночи в одной спальне не украдкой, как тайные любовники, а открыто и честно - теперь никто не посмеет их упрекнуть, ведь они - супруги. Новая графиня де Рэ, замирая в крепких обьятиях мужа и ощущая всем телом его пылкий поцелуй, чувствовала себя самой счастливой на свете - после стольких препон, после стольких преград они, наконец, воссоединились, и даже смерть не смогла помешать им.
Свадебное застолье прошло для девушки как в тумане - она отвечала на поздравления, сама поднимала бокалы за гостей, смеялась над шутками и хлопала представлениям: но при всем при этом была словно бы не здесь, не отходя ни на шаг от любимого. Ей хотелось бросить все эти осточертевшие церемонии, всех гостей и весь мир, и просто уединиться с Жилем: заново изучать его уже как мужа, и отдавать всю себя его ласкам, потонуть, раствориться, сгорать в пламени их любви.
Лишь неизмеримой выдержкой и предельным напряжением сил Жанна сумела дотерпеть до ночи, вежливо распрощаться с гостями и родичами и, наконец, добраться до супружеской спальни.
То же, что происходило на ложе за массивными дверями в опочивальне графов де Рэ, навек останется тайной для всех, ибо эта ночь принадлежала только им двоим, а то, что было меж ними, негоже выносить на обозрение достопочтенной публики.

...Утреннее купание с любимым было для Жанны в новинку, и она со всем пылом отдавалась этому наслаждению - отдыху в горячей воде рядом с ненаглядным мужчиной. Графиня резвилась, как ребенок, брызгалась в Жиля водой, весело и задорно смеялась, не в силах сдержать своего счастья. Не надо таиться, не надо уединяться - теперь их с обожаемым графом ничто и никто не разделит. "Вместе, вместе, вместе!" - радостно стучало ее сердце, и девушка была готова обнять весь мир - таким прекрасным он казался, когда рядом муж.
Вдосталь накупавшись, графиня де Ре отправилась приводить себя в порядок, сушить и расчесывать длинные черные локоны. Улыбаясь своему отражению, Жанна любовалась теми следами страсти, что оставиил на ней ненаглядный, как вдруг раскаленным прутом все тело ее прошибла ужасающая боль. Перво-наперво девушка почему-то подумала, что она беременна, но когда этот раскаленный стержень страданий стал проворачиваться внутри ее, будто испепеляя все внутренности и наматывая их на себя, она ужасающе четко осознала, что это нечто гораздо более худшее и страшное.
Пошатнувшись, Жанна ухватилась за столик, молясь о прекращении страданий и о том, чтобы только не упасть. Опустив голову так, что недочесанные спутанные пряди заслонили лицо, он с ужасом увидела, как кожа, ее кожа, которую столь недавно ласково целовал любимый, начала сползать целыми пластами, открывая розовое мясо - как у прокаженной. Вся столешница казалась залитой кровью так, что казалось, что в самой девушке не осталось ни капли. Это было не реально, это казалось кошмарным бредом - но это было ужасающей реальностью.
Расширившимися от животного ужаса глазами графиня смотрела на весь этот сюрреалистичный кошмар, пока новый спазм не заставил ее согнуться почти к самой залитой кровью поверхности стола. Из последних сил она пыталась позвать любимого, но из сведенных связок вырвался лишь слабый писк. Оперевшись, пытаясь подняться и хоть как-то совладать с болью и ужасом, она смогла лишь крикнуть хриплым голосом, похожим на карканье могильного ворона:
- Жиль!
Вместе со словами изо рта вылетели кровавые сгустки - будто все внутренности постигла судьба рук. Ноги девушки подкосились, в последней отчаянной попытке удержаться она попыталась ухватиться за столик, но только своротила его. Рухнув на пол, скорчившаяся в позе эмбриона Жанна лишь на самом краю сознания отсекла звон разлетающегося вдребезги стекла, прежде чем милосердная тьма беспамятства не поглотила ее.
6

Жиль де Рэ Omen_Sinistrum
05.01.2016 12:42
  =  
Не подозревающий дурного граф уже закончил бриться и вытирал полотенцем остатки пены с лица. Внезапно он услышал хриплый, наполненный болью, лишённый всего человеческого голос Жюльетт, а секунду спустя - грохот падающих предметов и шелест оседающего на пол тела. В тот же миг Жиль, выронив полотенце, покинул ванную комнату, спеша на помощь обожаемой супруге. По пути маршал сорвал со стены полуторный клинок (оружие, служившее украшением в спальне, было боевым, а не парадным), но мерзавцев, посмевших напасть на графиню, в комнате явно не было. Зато женщина лежала ничком на полу посреди разбросанных вещей. На столике, зеркале, полу и предметах алели брызги крови. Кожа Жанны-Жюльетт пузырилась и расслаивалась.
- Жюльетт! - позвал владыка Моргота, бросившись к жене, но та не ответила. Под пальцами маршала, коснувшимися горла возлюбленной в проекции сонной артерии, едва-едва трепетал пульс. Не то провидение, не то злой рок снова силились отнять у де Рэ ту, кем он дорожил больше своей жизни; смерть подобралась к графине так близко, как не подбиралась с суда Инквизиции в Лавале.

В это утро вахту у графских покоев нёс тот, кто прятался под личиной погибшего Рикардо. Может, если бы Стефан Сольери стоял на посту с кем-то другим, многое в жизни владыки Машекуля и в истории Моргота пошло иначе. Однако по левую сторону от массивной резной двери, украшенной фамильным гербом, помещался абиссарийский колдун, надевший маску преданности.
- Мой лорд! - изумлённо воскликнул Сольери. - Вы...
Он не договорил, потрясённый увиденным. Порог перешагнул (а вернее сказать, перелетел) граф де Рэ собственной персоной. Из одежды на благородном герое Тринадцатой Морготской присутствовали лишь кальсоны, а на руках он нёс свою молодую жену – окровавленную и будто с обожжённой кожей.
- Рикардо, Стефан, сообщите в госпиталь. Реанимационную бригаду к третьей секции. Графиня… умирает, - набегу скомандовал маршал, но этих обрывочных фраз было достаточно, чтобы Сольери сбросил оцепенение и поспешил к телефонному аппарату, а прикидывавшийся «Волкодавом» Николас разогнал показавшихся на шум слуг.
Жиль, прекрасно знавший все потайные галереи и переходы древнего замка, вскоре воспользовался одним из них. Он нёсся по полутёмному коридору, не чуя под ногами каменного пола, но явственно ощущая, как жизнь покидает тело его милой Жюльетт. Что могло произойти за те несколько минут, что они были не в одной комнате? Или внезапный недуг, поразивший графиню, является следствием какого-то более раннего события? Женщина проклята? Отравлена? Заражена новым абиссарийским вирусом? Но когда? Как?
- Пожалуйста, не умирай, - одними губами произнёс лорд Щита Империи. – Ты просто не можешь умереть…
Потайная дверь распахнулась, и де Рэ на миг ослеп от яркого света. В просторном коридоре, ведущим в третью секцию отделения анестезиологии и реаниматологии машекульского госпиталя, его уж ждали – с каталкой, укладкой, мешком Амбу и портативным дефибриллятором. Здесь не теряли времени, и помощь графиня начала получать, как только очутилась на каталке.
- Что произошло, господин граф? – спросил доктор Резенфорд, спеша подле каталки в палату. Рядом медицинская сестра шла, держа на высоте поднятой вверх руки пакет с физраствором, тонкая прозрачная трубка которого соединялась с периферичкой, установленной в правой локтевой ямке.
- Я не знаю. Я был в ванной. Жюльетт была совершенно здорова. Я слышал, как она вскрикнула, а затем слышал шум. Когда я вошёл, моя жена уже лежала на полу, и повсюду была кровь. Её кожа…
- Это может быть инфекция, мой господин. Вам придётся отправиться в изолятор, пока мы не будем знать, с чем имеем дело. В опасности не только вы, но и все, кто находится в крепости.
- Да, - глухо ответил Жиль. – Делай то, что должен делать. Спаси её.
Каталка с Жанной скрылась в одной из палат, а вслед за нею туда вошёл и Хайнс Резенфорд.
- Я сделаю всё, что в моих силах, мой лорд.
Жиль де Рэ позволил увести себя в изолятор, подвергнуть санитарной обработке и переодеть. Граф безропотно подставил руку медицинской сестре, пришедшей взять у него кровь, и стоически перенёс все диагностические процедуры. Он хранил безмолвие, но отчаяние и глубочайшее горе, плескавшиеся в его глазах, были гораздо красноречивее любых слов. На висках маршала засеребрились тонкие пряди.
Он знал о своей супруге больше, чем мог сообщить даже специалистам госпиталя, а потому посредством телефонной связи затребовал нескольких учеников Ксавьера в реанимационное отделение. Затем Жиль сделал звонок в Мэртир. Если была хоть одна возможность отозвать Люция Ксавьера в Машекуль, её надо было использовать. Вероятно, а Жюльетт времени осталось гораздо меньше, чем можно было предположить.
Но действовать начал не только граф. Николас явился в госпиталь буквально через полчаса после госпитализации графской четы. Он честно, как и полагается сознательному гражданину Моргота, сознался в том, что при осмотре покоев маршала на предмет наличия спрятавшегося злоумышленника испачкался в крови несчастной госпожи де Рэ, а потому может быть заражён. К великой радости абиссарийца, его поместили в изоляторе, соседним с изолятором Жиля.
7

Аларик Тенистый
07.01.2016 22:15
  =  
Пропустить свадьбу графа Аларик позволить себе не мог. В конце концов он нынче являлся единственным представителем святой инквизиции в этом месте... При упоминании его новой должности он скорчил гримасу из за чего шрамы на лице составили совсем уж занятный узор.
- "Представитель" Проворчал он под нос. Найти человека менее подходящего для этой роли во всем замке было сложно. Особенно в тот час когда тени над Машекулем сгущались все более и более. Но мрачные мысли следовало оставить за дверью этого зала. То что душу охотника жгла адским пламенем жажда найти и уничтожить виновника гибели его госпожи, не должно было омрачать свадьбу того, кто прилагал все усилия чтоб ему помочь. На свадьбу он все-же немного опоздал успев как-раз к окончанию клятвы, но он был свято уверен что так как он к дьяволу не сдался на церемонии Жиль его простит.
Не смотря на то что молодоженов осыпали все таки не пулеметными лентами, охотник позволил себе отпустить тихую шуточку, что не удивится если свадебную ночь и постсвадебное утро молодожены проведут в дуле какой-нибудь крупнокалиберной гаубицы, морготцы - странные люди.
В час же, когда настанет Судный День,
И воины Щита примут последний бой,

И клятвы под стать... Угу разбежались последний бой. - Хмыкнул охотник откупорив бутылку чего-то покрепче, - Мы на него еще в старости полюбуемся когда дожмем соседей... - Проворчал он ехидно представляя графа обвешанного как гирляндами детишками и внутренне содрогнулся, ужасная участь...
Наплевав на все приличия даже на свадьбе охотник не снимал полюбившуюся шляпу которую нашел в одной из лавок города на смену улетевшей в пропасть над которой они с графом так дружески зависали. От воспоминаний идущих следом и более грустных его отвлекла можно сказать вовремя подоспевшая Инга, которая в честь праздника казалось решила побить все рекорды по обворожительности, и по мнению охотника ей это вне всяких сомнений удалось!
Морготцы на выпивку не налегали, но Аларик никогда и не был морготцем, правда оставаться наравне со всеми ему позволял колоссальный опыт наемничьих попоек, так что он не отстал нигде кроме, пожалуй стрельбы из лука. Впрочем свой конфуз он компенсировал всадив в злополучную мишень полный набор столовых приборов включая десертную ложечку. Было еще множество событий которые заставили его немного отвлечься от жажды мести, по крайней мере до утра.
Очнувшись и с огромным сожалением освободившись из жарких объятий невероятной огнеметчицы Аларик быстро покончив с утренней разминкой и водными процедурами двинулся к графу, учтиво дождавшись в приемной Аларик вручил ему небольшой чемоданчик, приобретенный тут же неподалеку.
-Вчера я решил не портить вам праздник моей хмурой рожей, и решил повременить с подарком. - Издалека начал он подавая Жилю чемоданчик. - Здесь несколько фокусов которые возможно когда-то спасут вам жизнь, но я бы предпочел чтобы они никогда вам не пригодились... - Содержимое чемоданчика составляла небольшая батарея склянок и несколько алхимических бомб с разной начинкой. Часть из них составляли часто используемые и незаменимые рецепты, а часть собственные разработки Аларика и Брома с краткими рекомендациями по использованию. - За надежность можете не переживать, содержимое каждого сосуда создано мной лично. Еще раз позвольте поздравить со свадьбой - Приподнял он шляпу,
-А теперь я хотел бы попросить вас оказать мне содействие в общении с Магистром ордена Тернового Венца. Они определенно не хотят пускать меня добровольно, а я пока не настолько отчаялся чтобы абсолютно бессовестно лезть туда не совсем привычным способом, потому хотел бы попросить вас о помощи...
К счастью граф решил составить компанию и даже помог охотнику искать информацию. Правда, она снова потерялась в обилии возможностей. Информация полученная в крепости помогла разобраться в ситуации, но не приблизила к поискам виновного.

- Аларик, вы не могли бы инициировать проверку в морготском отделении Инквизиции со стороны агентов Маурицио?
-Сказать честно граф, в этой ситуации я могу себе позволить инициировать что угодно. Пока это дойдет до Маурицио, мы успеем раз 10 закончить наше расследование. Но меня больше интересует действительно ли вы подозреваете кого-то из местных инквизиторов? Впрочем как будет угодно, это не казалось Аларику плохой идеей.

Когда они вернулись в Машекуль Аларик выдал соответствующие распоряжения, и с чистой совестью направился в свою комнату размышлять над ситуацией. Все больше и больше он приходил к мысли что просто необходимо где-то добыть могучего малефика и силой вынудить того помочь расследованию. Останавливал его пока-что один факт, примерное представление скольких придется убить для достижения этой цели.

Следующее утро так же было полно событий, но это только укрепило его уверенность... Графа он нашел уже в изоляторе, и вид его оставил Аларику только один вариант. Он приказал пользуясь всей полнотой полномочий опечатать комнату в которой все произошло и ни в коем случае никого туда не допускать. Сам же раздобыв несколько бутылок крепчайшего пойла двинулся в изолятор к де Рэ. Он был точно уверен что это не болезнь, а еще он так же был уверен что целились в графа, ведь это случилось на следующий день после того как они покинули Сангвис...
Его сначала не хотели пускать внутрь, но после того как охотник честно предупредил что господам часовым не удастся его удержать, и он не претендует на нарушение карантина и готов находится в изоляторе достаточное время его с неохотой пропустили.
Прихватив с собой табуретку охотник расположился напротив графа, выставил бутылку и не терпящим возражений тоном рыкнул - Пей!
8

Николас Ван Тейн Vasheska
16.01.2016 21:05
  =  
Рикардо-Николас отправился в изолятор, обрадованный тем, что все идет как надо. Состояние новоиспеченной жены графа не было для него тайной за семью печатями и чернокнижник знал в подробностях что именно и как с ней будет. Ещё бы! Ведь в Абиссарии периодически пытались проводить подобные опыты но хоть какие-то стабильные результаты получались у немногих. Один из них был буквально ночным кошмаром для мелких колдунов, послушный убийца в руках отпрысков старого рода...
Визиту Аларика он не удивился и было бы глупо считать что охотник-инквизитор не сунет свой нос и сюда. Было некоторым откровением то, что он притащил бутылку, явно намереваясь напоить расстроенного графа до бесчувствия. Пусть абиссариец и знал, что никакой вирус ему не грозит, но все равно сидеть в изоляторе одному было ак--то неспокойно, словно его уже вычислили и заперли в ожидании казни. Связаться с фамиларом в таком положении он не мог, посему только оставалось ждать удобного случая. Например, послушать пока о чем будут беседовать Жиль и Аларик.
9

Старый кряжистый дуб, сгорбившийся под напором времени, клонил свои ветви над антрацитово-черными водами реки, что казались на мгновение застывшими в своем неустанном беге. Берега, равно как и основание могучего древа, терялись в густом клубящемся тумане, в котором нет-нет, а мерцали царственным пурпуром и благородным серебром далекие искры. Время словно бы было и невластно над сим погруженным в вечный полумрак местом, что одновременно пребывало везде и нигде. Даже легкого порыва ветра небыло, чтобы шевельнуть эту неподвижную серо-зеленую крону многовекового дуба, и от этого он казался столь же застывшим, сколь и вода, над которой он клонил длинные разлапистые ветви.

На одной из ветвей, свешившихся над замершей рекой, сидели трое. Прижатая с двух сторон, в центре замерла та, в которой бы обитатели Моргота признали казненную Жанну д'Арк - такую, какой она была в тот день, когда повела войска в бой. Завернутая в теплый серый плащ, девушка подрагивала, словно бы от холода, и инстинктивно закутывалась поплотнее. Одесную, плотно прижавшись к Жанне, устроилась невысокая голубоглазая блондинка со внешностью смиренной и немного наивной. Обряженная в длинное белое платье до щиколоток, она сидела, сложив руки на коленях и всем своим видом демонстрируя чистоту и скромность. Ошую, приобняв девушку за пояс и закинув ногу за ногу, устроилась смуглая брюнетка с блестящими черными глазами и развратной ухмылкой, покуривающая сигарету на тонком длинном мундштуке. Одетая в черный с алым купальный костюм, она выглядела бесстыдно-соблазнительной и горячей, а исполненные томной неги движения заставляли поверить, что она еще недавно делила ложе с пылким и страстным любовником.
Беззаботно качая ножкой и выпуская в вязкий застывший воздух причудливые клубы дыма, чернявая первой нарушила затянувшееся молчание. В голосе ее, непривычно громком и звонком для этого скорбного места, странным образом переплетались насмешка и соблазн, ирония и непостижимый шарм, загадка и открытость:
- Вот и сказочке конец. Как не обманывай судьбу, а от нее не уйдешь. Коли написано кому-то на роду сгинуть в муках, так и будет. Как ни крутись, как ни воскресай а результат, - сидевшая слева сделала театральную паузу, наслаждаясь моментом, - один. Все равно придется покинуть эту юдоль скорбей. Оставив безутешного Жиля, оставив нерожденного сына умирать в утробе матери, оставив о себе грязные подпольные слухи, которые со временем заслонят чистый образ и отбросят свою тень на тех, кто был рядом. А сколько всего можно было сделать: жить, радоваться, любить, чувствовать вновь и вновь, как в сладкой истоме замирает сердце под его касаниями. Не так ли, милая моя?

Сизая струйка табачного дыма, оторвавшаяся от папироски, странным образом завилась в дымчатый знак вопроса, повисший перед тремя девицами. Смуглянка коротко рассмеялась - словно серебрянные колокольчики зазвенели, и подула с ладони на темно-серый клубящийся символ, мигом рассыпавшийся и растворившийся.
Блондинка, всем своим видом выражавшая недовольство словами черноволосой, наконец собралась с духом и решилась ответить. Опустив очи долу и склонив голову так, что длинные светлые кудри закрыли лицо, она тихо прошелестела. Казалось, темное небо при звуках ее мягкого голоса разорвал тонкий лучик света, нашедший дорогу к золотым волосам говорившей:
- На все воля Божья. А еще - кара за те порочные средства, коие вернули ее в мир живых. Конечно, Он есть любовь, и воссоединение влюбленных Ему угодно, но не таким путем. Это противно человеческой природе. Мученическим венцом своим она искупит и свой грех, и грех графа де Рэ. Как будет очищена ее душа на небеси, так и душа нашего Жиля на земле возвысится в страданиях. Ее вознесет вверх и облагородит гибель Жанны от рук морготского колдовства, и он станет истинным и истовым защитником веры. Щит Моргота станет святым щитом Церкви. Не к этому ли Жанна должна стремиться, даже в гибели своей неся свет?

Резким щелчком отправив докуренную сигарету вместе с мундштуком в короткий полет к заствышим водам, темненькая коротко зааплодировала собеседнице, криво усмехаясь фанатичной вере, сквозившей в словах блондинки. Забавно и утрировано скорчив вредное личико, она нарочито неприятно проскрипела:
- Ах, страдай, мучся и умирай во благо остальных! Да мы уже умерли, если ты забыла! Пора бы и пожить! Тем паче - для себя.
Вмиг вновь вернув себе иронично-спокойное выражение, левая продолжила:
- Наша милая Галатея любит и любима, так какого, простите, черта она должна отринуть это ради какой-то глупой смерти!? Была клятва любить вечно и вечно быть вместе: клятва из глубин сердца. Так что не надо тут, душечка, разрушать то, что построено не тобой, что признается возвышенным и светлым даже с твоей позиции. Жиль и та Жанна, что он создал, должны быть вместе: не отнимай у Пигмалиона его творение, - крепче прижавшись к молчаливой девушке в центре, черноволосая обожгла ей ухо горячим шепотом, - Мы не оставим Жиля, верно ведь?
10

Жиль де Рэ Omen_Sinistrum
13.02.2016 19:24
  =  
Владыка Моргота держался как мог, воплощая собой образец стоического преодоления горя. Он не лил слёз, не сетовал на судьбу и не громил мебель в изоляторе в порыве бессильной ярости. Граф был окружён своими подданными, а это означало, что он не имел права на такое выражение эмоций. В глазах морготцев лорд Щита Империи, господин Машекуля всегда должен оставаться непоколебимым. Эту простую истину, преподнесённую Рэйвеном де Рэ в первый же день, проведённый его племянником в суровой провинции, Жиль запомнил очень прочно. Потому сейчас он сидел спиной к стене на стуле у окна, откинувшись на спинку и закрыв глаза. Холодный и тусклый свет умирающего дня проникал сквозь зарешеченные рамы, касался бледного усталого лица, мерцал в поседевших прядях волос на висках молодого мужчины. Небеса всё больше темнели, ветер яростно рвал остатки жухлой листвы с нагих древесных крон - к вечеру должен был, судя по всему, хлынуть ливень. Природа этого сурового края чутко реагировала на страдание графа де Рэ; если сам он не может оплакивать свою умирающую возлюбленную, это сделает далёкое свинцовое небо, не столь стеснённое обычаями и железной волей.
Маршал повернулся на звук открывающейся двери. Он молчал до тех пор, пока Аларик не подвинул к столу второй стул и не уселся на него, выставив бутыль с алкоголем и две простые жестяные кружки.
- Есть какие-то новости, Аларик? Хоть что-то нашли? - хрипло проговорил Жиль, поднося к искусанным губам кружку и делая глоток.
Демоноборец только открыл рот, чтобы ответить, как в изоляторе появился новый гость - одетый в противочумный костюм офицер, сразу же узнанный Алариком. Совершив воинское приветствие, он заговорил:
- Мой господин, примите мои искренние соболезнования. Я принёс вам дурное известие...
- Я слушаю, капитан Донатти.
- Люций Ксавьер, срочно отозванный вами из Мэртира, скоропостижно скончался. Предположительная причина смерти - сердечный приступ. Вскрытие назначено на...
На владыку Моргота, чья последняя надежда только что оборвалась, страшно было смотреть. Тёмный огонь зажёгся в его глазах, губы искривил жуткий оскал; побелевшими пальцами вцепившись в столешницу, Жиль поднялся во весь рост:
- При каких обстоятельствах он умер?
- Тело найдено неподалёку от гаража. Свидетелей пока нет.
- Отправьте туда наших людей. Сообщайте мне обо всех обстоятельствах дела. Вы можете идти, капитан Донатти.
Офицер снова отсалютовал и тот час удалился.
Жиль без сил опустился на стул и обхватил голову руками. Де Рэ необходимо было справиться с собой. Через несколько секунд он поднял мертвенное лицо и посмотрел на инквизитора:
- Если это совпадение, то я - кардинал при Его Святейшестве, Аларик... Проклятье!
Граф всердцах хватил кулаком по столу так, что бутыль едва не упала со стола, а содержимое кружек частично выплеснулось на столешницу. Скрипнув зубами, маршал взял свою кружку и одним махом опрокинул в себя напиток, не ощутив ни вкуса, ни крепости.

Саунд: ссылка
Отредактировано 13.02.2016 в 22:18
11

Аларик Тенистый
23.03.2016 03:30
  =  
Смотреть на графа в таком состоянии было непривычно. Во первых потому что это был единственный монументальный человек в этом здании, во вторых, он в одну секунду стал похож на Аларика, больше похож чем брат близнец. Горе обьединяет, и хотя буря в душе охотника немного поутихла, он прекрасно осознавал что творится внутри у сидящего напротив человека. Без лишних слов дослушав доклад он разлил еще по одной, но на этот раз только на половину.
-Пей. И слушай. Нет это не совпадение. - Охотник склонился напротив графа перегнувшись через стол. -Это чертов сговор. - Прошипел он допив кружку после чего с силой жахнул ей по столу.
-Соберись! Она еще жива, а значит ее еще можно спасти. Если мы не можем обойти их по нашим правилам, мы обойдем их в их же игре. Я не знаю кто убрал Ксавьера. Но ведь у нас под боком целый рассадник колдунов. Дай мне день, и я привезу тебе колдуна который либо приведет ее в порядок либо даст направление в котором думать! - План был отчаянным, первое, ни один житель империи в здравом уме не сунется на территорию Абиссарии, да еще и добровольно, да еще и сам, но Аларик никогда не считал всех жителей империи здравоумными...
Получим колдуна - получим ответы. Получим ответы - прищучим ублюдка и может быть, спасем твою женщину. Решай, граф... - Закончив шептать Аларик откинулся на спинку стула, в его глазах горел тот самый огонек что совсем скоро разгорится у графа, если конечно не потухнет. Кем бы ни был таинственный колдун, он найдет его, и этот миг будет предельно сладок.
12

Николас Ван Тейн Vasheska
25.04.2016 23:44
  =  
Николас с интересом прислушивался к беседе графа и охотника, прикидывая, когда бы ему лучше вступить в игру. Про то, что проклятого гьеденца могли убрать вампиры Умбра, можно было даже не гадать - в конце концов, кто же еще сможет проникнуть в защищенную цитадель, где буквально каждый угол пропах фимиамом, а в стены было замуровано несколько средненьких реликвий, типа фаланг пальцев мучеников.
-Позвольте вмешаться в ваш разговор, маршал, инквизитор. Сидеть здесь - весьма невеселое занятие, зная что госпожа де Рэ страдает от недуга... Но как вы будете ловить колдуна? Вряд ли он выйдет, нацепив на себя одежку с надписью "Я - абиссариец". Есть ли какие-то способы вычислить или придется прибегать к посторонней помощи? - чернокнижник подошел почти к самому окошку в дверце, посматривая то на Аларика, то на едва различимого отсюда Жиля. Выглядел теперь Николас не лучшим образом - отторжение личности Рикардо шло полным ходом и теперь его лицо выглядело так, будто он трудился на каменоломне без сна, как минимум, неделю. Магическая личина могла начать отставать от кожи абиссарийца в самый неподходящий момент. И сам Ван Тейн здраво опасался что никто не обрадуется его внезапному превращению обратно.
Отредактировано 25.04.2016 в 23:45
13

DungeonMaster Omen_Sinistrum
13.06.2016 12:38
  =  
Если бы личина несчастного Рикардо спала с злополучного чернокнижника в момент разговора с Жилем и Алариком, его участь была бы предрешена, а в Морготе никогда не произошла бы череда тяжких событий, сильно изменившая в дальнейшем как судьбу провинции, так судьбы Ватиканской Империи и Абиссарии. Используя внешность и память погибшего «Волкодава», Николас смог втереться в доверие к владыке Моргота и охотнику на демонов, видевших повсюду предателей.
Пока лучшие медики Машекуля пробовали все известные методики и разводили руками, а ученики убитого Ксавьера снова исследовали образцы тканей от искусственного тела в тщетных поисках генетического изъяна, Николас Вантейн осторожно нашёптывал отчаявшемуся графу об иных способах вернуть его драгоценной Жанне здоровье и спасти её жизнь. Поначалу Жиль отвергал советы, якобы почерпнутые спецназовцем из ранних христианских догматов, впоследствии признанных неканоничными и еретическими, но с каждым днём графине становилось всё хуже. После второй перенесённой ею клинической смерти де Рэ перестал колебаться; в тайне ото всех он осваивал тёмное искусство, обещавшее дать ему шанс обмануть смерть. При свете дня лорд Щита Империи выполнял свои обязанности, посещал палату своей супруги или уделял время расследованию Аларика, всячески помогая ему, но после захода солнца удалялся вместе с проклятым абиссарийцем в тёмные катакомбы, простиравшиеся под крепостью, чтобы постигать чернокнижие. К своему удивлению, граф делал немалые успехи в преподаваемых Николасом-Рикардо дисциплинах. Конечно, он был старателен, а его мотивация была неизменно высока, но дело было не в этом; в нём плескалась та самая сила, которая так ценится среди дворянства Абиссарии. Духовная мощь, связывавшая графов де Рэ с провинцией и Машекулем, в Жиле била не ключом, но колоссальным фонтаном. Морготский маршал, родись он по другую сторону границы, достиг бы высот даже больших, чем смог на своей родине.
Вскоре графиня пошла на поправку, а затем и вовсе покинула больничную палату, но это дорого далось лорду Моргота: его кожа там, где были вытатуированы «Око Ангела», «Антимагия», «Запечатанные уста», «Печать Света» и «Кровь мученника», воспалилась, а затем и вовсе начала гнить. Нечиста была и совесть де Рэ: поначалу для поддержания жизни супруги он вынужден был приносить в жертву животных, а затем и детей. Убийства младенцев тяжким грузом лежали на нём, и Жиль сделался мрачным и замкнутым. Хоть правитель провинции не раз лишал жизни своих противников, то были богопротивные колдуны и монстры; ему никогда не приходилось уничтожать невинное существо. Память о совершённом довлела над ним, возвращая в сумрачные катакомбы, где он в течение почти получаса стоял над плачущим младенцем, прежде чем смог надломить себя и дрожащими руками вонзить тому в сердце ритуальный кинжал. Вместе с ребёнком на алтаре умерла незапятнанность Жиля, пала последняя преграда, отделявшая его от кошмарной скверны.

Саунд: ссылка

Вместе с тёмным знанием приходили догадки о странной болезни Жанны-Жюльетт. О, если бы маршалу открылось большее, он в тот же миг собственноручно отправил на костёр самозванку, ради которой столько терзался и столькое преодолел. Но Николас понимал, что стоит, а что не стоит сообщать графу. Когда же де Рэ, решивший разорвать порочный круг, сжимавший его на манер чудовищного удава, бросил вызов своему наставнику, Жюльетт показала своё настоящее лицо. Вантейн был обречён в поединке с Жилем: граф превосходил его в боевой выучке и колдовской силе. Пусть он уступал в опыте колдовства, он находился на земле, с которой был связан тонкими узами и которая давала ему могущество. Если бы не удар, нанесённый вероломной притворщицей, Николас никогда не покинул бы Машекуль живым. Когда оглушённый повелитель Моргота потерял сознание, Жюльетт помогла чернокнижнику забрать его из замка – заклятье телепортации этих злоумышленников теперь сработало, поскольку де Рэ сам пустил их сюда, а структура незримого щита, что окружал замок, изменилась. Чтобы закончить то, зачем на самом деле явился в Моргот Николас, они направились к границе провинции. Там, во тьме древнего грота, абиссариец содрал с графа участки кожи, где ещё сохранялись изображения знаков Закфериона, и начал приготовление к старинному ритуалу, которым инициировали в некоторых случаях трансформацию подготовленного колдуна в демогоргота. Исключительное могущество Жиля не было гарантией успеха, но Вантейн обязан был попробовать. Даже гибель морготского маршала была угодна тем, кому присягал Николас. Чернокнижник вырезал на теле скованного де Рэ символы и слова заклинания, а Жюльетт, чей облик теперь нёс на себе следы явно демонического происхождения, увещевала графа покориться неизбежному.
Завершив свой проклятый обряд, Вантейн поспешил покинуть подземелье, оглашаемое исполненными невыразимой боли криками графа, чтобы пересечь границу и оказаться вне досягаемости де Рэ, если тот выживет. Демонесса же, путём сложного обряда получившая воспоминания Жиля и уверовавшая в то, что она и есть Жанна д’ Арк, осталась рядом со стремительно меняющимся мужчиной.
Возвращение Николаса стало сигналом к нападению; абиссарийская армия начала переброс формирований через телепорт из крепости Отаргос. Заклинание, позволявшее переместить такое большое количество людей и демонической техники, потребовало щедрых жертвоприношений и стоило жизни нескольким колдунам, но дьяволопоклонники были уверены в успехе. Моргот, лишившийся командира и подвергшийся внезапному нападению, был крайне желанной добычей. В провинции повсюду царила суматоха: в Машекуле обнаружилась пропажа графа, графини и одного из спецназовцев, а также следы проведения какого-то ритуала в катакомбах, а с пограничных застав рапортовали о широкомасштабном наступлении врага. Находившиеся в тот момент в Машекуле офицеры были уверены, что граф похищен, хотя и не могли в полной мере представить, каким образом это произошло. Подозревали отрёкшегося от родины и своего лорда Рикардо (или того, кто мог позаимствовать его внешность); пока малая часть «Морготских Волкодавов» была брошена на поиски, остальная готовилась выступить к границам. Объявленная Мартином Фарштайном, вместе с советниками графа взявшими на себя временное правление в чрезвычайной ситуации, всеобщая мобилизация происходила быстро, но недостаточно. Через час после первых сообщений о военных маневрах на границе удар обрушился на крепость Велас. Здесь абиссарийцы увязли, столкнувшись с хорошо укреплёнными сооружениями и яростью ветеранов Тринадцатой Морготской, но силы были неравны; защитникам крепости срочно требовалось подкрепление.
В момент, казавшийся безнадёжным, явилось чудо. Небеса разверзлись, и столб белого света обрушился на плац во внутреннем дворе Машекуля. Из света явилась Жанна д’ Арк в латах, сиявших, как солнце. За её плечами белели могучие крылья, а в руках, закованных в латные перчатки, мягко мерцал двуручный клинок. Если и оставались среди узревших её пришествия те, кто допускал хотя бы единую мысль о правоте осудившего её инквизитора, они в один миг отказались от своих сомнений, ибо в божественности дара Девы теперь не могло быть неуверенности. Голосом, в котором звенела сталь сражения, она воззвала, и её слышал каждый в Морготе. Едва вынося исходящее от Жанны свечение, опускались на колени видевшие её солдаты, и офицеры, и слуги.
- Фарштайн! Майор Фарштайн! Я поведу вас! – провозгласила ангел, и воины, готовые выступить из замка, вместе с ангелом и техникой исчезли в ослепительной вспышке. Подобные всполохи пронеслись по гарнизонам и крепостям Щита Империи, выхватывая целые дивизии, чтобы потом в один миг без единой царапины оставить их поблизости от Веласа. Последней явилась сама Жанна – с отметинами на лбу, будто носила терновый венец, и алеющими латными рукавицами – тяжело дышащая, но по-прежнему воинственная. Вид парившего в полуметре над землёй ангела ошеломил морготцев даже больше, чем способ доставки на поле боя.
- Братья! – в словах Морготской Девы слышался отзвук многоголосого победного вопля, - они пришли на нашу землю и оскверняют её! Твари, чьё существование омерзительно Господу нашему, явились сюда за нашими семьями и нашими душами! Так не дадим же им то, за чем они пришли!
К ангельскому гласу присоединились разгневанные крики сотен и тысяч солдат. Вскоре под стенами крепости Велас, видевшей великое множество баталий, развернулась ещё одна.

Саунд: ссылка

Пока за многие километры от пещеры, в которой проведён был сумрачный обряд над закованным в цепи графом де Рэ, гремел бой, открыл огненные глаза новорожденный демонический князь. Обладавшие особым даром монахи из Ордена Тернового Венца заходились в конвульсиях от его близкого присутствия и кошмарной ауры, довлевшей над Морготом. Там, во мраке каменных сводов, поднимался, судорожно цепляясь за неровные стены тот, кто был некогда морготским маршалом. Его окровавленное тело едва прикрывали лохмотья; существо, кое-как опираясь о валун, согнулось пополам и зашлось кашлем, пока не извергло из себя сгусток чёрной крови. Граф де Рэ сделался на три головы выше, чем был, и раза в полтора шире в плечах, хотя в целом пропорции его тела мало изменились. За спиной Жиля темнели громадные нетопыриные крылья, голову венчали витые рога, вместо ступней оказались львиные лапы, на пальцах рук выросли острые и прочные когти. Только тёмные длинные волосы и лицо его остались прежними, словно в насмешку.
Ужас и осознание последствий собственной фатальной ошибки пригвоздили новоявленного демона к каменистой почве. Стараясь осмыслить и пережить случившееся, его человеческое сознание балансировало на грани безумия.
- Мой лорд, - раздалось у него за спиной, и маленькая когтистая рука легла на его предплечье. – Ты готов вести свою армию? Авангард уже штурмует Велас.
Он даже не сомневался, кого увидит, когда обернётся. Но абиссарийские вельможи, решившие, будто обращённый лорд Моргота выступит против своих же солдат, ошиблись. Красивое бледное лицо исказила немыслимая ярость; с быстротой, удивившей самого Жиля, он развернулся и схватил за горло так долго лгавшую ему женщину.
- Как ты посмела?! – взревел де Рэ. – Как ты после того, что натворила, посмела предстать передо мной?!
Его ладони вспыхнули болезненно ярким пламенем, и Жюльетт завопила, будто её раздирали на части. Её тело тлело и осыпалось пылью, пока из рассыпающейся черноты не выскочила энергетическая составляющая всякой сущности, будь то ангел, демон или человек. Она ускользнула бы в Ад, чтобы вновь обрести там оболочку и полноценную жизнь, но только не теперь. Претерпевший ужасающую метаморфозу Жиль был не слабее, чем Левиафан или Бегемот. Пусть у него не было их контроля над своей колоссальной мощью, он мог видеть и удержать сущность демона. Более того, он мог её уничтожить. Когтистые пальцы ухватили почти юркнувшую в Преисподнюю мерзавку и растерзали, словно лист бумаги.
Испытывая гнев и отчаяние, де Рэ покинул пещеру, прихватив подаренный Орландо Ди Альри клинок. Теперь вся суть вражеского плана была предельно ясна, и маршалу оставалось только проклинать свою слепоту. Он не волен был что-то исправить, но вот отстоять Моргот всё ещё мог. Он чувствовал силу чернокнижников, находившихся за лесами и скалами, ощущал биение жизни и её угасание под стенами Веласа и свет, исходивший от одинокого ангела. В несколько прыжков демон забрался на утёс, нависавший над пропастью. Расправив крылья, он бросился вниз, не думая о последствиях опрометчивого шага; у самого дна бездны ему удалось совладать с воздухом и стремительно взмыть верх. Полёт Жиля не был верхом изящества, но он всё-таки летел, весьма быстро.
Оказавшись у ставки абиссарийцев и в тылу их армии, он не встретил значительного сопротивления. Извечные противники Ватиканской Империи держали оружие наготове, но не атаковали. Демон должен был стать их союзником – кто мог себе вообразить, что он полностью сохранил свою человеческую личность и прежние привязанности? Вышедшему к нему офицеру он оторвал голову. В этот момент на него обрушилось какое-то заклинание, и в глазах у де Рэ потемнело. Он выхватил из ножен элергордский клинок Орландо и ударил наотмашь, разрубив кого-то пополам. Теперь оружие жгло ему руку, но Жиль не отбросил его и не остановился. Чем сильнее была его ярость, тем сильнее искривлялось пространство вокруг. В итоге приведший в Моргот армию Волтумна Шталь вынужден был сражаться на два фронта: пока его солдаты погибали под Веласом, неспособные противостоять переброшенным Жанной превосходящим силам и ангельскому правосудию, с тыла сеял смерть демонический князь. Это было первое и последнее великое поражение Шталя – морготский маршал добрался до него и вырвал ему сердце. Жиль покидал пепелище с трудом: недостаточный контроль над демонической мощью сделал его крайне уязвимым, а потому граф был тяжко ранен. Дымящаяся кровь его оставляла выжженные следы на почве, но он смог вернуться туда, где начал свой путь в качестве порождения Геенны.

Саунд: ссылка

Жиль сидел, привалишись спиной к камню. Он почувствовал свою Жанну задолго до того, как увидел. Теперь не могло быть сомнений в том, что она - настоящая; кожа её вновь сияла слабым светом, и за плечами белели ангельские крылья. Да, такой и только такой она могла вернуться в бренный человеческий мир. Жаль, что он понял это слишком поздно. Опираясь на изменившийся от его ауры элергордский клинок, маршал встал и поднял глаза на ангела.
- Я знаю, зачем ты здесь. Я предал тебя, предал своих людей, Моргот и даже самого себя. Я заслужил возмездие, которое ты принесла, моя Жанна.
Жанна - вроде бы и не Жанна вовсе. Нечто иное, горнее, возвышенное, чуждое этому грешному и жестокому миру. Самую малость изменились привычные любимые черты, наполнилась плоть тягучим, глубинным сиянием, глаза стали безбрежными, как летнее небо, на лице застыла вдохновленная маска праведной отваги, будто бы призывающей всех честных христиан поднять мечи во имя защиты веры и загнать всех демонопоклонников и их хозяев назад в Преисподнюю. Воистину она стала ныне никем иным, как Ангелом Победы. Вот только небесная маска эта - мертвая, застывшая неживая, словно камень в основании собора.
И вместе с тем из-под камня этого тонкими ростками, презрев нерушимость гранита, словно бы молодая трава, пробивались чувства: простые, смертные, искренние чувства той, что любила и была любима. Не могло быть и сомнения - искаженная, измененная, переродившаяся не меньше, чем он сам, перед Жилем стояла его Дева. Его Жанна.
Голос Ангела был подобен бушующей приливной волне. Он рокотал отвагой и смелостью, он возжигал в сердцах ненависть к проклятым, ветром отмщения разрывал темное колдовство, нерушимым утесом стоял на защите христианских душ от козней диаволовых. Но там, за этой бурей, скрывалась она: растерянная, непонимающая, печальная и скорбная. Вот только... Мало кто из тех, кто знал ее смертной, мог бы уловить этот тонкий аромат человечности: слишком мало его осталось. Но тот, кто был графом дэ Рэ, мог.
Жанне так хотелось поведать ему обо всем, расспросить о том, как он жил без неё, дознаться, как можно все исправить. Но с губ слетело только два слова:
- Любимый... Почему!?
- Больше всего на свете я хотел, чтобы ты снова могла увидеть восходящее солнце. Я хотел видеть твою чудесную улыбку и слышать твой переливчатый смех. Я хотел снова держать тебя за руку, дышать с тобой одним воздухом, хотел, чтобы ты была счастлива. Но твои глаза были выжжены, сердце обратилось в пепел, а тот шёлк, что должен был стать твоим подвенечным платьем, сделался погребальным саваном. Я допустил это. И я остался жить с чувством вины и с любовью, сжигающей меня изнутри. Когда пришла она – демон – знавшая то, что могли знать лишь ты и я, я позволил себе поверить, будто ты вернулась ко мне, и мне дано было уберечь тебя от слёз, стереть лаской все страдания, которые незаслуженно достались тебе. Вместо этого я пребывал во лжи, - губы Жиля дрогнули в горькой усмешке. В огненном взгляде читались искренние, вполне человеческие эмоции; Жиль не оправдывался и не надеялся быть прощенным. Его срок в подлунном мире до низвержения в Ад определяли его тяжкие раны, и бывший лорд Моргота лишь хотел успеть сказать всё, что не успел сказать Жанне в другой, людской жизни. Прежде, чем он развоплотится до следующего призыва, прежде, чем Преисподняя поглотит его, он должен поведать своей Деве, как он любит её и как бесконечно она дорога ему.
Ангел слушала молча, словно бы в забытьи прикрыв веки. По лицу ее пролегли глубокие морщины, уголки сжатых в тонкую нить губ были печально опущены вниз. Только одной Жанне было ведомо, какую боль причиняло ей это выражение эмоций: не рассчитан был божественный лик на подобную мимику, не должно было челу Ангела Победы нести выражение скорби. Но по-другому она не могла. Не умела. Не желала.
Разумом она осознавала, что нет ее вины в том, что произошло с Жилем, но что разум! Может ли он велеть сердцу, может ли он заставить разлюбить, даст ли сил бестрепетно произнести приговор демону? Кому-то, может, и да, но не ей. Любовь возвысила Жанну, воскресила ее, сделала такой, какая она есть ныне. И она же убила её возлюбленного. И смерть эта была хуже гибели: Жиля ожидало вечное служение силам Ада.
Ангелы не плачут. Не умеют. Не заложена в них Господом такая человеческая черта. Не плакала и она, но печаль в голосе, ставшем тише ночного прилива, была горше тысяч слез:
- Хотела бы я тебя осудить, но не могу. Ты не мог не знать, что пути Господни неизменны, и не вернется то, что мертво, без Его на то прямого чуда. Ты не дождался меня, перепутал звезды с их отражением. Я тебе не судья, и будь я на твоем месте, кто знает, не поступила бы я также.
- Но если бы я не пал, разве была бы ты здесь? Разве ангел ходил бы по земле, не будь на то веской причины? - страшный клинок, на который опирался Жиль, рассыпался, и ему пришлось опереться рукой о высокий камень.
Где-то вдалеке раздались раскаты грома, и первые капли дождя упали с неба.
- Господи, - размашисто перекрестилась она, - не будет ли грехом, коли я и демон сей вдвоем скроемся навек от глаз людских, похоронив себя заживо в местах, недоступных смертным? Исцели разверстые раны его, не дай пасть в пучину Бездны, и навек покинем мы земли смертных. Любовью твоей заклинаю: яви милость, дай нам знак, Отче!
Жиль с невыразимой грустью смотрел на свою Жанну, творившую самую странную молитву из всех, что когда-либо были произнесены в Морготе. Каждое её слово обрушивалось бичом на де Рэ, каждая её непролитая слеза приносила боль куда более сильную, чем кровоточащие раны. Рыдания – горестные рыдания смертного – сжали ему горло, и граф умолк, чтобы подавить их.
В ответ на воззвание светлого ангела сначала ничего не происходило; дождь по-прежнему лил с разверстого неба, ветер дул с прежней силой. Только спустя пять минут молния ударила в одиноко стоявшую на опушке ель, и та с громким треском повалилась наземь.
Ангел задумчиво проследила глазами за яркой молнией и падением ели. Не требовалось боле слов и предзнаменований: все и так было ясно. Но Жанна почему-то все равно грустно проговорила:
- Знамение более чем ясно, любимый. Они не позволят нам остаться вместе. Неравноценен для них размен ангела на демона, и не видать нам счастья... Господи, за что нам такая кара, чем мы заслужили эти страсти при жизни и в посмертии? Ужели мы столь грешны, что Ты ниспослал нам наказание сие?
- Я никогда не был особо религиозен. Но после твоей смерти я отрекся от бога. Он - не то божество, которое прощает; если бы и было иначе, я - не тот, кого можно простить. Делай то, что должна, потому что я не хочу, чтобы ты была наказана. Но перед этим позволь в последний раз обнять тебя, - хрипло проговорил Жиль.
- Нам не известна воля Его, милый. Кто знает, будь ты терпеливей, я бы ещё при жизни твоей вернулась в мир белокрылой. А коли не при этой жизни, то мы были бы вместе в посмертии в райских чертогах. Он суров, он жесток, но справедливость его превыше разумения смертных: не сомневайся в ней, - ангел раскрыла объятия.
Демон в несколько тяжких шагов преодолел расстояние, отделявшее его от ангела. Он притянул девушку к себе и губами коснулся её лба.
- Спасибо тебе за тот свет, которым ты озаряла мою жизнь, и за те тысячи поцелуев, которые я всё ещё ощущаю на своём лице, и за твои лучезарные улыбки; за все дни и ночи, что мы провели вместе, поскольку в это время я был самым счастливым человеком на земле. Ты сияла для меня, будто ярчайшая звезда. В моих глазах ты всегда была богиней.
Поникли белоперые крылья, склонилась скорбно глава ангела: невыразима была боль той, что стояла перед любимым. Не было слов и чувств, что способны описать эти страдания. Она знала свой долг: казнить демона именем Его, но никак не могла найти в себе силы привести справедливый, но беспощадный приговор в исполнение. Обняв Жиля, она всем телом прижалась к любимому, склонив голову на плечо демона и содрогаясь в сухих беззвучных рыданиях. Крылья ангела словно бы шатром закрыли влюбленных, оградив их на краткие минуты от всего мира.
- Спасибо тебе, любимый, за каждую минуту, каждую секунду рядом с тобой. Я познала счастье и любовь подле тебя, познала радость и надежду. Ты был для меня всем миром. Ты остался для меня всем миром. Любимый...
Подняв голову, Жанна грустно взглянула в глаза демону:
- Прежде чем... Скажи, когда ты был с той демоницей, что таилась под моей личиной, был ли ты счастлив? Любил ли ты ее?
- Я был счастлив, пока был уверен, что она - это ты, - глухим голосом произнёс Жиль. - Я любил всегда одну лишь тебя.
Демонический князь гладил плачущую Жанну по волосам, и её беззвучные рыдания были невыносимы для него. Что мог он сделать, чтобы уберечь свою Деву от боли и слёз? Неужели тот, кому предстояло занять в адской иерархии место рядом с такими существами, как Азазель или Молох, совсем ничего не мог сделать?..
- Жанна, моя милая Жанна... Я не должен и мыслить о том, чтобы предлагать такое после всех своих деяний, но... - граф замолк на миг, а потом продолжил свою безумную мысль. - Пойдём со мной! Бог не достанет нас из глубин Ада. Я не могу снова потерять тебя, не хочу отпускать! Какая справедливость может быть в том, что раз за разом они отнимают тебя у меня?! Почему теперь, когда мы превзошли смертное существование такой чудовищной ценой, я должен отпустить тебя? Если даже после всего, что я натворил, я не сделался для тебя отвратительным, пойдём со мной, Жанна!
В тёмных глазах мерцала отчаянная надежда. Последние секунды в земном мире оставались демоническому князю – последние секунды, что определят вечность для них.
- Ты не сделался мне отвратительным, милый. Но если я спущусь в бездны Ада, тогда я сама стану противна себе. Кто я буду там? Сначала - ангел среди демонов, а затем? Не стану ли я сама дьяволицей, не превратит ли меня окруженье в нечто, подобное ему? И буду ли я тогда той Жанной, что знал и любил ты? Нет. Я стану, как та демоница, что воспользовалась моей внешностью, совратив и соблазнив тебя. Этого ты хочешь? Я люблю тебя, люблю, - она сорвалась на крик, - но не могу отдать себя в руки Люцифера, стать отродьем Сатаны! Этим я убью и себя, и наши чувства: ведь известно, что адские создания не способны любить!
Небо расколола вспышка молнии, и гром, казалось, потряс землю до самого основания.
- Может, - она с надеждой воззрилась на Жиля, - ты отринешь Люцифера и вознесешь Богу мольбу о прощении!? А даже если он не простит, то всё равно: пойдем со мной в сады Эдема - там, в тиши и спокойствии, мы обретём покой.
- Ничто не может запятнать чистоты, подобной твоей, - прошептал Жиль де Рэ, ощущая, как перехватывает дыхание от горечи. - Но я теперь - адское отродье, и я по-прежнему люблю тебя. Жанна... Я не могу отринуть Люцифера, потому что не присягал ему. Тем не менее, я то, что я есть. Я последовал бы за тобой куда угодно, но Рай закрыт для меня: я отмечен проклятой печатью демоничества. Мои раны ослабляют те чары, которые удерживают меня на земле. Вскоре я развоплощусь.
Маршал чуть отстранился, и девушка смогла увидеть, как на её серебристых доспехах дымится тёмно-багровая кровь демона и как от ран его тонкой сеточкой расползаются трещины. Хрупкие, точно стекло, края глубоких порезов крошились и таяли.
Д’ Арк была возвращена в этот мир для того, чтобы убивать, а не исцелять. Она была воссоздана заново для того, чтобы вдохновлять, а не лечить. Она была ангелом, и божественная сила в ней напоминала по сравнению с тонкой струйкой человеческих сил бурлящий поток, с воем несущийся с высоких гор. Но сейчас она не хотела лишать жизни. Все силы свои она вложила в одно – исцелить раны демона. Жанна знала: сила сама по себе в чистом виде не имеет ни цвета, ни направленности. Она зависит только от того, кто ее применяет. И она была готова отдать всё, чтобы остановить этот проклятый распад, что готов был расколоть её возлюбленного, точно стеклянную статуэтку. Всё то божественное, что было в ней, сплелось в единый узел с человеческим с одной-единственной целью.
Руки ангела двумя мотыльками порхали над ранами Жиля, и через них била энергия. Жанна молчала, всецело отдавшись сему процессу. Страшные повреждения под её ладонями затягивались, кровотечение останавливалось; как и в первую их встречу, д’ Арк спасла жизнь своему возлюбленному графу.
Жиль вновь прижал к себе девушку:
- Ты… удержала меня здесь… Уйдем же, скроемся ото всех в чащобах Вестерхеймского леса, где нас не отыщут ни дьявол, ни бог, ни человек. Если ты будешь со мной, ничего другого мне и не нужно.
Они спрятались в пещере под горным кряжем, и ангел укрыла пеленой чудовищную ауру демона. С наступлением ночи они покинули своё убежище, взмыв в беззвёздную черноту. Засветло Жанна и Жиль добрались до глухой чащи Вестерхейма – такой тёмной и зловещей, что даже самые храбрые патрульные никогда не забредали сюда. Жуткие твари кишели здесь, но никто из них не решался приблизиться к двум могущественным созданиям, рука об руку бредущих к руинам крепости Калодин, что до своего падения в 953-ем году была одной из величайших в этом краю.

Саунд: ссылка

Предчувствуя беду, Жиль услал Верене прочь из Моргота, ещё до того, как погряз в чернокнижии, отправив с ней в качестве сопровождения два отделения «Морготских Волкодавов». В руках жрица уносила бесценную чашу Калидруэн, а во чреве – плод их с Орландо любви. Воины, бесконечно преданные своему графу, проводили молодую женщину до обитаемых земель Элергорда. Элергордцы по понятным причинам не пытали приязни к нежданным гостям из Ватиканской Империи, но рассказ жрицы, явившейся с реликвией, стал поводом сохранить жизнь десятку спецназовцев, переживших переход. Капитан Гидеон Стормхарт, отправленный Жилем де Рэ с дипломатической миссией, даже получил шанс поговорить с Катаем. Тот воспринял слова морготского маршала, переданные офицером, крайне недоверчиво, но «Волкодавов» отпустил и даже распорядился выдать им на дорогу необходимые припасы и снаряжение. Но этот диалог, равно как и возвращение последней жрицы Калидруэн вместе с чашей, не прошёл бесследно: через двадцать лет после описываемых событий Моргот наотрез отказался выделять людей для очередного Крестового похода, направленного против Элергорда, мотивируя отказ крайне неспокойным положением дел вблизи Вестерхейма.

Николас Вантейн вознёсся после возвращения в Абиссарию. Благодаря его усилиям в пантеоне Ада прибыло демонических князей, что было крайне приятно Люциферу. Теперь, обладая большой властью, он без труда получил искусственное тело, созданное на основе генетического материала Изабель де Ла Круа, а затем смог вырвать из Преисподней её душу. Леди-инквизитор не целиком помнила своё прошлое, а память не слишком скоро возвращалась к ней, но воспоминания о чернокнижнике, бывшем её любовником и боготворившем её, сохранились. Хоть Николас жил в постоянной тревоге, имея врагом создание навроде Молоха, он больше никогда не был одинок.

Саунд: ссылка

Аларику удалось инициировать проверку Морготского отделения Инквизиции на самом высоком уровне, когда он отправил лично Маурицио отчёт об обстоятельствах гибели Изабель де Ла Круа и странном деле Жанны д’ Арк, пестревший новыми фактами, а также его и маршала догадками. В ходе проверки выяснилось много нелицеприятных фактов. В частности, стало известно, что глава Морготского отделения Фабиас Пиночет поддался искушению Великого Врага, тайно содействовал абиссарийским агентам, причастен к клевете на д’ Арк, подтасовке фактов и свидетельских показаний. Демоноборец не смог уберечь от порчи и падения графа де Рэ, но сделал много хорошего для провинции.
Вместе с несколькими отделениями «Волкодавов» и отрядами приехавших инспектировать Мэртир инквизиторов он задержал предателя, а после вывел контингент Морготского отделения к Веласу, где вместе с силами Орденов Тернового Венца и Великомученика Тристана атаковал абиссарийское войско с левого фланга.
Когда выяснилось, что граф де Рэ без вести пропал неподалёку от границы, заключённый в темнице Мэртира инквизитор Пиночет был зверски убит в своей камере. Гнев морготцев, лишившихся любимого правителя, был чудовищен. Они наотрез отказались от нового ставленника Маурицио; тот сразу по прибытии оказался в тюремной камере. Главе Инквизиционного Трибунала не оставалось ничего, кроме как пойти на уступки. Своеобразным «буфером» в этих переговорах оказался Аларик. Именно благодаря демоноборцу конфликт удалось разрешить мирно. Таким образом, сотрудников Инквизиции просто депортировали из Моргота. Вместо направления очередного «засланца» из Ватикана майор Фарштайн, принявший на себя бремя власти до явления нового графа де Рэ, потребовал доверить Мэртир Аларику – тот пользовался уважением и снискал определённое доверие.
Жиль де Рэ был признан погибшим, когда в одной из пещер неподалёку от границы нашли часть его снаряжения, окровавленную одежду и перстень с родовым гербом, передававшийся от маршала к маршалу. Расследование его смерти обрастало странными открытиями, но картину произошедшего восстановить не удалось. Следствие пришло к выводу, что абиссарийский агент, изменив внешность во время злополучной охоты, проник вместе со всеми вернувшимися спецназовцами в замок, получив таким образом возможность использовать колдовство, а потом при содействии одурманенной графини напал на де Рэ. Вероятно, Жиль и его супруга оказались жертвами в обряде, вырвавшем из глубин Ада демонического князя, которого и почувствовали провидцы из Тернового Венца. А может, маршала пытали, а после доставили в ставку неприятеля. Так или иначе, вопросов у экспертов оставалось много. Почему демон напал на абиссарийское войско? Зачем вернулся в пещеру? Если на полу пещеры была обнаружена кровь, соответствовавшая по группе и резус-фактору крови графа, и кровь демона, значит ли это, что де Рэ противостоял порождению Преисподней и смог-таки изгнать его ценой своей жизни? Однозначных ответов так и не нашли.
Папа Ватиканский Анемоний VII справедливо опасался бунта в Морготе. Он понимал, что традиционные меры решения подобных вопросов в данном случае не годятся, а потому пошёл по пути наименьшего сопротивления: Жиль де Рэ особым вердиктом был причислен к лику святых, Аларик и Фарштайн – повышены в чине, а назначение следующего главы Морготского отделения требовало согласования с повелителем Щита Империи и дополнительных тщательных проверок кандидата.
В знак особого расположения теперь уже генерал Мартин Фарштайн специальным указом приставил к лорду-инквизитору Мэртира Аларику отряд «Морготских Волкодавов», среди которых была и небезызвестная огнемётчица Фенрир. К слову, при Аларике Моргот пережил потрясающий подъём в научных разработках, поскольку демоноборец не был ни пуританином, ни откровенным вредителем. Отдельного внимания заслуживает личная жизнь нового главы Морготского отделения, тесно связанная с Ингой Фенрир. Эти двое расставались, но всякий раз возобновляли отношения, пока Аларик, наконец, не повёл свою темпераментную подругу под венец, для чего ему сначала пришлось одолеть её в поединке. Они дожили до глубокой старости в здравом уме и относительном здравии, хотя их жизнь вряд ли можно было назвать безоблачной – им хватило и радостей, и испытаний.
Созданная Люцием Ксавьером сыворотка была запатентована и одобрена к применению несмотря на выявленный при клинических испытаниях побочный эффект у каждого десятого исследуемого. Ученикам Люция позволили остаться и работать в лабораториях Машекуля.
В Машекуле возвели часовню Святого Жиля, где вместо алтаря высилась статуя на постаменте, изображавшая маршала в полном морготском доспехе. Скульптор изваял графа рвущимся в бой без шлема, с развевающимися волосами и вдохновенно-отважным выражением на молодом лице. Скульптура настолько хорошо удалась мастеру, что казалось, будто она вот-вот сорвётся с места, поразив занесённым мечом невидимого врага. Здесь «Морготские Волкодавы» принесли клятву мстить проклятым чернокнижникам за смерть своего лорда. Выполняя обет, они приносили к постаменту статуи головы абиссарийцев, добытых в предпринятом вскоре после битвы при Веласе походе. Использовав полученные от гьеденцев технологии (сотрудники Ксавьера, имевшие зуб на абиссарийев, были ничуть не против), армия под командованием Фарштайна продвинулась на 200 километров от границы, сея невиданные смерть и разрушение. Пока противник не пришёл в себя и не развернул контратаку, глава «Волкодавов» увёл своих людей, уносящих страшные трофеи, назад.

Саунд: ссылка

Взамен безвременно окончившего земное существование Жиля Ги де Рэ направил в Моргот своего младшего сына – Франсуа де Рэ, поскольку другой вероятный претендент – средний сын Николаса Этьен – был ещё слишком мал. Это был худший из возможных вариантов, но Ги не допускал и мысли о том, что трон Щита Империи займёт кто-то, кто не принадлежит к семье де Рэ. Франсуа один из всех троих отпрысков мужского пола являл собой образец фантастического беспутства. Необременённый обязанностями взять на себя управление финансами или удалиться в едва ли не самую негостеприимную провинцию Империи, он мог выбрать любой путь – стать учёным, богословом, художником и вообще кем угодно, но выбрал самый скользкий и порочащий честь семейства. Младший де Рэ проводил время в пирах, дуэлях, бесконечных интрижках и прочих сомнительных увеселениях; он не готов был взвалить на свои плечи всю тяжесть правления Морготом, но Ги оказался неумолим. Прихватив с собой свиту из приятелей-гуляк, Франсуа перебрался в пограничную провинцию, где провёл самые безрадостные дни своей короткой жизни. Моргот не принял нового графа, разряженного в пух и прах; с первых дней тому слышался неодобрительный шепоток челяди, мерещились презрительные взгляды воинов. Машекуль казался младшему де Рэ скучным и серым. Франсуа пробовал охотиться, но его изнеженных товарищей настигала гибель в мрачных и опасных лесах. Те из них, кто пережил это «развлечение», бежали прочь, а граф на несколько месяцев спрятался в замке, предаваясь пьянству, обжорству и волочась за молоденькими служанками. К концу его затворничества все молодые женщины и девушки, хотя бы мало-мальски пригожие, были вынуждены оставить работу, чтобы не подвергаться его домогательствам. Понимая, что необратимо теряет крохи уважения, связанные с памятью его брата и принадлежностью к роду де Рэ, Франсуа попытался подражать Жилю и многим предшествовавшим ему маршалам, а потому отправился в рейд с несколькими отрядами «Волкодавов». Там бедолага показывает себя ещё хуже. Не державший в жизни оружия тяжелее дуэльного пистолета или шпаги, в полном доспехе Франсуа не мог даже взобраться на коня без посторонней помощи. Сам рейд вылился в операцию по спасению незадачливого правителя, необременённого знаниями о повадках нечисти. Выезд затянулся, наступили сумерки, граф помчался сдуру за мантикорой и едва не погиб. К счастью, все, кроме мантикоры, остались живы, но Франсуа предпочёл бы провалиться прямёхонько в Ад.
С момента возвращения Франсуа де Рэ пустился во все тяжкие: он велел сжечь портреты и реликвии, украшавшие замок (слуги спрятали их в кладовках и каморах), скупал дорогие безделушки и гобелены, изображавшие развратные сцены, кутил и привёз в крепость выписанных из центральных провинций куртизанок. Однако все эти излишества едва ли делали его существование сносным. Ему часто снился средний брат, пытавшийся о чём-то его предупредить, отчего младший сын Ги мрачнел и раздражался ещё больше. Он сделался нервным, неуравновешенным, неряшливым и почти не расставался с бутылкой вопреки настоянию Фарштайна. Когда ситуация потребовала военного совета, Франсуа выдвигал потрясающие по своей глупости и категоричности предложения, ставившие в тупик своей необоснованностью собравшихся офицеров. Замечание одного из них – капитана Лоренса Валлоу, ветерана Тринадцатой Морготской, отца двух несовершеннолетних сыновей, открытого и честного человека – задело Франсуа сильнее прочих. Он страдал от сильнейшего похмелья и плохо контролировал себя. Когда по окончанию совета офицеры покидали стратегический зал, граф выхватил один из своих дуэльных пистолетов и выстрелил Валлоу в спину. Получившего ранение сердца капитана спасти не удалось вопреки своевременно оказанной помощи, и это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения морготцев. На следующий день тело Франсуа было найдено под внутренней крепостной стеной. Следственная комиссия быстро пришла к выводу, что маршал, к стыду, перебрал вина, свалился со стены и проломил буйную головушку.
В этот критический момент Ги де Рэ решился командировать в Моргот своего шестилетнего внука Этьена. Мальчик отправился в земли Щита Империи в сопровождении преподавателей и сестры-близнеца Гвендолин, никогда не разлучавшейся с ним. Формально правление лежало на ребёнке, однако на самом деле с этим справлялись советники Жиля и Фарштайн. Этьен и Гвендолин в детстве часто рассказывали, что дядя Жиль снится им и во сне даёт советы. Гораздо позже, когда брат и сестра повзрослели и стали достойной заменой своему героическому родственнику, некоторые иногда видели рядом с ними полупрозрачный статный силуэт. Всякий раз, как тень, напоминавшая бывшего лорда Моргота, появлялась поблизости, ей удавалось отвратить от племянников несчастье.

Саунд: ссылка

Орландо Ди Альри удалось отыскать приют, в котором находился сын его брата, Шарль. Он успел вовремя усыновить мальчика – буквально через день в это заведение действительно заявился бездетный инквизитор с тем, чтобы выбрать кого-то из сирот себе в ученики. Ди Альри находился слишком далеко от Моргота, чтобы как-то повлиять на развернувшуюся в Машекуле трагедию. Он тяжело переживал случившееся, испытывая сожаление по поводу своего отсутствия и чувство вины. Орландо не мог ничего исправить, но надеялся предотвратить грядущие беды. После сражения под Веласом он присутствовал на похоронах Жиль де Рэ (чисто символических, поскольку в гроб сложили перепачканные запёкшейся кровью предметы снаряжения и обрывки одежды), много путешествовал по Ватиканской Империи со своим племянником. Он вернулся в Моргот, когда туда перебрались Этьен и Гвендолин. Какое-то время граф-феникс гостил в замке, уделяя много времени детям Николаса де Рэ и Шарлю, но затем вместе с племянником покинул Щит Империи, направляясь к обитаемой части Элергорда в сопровождении группы телохранителей. Там он воссоединился с Верене и несколько поистине счастливых лет провёл рядом с ней, пока вновь не решил посетить Моргот, оставив Шарля с жрицей. Он сильно повлиял на восприятие Гвендолин и Этьена в отношении Элергорда; в целом в касательно этого государства они продолжали политику своего дяди.
Однажды Орландо видел и то, что все считали призраком Жиля де Рэ. Впрочем, сам Ди Альри не был уверен, что бесплотная тень являлась духом. Тем не менее, не ощутив в нём характерной для демонических существ злой ауры, граф-феникс немного успокоился.

Саунд: ссылка
А вот и наш финальный пост. Прошу пардону за скомканное изложение - в девять с копейками страниц мне пришлось уложить то, что должно было отыгрывать несколько месяцев (при нормальной скорости, а не на том уровне, что имелся в последнее время). Большое спасибо Франческе за помощь в написании диалога Жиля и Жанны - без неё он получился бы менее колоритным.
Надеюсь, я никого не обидела, но итог игры итак получился слишком радужным по меркам "Dies Lacrimarum". XD
Благодарю всех игроков за участие - вместе мы здорово проводили время и, я надеюсь, ещё проведём, когда я смогу чаще бывать на ДМ.
14

Добавить сообщение

Нельзя добавлять сообщения в неактивной игре.