Шанхай 1935 | ходы игроков | Семейная ветка Чао Тая и Джейн Морган

Мэйлинь добежала до двери и распахнула ее. В дом ворвалась свежесть осеннего вечера и стрекот сверчков. Тай стоял на пороге с легкой полуулыбкой на лице. Джейн поймала взгляд его совершенно черных в таком освещении глаз и преодолела оставшиеся несколько шагов не спеша, не отпуская его взгляда. Он стоял неподвижно, и в глазах его была нежность. Джейн перешагнула порог, оказавшись с ним рядом, коснулась рукой его плеча и губами – слегка – его губ и прошептала:

- Здравствуй.

Он наверняка услышал в этом простом и обыденном слове и «я ждала», и «я скучала», и «я так рада тебя видеть». Не обязательно много говорить, чтобы много сказать.
От него пахло осенью, ветром, машиной, одеколоном и чем-то еще, слабо уловимым… Она могла бы долго так простоять, вдыхая его запах, скользя тонкими пальцами по его одежде, щекоча своим дыханием его щеку – но было прохладно, и Тай наверняка был голоден. Повернувшись к Мэйлинь, которая, сцепив руки у подбородка и затаив дыхание, смотрела на них огромными восторженными глазами, Джейн снова улыбнулась и, попытавшись придать своему голосу хоть немного командный тон, приказала девочке накрывать на стол. Сама она, сняв с Тая плащ и повесив его на плечики, слилась с любимым в долгом поцелуе. Она так любила просто стоять и целоваться вот так, обвив руками его шею, чувствуя его ладони на своей талии – сейчас он обнимал ее почти целомудренно, но она знала, с каким жаром эти руки могут исследовать самые сокровенные уголки ее тела, и это знание будоражило кровь и углубляло дыхание. Она отстранялась на мгновение, смотрела в бездну его глаз и льнула снова… Через несколько минут у нее начали слабеть колени, и он прислонил ее к стене, не переставая целовать и поддерживать ее за талию. Так он казался выше, и она чувствовала себя в его власти. Как она любила чувствовать себя в его власти! Она любила терять себя в его объятиях, терять контроль и растворяться в чувстве полностью, без остатка и без оглядки. Такое возможно только с тем, кому доверяешь безгранично… Сейчас Джейн медленно таяла под нежными поцелуями Тая, которыми он покрывал ее шею и плечи, и, возможно, они не дошли бы до спальни, если бы на лестнице не показалась Мэйлинь, пришедшая звать их к столу. Она, конечно, была девочкой тактичной, и сразу же скрылась из виду, но Джейн заметила ее, взяла себя в руки и увлекла за собой Тая наверх, в столовую, где служанка накрыла им легкий ужин и даже зажгла свечи. Сев напротив и наблюдая, как аккуратно и аристократично он ест, она рассказала ему про тревожный разговор с Кристиной и про визит незадачливого кандидата в преподаватели.

- Нет, ну правда, я не могла предложить ему большего. Жалко парня, конечно, но руководствоваться жалостью – тоже не дело. – завершила она свой рассказ, как будто оправдываясь перед кем-то.

- Ну а ты как? Сильно устал за день? Хочешь чаю? Или, может, вина?

Тай развлекался тем, что поглощая ужин (Мэйлинь поставила на стол "мясо по-древнему", и приготовленную на пару рыбу, все в небольших тарелочках) наблюдал за Джейн. В струе нагретого огоньком свечи воздуха ее лицо дрожало, расплывалось, теряло материальность, озаренное мягким, колеблющимся ореолом света. Наверное именно такими западная цивилизация представляет себе ангелов. Не хватало только льющейся со всех сторон небесной музыки. Впрочем, голос Джейн с успехом ее заменял.
- Сегодня был у дяди Мэнъюя. По поводу оформления документов. - Тай отправил очередной кусок сочного мяса в рот. - Обещал помочь.
Вкус неповторимым букетом пряностей разлился по языку.
- Правда, отчего-то, он решил, что мы собираемся покинуть Китай. Видимо из-за срочности.
Следом пришел черед нежнейшей рыбы. Что бы там Джейн не говорила, а ужин Мэйлинь приготовила отменный. Если это конечно была она, а не повар из ресторана. А может актеру так казалось, ведь за весь день он толком так ни разу и не ел.
Нарезанная на десерт кусочками дыня источала восхитительный аромат. Так пахнут ангелы?
- От бокала вина не отказался бы.
Завораживающее покачивание бедер под тонким шлейфом ткани. Только ради этого можно было просить вина еще и еще, каждый раз наблюдая как Джейн подходит к бару и возвращается назад с полным бокалом в руке. Конечно же она это знала. Знала, и использовала. Тай улыбнулся - вертихвостка.
Встав из-за стола он затушил плясавшие на плачущем парафине огоньки. Столовая погрузилась в мягкий, точно кошачья шерсть, полумрак. Пахло дынями, задутыми фитильками свечей, и... Джейн. Эту ночь он проведет с ангелом.

25.10.1935 15:23
Шанхай, Французская концессия,
рю Ратар, дом Джейн Морган

Чао Тай уехал рано, не было ещё и семи часов. Очень важные дела. Как обычно, у мужчин всегда очень важные дела. С самого утра и до самого вечера, и даже ещё неизвестно, вернётся ли вечером.

А у Джейн тоже дела. Пятница, последний день перед выходными, классы, учителя.

Мисс Хендерсон — серая мышка. Скромная неприметная английская девушка, кое в чём напоминающая Джейн её саму десять лет назад. Живёт одна, молодого человека нет — не очень-то с внешностью ей повезло. Повезло с паспортом: могла бы найти себе красивого китайца, желающего получить британское подданство, но мисс Хендерсон, похоже, такой вариант не рассматривает, а хочет большой и чистой любви. Ей бы вообще лучше учить не взрослых, а маленьких детей, это видно по тому, как она к людям относится, да и могла бы себе работу найти и в каком-нибудь элитном детском саду или школе, но как-то уже приросла уже к этому месту, да и живёт недалеко совсем, снимает пару комнат. Ей нравится Джейн и школа ей тоже нравится. Единственное, вот брала бы мисс Морган на обучение детей, а не взрослых — вот тогда было бы совсем здорово.

Мистер Уильямс — неудачник. Сорок лет, из них шесть в Шанхае, настоящий шанхайлэндер. Как и всякий настоящий шанхайлэндер, кому повезло быть нэйтив спикером, знает, что в Шанхае всегда есть способ не умереть с голоду, даже если не удаётся толком задержаться ни на одной работе: пойти учить английскому китайцев. Китайцев много, нэйтив спикеров мало, все в цене. Платит Джейн ему тут куда меньше, конечно, чем в конторе, где он работал до того, но что ж поделать, если его оттуда выгнали. До конторы он тоже преподавал английский, а до того работал в банке. Мистер Уильямс застрял в Шанхае. Его лишили наследства и никто не ждёт беднягу мистера Уильямса в Кардиффе. Никто его не ждёт и в Шанхае, но тут, по крайней мере, востребованы нэйтив спикеры. У мистера Уильямса есть мечта. Он хочет переехать в Японию. Он знает, что у Джейн любовник китаец, поэтому воздерживается в её присутствии от уничижительных ремарок в отношении китайцев, но в открытую превозносит японцев, восхищаясь ими. Над его столом в преподавательской висит картина Хокусая из «36 видов Фудзи». Он хочет уехать в Японию, но в Японии его никто не ждёт, поэтому у него проблемы с получением визы. Преподаёт мистер Уильямс так себе.

Графиня Хвостофф — эмигрантка. Шестидесятипятилетняя сухая старушка, одетая старомодно, но опрятно. По-английски она говорит свободно, без малейшего акцента. Она всегда была англоманкой, графиня Хвостофф, у неё в детстве были английские гувернантки, а в молодости она даже жила несколько лет в викторианском, шерлокхолмсовском Лондоне с кэбами и смогом. Там работал её отец на дипломатической службе. Потом она вернулась на родину и вышла замуж за русского офицера. Потом она бежала из Порт-Артура на север. Потом всё пошло под откос. Мужа убили в шестнадцатом году. Потом графиня со всей семьёй бежала по железной дороге на восток, а потом ещё на восток и ещё на восток, пока не оказалась в Харбине. В тридцать втором году она в третий раз в жизни бежала, как и в первый, от японцев, только в этот раз не на север, а на юг, в Шанхай. И здесь решила, что набегалась. У графини три дочери, и им ещё бегать и бегать в жизни — двух из них уже удалось переправить к родне в Гонконг, старшая ещё делит с графиней квартиру на авеню Жоффр. Нельзя сказать, что графиня бедствует — в отличие от многих эмигрантов она не ютится в комнатушке, а снимает небольшую, но приличную квартиру, а вместе с зарабатываемыми дочерью деньгами ей удаётся откладывать деньги и на билет до Гонконга дочери. До Шанхая графиня уже работала преподавателем в Харбине. Она преподаёт хорошо, может быть, без выдумки, без огонька, но старательно и требовательно.

Миссис Донеган — американка. Она деятельна и смешлива. Ей сорок пять лет, она старается следить за внешностью и поддерживать остатки былой красоты. Её муж, мистер Донеган, три года назад получил выгодное предложение от одного из шанхайских банков и переехал из Балтимора сюда с семьёй. У миссис Донеган есть сын — семнадцатилетний румяный парень, сейчас заканчивающий учиться в иезуитской католической школе в районе Цзыкавей. Они собираются отправить его в Штаты поступать в Йель или Гарвард, у них есть на это деньги. Миссис Донеган, по правде сказать, могла бы и вовсе не работать, но не работать она не может. У себя в Балтиморе она владела маленьким кафе, здесь работает преподавателем. Деньги миссис Донеган особо не нужны — та скромная зарплата, которую миссис Донеган получает, не имеет в её семье никакого значения. Миссис Донеган просто не может сидеть без дела одна дома целый день, поэтому-то она и работает у Джейн. Ей нравится, это весело. Иногда даже слишком весело — один раз Джейн выяснила, что мисс Донеган проболтала со студентами все два часа занятия о каких-то посторонних делах (по-английски, конечно), даже ни разу не открыв учебник. Может быть, и не один раз такое было, просто в тот раз к Джейн пришёл серьёзный китайский господин с брюшком в костюме-тройке и пожаловался на преподавателя, которая их ничему не учит.

Мистер Ларкин — балбес. Молодой балбес, который сломал себе ногу и не счёл нужным позвонить. Он, конечно, потом извинялся, о, как он извинялся, и краснел, наверное, вполне натурально и искренне. У него просто много других дел, у мистера Ларкина. У него куча друзей и девушки, иногда прямо с курсов. Он хорош собой, мистер Ларкин — светлые курчавые волосы, светло-голубые глаза, белая кожа — всё то, чего нет у китайцев: неудивительно, что китайские девушки на него вешаются, а он-то и не против, он только за! Только вот единственная проблема, девушек ведь и по ресторанам надо водить, а у мистера Ларкина негусто с деньгами. Поэтому он работает у Джейн. Ну, работал, то есть, пока не сломал ногу.

И студенты. Всякие: двух слов ещё не умеющие по-английски связать, только в сентябре на начальный уровень пришедшие, другие, уже неплохо говорящие и читающие для упражнений «Шанхай Таймс». Китайцы — этих большинство. Кроме китайцев, две отдельных группы, в них все остальные — японцы, русские, французы, всем нужен английский, без английского сейчас никуда.

Первая пара в два часа — это для молодых, тем, кому повезло учиться в университете, кому не сидеть в конторе до шести или семи. Молодые китайцы и китаянки, все до одного в очках, студенты университета Цзяотун (коммуникаций) и Фудань (это имя собственное), будущая элита нации, отучившись у себя в альма матер, приходят к Джейн учить английский. Поедут после университета на стажировку в Америку, в Британию, как же им без английского? В университете им тоже преподают, но им же надо хорошо знать. А денег на курсы у них хватает — у них у всех богатые родители. Один из них, молодой прыщавый парень, так и вовсе родственник министра финансов Китая и, кстати, прямой потомок Конфуция. В какой стране живём, да? Учить английскому потомка Конфуция!

Первая пара закончилась. Перерыв. Следующая пара в четыре часа — в это время многие уже заканчивают работу, приходят на занятие. Чего у китайцев, да и вообще азиатов не отнять, так это усердия и трудолюбия, особенности в том, что касается учёбы — уже не первый раз подходил к Джейн китаец, которому не повезло с расписанием (ну никак работу с курсами не согласовать!) и предлагал поставить пару на шесть утра. Абсолютно серьёзно говорил — встану в пять, поеду на английский, поучусь, потом на работу, вот и всё. Но всё-таки пока что все пары начинались после обеда.

Джейн сидела в преподавательской, общаясь с коллегами, когда в дверь деликатно постучалась Мэйлинь и объявила, что мисс Молган к телефону плосит мистел Чао.

Он часто уходит так рано… Дела, дела… Он вечно куда-то бегает, ездит, звонит… Иногда ей кажется, что она влюблена не в артиста, а в шпиона. Ну какие могут быть дела у актера в семь часов утра, если первая репетиция, и та не раньше одиннадцати? А вот нет же, он порой даже затемно тихонько выскальзывает из постели, в надежде не разбудить Джейн, бесшумно одевается и уходит. Наивный. Неужели он до сих пор верит, что она способна не проснуться, когда его вдруг не станет рядом? Даже если чуть дрогнувшие веки продолжают скрывать сонное лукавство ее глаз, а дыхание почти неуловимо меняет ритм, сон уже уходит куда-то в теплое ночное прошлое, а сама она превращается в слух, пытаясь по чуть слышным шорохам и звуку его дыхания определить, что он делает. Иногда это превращалось в весьма увлекательную игру – он умел двигаться грациозно и почти бесшумно, ее гибкий любовник, но каким-то шестым чувством она знала, когда он на нее смотрит, и почти видела выражение в этих глазах – любви, заботы и легкого сожаления. Да, милый, я знаю, что ты с удовольствием вернулся бы на разогретое бурной страстью и окутанное трепетной нежностью ложе, но тебе нужно идти, и я не буду тебя задерживать. Он, бывало, по нескольку минут мог просто стоять и любоваться ее умиротворенным лицом, а она следила за тем, чтобы дыхание оставалось ровным, и гадала, знает ли он, что от одной его мысли о том, что он мог бы сейчас с ней делать, ее тело уже наполняется томлением. Англичане называют химией эту необъяснимую связь, в которой смешиваются желание, понимание и интуиция. Китайцам бывает сложно понять, что значит это научное слово в отношении влюбленных друг в друга людей – особенно тем, кто никогда не знал настоящей близости…

Она иногда засыпала снова после его ухода, когда на час, когда больше – в зависимости от количества запланированных дел, и когда Мэйлинь заходила ее будить, ей иногда казалось, что Тай ушел уже так давно… Отчасти это помогало ей настроить мысли на рабочий лад и заняться делами. Сегодня она собрала педсовет, основным вопросом которого было то, к кому все же определить в подопечные незадачливого Мэттью.
Она не так часто собирала всех преподавателей вместе, и теперь, глядя на всех четырех (помимо мистера Ларкина), в очередной раз подивилась тому, какие они все-таки разные. Впрочем, несмотря на различия, преподаванием их она была вполне довольна, если не считать мистера Уильямса, который то откровенно ленился, то банально показывал недостаток академических знаний. Говорить на языке и уметь его преподать – все же очень разные вещи. Его спасало то, что заменить его было пока некем, и то, что он вел группы начинающих китайцев, где любое свое невежество мог прикрыть фразой «Не забивайте себе голову сложностями, об этом вы узнаете позже».
Вообще-то она колебалась между мисс Хендерсон и графиней. Первая прекрасно находит общий язык со студентами и не устанавливает слишком большого расстояния между ними и собой, что очень нравится Джейн, вторая же обладает идеальным произношением и поистине классической манерой преподавания. Впрочем, можно дать возможность парню посетить по паре занятий у каждого из преподавателей и дать ему выбрать самому… Как раз на этом предложении и зашла Мэйлинь, прося ее к телефону. Извинившись перед коллегами, Джейн заспешила к аппарату, не желая заставлять любимого ждать.

- Алло?

Голос в трубке. Такой знакомый, такой родной. Даже всегда раздражающий треск статики отступал перед ним, смягчался, лишь дополняя электрической хрипотцой томный, завораживающий тембр.
- Алло, Джейн, это я.
- Конечно это ты! - мысленно одернул себя Тай. - Кто же еще? Мэйлинь наверняка предупредила.
- Вот, выпала свободная минутка - решил позвонить.
Постоянная занятость удручала актера. Они вместе вот уже сколько лет, и Джейн уже на зубок знает, что сегодня у него генеральная репетиция, а на выходных в театре будут главные представления. К тому же известного артиста частенько привлекали к партийной работе, и это помимо того, что Чао просто таки необходимо было вести хоть сколько-нибудь светскую жизнь, посещать рауты, важные и не очень встречи, мелькать на заседаниях закрытых клубов и участвовать в обычно спонтанных собраниях местного бомонда. А недавно потрясшие весь Шанхай события только подливали масла в огонь - город, подобно наполненному до краев огромному котлу, просто кипел, щедро расплескивая поднимающуюся со дна пену эмоций.
Тай очень надеялся, что вскоре все устаканится, вернется на круги своя, и он снова сможет проводить больше времени со своей любовью, тем более, что они станут официальными мужем и женой.
- Сегодня наверное не приду, буду ночевать у себя. - Сорвавшийся с губ вздох обдал трубку сокрушенным теплом. - Как твои дела?

Какое же все-таки замечательное изобретение – телефон… Джейн даже не знала, откуда именно звонил ей сейчас Тай, но она могла слышать его голос, пусть и несколько искаженный помехами, так далеко и так близко одновременно – и додумывать остальное. Угадывать выражение его лица на чуть неловкой паузе, представлять движение тонких губ у мембраны, отправляющих слова в путешествие к ее ушам, видеть аристократическую тонкость пальцев, сжимающих сейчас массивную трубку где-то там… Неважно, где. Он мог звонить из театра, от дяди, откуда угодно – главное, что в любую свободную минуту он думал о ней.

- Спасибо, милый.

Ее собственные пальцы скользили по рельефной поверхности трубки и играли с гибким проводом, отрешенно лаская бесчувственный материал, словно он мог передать любимому не только ее голос, но и ее прикосновения. Та волна чувственности, которая охватывала ее при мысли о Тае, а тем более в разговоре с ним – пускай и на расстоянии – не давала покоя ее рукам, они непрерывно искали предмет для ласки, и, не находя искомый атлас темной кожи, отдавали свое тепло бездушным вещам. Возможно, именно поэтому Кристина, впервые побывав в гостях у Джейн, отметила особую атмосферу, царящую у нее дома. Подруга, не особо стеснявшаяся в выборе метафор, сказала тогда, что «такой накал больше подошел бы приюту куртизанок, чем приличному учебному заведению». Неудивительно, если здесь даже вещи были пропитаны нежностью и страстью. Джейн смеялась. И гордилась. Она знала, насколько другими, отстраненно-холодными, далекими, закрытыми и безразличными могут быть мужчины, только по рассказам, и так легко было бы привыкнуть и принимать это внимание и заботу как должное, но она часто вспоминала слова матери из тех немногих разговоров, которые отпечатались в ее памяти из времен ее юности. «Никогда, - говорила она, - никогда не совершай в отношениях грубейшей ошибки, полагая, что они будут длиться вечно и будут столь же прекрасными, если ты не будешь ничего делать. Никогда не принимай заботу и помощь как должное. Будь благодарна. Отвечай. Отдавай. Выкладывайся» Она знала, о чем говорила, и Джейн старалась, как могла. Впрочем, с Таем это было так просто и естественно…

Ее пальцы чуть дрогнули, и она не стала сдерживать огорченный вздох, когда он сказал, что не приедет. Но этого можно было ожидать.

- Хорошо. Как раз разговариваю с учителями по поводу Мэттью… Как ты думаешь, лучше графиня или Хендерсон? Впрочем, не забивай голову. Жаль, что ты не приедешь. Обещай мне, что не будешь гулять допоздна и хорошо выспишься. Я буду скучать по тебе… Я уже скучаю. Люблю тебя, - последние два слова, произнесенные почти шепотом, рисковали потеряться в шуме проводов, но она знала, что он услышит.