Смотри, слушай и молчи | ходы игроков | Да Цзи Су и Моо-Нку

Тени. Прошлого. Настоящего. Будущего. Тени преследуют. Их тихий шепот заползает, окружает, укрывает. Здесь во мраке тепло. Уютно. Здесь никто не видит былого позора. Никто не слышит мертвого, срывающегося пылью с губ дыхания. Только тени.
Они осторожно касаются лица. Они ласково пробегают пальчиками по шерсти. Они шепчут. Шепчут так тихо, что их гомон почти не тревожит сон. Но что-то в их словах заставляет насторожиться. Разогнать бесконечно-тяжелую дрему, повисшую каменной крошкой на ресницах.
Они рассказывают про солнце, под теплым светом которого просыпаются цветы. Про шелест травы на ветру и нежный бриз. Про громкие, звонкие голоса и песни.
И сон уходит.

- Эй гляди, тут какая-то щель..
- Нет. Нельзя. Нас будут ругать, вернись!
- Я хочу посмотреть.

Былая власть. Могущество. Сила. Когда-то о Тебе пели песни. О Тебе сохранились легенды. О Твоих деяниях говорили шепотом. О них просто говорили. «Куда все ушло?» – спрашивают тени.
С усталостью, печалью и укором. Действительно, куда?
Где та красота, что покоряла царей? Где то лукавство, что служило началом войн и убийств?
И сон уходит.

- Ты здесь осторожней. Видишь? Камень скользкий.
- Пожалуйста, вернемся..
- Нет, я хочу узнать, что там.

Наливается воздухом грудь. Прелым, пьяным, живым. Он входит в тело, разрывая паутину. Разбивая пыль и камни. Темно. Глаза привычны к этой тьме. Она всегда была здесь. Рядом. Она охраняла покой.
Вздрагивает внутри что-то, похожее на сердце. Много сотен лет прошло, но оно все еще бьется. Оно все еще помнит, какого это – гореть от жара опасности, от возбуждения.

Темная нора, в которой небрежно наваленные камни закрывают шелковые одеяла и инкрустированные камнями шкатулки. Блеск драгоценностей потух в темноте. Они уже не манят так, как раньше. Словно выжгло их горделивую красоту время, не пожалело сокровищ, закопанных под землей.
Темнота непроглядна, но даже в ней нечеловеческие глаза видят то, что открывают липнущие к ногам тени. Высокий свод покрыт длинными, ажурными наростами, с которых осторожно срываются и падают одинокие капли. Влага и сырость, но несмотря на это – тепло. Пещера в одном конце сужается и уходит вверх обваленным коридором. Там, за ним, целая сетка лабиринта, призванная убить голодом, жаждой и течением времени любого, кто посмеет сюда забрести. И оттуда раздаются звонкие, щебечущие голоса.
Голод и слабость вонзаются в проснувшееся тело, застилая мысли. И хорошо, что нет ветра в этих мрачных тоннелях, ибо любое его дуновение рискует развеять прахом то, что когда-то было Божеством.

Шепот, шорохи, тусклые проблески. Девятихвостой снился один и тот же сон: о мудрости, прощении, истине и Небе.
Лиса старалась отмахиваться от него, потому что чувствовала, что он был наслан Нюйва в наказание. Неужели можно ожидать, что она достигнет следующей ступени, если колотить ее головку палками?
В вязкое и тягучее спокойное течение сна, перебирание старых обид и потерь, не приносившее злости, а доставлявшее интеллектуальное наслаждение, влилась какая-то посторонняя струя.
Перемешивающееся свежее дыхание, мысли о красоте, бредущей рядом, кап-кап, раздави камень, цок-цок, зачем туфельке каблук?

В темноте пещеры открылась пара недурных глаз. Резко, как утро, сменяющее ночь, если встречать рассвет на вершине горы. Да Цзи никогда не понимала сомнительных обсуждений вопросов торжества демонического духа над признаками мужскими и женскими. Про себя она знала точно, так что даже старалась не принимать без нужды мужской облик.
Да Цзи проснулась от недоумения: у туфельки был каблук...но нос был тупой, а украшена туфелька была какими-то шнурками. Лиса никак не могла уловить течения мира вокруг, все будто бы подрагивало, даже нос еще не подсказывал, где же она находится, но почему-то обувь она увидела, как будто та была на ее собственных ногах.

Хвостатая почти подпрыгнула, воздух загустел и из него сформировалось настоящее плотное тело, дымка, вившаяся вокруг, собралась в копну тяжелых волос, разом рухнувших водопадом на плечи. Происходящее было так ужасно: лисе было мучительно не по себе, ей нужны были силы, ей нужно было солнце, тепло, искра души, но при этом сама ее сущность начала взрываться возмущенным журавлиным клекотом. Человек со странными туфлями невозможно некрасиво шел. Человек топал, делал широкий шаг, грузно опускался на пятку и шаркал. Лиса тихонько зашипела: как посмели смельчаки искать мудрости ее, если не удосужились следить за своей смертной оболочкой? Как посмели они оскорбить ее взор темными одеждами, грубыми шнурками?!

В душе закипала злоба. Сколько же она так проспала здесь, что настолько ослабла? Девятихвостая всегда была активна и никогда не ударялась только в созерцание под сенью деревьев. Ей нужны были бег, ветер, журчание ручья, движение, страсть. Страсть поглощала ее, волнами голода прокатываясь по ребрам. Пора уже проснуться....пора.

Да Цзи легко ступила на пол и заскользила на звук голосов, пытаясь осмотреть пещеру. Ее личико еще больше заострилось, а подушечки мягких лап чудесно заменяли ступни. Она скрывалась в тени, жадно вглядываясь в тех, кого послала ей судьба. Нос лисы улавливал тончайшие нотки запахов, но будущее было туманно. Слишком слаба она была и нить судьбы не желала разворачиваться из клубка.

Последнее, что помнил Моо-Нку из своей прошлой жизни - объятия. Безжалостные, подобные тискам, объятия безжизненного предмета. Он проглотил демона, что есть силы сжал своим костяным телом. Клетка давила со всех сторон, превращая всю картинку окружающего мира в маленькую, черную точку. Но только так можно было выжить, перехитрить, переждать.
Весь сон превратился в иглу. В спицу длинной в столетия. Словно бесконечный, миниатюрный тоннель засосал в себя сознание духа, и теперь мучительно-медленно прогонял его по своей душной утробе. Иногда это забытье пронзала кошмарная мысль: а что если колдун что-то напутал и Моо-Нку будет томится в своей добровольной темнице до Великого Конца? Терзаемый перспективой столь жалкого финала, демон вновь погружался в мрачное ничто.
И вдруг все изменилось. Нет, теснота все так же донимала духа, но вселенная перестала быть размером с блоху. Она развернулась, расправляя свои слипшиеся ото сна измерения, набрала объем, насыщаясь формой и цветом.
И звуком. Капелью, шорохами, голосами... Такими звонкими, такими юными, такими вкусными... О как же это приятно! Ощутить долгожданную свободу, да и еще к тому же сразу получить такой шикарный подарок. Идите ко мне, мои сладенькие цыплята.

Я буду Тебя любить. Пока мы будем рядом. Просто потому, что Ты есть. Я буду Тебя любить за красоту и за гордость. За невероятную гордость, без конца и начала. Я буду помнить Твои мягкие шаги. Они никогда не грызли меня. Они всегда были спокойными, плавными, текучими, как мои воды. Как мои реки. Я буду Тебя любить даже тогда, когда боги покровители отвернутся от Тебя. Потому что для меня их нет. Нет богов больших, чем Ты. Я буду Тебя любить. Пока Ты спишь в моем животе. Пока Тебе снятся сны далекие, чужие, нетленные. Я буду Тебя любить, пока Ты не проснешься и не выйдешь. Тогда я встречу Тебя, обниму. Я расскажу Тебе сказку о том, какими стали люди. Ты только проснись.

- Я ничего не вижу.
- Дай руку. Так нормально? Фу! Скользкая!
- Я боюсь..
- Нечего тут бояться, идем.
Голоса становились все ближе. В них можно было прочитать многое, если только слушать. Прочитать об усталости, свалившейся непосильным грузом. О погасшей вере. Она больше не тлела в сердцах, она не горела. Она валялась ледяной, давно мертвой глыбой. Когда люди успели забыть, для Кого они живут?
В них читалась пустота. Безразмерная, безграничная и пугающая. Пустота многоликая, как пустыня. Пустота почти священная, как небеса. Не трогай ее. Не прикасайся к ней. Ибо она обманет, заманит в свою сеть. Паутину следствий и причин. Паутину последовательности.
В них читалось безразличие. К земле, по которой они ходят. К небу, которым они дышат. К дождю, который они пьют. Безразличие к их душам, свернувшимся в сухие, разорванные лоскутья. Когда они успели стать такими?
- Сюда, тут поворот.
- Зачем нам сюда идти? Тут страшно.
- Не бойся, глупая. Мы найдем сокровища.
Тьма обняла лисицу, спрятала ее в себе. Скрыла в своей глубине. Позволив наблюдать за тем, как в темное, мрачное помещение входят ее первые, за много сотен лет, люди.
Тонкий, длинный огонек высветил стены. Разрезал тьму, словно нож. Странный огонек. Безжизненный и мертвый, но светит. И такой длинный. Сбивает с толку, не дает рассмотреть вошедших. Но и к нему могут привыкнуть глаза. А когда привыкнут, то обязательно увидят нарушителей.
Дети. Мальчик и девочка. С узкими, карими глазами, которые в темноте блестят. Они странно одеты, от них странно пахнет. Людьми, но Другими. Очень Другими.
- Похоже, это тупик, – озабоченно говорит мальчик, отпуская девочку и следуя вдоль стен. Проходит совсем близко от лисы. Близко-близко. Так, что почти наступает ей на лапы. Но не видит. Тьма умело скрывает любимую дочь.
А девочка нерешительно замирает в самом начале. Но потом глаза ее начинают блестеть еще больше и она бросается вперед, наклоняясь к каменному полу. Берет в руки красивый гребешок. Проводит по нему пальцами. Странное дело. Когда она его нашла, Лиса ощутила Силу. Знакомую, почти родную Силу. Не такой простой этот гребень, каким он хочет казаться.
- Видимо, придется возвращаться ни с чем.
- А вот и нет! Смотри, что я нашла.

Дети...лисица расстроено переступила с лапы на лапу. В детях для нее нет силы. Они еще малы...нет страсти, нет огня, маленькие души, которым только предстоит стать взрослыми.
Запретный плод, который даже не был сладок, малыши Да Цзи нравились. Яркие, честные, как огонечки великого пламени. Лиса любила тьму и холод пещер, но любила и огонь. Без всполохов огня нет теней, вечный мрак - это не Тьма, это просто ничто.
Дети горели, как свечки, в толще камня. Мальчик уверенным, чуть холодноватым пламенем, девочка трепыхалась, как будто от сквозняка. Наверное, и правда, боялась. Потом выровнялась, какой девочке не понравится красивый гребень.
Хвостатая чуть успокоилась: это точно были люди...пусть странные и чужие, но люди. Красивые игрушки, сокровища, опасности, пока не видят взрослые, не поймают.
Но Сила...Да Цзи быстро облизала губы: ей нужна эта Сила...она должна быть ее. Ее гребень, ее! Нельзя позволить девочке унести его отсюда, но сил на превращение совсем нет...
Да Цзи умела рисковать, хотя и ненавидела риск, но голод притуплял чувство страха. Лисица проверила, что ступни надежно спрятаны и вышла из мрака, отрезая детям путь назад. Она добро улыбалась, раскрыв пустые ладони.
- Дети, вы что, потерялись? О, милая, ты нашла мой гребень. Не бойтесь, я часто прихожу сюда помолиться, но гостей вижу впервые, - медовым голосом пропела Да Цзи.
Хвостатая решила, что если они побегут, она не станет их ловить, нет. Она сменит облик, а лисицой выследит маленьких исследователей. Детям понравится красивый пушистый зверь. Она выследит их и украдет гребень! Но Да Цзи хотела запомнить их лица...впитать весь их облик, чтобы явиться к ним во снах и узнать, что за странная одежда и запахи пришли вместе с ними.
Что говорила ей Тьма? О сказке про то, какими стали люди. Другими, как эти дети? Да Цзи готова проснуться, ибо ее любопытство проснулась уже. А что есть лиса, как не хвост и любопытство?

Дети, детки, детишки. Это конечно же не взрослые, не совсем то, что надо, но на первое время сойдет. Демон хорошо помнил правление ребенка-императора, как будто это было вчера. Глупые регенты никак не могли поверить, что в семилетнем мальчике проснулась великая мудрость, и умирали один за другим. Не все. Мальчик оставил самых преданных и неразборчивых, тех, которые были выгодны ему. Выгодны Моо-Нку. А потом казни, войны, восстания, осады, болезни. Золотые времена. Неслышный вздох разнесся под сводами пещеры.
Человеческое тепло. Такое близкое, манящее. И как всегда недоступное пониманию духа. Тысячи лет он сосуществовал с этой энергией, но никак не мог постичь ее природу. Животное начало изящно вплетенное в небесный свет. Не иначе как творение богов. Духи, подобные ему, могли лишь оставлять изъяны, темные отметины в безупречной цепочке жизни этих созданий. Но если люди высшие создания, то почему они так слабы, так уязвимы и жалки? Они похожи на детей, брошенных своевольными родителями. Капризны, горделивы, падки на низменное. Самовоспитание в юном возрасте не приводит ни к чему хорошему. И вот дети детей. Демон улыбнулся, довольный своим изящным выводом.
Неплохой шанс. Пора выбираться наверх. Туда, где его уже ждет дозревший плод мира.

- Что??? Она?! Тут?!! - демон внутренне сжался от неожиданности. - Как же, помолится зашла, хвостатая.
Старый, до боли знакомый образ, всколыхнул сознание духа. И как он ее раньше не учуял? Видимо сказывалось длительное забытье.

На голос лисы человеческие детеныши вздрогнули. Мальчик резко обернулся, подбегая к своей подруге и хватая ее за руку. Одним быстрым движением спрятал ее себе за спину. Смелый. Отважный. Его сердце, хоть и дрожало от страха, готово было защищать то, чем он дорожил.
Девочка прижала к груди гребешок и осторожно схватила своего друга за рукав, выглядывая из-за его спины. Вот ее сердечко было явно не на месте. Но в нем было и восхищение. Мальчик направил свой странный луч света прямо на богиню. Глаза больно разрезало от резкой смены освещения. Девочка подалась вперед.
«Какая красивая» – была ее мысль о лисе.
- Молиться? – Недоверчиво спросил юный защитник. – В этом месте? Простите, что помешали вам.
В его глазах было каленое железо. Не человек так смотрит на прекрасную женщину, но зверь. Яростный, жестокий, любопытный зверь, лишенный души. Откуда в маленьком мальчике такой взгляд? В нем ясно чувствовался человек, но человек настолько иной, что непонимание повисло в воздухе зажженной смолой.
Этот звереныш не верил. Не доверял этому миру. В нем было лишь подозрение и боль. Старые раны, так и не зажившие на хрупком сердце. Сплошные дыры, заполненные пустотой лишений, страха, ненависти. Ничего хорошего в маленьком мальчике. Ничего, кроме стойкого желания защитить свою подругу.
- Нам просто стало любопытно посмотреть, что тут внизу. Странно увидеть пещеру в таком месте. Вы из Лэйяна? Мы, пожалуй, не будем вам мешать. Отдай гребень.
Последнее он сказал уже девочке, которая продолжала выглядывать из-за его спины. Она смотрела на лису пристальным, восхищенным взглядом, но при словах о гребне вся скукожилась и сжалась. Шепнула так тихо, что даже внимательные уши лисы с трудом ее расслышали:
- Не хочу.
Мальчишка обернулся к ней, нахмурился. Положил свою руку сверху на гребень. Сказал строго, как говорил бы отец ребенку:
- Отдай, Йео. Это не твоя вещь.
- У нас же забирали наши вещи. Почему я не могу забрать то, что мне понравилось?
- Потому что так ты станешь такой же, как они. Хватит, Йео. Отдай.
- Нет. Я не отдам его.
Мальчик помрачнел еще больше. А потом вдруг обнял свою подружку, поглаживая ее по спине. Теперь он совсем перестал напоминать ребенка.
- Я найду тебе новый. Хорошо, Йео? А если не найду, я сам тебе сделаю. Из дерева. Ты же знаешь, я умею делать красивые вещи из дерева. Но этот – нельзя. Просто отдай его, и мы уйдем. Хорошо?
Девочка захныкала, прижалась к нему. Но так ничего и не сказала.

Да Цзи от удивления наклонила голову на левый бок, с удовольствием изучая маленьких путешественников. Девочка была обычной хорошенькой девочкой, но скучной. Ей нравилась красивая женщина, ей нравился красивый гребень. Интересно, кто забирал у них вещи? Похоже на сиротский приют или монастырь, этим никогда не нравится, когда у людей есть что-то свое, что отличает их от других. Это бы и объяснило, почему мальчишке так не понравилось слово "молиться". С другой стороны, монахи уж к детям-то всегда относились хорошо, а детей калечили. Не физически, нет.
Гасили огонь, били мечты, прогоняли радость. Приют?
Лэйян...ближайший ли город к ее пещере? Лиса не очень любила большое скопление людей, тем более в молодых городах, а Лэйяну было всего лет 500.
- Да, точнее из пригорода.
Хвостатая мечтательно подумала о старых курицах и мерзавцах, которые отнимают у детей красивые игрушки. Лиса очень любила на ужин курятину, а на завтрак - мерзавцев. И мальчик был очень интересным, таким необычным. Хорошенький. Ради него, не ради девочки. Девочка все-таки плакса, а сырость Да Цзи не нравилась. Зачем плакать? Надо смеяться, танцевать.
- Йео? Я Да Цзи. Прости, что не могу отдать гребень, мне просто нечем будет заколоть мои волосы, а ходить так недостойно. Но мы могли бы поменяться, у меня есть очень красивое украшение, - лиса сняла один из нефритовых браслетов с руки.
- Дети, но кто отнимает ваши вещи? Вы мне совсем не помешали. Вы тут одни? Не заблудитесь? Кто отпускает вас так далеко? И...ты не назвал свое имя, - она пристально посмотрела на мальчика. Он нравился ей все больше и больше. Храброе мстительное сердечко. Когда малыш вырастет, те, кто его обижал, горько пожалеют об этом. Хорошее начало...поддержать будущего властителя, а он в нем чувствовался.
- Можем выбраться наружу, я думаю. Здесь прохладно, мы все простудимся, - красивая женщина наморщила носик, собравшись чихнуть, но передумала.

Извечный детский вопрос: откуда крохотный росток, маленькое зернышко, знает в какую сторону ему расти? Почему никто никогда не находил деревьев растущих вверх тормашками, чтоб корень торчал на поверхности, а крона уходила вниз? Только в старых монгольских легендах рассказывается о чудовище песчаном черве, обитающем глубоко в пустыне, у кустов растущих наоборот. Однако демон знал, что это лишь сказочки глупых старух - нет никакого червяка, нет и странных кустов.
Что им помогает? Солнечное тепло, свет? Они чувствуют?
Бамбук. Упрямое растение. Оно нравилось духу своим характером. Небольшой, нежный, зеленый росток обладает энергией способной раздробить камень. Огромная жизненная сила поднимает тонкий стебель вверх, и тот, словно божественное копье, пробивает все на своем пути. Все, даже плоть. Некоторые хитрецы казнили таким мучительным способом своих врагов. Мягкое становится твердым, стремление приносит результат. Философия победы.
Мальчик чем-то походил на бамбук. Такой же дикий, полный жизни и невероятно упрямый. Это понравилось Моо-Нку. Но Лиса... Она умна, она могла также рассмотреть юношу. Положить на него глаз.
- "Ну что же, посмотрим что из этого выйдет, сестрица..." - Тени в пещере сгущались.

- Я хочу его, – сказала девочка, рассматривая браслет на руке лисы. Но гребень не выпустила, сжала. Посмотрела на мальчика умоляюще… и сразу же отшатнулась. Его глаза… они перестали быть глазами ребенка. Они перестали быть глазами человека. Они просто перестали быть.
Тьма из зрачков выползла. Расширилась. Заволокла белки, не оставляя ни одного проблеска света. Того света, что Боги называют Душой. Вены на его лице вздулись. Стали багровыми, придавая его лицу боевой окрас. Йео вскрикнула, попробовала отшатнуться, но рука паренька крепко стиснула ее запястье. Она закричала от боли, чувствуя как кость под пальцами ее былого «защитника» трещит.
- Лау! – Пискнула она. И крик отразился от стен эхом, повисая в пещере острым лезвием.
Мальчик резко отшатнулся. Схватился за голову, выпуская руку своей подруги. На той уже вовсю расплывался иссиня-бордовый синяк. Она всхлипнула. От страха. От обиды. Отползла чуть в сторону, выронив гребень на каменный пол.
Мальчик вновь открыл свои глаза. Тьма в них боролась со светлыми проблесками. Из горла вырвался хрип. Опустившись на колени, Лау дотянулся дрожащей рукой до гребня и стиснул его в руках. Так, что кожа на ладони лопнула, обрызгивая «безделушку» горячей кровью.

Ты спал. Спал века и тысячелетия. Спал беспробудно, глубоко. Тебя не могли разбудить движения неспокойных пород, выбросы магмы, кристаллизация ядра. Тебя не могла разбудить боль этого мира, его страхи, надежды и вера. Но тебе снились сны. Четкие, являющие собой прошлое, будущее и настоящее. Тебе снились буденные дни. Ты видел войны, ты видел мир. В твоем сознании всплывали образы вымирающих и зарождающихся видов. Ты зрел, как меняют очертания берега материков. Ты чувствовал, как пытаются пробить твердую кору горы и ущелья. И, конечно же, ты наблюдал за человечеством.
Твой сон затянулся слишком глубоко. Твое сознание слилось с ядром этой планеты и теперь настало время вырывать его оттуда. Пришло время пробудиться.

- Йео, – прохрипел мальчик, утыкаясь лбом в камни. Сопя от боли, втискиваясь в каменный пол с такой силой, что казалось, порода не выдержит, распадется. – Беги отсюда. Й-йе..о…
Она не хотела бежать. Потому что боялась. За себя, за Лау, даже за гребешок. Она видела, что что-то не так. Но не хотела убегать. Поэтому просто отползла чуть в сторону, дрожа и заливаясь слезами.
Мальчик выгнулся дугой, выпуская из легких дикий, яростный крик. Боль. Отчаяние. Борьба. Нет, не думай, что он так быстро сдастся. Не думай, что его Дух будет сломлен от одного удара. Он вытерпел много боли. Ты видел это. Физическая боль укрепила его тело, а душевная – силу воли. Он цеплялся за свое сознание, он вытаскивал сам себя, запихивая Тебя в недра той бездны, откуда Ты выполз. Но он был всего лишь ребенком, как-никак. И Ты чувствовал, как его защита рушится. Ощущал, что осталось ударить еще раз, от силы два – и мир впустит в себя нового монстра.

- Йай! - Лиса на мгновение испугалась, когда из глаз ребенка на нее глянул сам Мрак. Не ее любимая Тьма, нет, не ласковая тень, настоящее чудовище. Ей захотелось удрать, куда глаза глядят, спрятаться под камнем в очередной глубокой пещере, чтобы снова проспать и пропустить все страшное и непонятное, что происходило сейчас здесь.

Но оставалась девочка, оставался гребень, оставался многообещающий Лау. Лиса не знала, следит ли еще за ней богиня, требующая мудрости и понимания, да и не хотела знать. Она любила скользкие фразы, обманный туман, головокружение страсти, толкающей людей к пропасти, но вот так давить разум? Грубо, толчками, не обращая внимание на то, что это ребенок? Нет, пропасть принимает тех, кто идет туда сознательно, кто уже готов к шагу.

Да Цзи никак не могла понять, что пытается сожрать Дух мальчика. Для прозрения ей нужны были тишина и медитация, а сейчас события завертелись волчком. Может быть, она и позволит Мраку забрать мальчишку, когда он станет ей не нужен, но сейчас он ее, ее! Лиса метнулась к корчащемуся ребенку, выпустив когти на левой руке и с силой вонзив их мальчишке в грудь.

- Почувствуй сам боль, чужак, - прошипела она. - Лау, слушай меня, чувствуй боль, чувствуй свое тело. Помни, что оно твое. Мы выйдем наверх и я покажу тебе солнце, покажу тебе сад, в котором цветут райские цветы. Будет играть музыка и Йео будет танцевать, а блики от ее украшений будут дразнить твои глаза.

Еще не известно кому больнее. Жертве? Духу? Телу? Разуму?
Это очень больно. Целый океан чужой памяти, образов, чувств и переживаний за какое-то мгновение обрушивается на твое сознание. Погребает своим содержимым.
Демон очутился в огромном, серо-каменном лабиринте. Невероятно сложном: двери, арки, проходы, бешено изгибающиеся стены. И за каждым углом сидело нечто. Оно было сродни духу, такое же не материальное, но действенное. Монстры страхов человеческих. Когда-то они будут его слугами, его подпиткой, станут его частью. Но сейчас они бросались на чужака, цеплялись за эфир, замедляя движение, воруя драгоценные секунды.
Живой лабиринт ненавидел Моо-Нку. Злой, колючий ветер, точно цепной пес трепал его силуэт, швырял об стены. Каменная кладка под ним то и дело обрывалась жадными ртами провалов, норовя проглотить незваного гостя. Но демон упрямо шел к своей цели - сердцевине всей этой какофонии строений. И хотя каждый раз - это по разному, но в конце концов по другому он пробраться в мир не может. Это его тропа, его работа. Опыт подсказывал ему верный путь, надежные опоры и нужные двери. Рывок, еще рывок! Скоро, совсем скоро все закончится...

Дом. Серый. Большой. Бетонная игла с сотней окон. В каждом – осколки человеческих сознаний. В каждом – сердца. Что это? Стол. Низкий, узкий стол, на котором пиала с черствым хлебом. Образ матери, сидящей в углу и задумчиво покусывающей губы. Ей страшно. Страх скопился в комнате. Его стало так много, что тени приняли очертания. Сбитые, изъеденные болью псины. С голодными, прожорливыми глазами. Что поделать маленькому мальчику? Что он может?

Развалины недостроенного склада. Пыль, битое стекло, жестяные банки. Грязные, засаленные тряпки. С чем-то красным. Край мира. Его мира. Тут есть все. Отчаяние загнанного зверя. Одиночество. Желание выжить. Любой ценой.
А впереди раздается шум, кто-то заходит на его территорию. Кто-то блестит чем-то острым в руках. Раздается рык. Тело изгибается судорогой. И чужая, почти чужая мысль – «выживу».

Йео. Она стоит и плачет. Плечи поникли, руки дрожат. У нее тоже отняли нечто важное. Душу. А вложили кусок отравы. Ему ли не знать, как это больно. Толчок в плечо. Злой, грубый взгляд.
- Будешь плакать – брошу тебя.
Надо быть сильным. Надо быть жестоким. Только так он защитит себя. Защитит ее.

Потемки чужого сознания – это бесконечное пространство внутри пространства. Отдельный мир, загороженный колючей проволокой. И пробраться сквозь заслоны чужих призраков очень непросто. А особенно здесь. Сейчас.
Этот мальчик невероятно силен. Его душа покрылась мозолями. Ороговела. Он рычит, он звереет. Он воет. Его воспоминания входят в демона крючьями, терзают. Но еще чуть-чуть… еще немного и…
Вспышка боли. Яркая, багровая волна. И Моо-Нку выносит на рубеж границы мыслей мальчика. Его собственное Я начинает просыпаться, бороться, биться. Тьма из глаз отступает, тело исходит судорогой. И больно. Очень больно.
Лиса. Ее удар меток, ее слова пронзительны. Но не это пробудило дух Лау. Одно лишь имя. Одно лишь слово – Йео. И сразу же на демона кидается разъяренная орда установок – защитить, сохранить, уберечь во что бы то ни стало. Два сознания соприкасаются. Ослабшее после многовекового сна демоническое, и еще не обретшее свою истинную мощь мальчика.
Взрыв. Все сминается под яркой пеленой смешанных эмоций и чувств. И падает, куда-то далеко и глубоко.

Моо-Нку:


Он просто упал, как подкошенное, срубленное дерево. По его груди стекает алая, вязкая кровь. Рана, нанесенная лисой, сильна, но сознание Лау уже очень далеко. Либо он откроет глаза собой, либо уже кем-то другим.
Девочка дрожит, трусится и беззвучно плачет, прижимаясь к камням. Но не убегает. Не может убежать без него. Никак не может.

Демон трезво рассудил, что пугать мальца сейчас не стоит. Во-первых, если есть возможность решить все дипломатично, то не стоит принимать вид чудовища с кучей шевелящихся отростков. А во вторых паренек пуганый, и это ничего не даст.
На середину комнаты вышел высокий человек. Он был одет в дорогие шелковые одежды. Длинные усы, бритая макушка, заплетенная коса. Человек присел ровно посередине и принялся загребать руками каменную пыль перед собой.
- Хорошо тут у нас. Тихо... - голос духа мягко разносился по помещению, вплетаясь в тени, просачиваясь в стены. - Этого иногда не хватает.
Человек набрал крошку в ладони. Черно-серая пыль падала вниз, просыпаясь сквозь тонкие, аристократические пальцы.
- Будешь бороться? Хм... Зря стараешься. - Какой-то особо ретивый камешек царапнул холеную руку. Демон с нескрываемым удивлением уставился на царапину. Кровь тоненькой струйкой побежала по бледной коже.
- Ты должен понять - я не желаю тебе зла. Ни тебе, ни уж тем более этой девчонке, Йео. С помощью меня ты обретешь невиданную силу. Ты не только надежно защитишь ее, но и сможешь ей дать все, что она пожелает.
Моо-Нку поднялся и скрестил руки на груди, спрятав их в широких рукавах.
- И кроме того. Ты сможешь отомстить всем тем, кто притеснял вас, кто причинял вам боль и страдания. Приобретая все ты не теряешь ничего. Единственное что мне надо - немного твоего времени.
Дух вежливо поклонился стоящему в углу мальчику.
- Весьма выгодная сделка. Не находишь?

- Ты меня поглотишь, – с полной уверенностью в своих словах и какой-то мертвой обреченностью ответил Лау. – Выжрешь мои мысли, обратишь в пепел мою душу, поглотишь мою суть. Ты меня сожрешь, как собака сгрызает кость. Не оставишь ничего. Вот цена твоей силы.
Он отстранился и прикрыл глаза. Отчего-то показался стариком. Когда-то такие старцы надевали пыльно-оранжевые рясы, садились на каменные постаменты высоко в горах и погружались в себя. В мир. В вечность. Монахами их называли. Буддистами. Давали разные имена. Плохие и хорошие. Простые и сложные. Но, казалось, ничего не трогает их. Ни прозвища, ни голод, ни боль. Боль мира вокруг, который рассыпался на глазах. И что было внутри каждого из них? Этого не мог знать даже демон. И сейчас что-то похожее шевелилось в ребенке напротив тебя. Какая-то болезненная уверенность, необъятность, безнадежность. Пыль прошлого человека. Его слепок. След на грязном полу. Все, что осталось. Все, что помиловала острая судьба. Но и в этой пыли можно было найти осколки человеческой злобы. Ярость зверя. Уснувшую ненависть к миру, который изуродовал эту душу.
- Я не верю, что смогу остаться. Тебе ведь нужно только тело. Не моя душа. Зачем тебе внутренности оболочки?
Лау выпрямился, встал в полный рост. Подошел поближе. Он боялся. Теперь ты чувствовал его страх.
- Защити ее, если не можешь оставить меня. И я сдамся. И…
Он замолк. Нерешительно и несмело. Было видно, что он хочет сказать что-то еще. Что-то важное. Но с трудом мог себя пересилить.
- Убей как можно больше. Ты ведь демон. Ты сможешь. Убей их всех. Они… не заслужили жить. Убей их..
Нет, не говорят такие вещи буддийские монахи. Не написано столько отчаянной ненависти в их глазах. Этот ребенок страдал много, монотонно, бесконечно. Так, что даже в пепле, который остался от него, можно было заметить живую, корчащуюся боль. Жажду мести.
- Убьешь их. Всех. Только Йео не трогай.
Наклонившись, Лау опустился на колени и осторожно приблизился к тебе почти вплотную. Протянул руку.
- Идет?

Демон пожал протянутую ему руку. Короткая вспышка стала свидетелем заключения сделки двух сущностей. Духа человека и духа иного.
И все изменилось: теплая кровь побежала по жилам демона, человеческие глаза рисовали новую картинку, затхлый воздух врывался в его легкие, тонкая кожа ощущала прохладу. Он жив! Он есть плоть! Он вернулся!
Мальчик с хрустом качнул головой вправо-влево, разминая свою шею. На его устах играла довольная улыбка, а взгляд светится неподдельной радостью. Да, и у духов есть чувства. Лау протянул руку своей маленькой спутнице:
- Пошли, Йео, нам тут делать нечего.
Чистый, хрустальный голос разнесся под сводами пещеры. Мальчик сделал несколько шагов к выходу и нахмурившись посмотрел на стоящую перед ним женщину.
- Лиса, не стой у меня на пути.

Да Цзи, поджав тонкие губы, наблюдала, как демон захватывает мальчика. Она уже узнала, но не поверила своему носу: Моо-Нку, ненасытный и жадный, как старая прелюбодейка.
- Сломаааал? - протянула Лиса. - Мои поздравления, это ты всегда умел. Хочешь уйти - мешать не стану. У Йео мой гребень. Отдайте, и я отойду с дороги.

На что только не идут духи ради обретения плоти. Живому никогда не понять этих чувств, этой сопричастности, этого мига, когда ты двигаешься, а мир меняется вокруг тебя: приминается трава под ногами, воздух колеблется, мелькают тени...

- Кстати, мне скучно, так что я тоже отправлюсь из пещеры. Мои молитвы явно закончились...