'Eternity' | ходы игроков | [В бездну]

Per Aspera ad Astra.

Через тернии к звездам.

Еще древние говорили – поняв, как ничтожно мало мы знаем, мы начинаем понимать, как огромен этот мир, и чем больше мы узнаем, тем больше понимаем, что никогда не постигнем всех тайн Вселенной. Мир, как нечто сущее, настолько огромный, вмещающий в себя миллионы галактик, миллиарды звезд и бессчетное количество планет – осознать всё это, как и попытаться представить и увидеть, невозможно.
Вы попытались. Вы приоткрыли завесу тайн, скрывающую за собой нечто непонятое, нечто совершенно, безгранично сложное, требующее трепетного отношения и много, очень много времени для осмысления. Но человек неспособен понять это, как бы сильно он не пытался.

Глубокий вдох. Кружится голова, перед глазами плавают светлые круги, всё затянуто мутной пленкой. Во рту пересохло, губы горят, руки онемели, пальцы не шевелятся. Ноги вообще, кажется, отвалились. Но всё и всегда приходит в норму. Очнулись. Живы. Может быть, даже здоровы. Это еще неизвестно. Не доказано. Но что-то подсказывает, что так оно и есть.
Приборы работают так, будто их только что запустили. И говорят они об одном – мы движемся.
Корабль плывет вперед, медленно, но упорно приближается к огромной скале, парящей в пустоте, в невесомости. Многокилометровый астероид в космосе. За ним – еще один. И еще. Десятки, а может быть, даже сотни гигантских осколков планет парят вокруг, будто неуклюжие гиганты, грозясь раздавить случайным столкновением. Оборонная система зловеще сигнализирует горящим таблоидом, бортовой компьютер молчит.
Руки более-менее начинают слушаться. А астероид все приближается.

«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…»
Вот так. А ведь всегда была рьяной атеисткой. Не верила, не хотела верить. Что Там есть кто-то, или что-то. Манипулирует, управляет, улыбается и по-отечески ведет вперед. Иногда жестоко, иногда нежно, а порой вообще пихает ногами и кричит в уши. Глухие, как оказалось. Не верила я в эту чушь. Как и в ангелов, умирающих за рождение звезд. А вот учитель верил, и в то и в другое. Дурак.
«…потому что Ты со мной…»
А теперь даже уважительно, и даже, как будто, с надеждой. Тьфу. Мерзкое чувство. Словно по внутренностям скальпелем мажут, и впарывают, вшивают в тело душу, которой вроде как никогда и не было. Душу, болящую, саднящую и наполненную безграничной верой в Того… Великого и альтруистически-безрассудного.
«…Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня»
Успокаивают. Это верно. Во мраке, где отражения и блики света отступают на периферию, там есть место этому идиотскому чувству надежды. Жизнь бьется, пока бьется сердце. Пока дыхание вылетает из свистящих легких. Жизнь наглая и опрометчивая тварь, от которой так просто не избавиться. Да и не хочется особо. Мир обретает всю полноту красок в тот момент, когда вот-вот готов взорваться. И я уверенна, что даже самый разнесчастный и разочарованный в себе самоубийца за секунду до того, как последняя капля крови вытечет из распоротой вены – пожалеет, вздрогнет от страха и будет молиться. В Того, в которого никогда не верил. Ну прямо как я.


Задрожали ресницы. В пальцы кольнуло чем-то острым. Онемение, дрожь, горячий, раскаленный металл на губах. Это хорошо. Это очень хорошо, черт возьми. Я дышу, я жива, я даже могу ненавидеть себя за минутную слабость. И попробовать открыть глаза. Слегка, по чуть-чуть. Пусть все системы пищат и лопаются от паники, а я спокойна как удав, проглотивший слона. Мне хорошо и радостно. Так приятно жить.
Мир предстал размазанным пятном. Вспомнились рисунки отца. Мама говорила, что глядя на эти рисунки, любой нормальный человек рискует потерей своей «нормальности». А мне нравилось. Брызги красок, размазанные ляпы и ни одной четкой линии. Вот Вася бы точно взвыл от боли, глядя на это безобразие. Он, наверное, провел бы несколько дней за этими картинами, пытаясь доказать своей погубленной рациональностью психике, что в этой размазне присутствует хотя бы тень логики.
Кстати, Вася.
Испустив хрип, я попыталась сфокусироваться. Постепенно картинка приобрела очертания, а потом уже и нечто похожее на приборную панель. Со скрежетом повернув голову, я увидела своего напарника, который, вроде как, тоже приходил в себя. Это хорошо. Остаться одной после случившегося было бы полной задницей.
Следующий мой взгляд был направлен к «окну внешнего мира». И увидев картинку, что оно мне добросовестно показало, я раздвинула прилипшие друг к другу губы и тихо прохрипела:
- Т..ою ..ать…
Несколько раз сжала и разжала пальцы, приводя их в более-менее рабочее состояние. Моргнула, чтобы остатки сомнений по поводу того, что я жива и это мне не мерещится, прошли. И вцепилась руками в привычные рычажки и кнопки.
- Вася… – тихий, неразборчивый шепот. Таким надо ласково убаюкивать сопящего любовника в постели, а не пытаться привести в чувство техника, когда корабль вот-вот наткнется на астероид.
- Черт… Вася! – Так уже больше похоже на правду. Не вполне отчетливо, но вполне громко.
«Очнись балбес»
- Вася, стреляй, – бросила я последние слова в его сторону и отвернулась к пульту управления. Ну что же, Жучок, покажи мне, насколько ты проворен.

Гигантский, невероятно огромный камень, тускло освещаемый далекими звездами, что медленно-медленно ворочался в этой пустоте...
Красивый. Он мне показался невероятно красивым - весь такой рельефный, объемный и массивный. Он был мощным, тяжелым - я даже представить себе толком не мог, насколько же он был тяжелым - а он летел, парил... Спокойно себе парил куда- то, постепенно приближаясь.

А ведь всего лишь мгновения назад я думал, что мы умрем. Правда умрем - нас должно было попросту разорвать и смять той аномалией, оставив кровь затвердевать ледяными кристалликами прямо в космосе. Я жмурил глаза, молился кому-то, сжимал ручки кресла и замирал вместе со своим сердцем перед этой смертью.. Неминуемой и неотвратимой. Это чертовски страшно - вот так умирать вдвоем, неизвестно где.

Но с трудом разлепив глаза, я увидел этот большой камень - невероятно простую по природе вещь, тупо материю - и понял что я люблю его. Любил я и фильтры, сквозь которые смотрел, и мягкое кресло, пытавшееся меня успокоить, и даже свой комбинезон, несмотря на то, что тот насквозь промок.
- Вася!
И Веру я любил - прекрасная девушка! Я готов был расцеловать Старовски хотя бы за то, что я ее видел. И даже этого хомяка, попадись он мне на глаза - тоже расцеловал бы.
Но больше всего меня сейчас впечатлял этот камень... Правда красивый...
...
Даа...
...
Вера что-то шумела - я улыбался. Мы были живы. Нам повезло, и больше ничего сейчас меня уже не волновало...
- Вася, стреляй.
- Зачем?.. - не понял поначалу я, но тут до меня дошло.
- Ммать! Стреляю, Вер! Щас он получит!
Теперь система наведения загружалась моментально, как ей и было положено. Руки метнулись к рычагам, большие пальцы поднялись над кнопками - я быстро навелся и спустил свой высокотехнологичный курок лазера, будто гашетку станкового пулемета.
- Н-на тебе!!!

Собрались. Сосредоточились. Смогли, наконец, совладать со всеми своими конечностями. И сделали то, что должны были сделать. Так, как умели. Так хорошо, как могли, учитывая влияние неизученной аномальной энергии на человеческое тело вообще и на психику в частности.
И, в общем-то, результат был. Грубо говоря.
Вася влепил по кнопкам со всей дури, рассчитав угол стрельбы наугад. Немного прогадал. Турель бесшумно повернулась на своей опоре, взглянув на объект хищным стволом. И выстрелила. Какие-то доли секунды, решающие всё.
Бесшумное разрушение. Чудо деструкции. Тихая смерть. Край астероида пошел трещинами, надломился, начал быстро разваливаться на куски, подбираясь к Жуку всё ближе и ближе. Основная глыба потихоньку отклонялась, это подтвердил даже компьютер.
Но угроза не миновала.
Только отчаянный и совершенно бесстрашный пилот решится на полет среди этих громадин. Но когда обстоятельства вынуждают тебя действовать, задумываться некогда. Штурвал на себя, резко вбок, вдавить кнопку. В невесомости нет ни притяжения, ни сторонних сил. В ней нет ничего. И это спасает. Спасает и дает преимущество.
Жук, как и всё в этом безграничном космосе, бесшумно взревел, и только внутри сопел двигателя чувствовалось его усилие. Казалось, будто кораблик рискует надорваться, но поставленная задача была ему по силам. Изящно взяв вправо, чуть приподняв нос, обошел основной кусок сбоку.
И, выполняя маневр, задел боком пролетающий мимо кусок мертвой скалы. Что-то прогрохотало сзади, прошипела гермостворка, сработала автоматика. На консоли что-то пискнуло и тут же умолкло, под ударами Васиных пальцев. Некогда. Сконцентрировал внимание на защите прямо сейчас, а с поломкой можно справиться. Ведь оповещение не сработало?
Турели, нещадно испепеляющие угрозу одну за другой, едва справляются. Системы в норме, хотя и перегружены. Воздух есть. Сильных повреждений нет. Нет и болей в конечностях, слабости или эйфории, нет ни сонливости, ни желания рвать и метать.
Как нет и ответов на вопросы. Куда? Как? Почему?

И, главное, за что?

Дальнейший путь прошел довольно гладко. Удалось избежать столкновений. Пилот показал себя с лучшей стороны, хотя и пришлось изрядно попотеть над особо трудными маневрами в особо плотных скоплениях. Техник – умело задавал цели и умело ждал их исчезновения. Частенько торопился, бил мимо или вскользь – но всё же бил. И попадал.
Выбрались. Но радости нет.
Есть лишь почти потухший инстинкт самосохранения. Есть непонимание. Есть чувство, будто Вселенная сговорилась и решила сосредоточить всю свою мощь на тебе одном, а космос взял и оторвал от тебя что-то родное. Предал. Оставил. Забыл.

Перед вами – новый мир. Огромная зеленая звезда, поливающая светом планеты вокруг. Яркая и красивая. Она далеко. Но так близко. Она волшебная. Чарующая. Необычная.
Разве не этого вы добивались? Разве не этому учились? Мечты сбылись, но улыбок здесь нет.
Мафсик тихо вылез из кармана, прыгнул на приборную панель и пискнул. Он скучает.
Бортовой компьютер, тем временем, предлагает просканировать корабль на наличие повреждений и попробовать отыскать звездную систему в базе данных. Собственно, нужно только подтверждение. Набери пальцами «Поиск».
И попробуй понять, где ошибся, когда выбрал для себя такую жизнь.

- Мы живы, – прошептала я, уставившись в зеленое пламя. Апатия смешала чувства. Язык присох к небу. Напряжение, какое я только что испытала – не забуду никогда. Впрочем, «никогда» перестало быть столь всеобъемлющим и далеким. Жизнь, казавшаяся чем-то само собой разумеющимся, вдруг обрела полноту красок и внезапный смысл. Собственно, живи и радуйся. Вот сейчас, на данный момент, в эту самую секунду. Знаешь почему? Помнишь почему? Потому что несколько мгновений назад ты почти умерла. Разбилась о неудачно попавшийся на пути астероид. Не успела свернуть влево, зацепилась за мертвый, дрейфующий в космосе булыжник.
А сейчас… Красиво.
Изумрудная россыпь лучей окрашивала пространство чарующей глубиной. Это не тот цвет зелени, который можно наблюдать в кронах земных деревьев. Не тот цвет первой, весенней травы. Это не цвет заиленного озера, или тот, что отливает в глазах ребенка. Нет, такого цвета не найти на Земле. Он слепит своей драгоценностью, сливается с мертвым, холодным отблеском космоса. Отражается на вращающихся, медленных астероидах, которые, греясь, подставляют под его лучи свои испещренные и разбитые бока.
Мы выжили ради этого момента. Но отчего в груди не сжимается в восторженном трепете сердце? Отчего из легких не рвется крик счастья? Почему не захватывает дыхание от этой волшебной красоты?
Отклонившись на кресло, я устало прикрыла глаза. Сняла дрожащие руки с пульта управления. Прижала их к животу, чувствуя слабость и безразличие. Сейчас мне хотелось одного – плюнуть на эту красоту, на помигивающие от страха кнопки, на Васю, который сидел неподалеку и внес свою лепту в наше спасение. Даже на Мафсю, на мордашке которого, если постараться, можно было прочитать тоску (или мне кажется?). Пойти и увалиться на койку, зарывшись в нее лицом. Закрыть глаза, чтобы больше не видеть этих проблем. Отключить мозги на время. Утонуть в безмолвности и черной пелене сновидений. Вот чего я хотела.
Но нельзя. Больше нельзя терять ни минуты этой жизни. Нельзя пренебрегать ей так открыто. Она отомстит. Она оказалась очень злопамятной сукой, эта жизнь. И теперь приходится ее беречь вдвойне.
Сжав руки в кулаки, я дала им время успокоить нервную дрожь. Когда все определим и решим, необходимо будет проверить каждого члена команды на предмет травм и психического расстройства. Да, всех, даже тебя, мой ничего не подозревающий, хвостатый друг.
Разжав пальцы, я подняла их к вискам и слегка надавила. Сфокусировалась на картинке перед глазами.
- Проверь системы, – хрипло буркнула я Топпенбергу.
А ведь сейчас былая Вера Старовски прыгала бы на своем кресле, смеялась от счастья, что она выжила, и норовила бы поцеловать своего партнера. Тараторила бы без умолку о том, как красива эта новая звезда, как захватывающе было это путешествие и как она, черт подери, рада, что случилось нечто такое из ряда вон выходящее. Вот что делала бы прежняя Вера. И где она? Видимо, потерялась где-то среди астероидов, а может, погибла еще тогда… у Черной дыры.
Проведя пальцем по спине Мафси (я помню о тебе, малыш, даже сейчас, даже в таком состоянии, я все еще помню о тебе), я набрала простую команду.
- Сканирование корабля на наличие всех повреждений. Проверка систем на стабильность. Поиск местонахождения на данном этапе путешествия.
Замолкнув, я вновь прикрыла от усталости глаза и тихо добавила:
- Внесу информацию в бортовой журнал позже.

За что мне все это?
Безумная воронка, хавающая все подряд, невероятный прыжок в другую систему (а если галактику?), гигантские астероиды, способные раздавить наш "Светик" столь же легко и бездумно, сколь и восьмилетний мальчик - майского жука.
Стресс, бешеный стресс, который только сейчас успокаивался до состояния "чрезвычайная ситуация". Нервы - руки тряслись, все еще сжимая зачем-то рукоятки управления; глаза в ожидании новой угрозы с выражением загнанного зверя оглядывали все подряд и даже Веру, будто бы она могла прямо сейчас достать "Звездочку" и размазать меня по стене...
За что мне все это?
Я попытался задаться на пару секунд этим вопросом, но быстро осознал, что он абсолютно бессмысленнен. Это не наказание, не награда и не судьба. Это не было предначертанием, Божьим проведением или же каким-нибудь злым умыслом дьявола. Никто этого не задумывал, и никому этого не надо было... Это была просто жизнь. И не надо в ней искать особого смысла - она бессмысленна. Нам просто не повезло, бывает.
Потом повезет - это тоже бывает. Или уже повезло... Глупо переживать из-за того, на что не можешь повлиять.

- Сейчас проверю, - еще не успев отдышаться, ответил я Старовски, и уже в третий раз за день принялся загружать соответствующие программы.
После этого я взглянул на Веру, интуитивно понимая, что ей здорово досталось - она молчала, глядя своими распухшими очками на мерцавшую вдалеке планету. Губы ее сосредоточенно сжались, а лицо побледнело, сравнившись в цвете с костяшками стиснутых кулаков. Ей определенно было плохо.
Аккуратно, чтобы не вспугнуть, я спросил:
- Вер, ты чего такая грустная? Улыбнись - мы выжили, черт побери, - добавил я и расплылся в обнадеживающей лыбе. - Как думаешь, что это за хрень была? Типа черной дыры, чтоли... Как там хомяк? Цел?

Мафсик грустными глазками наблюдал за изумрудным солнцем. Тонкий женский пальчик с гладким ноготком проплыл по спине малыша, оставив едва заметную борозду из прижатой шерстки. Крыс в печали.
И у него есть причины.
Сканирование корабля показало, и бортовой компьютер это подтвердил, что столкновение с астероидом не прошло бесследно. Один из бортов был промят, проводка частично выведена из строя, повреждены некоторые элементы технической нагрузки. Правый двигатель работает не на всю доступную мощность. Была опасность разгерметизации, но предусмотрительные конструкторы из числа гениев космостроения снабдили внешние щиты какой-то особой технологией, позволяющей игнорировать небольшие бреши в бортах. Это помогло.
Самая главная и самая плохая новость – нуль-Т ускоритель поврежден. После недолгих колебаний вы решились лично всё осмотреть. Пока компьютер сканировал систему и пытался определить точное местонахождение, вы всем экипажем двинули в сторону технического отсека, предварительно нацепив на себя защитные герметичные костюмы. Не понадобилось. Воздух был.
Проверили. Нуль-Т ускоритель, более чем сложная, требовательная и серьезная установка, занимающая одну четвертую от всего техотсека, в самом деле искрил платами и вообще не внушал доверия. Риск возгорания был велик, никто не рискнул его перезапускать.
Устранили кое-какие неполадки своими силами, но, увы, починить ускоритель так и не получилось. Через полтора часа вернулись на мостик.
«Сканирование: в процессе… 73%»
Кают-компания. Или камбуз, в зависимости от необходимости экипажа.
Небольшой стол. Придвинутые стулья. Попискивающий Мафс, поглядывающий на автомат со снэками. В одном из встроенных ящиков есть заварной чай. И, кажется, есть даже что-то алкогольное. Интуиция подсказывает:
«Спирт».
Вещество, помогающее обеззараживанию и заживлению открытых ран в том случае, когда ничего другого под рукой нет. У кого-то есть раны, верно? Глубокая рана сердца, обливающегося кровью. Щемящее чувство потери, когда смотришь в глубокую неизвестность, бесконечно протянувшуюся, раскинувшую повсюду свой безжизненный вакуум. Или странное чувство радости. Потому что выжили. Смогли выжить. Первый полёт – и такое приключение.

В любом случае, выбор есть. Он есть всегда.
Но не у всех.

Больно. За Него больно. Не за нас даже. За нас уже все прошло. Чувства смешались, скисли и превратились в ряженку. За нас обида уже давным-давно развеялась. Отлетела звездной пылью, застывая в Вечном и Ледяном. За нас было вначале. Когда пальцы сводит судорога страха, а сердце внутри делает прыжок, пытаясь проколоть пространство. Попасть домой. Оно наглое, это сердце. Оно до последнего верит в ту бурду, от которой мозги уже отреклись и презрительно отказались.
А сейчас мне больно только за Него. За Корабль, который только что прошел через мясорубку. Бросило, засосало, выплюнуло туда, где лучше не оставаться. Где красивая, бесконечно красивая звезда поливает мертво-зеленым напалмом холодный космос.
Больно за Него, потому что это ради нас он исстрадался, изболелся, приобрел свои первые раны, шрамы от которых никогда не зарастут. Никогда не исчезнут. Первый опыт во Вселенной оказался не так приятен, да, Жучок?
Я уронила голову на подставленную руку. Оправа очков больно вгрызлась в череп. Чертыхнувшись, небрежным движением сняла окуляры, бросив их на стол. Взъерошила свои короткие волосы, отчего они точно встали каким-нибудь забавным ежиком. Наплевать. Сейчас на все наплевать. На опухшие от стресса глаза, на побелевшую и покрывшуюся серыми пятнами кожу и, уж тем более, на вставшие дыбом волосы.
Я молчала. Можно было бы сказать, что я думала над сложившейся ситуацией, но это вранье. Наглая, лицемерная ложь, попытка убежать от своих настоящих чувств. Каких? Оно только одно. Жадное и прожорливое, вгрызлось в подкорку головного мозга и высасывает потихоньку все достойные мысли. Усталость.
Резко поднявшись, я направилась к ящичку, попутно схапав одну из пачек печенья. Хлопнула ей, доставая что-то кругло-желтое, именуемое пищей. Бросила Мафсе, особо даже не обратив на это внимания. Машинальный, механический жест. Так, просыпаясь утром дома, я вдевала ноги в тапочки, ибо пол холодный. Дома… Добро пожаловать в реальность, Вера. Нет у тебя дома. Все сожгла эта изумрудная звезда. Красивая, черт возьми.
Достав спирт, я откупорила крышку и сделала глоток. Закашлялась, скривившись так, словно мне только что вмазали по лицу пропитанной лимонным соком битой. Вытерла прозрачную, кристальную жидкость, стекающую струйкой в уголке рта.
- И так.
Вернувшись на свое место, я поставила бутылку посередине пустого стола. Взглянула на Васю, изобразив на лице кривую улыбку.
- Круто мы влипли, да? Без ускорителя мы очень круто влипли, Вась. Но остались живы, и это плюс. Кстати.
Я снова совершила обряд искажения лицевой мимики, в котором мне помогла бутылка. Громко хлопнула ей по столу.
- Я думаю, психическое состояние стабильно, кризис потери первоначально-важных функций мозга ограничен, судя по реакции. Но было бы неплохо провести терапию. Будем друг другу помогать, а?
Улыбка стала более живее. В глазах начало появляться что-то вроде обреченности.
- Как бортовой медик и психолог по совместительству, думаю, первым надо убить Мафсю. Чтоб не мучился. Хотя нет, этот крысеныш всех переживет, да, зверек мой?
Обернувшись к крысу, я подмигнула, а затем враз поникла. Опустила голову и сгорбилась. Нет здесь Веры, совсем нет. Не смотрите сюда.
- Ты как, Топпенберг?

Стоило мне увидеть покороженные блоки Нуль-Т ускорителя, жалобно искрящие на пол, как сердце мое сжалось. Все изменилось, причем кардинально и бесповоротно - теперь это не было приключением, перестало значиться экстримальным туризмом или же просто исследовательской деятельностью.
И дело было не в той воронке: пускай, она выбросила нас, возможно, на другой конец галактики, но это было не так страшно. Это было даже в какой-то степени прикольно. Страшным же, реально страшным было то, что теперь мы не сможем вернуться домой...
Все, накрылся ускоритель - его так просто не починишь. То есть, мы здорово влипли, как и сказала Вера.
Внезапно я сообразил, что сижу напротив нее с абсолютно отрешенным взглядом, глядящим, как она хлебает спирт, но я этого не видел. Меня поглотила волна собственных мыслей и ужаса перед тем, с чем мы уже точно не сможем справиться...
- Как я?.. - как-то запоздало переспросил я, глядя куда-то в пол. Надо было что-то ответить, но язык не поворачивался во рту, присохнув то ли к небу, то ли к глотке. Решение быстро пришло на ум - можно было это все дело чем-нибудь смочить.
Обреченно взглянув на графин, я ухватился за горлышко и отбросил пальцем крышку на стол. Вспомнилось даже поговорка из моего ВУЗа: "Медики пьют медицинский спирт, а мы, техники - соответственно, технический". Градус в техническом был чуть ли не в два раза выше, а это значило, что выпить надо было в два раза больше... Ну, чтобы сравнять эффект.
Прозрачная, прохладная жидкость едкой кислотой прожгла рот, горло и весь пищевод, ухнув в желудок жгучим грузом и отдав в нос с такой силой, что мне пришлось стоически поморщиться. Я сделал восемь глотков подряд, зажмурив глаза и моментально раскрасневшись, и звучно поставил графин обратно на столешницу. Лицо брутально перекосило.
- Я сейчас скажу, как я, - просипел я не своим голосом, продолжая сосредоточенно сжимать горлышко и даже не думая занюхивать эту мерзость. Секунду я боролся со своим взроптавшим желудком, но затем выдал длинную, мощную тираду мата, которой меня научил еще отец в детстве. Кроме всяческих моих сношений сексуального и не очень характера с этой воронкой, с Нуль Т ускорителем, со всем ГСП и лично с Николаем Петровичем Ганзой, эта тирада вскользь освещала суть подобных сношений и самого нашего "Свето-наноперфоратора" с означенными выше материями, а также его мамы и, что удивительно, его бабушки.
Выдав все это, и не забыв упомянуть про множественные сношения Дьявола с этой звездной системой, я, наконец, вдохнул и добавил уже менее злобно и не так громко, почувствовав, как поднимается восстание моего несчастного желудка:
- Надо что-нибудь съесть...
Внутри жарким пламенем бушевала настоящая война. Жестокая война. Но она хотя бы отвлекала от насущных проблем своей сиюминутностью... Отпустив чертов графин, я порывисто встал и подошел к пищевому преобразователю "Картошечка Г-35", судорожно ткнув кнопку первого попавшегося блюда. Аппарат неторопливо заурчал, преобразовывая, судя из названия, пищевую массу в нечто похожее на еду.
- Быстрее, сука, - прохрипел я на него, пару раз ударив по этому жестяному шкафчику, на что он ответил парой плевков какой-то гадостью. Война разгоралась все жарче, обещая ударить в голову со всей возможной силой, на которую я очень надеялся в тот момент... надо было только удержать ее в себе.

Грусть сменилась слепой злобой. Отчаянье – приступом ненависти ко всему миру, который остался где-то за бортом Жука. Тоска по дому не успела разгореться с полной силой, а предвкушение чего-то нехорошего уже вспыхнуло где-то в глубине сердца, разносящего проклятую спиртом кровь по венам.
Предвкушение чего-то, что оттолкнет поломку Нуль-Т ускорителя на второй план, что заставит пожалеть о выборе этой профессии. Человек сталкивается с проблемой и пытается её решить. Перебирает в уме доступные ему варианты, ведет дискуссию, пускай и с самим собой, ищет правильное решение среди тысяч неправильных, пустых, неверных.
А если решения нет?
Если всё, что ты считал нерушимым, разваливается на глазах? Если аксиомы вдруг обретают новый смысл, их содержимое меняется, и вся их постоянность сменяется вдруг хаотичностью? Если твоя жизнь переворачивается с ног на голову и сваливается в пучину безликой темной бездны?
Остается только одно. Пить.
Старая народная забава, атавизм человечества, вырожденная привычка, рудимент, заложенный в психику сверхновых людей планеты Земля. Пить то, что испортилось, превратилось в брагу, в спирт. Иногда это полезно.
Иногда – не очень.
Вера сделала пару больших глотков, прожигающих глотку. Вероятно, спирт очень крепкий. Потому что помутнение в глазах, тепло, разливающееся по кончикам пальцев и раскрасневшееся лицо говорили об одном – пить больше не рекомендуется. Язык вдруг стал неповоротливым и мягким. Захотелось вдруг поболтать. О чем угодно. О том, как это всё получилось. О том, почему ты вызвалась в эту экспедицию.
О том, что же Вася увидел в бортовом компьютере до того момента, как всё это случилось.
Вася нетерпеливо дождался своего обеда. Машинка сделала своё дело – внутри нее стояла тарелка из хромированного металла, а в ней – прекрасно пахнущая кашица. Пахло курицей. Жареным картофелем. Пахло овощами, специями, лучком и помидорчиками. Пахло домом. Чуть ли не прошибая на слезу, запах закрался в твой нос, задел все рецепторы, до каких только мог достать.
Ты жадно бахнул тарелку на стол и приступил к трапезе. Ложек хватало, и Вера смогла присоединиться.
Мафсик тихонько хрустел печеньем на полу. На столе появились стаканы. В разумах – желание выговориться, тонущее в тумане медленного, но уверенного опьянения. А на языке – вязкие слова, будто бы обмазанные в меду, так и липнущие к нёбу, медленно сползающие с языка и шлепающиеся в чужие уши. Вернее, в свои уши. В уши второй половинки экипажа, которая постепенно становится неотделимой. Своей. Частичкой себя. Топпенберг - и один? Нет. Топпенберг-Старовски. Только дуэтом. Даже в неприятностях. Даже в катастрофах локального масштаба. Масштаба жизней двух молодых людей и одного маленького крыса.
Экипажа корабля, одиноко дрейфующего в чужих краях, системах, или, быть может, вселенных.

Дом. Тепло. Уют. Каменная кладка и ярко-рыжие лапки огня, ласкающие головешки. Пушистый ковер. Щекотно. Влажный взгляд с продольным зрачком. Желтый. Внимательный. Родной. Бордовая жидкость в пузатом бокале. Колыхается из стороны в сторону. Отражает в себе переливы огненной метели. Шершавые страницы с пожелтевшими буквами. Есть ведь электронные модификаторы и прочая дребедень. Да сердце все равно тянется к этому. Старинному. Мудрому. К книгам. Настоящим книгам, между страниц которых лежит красный и желтых гербарий. И так спокойно. Ты уснешь. Под этим внимательным, желтым, кошачьим взглядом. Под треск дров. Под запах тепла. А когда проснешься, за окном встанет солнце. Маленькое, белое. Невзрачное. Но отчего-то такое дорогое. Оно рассеет свои лучи по белым сугробам. Будто алхимик превратит серебро в золото. Запутается прядями лучей в верхушках елей. В иголках. Оно заползет за шторку зайчиком, заставляя желтые глаза засуетиться и сбросить лень. Приглашая поиграть. А потом коснется щеки. Бархатно. Ласково. Останется на ней. Заставит вспомнить – это Дом. Тут может быть одиноко или грустно, но не холодно. Тут может быть не так, как хочется, но никогда не больно. Дом. Место, куда ты вернешься. К людям, к этим желтым глазам . К камину и пушистому ковру. Просто оно есть. Где-то бесконечно далеко.

Я посмотрела на столовые приборы и презрительно отпихнула их. Опустила палец в тарелку Васи и зачерпнула им небольшой комок кашицы. Уже поднося этот комок к лицу, я ощутила родной запах. Он вонзился иглами в ноздри, опустился в легкие, разрывая их. Сейчас бы стать на кухне, плюнуть на все и приготовить себе настоящей еды. Пожарить картошку, покрошить туда лук. Забыть про эти полуфабрикаты и таблетки.
- Сейчас бы домой. Да, Вась? Походить по знакомым улочкам. Попинать камни. Посмотреть в небо и подумать – как, черт возьми, здорово, что я не там.
Я облизала палец, причмокнув от удовольствия.
- В смысле – не здесь.
Задумалась.
- Думаю, это было что-то вроде Черной дыры. Стоило нам коснуться горизонта событий, как путь назад уже был заказан. Только вот ее слишком быстрое возникновение навевает на меня смутные мысли.
Поднявшись, я почувствовала, как корабль качнулся. Сначала испугалась, решив, что на нас снизошло очередное несчастье, но потом сообразила, что все дело в той подозрительной, прозрачной жидкости, которой надо раны промывать снаружи, а не внутри.
Дотронувшись до волос, я попыталась угомонить вертолеты и наклонилась к Мафсе, который еще не догрыз свое печенье. Подняла его на руки, смахнув крошки с возмущенной мордашки. И вернулась назад на стул, выкладывая крыса рядом с тарелкой. Мне отчего-то показалось, что зверьку обязательно необходимо поесть что-то более питательное, чем снэки.
- Например, на то, что возникла эта дрянь на нашем пути абсолютно не случайно. Это конечно только предположения, но столь мгновенное возникновение прокола имеет мизерный шанс быть случайным. А если оно не случайно…
Я потянулась за новой порцией каши, но палец почему-то выбрал собственный путь и остановился на недопитой бутылке спирта. Удивленно посмотрев на нее, я нахмурилась, думая, что теперь делать. Решив, что это судьба, я все-таки опрокинула этот кипяток в свою глотку, чувствуя, как внутри что-то загорается.
- Брр… если оно не случайно, – попыталась я продолжить, всматриваясь в Топпенберга помутневшим взглядом. – То можно предположить, что это было своего рода приглашение. Вась, нам нужно исследовать систему зеленой звезды. Нам нужно… нам нужно найти что-то. Понимаешь? Тут точно есть что-то. Что-то…
Я подняла глаза к потолку.
- Что-то такое…
Потолок послушно закружился.
- И когда мы это найдем, мы вернемся. Мы обязательно вернемся домой.

- А мне и здесь хорошо... - неожиданно безмятежно пробормотал я в пустоту, нагло расположившуюся на тарелке.
По телу уже гуляло приятное тепло, напряжение куда-то исчезло. А если и не исчезло, то, наверное, я просто не обращал на него внимания.
- Да, что-то тут точно есть... Ведь не может же быть вообще ничего, если мы уже имеем что-то, верно?.. А вдруг тут кто-то живет, а? Такое же ведь тоже возможно...
Как же эти волосы интересно могут переливаться... Как будто металлическая проволока - такая тонкая-тонкая, ровными рядами неидеальной, неодинаковой длины, уложенные во что-то совершенно несистематическое, но приятное взгляду. В них не было никакого смысла, абсолютно никакого, а потому эти волосы получали право быть фиолетовыми...
- И не переживай насчет нуль-Т этого... как его там?.. усилителя. Нет, ускорителя. Я его починю. Я его точно починю, - как ни в чем ни бывало заявил я, постепенно переходя на скороговорку. - Это не так сложно - надо просто изучить структуру. Тут есть вся нужная база данных... Когда аппарат бьется, в первую очередь нарушается проводка, крепежи, проволочки там всякие, коммутаторы, резисторы, ретрансляторы и слот-визоры - это все ерунда, на самом деле... Убить все напряжение, провести на малом токе диагностику, поглядеть, где замыкает, запаять, изолировать, перепрограммировать, включить на безопасном режиме, соориентроваться и ву-а-ля! - проиМы дома. Или где ты захочешь...
Интересный цвет. Вроде фиолетовый как фиолетовый, но это был не тот фиолетовый. Другой - он не жалил глаза своей яркостью, но и не удручал тоскливой пастельностью. Очень редко случалось так, чтобы какой-то цвет вообще привлекал мое внимание, а тут он еще и понравился, и интриговал чем-то...
- А вообще, Вер, надо бы посмотреть, что это за система. Может, им понадобятся мои когнитивные звуковые... Слушай, а как этот цвет называется?