В шлеме, который рассматривал Макс, ничего необычного на первый взгляд не было. Обычный шлем, вроде тех, что используют гонщики, только полностью закрытый и прозрачный. Действительно летонит. Эдмонд, между тем, принялся колдовать с силовым полем, что получилось довольно легко. Как показала задница навигатора, текстуру заданного материала оно копировало тоже весьма точно. Впрочем, крестоносцу тут же стало не до экспериментов.
Гэйри взглянула с некоторым удивлением, на его слова ничего не ответила, лишь покосилась на Тойна и едва заметно кивнула. Был ли такой жест у протерианцев в ходу или чужая его подсмотрела у кого-то из пленников, гадать времени не осталось, потому что дверь на арену открылась, поглощая дуэлянтов и одаривая всех землян накатившей тошнотой и паникой. К счастью, это длилось долю мгновения и прошло, как только ворота на арену захлопнулись.
Эдмонд
Дверь захлопнулась с каким-то противным скрипом, знакомая тьма заволокла сознание. Навигатора мутило, тьма рвала его на мелкие части, не давая собраться заново. Маяк — заветная точка выхода, что давала надежду во тьме, мигнул и погас. Страх и паника захлестнула с головой. Все же какая-то часть его еще помнила, кто он и зачем здесь. Это было сложно, безумно сложно, хотелось бежать, не разбирая дорогие, орать от ярости и страха в непроглядной тьме. От его силы, от возможности обуздать проклятую стихию не осталось ничего. Кажется, именно сейчас он понял, почему навигаторы не выживают в одиночку.
Но все же Эд еще не бежал, безумие не поглотило его окончательно. Он помнил — он на арене и должен биться. Эта простая мысль, как хвостик позволяла остаться на поверхности, не канув окончательно в пучину подсознания. Кажется, шлем действительно защищал, протерианские учёные могли бы собой гордиться.
— На нас смотрят, — крикнула Гэйри. То ли ответила, наконец, на реплику, то ли пыталась предупредить о чем-то. Они действительно стояли посреди арены. И спасительный выход за спиной Эдмонда был дверью в скале, заколоченной железными прутьями. Вряд ли такая арена могла существовать в недрах космического корабля. Палящее солнце. Опять! Серый песок под ногами. Амфитеатром поднимающиеся сидения для зрителей из старого, растрескавшегося от солнца, ветра и времени камня. Кое-где сквозь них проросла трава. Серая, колючая, безжизненная, какая только и может существовать в пустыне.
На них действительно смотрели. На западной трибуне сидели зрители. Солнце слепило, не позволяя разглядеть фигуры, облаченные в хитиновый панцирь. А на восточной... Ужас сковал, Эдмонд знал, оборачиваться туда нельзя. Там тоже сидел зритель. Всего один. Не оборачиваться. Ни в коем случае не оборачиваться. Смотреть на Гэйри, смотреть на груду ржавого оружия, раскиданную у трибун, не смотреть назад. В воздухе запахло серой и крестоносец не выдержал — обернулся. Зритель сидел на нижней трибуне в одиночестве. Улыбался. Эдмонд не знал, откуда он это понял, ведь лица у этого... у этой... твари не было. Только клубящийся серный дым из-под капюшона. Черные, огромные крылья зрителя топорщились за спиной, обвязанные тяжелыми цепями. Цепи казались живыми, они тянулись к Эдмонду, стремясь задушить, словно змеи. И ещё одного змея тварь сжимала в руках. Змея извивалась, а потом поглядела прямо в глаза навигатору. Захотелось пить. Всего один глоточек. Всего один. Тяжелый железный доспех с неудобным шлемом давил, дышать в нем было трудно. Снять шлем и сделать всего один глоток.
— Бей! — Эдмонд не понял, кто это крикнул, но голос на миг разорвал наваждение. Повинуясь приказу, он обернулся к Гэйри, нанося удар.