Просмотр сообщения в игре «[WOD]Regent du sang, Esclave des sept»

Из быта нантской капеллы,
или как итальянец ирландку немецкому наречию учил


— Vier-und-zwanzig-stunden-glück, — в один из вечеров по складам вслух читала Ирэн, сидя в кабинете у Регента.
[Длинное немецкое слово, переводящееся как «постоянное счастье»]

Несмотря на то что книга, судя по обложке, была художественной и повествовала о любовных перипетиях (Микаэль, надо отдать ему должное, старался подобрать материал под стать интересам ученицы), выражение лица у девушки было страдальческое.

Ирэн с шумом захлопнула книгу.

— Mikael, non ne posso più!
[— Микаэль, я больше не могу! (итал.)]

При любом удобном случае ведьма переходила на итальянский, который был ей явно по душе и давался легко, в отличие от немецкого. Регента она при этом неизменно называла на «ты». Как-то язык не поворачивался, беседуя с итальянцем на его родном наречии, оставаться в рамках официоза. Говорят, общий язык сближает. А может, просто мелодично-ласковое звучание этого южного говора само собой настраивает говорящего на доверительность и душевность.

— Come sei riuscito a padroneggiare questo tedesco? È un incubo! — продолжала негодовать рыжая ученица.
[— И как только тебе удалось освоить этот немецкий? Это же кошмар! (итал.)]

Микаэль снисходительно улыбнулся и молча развёл руками. Мол, ну уродился таким способным, бывает же такое. Эйдетическая память была огромным подспорьем: за ночь он мог запросто выучить средних размеров словарь.

— Нужно найти логику построения этих длиннющих слов… Понять, как носители мыслят… — пробормотала Ирэн уже по-французски, задумчиво потирая подбородок.

— Думаешь, это облегчит задачу? — спросил Микаэль.

— Конечно, ещё как! — уверенно отозвалась ведьма.

Дальнейший разговор продолжался на причудливой смеси французского и итальянского.

— Мышление — это как ключик от сейфа, — метафорически пояснила Ирэн. — Не зря же говорят, что как только ты начинаешь на иностранном языке мыслить, считай, выучил его в совершенстве. Хм-м-м… — она задумалась. — Вот как немцам свойственно признаваться в любви?

— Я бы не сказал, что это у них сильно распространённая практика, — немного подумав, ответил ДиРейм. — Это тебе не куртуазные, велеречивые французы.

На лице ирландки отразилось лёгкое удивление.

— Ладно. Пусть несвойственно про любовь. Ну а комплименты? Как выразить не любовь, а хотя бы приязнь?

— Они весьма сдержанный народ. И говорить комплименты людям, с которыми не состоишь в близких отношениях, тоже не принято, — пояснил Микаэль.

— Да что же это, куда ни плюнь, у них не принято! — Ирэн с досады треснула ладонью по столешнице. — Это же вредно всё в себе держать. Неврозы всякие развиваются.

Девушка встала и прошлась по комнате.

— И чего я тогда время теряю? — задалась она риторическим вопросом. — Учить язык, которому претит выразить любовь — напрасная трата сил и времени.

— Я не утверждал, что там совсем нет подобных выражений, — с улыбкой пошёл на попятную Микаэль.

Ход рассуждений ученицы, кажется, его забавлял, и он не спешил выдавать всю информацию сразу, стараясь подогреть её интерес.

— Просто немец сто раз подумает, прежде чем сказать тебе подобные слова. Пожалуй, это даже плюс — своего рода ответственность. Скажем, если ты услышала от немца что-то наподобие «Du bedeutest mir viel» [Ты много для меня значишь], с этого момента можно не сомневаться в серьёзности его чувств.

— И как они ещё не вымерли, — фыркнула Ирэн, продолжая мерять кабинет Регента шагами. — Нация сухарей прямо.

— Есть и более лиричные и смелые варианты выражения приязни, — продолжал Микаэль, увлёкшись. — Например «Alle meine Gedanken drehen sich um dich» [Все мои мысли — только о тебе].

— Бр-р-р, на слух — как будто камнедробилка работает, — внимательно вслушавшись, поморщилась ирландка. — Слушай, пока это длинное неудобоваримое предложение выговоришь, весь пыл растеряешь и вся охота пропадёт.

— Леди О’Двайер, вы весьма привередливы, — хмыкнул ДиРейм.

— А-а, я, кажется, поняла! Раз у них язык не приспособлен к сантиментам и раз они такие деловые, вот они и не говорят ничего — сразу к делу переходят. И правда, зачем на слова заморачиваться? Теперь ясно, чего у них порно промышленность процветает.

Итальянец от души рассмеялся.

— Какая смелая, свежая гипотеза, доктор О’Двайер! Не желаете ли по этому поводу выступить с докладом на симпозиуме?

— Вот ты смеёшься, а между прочим связь языка и мышления и отражение мышления в речи — одна из базовых проблем, над которой бьются и лингвисты, и психологи уже не первое столетие, — деловито возразила рыжая. — Из этого даже отдельная междисциплинарная наука родилась. Психолингвистика.

— Ладно-ладно, — примирительно махнул рукой ДиРейм. — Связь и правда есть, не отрицаю.

— То-то же. Вот итальянский просто создан для лирики. Сам посуди.

Ирэн остановилась напротив учителя и с нескрываемым удовольствием продекламировала, добавив в тембр мягких ноток и томного придыхания:

— Il mio Reggente incomparabile con una faccia come la luna… [Мой несравненный Регент с ликом подобным луне (итал.)]. Ну просто душа поёт, когда это говоришь!

— Леди О’Двайер, кажется, вы используете наши занятия в корыстных целях, чтобы манипулировать своим начальством, — с притворной строгостью произнес польщённый внезапным комплиментом Микаэль.

— Ну если мой Регент — красивый мужчина, я-то тут причём? — парировала Ирэн. — Это к папе с мамой претензии. А я лишь констатирую факт.

Она обворожительно улыбнулась, на корню пресекая всякие контраргументы. В самом деле, что тут возразить на такое? Генетика — вещь неумолимая.

— И вообще, ему тут любезности говорят, а он ещё недоволен! — возмутилась ирландка, снова заходив по комнате. — Ну и ладно. Буду на немецком комплименты учить. Чтобы другому кому-нибудь изливаться в признаниях.

Впрочем, по виду ведьмы было понятно, что обиделась она не всерьёз и скорее шутит, подстраиваясь под ироничный тон собеседника.

— А лучше — писать, — осенила Ирэн новая идея. — Учитель ДиРейм, давайте проведём диктант. Я буду говорить фразу, вы переводить её на немецкий, а потом я буду записывать.

— Я переводить? Это что-то новенькое. Кто же так диктанты пишет? — удивился Микаэль.

— Я так пишу. Методика Ирэн О’Двайер. Только что ей придуманная. Будем тренировать сразу три вида памяти — слуховую, зрительную и механическую. Уши слушают, глаза смотрят, руки пишут — и получается запоминание. Точно. Надо запатентовать метод.

Ирэн села за стол.

— Только кому же мы будем писать письмо? Так, так… Кто у нас там немец-то… — она порабанила пальцами по столу, перебирая в голове знакомых. — О, точно! Герман. И вид у него такой романтический. На Владимира Ленского похож.

— Vladimir Lensky, just returning
From Gottingen with soulful yearning,
Was in his prime-a handsome youth
And poet filled with Kantian truth.
From misty Germany our squire
Had carried back the fruits of art:
A freedom-loving, noble heart,
A spirit strange but full of fire,
An always bold, impassioned speech,
And raven locks of shoulder reach.

Ирэн продекламировала по памяти фрагмент на английском.



— И кудри чёрные до плеч… — повторила девушка мечтательно. — Похож, правда? У Германа ведь тоже длинные волосы. Удивительно хорош собою. Решено, пишем ему любовное послание!

В такие моменты, когда Ирэн накрывала череда идей одна другой безумней, со скоростью света сменяющих друг друга по ассоциативной цепочке, ДиРейм не поспевал за ходом её мысли. Вот и сейчас он среагировал не сразу.

— Напомню, что ты собралась писать лирические послания специалисту по безопасности у Лорда, — терпеливо сказал он.

— А что, думаешь, Лоретта заревнует, что письмо не ей? — обеспокоилась ирландка.

На этом месте Микаэлю впору было делать фейспалм. Непосредственность Ирэн зачастую не оставляла слушателю иной реакции.

— Да не в этом дело. Он специалист по безопасности, Ирэн, — попытался втолковать очевидное ДиРейм.

Тщетно. Ведьма уже была целиком поглощена идеей и планированием её реализации.

— Вот и отлично! Раз он специалист по безопасности, значит, быстро вычислит отправителя. Письмо-то будет анонимным, — хихикнула девушка. — Будет ему квест, разминка для мозгов. Пусть помучается.

— Ты неисправима, — улыбнулся итальянец. — А если уж что-то втемяшилось тебе в голову…

— Ага-а-а… — довольно протянула Ирэн, вооружаясь ручкой и чистым листом и занимая позу писаря наизготовке. — Итак. Первая фраза будет такая. «Душа моя, пристань моего счастья, мой прекрасный Герман»…

— Ты ещё добавь «Свет очей моих», чтоб точно как в романах, — хохотнул Микаэль.

— Не смейся! — урезонила его Ирэн. — Лучше скажи, как это будет по-немецки. Диктуй, я записываю.

— Ну и задала ты задачку… — вздохнул учитель. — Пиши. «Meine Seele, der Pier meiner Glückseligkeit, mein schöner Herman».

— Там в Glückseligkeit и schöner умлауты* ставить? — мимоходом спросила девушка, старательно выводя на бумаге аккуратные буквы.

— Верно.

— Хорошо-о-о, — Ирэн аж кончик языка от усердия высунула, пририсовывая по две точечки над гласными.

— Ты первая ученица, кто вздумала учить немецкий на материале эпистолярного жанра, да ещё в любовных посланиях, — позволил себе отпустить комментарий итальянец.

— Я ж говорю, у Ирэн своя методика. И вообще Ирэн уникальная ученица, — ничтоже сумняшеся сама себя похвалила ведьма. — Не все обладают такой эйдетической памятью, как у тебя, Микаэль. Приходится изобретать методы запоминания. Вот увидишь, сейчас пойдёт дело, — сказала она уверенно.

Диктант продолжился.


***

— Изумительно, — резюмировала Ирэн, держа лист на вытянутой руке и оценивая проделанную работу.

Она ещё раз пробежалась глазами по строчкам.

— И всё же ключик к мышлению пока не подобран… — разочарованно протянула девушка.

— Ну смотри. Немцы — народ педантичный, с железной логикой. И прямой как доска.

Сообразив, в чём состоит главное затруднение ученицы, Микаэль попробовал зайти с другой стороны.

— Они мыслят функционально. Знаешь, как будут по-немецки перчатки? Handschuh. Дословно — «обувь для рук». Также часто в их словах выделен какой-то внешний очевидный признак. Например, черепаху они называют Schildkröte — «жаба со щитом», а кальмара Tintenfisch, дословно «чернильная рыба».

— Это ужасно… логично, — отозвалась Ирэн, что-то соображая.

— Именно, — кивнул Микаэль. — Логика превыше всего. А теперь скажи мне, как бы ты назвала, допустим, лампочку? На что из фруктов она похожа по форме?

— На грушу, — с готовностью отозвалась ирландка.

— Так. А какая у этой «груши» функция?

— Ну-у… светить? — осторожно утвердительно-вопросительно сказала ученица.

— Молодец. Иными словами, лампочка в немецком будет Glühbirne — «светящаяся груша». Автомобильные фары — Scheinwerfer, «метатели света». А светлячок…

— …Glühwürmchen! «Светящийся червячок»! — опередила его Ирэн. — Микаэль, кажется, я начинаю понимать! Это же так просто!

— Самолёт — Flugzeug, — продолжал Микаэль.

— «Летающая штуковина»? — приподняла ирландка брови и весело рассмеялась. — Да уж, логика несгибаемая, как стальной прут.

— А вот тебе лакомство на десерт. Как, по-твоему, немцы называют «ушки» на бедрах полноватой женщины? Hüftgold. «Золото бёдер».

— О-о! Какая любовь к пленительным изгибам и пышным формам! — Ирэн откинулась на спинку стула, кокетливо покусывая кончик ручки. — Ну, теперь дело точно пойдёт в гору, дорогой учитель.

— Рад помочь, моя старательная ученица, — улыбнулся ДиРейм.





_________________
* Умлаут — фонетическое явление некоторых языков, в частности, немецкого. На письме обозначается двумя точками над буквой. Имеет большое смыслоразличительное значение.