Когда земля резко пошла вверх, на сближение... Нет, конечно, пилот прекрасно понимал — это его «спитфайр» падает вниз, но не мог отделаться от ощущения, что искалеченный истребитель застыл на месте, а тёмная плоскость вздыбилась, раззявила хищный рот, тянется вверх к объятому пламенем металлу. Так вот, когда стало окончательно ясно — конец именно сейчас. Не завтра, не в следующем бою, и уж тем паче не через пятьдесят лет, — это ведь заняло всего секунду-другую, не больше. Сколько оказывается можно увидеть и почувствовать за секунду. И тёмную громаду приближающейся земли, и трещинки на полу кабины, и неэстетичную, неправильную кроваваю кашу в том месте, где обязаны находиться ноги в удобных, утеплённых лётных ботинках. Слишком много всего. А ещё сладковатый запах духов Бети. Он-то откуда здесь? Её полуулыбка было последнее, что Уилл увидел, прежде чем темная громада догнала, навалилась, раздавила. Боли он не почувствовал. Только тьму...
Белый свет резанул даже не по глазам — взорвался в голове, и вот тогда только пришла боль. Всего мгновение, Уильям не успел не рассмотреть, не понять, что же это за свет такой, как тьма снова накрыла, унося болевые ощущения с собой. Но легче от этого не стало. Тьма сама по себе казалась не лучшей заменой боли. На этот раз все длилось долго. Очень долго. Чувство времени тут не помогало. Это продолжалось несколько секунд или столетия — пилот не знал. Знал только, что слишком долго, чтобы выдержать. Тьма. Она отличалась от привычной темноты, как ястреб отличался от голубя. Не просто отсутствие света. Что-то хищное, что-то инородное, противное бытию.
Уильям летел, летел, как летают птицы, растворяясь в этой тьме, как сахар растворяется в кипятке. Даже с его крепкими нервами, привычными ко многому, сложно было не поддаться ужасу. Когда перед тобой не враг, а нечто противоестественное, противное самой природе жизни, паника — защитная реакция, отработанная веками. Безусловный рефлекс. Вот только бежать некуда.Тьма была живой, она питалась страхом, переваривала его, множила, воплощала в виде уродливых фантомов: вот железная махина "мессера" раз в десять больше, чем она обязана быть в реальности, вот жуткая, оскаленная пасть какого-то чудовища, болотная топь. Фантомы.
Стоило взять себя в руки. Возможно, эти жуткие порождения тогда бы отстали от него. «Не думай о белой обезьяне». А этот полет, кажется, был бесконечным. В мире не осталось больше ничего, кроме тьмы и ее уродлиых порождений. Уилл обречен вечно лететь в невесомости, пока не растворится, не исчезнет... Возможно, это и есть смерть?
Однако, чем бы это не было, очередная вспышка белого света вырвала пилота из липкого киселя. Он вдруг обнаружил, что сидит на полу. В комате, напоминающей какую-то не то модерновую тюремную камеру, не то саркофаг. Абсолютно белые стены без окон, пол и потолок из непонятного металла. Какая-то искусственная атмосфера и такой же свет, струящийся словно ниоткуда. Мужчина с удивлением посмотрел на свои совершенно целые ноги, потом перевел взгляд вокруг.
Нет, стены были не пусты. Одну из них украшала надпись "К ПОЕЗДАМ!", снабженная стрелкой и неглубокая выемка под ней. А другую... У Уилла закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, как при сильной и внезапной перегрузке. Всю стену занимала картина, изображающая всю ту же тьму. И только приглядевшись пилот увидел изображение издевательски-безоблачного вечернего неба и силуэт горящего истребителя, обреченно пикирующего к земле.
— Приветствую вас, соискатели, — раздался вдруг голос. Не понятно, шел ли он от потолка или от стен. Голос вроде бы был нормальный, мужской. Только вот говорил он не по-английски. И даже не по-французски или немецки. Этот язык был Уильяму не знаком. Между тем, пилот отлично его понимал.
— Если вы слышите меня, значит, вы почти справились с заданием. Сказать, в чем оно заключается, я пока не могу. Могу только заверить, что создал этот Лабиринт не из прихоти и не ради развлечения. Здесь можно остаться навсегда и, если вы решитесь идти дальше, вы должны понимать, что идете на риск. Сейчас вам необходимо сделать выбор. Он прост: вернуться или идти вперед. Тем, кто решит вернуться, я смогу дать немного времени. Две минуты. Больше не смогу, это максимум. Вы вернетесь на две минуты раньше, чем ушли.
С каким заданием и кто должен был справиться — оставалось загадкой. Как и то, про какой Лабирин толкует голос. А вот сам тембр. Нет, это не было похоже на радиоэфир, слишком чисто, но все же создалось ощущение какой-то искусственности. Записи. Живые люди так не говорят.
— Если же вы решитесь продолжить путь, то все, что вам надо будет — это его продолжить. Создать необходимый транспорт и ехать. Ничего сложного. Жду вас в конце Лабиринта, — продолжал голос.
После этих слов последовала пауза. А дальше тон изменился. Сейчас в нем звучали нотки, подобные которым пилот слышал в голосе командира, когда тот командовал боевой вылет, понимая, что парни скорее всего не вернутся. И предчувствие не обмануло, голос заговорил о чем-то подобном.
— Выбор окончательный. Те, кто сейчас пойдут вперед, уже никогда не вернутся назад. Тем, кто решит вернуться, может не хватить ни времени, ни сил что-то изменить в своей судьбе. Подумайте хорошо.
Опять возникла пауза. На этот раз длинная. Кажется, он умолк окончательно. Но все же, в конце-концов голос зазвучал снова. Только одно короткое слово:
— Удачи.
И что это все, черт подери, значит?