Лениво дотанцовывали пары, лениво докуривали, допивали. Пальцам холодно отчего-то. Пипа обняла кофейную чашку, чтобы согреться. Один столик, второй, третий... Милонга подходила к концу. В такие моменты Пипа всегда хотела чего-то странного. Но только сегодня осознала, чего. Она представила, как багровеет лицо хозяина. Как он кричит: "Вон!" – указывая ей на дверь, и неожиданно рассмеялась. Сняла передник, оставила на кухне вместе с подносом. Простенькое платье и туфли без каблуков всё равно смотрелись нелепо в этом мире, куда её пустили посмотреть. Ничего не выйдет. Кроме гнева хозяина. Иногда нужно пробовать. Пусть ничего не выйдет, чем ты так никогда и не попробуешь сделать что-то выходящее за рамки. Разбить чашку, не дожидаясь, пока это опять сделают за тебя.
Женщина присела за свободный столик, избегая смотреть на тех, кто мог бы подавить её бунт в зародыше. Прямо сейчас. Нет уж, идите к чёрту, сначала пусть у неё ничего не выйдет. У неё самой. Чёрные глаза сверкнули неожиданно весело, как у нашкодившей девчёнки. Глаза были чужими на этом состарившимся лице. Она взглянула на Хорхе, совсем не так, как глядела на них всех в этот вечер, спрашивая, что ещё принести. С вызовом взглянула. С усмешкой. "Ты только посмотри на них. Тут у каждого свое место. Вот чашка. Вот пепельница. Вот жилетка для слез. Вот скрипка. Пара туфель на каблуках. Всё на своих местах. Тебе не скучно, когда всё на своих местах?" – дразнили глаза.