"Те, кто умер - в раю" - утверждают ханжи
Не скверни свой язык повторением лжи
Если хочешь почтить отошедшего друга
На могилу ему свою жизнь положи
Когда умирает некто небезразличный, зря говорят, что "он живёт в наших сердцах". Нет, он там не живёт - там живёт мёртвая чёрная дыра памяти о некогда дорогом существе, провал, тень, которую ничем не заполнить. У некоторых она затягивается, у других - никогда. Так и мучит до той самой поры, пока не придёт время отбросить тень им самим.
Однако для смертных, из тех, кто ещё не забыт живущими - есть надежда, даже если душу их разорвали черти в глубинах ада. Достаточно снять слепок с провалов в любящих сердцах и, сотворив под него форму из несгибаемой воли, залить сию форму чистейшим металлом самопожертвования и доблести, который некоторые, привыкшие к чудесам, привычно именуют где "магией", где "молитвой" - и не тень, но плоть и кровь вернутся в этот мир.
Однако к этому способу крайне редко прибегают даже самые могучие существа. Почему? По многим причинам, но вот одна из самых веских: если воля творящего даст хоть небольшую слабину, вместо воскрешения любимого кем-то существа получится жуткий уродец, в чём-то похожий на любимый образ. Если любовь сердец, с которых снимался слепок, будет недостаточно искренней, и если этих любящих сердец будет мало - может выйти нечто ещё худшее. Тем не менее, иногда боги рискуют воскрешать смертных. Чаще, чем кто-либо мог бы заподозрить.
Но кто воскресит бога? Чья воля достаточно несгибаема, чтобы выдержать пламя плавящих реальность желаний и мыслей, кто рискнёт породить божественного уродца, обладающего силой и мощью? Сама точная Форма при этом - не проблема, ибо божествам, как правило, поклоняются миллионы, и из этих миллионов можно найти по крайней мере несколько десятков искренне и глубоко скорбящих, помнящих и понимающих. Но где же взять волю, способную выдержать жар божественной личности?
Я, будучи скромным артефактом, к тому же предназначенным для убийств и кровопролития, не мог ничего придумать, кроме того, чтобы каким-то образом использовать волю бойцов, пришедших биться за самое дорогое. Может быть, это несколько сомнительно с этической точки зрения, но я бесполезным хламом лежал на пыльной полке, так никогда и не пригодившись Хозяину, и, несомненно, там бы лежал и дальше - так что мне терять?
Когда молодая и глупая сатиресса, обуянная, однако, мыслями, сходными с моими, призвала меня на подвиг, я решил хотя бы попробовать. Я знал, что её воли всё ещё недостаточно, и её противница также показалась мне недостаточно целеустремлённой.
Я понял, что должен дойти до финала - и то, пожалуй, не всякий боец годился для моих целей. Удача мне сопутствовала - они оказались идеальной парой. Юноша, спрямлённый и выжженный свирепой тоской по своему Хозяину, и закалённая в горниле страшной войны руманка, готовая разорвать зубами собственных детей ради достижения цели - эта пара годилась, чтобы укрепить Форму. Конечно, мне придётся расплавить себя без остатка, да ещё и прихватить побеждённого, чтобы дать Хозяину новую жизнь - но разве это не малая цена за возвращение Пропавшего Бога?
Я пил их кровь, их плоть, их душу, стараясь не убить победителя. Я плавился, заставляя магические блоки рассыпаться серебряными искрами. Я тёк по границам невероятностей, пронзая Мультивселенную паутиной из миллионов лезвий, направленных в миллионы сердец. Я создал Форму. Я влил себя в своё Последнее Волшебство.
- Вернись, Хозяин! Вернись из-за Предела! Тоска по тебе переполнила чашу наших душ!