13:00...Отдав приказ Оноприенко, Зырянов быстро двинул в сторону лесного "штаба" артиллеристов во главе с Шматковым. Когда пехотный лейтенант добрался на место, то его глазам предстал преображенный Шматков - родная стихия артиллерийского боя так увлекла его, что Виталий позабыл обо всем, кроме карты с отметками, радиостанции и бинокля, в котором маячили ненавистные "серые каски". Каждый короткий приказ Шматкова, каждая переданная цифра координат были подобны приговору фашистам, поскольку немедленно обрушивали на их головы килограммы взрывчатки и стали. Зырянов стал свидетелем тому, как поднявшуюся вслед за танками фашистскую пехоту посекло очередной порцией шрапнели - "Эх, жаль в сторону легло!" - но сейчас любое удачное попадание по фрицам было большим счастьем и облегчением для советской пехоты, которой предстояло сражаться с оставшимися врагами лицом к лицу.
"На поле танки грохотали" - и правда, на западной окраине Яблоновки разворачивалась "танковая драма" с участием четырех действующих лиц. Каждый из командиров орудий и бронемашин принимал решения за считанные секунды и, соединившись воедино, эти решения привели к яростной развязке. Наводчик фашистского "Панцер-2" первым заметил вывернувший из-за деревни Т-26 и "причесал" землю вокруг него очередью из автоматической пушки. Похоже, что Владимирова спасло то, что на приличной дистанции разброс при стрельбе был слишком велик - и танкист надеялся, что у врага не будет второго шанса пристреляться получше.
Готовясь сделать свой выстрел, Владимиров увидел промах бьющей из леса пушки по "Двойке" - поэтому надежда его почти угасла. "Пропадать - так с музыкой!" - отчаянно подумалось Владимирову, когда он влепил бронебойным прямо по корме вражеского "Панцер-3", повернутого к нему боком. Не зная того, лейтенант вовремя спас расчет "сорокапятки", ведь фашист уже почти взял ее на прицел. От точного попадания "Тройка" вздрогнула и немедленно вспыхнула ярким костром. Лейтенанту показалось, что даже отсюда он слышит душераздирающие вопли горящих заживо фашистов.
Настырная "Двойка" разразилась новой очередью - и снова Владимиров с удивлением понял, что жив и здоров, а его танк в строю. "Аааа, врешь, наша возьмет!" - и с яростным азартом лейтенант послал "Панцеру" бронебойный снаряд прямо в лоб. "Двойка", будто налетев на бетонную стену, тотчас остановилась и задымила. "Неужели живой?!" - эта мысль ошеломила Владимирова, уже вроде бы готового принять смерть героя. Только что он уничтожил одного за другим двух фашистских гадов - и больше вражеской техники было не видать. Лишь бы на опушке леса не было противотанковых немецких "колотушек", а так серьезных врагов у Т-26-го, похоже, на поле боя не осталось.
Но навстречу Т-26 (вернее, в сторону деревни) поднималась в атаку вражеская пехота. Звучала яростная ругань, немцы подбадривали друг друга отрывистым лаем команд и перли на Яблоновку. Над головами фашистов расцветали облака шрапнельных снарядов - но огонь батареи не мог подавить наступление и вскоре враг был уже на южной окраине деревни.
В этот момент уцелевшую северную часть занимали красноармейцы сержанта Оноприенко - и столкновение их с немцами было неизбежным. Лейтенант Зырянов и все остальные бойцы чувствовали, что это, быть может, станет последней точкой в долгом и кровавом бою за Яблоновку.
Лейтенант Шматков воистину был "в ударе", как и его подчиненные. Позиции вражеских минометов скрыла пелена разрывов - и их огонь по "Максиму" Фомина и его немногочисленным боевым товарищам тотчас умолк. По иронии судьбы фашистская пехота, ждавшая в лесу на другом берегу ручья, приняла окончание минометного обстрела за "приглашение" к наступлению и поднялась из укрытий за деревьями и лесными кочками. Поднялась прямо на черное жерло пулеметного ствола...
Раненный сержант до боли в пальцах вдавил гашетку и "станкач" хлестким бичом пулеметного огня ударил по немецкой цепи, выкашивая фашистов одного за другим. Единственный уцелевший товарищ, красноармеец с трофейным ручным пулеметом, короткими очередями "подсекал" одиночные фигуры, на мгновения подставлявшиеся под огонь. Попытки немногих уцелевших "фрицев" ответить выглядели жалко - что стоит пара винтовок против двух пулеметов! Когда пальцы сержанта ослабели и разжали хватку, над ручьем повисла тишина. Выстояли.
Совсем рядом с позицией "максима" тоже шел жестокий бой. Красноармейцы Котенко и их враги - немецкие пехотинцы - поливали друг друга огнем. И удача была за теми, кто сражался за правое дело. Вражеское отделение таяло на глазах. Вот ткнулся в лесной мох вражеский пулеметчик, вот один за другим свалились твое вражеских стрелков. Но фашист-унтер с "шмайсером" был упорным, как черт - и будто назло маячил в прицеле у Котенко, всякий раз избегая смерти от его "дегтяря". Разозлился, увлекся, да и по правде - устал уже, смертельно устал - боец Котенко. И не заметил, как упустил из внимания вражеского стрелка. Пуля больно прошила, прожгла правое плечо, боль шрапнелью разорвалась в голове. Василий не увидел, как настырного унтера свалил кто-то из его ребят, а едва не убивший его немец растворился в лесных дебрях, напоследок показав спину в потемневшем от пота серо-зеленом мундире. Едва не теряя сознание, боец Котенко различал в окружившем его мареве лишь мелькавшее сквозь ветки над головой небо и прерывистое дыхание боевых товарищей - двое красноармейцев тащили его на самодельных носилках в тыл в полевой госпиталь...
