Ветер. Ветер, взявшийся неизвестно откуда, остужает пылающее жаром лицо. Становится легче дышать. Она больше не плачет. Коробейник шепчет на ухо, торопливо, лихорадочно, сбиваясь. Сания отступает туда, где грудой громоздятся вещи. Мешочки. С разной горловиной. Желтой, красной, зеленой. Главное, чёрную не брать. Она тянет к себе необъятный мешок, ловкие пальцы перебирают вещи одну за другой. Чего здесь только нет! Желтая, красная, зеленая. Не черная. Желтая, красная, зеленая. Сжимают оружие Юрген и Макс, а Дрег говорит. Никогда он еще не говорил так вдохновенно. И так... обречённо. Желтая, красная, зеленая. Черная - яд. Рука сжимает горловину. Она дочь аптекаря, она работала с огнем, слишком много работала, чтобы не понять, что за порошок бросают в костер. И зачем. Эльфийский огонь. Коробейник говорит. Отвлекает. О жертве. О милосердии. Желтая, красная, зеленая. В огонь. Дрег и Преподобный стоят у самых чаш. В огонь. И разлетится на куски старик, похоронивший их заживо. И жадный коробейник, решившийся бесплатно расстаться со своим добром. Мешочками с порошком. С разноцветной горловиной. Желтой, красной, зеленой. Она будет жить, её ребёнок. А Дрег умрёт. Так просто.
- Девочка может уйти.
Желанное. Долгожданное. Она будет жить. Уйдет туда, где жизнь. Выполнит свое обещание. Уйти. Она ничем им не может больше помочь. Ничем.
"- Ты ничего не можешь для них сделать", - эхом звучит в памяти. Обречь его на смерть. Уйти. Сания разжимает пальцы с зажатым в них добром коробейника. Падают обратно в рюкзак мешочки с порошком. С красной, желтой, зеленой горловиной. Потянулась к шее. Сняла медальон, зажала в кулаке. Смешной, глупый медальон языческого бога Тьера. Рыба-дельфин.
- Нет меньшего зла, старик, - она идёт к чаше, туда где неотрывно смотрят друг на друга Преподобный и коробейник. Жертва и убийца.
- Прости, Дрег, но я не могу выполнить твою просьбу. Потому что нет меньшего и большего зла, есть просто зло. И лучше я умру, чем жить и знать, что убила тебя, лучше умру, чем буду жить, не смея глядеть в глаза собственному сыну.
- Нет меньшего и большего зла, старик. Зло порождает зло, кровь порождает кровь, боль порождает боль. И только любовь порождает любовь. Если я уйду, кто поможет тебе? Они? В виде лишней жертвы? Они ненавидят тебя. Сколько бы жертв ты не принес, они тебе не помогут. Потому что они ненавидят тебя. Но дело не в них. Ты. Ты, сам, старик, ненавидишь себя. А никого не спасет человек, который ненавидит сам себя. Твои солдаты? Они ненавидят тебя и боятся тоже. Ты говорил, чтобы мы не тратили без пользы последние минуты, но а твои минуты, старик? Ты ошибаешься, эти ворота ничто против порождения Зимы. Он переломил боевой лук за долю секунды. Ворота вряд ли продержатся намного дольше. И тогда все умрут. Ты умрешь, старик. Мы умрем. И те люди, который ты поклялся защищать, они тоже умрут. Ты не видел это в пламени? Так посмотри еще. Он ненавидит нас. А ненависть не победить ненавистью, только любовью. Они никогда не смогут простить тебя, старик. Я - смогу. Так куда же мне идти и что ты сможешь без меня?
Посмотри. Видишь этот кинжал? Узнаешь? Это клеймо. Это кинжал жрецов Урфара. Жертвенный кинжал. Та, которой он принадлежал, встала против тьмы, чтобы защитить этих людей. Людей, которых ты, жрец Урфара, хочешь сжечь во имя великой цели. Ей было пятнадцать. Она любила вашего бога. И он... любил ее. И мы все, будем помнить ее, пока живы. И любить.
Посмотри на нее. Посмотри на ту, которую ты убил в бою, где у нее не было ни одного шанса. Думаешь, она этого не понимала? Думаешь, мы не знаем, что ничего противопоставить магии? Но она встала против тебя, чтобы защитить нас. Чтобы выиграть те самые минуты, которые ты советуешь не тратить понапрасну. И мы будем помнить ее. Помнить. И любить. Пока живы.
Посмотри на Макса на него. Ты говоришь, что он лишился всего. Но не чести. Он давно бы мог убежать, если бы не пытался освободить других. И нет, он не лишился всего. У него есть любовь. Моя, всех нас.
Посмотри на Юргена, он давно мог бросить нас и добраться до юга. Но его вел долг. Он сам думает, что долг. Только никто бы не узнал ничего и никогда. У него вела любовь.
Этот человек - коробейник. Он не воин, и не герой. Но он готов умереть за людей, потому что у него есть любовь.
А что есть у тебя? Что есть у тебя кроме ненависти, старик? Ты говоришь, все напрасно. Нет. Этот мир задыхается не от магии, он задыхается от ненависти. Я знаю, меня выворачивал наизнанку олень. Остановись, старик. Остановись, и скажи свое имя. Чтобы было, кого прощать и о ком помнить. Видишь. Этот медальон дал мне отец моего ребенка. Это единственное, что у меня осталось. Мои родители умерли от чумы, дом наверно сожгли, мой любимый тоже умер. Осталось только это. Не один ты видишь сны. В моем сне олень приходил за ним, он пытался обмануть, пытался забрать. Старик, я клянусь тебе, если ты остановишься, я сделаю все, чтобы остановить зиму. Может быть, ты не видел этого в своих снах, но я смогу. Я умею того, чего не умеешь ты. Чего не умеет олень. Чего не умеют все эти люди. Я умею прощать, старик. Оружием не выиграть эту войну. Арбалеты бесполезны. И огонь тоже бесполезен. Кроме того, что горит в сердцах. По крайней мере, мы должны попытаться.
Сания была дочерью аптекаря. И ей доводилось работать с огнем. Огонь обжигает, это больно. Но любую боль можно вытерпеть. Главное - не закричать. И не передумать. Она подошла вплотную к жаровне, с пляшущими языками пламени.
- Клянусь тебе. И пусть огонь будет мне свидетелем.
И сунула ладонь с зажатым медальоном прямо туда, в огонь.