"Он же верит в то, что говорит. Остановить Холод. Вот, значит, как. Самое страшное тут, что он сам верит в то, что говорит. "Не вы первые, не вы последние". Вряд ли путники к ним забредают каждую неделю. Окрестные деревни, замковая челядь? А имперцы? Они тоже верят, что Преподобный поможет им пережить эту зиму? Но почему? Если это все только плод больного воображения и не больше, с чего они вообще поверили? Не может же эта дикость действительно влиять на погоду? Хотя, почему, собственно, не может? Если магия оказалась способна породить болезнь, выкосившую за месяц целую страну, то она способна на что угодно. Дело лишь в силе мага. Все они чокнутые. Пророчества древних... Как бы ни так. Вы сами и породили этот холод своими чертовыми экспериментами. Нельзя же безнаказанно издеваться над природой. Доколдовались, суки. Другой способ..." Санни лихорадочно напрягала мозг, пытаясь придумать этот другой вариант, который устроил бы старика. Он слишком уверен. Или все же способен засомневаться?
На миг, всего на миг Сании показалось: что-то в нём дрогнуло, что-то человеческое. Нет, самообман, ей просто хочется так думать. Такие люди не знают жалости, они все уже решили для себя. Будь у Сании хоть какая-то надежда, что поможет, она бы сейчас плакала, умоляла, унижалась, да что угодно, хоть обувь ему целовать, чтобы оставил им всем жизнь. Но такой надежды просто не было, мольбы его только распалят, это ведь тоже страдания, так необходимые его богу. Высшая цель. Плохо. Уж лучше бы он жаждал власти, славы или чего-нибудь подобного. А это... Хуже, чем благородная цель, сложно что-то придумать в нашем мире. Ради нее люди прощают сами себе любую подлость. Разве она сама не так же поступала? Разве не понимала, на что обрекает трактирщика с женой, крестьян, у которых тащила последний кусок? "Спасти жизни невинным людям. А мой сын в чем виноват, кроме того, что его родители - два придурка, которые только и смогли в жизни, что помереть, когда не надо?" Нет, это бесполезно. Ни переубедить его, ни разжалобить она не сможет. Другой способ...
Все же он колебался, едва заметно, но колебался. Возможно, не был так уверен в успехе, как показывает. Если придумать этот другой способ... Остановить Холод. Легко сказать. Безжалостные сапфировые глаза снова будто заглянули в душу. Даже здесь, среди нестерпимого жара, пробрал озноб. Стрела, замерзающая в полете, Пад и Дитрих с застывшей гримасой ужаса на лицах... Остановить. Они пробовали все. Угрожать бесполезно, стрелять бесполезно, но и просить тоже бесполезно. Чем он был, этот олень? Существом из древних легенд или побочным действием одного из веселых магических экспериментов? А может быть вообще ответом на имперскую чуму от еще одного сбрендившего чародея, только теравийского. Прощальный подарок победителям. В Гильдии тоже понимали толк в жертвах и страдании. Кем бы он ни был – он шел сюда. Сколько они были без сознания? Возможно, уже дошел.
Голос Уны разорвал порочный круг бьющихся в агонии мыслей. Остальные молчали. Пытались вырываться или совсем затихли. Не пришли в себя, смирились, или не знали, что еще можно сказать тут? Только Юрген бормотал нечто странное, так перекликающееся с ее собственными мыслями. Но не Уна. Такая юная, такая бесстрашная и самоотверженная. «Настоящий ученый должен рисковать. Просто обязан. Но только собой», - всплыло вдруг в памяти. «Знаете, миледи. Вы бы понравились моему отцу. Возможно, он даже изменил бы свое мнение о людях с оружием, а заставить папу поменять мнение – дорогого стоит». «Неужели, я ей никогда уже этого не скажу?» Старик со всей ее властью над их жизнями сейчас казался донельзя жалким рядом с опутанной веревками девушкой.
Впрочем, он этого не понимал. Тряс горящую огнем кисть и, наверно, сейчас сам мнил себя почти богом. «Скоморох. Жалкий фокусник. Ты и мизинца ее не стоишь». Заворожено Сания наблюдала, как Преподобный идет к Адриане. Той, наверно, повезло больше, чем любому другому из них. Потерять сознание, сейчас это было настоящей удачей. Хотелось вжаться в столб, исчезнуть, не дышать, чтобы только выиграть те несколько секунд, пока не настанет её очередь. Очень хотелось. Ужас при мысли о том, что жрец сейчас повернется к ней с этой своей пылающей кистью, сдавил горло петлей, мешая говорить. И все же она говорила, быстро, захлебываясь словами, словно пьянчужка дешевым пойлом, пытаясь успеть, пока он не дойдет до своей беспамятной жертвы.
- Подождите… пожалуйста… послушайте. Я должна рассказать кое-что сначала. Это жертвоприношение, оно никому не поможет и, скорее всего, сделает хуже. Мы видели того… то… с чем вы боретесь. Он может убить взглядом, легко, если захочет. Но не убил всех. Вместо этого отправил нас сюда. Это… это ведь не для того он сделал, чтобы помочь Урфару бороться с собой же. Ему выгодно то, что вы делаете сейчас, он этого и хочет. Дух зимы, называйте как угодно. Он отправил нас сюда и сам пришел следом. Я видела со стены.
Сания почувствовала, что задыхается. От жары, от страха, от ожидания, что Преподобный сейчас повернется в ее сторону, протянет свою кисть…
- Отправил сюда, потому что хочет забрать себе жертву, принадлежащую богу, - закончила она упрямо. – Я не знаю, кто были люди, которые… которых… но сейчас все будет не так. Я думаю, он рассчитывает на то, что обряд просто пройдет наоборот. Он что-то сделал там с нами со всеми, с каждым, что-то темное и злое. Вывернул душу наизнанку, а потом… отправил сюда. Сам. Чтобы вы сделали то, что делаете. Ему незачем было отправлять к вам жертвы, которые пойдут ему во вред. Просто решил обхитрить. Не дайте себя обмануть. Пожалуйста...
"Я сделала все, что смогла. Наверно впервые за эти дни моя совесть чиста, папа."