Когда рык прерывается отчаянным скулежом, а перепутанное окровавленное пятно, бывшее когда-то волчьей мордой, пролетает мимо, игра заканчивается. Начинается что-то другое.
Флинт смотрит на упавшее серое тело широко открытыми глазами и успевает сделать целых два вдоха-выдоха, изо всех сил впиваясь обеими руками в рукоять мотыги. Не отнял. Убит.
Совсем не похож на дворового пса. Ещё более тощий, страшный, обезумевший.
И мёртвый.
Крики откуда-то со стороны заставляют его вернуться в реальность. На секунду мальчишке кажется, что он попросту заплутал где-то в кошмарном сне. Что нужно только ущипнуть себя посильнее, и всё закончится. Что совсем скоро он проснётся и расскажет Алистеру, как ловко одолел волчище вместе с девчонкой-волшебницей. Вот Чайка, должно быть, удивится! Она-то всю жизнь мечтала повстречать настоящего мага, а Флинту повезло раньше.
А Флинту...
На секунду он оборачивается и кое-как распознаёт Эйты застеленным непонятной расплывчатой пеленой взглядом. Как будто глаза снегом завалило, а растаял он очень быстро, словно у тёплого костра. Проклятая метель.
Шмыгнув носом, Флинт улыбается волшебнице через силу и напоминает себе, что они справятся. Напоминает каким-то чужим, но до боли знакомым, поселившимся внутри голосом: «Всё будет хорошо».
Он слышит чью-то команду, но в ответ только сжимает зубы и подступает ближе к Эйты. Нет уж. Может, за мальчишеской спиной никому спрятаться и не удастся, но и сам он ни за что не сбежит вот так просто, поджав хвост. Пусть бегут сами хвостатые. Пусть уж лучше бегут, чем... вот так.
Флинт насильно отводит взгляд от волчьего тела и перехватывает импровизированное оружие поудобнее. Всё. Сейчас он не беспризорный мальчишка с мотыгой в руках, а рыцарь, защищающий своё войско от противника.
И всё получится.
Вдох-выдох, смахнуть ладонью застилающую глаза пелену (всего лишь снег, талый снег) и стиснуть зубы.
Громкий возглас Каталины, пара секунд — и на мальчишеском лице появляется уверенный оскал, всхлипывающая усмешка.
А потом Флинт бросается вперёд. Застывший в воздухе крик чуть дрожит — не то от вымученной ярости, не то от остатков веры в то, что всё это — сон.
«Боишься, Флинт?» — беспокойно-заботливо вопрошает внутри всё тот же знакомый голос.
«Нет уж. Не боюсь».